Текст книги "Шейх"

Автор книги: Анатолий Гончар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Вы куда? – тихо спросил слабеющий с каждой минутой, но по-прежнему держащий автомат Гаврилюк.

– Залягу с фланга. Если повезёт – вернусь, – ответил группник, и Алексей понимающе кивнул. Теперь он здесь оставался совсем один… как приманка, живец. Но так был хоть какой-то шанс задержать противника. Жаль, уйти они – он и группник, не могли – в окопах лежали раненые пацаны: Прищепа, оба радиста, в центре Юдин, на левом фланге Кудинов и Тушин, сцепив от боли зубы, тихо постанывая, в соседнем окопе лежал только что попавший под вражескую пулю Баранов. О том, что уходящий в туман командир может воспользоваться туманом и бежать, таких мыслей у Гаврилюка не появилось даже ни на секунду. А вот страх за то, что Ефимова убьют, и он, Алёшка, останется в одиночестве, такие мысли были. Правда, страх это был какой-то не страшный, размытый, что ли? Словно все чувства Алексея уменьшились, ослабли, вытекли вместе с потерянной кровью.

– Ни пуха! – шепнул Гаврилюк вслед уходящему командиру. – К чёрту! – мысленно, одним словом отвечая сам себе, проговорил он, так как его шёпота уходящий Ефимов уже не слышал.

И снова завертелась круговерть боя, только теперь Алексей стрелял лишь изредка, короткими, по два – три патрона очередями. Два имевшихся у него магазина надо было растянуть надолго или до тех пор, пока не вернётся командир или на всю оставшуюся жизнь. ВСС с последним оставшимся в нём патроном и со снятым предохранителем лежал рядом. Гаврилюк стрелял, а поддерживающего пулемётного огня не было. Алексей уже не успевал бить по мелькающим то там, то здесь вражеским фигурам, а пулемётных выстрелов всё не было. У него кончились патроны, а поддержки – столь нужной командирской поддержки – не было, не было, не было… Алексей уже слышал шаги бегущих, подбирающихся к нему бандитов. Его холодеющая рука непроизвольно потянулась к ждущему своего часа «Винторезу», и тут с фланга зарокотал, заревел грозный голос Ефимовского пулемёта. Алексей слышал крики боли и звук падающих тел совсем близко, значит, бандиты добежали почти до бруствера. Затем послышались крики бандитов, отдающих команды, и вновь нарастающий вал огня со стороны противника. Руки во второй раз потянулись к заряженному оружию и, схватив его, уже больше не отпускали…

Полковник Черных.

– Какие известия имеются от группы Ефимова? – полковник Черных заметно нервничал.

– Со слов командира одной из идущих на выручку групп, группа старшего прапорщика Ефимова по-прежнему ведёт бой.

– Что авиация? – вопрос без особой веры в обнадёживающий ответ.

– Вылет состоялся, но над местом боестолкновения сплошная облачность. Дали добро на возвращение.

– Ясно, – покачал головой полковник. – Так, сколько, ты говоришь, по твоим данным в том районе находится боевиков?

– Если источник не ошибается, то человек до семидесяти… Но цифра не точная, может меняться как в одну, так и в другую сторону, – ответил Осипенко и незаметно вздохнув: – Может, задействовать артиллерию? Радист вроде бы запрашивал…

– Нет! – уверенно возразил полковник. Хотя, откровенного говоря, в предложении подполковника был свой резон. Десять на семьдесят – неплохой размен, но Черных в какой-то мере чувствовал перед попавшими в засаду бойцами свою вину и погубить их вот так… Хотя, кто знает, что стало бы для них лучшим выбором? – Нет! – на этот раз ещё более твёрдо, чтобы убедить в правильности такого решения самого себя.

– Тогда что будем делать?

– Ждать. Ждать сообщения от групп, идущих на помощь Ефимову. Если бой ещё идёт, значит не всё потеряно.

– Значит, есть надежда, – подполковник позволил себе закончить за шефа, и Черных, не глядя на него, согласно кивнул.

– Есть.

Группа капитана Гуревича.

