Текст книги "Тень чужака"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

2

На селекторном аппарате на столе вспыхнул красный глазок. Секретарша нажала кнопку:

– Да, сэр?

– Карин, – раздалось из динамика. – Там должен был подойти сержант… Из Чугача. Нед Файлс… Он пришел?

– Так точно, сэр. Он давно здесь. Ждет.

Шутов сидел, стараясь никак не реагировать на переговоры по селектору. Кроме секретарши, стройной юной блондинки, в приемной их сейчас было двое: он и немолодой темноволосый сержант полиции. Сержант пришел после него; сейчас, сидя на краешке кресла, он сосредоточенно разглядывал собственную фуражку, которую держал в руках. Судя по смуглой коже и чуть раскосым глазам, в жилах этого полицейского текло немало индейской крови.

– Мистер Файлс, вы готовы? – спросила секретарша.

Сержант широко улыбнулся. Встал, четким движением надел фуражку. Незаметно подмигнул Шутову.

– Попроси его… – донесся голос Макнэлли. – Пусть пройдет.

– Хорошо, сэр. – Отключив селектор, секретарша посмотрела на сержанта. – Сейчас. Надеюсь, все будет в порядке.

– Спасибо, мэм. – Сержант исчез за дверью. Шутов посмотрел на секретаршу. Она виновато улыбнулась:

– Мистер Шутов, клянусь, я здесь ни при чем. Я всего лишь подчиненная. Даю честное слово, я каждый день уговаривала шефа принять вас первым. Но… – Она развела руками. – Ради Бога, извините.

– Карин, вы здесь ни при чем. Я постою в коридоре, хорошо?

– Конечно. Я тут же позову вас.

Выйдя в коридор, остановился у окна. За крышами, совсем близко, отливала серебром местная река, Чена. Поверхность реки была усеяна лодками и катерами всех возможных моделей. У парапета, застыв над удочками, стояли спиннингисты в разноцветных куртках. Понаблюдав за ними, Шутов снова ощутил то, от чего за эти три дня вроде бы избавился, – приступ холодной ярости. Он уже третий день подряд просиживал по нескольку часов, дожидаясь назначенного приема. С ним еще никогда так не поступали. Даже в России, когда он работал в сибирской милиции. С любым, самым высокопоставленным начальником, будь это хоть президент Соединенных Штатов, он никогда бы не допустил подобного унижения. Но сейчас он был бессилен.

На сегодня его вызвали к десяти утра. Сейчас стрелки часов приближались к одиннадцати, тем не менее уверенности, что Крис Макнэлли, начальник фербэнкской полиции, примет его в обозримом будущем, у него не было. Откуда-то сверху, с высот, которые называются «руководством полиции», их операция, которую они считали сверхсекретной, была выдана русской мафии со всеми потрохами. Те, кто увез чемодан, рассчитали их с Байером «на первый-второй» без всякого напряжения, играючи. Теперь же руководство решило отыграться за это на его костях, заставляя просиживать по нескольку часов в приемной Макнэлли.

В управление в Вашингтоне он позвонил в первый же день, как только стало ясно, что «сессна» с чемоданом и всеми, кто их так элементарно приделал, исчезла бесследно. В ответ на его попытку хоть как-то объяснить происшедшее, ему сказали: все. От операции он отстраняется без каких-либо объяснений со стороны начальства.

Откомандирование в Фэрбенкс, считавшееся до этого момента временным, становится постоянным. Иными словами, он поступает в полное распоряжение Макнэлли.

Сейчас, в июне, солнце здесь практически не заходило. Правда, его довольно часто закрывали тучи – как это случилось три дня назад, когда «сессна» с чемоданом упорхнула из-под самого их носа. Глядя на Чену, Шутов подумал: скорей всего, эта «сессна» уже в России. Или в Панаме.

Не выдержав, замычал, стиснув зубы. Да Господи, он бы выдержал тысячу таких унижений, разве дело в этом? Чтобы подобраться к этому чемодану, они с Байером угробили без малого год жизни, изворачивались, хитрили, придумывали всевозможные уловки. Чего стоило одно только внедрение Стеллы… А все остальное? Ночевки на вентиляционных решетках в Нью-Йорке, постоянная смена квартир, жизнь, скрытая до такой степени, что иногда для них становилась проблемой даже связь с собственным начальством. Тем не менее они выдержали все это. Выдержали. Вышли на этот проклятый «боинг». При этом еще три дня назад они имели на руках наметки практически всей цепи русской наркомафии, действующей в Соединенных Штатах, Канаде и Латинской Америке.

