Текст книги "Плаха Палача (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Конечно – конечно согласны! – снова за двоих ответила Маша. – Но треть это очень и очень много. Хватит и общепринятых пяти процентов вполне.

Муж и жена Михеевы многозначительно переглянулись и чтобы «обмыть» только что возникший деловой союз, послали Андрея за дорогими конфетами и каким-нибудь шампанским. (Конфеты куда ни шло, но шампанское в такую рань?!.)

– Сделаем шикарный ремонт. Купим приличную мебель, а ту всю рухлядь на свалку, строили планы Вера воодушевленная тем, что ее ночные мечтания стали обретать черты реальной перспективы.

– Зачем же выбрасывать?! – ужаснулась Маша. – Мы вашу старую мебель себе заберем, и покраснела от неловкости. И чтобы это скрыть перевела разговор в иное русло.

– А ремонт мы с мужем и сами сделаем. Раньше пока рэкет не замучил, мы в Москве пять лет евроремонтом промышляли.

– И там рэкет? – удивился Михаил.

– Везде есть рэкет. И у них, и у нас любое дело приносящее хоть какие-то «бабки» находится под контролем этих подонков, – вмешался в разговор Андрей, разливая шампанское. Вот начнете оформлять разрешение на открытие частного пансионата и сразу же начнут вас за карман теребить.

– У меня в Киеве родной дядя в этом деле большой босс, – самодовольно заверил присутствующих Михаил. (Дядя – дядей, но все же, как оказалось, мощной тоже пришлось потрусить.)

…

Дневников от Машиной сестры осталось аж целых два чемодана и чета Михеевых на их изучение потратила более месяца.

Так что Новый год встречали в Крыму и заодно и праздновали новоселье в своем частном пансионате.

Идея с книгой – памяти возникшая вначале чисто для прикрытия сыскной деятельности с обнаруженном записей цветовского летописца Светланы Хоменко обрела вдруг реальные черты.

– Надо будет в Киеве поискать толкового литератора и пусть он из этих материалов составит книгу воспоминаний о земляках твоего отца, – высказал Михаил свое мнение, когда содержимое чемоданов наконец-то почти иссякло.

– Но только не очень дорогого, – сразу же подправила мужа экономная жена. (Будущий финансист и должен быть прижимистым.)

Дело в том, что Вера теперь решила стать ни хирургом кардиологом, как мечтала раньше, а банкиром – «онкологом». То есть спасти от верной смерти украинские народные финансы, да и к своим деньжатам естественно быть поближе.

Денежки, как говорится, любят счет и хорошо, когда это делает сам хозяин. А то мы за время становления украинской государственности (имею ввиду нас, простой люд) перебивались все больше с хлеба на воду, а оказалось, что за этим «шикарные яства» мы задолжали различным там МВФ огромные суммы да все в американских долларах, которые мы с вами и в глаза не видывали. (Правда «нюхали» – это я все о той же корочке хлеба.)

«Видели – не видели, а возвращать – то нам, нашим детям, а может еще и внукам нашим придется», – мрачно подумала Веруня ненароком в унисон автору задумавшись о обыденной реальности бытия без жития.

– О чем моя радость чело хмуришь? – удивился Михаил возникшей паузе в разговоре. (Обычно разговор мужчины с женщиной – это театр одного актера, где мужчине зачастую отводится роль статиста. Но даже, если ему и милостиво разрешат сделать какие-то короткие (ну, очень короткие) реплики (типа: «кушать подано»), то обычно в женский монолог ни то, что целое слово, а даже односложный возглас вставить весьма затруднительно. И это если ваша избранница не западенка ибо у тех не разговор, а пулеметная очередь.)

– Да не о чем! Просто шарик за шарик начал забегать от таких ежедневных умственных занятий и наверное пришло время сделать ...

– Перекур, – не дал окончить фразу Вере муж и воспользовавшись тем, что «персонал» их гостиницы ушел к себе домой на обед, подхватил жену на руки и понес, как ни странно, ни в зал для курения, а в спальню.

