Текст книги "Шейх"

Автор книги: Анатолий Гончар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Пойти и разбить в кровь лицо, выбить все зубы. Разбить глаза так, чтобы потекли кровавые слезы… Но нельзя, наказание может быть очень-очень жестоким, Шамиль шутить не любил, никому не прощая невыполнения отданных приказов. Едва успев подумать о последствиях подобного поступка, Идрис понял, что все его желания исчезли напрочь, так, как будто острый клинок отсёк все излишества, мешающие выполнению возложенной на них задачи. Младший брат взглянул на старшего и, прочитав в его глазах понимание, отвернулся. Опустив плечи, и совсем по-детски всхлипнув, он откинул полог и вышел вон из вдруг ставшего душным и слишком маленьким для его мыслей помещения землянки. Ему нужен был воздух, ему нужен был простор, чтобы побыть наедине с самим собой, наедине со своими мыслями.

Группы специального назначения.

– Где? – первым делом спросил Игорь, подойдя к неподвижно замершему Ляпину. Тот молча кивнул чуть в сторону, и взгляд капитана зацепился за едва заметный, скорее угадываемый отпечаток каблука. Можно было пройти и не заметить, но Ляпин заметил, и теперь нужно было сообразить, что с этим делать дальше. Слишком давним след быть не мог – всю прошлую неделю лили дожди, и они бы наверняка смыли, сгладили эту, оставленную каблуком, небольшую вмятость. Но и недавним этот след тоже быть не мог – поднимающиеся над поверхностью почвы выпуклости были уже подсушены (не помогала даже всё время текущая по капиллярам влага) и частично разрушены порывами налетающего ветра. Судя по направлению подошв, следы уходили на север, в сторону широкой хребтины раскинувшегося там большого хребта.

– Хрен с ними! – придя к выводу, что сообщение в отряд о найденных следах не будет иметь никакого смысла, Игорь решил проигнорировать их вовсе. – Всё, топаем дальше! – скомандовал он, уже совершенно не обращая внимания на следы (оставленные Османом Мартазалиевым и его спутниками). Прошедшие здесь боевики были далеко, и догнать их, равно как и отследить дальнейший путь, не представлялось никакой возможности.

Группы Ефимова и Крушинина шли к местам забазирования, останавливаясь только для выхода в эфир. Ничего, что могло бы вызвать интерес, на их пути не встретилось, изредка попадались воронки от некогда прилетавших сюда снарядов, валялись срубленные ими же деревья, изредка глаз нет-нет да и цеплялся за испещрённые пулями стволы деревьев. Ефимову даже пару раз попались старые заброшенные базы, около одной, наполовину войдя в землю, торчало два градовских не разорвавшихся снаряда.

У Крушинина на пути не встретилось и этого, только в одном месте среди зарослей лещины ему попались обрывки старой, чёрной полиэтиленовой плёнки – свидетельство пребывания здесь людей. Но кто это был – чехи или какие-то не слишком заботившиеся сокрытием следов разведчики, понять было невозможно.

Как бы то ни было, все три группы прибыли к местам организации засад, а точнее к местам временного забазирования, практически одновременно. Обустроив днёвки и ощетинившись во все направления стволами и минами, они стали ждать поступления обещанных указаний.

Братья Келоевы.

Лагерь уснул. Идрис, уже успевший по поручению брата сходить в соседний квадрат и, выйдя оттуда на связь, сообщить о завершении строительства, лежал на расстеленном на земле туристическом коврике и до напряжения в глазах всматривался в тёмную крону дерева. Где-то там, за ней, за застилающими небосвод облаками сверкали звёзды. Он старался думать о звёздах, но ничего не получалось. Мысли скользили, постепенно опускаясь до гораздо более приземлённых вещей…