Теперь же все это рухнуло. Главное, они нарочно не трогали эту цепь, рассчитывая загрести всю шайку сразу после того, как возьмут чемодан. Шутов снова замычал. Проклятье. Они получили все, что хотели. Получили «сессну», унесшую на своем борту все, чего они с таким трудом добились. При этом они еще ухитрились потерять Бартенса и Стеллу.

Единственным, что его несколько утешало, было сознание, что Дик, во всяком случае пока, проколов не допустил. На второй день после случившегося, просматривая одну из фербэнкских газет, на предпоследней странице он нашел снимок «мертвого» Дика. Сделан снимок был как будто чисто: Дик, так же, как и убитый «полицейский», был снят сверху, по грудь. Дик на снимке, в том числе подтеки крови и жуткая рана вместо левого глаза, выглядели вполне реально. Хороша была и подпись, гласившая: «Работник правоохранительных органов Р.Байер, погибший в перестрелке во время инцидента в аэропорту». Люди, отвечающие в ФБР за «паблик-релейшн», дело свое знали: фотография была помещена только в одной газете, не повторяясь в других. В остальном же все до одной поступающие в местные киоски газеты были заполнены поясными снимками мертвого «полицейского», снятого сверху анфас, а также фотографиями мертвой Стеллы и Кэннон – исчезнувшей стюардессы. Естественно, все без исключения газеты называли Кэннон жертвой киднепинга, захваченной с целью выкупа. Однако сам он, Шутов, в тысячный раз обдумывая в эти дни все, что произошло в тот злосчастный день, был твердо уверен: Кэннон работала на мафию. Она, причем наверняка не одна, была внедрена в состав экипажа и оказалась умнее Стеллы. И все же, в конечном итоге, операция провалилась не из-за Кэннон и не из-за тех в экипаже, кто работал на мафию. А из-за того, что нападавшие знали все. До самого последнего их шага. Выдать же все, до последней детали, мог только кто-то из своих. Полицейский. Причем полицейский, занимающий достаточно высокий пост.

Чемодан с золотом, всех боевиков и стюардессу, которая, теперь он абсолютно в этом уверен, на них работала, увезла «сессна». Силуэт «сессны», поднявшейся со взлетной полосы и скрывшейся у него на глазах, он запомнил во всех деталях. Кроме этого, сразу после исчезновения самолета он опросил всех в аэропорту – кто мог видеть эту «сессну» хоть краем глаза. И, хотя ни в одном из документов аэропорта самолет зарегистрирован не был, он теперь знал о нем все. Стоявшая в аэропорту и заранее подготовленная неизвестно кем машина была «сессной-310» «Ни-Ар Лэйт», выпущенной ориентировочно в начале восьмидесятых годов. Вес без груза около трех с половиной тысяч фунтов, с полной нагрузкой – пять с половиной тысяч. Посадочных мест шесть, максимальная скорость 238 миль в час, длина разбега при взлете 1335 футов, раскат при приземлении 640 футов. Для операций вроде той, что была проделана с ним и Байером, – идеальная машина.

Сзади скрипнула дверь. Обернувшись, Шутов увидел улыбающегося сержанта.

– Замечательный человек. – Сержант надел фуражку. – Просто замечательный.

Сержант продолжал смотреть на него. Шутову не оставалось ничего другого, как повторить:

– Замечательный человек?

– Да. Просто отличный. Я имею в виду босса. Мистера Макнэлли. Имейте это в виду. Клянусь, мистер Макнэлли всегда поддержит человека в трудную минуту.

– Да? – неопреденно сказал Шутов.

– Да. Ладно, братишка. Желаю удачи. Оʼкей?

– Оʼкей.

Козырнув, сержант ушел. Почти тут же из двери кабинета выглянула секретарша:

– Мистер Шутов, вас ждут. Вы готовы?

– Конечно.

Проводив его до двери кабинета, секретарша сказала негромко:

– Я рада. Желаю удачи.

Шутов улыбнулся ей и вошел в кабинет.

