Текст книги "Дядя Тумба Магазин"

Автор книги: Анатолий Приставкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ЧТО ПРОИЗОШЛО С ПАПОЙ САНДРИКА

ВСЕ видели, как однажды к дяде Тумбе пришел мужчина с ребенком. На самом же деле было как раз наоборот. Это пришел наш знакомый малыш по имени Сандрик и привел за руку своего папу. Зуб у Сандрика, как мы знаем, давно вырос, и все было бы хорошо, только с папой у Сандрика не все было хорошо. А если честно, то было плохо. В чем дело, мы скоро узнаем.

Но даже сейчас, взглянув на папу Сандрика, можно было догадаться, что он совсем не такой, как другие папы в нашем городе. Да посудите сами. В середине лета, когда солнце печет изо всех сил и стоит жарища, да такая, что люди, проходя по улицам, пригибаются от нее, будто их придавили тяжелым мешком, папа оделся в темный двубортный, очень новый и очень дорогой шерстяной костюм, обул ноги в блестящие, тоже черные лакированные туфли, а на белую сверкающую как снег сорочку, повязал толстым узлом темный галстук, а поверху еще накинул на всякий случай плащ и шляпу, горло обмотал шарфом.

Я знаю, что вы сейчас подумали: вы подумали, что, конечно, у папы Сандрика разболелось горло, и что он страдает от хронической ангины, от насморка и от кашля. Ничего подобного. Хочу вас заверить, что в этот день у папы Сандрика не было ни ангины, ни насморка, ни кашля и никакой вообще простуды. Просто он так скроен, что с каких-то давних времен, о которых он уже и сам забыл, папа изо дня в день одевается лишь так, и более того, он очень этим нарядом доволен, никак не замечая, что другие папы носят шорты, носят спортивные со всякими яркими надписями майки, а на ноги нацепляют шлепанцы или даже каучуковые пляжные тапочки. Сандрик даже подумал, глядя однажды на других пап у других детей, что от такой легкой одежды они, возможно, и сами так легки и беззаботны, и детям с ними (их детям). тоже нет никаких проблем.

Итак, однажды, поразмыслив, Сандрик решил свести своего папу к дяде Тумбе, который его поймет, а может, и предложит какую другую папе одежду, и тогда папа станет совсем другим.

Но тут и выяснилось, что папа Сандрика вовсе не желает, чтобы его показывали или, что хуже, переодевали, а если он согласился пойти, то лишь потому, что Сандрик пригрозил сбежать вторично к дяде Тумбе в карман и больше оттуда не возвращаться. Да, в общем, папа Сандрика не верил в существование какой-то тумбы (это он так произносил), и что никаких таких тумб не бывает. Но если даже и бывает, он их тоже не признает.

А между тем они ступили за железные воротца на просторный дворик, заросший цветущей сиренью и китайской розой, звякнул призывно колокольчик, и в тот же момент перед ними, словно из-под земли, возник сам дядя Тумба. Он же дядя Шкаф, он же дядя Сейф, он же дядя Дом, дядя Гора и тому подобное.

Малыш, вовсе не оробев, поздоровался и произнес, вздыхая:

– Вот, привел, – указывая на папу.

– Кого вы привели, сударь? – спросил дядя Тумба с живейшим участием, но очень учтиво. Где-то на самом верху блеснули его очки, а зайчики от них поскакали по краснокирпичной стене большого дома, что находился на противоположной стороне улицы, и ослепили кота, который грелся на солнце на открытом балконе четвертого этажа. Кот, как утверждают, не терпел солнечных зайчиков, которых любят запускать при помощи зеркальца маленькие озорники, и, сердито фыркнув, ушел додремывать в ванную комнату, где окон нет совсем, а значит, нет и солнечных зайчиков от всяких озорников.

– Знаете, я вовсе не собирался сюда идти, – вступил в разговор папа Сандрика, поджимая губы, и уставясь в пространство. Дяди Тумбы он как бы не замечал, для этого надо было хотя бы приподнять полы его темной шляпы.

Но дядя Тумба тотчас его перебил:

– Простите, – произнес вежливо, чуть наклонив голову, – я вас конечно выслушаю. Но сейчас очередь малыша. Так кого, сударь, вы изволили привести? – просил он. – И отчего, сударь, вы так взволнованны?

– Да папу я привел! – произнес Сандрик и тяжело вздохнул.

