Текст книги "Первая зорька"

Автор книги: Анатолий Дементьев

Соавторы: Анатолий Дементьев,Григорий Устинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Я тут, старый дурак, тоже маху дал. Ослеп от ярости и того не увидел, что он мужик здоровый. Пру к нему напролом, ругаю на чем свет стоит. Он-то сообразил, что дело дрянь, остановился… А дальше и рассказывать неохота. – Макаров помолчал. – Сшиблись наши лодки, я к нему тянусь, а зачем, сейчас и сам понять не могу. Взмахнул он веслом, не то лопаткой да по башке меня и хряпнул. Успел, однако, и я его кулаком в морду двинуть. Дальше что-то – не помню… Вот и вся история.

– А дальше было вот что, – говорит Поляков и начинает рассказывать, как он сначала увидел плавающих на плесе мертвых уток, чему немало удивился, потом нашел и лодку Макарова неподалеку. Павел Дормидонтович был без сознания. Корреспондент дал условный сигнал, вызывая нас на помощь. Браконьер к тому времени, видимо, успел уже далеко уплыть. Его не было видно.

– Я этого шкурника все равно найду, – с угрозой кричит Макаров. – Из-под земли вытащу. Помирать спокойно не буду, если не поймаю и к ответу не представлю. Вот из-за таких у нас с каждым годом и птицы все меньше. Им народного добра не жаль, лишь бы кошелек набить. Вернемся на базу, всех на ноги подниму.

* * *

К утру ветер стих, и небо очистилось от туч. За ночь Павел Дормидонтович отлежался и, не обращая внимания на наши уговоры, тоже поехал на зарю.

Сегодня утки летят редко, небольшими стайками, парами, а больше – в одиночку. Погода опять начинает портиться. Пока нет большой волны, торопимся вернуться на базу – в сильный ветер переплыть «море» будет нелегко. Опять перетаскиваем лодки волоком через косу, отделяющую залив Синие воды от озера. Обратная дорога после охоты всегда утомительна и скучна. Сказывается усталость, недосыпание, впечатлений уже накопилось много, и все, что видишь потом, воспринимается слабо, без особого интереса. Мы торопимся добраться до хозяйства и отдохнуть.

Долго пробираемся среди тростника, и когда, наконец, выходим на «море», облегченно вздыхаем. Волны мешают нам построить караван, но вот и эта задача решена. Мерно стучит мотор – плывем. Натруженные веслом и шестом руки отдыхают. Макаров, окончательно повеселев, снова часто повторяет свое «забодай тебя комар».

До хозяйства добираемся без приключений. Павел Дормидонтович, разыскав заведующего, подробно описывает ему всю свою историю и требует принятия всех мер для поимки браконьера.

– Не беспокойся, Павел Дормидонтович, – отвечает ему заведующий хозяйством, – поймаем. Это Митька Ветлугин. Я уж давно за ним слежу. Живет он поблизости, работает сторожем или пожарником. Времени у него много. Охотничает, рыбу сетями ловит, а потом возит в Коркино на базар. Пакостный мужик. Но ловок, шельма! Хитер, как бес. Однако, споймаем.

Забегая вперед, надо сказать, что Митька Ветлугин вскоре был в действительности задержан и судим. Поймать его помог Макаров. Старик, как и обещал, вскоре опять приехал на Дуванкуль, жил там с неделю, выследил Ветлугина и организовал его поимку.

…Закат золотит верхушки берез. В воздухе разливаются ароматы увядающих трав и поздних цветов. С веток падают желтые листья. Они медленно кружатся и тихо опускаются на землю. Над озером пролетают утиные стаи.

Мы садимся в машину, увозя с собой не только трофеи охоты, но и воспоминания о трех днях, проведенных на замечательном озере Дуванкуль.

ИВАНОВСКИЕ БОЛОТА

Что это была за деревня, я не рассмотрел, так как приехали мы ночью.

Телега со скрипом катилась по размытой недавними обильными дождями дороге. Справа и слева мелькали огоньки в домах, заливисто лаяли собаки. Где-то играла гармонь, и звонкий голос напевал знакомую песню. Мой возница, причмокивая губами, подгонял лошадь, которая ни за что не хотела бежать рысью.