3

Крис Макнэлли был из тех людей, которые в сорок пять выглядят намного старше. Его узкое сухое лицо будто еще больше сжимали наверху плотные, практически без седины волосы, в средней части головы эти волосы превращались в редкий пушок.

При виде Шутова Макнэлли улыбнулся, встал и, когда тот подошел к столу, пожал ему руку. Оба уселись. Все еще сохраняя на лице улыбку, а точнее ее тень, Макнэлли сказал:

– Мистер Шутов… Я должен извиниться… Наверное… За то, что заставил вас все эти три дня приходить сюда впустую. Да?

– Не знаю, мистер Макнэлли.

Несколько секунд Макнэлли делал вид, что поправляет лежащие на столе предметы: ручки, папку с делами, перекидной календарь, пачку газет. Наконец, посидев неподвижно, он сказал:

– Но вы тоже должны меня понять. Вы ведь читали… – Взяв верхнюю газету, не спеша развернул ее. Положил на стол так, чтобы Шутов мог видеть первую полосу. – Вы ведь читали вот это?

– Читал. – Шутов сказал это, не глядя на газету.

– И что вы скажете? – спросил Макнэлли.

– Что я могу сказать? Ничего. – Шутов старался не смотреть в его сторону.

– Понятно. Ничего. – Макнэлли так же неторопливо сложил газету. Положил ее поверх стопки. – Ладно. Ладно, мистер Шутов. Я не хочу вас травмировать дополнительно. Понимаю, вам после случившегося самому несладко, и все же позвольте мне сказать то, что я обо всем этом думаю. Без взаимных обид. Хорошо?

– Пожалуйста.

– Оʼкей. Когда вы прилетели сюда, к нам в Фэрбенкс, несколько дней назад, начальство спустило нам жесткую инструкцию: помогать вам во всем. И не лезть в ваши дела. Что мы и делали. Хотя… Хотя уверен: многие из моих ребят, отлично знающие обстановку, могли бы вам помочь. Но оʼкей, ладно. Приказы начальства, как известно, не обсуждаются. Значит, вы приехали. Отлично. У вас сверхсекретное задание, вы боевые ребята, и все такое. Затем в нашем аэропорту по непонятной причине появляются трупы. Тут же мне звонит высокое начальство и дает понять: со сверхсекретной операцией покончено. С трупами разбирайтесь в обычном порядке. Однако на мой вопрос, будет ли мне предоставлена какая-либо дополнительная информация, касающаяся проводимой в аэропорту операции, мне объясняют: не будет, больше того, мне дают накачку, чтобы ни я, ни мои ребята не лезли не в свое дело и все такое прочее. Хотите, я объясню, что все это значит, простыми словами?

Макнэлли смотрел на него сквозь некий барьер, образованный сложенными вместе кончиками пальцев двух рук. Улыбнулся:

– Мистер Шутов… Я понимаю, в жизни полицейского всяческих передряг хватает с избытком. Но согласитесь, в данном случае случилось то, что нормальные люди называют «оказаться по уши в дерьме». Вы оказались по уши в дерьме. Но при этом потянули за собой и нас. Меня и всю полицию города. Сейчас по уши в дерьме мы все вместе с вами. Весело, да?

Шутов молчал, потому что обсуждать эту тему с Макнэлли было бы просто глупо. Не дождавшись ответа, Макнэлли вздохнул:

– Ладно. Ладно, мистер Шутов. Понимаю, вам тяжело. Но моя тяжесть, поверьте мне, не меньше. Вы лейтенант полиции, детектив первого класса, и ваш перевод сюда, в Фэрбенкс, – явное понижение. Но извините, вы проиграли, а за поражения надо платить.

Будь оно все проклято, подумал Шутов. Много этот констебль понимает в поражениях. Их выдали, преступно выдали. Причем не исключено, что к этому приложил руку кто-то из людей Макнэлли, если не он сам. Однако Шутов вынужден сейчас сидеть, прикусив язык. Поскольку, в общем-то, Макнэлли прав. Да, их выдали, но в том, что они завалились, есть и их вина. Поскольку они недостаточно закрылись.

Макнэлли улыбнулся:

– Ладно, мистер Шутов. Ладно. Забудем об этом. Вижу, вам сейчас действительно несладко. – Взял лежащую перед ним папку. Раскрыл, перелистал несколько страниц. Сказал, усмехнувшись: – Да, мистер Шутов, перестаньте в конце концов… Перейдем с официальных отношений на обычные, раз уж мы оказались в одной упряжке. А? Вы не против?