– Папу? Он что-то натворил? – поинтересовался озабоченно дядя Тумба.

– Нет, нет. Он не хулиганит и не дерется, – отвечал Сандрик. – Но он, как бы объяснить…

– Объясняйте, не спешите. Я весь внимание, – сказал дядя Тумба и склонился чуть ниже, чтобы все услышать.

– Он у меня ни во что не верит.

– Как это – ни во что?

– Да, ни во что, – повторил с отчаянием Сандрик. – Он даже не верит, про-стите, что вы, это вы! Он говорит… – выпалил Сандрик и покраснел до самой шеи, так неудобно было ему произносить всякие глупости. – Он говорит, что вас будто бы нет, а я все придумал.

– В самом деле? – дядя Тумба даже крякнул от удивления, у него заколыхалась борода и с нее посыпалась цветочная пыльца, а Сандрик и папа по нескольку раз чихнули. – Но я как бы здесь? – спросил дядя Тумба. – Или я не здесь? – Он для верности оглядел себя с ног до головы и убедился, что он здесь и с ним все в порядке.

– Ну, конечно, вы здесь! – воскликнул громко Сандрик, глядя на папу, а не на дядю Тумбу. – Это он у меня такой странный, что не видит, что вы здесь. Но вы, пожалуйста, на него не обижайтесь!

– Что вы! Что вы! – произнес дядя Тумба, огорчаясь уже от того, что кто-то мог подумать, что дядя Тумба умеет обижаться. Он попытался заглянуть папе Сандрика в лицо, наклоняясь к нему, и даже на корточки присел для наглядности, чтобы папа Сандрика мог его получше рассмотреть. Робко предложил: – Ну, хотите, сударь, я дам вам честное благородное слово, что – я, как бы поточней сказать… Ну, что я вот тут, перед вами, и… Как бы, понимаете, существую…

Папа Сандрика на это ничего не ответил, лишь отвернулся.

– Ну, посмотрите, взгляните, ну, пожалуйста, – попросил дядя Тумба. – Что вы можете обо мне сказать?

– Ничего, – так ответил папа Сандрика, поджимая губы.

– Совсем ничего? – жалобно переспросил дядя Тумба.

– Ничего. Совсем.

– Ну, то есть вы хотите намекнуть, что вы меня как бы, простите, и не замечаете? Нет, нет, – воскликнул он, – я вовсе не навязываюсь, но вы поймите, что меня, как утверждают вокруг, не заметить трудно, а вы первый человек! Да, да! Вы – первый, который меня совсем не видит! Я так огорчен! Так огорчен!

– Конечно, я вас не вижу, – сказал папа Сандрика, а сам Сандрик потупился, ему вдруг стало очень стыдно. За папу, а значит, и за себя: нужно ли приводить таких пап к дяде Тумбе, чтобы огорчать его!

Но, правда, папа Сандрика на самом деле мог не видеть дядю Тумбу, он собирался уходить, и теперь стоял к нему спиной. Да к тому же ему мешала его широкополая шляпа, из-за этой шляпы он многого не видел вокруг, а теперь не видел и дяди Тумбы. А видна ему была, наверное, дорожка, пересекающая дворик, теплая, плотная, из прессованного мелкобитого красного кирпича, да цветочный газончик, где весело росли анютины глазки и ноготки.

На эту яркую дорожку, покряхтывая и вздыхая, решил опуститься дядя Тумба, подстелив предварительно носовой платок, который был размером с пляжное полотенце. Ему очень все-таки хотелось, чтобы папа Сандрика его увидел.

– Ну, как? – спросил он с надеждой.

– Никак. – Ответил папа Сандрика.

– Но хоть что-то вы видите? Может, вы видите мою бороду или – очки?

Папа Сандрика очень нервно произнес, выделяя каждое слово:

– Я. Ничего. Тут. Не вижу. – Потом он добавил. – И. Не увижу.

– Но, возможно, у вас запотели очки? – предложил дядя Тумба. – Или вам необходимы другие очки, а эти ослабли? Так я, знаете ли…

– Не нужно мне ваших очков! И ничего мне, вообще, не нужно! – произнес высоким, ненатуральным голосом папа Сандрика. Он даже шляпу поглубже нахлобучил в знак своей такой независимости. – Я вас не вижу, потому что я не верю, – сказал убежденно он. – А не верю, потому что… – Он задумался и замолчал, подыскивая слово. Но так его и не нашел.