– Ночевать-то у меня будете? – спросил он, не поворачивая головы.

– Да уж не знаю где, – отвечал я. – Знакомых здесь нет, а искать квартиру, пожалуй, поздно.

– Ну так и ночуйте у меня, места хватит.

Скоро телега остановилась. Из-за плетня с лаем выскочил лохматый пес. Признав хозяина, собака замолчала. Я вылез из телеги, собрал свои пожитки, перекинул за плечо ружье и направился в дом.

Просторную чистую комнату освещала электрическая лампочка под голубым абажуром. Пожилая полная женщина возилась у печки, на полу играли ребятишки.

– Здравствуйте, – сказал я, переступая порог. Женщина обернулась, ответила на приветствие, предложила стул.

Ребятишки затихли, с любопытством смотрели на меня. Один из них, постарше, подошел и нерешительно спросил:

– Дяденька, это у вас что? Ружье?

– Ружье.

– Настоящее? – глаза мальчугана блеснули. – Покажите! Дяденька, покажите!

И тотчас остальные подбежали ко мне с криком:

– Дяденька, покажите! Покажите ружье, дяденька!

– Вы чего это? – закричала мать. – Чего к человеку пристали? Вот я вас…

Детишки мигом разбежались. Я вспомнил, что в рюкзаке у меня есть конфеты, достал их и угостил ребят. Тем временем пришел хозяин.

– Тятя, – воскликнул старший, – к нам охотник пришел. Вон сидит. У него ружье настоящее.

– Знаю, – ответил отец. – Он со мной от станции ехал. Мать, собирай на стол. Гость, присаживайся.

Я не заставил себя упрашивать. Снял охотничье снаряжение, умылся, сел к столу.

Хозяйка подала ароматные щи, гречневую кашу, хлеб и кринку парного молока. За ужином мой новый знакомый расспрашивал о городских новостях, о том, что и где строят, какие машины выпускает наш завод. Потом стал рассказывать о себе, о колхозных делах. Работал он комбайнером. Весной артель закупила в РТС восемь тракторов и пять комбайнов. Сеяли нынче на своих машинах, и это много лучше, чем когда поля обслуживала МТС. Пшеницу уже убрали, на днях будут убирать овес. Этим летом колхоз построил семилетнюю школу и клуб.

За разговором мы просидели довольно долго.

– Однако, вам и отдыхать пора, – сказал хозяин. – Вставать-то, поди, рано будете?

– Часов в пять, – ответил я, поднимаясь из-за стола. – Я в сарае переночую. Сено там есть?

– А что не в избе?

– Да так уж привык летом на воле спать.

Хозяин проводил меня в сарай, бросил на сено тулуп, от которого сразу запахло кислой овчиной, и, пожелав спокойного сна, ушел.

Было тихо. Только за стенкой шумно жевала лошадь и время от времени фыркала. Сняв сапоги, расстегнув ремень, я лег и быстро заснул.

По старой привычке поднялся в шестом часу. Сквозь щели сарая проглядывали лучи солнца. Во дворе беспокойно кричал петух, ему вторили потревоженные кем-то куры.

Сборы отняли немного времени. Скоро я уже шагал проселочной дорогой в сторону небольшой реки, окруженной болотами. Там рассчитывал поохотиться на дупелей и бекасов. Конечно, без собаки такая охота малоинтересна, но что же сделаешь – после того, как погиб Люкс, я все еще не нашел хорошей собаки.

Я шел краем поля, вспоминал прошлые охоты, такие же тихие сентябрьские утра; не было уже ярко-синего неба, поблекла и опустилась трава, желтела листва берез, а вода в ямах и выбоинах затягивалась ржавчиной.

Мне попалась неширокая канава. По ней с тихим журчанием бежала мутная вода. Канава тянулась к реке. Обходить ее не было смысла. Я прикинул на глаз расстояние. «Эх, была не была, попытаюсь». Разбежался и перемахнул на ту сторону. Почти сразу же за канавой начались кочки, а между ними изредка поблескивали маленькие лужицы. Сняв с плеча ружье, я зарядил его и, путаясь в густой траве, стал обходить болото. Встретил еще одну канаву и тоже перепрыгнул ее. «Какой черт их тут накопал, – сердито подумал я. – Хотя бы бревешко где перекинули».