– Нет.

– Отлично. Вообще, я вижу, вы неплохой парень. Ладно. Оʼкей, вот ваше досье, присланное начальством. Родился в России, в Бла… Благоу…ищчен…коу… Ну и названия у вас. Как это читается?

– В Благовещенске.

– Ладно. Ну его к дьяволу, я все равно не смогу произнести. Окончил среднюю, затем высшую школу русской милиции. Работал на золотоносных приисках, контролировал золотодобычу. Все правильно?

– Правильно.

– Далее… Переехал в Соединенные Штаты, получил статус беженца… Работал волонтером в полицейских участках… Затем, получив гражданство США, поступил в Полицейскую академию. Окончил с отличием. Специализация – оперативная работа. Место жительства – Нью-Йорк. Холост. – Макнэлли закрыл папку. Отодвинув ее, сказал: – Значит, так: я для вас Крис, вы для меня – Майк. Оʼкей?

– Оʼкей.

– Отлично. Значит, Майк, выдам маленькую тайну. Как только я понял, что должен вас куда-то определить, я решил использовать вас по делу. То есть на оперативной работе. Использовать человека с послужным списком вроде вашего где-то еще – расточительство. Но… Но, Майк, поймите: после случившегося я должен подождать. Я посоветовался с Жюно [1]1
  Жюно – столица штата Аляска.


[Закрыть]и… И, знаете, мы нашли вам отличное место. Просто отличное.

Макнэлли смотрел на Шутова с улыбкой, а точнее, с тенью улыбки. Поскольку это явно означало, что он, Шутов, должен что-то сказать, он сказал:

– Спасибо, мистер Макнэлли.

– Мы же договорились, Майк. Не мистер Макнэлли. Крис. Просто Крис.

– Оʼкей. – Шутов улыбнулся. – Спасибо, Крис. Просто я еще не привык.

– Вас интересует, какое это место? А, Майк?

– В общем да. Какое?

– Начальником отделения полиции в Национальном парке. В Минтоукуке. Знаете этот парк?

– Н-нет. Не слышал.

– Неудивительно. Большинство американцев с континента, когда заходит речь о наших парках, знают только Глейзер-Бэй и Денали. В лучшем случае добавляя к этим двум Юкон-Чарли. Парки же вроде Арктик-Гейтс, Ноатак или Минтоукук, не знаю уж почему, считаются недоступными. Люди почему-то вбили себе в голову, что добраться туда тем, кто не живет на Аляске, можно лишь в два летних месяца, да и то с огромным трудом. Они не знают, что Минтоукук – не такое уж недоступное место и не такой уж плохой парк. Там есть чем заняться и зимой, а весной и летом, особенно сейчас, когда тамошние жители делают первые попытки привлечь туристов, там очень даже неплохо.

В глазах Макнэлли, смотревшего на него сквозь все тот же барьер из сложенных вместе пальцев, светился неподдельный энтузиазм. Именно поэтому Шутовым вдруг овладело ощущение полной безнадежности. Так, будто его внезапно опустили в мокрую вату и не просто мокрую, а чуть тепловатую.

– Думаю, Майк, когда вы жили в Сибири, вы привыкли к холоду? А?

– Ну… в общем. – Шутов попытался представить себя начальником отделения полиции в отдаленном национальном парке – и не смог. – Дело не в холоде.

– Не в холоде? А в чем?

– Не знаю. – Шутов в самом деле не знал, что он может сейчас сказать Макнэлли. – Знаете, мистер Макнэлли… То есть Крис… Это трудно объяснить. Я действительно оперативник. И точно знаю, что я создан совсем для другой работы.

– Майк, я сам прекрасно это понимаю. Но, во-первых, это ведь не навсегда. Во-вторых, очень даже не исключено, что вам там понравится. Вы сам себе хозяин, ни от кого не зависите. В вашем подчинении восемь человек. Сейчас там начальником Джеймс Келли, он отлично справляется. Но ему под пятьдесят. Келли уже намекал, что хотел бы уйти на пенсию. Мне пока удалось его отговорить, но если он меня вдруг прижмет, сами понимаете, Майк, – деться некуда. Придется отпустить. Ну а тут – вы. То есть все одно к одному. А, Майк?