Григорий спустился с другой стороны хребта и вдруг почувствовал, как от усталости буквально отваливаются державшие щуп руки, как ноет находившаяся в постоянном напряжении спина, как дрожат в один момент сбросившие напряжение колени.

– Гриша, двигаем, двигаем, – уже торопил набежавший сзади Гуревич. – Двигаем!

– Сщас, командир, щас… – стоя на коленях, Григорий откинулся назад и закрыл глаза.

– С тыловой тройкой… Догонишь… – не останавливаясь, бросил капитан и, увлекая за собой группу, побежал дальше.

Сразу же после этих слов Гриша встал, передёрнул плечами, скидывая с себя навалившуюся расслабленную усталость, шагнул один раз, другой и, постепенно наращивая скорость, начал догонять убежавшего вперёд командира группы.

Спуск и сразу же бесконечный подъём в горку, через небольшие, но обрывистые овражки, через переплетения ежевики, через завалы покорёженных, наваленных в кучи деревьев. Медленно, слишком медленно и тяжело продвигалась вперёд группа капитана Гуревича. Сам Игорь уже не единожды пожалел, что принял решение выдвигаться на помощь Ефимову по прямой, а не вернулся назад, к широкому ответвлению станового хребта и не побежал по спускающейся к юго-востоку тропе. Теперь делать это было поздно, тем более, что цель уже казалась так близка – выстрелы и взрывы звучали уже менее чем в полукилометре.

Вскоре, обойдя справа возвышающуюся над местностью горку, Игорь достиг опушки леса и, взяв левее, повёл группу почти строго на запад, огибая обширную поляну и стремясь зайти так, чтобы обрушиться на противника с севера. Игорь по-прежнему бежал первым. Рядом, не отставая ни на шаг, тяжело топал Ляпин. Чуть сзади тащил свой пулемёт Мыльцын, а дальше, растянувшись почти на сотню метров, вся остальная группа.

Решив, что безлесная опушка осталась позади, и наверняка зная, что впереди не далее чем в полутора сотнях метров идущая по хребту тропа, Игорь замедлил шаг и, наконец, встав, поднял руку, останавливая набегающих бойцов.

Прежде чем ввязаться в бой, нужно было хоть немного передохнуть и восстановить дыхание.

Подполковник Трясунов.

Комбат нервно расхаживался вдоль стола дежурного по части. Его и без того осунувшееся от болезни лицо за последние полтора часа постарело на несколько лет, щёки ввалились, а в глазах только усилился лихорадочный блеск. Или это мерцали тщательно срываемые от других слёзы?

– Товарищ подполковник, – оперативный дежурный тоже выглядел сильно уставшим, – Крушинин докладывает, что бой продолжается.

– Интенсивность?

– Без изменений, – не слишком уверенно ответил оперативный.

– Когда к месту боестолкновения подтянутся наши группы? – перестав ходить, подполковник остановился напротив карты.

– Продолжают движение… – уверенности в голосе оперативного не было вовсе.

– Я уже битый час слышу одно и то же: «продолжают движение»! – командир отряда махнул рукой, выражая собственную досаду. – Крайние координаты групп?

– Они в движении… мы… они не передавали.

– Запросите координаты, живо! Нет, я сам! – и тут же жест рукой, словно отметая, отбрасывая своё предыдущее приказание – «не стану мешать». – Что относительно авиации?

Оперативный отрицательно покачал головой.

– Облачность.

Входная дверь открылась, и в палатке появился майор Грелкин.

– Никишин докладывает, что они уже на подходе, – прямо с порога объявил он.

– На подходе?! – комбат скептически хмыкнул. – Это они на подходе к…там, а пока выберутся к месту боя… – доводить до конца свою мысль подполковник не стал, а, махнув рукой, сел на скамейку и принялся ждать новых и хотя бы чуточку утешительных сведений.

Шамиль Басаев.

Шамиль Басаев продумывал свою речь – выступление, посвящённое ещё одной победе армии Ичкерии над русскими интервентами. Сидя в кресле и мечтательно полуприкрыв глаза, он готовился поведать миру о победе, доказывающей силу оружия и крепость духа подчинённых ему воинов. Но слова не складывались. Посидев некоторое время в раздумьях, Шамиль решил, что, пожалуй, вместо речи ему стоит дать интервью.