Справа, ближе к реке, потянулись кусты тальника, изредка встречались одинокие чахлые березки да гнилые пеньки. Вероятно, не так давно здесь тоже стоял лес. К моему удивлению, над болотом не взлетали ни полосатые дупеля, ни юркие бекасы.

Я обошел большую часть болота и ни разу не выстрелил. Между тем солнце успело подняться высоко и начинало изрядно припекать. Неподалеку заманчиво поблескивала речка. Кусты обступили ее со всех сторон, ветками касаясь воды. Речка была неширокая, тихая и приветливая. На том берегу появились две сороки, сели и громко застрекотали. Казалось, они посмеиваются надо мной: вот, мол, смотрите, охотник-неудачник идет. Я погрозил им ружьем, и длиннохвостые трещотки моментально улетели.

Было досадно: все, что мне рассказывали об этих местах, оказалось неправдой. «Стоило ли ехать в такую даль, чтобы посмотреть на двух сорок!.. А может, я не туда попал, может, по соседству есть другие болота? Рано отчаиваться, надо походить еще».

Я сел на пенек и, засмотревшись на далекую синеву лесов, так задумался, что не заметил, как сзади кто-то подошел.

– Отдыхаешь? На речку нашу любуешься? Хороша она.

Передо мной стоял старик среднего роста, одетый легко, по-крестьянски. Седеющие волосы взлетали от порывов легкого ветерка, мелкие морщины густо испещрили его смуглое от загара лицо, особенно много их собралось в уголках глаз.

– А я давно за тобой слежу, – снова заговорил он. – Напрасно ноги маешь по этим местам. Сеточка-то пустая?

– Нет здесь дичи, – с досадой ответил я. – Плохое место.

– И впрямь, плохое… А есть и хорошие.

– Везде одинаково.

– Ну нет, батюшка, не везде. Ты на Ивановских болотах бывал?

– А это разве не Ивановские?

– Это, мил человек, Покровские, да к тому же еще и бывшие. Через канавки прыгал?

– Ну, прыгал.

– Так вот, мы их тут понакопали. Болота осушаем. Ты считай, у нашего колхоза под этими болотами не меньше тысячи гектаров. Пропадает землица. А вот осушим, и часть под покосы пойдет, а остальное распашем. Соображаешь теперь? У кого целина была, те за ее счет посевы подняли. А нам что делать? У нас целины нет. Думали, думали, и вот, додумались. Ну, а раз не стало болота, не стало и птицы здесь, ушла она в другие места.

– Вот тебе раз! Значит, я и в самом деле попал не туда, куда собирался.

Старик усмехнулся:

– Оно понятно, охотникам теперь здесь делать нечего, а раньше тут охота была знаменитая. Да ведь если по правилам рассудить, что важнее: хлеб сеять или утей да куликов стрелять? Поохотиться можно и в других местах. Вот, к примеру, Ивановские болота. Версты три до них осталось. Дичи там нынче развелось… тьма!

То ли голос его мне понравился, то ли наружность, но старик сразу расположил к себе. Я угостил его папиросой, и мы разговорились.

– Почему же те болота называются Ивановскими?

– Уж и не знаю, как тебе объяснить… У нас здесь каждая третья семья – Ивановы. И деревня Ивановской называется, а по ней, стало быть, и болото.

– Не покажешь ли дорогу туда, отец?

– Отчего не показать, можно.

Старик долго пояснял, как найти Ивановские болота, а потом сказал:

– Да я лучше сам пойду с тобой, а то опять не туда забредешь.

И мы пошли. «Почему это у нас часто встречаются такие деревни, где половина жителей – однофамильцы? – думал я. – Неужели все родственники?» Вспомнилось начало слышанной где-то шуточной песни:

 
Сергий поп, Сергий дьякон,
Вся деревня Сергиевна…
 

– Как тебя зовут, отец?