7 глава

Покойная Светлана Ильинична Хоменко – летописец села Цветово на добровольных началах вела свои записи изо дня в день на протяжении почти двадцати лет с педантичной скрупулезностью заправского делопроизводителя.

Имеется в виду то, что о героях своих хронологий цветовского бытия она собирала всевозможнейшую информацию (иногда добытую и окольным путем) и даже частенько подкрепляла ее фактическим материалом. (Ее дневники прямо таки пестрели от вклеенных фотографий, справок (?!), вырезок из газет да заметок «экспроприированных» из школьных стенгазет.)

И когда чета частных сыщиков Михеевых тоже ведущее расследование на добровольных началах взялась за изучение Светланиных записей за 1988 год (их умышленно оставили на закуску, чтобы изучивши все записи попытаться отыскать альтернативную (если такова имеется) версию Орланской трагедии) они просто не поверили глазам своим.

Кроме обширных записей об цветовском собаковешателе, которые, увы, держались только на домыслах неутомимой фантазерки – Светланы да соседских пересудах, были вклеены, каким-то образом, попавшие в руки автора дневника конверт с домашним одесским адресом антигероя и его расплывчатая фотография. (Наверное, переснятая и увеличенная многократно из любительского фото, на периферии которого и оказался собаковешатель случайно попавший в кадр.)

Антигероя звали Николай Борисович Гадченко. Парню в те годы было всего девятнадцать да и на внешность был он смазлив, как девочка, но вот с деревенскими девчонками не дружил, а держался с ними свысока и с пренебрежением.

Прибыл он из самой Одессы к фронтовой подруге матери Орловой Надежде Павловне погостить на месяц – два. (Так по крайней мере было сообщено официально.)

Но шила в мешке не утаишь, а тем более иголку в стоге сена в селе не спрячешь. (Ведь порой на этих сеновалах такое вытворяется! )

И вскорости стало известно, что любимый сыночек Коленька будучи сильно под градусом «осерчал» на матушку за «занудные» нравоучения и «толкнул» ее легонько пару раз, да так, что та сердечная с побоями «заслуженными» от родненького сыночка оказалась в больнице чуть было не в реанимации.

Не смышленого парнишку могли и менты замести и заботливая мамаша, снабдив великовозрастного шалопая «рекомендательным» письмом к фронтовой подруге (иных родственников у солдатки – детдомовки отродясь не было) отправила его в деревню отдохнуть в «пионерском» лагере.

Все это цветовскому Нестору – летописцу не сорока на хвосте принесла, а «конфиденциально» сообщила на вечерних посиделках соседка-почтальон тетя Таня. (В те далекие времена, а иногда и сейчас по старой памяти, когда спрос на любовные романы и приключенческо детективное чтиво был огромнейший, а предложение мизерное, отдельные работники «отдельных» отделений связи заменяли чтением «цензурированием» частных писем простых сограждан – у не простых этим занималось КГБ. (О какая жизнь! Какие страсти порою описывались в них!? Ибо в те времена почти полного отсутствия спроса на концентраты и контрацептику еще были натуральными и колбасы и ... любовь!)

Через две недели после побоев мать Гадченко Николая умерла в больнице от обширного инфаркта, но о сыне – садисте никому не обмолвилась и словом.

Лишь в письме к своей фронтовой подружке, в котором просила на время укрыть непутевого сыночка от жизненных бурь, она вскользь обмолвилась о происшедшем.

Надежда Павловна Орлова получивши извещение о смерти матери Николая сделала непростительную глупость: попытавшись своего гостя в столь скорбный час вернуть на путь истины, как заблудшую овцу.

Но ягненок оказался волком. И если бы не три соседских паренька, случайно оказавшиеся поблизости, боевая фронтовичка последовала бы вслед за своей подругой без промедления в тот же час.

Ибо от первых же обличительных слов гостеприимной хозяйки Николай просто взбесился.