Всё же эта баба никак не шла из головы уже было посчитавшего себя свободным от подобных дум Идриса. Даже то, что, скорее всего, уже завтра им предстояло устроить бойню российскому спецназу, не могло отвлечь его от приятных воспоминаний. Он вновь и вновь мысленно возвращался к её идущему ему навстречу телу и вспоминал восторг, охвативший его с первых мгновений, как он только понял, что она решила ответить ему взаимностью. Да, что бы ни твердил себе Идрис, как бы не настраивал себя против неё, называя то «грязной шлюхой», то «уродливой старухой», телесные чувства, а точнее, лишь воспоминания о них, заставляли его думать иначе. Поворочавшись какое-то время, младший Келоев всё же уснул, чтобы проснуться среди ночи от озноба, нещадно колотившего его тело. Скрючившись в три погибели и даже не подхватив так и оставшийся лежать на земле коврик, Идрис, щёлкая зубами, прошмыгнул в землянку и, забившись в спальник, забылся в тяжёлом, приводящем головную боль, сне.

Пункт временной дислокации отряда специального назначения.

Подполковник Трясунов не спал, кашель сотрясал его грудь, а по невидимому в темноте лицу стекал пот. Температура тела, с вечера подскочившая почти до сорока градусов, после трёх таблеток (двух аспирина и одной анальгина) начала наконец-то спадать. Правда, командир отряда сомневался, что надолго. Но хоть какая-то передышка измученному организму должна была всё же наступить. Он кашлял, кости ломило никак не желающей отступать болезнью, а думы комбата были вновь заняты ушедшими на боевые задания разведгруппами. По его мнению, что-то опять не складывалось, что-то опять было не так. Может быть, излишне подозрительной казалась лёгкость, с которой собирались уничтожить до сих пор неуловимого «Шейха»? Так что, ошибались большие начальники или же у него самого начали проявляться первые признаки паранойи? Он этого не знал и потому переживал ещё больше.

Трясунов переживал за ушедших, как переживает отец за своих беспутных, но всё же любимых детей. Но что пользы было разведчикам от его переживаний, если он никоим образом не мог изменить происходящее, что бы и как бы там не случилось… Ночь продолжала своё теченье, плавно переходя в утро, а подполковник Трясунов продолжал не спать и думать…

Полковник Черных.

– Как в воду глядел, – главный ГРУшник вроде бы выказывал удовлетворённость собственной прозорливостью, но вместе с тем выглядел раздражённым. Поступившие сведения не радовали, в них не было определённости. А неопределённость порождала вопросы. – И что, нет никакой возможности уточнения? – полковник повернулся к сидящему в кресле Остапенко.

Тот развёл руками и огорчённо покачал головой.

– Ваха, – подполковник назвал имя своего агента, – сразу предупредил, что возможностей узнать подробности у него нет.

– Значит, встреча назначена на одной из трёх баз… – задумчиво повторил Черных и, закончив расхаживать по комнате, подошёл к висевшей на стене карте. – На одной из трёх… Давай-ка, ещё разок напомни мне координаты.

– Х… У… – Остапенко, даже не заглядывая в лежавший перед ним листок, начал диктовать переданные агентом цифры. Шесть пятизначных цифр легли в память сразу же. Сказывалась давняя привычка держать всё в памяти, не доверяя свои мысли бумаге.

– Значит, это будет выглядеть так, – Черных отступил на полшага от карты, на которой виднелись три жирных, поставленных фломастером, точки. Ещё ранее отмеченные, начертанные красной гелевой ручкой тонкие, прерывистые линии показывали маршрут движения, и ей же были отмечены места забазирования спецназовских групп. Мысленно прочертив линии дальше до координат предполагаемых встреч, подполковник хмыкнул. Движение групп до странности напоминало рассеивающиеся в пространстве лучики света – с каждым пройденным метром спецназовские группы расходились друг от друга всё дальше и дальше. Смутное беспокойство охватило стоявшего подле карты полковника. Он резко повернулся и, стараясь скрыть это беспокойство, как можно безразличнее спросил у всё ещё ковыряющегося в своей разгрузке Остапенко:

– Сколько человек будет принимающих? – под принимающими Черных подозревал представителей Шамиля Басаева, должных принять у кассира деньги.

– Трое – Осман Мартазалиев и двое его телохранителей. По сведениям другого источника, они убыли уже несколько суток назад и до сих пор не возвращались, так что всё сходится.

