Текст книги "Избранник вечности"

Автор книги: Анатолий Ильяхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава пятая
Бросок копья

Испытание Граником

Ростр триеры с лёгким шипением стремительно вонзался в невысокие изумрудно-зелёные волны Геллеспонта. Александр пристально вглядывался в смазанную линию горизонта и не замечал ни солёных брызг, ни времени, проведённого на открытой палубе. Нескончаемой вереницей текли мысли ясные, осознанные…

Отец однажды сказал ему: «Македония тебе мала, сын! Ищи себе другое царство!» – и с этого дня жизнь наполнилась неутолимым стремлением покинуть Пеллу, своё Отечество, отправиться неведомо куда в поисках новой для себя цели. Вот она, Азия – начало его божественной судьбы и славы! Обратного пути нет…

Александру повезло с самого начала: персидских кораблей нигде не замечено, македонский флот пересекал пролив при полном благоприятствовании. Попутный ветер облегчал кораблям ход, гребцам не пришлось непосильно налегать на вёсла, за что моряки благодарили повелителя морей Посейдона.

Царский корабль попал в окружение нескольких стай дельфинов; плавники и хвосты мелькали повсюду. Впереди плыли мелкие особи; молодёжь, словно в сложном танце, выписывала на водной глади замысловатые узоры. За ними плыли родители, величественные и прекрасные – настоящая стража. Как весной пастухи пестуют на пастбище нежных ягнят, так семейные пары следят за детьми, чтобы ничто дурное не коснулось их…

Глядя на чудесных дельфинов, удивительный восторг охватил Александра. Зрелище привлекло внимание воинов, особенно ободрила моряков. Аристандр не преминул отметить необычное состояние Александра:

– Повелитель морей и океанов Посейдон всегда появляется в сопровождении дельфинов. Они царят над рыбами; как стрелы, выпущенные из лука, носятся они по морю, и их проницательный взгляд замечает каждую рыбу, укрывшуюся в расщелине или зарывшуюся в песок. А сейчас эти царственные существа сопровождают тебя, царя людей, словно бога. Хороший знак! Предвещает твои победы!

Александр промолчал, приятно задетый за живое… Но смущал известный ему факт, что фракийцы совсем по-иному обращались с дельфинами. Они имели обыкновение употреблять их мясо в пищу, а жир для светильников. Охотились, как на морских животных, которые, не ожидая от людей никакого зла, близко подплывали. Жестокие варвары! Они не только сами не могут приблизиться к богам или коснуться их алтаря своими нечистыми руками, но и жертвы их не будут желанны. Ибо боги не приемлют убийство властителей пучин…

На середине пролива кормчий остановил царскую триеру для совершения жертвоприношения Посейдону. В мире, где властвуют боги, людям приходится исполнять обряды, чтобы не навлечь их гнев. А в непредсказуемом морском царстве всё неожиданно и предельно откровенно: где недавно присутствовали безветрие и гладь, внезапно вздымаются волны, с чудовищной мощью обрушиваются на корабли, топят или выбрасывают их на берег, где несчастные жертвы кромсают прибрежные скалы, злобно гложут камни, как голодные звери свою добычу…

На кораблях подняли вёсла и собрали паруса. Закололи белого быка, в золотую чашу пролили жертвенную кровь. Тушу разделали, куски отдали корабельной команде и воинам для совместной с богами трапезы; потроха и чашу бросили в море – в дар морским божествам – нереидам. Затем корабли продолжили путь в сторону бухты Сигей*, куда тысячу лет назад греки-ахейцы привели корабли для войны с Троей. Одного из них звали Ахиллом – бесстрашный воин, легендарный предок рода матери Александра…