Мокрая вата, подумал Шутов. Мокрая теплая вата. И ничего больше.

– Не знаю, – сказал Шутов. – Мне кажется, я для этой работы не очень подхожу. Хоть я и повторяюсь, но это так.

– Для какой «этой», Майк? Это обычная полицейская работа. Больше того, на днях… – Макнэлли придал лицу озабоченное выражение. – На днях там произошло нечто вроде крупного ограбления. Ограбили банк.

– Да? – вынужден был сказать Шутов. – Там есть банк?

– В самом Минтоукуке банка, конечно, нет. Но в зону Минтоукука, а значит, и в вашу, входит Дэмпарт. Городок тысячи на две – две с половиной жителей. Там есть отделение «Полар-банка». Так вот, два дня назад туда завезли, как это обычно делается, наличные для обслуживания населения. Пятьсот с небольшим тысяч долларов. Завезли их утром, а вечером они пропали. Вот так.

– Интересно, – сказал Шутов. Хотя ничего интересного в пропаже пятисот тысяч долларов в провинциальном отделении банка он не видел.

– Очень. Правда, думаю, пока вы туда приедете, Келли эти деньги найдет. Раньше делались такие попытки. И все кончались для грабителей неудачей. Что естественно. Там ведь все на виду. – Макнэлли изобразил нечто, что, видимо, считал дружеской гримасой. – Значит, Майк, договорились? Бы берете Минтоукук? Дэмпарт-Сити, зону заповедника и парк? И восемь полицейских в придачу? А?

– Ну… – Шутов помолчал. – А если я откажусь?

– Майк… – Нахмурившись, Макнэлли принялся рассматривать некую, похоже хорошо им изученную точку на столе. – Давайте не обострять отношения. Вы полицейский офицер. Я, хотите вы того или нет, ваш начальник. В конце концов я ведь мог ничего этого вам не говорить. Сообщить о назначении, вручить бумаги, и все – до встречи. – Посмотрел на Шутова. – Так или не так?

– Так. – Шутов усмехнулся. – Но есть еще такая вещь, как отставка.

– Майк… – Макнэлли застыл. – Майк, не делайте глупостей. Я понимаю, у вас сейчас не лучший период в жизни. И все же возьмите себя в руки. Отставка не для вас, вы молодой растущий офицер. У вас все впереди. Не делайте глупостей, Майк. Поверьте мне, вы ничего не потеряете, оказавшись на некоторое время в Минтоукуке. Уверяю вас.

Шутов ничего не ответил.

– Ладно, – сказал Макнэлли. – Договоримся так: вы обдумаете все. Остынете. И завтра утром явитесь ко мне за бумагами. Чтобы со спокойной душой улететь в Минтоукук. Хорошо?

– Не знаю. – Шутов встал. – Не знаю, хорошо ли это.

– Майк… – Встав, Макнэлли протянул ему руку. Встряхнув ладонь, добавил: – Пока. Вообще вы молодец. Вот увидите, у вас все получится. До завтра.

4

На стойке перед Шутовым стоял бокал с начатым бурбоном, это был уже третий за сегодняшний вечер. По опыту он знал: и не последний. С тех пор как три дня назад он был отлучен начальством от всякой деятельности, он взял за обыкновение просиживать здесь, в баре «Тики Коув» на крыше «Поларис-отеля», с открытия до закрытия. Сейчас, в июне, в Фэрбенксе почти всю ночь было светло как днем. Вид, открывавшийся отсюда, с крыши отеля, на реку и город, был действительно волшебным. Но он довольствовался лишь частью этого вида, отражавшегося в зеркале за спиной бармена, индейца в национальной куртке с бахромой по краям. Красоты ландшафта ему заменяли огоньки, вспыхивающие под потолком. Причина его пребывания здесь была проста: бар был единственным местом, где он мог хоть как-то успокоиться.