– Значит, трое, – Черных снова взглянул на карту. – Что ж, будем надеяться, что всё именно так и обстоит. Можешь передавать координаты в отряд. Пусть работают. Только добавь, не официально конечно, чтобы там без фанатизма, – произнеся последнюю фразу, Черных понял, что она несколько противоречит им же проведённому инструктажу в пункте «сорванной боевой задачи», но говорить больше ничего не стал.

Группы специального назначения.

– О чем задумался? – Фадеев скосил глаза на безмятежно развалившегося на коврике Ефимова. Выскользнувшее из прорехи облаков солнце своими лучами пролегло по его лицу, осветив спрятанную за переплетением листвы мечтательную полуулыбку.

– Видишь, – подбородок старшего прапорщика приподнялся чуть вверх, указывая на капли росы, целой гроздью повисших на переплетении ежевичных веток. Жёлтые лучи утреннего солнца пронзали их своими пиками, после чего разлетались в разные стороны всеми цветами великолепной радуги.

Фадеев начал поворачиваться в указанном направлении, но в этот момент небесные створки сомкнулись, вновь погрузив мир в унылую серость пасмурного дня.

– Опоздал, – сокрушенно констатировал Ефимов, действительно сожалея, что ротный так и не увидел столь красочную картину. И уже поясняя удивлённо поднявшему брови Фадееву, добавил: – Роса как бриллианты отсвечивала. Красиво.

– Красиво, – согласился Фадеев, и тоже впав в задумчивость, потянулся к очередной банке с тушёнкой. Когда же она оказалась в его руке, он довольно заулыбался, одним движением ножа вскрыл её и, заедая прихваченным из ПВД хлебом, принялся насыщать проголодавшийся за ночь желудок.

Ефимов же, глядя на ротного, только усмехнулся, а увидев протянутую в его сторону банку с предложением присоединиться, только отрицательно покачал головой. Они минут двадцать назад скушали, поделив напополам, точно такую же банку тушёнки, добавили к ним две банки печёночного паштета и запили всё это горячим кофе из термоса ротного, так что есть Сергею не хотелось совершенно. Поэтому отказавшись от предложенной тушёнки, Ефимов уставился в глубину леса и снова предался созерцанию…

Старший лейтенант Крушинин, прислонившись спиной к дереву, приманивал мышку, отламывая и подбрасывая ей небольшие кусочки галет. Мышка то продвигалась вперёд, то убегала, потом снова возвращалась, и так раз за разом, покуда не добиралась до очередного кусочка вкуснятины. Тут она хватала его и скрывалась из виду сразу на несколько минут, видимо, пряча или сгрызая предложенное угощение, затем возвращалась снова. Мышка была маленькая, пепельно-серого цвета и какая-то вся прогонистая, словно растущая в вечном голоде.

«Может, спортсменка? – с улыбкой подумал старший лейтенант и бросил на этот раз кусочек побольше, почти целую пластинку. Увы, нечто большое, жёлтое, летящее сверху, так напугало бедную мышь, что скрывшись в корневищах деревьев, она так больше и не появилась. Подождав какое-то время и разочарованно вздохнув, старлей до хруста потянулся, прогоняя утреннюю дрёму и, встав, стал собирать и прятать в глубине разлапистых корневищ дерева признаки собственного присутствия – как-то: две жестяных банки из-под консервов, две пустых упаковки из-под галет, нетронутый липунец – концентрат гороха и шоколадную обёртку. Всё это он аккуратно собрал, вложил в одну из пустых банок, после чего скрутил её и уже тогда всунул в переплетения корней. Протолкнув веточкой всё это как можно дальше, он встал, осмотрел дело рук своих и, оставшись доволен, пошёл на утренний «пробег по личному составу». Настроение было прекрасным, а утро хотя и пасмурным, но зато тёплым и почти безветренным.

– Наташа, привет! – лёжа в укрывающих от постороннего взгляда кустах и глядя на тянувшееся над головой покрывало серых облаков, Игорь вёл мысленный разговор с оставшейся там далеко – «на большой земле» – девушкой.