Гефестион несколько раз призывал друга оставить палубу, спуститься вниз, отдохнуть до завершения пути, а он отказался, с удовольствием подставляя обветренное лицо свежему дыханию моря. Образ Посейдона не отпускал царя, он уже сам представлял себя богом, мчащимся по волнам на колеснице с белыми златогривыми конями… Ощущал могучей стихией, вырывающейся из мятущейся молодой души с силой, до сих пор дремлющей под поверхностью сознания. Как Посейдон в непогоду выплескивает ярость, а затем возвращается в спокойные глубины, так и Александр способен в гневе натворить немало необъяснимых поступков, чтобы потом успокоиться, утихомирив рассудок, и стать добросердечным…

* * *

Приземистый берег медленно надвигался на триеру белопенным прибоем. Азия рядом, рукой подать… Александра охватило чувство неистового восторга; выхватив у стоящего рядом воина копьё, он широко замахнулся и сильным рывком послал копьё вперёд. Повинуясь молодой мощи, оно долетело до волнующейся кромки и вонзилось в берег. Друзья-гетайры, воины и командиры, укротив намерения сделать то же самое, молчаливо наблюдали за его действиями. Никто не посмел опередить царский бросок, представляющий собой древнейший священный ритуал. Символ «первого копья» обозначал силу и значимость человека, кто его послал, и также «право на землю».

Корабль уткнулся носом в мелководье. Александр, за ним остальные попрыгали в воду. К берегу в спокойной воде небольшого залива один за другим приставали остальные корабли с воинами греко-македонской армии…

Александр понимал, что одного броска копья не достаточно, чтобы обрести законные права на Персидское царство. Право на землю требует завоевание через победу над царём Дарием. Но это необходимо сделать, как советовал когда-то царю Филиппу афинский оратор Исократ*: «Прошу тебя, завоюй в Азии земли от Киликии* до Синопы*. Выгороди земли, отдели себе их и займись основанием новых городов, куда поселишь тех бездельников, кто ныне шатается в греческих городах по недостатку денег для нормального существования и обижает кого ни попадя».

Войсковые жрецы принесли жертвенные дары Зевсу, Афине Воительнице, отдельно Гераклу, предку царя со стороны отца. Решено обустроить лагерь для отдыха, на попечение командиров оставить ненадолго войско, и с несколькими гетайрами направиться к Илиону*. В тех местах когда-то находилась Троя, от которой уже не осталось даже стен. Аборигены, не вдаваясь в печальные воспоминания, растащили легендарные камни для жилищ и храмов.

От некогда цветущей столицы могучего Троянского царства осталось рыбацкое поселение Илион с ветхим храмом богини справедливой войны Афины. Александр совершил жертвенный обряд. Священнослужитель, привлечённый шумом, намекнул, что храм положено одаривать, на что царь, помедлив, оставил меч с рукояткой, украшенной золотыми накладками. Жрец оживился в предвкушении других даров и похвастался, что в храме с древних времён хранится щит богини, её эгида. Никому не дозволено брать в руки священную реликвию, кроме избранного богами героя. Но посмотреть не возбраняется. Услышав такое, царь с нетерпением произнёс:

– Веди к эгиде!

– Не уверен, что богиня сейчас позволит, – запинаясь, выдавил из себя оробевший служитель; он уже пожалел, что проболтался.

Александр, нетерпеливо подталкивая жреца в спину, прошёл в опистодом – заднюю часть храма, где обычно покоятся культовые ценности и дары прихожан. В крохотном закутке отгороженного помещения с устойчивыми запахами древности, на стене висел щит из потемневшей меди с изображением ужасной Медусы*. У Александра перехватило дыхание.

– Я возьму, – напористо произнёс глухим голосом. Жрец раскрыл руки, обозначая всем своим видом запретную тему, и воскликнул тонким от волнения голосом:

– Эгида принадлежит богине!

– Теперь она моя! Ты сказал, что герой может взять эгиду. Я тот герой!

Резко отстранив жреца, снял святыню. Прижимая к груди, заявил, обращаясь то ли к сопровождающим гетайрам, то ли к жрецу или самой Афине:

– Эгида послужит мне, пока я не покончу с Дарием! Потом верну, слово царя!