– Так, простите, почему, сударь, вы не верите? Я не расслышал?

– Не верю, потому что я ни во что не верю.

– Но во что-то вы верите? Хоть, во что-нибудь?

– Я сказал: Ни. Во. Что.

– И в Сандрика? – спросил участливо дядя Тумба.

– Сандрик и есть Сандрик. Он тут, и этим все сказано.

– Да. Да. Это правда, – подтвердил с готовностью дядя Тумба. – Он, конечно, с вами и он, наверное, любит вас. Но вы попробуйте ему и мне поверить. Вы ведь просто не знаете, что это совсем не трудно. Вы любите какие-нибудь цветы?

– Цветы, они и есть цветы, – ответствовал папа Сандрика, пожимая плечами.

– А деревья? Вы их знаете?

– Конечно, знаю. Они в лесу растут.

– А как они называются?

– Они? – удивился папа Сандрика. – Они так и называются: деревья.

– А дети – называются… дети! – воскликнул, сообразив, дядя Тумба.

– Конечно. Только от них голова болит, – пояснил папа Сандрика совсем другим, почти натуральным голосом, и стало видно, что он тоже страдает. Страдает от всего, и от детей особенно, потому что их много и они повсюду, и очень, даже очень, громки.

– Но ведь и вы были ребенком? – напомнил дядя Тумба.

– Нет. – Уверенно произнес папа Сандрика. И добавил, чтобы было до конца ясно: – Я. Никогда. Не был. Ребенком. Вот.

– Вы серьезно? – поинтересовался участливо дядя Тумба и очки снял, протер концом носового платка, чтобы получше рассмотреть человека, который никогда не был ребенком.

– Вполне, – отвечал папа Сандрика и решительно взял за руку сына, собираясь уходить. Он считал, что разговор у них закончен.

– Но подождите, – попросил дядя Тумба. – Вы присядьте, пожалуйста. Я задам вам всего один вопрос. Один!

– Ну, если один, – произнес сухо папа Сандрика и, оглядевшись, присел на краешек скамеечки, одной из многих деревянных, некрашеных, с удобной, наискось, спинкой, стоявших у дяди Тумбы там и сям во дворике.

Впрочем, папа Сандрика сидел прямо, будто проглотил палку, хотя сидеть так было, наверное, не очень удобно. Но такой он уж был, этот папа, что все делал так, чтобы ему было неудобно. Сандрик-то это знал.

– Скажите, сударь, а кем вы работаете? – спросил дядя Тумба совсем негромко и попытался заглянуть под широкую полу шляпы, которой папа Сандрика прикрыл свои глаза.

– Чиновником, – отвечал с готовностью папа Сандрика.

– Просто – чиновником?

– Нет. Не просто. Я главный чиновник среди всех других чиновников. Потому что я руковожу.

– А чем, простите, сударь, вы руководите?

– Этого я не знаю. Руковожу, и все.

– Но чем же? – настаивал, но вовсе не сильно, дядя Тумба, и голос его с каждым вопросом, хотя, если подумать, то окажется, что это был всего один, но очень большой вопрос, делался все тише, все мягче и становился похож на шелест листьев в лесу, а к нему будто бы примешалось невзначай легкое птичье пенье, ну, как бы в роще, распеваясь, защелкал соловей.

Но откуда, спросите вы, откуда в голосе громоподобного дяди Тумбы могли возникнуть соловьиные трели? Право, не знаю, это ведь могло и показаться! Хотя Сандрик утверждал, а он врать не станет, что сам слышал, как среди шума листвы возникли птицы, и так они запели, что он заслушался и забыл про голос дяди Тумбы. Очнулся наш малыш, лишь когда заговорил его папа.

– Я сам не знаю, чем я руковожу, – сознался тот, и голос его почему-то дрогнул. – Может, я всем руковожу, а может…

– Ничем? – подсказал осторожно дядя Тумба.

– Да. То есть нет. Этого не может быть, – произнес, удивляясь сам себе, папа Сандрика. И добавил, чтобы не посрамиться: – Если человек руководит, то он руководит чем-то.

Так путанно он произнес и махнул рукой, потому что по-другому и ясней у него не получалось. И он сам это понимал.

– Ну ладно. Ладно. – Дядя Тумба попытался его утешить. – Ведь вас, наверное, часто обманывали? Не правда ли?