– Привет, – отзывалась она в его мыслях, и Игорю казалось, что она весело улыбается.

– Я скоро приеду, – робкая, какая-то не свойственная бесшабашному капитану улыбка осветила его лицо, – осталось совсем чуть-чуть.

– Я жду, – донеслось до него, и ему показалось, что он почувствовал аромат её любимых духов. – Я скучаю, очень-очень. Приезжай быстрее.

– Я люблю тебя! – ещё тише произнёс Игорь и замолчал, ожидая ответного признания.

– И я тебя люблю, – её губы чуть-чуть приоткрылись, словно для наметившегося поцелуя. Она слегка прикрыла глаза.

– Ты выйдешь за меня замуж? – едва слышный вопрос и такой же неуловимый ответ.

– Да, я же люблю тебя! – Игорю захотелось поднять её на руки закружить в водовороте танца, но что-то не давало, мешало это сделать. Он опустил её, но остался держать за талию.

– Готовь стол! – привычная весёлость начала возвращаться к радостно улыбающемуся капитану, – и…

– Командир, – голос радиста вырвал капитана Гуревича из объятий спеленавшего его сна.

«И когда только успел уснуть»? – подумал Игорь, открыв глаза и поднимаясь на локте.

– «Центр» скинул координаты базы. Приказал начать движение.

– Нам? – переспросил Гуревич, будто в словах Романова была какая-то неопределённость.

– Всем скинули координаты, и всем приказали выдвигаться. – Сказав это, радист протянул командиру маленький клочок бумажки с написанными на нём координатами.

– Войди в связь с остальными группами, нужно будет согласовать действия. – Не глядя в бумагу, Игорь начал отдавать приказания – кто, куда, как. – И попроси, пусть все остаются на связи.

– Командир, – начал говорить радист, и тут капитан понял, что он сказал что-то не то, – у нас у всех разные координаты.

– Три места «встречи»? – хмыкнул Гуревич. Похоже, там, наверху опять били по площадям.

– Так точно. И товарищ капитан, вот что ещё: «Меркурий» просил передать, (неофициально), чтобы работали, но без фанатизма.

Игорь хотел что-то уточнить, но закусил губу и, уже не глядя на ожидающего указаний радиста:

– Если командир сообщил, чтобы действовали без фанатизма – значит, появились накладки, – сделав такой вывод, Гуревич взял оставшуюся от завтрака опустошённую банку из-под каши, смял и бросил получившийся металлический шарик себе под ноги. – Один хрен кабаны выкопают, – пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд своего бойца, а тот только пожал плечами, но говорить ничего не стал. – Всё равно выйди на остальные группы и скажи: если что – мы на связи. Аккумуляторов хватит?

Радист кивнул и двинулся в направлении своей днёвки.

– Гриша, – окликнул Гуревич лежавшего неподалёку Ляпина, – зашли Мельникова, пусть пробежится по всем, пять минут, – взгляд на часы, – предстартовый отсчёт – пошёл.

После чего он взял оставленный радистом листок и сравнил сообщённые координаты с теми, что соответствовали их месту нахождения. После чего сладко потянулся и, снова посмотрев в лениво бегущие над головой облака, изрёк своё сакраментальное: – Да тут и всего-то три раза перебздеть.

И довольно осклабившись, принялся собирать разбросанные по полиэтиленовой плёнке вещи и аккуратно складывать их в трофейный, защитного цвета, небольшой рюкзак.

Братья Келоевы.

Едва Ибрагим получил сообщение о возможно скором появлении русских, как всё в их лагере пришло в движение. Большая группа моджахедов отправилась на запад, чтобы в заранее разведанном орешнике аккуратно, под корень, стараясь не оставлять следов, нарубить, нарезать необходимое количество веток, нужных для окончательной маскировки приготовленных позиций. Оставшиеся же в лагере боевики, на всякий случай, тут же были распределены на две смены – одна заняла окопы, вторая отправилась отдыхать, но так, чтобы быть в готовности прийти на помощь первой. Хотя какой тут отдых, если ночью, в принципе, все выспались и, причём, неплохо, а сейчас все мысли были заполнены предстоящей засадой? У некоторых, если признаться, то уже и зубы нет-нет да и постукивали друг о друга. Засада засадой, а шальная пуля могла полететь в кого угодно, и хотелось, чтобы им оказался твой, гораздо более правоверный, сосед, а не ты сам.