На выходе повернулся к жрецу.

– Храм и тебя не оставлю без своего участия.

Священнослужитель, осознав, что имеет дело с царём, показал на тёмный угол.

– Там лира Париса*. Не хочешь ли тронуть священные струны?

– Нет! А если бы ты указал, где спрятана лира Ахилла, тогда другое дело! Сейчас недосуг! Меня ждёт Азия!

Уже за спиной услышал:

– Возможно, лира лежит в могиле Ахилла. Мне известно его захоронение. Его слова прозвучали, словно гром с ясного неба!

– Веди!

Шли недолго, преодолевая косогоры и овражки пересохших ручьёв. По дороге священнослужитель успел рассказать о смерти Ахилла так подробно, словно присутствовал на погребении:

– Семнадцать дней воины-греки оплакивали великую потерю, одевшись в пышные доспехи, вместе с ними Фетида и бессмертные боги. С Олимпа спустились Музы; пели погребальный гимн. Когда догорел костер, собрали кости Ахилла, положили в золотую урну, подаренную Дионисом. В урну положили и кости друга Патрокла, захоронили в одной могиле. Насыпали гору земли, далеко стало видно с моря.

С трудом пробираясь через заросли низкорослого кустарника, добрались до невысокого земляного холма, по признакам, очень давно насыпанного. Александр оставил спутников внизу – захотел побыть наедине со временем, Гомером, Элладой и предком – поднялся к вершине. Небольшой провал, сплошь заросший асфоделью*, говорил о давнем захоронении. Совершив обряд в честь своего предка-героя, принёс искупительную жертву троянскому царю Приаму, убитому греками. Удовлетворённый, спустился к подножию, там обнажился. Умастив маслом тело, вместе с другом Гефестионом обежал три раза вокруг холма. Завершив, воскликнул с юношеским восторгом:

– Я не царь Македонии!

– А кто ты? – удивился Гефестион.

– Я общался с богами и героями. В меня вселилась бессмертная душа неистового Ахилла! Я, как он, разъярённым львом готов сражаться с персами!

Друзья не поняли, всерьёз он говорит или ещё не вышел из мифологического образа. Но то, что Александр вдохновился историей Гомера, заметили по приподнятому настроению.

Гефестион не разделил упоение друга-царя, промолчал. Поостерёгся напомнить, что Ахилл не сам распорядился своей судьбой – так решили боги. Мать Фетида, пожелав сделать сына бессмертным, погружала младенца в подземную реку царства Аида, Стикс, но держала за пятку. Тело стало твердым, меч отскакивал, но пятки чудодейственная вода не коснулась. Лишь Аполлон знал уязвимость Ахилла, обещал Фетиде хранить его и тайну. Во время войны греков с троянцами бог покровительствовал Трое, предупредил Ахилла, чтобы не проявлял жестокости, а он не повиновался и готовился сразиться с богом. Разгневался Аполлон и, незримый, направил стрелу Париса в пяту Ахилла… Неужели о таком исходе грезит Александр?

На следующий день войско направилось к Абидосу, где давно поджидала вторая часть македонской армии; она прошла до Коровьего Брода (пролив Боспор), где на торговых судах и рыбачьих карабасах переправилась на азиатский берег*.

* * *

Армия воссоединилась, и теперь уместно подвести первые итоги. Во время перехода потерь избежали, удача сопутствовала и в храме Афины у Илиона. Царю досталась священная эгида, с которой царь не расставался, на ночь держал у постели в палатке. Подарок богов? К счастливым обстоятельствам отнеслось и непредвиденное место захоронения Ахилла. Последовавшие за этим первые столкновения с авангардными отрядами персов приносили успехи, хотя всерьёз воспринимать их не приходилось. Персы не ввязывались в бои, имея в виду численный перевес македонян. Только сражение главных сил могло определить победителя в войне, обозначенной эллинами священной. В начале лета армии встретились у реки Граник* недалеко от Илиона.