Но сельские хлопцы, которые тоже не лыком были шиты, (в сельской школе тоже имелась секция восточных единоборств) быстро остудили пыл неблагодарного наглеца несмотря даже на то, что Николай Гадченко неплохо владел грязными приемчиками одесской воровской братии.

На следующее же утро Николай с Цветово исчез. Но в отместку повесил на заборах всех цветовских собак. (Так, по крайней мере, предполагала неутомимый «историк», мотивируя это тем, что еще до драки Гадченко кичился тем, что от его взгляда даже самые свирепые и породистые псы поджавши хвосты прятались в будки и жалобно повизгивали.)

– Это он! Это точно он шел по коридору в больнице в тот вечер, когда умер мой отец, – убежденно заявила Вера.

И как доказательство своей правоты сунула Михаилу «под нос» «фоторобот» составленный на основе портрета Темной Лошадки.

То есть господина Сидорова, который нынче все так же числился в фаворитах и вместе с другими четырьмя претендентами на президентское кресло резвым галопом преодолевал предвыборный марафон.

Фотографий господина Сидорова было много: почти в каждой газете, а подозреваемого Гадченка лишь одна да и та расплывчатая. Да и возраст: одному под двадцать, а другому под сорок.

– Это он! Я уверена это он!! – решительно заявила непоколебимая Вера, как будто бы кто-то с ней спорил. (Да где вы найдете такого мужа, чтобы рискнул спорить с красивой любимой женой в канун длиннющего зимнего вечера!? Если вдобавок и по телеку в этот вечер одна «бука» да скука. Нет, таких дураков среди мужиков нет!)

– Теперь мы о предполагаемом убийце знаем все. И фамилию и имя и даже домашний адрес его у нас имеется, радостно воскликнула Вера, но без особого восторга.

– Прошло уже более пятнадцати лет. И он мог куда-нибудь и переехать, – Михаил всегда с осторожностью и недоверием относился к сведениям преподносимых на тарелочке с голубой каемочкой.

Правда за этой «тарелочкой» доморощенным сыщикам пришлось побегать основательно.

«Но все же имея дело с «потомком» царя Ирода лучше на всякий случай хорошенько подстраховаться, чтобы не повторить горькой доли цветовских собачек», – по-мужски «по черному» мрачно пошутил мысленно Михаил, но вслух произнес:

– Искать его конечно же намного легче, но обращаться во всякие паспортные столы и ЖЭКи из чувства разумной осторожности все же не будем.

– Ты думаешь это может быть опасно? – враз погрустнев тихо спросила Вера и в уголках ее глаз заблестели слезы. (Слишком свежи были потери прошлого да и перестройка организма в период беременности – Вера была на третьем месяце – давали о себе знать.)

– Может да, но скорее всего нет, – сгладил углы заботливый муж. – Но лучше не рисковать, – и действуя губами как промокашкой вытер жене слезы.

Вера с доводами Михаила согласилась, но поинтересовалася:

– А что мы с ним сделаем, когда найдем?

– Ох, еще не скоро это будет, не скоро! – стараясь уйти от вопроса жены да и сам еще не зная ответа уклончиво ответил мастер сыска. – Когда найдем – тогда и решим.

Но поиск был уже завершен. И ответы на все вопросы содержались в темном ящике стоящем в углу.

Надо было только подойти к нему и включить.

Но Михаил игнорируя телевизор направился в столовую на вечернюю трапезу.

Вера последовала было за ним, но вдруг остановилась:

– Тащи ужин сюда на верх. Поедим и заодно и телевизор посмотрим. Там как раз теледебаты идут. Давай посмотрим. – и взяла в руки пульт управления.

– Да ну их всех с их пустыми обещаниями, – отмахнулся по привычке Михаил, который по своей природе был абсолютно аполитичен, – но мысленно проанализировавши тон вопроса, понял что это не просьба, а приказ и благоразумно согласился: – Давай, если хочешь.