Особенно важно для него было прийти в себя сейчас, после разговора с Макнэлли. Главное, рядом не было Дика. Дик бы все понял. Понял без лишних слов. Понял бы горечь, которую он сейчас испытывает. Эта горечь, безнадежная и глухая, напомнила ему о Сибири, работе на золотых приисках. Начальником тамошней милиции был капитан Кандыба, редкостный мерзавец. Однажды, во время очередного конфликта, Кандыба сказал ему: «Шутов, завязывай с идейностью. Идейные у меня не будут работать никогда, понял?» На языке Кандыбы работать «за идею» означало не брать взяток и не покрывать преступления. Когда Шутов понял, что в отделении Кандыбы из идейных он остался один, он тут же смотал в Штаты, единственный раз в жизни дав взятку капитану сухогруза, на котором уплыл.

Огоньки под потолком, вспыхивая в такт музыке, складывались в узор, претендующий на изображение северного сияния. Бар был забит до отказа. Шумевших за своими столиками приезжих можно было легко отличить от местных завсегдатаев, в основном сидевших молча. Здесь было немало путан. За три дня Шутов наметанным взглядом определил: для городишки вроде Фэрбенкса многие из них очень даже ничего. Однако сейчас ему было не до путан.

Вообще бары и злачные места он не любил. Там, где он провел молодость, на золотых приисках Чукотки и Колымы, никаких баров не было. Молодым ребятам вроде него, в случае если им нужна была девушка, бар заменяла обыкновенная бутылка. И комната, свободная хотя бы на несколько часов. Он же, Шутов, был в этом отношении в привилегированном положении: кроме собственной однокомнатной квартиры, у него была еще и гитара. Играл он, по собственному убеждению, средне, но виртуоз-музыкант тамошним девушкам, как он вскоре понял, был и не нужен. А поскольку хорошеньких девчонок в тех местах хватало, выбор у него был широчайший. К барам же, и вообще к американским порядкам, его приучил Дик. Особенно в последний год.

Вспомнив о Дике, Шутов выпил бокал одним махом. Что да, то да: всевозможные притоны и бордели были для Дика родной стихией. Он читал их, как некоторые люди читают книгу. Войдя в любой бар, Дик мог по одним только позам проституток и выражению лица бармена рассказать, что здесь только что произошло. Однажды они ухитрились провести ночь в баре в Гарлеме, и никто в эту ночь их там пальцем не тронул. Потом в полицейском участке им объяснили: за всю историю этого бара там не рискнул показаться ни один белый.

– То же самое? – Остановившийся перед Шутовым бармен поднял одну бровь. Поскольку за эти три вечера они научились отлично понимать друг друга, Шутов вместо ответа коротко моргнул. В следующую секунду бокал был уже наполнен бурбоном точно на том же уровне: не доходя сантиметра до ободка. Взялся было за ножку, чтобы пригубить только что налитое, но его остановил женский голос. Голос был низким, но довольно приятным:

– Я бы тоже очень хотела «то же самое».

Скосив глаза, Шутов встретился взглядом с только что севшей на соседнюю табуретку девушкой лет двадцати. Она была довольно милой. Может быть, даже больше чем милой. Светлая шатенка с темно-голубыми глазами и отличной фигурой. Судя по манерам, а также по откровенно вызывающему мини-платью – типичная «девушка для танцев», хотя раньше здесь Шутов ее не видел.

– Привет, – девушка улыбнулась. – Я – Хайди. А вы?

Прокол, подумал Шутов. Выговор не местный. Наверняка приехала сюда из Нью-Йорка или, в крайнем случае, из Нью-Джерси. Впрочем, это неважно. Ведь не исключено, что путаны могут приезжать на заработки и оттуда. Девушки такого типа и особенно с таким напором не совсем в его вкусе. Но собственно, а почему бы нет? Работа, настоящая работа, для него практически закончилась. Так почему бы не расслабиться? Девчонка довольно мила.

– Я вам не нравлюсь? – спросила Хайди.

– Вы? Почему же. У вас все в полном порядке.

– Спасибо. Именно поэтому вы не хотите называть свое имя?

– Майк.

– Оʼкей. В бокале у вас бурбон, я правильно поняла?

– Правильно. – Шутов посмотрел на бармена. – Бурбон для леди, оʼкей?

Направив на бармена сжатый кулак, Хайди сказала:

– Только плачу я, запомните.

– Плачу я, – сказал Шутов. – И хватит разговоров на эту тему, ладно?

Несколько секунд они смотрели друг на друга в упор. Казалось, Хайди пытается понять, насколько сильным может быть его взгляд. Наконец, взяв бокал, сказала:

– Ну вы и персонаж. Никогда таких не видела.