Как только Дарий получил сообщение о появлении враждебной армии в прибрежных землях царства, он понял, что Александр желает воевать с ним на равных. В Персии знали об успехах сына Филиппа на Балканах, о разгроме Фив, но большого значения не придавали. Персидская армия настолько могучая, что одним сражением могла завершить войну. Но Дарий поразился удивительной бесцеремонности заносчивого Македонца и надумал немного потянуть время. Поиграть, как кошка с мышкой, чтобы наказание показалось болезненней, а сам Александр, ввергнувшись в ужас собственного поражения, показался бы смешнее смешного.

Из донесений шпионов стало известно, что у македонян всего шесть тысяч всадников и двадцать тысяч пехотинцев. Дарий направил к Гранику, где собирался проучить Александра, восемнадцать тысяч конных гвардейцев под командованием лучшего полководца – Мемнона. В поддержку придал тридцать тысяч пехотинцев, которые заблаговременно заняли высокий берег реки – противодействовать переправе.

На совете перед сражением самый пожилой из военачальников Парменион, осмотрительный в действиях, высказал Александру опасения:

– Нельзя переправляться сходу, да ещё на виду у персов. Они стоят очень выгодно для себя. Перебьют, как воробьёв в зерновом амбаре. Лучше дать войску отдых, в другом месте искать безопасную переправу. Я уверен, перед нами не основные силы персов. Если ничего против них предпринимать не будем, им надоест ждать и уйдут. Напасть не решатся. А следом мы переправимся без всякой опасности и потерь.

Александр резко оборвал:

– Вы слышите, чем озабочен наш прославленный полководец? То, что он предлагает, не соответствует ни славе македонян, ни моему обыкновению встречать опасность лицом к лицу. Мы не побоялись преодолеть опасный в любую погоду пролив Геллеспонта, а сейчас перед нами даже не река, а мелкий ручей! Мне будет стыдно за себя и войско, если поступить, как предлагает Парменион. Тогда персы узнают, что перед ними не их победители, а трусы; они возрадуются, когда узнают, что смогут и дальше удержать македонского воина, как неразумного ребёнка.

Военачальники не возразили, промолчали и после того, как Пармениона с небольшим конным отрядом царь отправил вверх от переправы. Чтобы наблюдал со стороны и вмешался бы только в случае необходимости. Гефестион во главе элитных всадников, с нетерпением рвавшихся в бой, начал переправу.

Как только первые ряды македонян вступили в реку, с противоположного берега на них обрушился ливень из стрел и копий. Мелководная переправа заполнялась трупами людей и животных, но смельчаки не замечали смертельной опасности. Упорно продвигались дальше, и продолжали нести потери. Стало понятно, что дерзкий замысел Александра провалился; прозвучал сигнал к отходу. Когда пересчитали, сколько воинов осталось у Гефестиона, царь понял, что зря оскорбил Пармениона. Но признаваться в ошибке не пожелал.

Под ликование персов македоняне в печали собрали из воды и захоронили мёртвых, лечили раненых. До темноты слышали оскорбления, а потом всё стихло.

В совершенной тишине отряд всадников под предводительством Александра вышел из лагеря и отправился вдоль реки. Обнаружив брод, в отсветах утренней зари внезапно обрушились на вражеский лагерь. Одновременно с противоположного фланга напали конники Пармениона. Ничего такого персы не ожидали, и началось их избиение. Мемнон, остерегаясь полного уничтожения, призвал командиров к организованному отступлению, но оно больше походило на бегство. Персы уже почти не сражались, лишь двадцать тысяч греческих наёмников Дария, понимая, что пощады не будет, продолжали яростно сопротивляться. Они сдались, когда в живых остались две тысячи, и многие ранены. Из них отобрали афинян, надели колодки и отослали в македонские каменоломни. Царь сказал:

– Вы не служили Элладе, а предпочли стать наёмниками у персов. А фиванцев отпустите; у них больше нет своего города. Куда пойдут, меня не заботит. И фессалийцев сделайте рабами, потому что они отказались возделывать свою замечательную землю, за деньги служили Дарию.

