Текст книги "Цицерон. Между Сциллой и Харибдой"

Автор книги: Анатолий Ильяхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Мятежные дни и ночи

Главный заговорщик находился в Риме, изучая настроения граждан, чтобы в подходящий момент назначить ночь для мятежа. Единомышленников собирал у себя дома редко, и то под предлогом дружеских вечеринок. Однажды Катилина призвал основных заговорщиков и сообщил точное время для поджога Рима, означавшее начало мятежа. Откровенно заговорил о том, что власть незаконно захвачена людьми, разделившими народные богатства между собой. Власть торгует должностями, богатея на нищете благородных людей. Как только самые храбрые из римлян, мятежники, выступят против власти, римский народ получит желанную свободу. Власть над Римом должна принадлежать избранным – тем, кто состоит в заговоре.

Сообщники сговорились, что Катилина распоряжается их жизнями, распределяет обязанности на время мятежа. Главарь назначил время, когда следует поджечь одновременно несколько домов в разных районах города. Катилина указал даже, чьи жилища нужно будет поджечь, назначил исполнителя, который ночью тайно откроет городские ворота и запустит войско Манлия, на прощание успокоил всех, что захват города произойдёт настолько внезапно, что жители не успеют опомниться.

В выбранную ночь наёмное войско во главе с Манлием осторожно, без шума подошло к главным воротам Рима. Остановились в ожидании знака. Но пожара не случилось. Простояли в недоумённом ожидании, пока не догадались, что никто не откроет им ворота. А когда увидели, что на стены вышли вооружённые горожане и стали кричать, чтобы незваные гости уходили, поняли: мятеж провалился!

* * *

Катилина заподозрил предательство среди единомышленников. Но кто? В чём неудача, провал. На следующую ночь собрал старших среди заговорщиков, бурно обсуждали, виновных не нашли, но договорились о том, что в следующую ночь несколько молодых людей пройдут в дом Цицерона, благо у него нет вооружённой охраны, а рабы, как правило, спят. А убить консула нужно прямо в спальне, откуда вряд ли кто из слуг услышит шум. Замысел более чем удачный – убить даже одного из двух действующих консулов означало обрушение всей государственной власти. Начнётся хаос в управлении, поиск мнений и предложений от кандидатов на досрочные выборы – чем не прекрасная возможность захватить власть?

Поручение Катилины показалось молодчикам несложным и неопасным, так как по закону двери консульского дома для посетителей должны быть открыты и день, и ночь, чтобы консул мог отреагировать на любой донос гражданина. Ночью у входной двери обычно спал невооружённый раб. Трое исполнителей затемно подошли к дому консула и увидели, что у входа стояли вооружённые люди. Пришлось отступиться и продумать дальнейшие действия…

Наутро к Катилине явился посыльный от консула Марка Цицерона с приглашением – немедленно явиться в Сенат. Катилина не на шутку встревожился, но ослушаться не осмелился. На скорую руку собрался и в сопровождении охраны и рабов направился в курию. Увидел сенаторов, всюду знакомые лица, но заметил, что они как-то странно смотрят на него, хмурятся и отворачиваются, не желая встречаться взглядом. Заметил необычную картину – у выхода толпились вооружённые люди, недружелюбно поглядывающие на него. Противный липкий холодок пробежал по спине…

Катилина увидел Цицерона на курульном кресле. Второе консульское место пустовало – Гай Антоний находился в Македонии. Почувствовав опасность, напустил безразличный вид и приготовился к худшему…

Цицерон обладал бесспорным правом введения чрезвычайного положения в государстве, но в тех случаях, если Рим оказывался в опасности. Причём консул без решения народного собрания ничего подобного совершить не мог. Сейчас же для этого времени у Цицерона было недостаточно, нужно принимать срочные меры, а прямых доказательств измены Катилины не было, веских и надёжных, что он имеет отношение к мятежникам! Катилина необычайно хитёр, нигде, ни при каких свидетелях он не проговорился о мятежных замыслах, на Форуме не призывал граждан к свержению власти. Если Цицерон в присутствии сенаторов затеет допрос Катилины и ничего не докажет, ему не поздоровится…

Он проследил, как Катилина прошел к своему месту, которое обычно занимал на заседаниях. Дождался тишины и начал уверенно и резко:

– Луций Сергий Катилина, твои преступные замыслы обнаружены, твой тайный заговор раскрыт перед всеми сенаторами! Ты думаешь, нам неизвестно, что ты собрался совершить прошлой и сегодняшней ночью? Какие опасные для жизни римлян и государства принимал ты решения? Ты ошибся: ни мрак ночи, ни стены дома не скрыли твоих преступных намерений. Это по твоему злому замыслу народ в Италии напитался враждой и недоброжелательностью к нам, римлянам. Ты указал, кому и куда следует направиться, наметил тех, кого из римлян оставить в живых. Ты разделил город на участки для поджога, назначил убийц для умерщвления должностных лиц Рима и твоего консула. Но ты уже ничего не можешь не только исполнить, но даже задумать! Твоё положение, Луций Сергий Катилина, безнадежно. Тебе остается одно – немедленно удалиться в изгнание. Так ты лишишься римского гражданства и собственного имущества, но избежишь смерти.

Катилина от неожиданности и удивления замер, настолько поразился тому, что только что услышал. До этого момента он надеялся, что о заговоре не знает ни один непосвящённый. Никто из единомышленников не способен на то, чтобы выдать замыслы мятежа. Тем более о намерении убить консула. Но Катилина ошибался…

Среди заговорщиков пребывал некто Курий, не в меру хвастливый и разгульного образа жизни молодой человек. У него имелась любовная связь с замужней женщиной, которая в отсутствие супруга принимала его ухаживания. В ночь после первого сбора заговорщиков он появился у неё, изрядно выпил и уже у неё в объятиях, чтобы придать себе значимости, хвастливо проболтался о готовящемся мятеже. Пообещал, что щедро одарит любовницу, так как скоро станет богатым.

Женщина вначале не придала значения его словам, а когда вслушалась, пришла в ужас: какие-то люди убьют представителей власти, заменят на других. Она догадалась выпытать имена заговорщиков, а когда услышала, ужаснулась… Воображение живо представило горы трупов, реки крови, разорение города, и едва протрезвевший любовник оставил её постель, поспешила к консулу…

Глава вторая. Спаситель отечества

Принуждение к бегству

Цицерон догадывался, что Сергий Катилина способен на что угодно, на любую провокацию. Но представить недавнего соперника на консульских выборах в роли заговорщика не мог. И всё-таки из осторожности поручил штатным шпионам следить за каждым его шагом, ловить каждое неосторожно обронённое слово. Так что появление женщины с сообщением от любовника его не удивило. Но он поразился наглости заговорщиков, которых знал лично. Вот почему в ту ночь, когда войско Манлия подошло к городу, на стенах стояла стража. И дом консула охранялся, отчего молодчики не смогли устроить подлое убийство.

Цицерон понимал, что заговорщики не остановятся и продолжат попытки опрокинуть власть преступным путём. За руку их не поймали, есть лишь подозрения, а словам замужней блудницы никто не поверит… Как изолировать преступников, не нарушая закона? Без доказательств тяжкой вины арестовать нельзя. По этой же причине нельзя открыть уголовное дело. Без доказательства вины будет незаконным арест и сопровождение в тюрьму до суда. Подобные действия Цицерона будут восприняты как нарушение гражданских прав и свобод Катилины и его друзей-пособников.

Понадобится немало времени, пока суд на основании фактических доказательств и показаний свидетелей определит виновность Катилины… А до тех пор он останется на свободе, торжествуя собственной безнаказанностью, а следовательно, продолжит свою преступную деятельность? От безысходности Цицерона посетила подходящая, на первый взгляд, идея: он арестует Катилину – консул имеет исключительное право без суда арестовать любого гражданина по наговору в государственном преступлении, но только на сутки! А если за столь ограниченное время вина не будет доказана и Катилину отпустят, уголовное дело возбудят уже против Цицерона.

Да, он вызовет Катилину в Сенат, где неожиданно для него устроит досудебный процесс – закон позволяет! Подозреваемый будет вынужден защищаться от обвинения, отвечать на вопросы – тогда он и проявит себя. И хотя среди сенаторов у Катилины немало друзей, возможно, и сообщников, оправдаться ему будет нелегко.