– Да, пожалуй, это будет правильное решение, – Шамиль последнее время привык высказывать свои мысли вслух. Постоянное затворничество, вынужденная ограниченность общения постепенно давали себя знать. – Вот так прямо сразу завтра и выступлю, пусть снимают. Вот только надо будет передать Келоеву: пусть притащит ко мне этих тележурналистов.

Шамиль улыбнулся и, погрузившись в свои мысли, надолго закрыл глаза.

Старший прапорщик Ефимов.

Сергей ждал до последнего. Ждал, когда из глубины леса вылезет как можно больше бандитов. Ждал, когда они, настороженно озираясь, подтянутся к окопам, и только тогда нажал спусковой крючок. Пулемёт вздрогнул, затрясся, выдохнув из себя десятки пуль. Вставшие на их пути люди падали, оказавшиеся в стороне с криками убегали в лес, но и там многих настигли возжелавшие крови маленькие смертоносные жала. Загремели ответные выстрелы. Засвистел вокруг свинец.

Прекратив стрелять, Сергей подхватил пулемёт и, низко пригнувшись, рванул в сторону базы, надеясь пройти достаточно далеко, чтобы затем атаковать противника с тыла. В какой-то миг Ефимову показалось, что ему удастся совершить этот манёвр незаметно от врага, но в момент, когда он устремился к очередному укрытию, словно злой волшебник наслал нескончаемый порыв ветра и сдёрнул покров тумана, до того окутывавшего поле боя…

Ибрагим Келоев.

Всё же Ибрагим не был настолько беспечен, чтобы не оставить у себя в тылу нескольких наблюдателей. Беспечность проявили другие – эти самые прикрывающие тыл боевики. Когда туман начал сгущаться, все три наблюдателя сошлись в одном месте. Да ладно бы сошлись, так ещё вместо того, чтобы вести наблюдение, вслушиваться в расстилающийся вокруг лес, они, если и вслушивались, так только в звуки доносящегося боя. Когда действо неоправданно затянулось, измученные ожиданием моджахеды и вовсе, притулившись друг к другу, начали травить боевые байки. Конечно, моджахед не должен говорить лишних слов, но когда изнываешь от безделья, да ещё к тебе начинают подползать неизвестные страхи, нет ничего лучше, как подбодрить себя весёлой или поучительной историей. Боевики старались говорить тихо, и произносимые ими слова тут же терялись в окружающем тумане, но когда туман внезапно рассеялся…

Лечо.

Пулемётная очередь рубанула из тумана как из тьмы преисподней. Праздновавший уже свою победу Лечо, не добежав двух шагов до бруствера, рухнул на землю. Рядом повалился Набоб – наёмник – тридцатипятилетний опытный воин, воевавший уже не первый год и побывавший не на одной войне. Ещё кто-то застонал у них за спиной. Впрочем, лежащему на сырой почве, Лечо было не до чужих стонов и криков, он сам задыхался от пронзившей тело боли. Ноги мелко-мелко дрожали, а срывающимися ногтями Лечо загребал сырую глину, словно пытаясь таким образом ухватить ускользающую жизнь.

Группа капитана Гуревича.

– Только дёрнись! – ствол автомата стоявшего перед ними спецназовца плавно покачивался, переходя с одной застывшей фигуры на другую. Справа – слева, чуть отступив назад, стояло ещё двое русских, тем самым лишая перепугавшихся моджахедов любой попытки к сопротивлению.

– Лицом в землю! Руки за голову! Живо! – пауза ожидания. – Стволы! – и уже кто-то, шагнув вперёд, забирает лежащее рядом с бандитами оружие. И новая команда:

– Связать! – вовсе не озабочиваясь обыском. К чему, если руки бандитов крепко и умело связаны за спиной, да к тому же притянуты к ногам?!

– Тыл, ко мне! – команда по радиостанции, и когда тыловая тройка явилась на зов, очередное приказание: – Этих троих по одному, вот туда! – левая рука Гуревича указала в направлении ручья. Команды он отдавал тихо, но отчётливо, чтобы не повторять дважды. – Предположительно справа база, занять позицию так, чтобы одновременно прикрывать наш тыл и вести наблюдение за базой. – И когда уже разведчики ухватились за первого боевика: – Мочить всех!