– Да. Меня. Часто. Обманывали, – со вздохом согласился папа Сандрика.

– Ах, как вам не повезло! – воскликнул дядя Тумба, огорчаясь.

– Да? Почему?

– Но посудите, если бы вас не обманывали, вы бы мне обязательно поверили!

– Вы так думаете? – спросил озадаченно папа Сандрика.

– Ну конечно!

– К чему этот разговор! – произнес как-то особенно и не похоже на себя папа Сандрика. – Ведь этого не вернуть!

– Но, может быть… Вы хотели бы… Скажем, попробовать? И вернуть? Как, сударь?

Дядя Тумба спросил, но слов этих как бы и не произносилось, даже листвы не слышно было, а лишь звучал соловей, но так заливисто, так роскошно он звучал, выводя свои замысловатые коленца, что от его трелей могла закружиться голова и в миг растопиться любое, даже самое затвердевшее сердце.

Папа Сандрика вдруг замолчал, задумался. Ничего не произнося, он медленно, как во сне, развязал шарф, потом снял шляпу, отложив ее рядом с собой на скамеечку. Потянулся к галстуку, чтобы его ослабить, но раздумал.

Пауза затягивалась, и тут вмешался Сандрик, который знал, что главная ответственность за папу лежит все-таки на нем.

– Он хочет, хочет! Разве вы не видите?! Только он не знает, что хочет, и вообще… Он не знает, с чего ему начать!

– Как с чего? – удивился дядя Тумба. – С самого начала! С детства!

При этих словах папа Сандрика снова полез рукой к горлу, чтобы ослабить узел галстука, который вдруг начал его душить. Но в последний момент постеснялся.

Произнес почему-то шепотом:

– Но его и, правда, не было.

– Значит, будет, – решил дядя Тумба, и поинтересовался: – Вы играли когда-нибудь в лапту?

– Нет.

– А в расшибалочку? В пристенок? В ножички? В перышко на уроке?

– Нет, нет, – отвечал виновато папа Сандрика, не поднимая глаз. – Я никогда ни во что не играл.

– Так играйте, черт возьми! – в сердцах произнес дядя Тумба и спохватился: – Извините, сударь, прорвалось.

– С кем не бывает, – заметил Сандрик.

– Вот именно!

– Вы же хотели сказать: играйте на здоровье.

– Да, да. Это я и хотел сказать, – подхватил дядя Тумба. – Играйте, сударь, на здоровье.

– Но как?

– Как? Вы спрашиваете, как? Вы думаете, Сандрик не знает, как? – удивился дядя Тумба. – Да я бы и сам не прочь, понимаете ли… в разбойников… В жмурки… В прятки… Или – ох как я люблю – в чехарду! – Дядя Тумба глубоко вздохнул, искренне сожалея, и пожаловался на занятость, а дело в том, что вчера знакомая одна девочка Маша потеряла голову, и надо срочно отыскать!

– Как это: потеряла голову? – спросил папа Сандрика недоверчиво. – В каком смысле? В фигуральном, надеюсь?

– Ах, ну какое там фигуральное! – огорченно воскликнул дядя Тумба. – В самом прямом смысле: взяла да потеряла, когда шла по улице, и не помнит – где! Но она известная у нас растеряша, – заметил он, поднимаясь с земли и отряхиваясь, не забыв прихватить и свой платок, размером с пляжное полотенце.

– Однажды она потеряла маму с папой, когда повела их на аттракционы, но чтобы голову! Уж, извините, – произнес, разводя руками, – надо искать! А вы уж тут играйте без меня, как найду голову, непременно вернусь! – И он удалился, да так скоро, словно завернул за угол, в миг исчез и лишь лепестки роз, сорванные нечаянным ветром, еще кружились, падая на дорожку.

А когда объявился снова, так же неожиданно, встав посреди двора, он застал наших героев в странном, скажем так, виде. Особенно же папу Сандрика, который скинул вёрхнюю одежду, неряшливо швырнув плащ на скамейку. Он стоял рядом с сыном, приговаривая азартно:

– Нет, ты не ловчи! Ты бей нормально!

– Я нормально и бью, – отвечал Сандрик, и колотил рукояткой ножичка по деревянному колышку, загоняя его в землю. При этом он громко считал: – Десять, одиннадцать, двенадцать…

Это означало, что папа Сандрика много очков потратил на доигрывание, после того как сам Сандрик игру в ножичек уже закончил.