Пока боевики занимались своими приготовлениями, Роберт и его помощник занимались своими. Они уже дважды прошлись по отведённым им окопам – Хогарт планировал делать съёмки под разными ракурсами, если, конечно, это ему позволят временные рамки. В одном самом, как казалось Роберту, выигрышном месте они установили штатив, в двух других приготовили площадку для его быстрой установки. Барбара, обиженная на весь свет, сидела подле своей землянки, со скучающим видом курила и медленно потягивала кока-колу. На замечание одного из моджахедов, что не стоило бы сейчас курить, Барбара ответила таким красноречивым, презрительным взглядом, что, даже привыкший к беспрекословному повиновению собственной жены, боевик лишь сплюнул себе под ноги и с видом побитой собаки потащился прочь.

Возвратившиеся с вязанками орешника моджахеды расползлись по своим позициям и теперь спешно завершали маскировку. Вскоре были сделаны последние штрихи, и в лагере воцарилась полная тишина. Барбара, наконец-то поддавшаяся уговорам Роберта, ушла отдыхать во всё ту же землянку, а сам Роберт и его помощник, прихватив с собой коврики и спальники, отправились к своему окопу.

– Разбудишь, как только заметишь малейшую суету, – попросил Хогарт своего помощника, и тот молча кивнул. Стивен вообще был молчаливый малый, предпочитая больше делать, чем говорить, хотя и отдыхать этот толстый выходец с африканского континента тоже любил, но для полноценного отдыха ему сейчас не хватало любимого плазменного телевизора и парочки, а то и трёх хорошо прожаренных бифштексов. Так что в просьбе босса была только одна неприятная составляющая – куча свободного времени и невозможность добраться до вожделённого «чёрного квадрата». Впрочем, Стивен, так звали этого негра, знал, что высидит сколько угодно долго и что, в конце концов, босс проснётся и поменяется с ним местами. А пока он сидел за зелёным укрытием из веток, похрустывал специально для него припасённым попкорном и пристально всматривался в глубину леса.

Группы специального назначения.

– Вот ведь невезуха! – сокрушённо пожаловался Фадеев, едва Каретников доложил о полученной радиограмме, правда, жаловался он скорее самому себе или даже господу богу, ну уж никак не сидевшему рядом Ефимову, которого тоже снедали похожие чувства. – Я, Серёг, честно говоря, рассчитывал после получения команды «фас» стянуть две группы в одну точку.

– Все рассчитывали, – философски протянул Ефимов, подтверждая правильность подобных умозаключений, – теперь не получится. Разве что уже на месте после обнаружения подождать.

– Если останется время, – ротный непроизвольно посмотрел на часы, на которые глядел всего лишь несколькими минутами раньше.

– В принципе, тут не так и далеко, часам к трём должны дотопать.

– Вот-вот, дотопать к трём, потом час – другой ползти на карачках, выискивая собственно базу, затем понаблюдать, осмотреться, и это если повезёт.

– Вадим, вот как раз за это время, пока мы будем наблюдать, Гуревич с Крушининым и подтянутся, – продолжал гнуть свою линию Ефимов.

– В принципе согласен, – кивнув, ротный задумчиво посмотрел в расстеленную на коленях карту. – Но это если повезёт и не напоремся на какую – либо фишку.

– Если напоремся, то это уже совсем другой каламбур будет. И не дай бог! Лучше не надо!

– Естественно, тогда почти наверняка чехи смоются, – свернутая карта тут же оказалась в нагрудном кармане Фадеева. – Головняку задачу уточнять будешь?

– Уже, – Сергей поднялся и, накинув на плечи лямки от рюкзака, подхватил прислоненное к ореховой ветке оружие. – Начинаем движение?