О том, чтобы не разевать варежку, Игорь говорить не стал. Сами знают, да и эти связанные боевики в качестве примера только на пользу, как яркое подтверждение утери бдительности. И новая команда, уже опять отдаваемая в эфире:

– Начинаем движение. Второй, третий – занять позиции на флангах. Открытие огня по моей команде!

И группа, на ходу разворачиваясь в цепь, соответствующую отражению нападения противника с фронта, выдвинулась в направлении продолжающегося боя.

Ваха.

– Слева! – Ваха довольно быстро сумел сориентироваться и направить огонь своих моджахедов в нужную сторону. Пулемёт умолк.

– Сдох! – обрадовано воскликнул моджахед, но налетевший порыв ветра вмиг развеял клочья заблудившегося во тьме тумана, и глазам не верящего в происходящее Вахи предстала выплывшая из тумана фигура русского. Помощник Ибрагима вскинул автомат, но было уже поздно: спецназовец упал за небольшой, укрывающий от глаз взгорок.

– В плен, взять в плен! – закричал Ваха, чаша терпения которого переполнилась окончательно.

Старший прапорщик Ефимов.

Всё же одна из пуль, распоров материал горки, чиркнула по лопатке и, оставив на спине старшего прапорщика длинную полосу, полетела дальше. Поморщившись, Сергей отполз чуть в сторону и, вкинув пулемёт, быстро нашёл цель. Белой искрой мелькнула отлетающая от дерева щепка, и прижавшийся к его стволу бандит раскрыл рот в беззвучном крике. Палец на спусковом крючке убитого непроизвольно сжался, и автомат выпустил длинную, постепенно уходящую в небеса очередь, подаваясь назад и опрокидывая своего хозяина на спину. А Ефимов уже выискал новую цель, и пулемёт снова забасил, оглашая окружающий лес своим демоническим хохотом. Вокруг вовсю резвились вражеские пули, прижимая Сергея к земле, отрезая от покинутых, оставленных окопов. Поняв, что отойти ему не дадут, Ефимов выложил перед собой гранату и взглянул на пулемётную ленту.

«Не густо!» – заключил он с таким явным сожалением, будто ожидал, что там могло что-то прибавиться. А стрельба со стороны противника только нарастала. Сергей почти физически чувствовал, как бандиты перебегают по лесу, всё ближе и ближе подбираясь и окружая противостоящего им спецназовца. В их действиях Ефимову виделся только один положительный момент: похоже, бандиты пока оставили попытки захватить окопы и сосредоточили свои усилия на столь безрассудно покинувшем их спецназовце.

– Эй, спец, сдавайся! – в голосе кричавшего не было уверенности одержавшего победу врага. Сергей это понял сразу и ухмыльнулся.

– Не дождётесь! – зло процедил он, мысленно матеря и «этих уродов» и «туман», столь подпортивший ему вылазку и самого себя за то, что прежде, чем предпринять это действие, не пробежался по окопам и не проверил наличие оставшихся патронов в пулемёте Тушина. Вот только хватило бы у него на это времени?

– Сдавайся, и ты умрёшь легко! – похоже, говоривший уже понял, что сдаваться никто не собирается.

Эх, если бы у Сергея были лишние патроны, он бы ответил длинной очередью, а так приходилось выжидать удобного момента. Пользуясь укрытием, Ефимов сместился вправо и ещё к тому же повернул вправо и ствол пулемёта. И он угадал: выскочивших во фланг боевиков смело градом ударивших им навстречу пуль, но и Сергей почувствовал, как его предплечье обожгло болью. Рукав начал заполняться кровью. Взгляд опять коснулся ленты – кургузого отрезка – в пятнадцать – двадцать патронов. Рука непроизвольно снова потянулась к гранате.

Ваха.

– Какого шайтана ты всё ещё возишься? – радиостанция Вахи ожила голосом Ибрагима. – Добей сукина сына! Попинай его труп, – Ибрагим позволил себе шутку, – и возьми мне, наконец, остальных. – Последние слова Келоев буквально проорал в едва выдержавший такой напор микрофон.