– Двадцать один, двадцать два… Колышек все глубже уходил в землю.

– Может, хватит? – попросил дядя Тумба. Ему стало жалко папу Сандрика, которому придется тащить этот колышек зубами.

– Почему хватит? Он же проиграл!

– Но для начала! Он же еще маленький!

– А я что, большой, да? Мне было легко? В детстве?

Папа Сандрика согласился:

– Я и не думал, что детство это… Не очень…

– Ага! Он не думал! – воскликнул Сандрик. – А за тобой, а за мамой смотреть? А с дядей Тумбой советоваться? А в детский сад ходить! – При этом Сандрик загнал колышек так глубоко в землю, что его не было видно, даже земля на этом месте стала прочной, как камень.

– Теперь тащи! – сурово произнес Сандрик и испытующе посмотрел на своего папу: отступит или не отступит.

– Зубами? – спросил папа, чуть смущаясь.

– Конечно, зубами. Руками и дурак сможет!

– Но его же не видно?

– А ты подуй, – посоветовал Сандрик. – Как обдуешь, так и увидишь.

– А может, я подую, – предложил скромно дядя Тумба. – Я вовсе несильно, я чуть-чуть, а?

Сандрик посмотрел вверх на дядю Тумбу и представил, что будет, если дядя Тумба дунет хоть чуть-чуть… Не то что земля, а сам колышек выскочит из земли наружу.

– Нет, – сказал твердо Сандрик, отклоняя предложение свыше. – Раз проиграл, пусть сам и отыгрывается.

А папа Сандрика тут же добавил:

– Конечно, я сам. Сам!

И тут же в новом своем замечательном костюме он опустился на колени и, приникая лицом к земле, стал дуть, пока выдул самый маленький краешек от деревянного колышка. Но ухватиться за него зубами не получалось. И тогда он подул снова, закрывая глаза, чтобы в них не попал песок, и снова взял зубами, потянул, сдувая носом песчинки, и выдернул, и так, держа победоносно колышек в зубах, поднялся во весь рост, демонстрируя всем – и сыну, и дяде Тумбе – свой маленький подвиг. Был он весь в земле – и пиджак, и брюки, и лицо – от щек до рта.

– Ах, ах! – запричитал дядя Тумба. – А как же ваш замечательный, ваш парадный, ваш драгоценный костюм? Ах-ах! А сорочка! А галстук! А ботинки!

Папа Сандрика громко выплюнул колышек на землю и заявил на все это очень даже вызывающе:

– А мне плевать.

И повторил это несколько раз тем же непоколебимым тоном. Обращаясь к дяде Тумбе, он спросил:

– А вы хотите посмотреть, как я ножичком расписываюсь?

Взяв пальцами за лезвие, он швырнул ножичек так ловко, что тот, проделав несколько оборотов, воткнулся в вершину песочной кучи прямо своим острием: вжик, и готово!

– Еще не класс, но кое-что он умеет, – подтвердил снисходительно Сандрик. – Но со лба у него не очень…

И папа со вздохом подтвердил, что со лба ножичек летит не очень, а вот с зуба, губы и носа даже ничего.

– Вообще-то он у меня способный, – заверил Сандрик. – Когда он не ленится. Но теперь, – решил он, – пора домой.

– У-же, – заканючил папа. – А может, чутуличку… Ну, самую маленькую, в ножичек, а? – попросил он, заглядывая сыну в лицо и пытаясь его разжалобить.

– А мама? Ты подумал, что она нас ждет? – строго спросил Сандрик. И папа сознался, что о маме он не подумал, но он и прежде не думал, когда задерживался на работе, и лишь теперь осознал, как он был перед ней виноват.

– А как я ждал! – сказал Сандрик, оглядывая костюм папы, и произнес с упреком: – Ты на себя посмотри, в каком ты виде! Весь в песке, в земле, а руки-крюки? Такие руки собаки есть не станут! Тьфу!

– Я помою, – пообещал папа и спрятал руки за спину. – Потом.

– Сейчас же, – приказал Сандрик. – У дяди Тумбы есть кран для грязнуль! Иди и приведи себя в порядок, чтобы не стыдно было на улице…

Когда, попрощавшись, они вышли за железные воротца, папа спросил Сандрика:

– Но завтра… Завтра мы сюда придем играть?