– Вера хотела и наверное «хотели» и все пятьдесят миллионов украинцев ибо эти теледебаты транслировали все отечественные телеканалы. (Вспомнился к слову анекдот о тех совковых временах:

(Приходит мужик с работы и хотел было отдохнуть: телевизор посмотреть. Включил первый канал – там Брежнев выступает. Переключил на второй – там то же Брежнев и так до пятого. А на пятом кэгэбист пальцем грозится: «Я тебе попереключаю!» Вообще же в те времена у нас в глубинке телеканал был всего один, да и Брежнев, естественно, тоже один. Это у него на груди пять звезд героя было.)

Нынче ж претендентов на президентское кресло тоже: было аж целых пять. И ни одного героя. Все какие-то аморфные: на рыба, ни мясо и глаза у всех какие-то отмороженные (И хотя они все были прилизаны и одеты как английские лорды, но все равно выглядели, как отечественные колхозные сторожа в самом худшем значении этого слова, то есть сейчас нет ни колхозов, ни сторожей. В общем ноль полнейший.)

Телешоу было в самом разгаре. И претенденты между собой и с несколькими десятками журналистов – «острословов» соревновались в красноречии и народолюбии.

И хотя все пятеро претендентов были мужчины, но сегодня они любили (как в жизни без купюр) всех: и женщин, и мужчин, и детей, и даже самый засаленный и зловонный бомж, появись он сейчас в студии, не был бы обделен их лаской.

Несмотря на титанические усилия их имиджмейкеров, все претенденты на президентское кресло были одинаково безлики, как внешностью так и манерой говорить, а по предвыборных программах, вообще – сиамские близнецы.

Лишь один из них был на голову выше своих соперников, как в прямом так и переносном смысле слова.

Молодой бизнесмен Сидоров уже был президентом, но пока одной, но большой, да к тому же еще и преуспевающей компании.

Яркий пример человека новой генерации. Этот господин Сидоров и был той темной лошадкой в мире политики, залетным варягом, но умело, все-то за полгода, раскрученным неведомой «волосатой лапой». И наивысший рейтинг во всех общественных опросах красноречиво говорил сам за себя.

Этот Сидоров и был Верин «фоторобот» предполагаемого преступника. У него даже имя и отчество были как у Гадченко предполагаемого палача села Цветово. Но ни Вера, ни Михаил включивши телевизор под самый конец телешоу еще и не успели прочесть титры и узнать это, как седой плешивенький старичок известнейший в стране своими скандальными разоблачительными статьями журналист почти единственной независимой отечественной газеты задал свой каверзный вопрос господину Сидорову.

Николай Борисович слушая у лыбался спокойно и уверенно еще и сам не ведая, что голова его уже покоится на плахе.

– Почему вы женившись сменили фамилию? Из-за неблагозвучности ее или из-за желания угодить богатому тестю? – как бы извиняясь промямлил журналист. (Трудности четко сформулировать мысли в суе испытывают многие гениальные люди. А все это оттого, что человеческий мозг подобен сосуду с узким горлышком. Это из пустой головы, где царит скудоумие, мысли выскакивают словесным поносом. Но когда же мыслей много, то случаются порой и ... запоры, в смысле, заторы.) Улыбка на лице господина Сидорова стала еще шире:

– Среди прикольных украинских прозвищ моя бывшая фамилия Гадченко не самая неудачная шутка ...

Вера тихо охнула и схватилась за сердце, а Михаил чуть было не подавился куском торта и растерянно таращился на экран.

А Николай Борисович продолжал телезрителям, как потенциальным своим избирателям, демонстрировать свое отменное здоровье (Это я к тому, что теперь он улыбался так, что вслед за крепкими в полном комплекте зубами, виднелись уже даже и гланды. Тоже вполне здоровые на вид.)

– Хотя я и женился в двадцать лет, – продолжил он доверительно по семейному, – но уже тогда я имел свое дело, приносящее мне доход превосходящий капитал будущего тестя многократно, – не стесняясь врал господин Сидоров. – так что женился я не на богатой невесте, а на девушке – красавице. И так как ей ее фамилия нравилась больше моей, каюсь, пошел на поводу у любимой женщины.