– Сделаем! – Ваха даже самому себе не признался бы, что обрадовался такому приказу. В злобе появившаяся мысль взять русского живьём уже обошлась его моджахедам в три трупа, а спец всё ещё продолжал сопротивляться. Но отмена собственных приказов – это проявление слабости, а проявлять слабость Ваха не собирался. Так что команда Ибрагима поскорее покончить с наглым спецом поступила как нельзя вовремя: – ВОГами огонь!

Старший прапорщик Ефимов.

Из всех криков, раздававшихся в лесу, Сергей смог вычленить и понять только одно слово – «ВОГи». И почти тут же вокруг залопались разрывы, брызнули мелкие осколки и понеслись во все стороны, срубая остатки небольшого кустарника, вминаясь в неподатливую древесину деревьев, впиваясь своими рваными краями в мягкую человеческую плоть. Под прикрытием плотного огня противник подбирался всё ближе. Терять стало нечего…

«Олеся, прости! – прошептали потрескавшиеся губы, перед глазами возник улыбающийся сынишка, а вот навстречу, распахнув ручонки для объятий, бежит дочурка…. Не увидеть… никогда… никогда больше… – нет, так неправильно, так не должно быть!»

А враги всё ближе.

Сергей выдернул кольцо гранаты…

Ваха.

В какой-то момент Ваха понял, что им удалось сломить сопротивление русского. Залповый огонь из подствольников принёс свои плоды. Вот только жаль, что и у его моджахедов почти не осталось этого боеприпаса. Но бой подходил к концу, а потом боекомплект легко можно было пополнить. Благо проблем с поставками оружия пока у их отряда не существовало.

– Ты – туда, ты – туда, ты – обходи оттуда! – кричал Ваха, размахивая руками и заставляя своих воинов охватывать цепью столь удивительно удачливого противника. Сам же Ваха тоже постепенно приближался к уже давно умолкшему спецу. «Может, он уже мёртв?» – с надеждой подумалось боевику, но что-то подсказывало ему, что это не так. И потому он не стал торопиться. Теперь, как ему думалось, лишняя минута не играла никакой роли.

Рядовой Алексей Гаврилюк.

Алексей слышал стрельбу, слышал прорывающиеся сквозь неё крики, слышал, как кто-то спешно оттаскивает раненых и ждал, что каждую последующую секунду придут они. Ствол по-прежнему в подбородок, и палец на спусковом крючке то чуть сжимался, выбирая холостой ход, заставляя внутренне содрогнуться и замереть в ожидании страшного, то снова расслаблялся, словно разрешая выпить ещё один глоток воздуха. Этими движениями Алексей как бы подготавливал себя к тому, что в следующий раз палец должен будет сжаться сильнее. На бледном, обескровленном лице отчётливо проступили сжатые до предела скулы.

– Было бы легче сделать ЭТО, если бы он был не один. Вдвоём проще… Никто не захочет показать своей слабости… Вот бы командир был рядом… Хотя, если бы командир был рядом, этого, может быть, делать и не пришлось?

А там, где мог сейчас находиться командир группы старший прапорщик Ефимов, раздавалась трескотня выстрелов и грохот многочисленных разрывов.

Старший прапорщик Ефимов.

Ефимов выдернул кольцо гранаты… «Так не должно быть, ты сам учил другому!» – не мысль, а всего лишь искра мысли, разжёгшая костёр протеста. – «Так не должно быть!» – уже как клятву повторил Сергей, сразу же вслед за очередными разрывами вскочил на ноги и, размахнувшись, изо всех сил бросил гранату в сторону противника, затем нагнулся, подхватил пулемёт и, начав стрелять, рванулся в направлении ставших уже своими окопов.