– Командуй! – согласился с предложением ротный, впрочем, всем своим видом показывая, что он вмешиваться в действия командира группы по-прежнему не собирается.

– Пошли! – Сергей махнул рукой.

Как не грызло старшего прапорщика Ефимова желание как можно быстрее добраться до обозначенного переданными координатами места и тем самым иметь подольше времени для наблюдения за предполагаемой базой, но он всё же сдержал себя, и шли они как обычно, возможно, даже несколько медленнее, как бы сохраняя силы для предстоящего и, как надеялся сам Сергей, скоротечного боя.

В это же время две другие спецназовские группы тоже начали движение к объектам, находившимся по указанным им координатам.

Братья Келоевы.

– Идрис! – негромкий окрик заставил младшего Келоева остановиться. Он развернулся на голос и, положив ствол АКМСа себе на плечо, стал дожидаться идущего в его сторону Ибрагима.

– Идрис! – повторил Ибрагим, уже практически поравнявшись со своим братом. – Ты остаёшься здесь.

– Я? – удивлённо воскликнул младший Келоев.

– Да, ты, – в голосе Ибрагима сквозила непреклонность.

– Но почему? – дёрнув плечами, запротестовал Идрис.

– Не почему, а зачем, – мягко поправив младшего брата, старший успокаивающе положил ему руку на плечо.

– Зачем? – Идрис никак не желал смириться с предлагаемой ему ролью.

– Ты останешься охранять эту, – Ибрагим качнул стволом автомата в сторону дальней землянки, – фрау Барбару, – от чутких ушей старшего Келоева не укрылось, как общаются к друг другу прибывшие в лагерь репортёры. – Она, кажется, тебе по-прежнему дорога. Или нет?

– Какая разница?! – отмахнулся от последнего вопроса младший брат. – Я иду на свою позицию.

– Ты остаёшься! – рука Ибрагима крепко сжала плечо дёрнувшегося было в сторону брата. – Я так решил, и не только как старший брат, но и как командир отряда. Понял? – И, не дожидаясь ответа: – Ты не задумывался, почему мы никогда не ходим вместе на одно и то же задание?

Идрис отрицательно покачал головой.

– У нашего отца и матери должен остаться хотя бы один сын. – И тут же, не давая опомниться: – Ты остаёшься. Я всё сказал! – и после этих слов, убрав руку с братского плеча, Ибрагим отодвинул того чуть в сторону и, широко шагая, направился к ожидающим его появления моджахедам. А Идрис остался стоять на месте, глядя ему вслед и не зная, как поступить – броситься следом, нарушая приказ командира, или вернуться назад, послушавшись увещеваний старшего брата. Наконец он определился и, круто развернувшись, зашагал в противоположную сторону. Братья удалялись друг от друга всё дальше и дальше… Наконец высокая фигура старшего брата скрылась за деревьями, а Идрис шмыгнул в их землянку и повалился на спальник, расстеленный поверх настила из ровных ореховых палок. Идти и охранять Барбару он не собирался.

Группы специального назначения. Гуревич.

– Командир, чехи! – голос шедшего впереди всех Ляпина прозвучал как-то слишком растерянно.

– К бою! – не громко, лишь бы его услышали имеющие радиостанции командиры троек, скомандовал капитан Гуревич и, осторожно потянув вниз предохранитель, начал уходить в сторону.

– Отставить, командир, отставить! – поспешно затараторил Ляпин, словно боясь, как бы шедшие за ним разведчики не наделали глупостей.

– Какого хрена? – не соображая, что происходит, возопил уже ощутивший выброс адреналина, командир группы. – Доложи, что происходит? Где чехи?

– Командир: дед, мальчишка! – коротко отрапортовал Ляпин, сообразив, что ещё секунду, и на его голову посыплются командирские шарабаны.

– Где? – чуть не рявкнул уже едва сдерживающий эмоции Гуревич.

– Тут, – вякнул боец и умолк, видимо соображая, что говорить дальше.

– О, мама мия! – поняв, что война откладывается, капитан картинно закатил глаза и широким шагом направился к стопорнувшемуся головному разведывательному дозору.