* * *

Пользуясь замешательством Катилины после первого вопроса, Цицерон обрушился на него с тяжкими обвинениями. Не подбирал выражения, наоборот, создав впечатление, что знает о заговоре много, по ходу усилил натиск. Можно было подумать, будто остальные заговорщики схвачены и уже дают показания против главаря:

– Луций Сергий Катилина, твои тайные замыслы раскрыты! Твои люди, посаженные нами на цепь, предали тебя, признались, что ты организатор заговора. А пока расскажи, зачем так поступил с нами, что делал прошлой ночью и накануне. Кого ещё призывал к мятежу и убийствам мирных граждан? Говори, а мы послушаем, не вводишь ли в заблуждение, поскольку нам и так всё известно! Где предел необузданных дерзостей твоих?! Говори, не злоупотребляй нашим терпеньем!

Цицерон видел сенаторов, по их лицам было заметно, что они сильно удивились и теперь замерли в ожидании услышать страшное обвинение. Некоторые растерялись, не понимая, как поступить дальше. В глазах Катилины отразился ужас; по бледному лицу текли ручьи пота…

– О времена, о нравы! – воскликнул Цицерон, артистично воздевая вверх руки. – Сенат и консул знают о заговорщиках и главаре мятежа, а главарь до сих пор не арестован, не осужден и, главное, ещё жив! Мало того, он, как ни в чём не бывало, продолжал являться в Сенат, участвовать в обсуждении важных государственных дел, а сам тайно замышлял предать смерти тех из нас, кого считает неугодным для своего чудовищного замысла – разрушения республики! А мы сидели рядом с ним спокойно, воображали, что всё делали для спасения государства!

Цицерон возвысил голос до такой степени, что лица сенаторов, кто ещё сомневался, посерьёзнели:

– И вы, сенаторы, и я, ваш консул, не предпринимаем ничего, чтобы обезопасить республику от гибели, уготованной Катилиной с заговорщиками. Спасти Рим, римский народ и себя самих от заговорщиков-убийц! Это случится, если мы не осудим преступных действий Катилины, если уклонимся от наказания за покушения на нашу свободу!

Цицерон перевёл дух и, не снижая накала, решительно заявил:

– Сенат и консулы способны укротить вредного для государства гражданина. Мы намерены, Катилина, отправить тебя на смерть, обратить твою голову на гибель.

До того момента Катилина ещё надеялся на то, что слова консула не предназначены лично ему, что это фарс, выпад политического противника, что всё обойдётся, поскольку у Цицерона нет доказательств. Но консул, словно издеваясь над его сомнениями, продолжал:

– Уважаемые сенаторы! Пока мы медлим и не осуждаем заговор против республики, лагерь врагов, поддержавших Катилину, находится недалеко от Рима, в Этрурии. Со дня на день растет число неприятелей Рима, а их вдохновитель находится среди нас, продолжая каждый день вредить республике, которая его приютила как любимого своего гражданина. Вот он – преступник, которого сейчас мы видим как равного среди нас внутри священных стен Сената.

Марк указал на Катилину правой рукой, словно пригвоздил к скамье.

– Вот главарь заговорщиков, уважаемые сенаторы! Вот организатор мятежа против граждан Рима и республики! – Он перевёл дух. – А теперь я спрашиваю вас, сенаторы, почему Катилина ещё живой, каждый день имея какой-либо гибельный замысел против нас? Почему мы медлим, надеемся на признание вместо того, чтобы немедленно казнить преступника?

Цицерон, говоря это, не отводил глаз от растерянного лица Катилины, умело добивая его с неистовством:

– Катилина, тебе до сих пор сходили с рук убийства, притеснения и ограбления населения городов, союзных с Римом. Если бы я распорядился, Катилина, тебя схватить, казнить, никто бы не упрекнул меня в излишней жестокости! Римляне выразили бы только недовольство, что я поздно принял решение. Но я отправлю тебя на казнь, когда не останется ни одного римлянина, который не согласится, что это сделано совершенно законно. И вот моё решение: знай, что я не намерен переносить, чтобы по твоей вине отечество пребывало в сотрясении. Вследствие этого, Катилина, оставь наш город: ворота сейчас открыты – уезжай.

Сенаторы с возмущёнными криками повскакивали с мест, кричали в лицо Катилине с неподдельным возмущением:

– Убийца!

Катилина, не терявший хладнокровия по природной наглости, сидел под шквалом негодующих криков, затем вскочил, растерянный и опустошённый. Не выдержав позора, опустив голову, выбежал прочь мимо расступившихся стражников.