– Какой есть.

– Да уж. Из Нью-Йорка?

– Нет. – Сообщать, откуда он, в данном случае не было никакой необходимости.

– О Господи… – Хайди осторожно дотронулась до его руки своей ладонью. Прикосновение было очень приятным, не сухим и не влажным, а как раз таким, как нужно. Кроме того, при этом движении до Шутова донесся еле слышный запах хороших духов. – Представляю, какое я на вас произвожу впечатление. Но я такая, я ничего не могу с собой поделать. Не обижайтесь на меня, ладно?

– Ладно.

– И вот что, Майк… Вот что… давайте поговорим, пока мы еще можем говорить…

– Пока мы еще можем говорить?

– Да… Вы остановились в этом отеле?

– В этом.

– Понятно. – Хайди сделала глубокий глоток. Обняла бокал ладонями, так, будто хотела его согреть. – Майк, только честно: вы хотели бы меня еще увидеть?

– Еще? Вы уходите?

– Нет, но… Ответьте: хотели бы или нет?

– Ну… хотел бы. – Шутов еле сдержал усмешку. Хайди сидела, не глядя на него, и, судя по напряженному профилю, была очень серьезна. – Не понимаю только, что происходит.

– А я не понимаю, хотели бы вы меня увидеть или нет.

– Хайди, я же сказал: хотел бы.

– Когда действительно хотят увидеть, так не говорят.

– Господи… Хорошо, Хайди. Я очень бы хотел вас еще увидеть. Очень. Теперь верите?

– Ладно. Верю. – Хайди поставила бокал на стойку. – Все. Они. В каком номере вы остановились?

– В двести восьмом. Кто «они»?

– Неважно. Майк, умоляю: не связывайтесь с ними. Особенно с Грэгом. Он играет в футбольной команде. В настоящей. Они вас просто расплющат.

– Они – кто?

– Неважно. Просто я с ними приехала. Они воображают, если я позволила им поехать вместе со мной, они могут рассчитывать на что-то большее. Особенно Грэг.

Рассмотреть в зеркале за спиной бармена тех, кого, видимо, имела в виду Хайди, было не так-то просто. Он видел только, что их трое, что это довольно отчаянные ребята, похожи то ли на студентов, то ли на спортсменов из промежуточной лиги. Один из тройки, громила с короткой стрижкой, в полосатой футболке, выделялся особо. Видимо, это и был Грэг. Перехватив взгляд Шутова, Хайди сморщилась – так, будто проглотила целый лимон:

– Майк, только не нужно ничего начинать. Получится, что я втравила вас в историю. Не спорьте с ними, умоляю. Слышите, Майк? Не спорьте. Мы встретимся позже, ладно? Я сумею отшить его сама. Только умоляю, Майк, честное слово, очень прошу: не встревайте в наш разговор. Сделайте вид, что вы меня не знаете. Хорошо? Майк, ну пожалуйста…

В зеркале было видно, как громила, отделившись от товарищей, медленно двинулся в их сторону. Трое, подумал Шутов. Что ж, бывало, они с Байером, встав спина к спине, отбивались от двенадцати. Правда, сейчас в нем сидит почти бутылка бурбона. Ничего. Он себя знает. Раздражение, накопившееся в нем за эти дни, способно нейтрализовать десяток бутылок.

– Хайди… Вы только не волнуйтесь. Ладно?

– О, Майк… Ну пожалуйста, ну я вас очень прошу… – В этот момент громила, встав между ними, положил руку на стойку. Он стоял спиной к Шутову, явно намеренно отгородив его от Хайди. Что ж, подумал Шутов, одно к одному. Он смотрел на локоть громилы, почти касавшийся его бокала. Вниз, от локтя к кисти, тянулась вытатуированная синим надпись: «I fluently speak rednecks» [2]2
  Я бегло говорю по-красношеему ( англ.).


[Закрыть]. Судьба сама посылает ему случай выплеснуть всю накопившуюся в нем ярость. Без всяких предисловий.

– Хайди. – Несмотря на то, что громила разговаривал с Хайди шипящим шепотом, Шутов все отлично слышал. – Мы так не договаривались. Ты куда исчезла?

– Слушай, Грэг, – Хайди старалась говорить спокойно, но, похоже, ей это не очень удавалось, – Грэг, не затевай истории.