В коротком сражении на берегу Граника персы потеряли две с половиной тысячи убитыми, а македоняне – сто пятьдесят всадников. Все молодые люди из знатных семей. Александр переживал их гибель, распорядился устроить погребение на берегу реки. А чтобы в Македонии родители и дети героев не ощущали болезненных потерь, освободил их семьи от налогов и податей. Перед тем как оставить место сражения, с почестями похоронили персидских военачальников и греческих наёмников Дария.

В сражении у Граника македонский царь едва не лишился жизни. Персидское копьё на излёте попало в щель между пластинами нагрудного панциря; застряло, но не поранило. Двое вражеских всадников заметили, как он замешкался, вытаскивая копьё, кинулись на него с мечами. Успел увернуться от одного, направив на второго своё копьё, которое сломалось о металлический нагрудник. Александр выхватил кинжал и ударил, целясь в шею; сошлись в рукопашную. Ещё один всадник ударил мечом по шлему и срубил гребень из белых перьев. Александр устоял, но перс вновь замахнулся для смертельного удара. Подоспевший Клит, друг юности, пронзил его копьём насквозь. Первого всадника царь убил.

После сражения он обошёл лагерь, посещал раненых, осматривал раны и советовал, как лучше лечить. Медицинские познания Александр получил подростком на занятиях у Аристотеля, владеющего лекарским искусством. Воины благодарили за участие, заводили разговоры о своих семьях, а он выслушивал каждого, хвалил и благодарил за храбрость, позволял выговориться.

Придворный ваятель Лисипп получил заказ отлить из бронзы двадцать пять статуй с изображениями воинов, отличившихся в первом сражении с персами. Статуи отправил в Македонию, обязав выставить на обозрение в Дионе. Среди героев находилась статуя Александра. А ещё отослали афинянам триста щитов, отобранных у персов, – в дар богине Афине Палладе (Воительнице); на них надпись: «Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонян, отняли это у варваров в Азии».

Встреча с Артемидой

Союзному греко-македонскому войску после Граника открывался доступ в центральную часть Персидского царства; дальше расстилалась обширная долина Тигра и Евфрата. Первым на пути оказалась Сарды, столица порушенного персами Мидийского царства; теперь, сатрапия персидского царя с резиденцией наместника. Взятие города-крепости, надёжно защищённого толстыми стенами, представлялось проблематичным. На осаду уйдёт много времени, но если оставить Сарды позади, а позже вернуться, – чем не решение?

На подходе к городу македонян встречали. Празднично одетые люди в белых одеждах шли без оружия, с оливковыми ветками в руках. Царя встречали самые уважаемые горожане и начальник персидского гарнизона Мифрен, он же, комендант города. При виде Александра, верхом на Букефале, люди повалились в ноги коню, жалобно возопили и со слезами просили не разорять их жилища. Мифрен на коленях приполз ближе всех и сообщил, что готов преподнести Сарды ему в дар вместе с сокровищницей, хранимой в крепости.

Просьбы услышаны, Сарды приняты в дар, ценности из сокровищницы перешли в походную казну македонского царя. В благодарность за отступничество Мифрен остался правителем Сард.

На прощание жители услышали обещание, что у них появится новый храм, посвящённый Зевсу Олимпийскому. Предложил выбрать место для него. Люди спорили между собой о том, где стоять храму, но не договорились. Тогда Александр обратился к Небу, просил указать, как вдруг на безоблачном небе появилось облако. Оно продвинулось к городу и остановилось. Прогремел гром, и потоки воды пролились на руины древнего дворца мидийских царей. Воспринимая явление божественным знаком, Александр распорядился возводить храм на этом месте…

* * *

Дальнейший путь проходил мимо процветающего города Эфес, где с далёких переселенческих времён жили ионические греки. Когда-то эфесцы воевали с царём Лидии Крезом, восставали против власти персидского царя. Объединив усилия с Афинами, вытеснили персов с побережья Малой Азии, и против Афин воевали на стороне Спарты. Оставшись без поддержки Спарты, Эфес вновь перешёл под контроль Персии.