Зал зааплодировал, а рейтинг Сидорова привычно взметнулся вверх.

Но бывалого журналиста это не смутило и он продолжил «копать яму» под Николая Борисовича и явно не «по спортивному» произвел удар ниже пояса:

– А чем вы объясните то, что среди партнеров вашей компании, есть фирмы, которые входят в империю могущественного клана Оборзенков обладающих, мягко говоря, не совсем безупречной репутацией законопослушных граждан?

Лишь на долю секунды выдержка изменила кандидату в президенты и слащавая маска народолюбца лишь чуть – чуть обнажила его истинное лицо.

– Это он! Это точно он! – непреклонно и уверенно вскричала Вера и умолка содрогаясь от рыданий.

Михаил бросился успокаивать жену, а тем временем господин Сидоров совладал с собою и поправивши маску с умным видом разглагольствовал вовсю: (Конечно же ему еще далеко было до Горбачева. Тот мог так далеко уйти в сторону от вопроса, такого напустить туману, что в этом тумане не только терялась нить разговора, но и сами собеседники.)

– Во-первых, мы имеем дело, я имею ввиду свою компанию с сотнями и сотнями фирм. И возможно, что некоторые их них прямо или косвенно представляют интересы братьев Оборзенков. А во-вторых, наше нынешнее несовершенное законодательство как-то не стимулирует законопослушность наших сограждан. И чистые руки нашей компании – это не правило украинского ведения бизнеса, а скорее исключение. Но чтобы это стало правилом меня народ и выдвинул кандидатом в президенты.

И снова возрос рейтинг непотопляемого господина Сидорова, а «пристыженный» журналист исчерпав «отпущенный» лимит вопросов угрюмо опустился на стул.

Вскорости закончилось и действо и довольные, а кто и не очень, участники шоу стали как тараканы расползаться с кадра.

Дело в том, что теледебаты шли в прямом эфире и пока мелькали титры сквозь пелену бегущих строк шло продолжение «спектакля», но уже на «бис».

Все жали друг другу руки и возможно оппонентам.

Господин Темная Лошадка, например, подошел к старику журналисту и фамильярно похлопал по плечу, наверное, заверяя в дружбе до гроба. Но «акула пера» этого не оценил, а дернулся в сторону, как от змеиного жала.

…

То что кандидат в президенты Сидоров – Гадченко Николай Борисович вдруг в их, никем не санкционированном, фактически любительском, расследовании оказался подозреваемым номер один, так потрясла доморощенных сыщиков, что они долго сидели молча и ни как не могли прийти в себя.

– Что будем делать дальше? – задала Вера по сути чисто риторический вопрос понимая умом и сердцем, что такие вершины не по зубам даже профессионалам. Ибо в той заоблачной выси отравленный тленом власти закон отсутствует полностью.

– А что мы можем?! – с горечью произнес Михаил.

– Телевизор выключить? спросил он и многозначительно взглянул в сторону спальню. (Любовь все лечит: и тоску, и печаль и даже безысходность.)

Вера заколебалась, но тут возникла и запрыгала секундная стрелка на экране: пришло время «Новостей». И врожденное эфемерное чувство гражданского долга и на сей раз торжествовало победу над плотской любовью.

Нынче телеведущие даже в прямом эфире теперь говорить «насобачились» (даже спортивные комментаторы) и «отрапортовались» сегодня по военному четко и быстро. Но вот в конце передачи «новостей» возникла все же накладка, а точнее нештатная ситуация.

Вдруг ни с того, ни с сего зазвонил телефон на столе ведущей, но та не растерялась и лишь докончив фразу умолкла и «грациозно» подняла трубку.

И вдруг красивые ее глаза от услышанных по телефону вестей некрасиво «полезли на лоб».

– Сегодня вечером возвращаясь домой после теледебатов от сердечного приступа скончался ветеран и признанный мастер журналистского ремесла ... , – растерянно трогательно проговорила диктор и уже совсем по-детски шморгнула носом и лишь затем назвала фамилию умершего.