– Меня-то? Серафимом.

– А фамилия?

– Ивановы мы.

Задумавшись, я не слышал, что рассказывал мой спутник.

– Стой, – сказал Серафим. – Видишь мелкие кустики? Стало быть, там и начинаются Ивановские болота.

– Спасибо за услугу. Да ты, Серафим, подожди меля. Потом чайку попьем вместе.

– Коли недолго, подожду. Ну, ни пуха ни пера.

На первый взгляд место ничем не отличалось от того, где я бродил утром. Не было ничего примечательного: болото, как болото, за ним тянулось поле, а вдали рисовалась зубчатая полоса леса. Но не прошел я и полсотни шагов, как из-за кочки вылетел дупель. От неожиданности растерялся и не выстрелил.

«Тетеря», – мысленно обругал я себя и едва сделал следующий шаг, как справа, резко вскрикивая, поднялся бекас. Кажется, ружье само подскочило к плечу, мушка накрыла кулика. Раздался выстрел… Птица упала в траву. Это был мой первый трофей на Ивановских болотах.

И пошло! Дупеля, бекасы вылетали один за другим – справа, слева, впереди. Такого обилия дичи давно не встречал. Я посылал вслед долгоносикам выстрел за выстрелом. «Эх, если бы с собакой сюда! – подумал я, перезаряжая ружье. – Прав был мой приятель, ведь это мечта, а не охота!»

Я прыгал по кочкам, перескакивал ямы и зорко смотрел по сторонам, примечая вылетавших куликов. От излишней поспешности случалось и промахнуться, где казалось, что бьешь наверняка.

…Охота прервалась неожиданно: в патронташе не осталось ни одного патрона. «Ну что ж, хорошего понемногу, а горького не до слез, – усмехнулся я и не спеша направился к тому месту, где оставил Серафима. – Что-то он теперь скажет насчет сетки?»

Старик издали заметил меня. Он разложил небольшой костер и сидел возле него. Над огнем висел котелок с водой.

– С полем! – сказал Серафим вставая. – Что я говорил? Славное место. Наши Ивановские болота по всему району славятся. Ишь ведь как сетку-то раздуло. А я слушаю, слушаю, стреляешь прямо без передыху.

Старик заварил чай, я достал из рюкзака провизию, и мы принялись закусывать. Приятно было сидеть в тени кустов, чувствуя легкую усталость во всем теле, и маленькими глотками пить горячий ароматный чай. Потом я предложил папиросы, но Серафим отказался.

– Мой-то самосад покрепче будет. Отведай.

Он свернул из газеты козью ножку, выхватил из костра уголек и, перекидывая его с ладони на ладонь, прикурил. Чтобы не обидеть старика, я тоже завернул самокрутку, похвалил его табак.

Вдруг Серафим спохватился:

– Да что же я засиделся, болтаю с тобой. На пасеку пора. Приходи ко мне, чаю с медом отведаешь. Я охотников уважаю. Сам раньше-то любил походить с ружьишком. Меня, бывало, хлебом не корми, а на охоту позови. И не столько стрелял, сколько по лесам да полям ходил. Чего только не насмотришься. А потом вот в прорубь угодил, ногами ослаб, и кончилась охота… Так ты приходи на пасеку-то.

– Спасибо, будет время – приду.

Солнце, пройдя зенит, опускалось к западу. Собрав свои вещи, я простился с Серафимом и, не торопясь, зашагал к деревне.

ПИСЬМО ИЗ МОСКВЫ

Слышу громкий треск будильника. Я знаю, что сейчас четыре часа утра, что надо вставать, одеваться, а потом шагать по дороге добрый десяток километров к соседнему озеру, чтобы успеть на утренний утиный перелет.

Но вставать не могу. Накануне я поздно лег, и даже заманчивые картины предстоящей охоты не оказывают обычного действия. «Вздремну еще часок, – решаю я, укрываясь с головой одеялом, – все равно успею, теперь светает поздно».