Какого же было его изумление и негодование, когда он, наконец-то перевалив небольшой бугорок, за которым скрывалась от его взора головная тройка, увидел перед поигрывающим стволом Ляпиным стоявшего на коленях белобородого деда и прильнувшего к его плечу совсем небольшого светловолосого мальчугана.

– И какого хера вы на них вылезли? – возмущённо воскликнул Гуревич, соблюдать тишину в этом месте смысла уже не было. – Они что, иголки в стогу? Б…

– Да они вон за теми деревьями… начал оправдываться Ляпин. – Я заметил их, когда уже на полянку вылез. Они ж тоже меня наверняка увидели…

– Ох-х-хо-хо, ладно, радуйся, что ты хоть не на чехов вот так вот напоролся! – Гуревич замолчал, обводя взглядом застывшую в ожидании его команды головную тройку. – И что теперь с ними будем делать? Ну что молчишь? – взгляд группника упёрся в неподвижно стоявшего Ляпина. – У нас проблема. А раз мы засветились по твоей милости, то тебе ситуацию и разруливать.

Капитан видел, как побледнел лицом Ляпин, как скис и едва нашёл в себе силы проглотить застрявший в горле комок стоявший на коленях дед. К чему должны быть готовы спецы ради сохранения тайны пребывания на вражеской территории, похоже, хорошо знали не только стоявшие рядом разведчики, но и этот убелённый сединами старик.

– Вы что тут делали, отвечай? – нарочито грубо потребовал Гуревич, и дед трясущимися руками раскрыл стоящий подле его коленей старый мешок, внутри которого что-то загромыхало, и глазам разведчиков предстали собранные дедом грецкие орехи.

– Они же ещё не дозрели! – ляпнул кто-то из стоящих за спиной капитана спецназовцев.

– Работы нет, денег нет… – заканючил дед. – Голодно! – он замолчал и, глядя на него, можно было действительно подумать, что так оно и есть. Дед, похоже, чувствуя наступление чего-то нехорошего, начал мелко дрожать.

– Завязать глаза обоим и в середину строя! – отдав команду, Гуревич некоторое время наблюдал за засуетившимися бойцами, поспешно достававшими из рюкзаков медицинские косынки. Затем повернулся и пошёл занимать своё место в боевом порядке. Минуты три спустя Ляпин привёл и поставил в середину строя задержанных чеченцев. А проводивший их взглядом Игорь обратил внимание на слегка приободрившегося деда, похоже, тот понял, что казнь, точнее устранение нежелательных свидетелей, на какое-то время откладывается.