– Да это же тот седой старик журналист! – возбужденно вскрикнул Михаил срываясь с дивана.

– Веруня, ты обратила внимание как его господин Сидоров по плечу похлопал сразу же после передачи? – бегая по комнате спросил он вдруг.

– Ты думаешь у него на руке был перстень с ядом?! Вера не имела такой цепкой зрительной памяти как у мужа, но вот детективов прочла несусветное множество. (И «Перстень Борджа» Чейза был ее одним из любимейших.)

– Возможно и не перстень, но что это его рук дело, мы, в свете имеющихся у нас фактов, вполне реально можем и предположить ...

– Его надо остановить! Любой ценой! – воскликнула Вера молитвенно.

Муж в глазах жены иногда бывает и сильным, но никогда не всесильным. (Иначе чем же можно объяснить такое несусветное количество в мире любовников. Хотя с другой стороны не все мужчины есть мужчины, а только отдельные «племенные» особи. И не такой уж это большой грех с таким кабелем мужу изменить: и муженьку подмога и породе улучшение ... )

Пока автор разглагольствовал в комнате на время установилась тишина.

Молчал обиженно выключенный телевизор. Молчала задумчиво заплаканная Вера. И лишь только один Михаил пыжился краснея от натуги не желая признавать своего поражения. (Кому охота в глазах жены выглядеть слабаком даже, если дело касается и не любовных утех?!)

Спортсмены даже бывшие – никогда не сдаются ... до нокаута. И пока ты еще на ногах надо искать путь к победе: кто ищет – тот всегда найдет.

Вот и Михаил побегавши по комнате наочно подтвердил это золотое правило.

– Эх, мне бы сюда мои дискеты с лекциями! ... – вдруг остановившись вскликнул Михаил. – Нам ведь о клане Оборзенков в академии целый курс лекций на дискете выдали.

– А при чем здесь братья Оборзенко? – удивилась Вера.

– Ты ведь видела как вспылил господин Сидоров, когда его спросили о клане Оборзенко?

– Ты думаешь он их ставленник?

– Уверен на все сто процентов! Такая мощная раскрутка и за такое короткое время только им по зубам.

– И что это нам дает? – согласилась Вера с доводами мужа.

– Если Сидоров марионетка и мы знаем кто его хозяин, то надавив на кукловода можно заставить его убрать со сцены зловещую фигуру.

– Мы да на Оборзенков ??!! Да мы для них, что комар в руке ...

– Комар тоже иногда больно кусается. Хотя я себя комаром не считаю. У меня есть еще силушка и мы себя еще покажем! – и Михаил уставши от намеков подхватил жену на руки и поволок в спальню.

– От чего это ты такой развеселый? Наверное что-то придумал? А ну признавайся! – и Веруня шутейно цапнула мужа зубами за ухо. (Это не я – это Тайсон всему виной! Женщины ведь тоже иногда боксерские бои смотрят. Вот и результат на лицо, а лицо без ... уха.)

– Ладно! Ладно! Но ты вот пока сама раздевайся, – и Михаил быстро и предельно кратко, пока на пол падали одежды, успел посвятить Веруню в свой план мести Орланскому палачу. (Я за их свет, конечно же, не плачу, но лучше мы его все же выключим.)

В комнате стало темно. Но тепло то ли от батарей отопления, то ли от разгоряченных тел.

А мы остались не у дел.

Вместо эпилога.

На шикарном офисном столе помощника – секретаря Оборзенко – старшего призывно зазвенел телефон.

Этот аппарат еще советского производства стоял в уголку на самом краю огромного стола, как казанский сирота.

А его именитые импортные холенные радужноблестящие собратья величественно возвышались в центре перед пышногрудой блондинкой средних лет. (То есть ей можно было смело дать и двадцать и сто двадцать. В зависимости от степени вашего «опьянения» ее взрывоопасной смесью номер семь: (полный спектр как в радуге) начиная с дорогих французских духов и кончая «легким топиком» отечественного производства да еще и на довесок «выхлопными» газами постоянно дымящейся сигареты, которую она никогда не выпускала из рук. (Все таки великое дело экологическая чистота! Иногда случалась так, что сигарета успевала уже сгорать полностью, а ее хозяйка не сделать ни одной затяжки.)