* * *

Назавтра стало известно, что в ту же ночь Луций Сергий Катилина оставил Рим. На это и рассчитывал консул Марк Цицерон, ибо добровольным бегством главный заговорщик признал свою недоказанную никем вину…

Возмездие

С утра Форум кипел. Римляне заговорили о консуле как о человеке, способном действовать решительно и, главное, своевременно. В атмосфере всеобщей признательности Цицерон, используя благоприятную для себя ситуацию, взошёл на ростры, откуда произнёс проникновенное обращение:

– Римский народ, не знаю, как и сказать: изгнал я Луция Катилину, или он ушел сам. Будет вернее, он удалился, ускользнул от вашего справедливого гнева. Исчез перед натиском неопровержимых доказательств о готовящемся им преступлении, что предъявил ему я, ваш консул. Одно нам ясно, что в Риме больше нет вашего врага, желавшего вам смерти…

Захватив внимание толпы, Цицерон в подробностях изложил, как ему удалось проявить бдительность, выявить главаря и тем самым предотвратить кровавый мятеж против республики. После торжествующей речи консула у римлян не оставалось сомнений, что заговор действительно готовился, и Катилина, будучи инициатором, вовлекал в него единомышленников из жителей Рима. Но люди понимали, что опасность существует до тех пор, пока не выявлены все заговорщики. Они с надеждой смотрели на консула как на спасителя. Второй же консул, Гай Антоний, занял выжидательную позицию, вызывая у Цицерона подозрения в поддержке заговора против республики.

* * *

Тем временем Катилина, испытав перед опасностью ареста естественное состояние растерянности и страха, направлялся к военному лагерю сообщников в Этрурию. К полудню спохватился и уже сожалел, что совершил непростительную ошибку – попросту попался «на крючок» красноречивого Цицерона. Катилина клял себя за оплошность: вчера перед сенаторами он ни словом не обмолвился, не признался в организации заговора, в чём его обвинил консул. Ведь Цицерон так и не произнёс ни одного имени якобы задержанных заговорщиков, не привёл ни одного случая измены республике… Одни только догадки! А он, Катилина, вместо того чтобы защитить своё честное имя, позорно сбежал, что означало признание обвинения Цицерона…

К тому же закон требовал соответственных процедур – это Катилина был обязан помнить. Прежде нужно, чтобы консул подал заявление о возбуждении уголовного дела в придачу с доказательствами причастности Катилины к преступлению. Даже сейчас, когда обвиняемый в бегах, закон позволяет избежать судебного расследования до его добровольной явки на суд. Так что неизвестно, что получится из затеи Цицерона…

Цицерон предполагал, но мало надеялся на неожиданное исчезновение из Рима главного зачинщика мятежа. А тут – свершилось, и это отразилось на росте популярности консула Марка Цицерона. Но не приходилось рассчитывать на то, что Катилина успокоится, он рождён, чтобы сеять зло. Он слишком расчётлив и коварен, этот враг Рима, при поддержке наёмников постарается добиться задуманного.

С той ночи, как Катилина бежал, встревоженные римляне ежедневно приходили к Сенату и на Форум. Требовали от консула подробностей о заговоре, дальнейшего расследования и поиска других преступников. Марк успокаивал, убеждал, что сделает всё возможное и не допустит мятежа. Говорил о Катилине:

– Он похож на опаснейшую ядовитую змею! Дотронешься – ужалит до смерти. Как себя обезопасить? Если змею схватить посредине, она тоже ужалит, а если же ухватить её за голову, тогда с ней можно справиться.

Хотя консул успокаивал граждан, обещал принятие охранительных мер и призывал успокоиться и не бояться новых заговоров, страх не оставлял сердца римлян. Всё имело основание, так как в городе оставались сообщники Катилины, они притаились и ждут нового приказа главаря. А имена их до сих пор неизвестны! На улицах редко слышались радостные возгласы, не устраивались торжества и публичные развлечения, прекратились показы спектаклей в театре и цирковые представления. Римляне посещали храмы, совершали жертвы и молили богов о защите их жизни и покровительстве Риму. А на другой день люди опять обращали взоры к консулу Марку Цицерону, гаранту законности и порядка…

* * *

Оказавшись под надёжной защитой вооружённых наёмников Гая Манлия, Катилина продолжил подготовку к захвату Рима. Он отправлял тайных гонцов с письмами к влиятельным сенаторам, где подробно объяснял своё участие в подготовке мятежа. Ссылался на то, что Цицерон оговорил его, а он не желал зла римскому народу и теперь вынужден защищать своё доброе имя. В каждом письме Катилина писал о своих намерениях настолько открыто и бесстыдно, что сомневаться в его преступлении не приходилось. Знал бы он, что люди, которым приносили его воззвания, остерегались даже брать, словно некую заразную вещь, и немедленно отсылали их с рабами к консулу. И консул, обнаружив, что среди сенаторов мало осталось сочувствующих Катилине, повёл себя чрезвычайно решительно.