Будильник замолкает, и в комнате снова становится тихо. Но вот слышатся легкие осторожные шаги. У кровати они замирают, и до меня долетает глубокий вздох. Мне совсем не хочется знать, кто это стоит возле кровати и вздыхает. Новый вздох снова раздается над самой моей головой, а затем я чувствую, как кто-то медленно стягивает одеяло.

Я не открываю глаза, стараюсь придержать сползающее одеяло, но тотчас же лица моего касается что-то влажное и холодное. Я вскакиваю и вижу: возле кровати стоит Люкс и виновато смотрит на меня, помахивая пушистым хвостом.

– Тьфу ты, безобразник! – выругался я.

Убедившись, что я проснулся, сеттер тихо и радостно повизгивает. «Извини, хозяин, – говорит его взгляд, сам знаешь, пора собираться». Я грожу собаке пальцем и начинаю одеваться. Люкс обиженно отходит в сторону.

И так бывает каждый раз, когда надо рано отправляться на охоту. Сеттер отлично знает, для чего звонит будильник, и если я не услышу звонка – он все равно не позволит проспать. В конечном счете я только благодарен за это своему четвероногому другу. Без его мягкого, но настойчивого вмешательства я, вероятно, пропустил бы не одну утреннюю зарю.

– Мошенник, – браню я его, – выспаться не даст. Дрянь собака, продам собаку.

Но «дрянь-собака» все понимает в обратном смысле и всем своим видом выражает довольство, восторг. Люкс носится по комнате, кружится на месте, пытается лизнуть меня в лицо или руку.

Все у нас приготовлено с вечера, и потому сборы заканчиваются быстро. Завтрак мой и Люкса отнимает не более пяти минут. Осторожно проходим через комнаты, стараясь не уронить что-нибудь и не разбудить домочадцев.

Кухонные окна не прикрыты ставнями, и виден серый мрак начинающегося осеннего утра. В стекла мерно барабанит дождь. Вода косыми струйками стекает вниз. Осенний дождь – мелкий и холодный – вещь малоприятная. Но кого из охотников может остановить такая мелочь?

Мы выходим из дома и шагаем по спящим улицам города. Сквозь частую сетку дождя тускло мерцают электрические лампочки в защитных шарах. Люкс и я – хорошие ходоки. Расстояние до озера мы проходим точно за полтора часа, как по расписанию.

Сеттер бежит впереди, иногда останавливается возле камня или придорожного столба, обнюхивает его, пропуская меня, а потом быстро нагоняет.

Город уже давно позади. Дорога тянется среди полей, сворачивая то вправо, то влево. В ямах уже успела скопиться вода, и при каждом неосторожном шаге брызги летят в лицо. Дождь не перестает, но и не усиливается. «Ранний гость – до обеда, поздний – до утра», – вспоминаю я народную поговорку.

Десять километров пройдено. Вот и озеро Кошкуль. Тихо шумят прибрежные тростники. От воды поднимается редкий туман, и, относимый ветром, он уплывает в сторону. Медленно начинается рассвет.

Берег здесь покрыт кочками. Подоткнув полы плаща, прыгаю с кочки на кочку, пробираюсь к тому месту, где у меня стоит небольшой и незаметный для постороннего глаза скрад из веток, соломы и тростника. Сеттер шлепает по воде где-то за тростниками. Переход по кочкам требует немало ловкости, поскользнешься – примешь холодную ванну, а то и вообще не выберешься без посторонней помощи.

Найти скрад на маленьком острове помогают метки – завязанные узлом стебли тростника. В нем сухо и уютно. Есть небольшая железная печурка, складной стульчик, из душистого сена устроена постель. Несколько отверстий по бокам и впереди служат одновременно и бойницами и окнами. Перед островком широкое плесо, на которое часто опускаются утиные стаи.

Я вынимаю из чехла ружье, собираю его, заряжаю, и кладу перед собой открытую коробку с патронами. Люкс ложится у ног, смотрит на меня умными глазами. На охоте он ведет себя серьезно и не позволяет никаких выходок. Знает, что тут не до шуток.