Страж Оборзенковских дверей пренебрежительно взглянула на настырно звенящий аппарат общего пользования. (То есть этот номер для престижа имелся официально во всех телефонных справочниках, а значит был «засвечен» и обычно им пользовались лишь назойливые журналисты да и другие ничего не значащие людишки.)

– Да ну их всех подальше, – вслух высказала хозяйка приемной свою волю, но тут раздался едва слышный щелчок из динамика селекторной связи. (Это сам Хозяин тайком подключился к прорывающемуся в приемную абоненту.)

Борзенко– старший с некоторых пор (его однажды было попытались отправить на отдых в райские кущи) стал подозрительным до невозможности и теперь подслушивать и подглядывать стало его любимейшим занятием.

Конечно и блондинка-секретарь была еще той девочкой!

Она иногда даже ежедневные прокладки – «естественная» свежесть – не стесняясь меняла прямо на рабочем месте. И вот шеф (какой шалунишка!) зачастую заставал ее за этим делом в самый пикантный момент.

А сейчас шеф уже висел на открытой линии и хочешь не хочешь, а благовоспитанному секретарю пришлось тоже взять трубку.

– Мне надо переговорить лично с Петром Михайловичем, без приветствия и не представившись потребовал немного гнусавый голос, – и срочно, – добавил он нагло.

– Кто вы и о чем хотите переговорить с Петром Михайловичем? – немного холодно, но официально вежливо поинтересовалась обиженная значимость.

– Я могу конечно рассказать! И наверное тебе это будет интересно. Но любопытной Варваре нос оторвали, а тебе наверняка вместе с носом и голову оторвут! – пошутило гнусавое чудовище на другом конце провода. – Хватит лясы тачать! У меня для Петра Михайловича сообщение революционного, можно сказать, значения. И ты мне мозги не пудри! И живо соединяй, а не то я сейчас же брошу трубку. И ты вскорости за нерасторопность примеряешь тогда на себя деревянное платье, и снова гнусавый хохот.

– Отключись, – послышался вдруг угрюмо-суровый приказ шефа и блондинка испуганно дернувши головой торопливо положила трубку.

– Я слушаю, – зазвенел металл в ушной раковине Михаила и он невольно поежился от этого голоса.

Но рядом с ним в телефонной кабинке на одной из дальних окраин Киева стояла Вера и взглянув жене в глаза и ощутив поддержку мастер сыска, поправил носовой платок на микрофоне телефонной трубки и заговорил решительно:

– Наша команда получила доступ к сведениям, которые неопровержимо доказывают, что у вашего протеже руки по локоть в крови. (Это Верина была идея вести разговор от имени политических противников господина Сидорова.)

– Факты, – угрюмо, но спокойно и коротко молвил вершитель судеб.

– Он начал избивши до смерти родную мать, а кончил, но вряд ли это будет последней жертвой, – прозвучало многозначительно, – задиристым журналистом из теледебатов.

– Что вы хотите? – все так же равнодушно спросил «хозяин» .

– Темная лошадка должна сдохнуть.

– Это не разумно. Мы могли бы договориться.

– Возможно, но не по этому кандидату. Через три дня он должен быть мертв, – и Михаил быстро положил трубку, не давши возможности Петру Михайловичу продолжить торг и попробовать нащупать следы «вымогателей».

– Наверняка это из команды левых. Не зря же я всегда ратовал за запрет деятельности компартии, – вслух задумчиво размышлял украинский «крестный отец» бывший член обкома КПУ.

Ведя телефонный разговор, Петр Михайлович блефовал: о смерти от рук сына матери Гадченко – Сидорова он не знал, но вот о причинах смерти журналиста после теледебатов заимел сразу же смутные сомнения.