Отдельным эдиктом объявил жителям Рима об установлении нового порядка в городе. Призвал молодёжь в особый отряд патриотов, нацеленных на ликвидацию скрытных врагов отечества, распорядился вооружить из казённого арсенала, назначив своего командира. Поручил оберегать жилые дома от поджогов и грабежей, организовал охрану храмов и общественных зданий и порядка на улицах, днём и по ночам. Позже выступил перед народом:

– С этого дня у вас есть защитники. Они добровольно взяли в руки оружие, чтобы отражать любые нападки врага не оставляя города, находясь среди вас. Молитесь, квириты, за здоровье ваших защитников и верьте моим словам: положение преступных сообщников Катилины безнадёжно!

Но из Этрурии приходили тревожные сообщения. Катилина отказался от повиновения представителям законной власти Рима, объявив себя консулом с диктаторскими полномочиями. Издал первый свой эдикт: «Я отменяю действующую власть в Римской республике», заявив, что для обеспечения уже своих «законных» прав скоро войдёт в Рим. И войско у него оказалось достаточно многочисленное, поскольку он подстрекал к возмущению жителей Этрурии, недовольных безземельем, бедностью и преступными действиями наместников.

Цицерон не сообщал гражданам о реальной опасности, своих тревогах, но думал, как предотвратить катастрофу. Он понимал, что притаившиеся в городе заговорщики скоро проявят себя, едва узнают о подходе к городу наёмников Катилины, нанесут удар неожиданно.

Но оказалось, что с возникновением опасной ситуации Цицерон проявил себя с решительной стороны, чего раньше не замечал за собой. Он вставал чуть свет и подолгу сидел в домашнем кабинете, читая письма встревоженных граждан и сообщения осведомителей из окружения Катилины, часто забыв о завтраке. Принимал всех, кто сообщал о людях, поддерживающих Катилину. С этой же целью направлял своих людей в города Италии и провинции, анализируя полученные сведения и делая выводы.

* * *

Обескураженные бегством своего главаря сообщники не оставили своих намерений, рискнули остаться в Риме. Затаились, выбрав новых предводителей – Гая Цетега и Публия Лентула: первый – квестор, проявивший себя особой жестокостью против населения Испании, другой – бывший правитель Сицилии в должности претора. Оба из родовитых семей, по распущенности имели огромные долги, отчего были готовы пойти на любое преступление, лишь бы вернуться к прежней роскошной жизни. Зря времени не теряли, часто выступали на сходках, где подстрекали народ на проявление недовольства, призывая к расправам над представителями власти. И всегда называли имена некоторых сенаторов, противников Катилины, и особенно часто – консула Марка Цицерона, открыто требуя их устранения насилием, обвиняя в том, что это они способствовали появлению заговора.

Для координации действий заговорщики собирались в доме Цетега, где прятали оружие и составы для поджогов. Катилина знал об этом, слал им письма; в одном предложил начать пожары в Риме и учинить избиение граждан, проживающих в заранее обозначенных домах, но в ту ночь, когда он подойдёт с войском. Дату укажет позднее.

Но Катилина не учёл, что для «новых заговорщиков» он уже не представлял интереса как лидер с того дня, когда сбежал, предав их. У Цетега имелся собственный замысел. В случае успеха он не думал делиться славой с Катилиной. Наблюдая за действиями Цицерона, Цетега отмечал слабые места и спешил. На сборах с заговорщиками требовал проявить решительность в действиях.

Он назначил мятеж в самом начале праздника Сатурналий, когда консул и сенаторы утратят бдительность, а народ будет беспечно веселиться. Торжества в честь бога Сатурна продлятся семь дней, когда в домах устраивают праздничные столы, а родным и друзьям вручают подарки – для заговорщиков самая что ни на есть подходящая ситуация!