Удобно устроившись на складном стульчике, я смотрю в отверстие скрада. На воде покачиваются резиновые утиные чучела: несколько хохлатых чернетей и красноголовых нырков. Чуть поодаль плавают два чучела кряковых уток и три чирка.

Небо заметно светлеет, и дождя почти уже нет.

Первая стайка уток, как это часто бывает, появляется неожиданно из-за противоположных тростников и летит влево от меня. Едва успеваю поднять ружье и сделать выстрел. Ближняя птица перевертывается в воздухе и смачно шлепается в воду. Не ожидая команды, Люкс бросается к ней и скоро приносит в скрад крупного крякового селезня. Положив птицу, он занимает свое место: «Я свое дело сделал, очередь за тобой, хозяин».

Утки поднимаются хорошо. То и дело проносятся стаи кряковых, чернети, стремительно разрезая воздух, летят чирки. Завидев чучела, птицы изменяют направление полета и сворачивают к моему островку. На осенней охоте чучела тоже могут сослужить хорошую службу.

Я доволен охотой. Шесть уток разных пород уже лежит в скраде, но Люкс работу свою еще не закончил.

Последним он приносит селезня-широконоску. Я мельком взглядываю на птицу и уже хочу бросить ее к другим, но тут замечаю на правой лапке какой-то странный предмет.

Положив селезня на колени, я начинаю осматривать лапку. Вижу широкое кольцо, по всей вероятности, алюминиевое. Я пытаюсь разобрать буквы, нанесенные на нем, – тщетно.

Охотничьим ножом пробую соскоблить присохшую кое-где грязь, но, боясь повредить уцелевшие буквы, я тут же отказываюсь от своей затеи, хотя желание узнать, что написано на кольце, не давало покоя.

Собрав свои вещи и уложив уток в рюкзак, я зову Люкса, и мы трогаемся в обратный путь. Всю дорогу я думаю о кольце. Кто, когда, в какой стране окольцевал убитую мной широконоску? Что птиц кольцуют во многих странах, я знал давно. Занимаются этим люди, изучающие жизнь птиц. Научные работники наших заповедников, биологических станций и охотничьих хозяйств систематически проводят кольцевание различных пород птиц и выпускают их на волю. Затем в бюро кольцевания поступают сообщения из разных районов страны и даже из других государств: убита или найдена погибшей такая-то птица, в такое-то время, в такой-то местности, номер кольца такой-то. Эти сведения помогают ученым выяснить, где останавливаются на гнездование птицы, где они зимуют, какими путями совершают свои перелеты и многое другое.

…Дома я снимаю с лапки селезня кольцо, осторожно промываю его в теплой воде и с помощью сильного увеличительного стекла начинаю рассматривать надпись. Я аккуратно переписываю на бумагу буквы. И вот что получается: «Wadarasa… 43… Dhar…»

Я отсылаю письмо в Москву, в бюро кольцевания птиц. В сопроводительном письме сообщаю, где, когда и при каких обстоятельствах добыл селезня-широконоску, и прошу ответить на интересующие меня вопросы.

Проходит около месяца. Как-то я возвращаюсь с работы, и жена говорит мне:

– Там, на столе, письмо из Москвы. Наверное, то, которое ты все время ждешь.

Голубой почтовый конверт, действительно, из бюро кольцевания. Научные сотрудники пишут, что в Индии, в городе Дар, было окольцовано двести уток различной породы. Одна из них и попала под мой выстрел.

Большой и трудный путь проделала широконоска, прежде чем попала к нам, на Южный Урал. Тысячи километров пролетела она над просторами Индии и Советского Союза. Что она видела во время своего долгого пути? Наверное, селезень побывал там, где стоят чудесные пагоды и дворцы, построенные тысячи лет назад, где на многие километры тянутся таинственные джунгли с диковинными птицами и зверями. А потом он летел над полями и лесами, над городами и селами нашей страны, видел грандиозные новостройки, созданные руками советских людей, летел над степями, превращенными в плодородные нивы.

Я с трудом отрываюсь от грез, охвативших меня. Достаю фотографию селезня-широконоски и долго разглядываю ее…

С этого памятного случая я внимательно осматриваю каждую добытую на охоте птицу.