– Посмотрим, – отвечал Сандрик неопределенно. – Как будешь себя вести. Он взял папу за руку и повел за собой, а дядя Тумба учтиво кланялся вслед.

КОМПЬЮТЕРНЫЙ МАЛЬЧИК

ОДНАЖДЫ был теплый летний вечер, душно пахло мятой, я забрел в уютный дворик дяди Тумбы с надеждой, что смогу его уговорить сыграть партийку-другую в шахматы.

Надо отметить, что играет он превосходно, если не считать одного невинного чудачества: как только замечает, что может выиграть, он тут же начинает отдавать партнеру свои лучшие фигуры, а потом, конечно, начинает страдать, потому что без фигур на шахматной доске играть трудно, а иногда невозможно. Но вот такой он игрок, что отдает свои лучшие фигуры, и тогда мне самому приходится отдавать ему свои фигуры, и получается такая странная игра, вся наоборот, кто кому скорей проиграет. Это нас обоих здорово забавляет, мы пускаемся в долгие беседы, и я тогда рассказываю дяде Тумбе в сотый раз историю, которой был свидетелем, как велосипедисты в нашем городке соревновались на самую тихую езду, ну, то есть надо было тише всех проехать сто метров, и они как бы и не ехали, а двигались едва-едва, хотя на велосипеде, да еще двухколесном, не ехать совсем очень трудно, если не верите, попробуйте сами! И потому, как они ни старались не ехать, они все-таки ехали, и доехали до финиша, а выиграл человек, который во время соревнования заснул, проснулся он уже чемпионом.

Происходил разговор во время игры, и дядя Тумба, используя мою увлеченность рассказом, все пытался подсунуть под удар свою королеву, произнося при этом: «Ах, как славно, взял и заснул! А потом уснешь и проснешься президентом!»

– Чемпионом, – поправил я. И он тут же соглашался:

– Ну, конечно, чемпионом… Или – знаменитым! Вот я иной раз сыграю в шахматишки со своим компьютером, и пока он думает, усну… Проснусь, а он уже выиграл! Так-то приятно!

– Но вам не приходилось выигрывать у своего компьютера? – спросил я, потому что по опыту знал, как это трудно. Ведь с компьютером не словчишь, не схитришь, он шуток не понимает, и тут же объявляет тебе на доске мат.

Дядя Тумба от такого моего вопроса лишь ухмыльнулся в бороду и заявил, что выиграть у компьютера можно всегда, это он подчеркнул: всегда, если, мягко говоря, с ним не деликатничать.

– Как это?

– Да вот так, – и он пояснил, что люди, даже самые лучшие из них и самые ученые, ужасно не любят проигрывать, и в этом их недостаток. А чтобы его компенсировать, они, создавая шахматного робота по своему образу и подобию, придумали ему одну этакую крошечную кнопочку, на которой написано: «Думай скорей». Вот и все. Ну, то есть когда вы играете, вы думаете оба, сколько влезет, а потом вам надоедает, что он у вас выигрывает, и вы, чуть смущаясь, нажимаете эту самую кнопочку: «Думай скорей», и начинаете ему мешать думать. Ведь после нажатия кнопочки он должен сразу сходить. Вы торопите его, он ходит, ошибается раз, другой, а потом и вовсе проигрывает.

– Надо только почаще на кнопочку нажимать, – добавил с милой улыбкой дядя Тумба.

– А вы сами, – спросил я дядю Тумбу без всякой, впрочем, задней мысли, мне просто было интересно, что он ответит. – Вы сами часто нажимаете на эту кнопочку?

– Нет, нет, – отвечал он смущенно, – я, как видите, предпочитаю играть с вами, сударь, поскольку вы. – Машин папа, а названные шахматы я предлагаю, когда я занят. Но никто не жалеет, право, это очень занятное соревнование! У меня даже просят их поиграть!

– Ну, чем же оно занятное? – спросил я недоуменно.

– А вот чем, – сказал дядя Тумба чуть-чуть прихихикивая. – Такая вот странность, что взрослые любят нажимать на эту кнопочку, а дети не любят. Почему?

– Почему? – повторил я следом.

– А вот и подумайте, – отвечал он, и опять подставил мне под удар королеву, надеясь, что за разговором я все-таки ее возьму. – Я лично думаю, что дети его жалеют.

– Компьютер?