Как оказалось, консул не зря содержал тайных агентов, хорошо платил за каждую новость, признавая ценной любую подозрительную сплетню. Соглядатаи Цицерона негласно наблюдали за настроениями римлян, прислушиваясь к каждому разговорам на улицах. Поэтому Цицерон знал и о замыслах Гая Антония, о том, что коллега по консульству знает о собраниях заговорщиков, но прибегает к притворству, опровергая любые подозрения.

Марк Цицерон знал о настроениях среди сенаторов, что некоторые из них ожидают прихода Катилины. Из-за чего не стал ждать, начал действовать. Экстренно призвал граждан на Форум, где пообещал, что с помощью богов сделает всё, чтобы не допустить новой гражданской войны. Народ поддержал консула, а он, уловив общее настроение, заявил, что в таком священнейшем и важнейшем органе власти республики, как Сенат, есть люди, желающие реализации заговора. Их целью является уничтожение честных законопослушных граждан. Об этом говорил Цицерон, выступая с речью перед народом, но имён дальновидно не называл, зная, что толпа, призывая его к откровенности, готова растерзать любого, на кого он укажет. Цицерон ни на кого не указал, но в Сенате предупредил, что у него больше нет желания терпеть ничьего двуличия.

Возможно, речь разгневанного консула подействовала на умы сенаторов, так как все впервые стали возмущаться Катилиной, называли «врагом отечества», требовали от консула сурово наказать преступника. Цицерон пошёл на хитрый шаг – предложил сенаторам, чтобы они поручили второму консулу, Гаю Антонию, возглавить войско и выйти навстречу наёмникам Катилины и таким образом предотвратить захват Рима. Кислая гримаса второго консула, Гая Антония, откровенно указывала на то, что подчинился он воле Сената с явной неохотой…

Рим замер в тревожном ожидании мятежа. В эти дни из Галлии появилось посольство союзного племени аллоброгов: они жаловались на римского наместника, просили отозвать за непомерное мздоимство и поборы. Главари мятежа Цетега и Лентул воспользовались их появлением, тайно встретились с послами, обещая аллоброгам всяческие блага за их военную поддержку. Передали письмо для вождя племени с предложением поддержать мятеж, захватить в назначенный день Рим. Послы письмо приняли, но содрогнулись от опасной затеи, и на другой день отправились к консулу Цицерону.

По совету консула аллоброги продолжали вести переговоры с Цетегом и Лентулом, каждый раз получая новые сведения о замыслах мятежников. Затем Цицерон предложил послам запросить новое письмо к вождю, уже с подписями верхушки заговорщиков. Цетег и Лентул исполнили требование послов, после чего письмо оказалось в руках консула.

Марк Цицерон действовал решительно. Уличённых участников заговора арестовали в одну ночь у них в домах. Консул немедленно призвал сенаторов на внеочередное заседание, где известил с радостью, что заговор раскрыт, участники арестованы и под тяжестью улик сознались в преступных действиях…

Наутро римляне услышали от глашатаев, что несколько известных граждан задержаны и находятся в тюрьме. Но суда над ними ещё не было. Народ на Форуме требовал от консула объяснений. Тревожило сообщение, что римляне содержатся в тюрьме без оформленного по всем правилам доноса и без предварительного расследования и судебного процесса, как требует римское законодательство.

Как адвокат Марк Цицерон понимал своё положение. Если он не оправдается, уголовное преследование грозит уже ему. В толпе находилось достаточно людей, убеждённых в том, что консул напрасно наговаривает на политических противников, даже из личных интересов. Народ потребует доказательства вины арестованных, а не рассуждения об опасности, нависшей над отечеством. Выход один – объяснение.

Марк Цицерон разразился речью, из которой даже сомневающимся стало понятно, кем и как готовился мятеж, о чём вели переговоры с аллоброгами и что ожидает римлян в случае победы Катилины. Цицерон не забывал повторять, что заговор раскрыт благодаря его прозорливости и решимости. У него спросили, почему позволил Катилине скрыться, благодаря чему он угрожает Риму. Разве нет его вины?

– Я сделал разумный шаг, – уверенно ответил консул. – Если бы Катилина остался в городе, заговор не раскрыли бы так безопасно для граждан. Что касается нашей победы, не следует сомневаться – консул Гай Антоний с легионами идёт навстречу Катилине. Моя же задача – не допустить развития ужасных событий в городе.

Завершил он речь пафосно:

– Я не требую от вас, квириты, ни памятников, ни знаков отличия в свою честь. Прошу лишь помнить о том, что я для вас сделал, и защитить меня и семью, если случится непредвиденное.