– Я не затеваю. Куда ты делась?

– Я хочу побыть одна. И запомни: я ни с кем ни о чем не договаривалась. Вообще может быть такой вариант: какое-то время я провожу здесь без вас? Или не может?

– Хайди… Мы приехали вместе и будем вместе.

– Это еще почему?

– Потому что ты не допускаешь мысли, что я могу бояться за тебя.

– Бояться в каком смысле?

Обернувшись и бросив беглый взгляд на Шутова, громила снова повернулся к Хайди:

– Бояться, например, что к тебе могут пристать. Типы вроде этого. – Пора, подумал Шутов. Тронул громилу за плечо:

– Молодой человек… Можно вас на минутку? – Громила повернул голову. Обшарив Шутова взглядом, бросил через плечо:

– Хайди, извини. Я на секунду. – Повернулся всем корпусом. – Что надо?

– Я хотел сказать, что вы себя неприлично ведете.

Склонив голову набок, громила сделал вид, что рассматривает Шутова. Захохотал. Резко перестав смеяться, сказал:

– Слушай, мозгляк, заткни пасть. И скажи спасибо, что остался живой. Понял?

– Понял, что большего хама, чем ты, я не видел. Поэтому я думаю засунуть тебе ухо в рот. Тебе никогда не засовывали ухо в рот?

Громила, думая, что делает это незаметно, чуть отвел назад правую руку. В следующую секунду Шутов осознал: реакция у парня отменная. Выброшенный вперед кулак громилы едва не нашел его челюсть. Но поскольку он ждал удара, мгновений, во время которых кулак летел мимо, хватило, чтобы, во-первых, отклониться, а во-вторых – нанести излюбленный собственный удар, локтем в сплетение, вложив в это движение всю тяжесть тела. Громила, будто стремясь разглядеть на полу нечто ценное, резко согнулся. Пока он стоял покачиваясь, Шутов, сойдя с табуретки, добавил ему прямой в челюсть, после чего громила упал.

Хайди смотрела на него, побледнев как полотно. Шутов успел ей улыбнуться, но ему тут же пришлось стать спиной к стойке, поскольку двое, стоявшие до этого у двери, бросились в его сторону, явно стремясь отомстить за товарища. Первого, бросившегося на него в полусогнутом состоянии, Шутов поймал на противоходе, отклонившись в последний момент. Пока тот, ударившись головой о стойку, гремел где-то сзади, Шутов встретил второго несколькими короткими ударами. Похоже, этот второй был знаком с зачатками бокса – поплыв, он тут же закрылся, чтобы не дать уложить себя сразу. Шутов обернулся, и вовремя: первый, очухавшись, попытался броситься на него с явным намерением захватить за полы куртки, чтобы затем свалить на пол. Поскольку времени терять нельзя было никак, Шутов, увернувшись, провел боковой в ничем не защищенную скулу. Увидев, что парень лежит в глубоком ауте, повернулся к третьему. Тот все еще стоял, закрыв лицо руками и покачиваясь. Реальной опасности парень не представлял точно. Убедившись в этом, Шутов осмотрел зал. Все лица были повернуты к нему. Взглянул в сторону бара – сидящие за стойкой, в том числе и Хайди, тоже смотрели в его сторону. Бармена за стойкой не было. Обернулся: последний из нападавших, который до этого стоял, теперь сидел на полу. Осмысленности в его глазах Шутов так и не нашел.

Подойдя к Хайди, встретил ее взгляд. В нем читались испуг и растерянность. Улыбнулся:

– Хайди, простите. Вы видели: не я первый начал.

– Майк… Господи… Это вы меня простите. Все это получилось из-за меня…

– Ладно вам, Хайди…

– О Господи. – Глаза Хайди застыли, разглядывая что-то за его спиной. – Полицейские… Этого еще не хватало…

– Полицейские.

– Да. Идут сюда.

– Пусть идут.

В следующую секунду, ощутив прикосновение к плечу, Шутов обернулся. Перед ним стояли двое полицейских, судя по дубинкам в руках – патрульных. Оба были молоды, и оба – белые. Взгляд у обоих был враждебным.

– Хелло. – Тот, что был повыше, с тараканьими усами, похлопал дубинкой по ладони. – Это вы подняли здесь шум?