Александру донесли, что в городе находятся значительные силы персов, ожидаются корабли с пехотинцами. Поэтому поручил командирам готовиться к захвату Эфеса.

– Я хочу увидеть родину человека, сказавшего истину: нельзя дважды войти в одну реку. Его имя Гераклит, – объяснил царь.

Но до боевых действий не дошло. В гарнизоне служили не персы, а афинские наёмники; узнав о судьбе земляков в сражении у Граника, они исчезли из города, погрузившись на торговые корабли.

Из Эфеса македоняне сразу не ушли. Представители прежней власти, преданные персидскому царю, исчезли, а городом нужно управлять. Царь назначил выборы. Одновременно поручил выявлять сторонников Дария. Казнили главного – Сирфака, а его приверженцев изгнали. Эфессцы восприняли расправу как призыв к мародёрству, начались избиения богачей и разграбление их домов. Александр немедленно отреагировал: казнил виновников анархии, и нежелательные страсти улеглись.

За эти дни он узнал немало занятных историй. Каллисфен сообщил, что в эллинском мире Эфес известен храмом богини Артемиды, от которого остались, увы, руины.

– Эфессцы заверяют, что храм сгорел в ночь, когда ты родился, – со значением сказал Каллисфен.

– И что из этого? – Его заинтересовали слова летописца.

– Так гласит легенда. Святотатство совершил безумец, пожелавший прославиться. За неимением каких-либо особенных талантов он придумал такой безобразный способ заслужить известность. Опять же, говорят, что богиня не смогла помешать, потому что находилась у постели твоей матери в Пелле.

– Я знал, что моё рождение связано с волей богов. Как звали безумца?

– Судьи вынесли приговор, запретив произносить имя преступника. Лишили его надежды на посмертную славу.

– Но всё-таки мы сегодня вспоминаем этого человека, даже не зная имени. Я думаю, он добился, чего хотел!

– Да, добился. Но кто будет завидовать такой славе?

Дальше Каллисфен рассказал, как иеродулы, храмовые служители, мрачно переговаривались на пепелище: «Артемида покинула Эфес – дурное предзнаменование для Азии. Персию ожидают великие потрясения. Беда придёт с запада». Маги, поклонявшиеся Ахурамазде, бегали по улицам Эфеса, били себя плётками по голым спинам до крови и кричали: «На западе Ночь породила великое горе и бедствие; оно истребит Азию и переделает Ойкумену!» Такие детали заинтересовали Александра. Он пожелал увидеть пепелище. Но расстроился от зрелища: закопчённые остатки мраморных колонн, уныние и запустение вокруг, рядом образовалось болото…

Заметив жрецов в чёрных накидках, подозвал к себе:

– Я распоряжусь, чтобы храм восстановили. Пусть станет новым Чудом! Денег не обещаю, но разрешу использовать средства, какие Эфес передавал Дарию. Я обойдусь без ваших денег.

Отметив радостное оживление на лицах священнослужителей, добавил:

– Храм восстановлю при условии: в посвятительной надписи на стенах храма должно значиться моё имя.

Вперёд выступил главный жрец.

– Эфессцы благодарят тебя, царь, за обещание. Но мы не принимаем твой дар, потому что на стенах храма должны быть посвящения богам, а смертному подобное непозволительно.

Заметив на лице царя недовольство, поспешил договорить:

– Если Александр думает, что он бог, тогда ему необязательно воздвигать для самого себя храм, как и посвящать другим богам.

Жрец смиренно добавил:

– Благодарим тебя, царь! Эфесцы ни в чём не нуждаются, особенно в такой помощи. Они обойдутся собственными средствами. Лишь бы им никто не мешал.