Но командир группы не мог знать, что старый чечен по имени Асламбек почувствовал себя несколько увереннее не только оттого, что его глаза завязали повязкой, но и оттого, что спецназовская группа готовилась продолжить движение, а это значило, что никто не пойдёт туда, где он со своим помощником пытался укрыться от заставших его врасплох спецназовцев. Он – человек самого Шамиля, призванный вести наблюдение за подступами к хребту, проморгал появление русских. Проморгал, и лишь в последний момент успел сбросить в небольшую земляную трещину полученную от Хаттаба радиостанцию «Кенвуд». Бросить и привалить её опавшей листвой. Но вот если бы кто заглянул туда и откинул эту листву… Но, судя по поведению русских, всё обошлось, теперь оставалось лишь молить Аллаха, чтобы спецы и в самом деле не кончили их ради сохранения собственной скрытности. Асламбек Хазаров был мудрым… и твёрдым, как камень, вот он бы кончил… В девяносто пятом… тогда он был помоложе. В девяносто пятом он «освободил» себе дом и две квартиры – детям и внукам, а трупы живших там русских просто вытащил и бросил во дворе… война всё спишет… – Асламбек усмехнулся. – «Федералы» были такие жестокие, – он сам, едва удерживая слёзы, показывал газетчикам окоченевшие трупы. А жилая площадь оказалась свободна. Правда, пришлось делать ремонт… – усмешка Асламбека, невидимая под закрывающей лицо повязкой, стала ещё шире. – А ведь они – те русские, нет, одна семья была украинцев, хотя для него разницы не было, не ждали, никак не ждали от него такого! Столько лет добрые соседи… – улыбка старика стала ещё шире, он вспомнил, как засмеялся Илья, когда Асламбек наставил на него ствол автомата, Илья не поверил. Он так и умер с гримасой удивления на обезображенном росчерком пуль лице. Они ВСЕ вначале не верили. Потом бывало поздно. – Воспоминания грели душу Асламбека. Он даже сейчас чувствовал себя не стариком, а воином, настоящим непоколебимым воином. – Ребёнка они пожалели, ха, слабаки – женщины, у тех русских тоже были дети, трёхлетняя Катя (удивительно, Асламбек до сих пор помнил её имя) плакала, закрывая лицо ладошками. Что ему слёзы какой-то русской – тьфу ты, что ему чужое семя? Ка-тя – у неё оказалась такая мягкая, податливая для его ножа шея. И тонкая, как у курёнка, – подумал он тогда. И ведь никто из казнённых (Асламбек говорил сам себе, что он совершил не убийство, а провёл казнь, покарав несчастных «за злодеяния предков») даже не попытался броситься на него и убить, всё получилось легко, может даже слишком легко – вот только крови каждый раз было излишне много. Ремонт обошёлся дорого. Воспоминания о ремонте заставляли огорченно покачивать головой и думать о том, что вскоре предстоит новый ремонт – внук Ваха собирался привести жену, и ему нужна была новая квартира – вот только где её взять, если русские давно либо убиты, либо бежали, бросив имущество, и всё их жильё уже давно кому-то принадлежит. Вот и приходилось Асламбеку лазить по хребтам, зарабатывая доллары, вместо того, чтобы наслаждаться тишиной и покоем родного очага. – Мысли о предстоящих тратах заставляли хмуриться и в который раз приниматься пересчитывать накопленное.

А шедший в середине колонны Гуревич смотрел в спину размашисто шагающего (и это несмотря на завязанные глаза) старика, и ему совершенно не верилось, что этот дед и этот мальчишка пришли сюда собирать «грибы – ягоды». Да, возможно, что это было и так, возможно, двигаясь по знакомым хребтам и известным тропинкам не так долго было дойти до этого изобилующего орехами места, но всё же рисковать столь многим ради столь малого? Ореховые деревья росли и близ самого селения, Игорь знал это точно. Может, и не такие обильные плодами, может, даже и не такие крупные были эти плоды, но разве стоили ЭТИ такого риска? – спрашивал Игорь и сам себе отвечал: – Нет, не стоили. Так зачем же находился там этот дед и его… внук? Внук? Вряд ли, скорее уж какой-нибудь сирота или дальний родственник. Следовало бы хорошенько обыскать место, где были задержаны эти «собиратели орехов»… Впрочем, эта мысль пришла Игорю сразу же, ещё там, где их задержали, но вот воплощать её в действия он не стал. Почему? Едва ли он сам был способен ответить на поставленный вопрос.

Меж тем группа двигалась всё дальше и дальше, приближаясь всё ближе и ближе к поставленной ей цели. Относительно ровный участок закончился, и вот теперь идущие с завязанными глазами пленники стали существенно тормозить продвижение спецназовцев.

Пожалуй, Крушинину достался самый удобный и лёгкий маршрут движения. Практически без остановок его группа миновала ровную, поросшую толстыми деревьями ложбину, выбралась на взгорок с растущими на нём старыми, разлапистыми яблонями. Решив сделать маленькую остановку, старший лейтенант позволил бойцам набрать некоторое количество раскатившихся по всему подножию яблок. Кстати, яблоки оказались не только крупными, но и на удивление вкусными, крахмально-рассыпчатыми. Здесь же, подле яблонь, группа провела сеанс связи. Когда же выяснилось, что они намного опережают график продвижения вперёд двух других групп, Крушинин приказал идти медленнее, и уже на следующем бугре (эту пологую и невысокую неровность местности язык не поворачивался назвать хребтом) даже разрешил получасовой привал. И всё же по заданным координатам группа старшего лейтенанта Крушинина выходила первой.