Дело в том, что в конце восьмидесятых под «крышей» его синдиката работали многочисленные группы частных нотариусов и агентов по недвижимости, работавшие в одной связке.

Парочки аферистов работали по всей стране: во всех крупных городах и совершали путем подлога документов отъем квартир у доверительно – лопуховатых сограждан.

В Одессе в их сети попал и Николай тогда еще Гадченко.

После смерти матери он решил выгодно продать трехкомнатную квартиру в центре, которой он теперь стал единоличным хозяином, а себе купить однокомнатную дешевую где-нибудь на окраине. А за «наваренные» «бабки» начать свой бизнес.

На сей раз одесским аферистам крупно не повезло. Они потеряли не только свои жизни, но и хранившийся у них в тайнике воровской общак. (Прежде чем застрелить своих жертв из отобранного у них же пистолета, Николай Гадченко решил их «привести» в более – менее «приличный» вид пройдясь по их мятым мордам горячим утюгом.)

И результат превзошел все его ожидания. Такой удачи Николай Гадченко даже ни то, что не ожидал, но даже и не мечтал о ней.

Но такие вещи в воровской среде не прощаются никогда и по прошествии двух лет пущенные ищейки все же напали на след своей жертвы.

Гадченко, тогда уже Сидоров, воровские деньги на удивление не промотал, а приумножил десятикратно.

Что такое для боса преступного клана жизнь двух подручных по сравнению с такой кучей денег.

Поэтому господина Сидорова не убили, а взяв денежный откуп предложили как альтернативу уходу в мир иной деловое сотрудничество.

Загнанный в угол Николай Гадченко не артачился, а согласился сразу же и его компания стала ширмой преступного синдиката, за которой отмывались грязные деньги.

Немного поостыв от неожиданных вестей и пораскинувши мозгами Петр Михайлович пришел к неожиданному выводу, что только что окончившийся телефонный разговор блеф и треп чистейшей воды.

Во-первых, звонок по общему телефону говорит о ничтожнейших возможностях его супротивников, если для них проблема узнать его личный номер телефона. А, во-вторых, эта попытка изменить голос. Да если бы какая-то команда противников по президентских гонках получила доступ к такому черному как сажа пиару на Сидорова и, если бы их кандидату ни чего не светило, в смысле шансов на победу, то сообщили бы ему лично, а не по телефону и постарались бы «сдоить» кучу денег. Но, если бы их кандидат обретал шанс, то сведения сразу же бы выплеснули в прессу без всякого сюсюканья. В третьих, же во всех командах соперников у Петра Михайловича есть свои глаза и уши, а тем более в органах. Так что наверняка здесь действовали дилетанты. А «дуракам», как известно, не всегда правда, но иногда везет. И вероятнее всего это расследование на свой страх и риск провели работники какой-нибудь частной сыскной конторы. А вычислить их для меня пустяковое дело, а тем более ликвидировать, самодовольно подумал Петр Михайлович, – но пусть живут, – милостиво разрешил всесильный босс.

И не из жалости ибо для главы такого могущественного клана чья-то человеческая жизнь значила не более чем жизнь какой-то букашки.

Дело в другом. О смерти матери от побоев сына Петр Михайлович не знал (а должен был знать), а вот о причине смерти старика-журналиста еще раньше телефонного разговора догадался. И у него с его «протеже» на пост президента господином Сидоровым для других, а для него холопом Николашкой, произошел серьезный разговор.

Николай Борисович уже вошел в будущую роль президента и так правдиво врал оправдываясь перед своим босом, что Петр Михайлович тогда ему поверил.

Но вот сейчас анализируя действия своего ставленника Николашки босс мафии пришел к неожиданному выводу: ставши президентом непредсказуемый «сыночек» (ни на это ли намекал неизвестный доброжелатель по телефону) может и с «крестным отцом» поступить так же как в свое время с родной матерью. И не надо будет самому рисковать. Услужить любой президентской прихоти угодливых и готовых на все прихвостней тогда будет хоть пруд пруди.