На следующий день консул опять призвал сенаторов в храм Согласия, где предложил немедленно решить судьбу пособников Катилины, поскольку арестованные заслуживают смерти. И умолк, так как высшее должностное лицо не имеет права влиять на ход обсуждения и принятие решения сенаторами.

Сенаторы понимали критичность ситуации – или сейчас осудить арестованных, или передать дело в суд, как требует закон. Кто-то соглашался признавать арестованных граждан виновными, к тому же они сознались, но приговорить к смерти не решались. Ждали обсуждения и голосования.

Первым выступил Юний Силан, недавно избранный консулом на следующий год, что придавало ему юридическую защищённость. Без обиняков он осудил преступников и сразу предложил казнить за злодейские замыслы. Только лишить жизни через удушение, ибо по-иному закон запрещал убивать гражданина. Желающих обсуждать его предложение или высказывать иную точку зрения не оказалось. Приступили к голосованию.

Кто соглашался с Силаном, поднимались и вставали рядом с ним, остальные – напротив. Неожиданно поднялся Гай Юлий Цезарь, молодой человек, избранный на следующий год претором. В Сенате он значился в новичках, хотя с недавних пор к его выступлениям прислушивались. На похоронах сестры отца Цезарь заявил: «Род мой, Юлиев, восходит к бессмертным богам, от богини Венеры»…

Начало противоречило сказанному Силаном, но Цицерон невольно напрягся, ожидая неприятности:

– Пожалуй, я соглашусь с Силаном, что подобное преступление наказывается смертью. И всё же советую отцам-сенаторам не спешить. Когда вы думаете о спорных вопросах, отрешитесь от ненависти, дружбы, гнева и сострадания. Дух с трудом различает истину, если ему мешают чувства и страсти. Римляне вознесены слишком высоко, чтобы нам позволять лишать их жизни не считаясь с законом. В этом смысле я обязан указать на незаконность такого решения, ведь общеизвестно, что смертную казнь свободнорожденному римлянину выносит только народ на собрании, и то в порядке обсуждения судебного дела и общим голосованием. Если мы с вами примем сегодня своё решение, народ Рима будет говорить не о преступлениях заговорщиков, а о том, как их наказали не по закону.

Цезарь на мгновение умолк, словно подготавливая сенаторов к тому, что они услышат дальше, и продолжил, веско бросая каждое слово:

– Я предлагаю не сразу лишать их жизни, а предоставить право мучиться всю оставшуюся жизнь. Дайте преступникам пожизненное заключение с конфискацией имущества, запретив в дальнейшем добиваться смягчения наказания.

Марк Цицерон поймал себя на мысли, что не удивлён предложению Гая Цезаря. Он высказывает здравые мысли и доводы, уместные в данном случае, не противоречащие гражданской позиции приверженца республики. Но в многословии молодого сенатора почему-то угадывается тайное желание – сохранить жизнь преступникам, оказавшимся под стражей благодаря его, Цицерона, усилиям! Гай Цезарь или их соучастник, или его завистник. Если принять это явно двусмысленное предположение, отдалённая смерть для преступников покажется им не наказанием, а, скорее, избавлением и возможностью насладиться свободой…

Судя по вниманию, с каким слушали Цезаря сенаторы, его выступление становилось опасным для замысла консула:

– Разве не существуют у нас другие законы, которые предписывают, чтобы осужденных граждан не лишали жизни, но отправляли в изгнание? Зачем убивать сразу, а не сечь плетью долго и больно?

Цезарь с грустью в голосе напомнил о жестоком времени диктатуры Суллы, когда убивали людей, действительно преступных и как будто заслуживающих смерти. Но это стало началом великих бед для многих римлян. Затем сенатор посмотрел на Цицерона и придал голосу примирительную интонацию:

– Я не опасаюсь этого в консульство Марка Туллия Цицерона и вообще в наше время. Но кто гарантирует, что подобное не случится при другом консуле, у которого в руках будут послушные ему легионы, когда какое-нибудь ложное обвинение выдадут за истину? А когда, опираясь на сегодняшний пример беззакония, консул обнажит меч, кто укажет ему границы дозволенного законом? Кто его остановит?

Марк Цицерон понял, что слова Цезаря способны изменить настроение сенаторов. Речь выстраивается не ради жизни для преступников – он метил в консула Цицерона! Блеснула догадка: Цезарь – тайный покровитель Катилины!