– Да. Компьютер. Ведь если посудить, он перед нами как бы беззащитен, и не может в свою очередь нажать какую-нибудь кнопочку у нас на голове. А значит, он куда справедливей и честней нас. Не правда ли, сударь?

Я не успел ответить. Во время нашей беседы привычно звякнул колокольчик у входа, и тут же объявилась странная пара: мальчик, маленький такой, аккуратный, в коротких штанишках и очках, и его бабушка. Бабушка немедля хотела видеть самого дядю Тумбу, а мальчик ничего не хотел', он держал в руках электронную игрушку и, не отрывая от нее глаз, продолжал играть, нажимая на разные кнопки, играл он на ходу, и вряд ли заметил, куда его сейчас привели.

– Вот он, – произнесла строгим то-ном бабушка, была она в клетчатом сером костюме и в старомодной шляпке, завернутой крендельком. В крендель было воткнуто страусиное перо, которое колыхалось, когда бабушка качала головой.

Бабушка сказала: «Вот он», – и почему-то посмотрела с укором как раз на меня.

И тогда я поинтересовался, чувствуя себя обязанным хоть как-то отвечать:

– Кто – он?

– Да мой внук! – произнесла она на высокой ноте, почти с возмущением. – Разве не видно? Он же на меня похож!

– Ну, конечно, ваш внук очень на вас похож, – вступил дядя Тумба, и бабушка наконец его заметила и поняла свою промашку. Но она умела себя держать как надо, и потому как бы не удивилась и лишь краем глаза глянула наверх. А дядя Тумба добавил, чуть наклоняя голову, негромко, но твердо:

– Очень, кстати, славный мальчик.

– Это как посмотреть, – отвечала бабушка, и в знак внимания чуть приподняла голову, а перо на шляпке ее заколыхалось. Но ей, конечно, было приятно слышать такие слова про своего внука.

– Ну, а как его зовут?

– Андрюша, в честь дедушки, но во дворе-то его все кличут Компьюша, это, как вы понимаете, уже не в честь дедушки, а в честь компьютера: оч-че-ень остроумно! – заключила бабушка и поджала бледные губы.

– Значит, любит? – негромко, почти заговорщически выспрашивал дядя Тумба, склоняясь к бабушке, к ее уху.

– Не то слово, живет! – сразу сказала бабушка.

– Но… Отрывается?

– Нет. Не отрывается.

– Никогда?

– Ни-ког-да, – и бабушка добавила с досадой, – разве не видите сами?!

– Вижу! Ну, конечно, все я вижу! – громко и с восторгом воскликнул дядя Тумба, и от его голоса заколыхалось страусиное перо на шляпке у бабушки. – Славный мальчик! Я же говорил! – И с этими словами он всучил мне королеву, да так ловко, что я и ахнуть не успел, потому что смотрел на бабушку с внуком, а сам дядя Тумба тут же засуетился, стал передо мной извиняться, что придется ему прервать такую захватывающую, такую замечательную партию, но только ради гостей! Но он предлагает мне скоротать время с шахматным компьютером, который, конечно, всегда при нем. И с этими словами он извлек из кармана и выложил передо мной крошечные такие шахматы, исполненные в виде ящичка, а в ящичке, на просвет, сами собой светились, как нарисованные, фигуры. А сбоку, очень даже на заметном месте, только пальцем двинь, была приделана красная кнопочка, а рядом надпись: «Думай скорей».

За время нашего разговора, пока бабушка ожидала, внук ее, тот самый Андрюша, он же Компьюша, ничего не замечая продолжал интенсивно нажимать кнопки, упершись глазами в маленький экран, и по блуждающей счастливой улыбке было видно, что игра приносит ему наслаждение и, кроме нее, он не замечает ничего вокруг. Даже дядю Тумбу.

– Вечер добрый, Андрей! – произнес дядя Тумба и присел, чтобы лучше видеть мальчика. – Так ты играешь?

Андрей кивнул, не отрываясь при этом от экрана, где мелькали фигурки и что-то происходило.

– Так во что же ты играешь?

– В теннис! – отвечал мальчик и нажал очередную кнопку. – Вы не представляете, как трудно у него выиграть в теннис!

– Но ты, кажется, выиграл?

– Ага.

– Теперь давай сыграем вместе?

– В теннис? – спросил мальчик.

– В теннис. Хочешь?

Мальчик впервые поднял глаза, но вовсе не удивился, увидев дядю Тумбу. Он удивился тому, что они могут вместе играть.