«Хрен вам, не дождётесь! – приготовленная для самого себя граната взорвалась, изрешетив осколками спину неудачно спрятавшегося от неё бандита. – Зубами буду… – короткая очередь. – Сволочи! – палец на спуск; очередь, убывающая с неимоверной быстротой лента. – Сколько там? Семь, десять патронов? Две очереди, но чтобы наверняка. А там… там попробуйте взять!» – что-то липкое пропитало горку на спине, стекало по груди, и со лба по лицу тоже тёк пот, только странный – тёмный, оставляющий за собой такие же тёмные полосы. Сергей увидел стреляющего с колен моджахеда – короткий рык пулемёта, и бандит упал. Полыхнувшая со стороны леса очередь, и ногу Сергея пронзила боль. Скорость его бега замедлилась. В ленте – бронзово-матовых цилиндров на одно нажатие пальца. Ещё три долгих шага вперёд, и радующаяся неистовости своего полёта пуля ударила Ефимова в район разгрузки. Острая боль разламывающихся костей, и Сергей, потеряв равновесие, повалился вниз, на сломанные, иссеченные пулями и осколками ветки, на невообразимую мишуру перемолотых войной листьев. Крик и радостные завывания уверовавшего в свою победу врага сопроводили это падение.

И почти в этот же миг в тыл боевикам ударила подошедшая группа Гуревича.

Младший Келоев.

У Идриса возникло ощущение, что про него все забыли. Время шло, наверху уже давно шёл бой, а до него словно никому не было ни какого дела. Устав лежать, он встал и, схватив автомат, выскочил на улицу. Вначале дневной свет показался ему ослепительно ярким, затем, когда глаза, наконец, привыкли, Идрис понял, что и без того пасмурный день стал ещё пасмурнее; тучи, ползшие по небу, казались совершенно непроницаемыми. А с отрогов начали расползаться пока ещё разрозненные и едва заметные клочья тумана. До ушей донеслась барабанная дробь разрывающихся ВОГов. Зло глянув в направлении разрывов, Идрис выплюнул зелёную жвачку насвая и решительной походкой двинулся к землянке, занимаемой репортёршей.

«Брат сказал охранять, значит, буду охранять», – решил Идрис, хотя только Аллах ведал, зачем на самом деле младший Келоев отправился к отнюдь не жаждущей продолжения общения Барбаре.

Рядовой Алексей Гаврилюк.

Алёшке снова послышались шаги. Он обнял винтовку, крепко притянул её к груди и плотно прижал к подбородку ствол, большой палец правой руки коснулся спускового крючка и потянул его вниз. Всё же сколь ни был длинён холостой ход «Винтореза», он всё равно кончился. Ещё одно маленькое незначительное усилие – и смерть, как избавление от всех страхов. Ещё чуть-чуть, и металл ударит о металл, порождая гнев взбесившейся энергии, рвущейся на волю и толкающей впереди себя девятимиллиметровую вытянутую, тяжёлую и такую смертоносную пулю. Пулю, несущую покой и успокоение. И не станет ничего, ни страха, ни боли, только покой и темнота. Темнота и покой. Нет, не будет даже темноты, ничего не будет, совсем ничего. Ни травы, ни запаха опадающих листьев. Даже этого въевшегося в лёгкие смрада сгоревшей взрывчатки и пороха. Не будет ничего совсем: ни папы, ни мамы, ни маленькой сестрёнки. НИЧЕГО!!! БОЖЕ! И пусть… ведь всё равно… скоро… только, возможно, больнее и страшнее… Возможно… Сознание ухватилось за это сказанное слово. Возможно, значит ещё ничего не решено, где-то там, справа, ещё бьётся командир группы, а здесь неподвижно лежат раненые ребята. Если он умрёт, то это «ещё более страшное» придёт для них. Алексей зажмурил глаза, мышцы пальца напряглись в последнем усилии, и вдруг неожиданно из глубины сознания, словно искры вспыхнувшего костра мелькнули и сложились отчётливой светящейся лентой не раз слышанные слова командира группы: «Последнюю пулю оставь для врага, убей его, завладей его оружием, а там будь что будет! Бей его прикладом, ногами, руками, грызи зубами, но не сдавайся. Последнюю пулю – врагу, а там будь что будет!»