– Здесь же нет кнопок для соперника, – с огорчением произнес он.

– А мы без кнопок, – сказал дядя Тумба.

– А разве без кнопок играют? – удивился Андрей.

– Конечно, играют, – заверил дядя Тумба. – Пойдем, я покажу.

И дядя Тумба взял мальчика за руку, так что тому пришлось на время отставить свою игру и провел его за угол дома, где обнаружился замечательный корт за металлическим забором, увитым цветущим плющом, и белая сетка, натянутая как струна, и белые же полосы на красной кирпичной площадке, ровным квадратом вписанной в яркую зелень.

– Ой, как на экране! – удивился мальчик, и тут же спросил: – А на что же нажимать?

Дядя Тумба извлек из кармана ракетку, а потом тройку ярко-оранжевых мячей, а потом еще тройку, но синих-пресиних, а потом красных, зеленых и золотистых. Их стоило коснуться ракеткой, и они взмывали в воздух, как вспугнутые воробьи, и летели стремглав за сетку, а потом возвращались обратно.

– Как чудно, – произнес, огорчаясь, мальчик. – Но ведь это без кнопок, да?

– А зачем тебе кнопки? – спросил дядя Тумба. – Ударь, и ты поймешь, что кнопки здесь вовсе не нужны.

– Я сам?

– Конечно. Ты – сам.

И мальчик ударил, и один раз, и другой, и ему это даже понравилось, хотя и не сразу. И вот странность, хоть играл он первый раз, но все у него выходило, и мячи летели как пули, и дядя Тумба, как ни старался, но почему-то проигрывал мальчику. Он и охал, и доставал из кармана разные ракетки, бормоча себе под нос, что он, конечно, не в ударе, и ракетки как бы ему не по руке, и вообще, Андрей играет так замечательно, что дядя Тумба не может, как ни старается, у него выиграть.

Мальчик в запале даже не заметил, как его игрушку с кнопками подобрала и унесла бабушка. Игра, где он на самом деле играл, захватила его.

– Еще! – сказал Андрей, очки у него победно блестели, но дядя Тумба только развел руками: – Простите, дружок, я проиграл, и теперь очередь за другим партнером, – и тут он представил девочку по имени, ее зовут Карэн, и вышло темноволосое, темнокожее существо, этакая тонконожка в спортивной юбочке, волосы у нее были перетянуты алой лентой.

У девочки были очень большие, очень черные и очень грустные глаза. Таких глаз Андрей не видел даже на экране своей игрушки.

Девочка сказала тихо:

– Ты хочешь со мной играть?

– Хочу, – отвечал он, смутившись.

– Тогда я тебя попрошу подавать первым – ладно?

– Ладно.

Андрей подал, и Карэн отбила, и вскоре выиграла, но не обрадовалась и не повеселела. Черные глаза смотрели куда-то мимо Андрея.

Ему захотелось сделать девочке что-нибудь приятное, и он сказал:

– А ты играешь даже лучше моего робота! Потому что его я иногда обыгрываю!

Девочка снисходительно улыбнулась и ответила:

– Какой ты смешной.

– А ты не смешная, – сказал он. И поправился: – Ну, то есть ты не смеешься. Почему?

Девочка нахмурилась и пояснила, что она приходит в гости к дяде Тумбе, когда ей не очень хорошо.

– А почему тебе не хорошо? – удивился Андрей. В его играх не могло быть, чтобы электронному роботу было нехорошо. Даже странный человечек, этакий колобок, проскакивающий и горы, и моря, и другие препятствия, даже он, если падал нечаянно в пропасть, тут же возвращался под веселую музыку и начинал свое опасное путешествие заново!

Девочка подумала и сказала:

– У меня родители, папа и мама, живут далеко, а друзей нет. Кроме, – добавила, – дяди Тумбы. Но был у меня дома хомячок, с которым я дружила, а он заболел и умер. Я даже возила его в больницу.

– Но я могу с тобой дружить, – сказал Андрей, – я тебя научу играть в мои игры с роботом.

– Я не хочу дружить с роботом, – отвечала девочка. – Ведь в горы можно ходить и без колобка, правда? И на море тоже?

– По-настоящему? – удивился мальчик.

– Ты и, правда, смешной, – повторила девочка, и в глазах ее, черных, огромных, замерцали золотые звездочки.