«Будь что будет»… – палец отпустил уже готовый сорваться спусковой крючок. Алексей открыл глаза, заморгал, привыкая к свету и, отстранив от себя вдруг ставшее таким непомерно тяжёлым оружие, встал на колени. Всё тело дрожало. Гаврилюк поднялся, закинул за спину ВСС, поднял и взял в руки прислоненный к стенке окопа автомат и, шатаясь от слабости, побрёл к левому флангу, тщательно обшаривая взглядом каждый сантиметр, каждый закоулок преодолеваемой линии траншей. Наконец ему улыбнулась удача – в серой пыли лежал утерянный кем-то зелёный патрон калибра пять сорок пять. Алексей вставил его в магазин и передёрнул затвор. Теперь его автомат был заряжен. Уже более уверенно он двинулся дальше, и вот ему повезло вновь – в углу одного из окопов, под слоем земляной крошки лежала новая, совершенно ЦЕЛАЯ пачка трассирующих патронов. Алексей плюхнулся на колени, разорвал бумажную упаковку, высыпав содержимое перед собой прямо на землю, стал лихорадочно забивать ими пустой магазин своего автомата. Тридцать патронов – это целая вечность жизни, тридцать прицельных выстрелов… тридцать и ещё два. Лишь бы гады не подошли раньше, лишь бы… Наконец раздался щелчок, и магазин встал на своё место. Уф, успел!

«Всё, теперь живём!» – почти весело подумал Алексей и, преодолевая слабость, встал на ноги. Теперь оставалась самая малость: выглянуть из бойницы и найти цель.

Группа капитана Гуревича.

Последнего бандитского снайпера, засевшего в глубине обороны и не слишком маскировавшегося со стороны тыла, удалось снять выстрелами из ВССа. А бандитов Ильяза, сидевших в окопах на правом вражеском фланге, Игорь со своими разведчиками смял в течение минуты – набежал сзади и буквально расстрелял их в спины, совершенно не заморачиваясь этичностью подобного способа ведения боевых действий. Крайних трёх Ильязовских боевиков, тех, что сидели в дальнем окопе, выцепили прямым попаданием реактивной противотанковой гранаты.

– Работаем! – Гуревич заменил магазин и, увлекая за собой бойцов, поспешил дальше в готовности атаковать основные силы противника.

Ваха.

Вспыхнувшая сзади перестрелка, нет, даже не перестрелка – просто стрельба (как игра в одни ворота) застала Ваху врасплох. Он ещё бежал вперёд, когда сзади послышались крики боли и истошное:

– Окружили-и-и-и! – на дикой завывающей ноте. Ваха дёрнулся, секунду колебался между желанием увидеть тело ненавистного, ставшего уже личным врагом русского и необходимостью встретить навалившегося на спину противника.

– Забери его Шайтан! – из двух зол выбирают меньшее, Ваха выбрал и выбрал правильно – следовало остановить и уничтожить внезапно появившегося врага. А уже потом можно было бы вернуться и к трупу. Вернуться затем, чтобы выколоть ему глаза и отрезать голову. Можно и повременить, никуда он не денется. Трупы не ходят. Здравая мысль и отданная голосом команда:

– Противник сзади! – крик, призванный организовать, воодушевить смешавшихся от непонимания происходящего воинов. – За мной! – а это уже призыв к действию. Ваха развернулся и побежал навстречу гремящей канонаде и доносящимся воплям умирающих моджахедов.

– Спецы!!! – заорал выскочивший навстречу Вахе боевик с широко раскрытыми, обезумевшими от страха глазами.

– Стоять! – взревел на него Ваха, но тот, не обратив на этот окрик никакого внимания, понёсся дальше. – Ваха дёрнул в его сторону стволом автомата, повёл, но на полпути остановил, плюнул на землю и, отвернувшись, побежал дальше. Следующего драпающего с такими же расширившимися в панике глазами он схватил за шиворот и резким рывком развернул в обратную сторону.

– Ты, жалкий сын шакала! У тебя оружие, ты воин! – выкрикивал Ваха, стыдя боевика, почти потерявшего от страха разум. – Соберись! – кричал Ваха вновь, едва ли не пинками гоня его перед собой навстречу противнику. Боевик сжимался, дрожал, но, всё же, повинуясь окрикам, продвигался вперёд. За это время мимо них пробежало ещё двое боевиков, но Ваха уже не пытался их остановить. Ему хватало и этого одного, ни в какую не желающего встречаться с русскими, труса. Как говорится, грудь в грудь, глаза в глаза. Но этот трус так и не встретился с атакующими грудь в грудь – ему досталась одна из сотен гуляющих по лесу, совершенно случайных, летевших неизвестно куда, но от того не менее смертоносных пуль. Почти уже на излёте, потеряв среди листьев и тонких веток свою силу, она тукнула боевика в висок, проломила податливую кость и ушла далеко в мозг.

– Собака! – выругался Ваха, обходя бездыханное тело. В душе помощника командира боевиков, кроме презрения, никаких других эмоций не было.

Группа капитана Гуревича.

Игорь скользнул за дерево и, поведя стволом, словно веером, охватил скучившуюся группку из трёх чехов. Один упал; второй, прижав раненую руку к груди, метнулся в сторону; третий отпрыгнул назад и полоснул ответной очередью.

– У, с-сука! – взревел Гуревич и, откатившись, не пожалел для своего противника всех остававшихся в магазине патронов. Тот притих. Ещё не было окончательной ясности – убит боевик или ещё жив, а Игорь уже вслушивался, выискивал глазами следующего и одновременно оценивал складывающуюся обстановку.

– Третий, скажи Косому, – Игорь назвал шутливое прозвище своего снайпера рядового Аверина, – слева – пулемёт, путь займётся.

– Работаем! – отозвался рядовой Данилкин, старший второй тройки ядра, и Игорь снова переключился на ближайшие подступы – его поняли. Чуть позже, когда он рванулся вперёд, громкоголосое тявканье вражеского пулемёта уже стихло.

– Максим, слева! – крик, выстрел, откат в сторону. Гуревич тоже выстрелил, но промахнулся. Внявший его предостережению Максим Мельников прянул влево, и выпущенная моджахедом очередь прошила оказавшийся на её пути бук. Противники сблизились. Игорь размахнулся и бросил гранату РГД-5. Грохнул взрыв. Воспользовавшись замешательством бандита, он прыгнул вперёд. Очередь, и ещё один боевик сполз по стволу дерева, пачкая его тёмную кору красными полосами крови.

– Давай, Серёга, давай!

– Прижми их, Гриша!

– Дерьмо! – у кого-то из бойцов заклинило затвор.

– С-сыте, гандоны! – и длинная – длинная пулемётная очередь.

– Мочи гадов… – крики слышались со всех сторон. Накопившееся нервное напряжение, злость и страх за своих попавших в беду друзей с первой удачей вдруг вылились в непонятный, опьяняющий коктейль боевого задора. Кричали и орали почти все, подбадривая и направляя друг друга. Ругань, мат, почти шутки. Разве что не хватало боевого «Ура», но как-то не принято было на этой войне применять боевой клич предков…

Младший Келоев.

– Ты? – в её голосе было столько презрения, что превратись он в холод, его хватило бы, что бы заморозить десятки таких как Идрис. И если бы страх, начавший терзать Барбару с тех пор, когда она вдруг поняла, что скоротечный бой «с жалкими русскими собаками» (как обещали сильные, самоуверенные моджахеды), вдруг начал превращаться в нескончаемую бойню. Она слышала, как кричали умирающие боевики, видела, как одного такого с бессильно болтающейся головой и обвисшими руками протащили куда-то в сторону ручья. Как потом тащившие вернулись, чтобы несколькими минутами спустя возвратиться снова. Но потом ушли и больше не возвращались. А бой гремел. И Барбаре стало страшно. Хотя одержи победу русские, что ей стоило прикинуться захваченной в плен заложницей? Что же касается остальных членов телевизионной группы, так от них всегда можно было временно откреститься. Главное, чтобы поверили сразу, и помогли выбраться на «большую землю». А там добраться до корпункта, и ищи – свищи. Барбара рассуждала и так и сяк, всё складывалось вроде бы ровно, но единожды появившийся страх не уходил. Он множился, постепенно заставляя дрожать руки и холодеть спину. И вот теперь пришёл этот дикарь.

В нём не было той мужественности и силы, что излучал его старший брат и которого Барбаре так и не удалось заполучить в свои сети, но всё же присутствие рядом человека с оружием придавало хоть какую-то дополнительную уверенность в собственной безопасности.