Текст книги "Плаха Палача (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Плаха для палача

Всякая власть это есть насилие над

личностью, а политики, в большинстве

своем, амбициозная серость.

(горькие откровения из жития без бытия)

1 глава

Лето. Утро. Прохлада. Жара еще впереди. А сейчас благодатная свежесть и несколько вынужденных часов безделья.

Михаил Михеев, частный сыщик, имеющий крохотный офис на окраине Киева, оканчивал свой завтрак.

Дело в том, что и офис, и его жилые апартаменты размещались в одной двухкомнатной квартире обычного жилого двенадцатиэтажного дома. А под парадный вход в свою частную фирму Михаил переделал выходивший на проспект балкон. (Благо, что первый этаж.)

Колоритная подсвечиваемая ночью вывеска «Частный сыск», за которую пришлось выложить аж пятьдесят долларов, хорошо просматривалась ни только с тротуара. Но и даже запечатлялась в памяти водителей автомашин денно и нощно извергающихся непрерывающимся конвеерообразным потоком на проезжей части улицы.

Миша Михеев, сколько себя помнил, всегда мечтал стать сыщиком. Видно первопричиной тому была его мать, которая, не выдержав пьяных выходок мужа – самодура, бросила все, и в том числе и его двухлетнего сынишку, и бежала к себе в «хохляндию».

Мишин отец пить и дебоширить не бросил. И даже после бегства жены не взялся за ум. А через пару годков разудалого донского казака кто-то под покровом ночи увесистым колом из соседского плетня остудил до нулевой отметки.

После смерти отца Миша перешел жить к своей бабушке, которая и заменила ему непутевых родителей.

О мертвых не тоскуют, о них печалятся, а вот о матери Миша вспоминал часто. И даже пытался искать, но, увы, безуспешно. Но вот заблудших собак, кошек и даже коз и телят всегда отыскивал и иногда получал за это и вознаграждение. Конечно же, не денежное, но пару десятков яиц или добрый кусок сала было обычной таксой для его сельских клиентов.

Мальчик имел собачий нюх, выносливые ноги и неуемное желание довести начатое дело до конца.

Неприметная не бросающаяся в глаза внешность, цепкая память (и как результат успешная учеба в школе) да мускулистое тело (Миша посещал практически все школьные спортивные секции) открывали ему путь в юридический вуз.

И хотя знаменитый ученый Павлов и утверждал, что все живое, чтобы проявиться, должно ограничиться, но именно Мишина всесторонняя подготовка помогла ему, когда он перешел в старшие классы, стать восходящей звездой отечественного кикбоксинга.

Молниеносно работая руками и ногами (и все это под контролем далеко не пустой головы) Миша Михеев просто «выломил» двери ведущие в страну будущего благоденствия. И как закономерность стал студентом юридической академии и знаменитостью вузовской спортивной сборной.

Но, ох, как тернистый путь к вершине славы! И категорическое не желание молодого спортсмена накачивать свои мышцы при помощи стероидных препаратов заставило тренеров применить к несговорчивому курсанту «воспитательные» меры.

Так Михаил Михеев попал в армейские ряды и стал рядовым элитного подразделения войск специального назначения.

Вредные анаболики здесь заменялись не менее зловредными «дебилами» в форме прапорщиков.

Но и они не сломили воли Михаила, а вот пара сломанных челюстей остудила пыл некоторых не в меру ретивых старослужащих – «наставников».

От армейского беспредела Мишу освободила «святая троица»: заворовавшийся лесник, разгильдяй – летчик, и хирург«костолом», у которого весь профессионализм жижделся на родительской «зелени».

Лесник желая скрыть размеры незаконных вырубок, то есть, чтобы спрятать концы в воду, решил произвести поджег. И нанял для этой цели двух приблудных бомжей. Но пока те взбадривали себя перед «делом» «презентованным» им самогоном, ветер переменился. И пламя поглотило соседний обход, а участок заказчика остался не тронутым.

А летчик вертолета (из-за нехватки горючего учебные полеты в наших войсках стали явлением редким) о произошедшем подпале не ведал ни сном, ни духом и принял место пожара за штатную поляну для десантирования. (До этого та была единственной большой поляной в округе.)

И для рядового Михеева первый прыжок с парашютом оказался и последним. Так как горелый лес был срублен самым варварским способом.

Стараясь выхватить первыми то, что поценней, вальщики леса не очень тогда обращали внимания на стандартную высоту пеньков. И место пожарища превратилось в надолбневый капкан.

Но все обошлось. Из приземлившихся десантников никто, слава богу, не погиб. Пара сломанных ребер (царапины и синяки вообще не в счет) да сломанная у Михаила нога не такие уж большие потери для наших вооруженных сил. (Бывало и покруче).

Перелом был закрытый, боль терпимой и Миша надеялся на лучшее. Но все надежды похоронил хирург военного госпиталя, умудрившийся всего за два месяца сделать с него пожизненного калеку.

Нет, парень благодаря своей железной воли врожденного бойца (но это потом, через пару лет), выходился и даже «бодро» вышагивал не хромая, но вот на профессиональном занятии спортом пришлось поставить крест.

С Армии Мишу Михеева комиссовали инвалидом второй группы и даже в юридическую академию восстановили, правда, на вечернее отделение. (Наверное, чтобы глаза не мозолил, как жертва неудавшегося воспитательного эксперимента. Правда, искать правды и угрызения совести там, где за поступление в вуз существует почти «официальная» такса в двенадцать тысяч долларов наверное глупо.)

Михаил снял квартиру недалеко от «родной» академии, пристроился на работу ночным сторожем в одну из охранных фирм и в долгие часы бдения в одиночестве мечтал об уголовном розыске и конечно же о матери. Но о ней все реже и реже.

Так прошло три года. Парень повзрослел, возмужал и уже оканчивал учиться и ему пора было бы и жениться.

Мать же живой ему еще хоть разок так увидеть и не довелось. Как потом он узнал, еще год назад (до того как его нашли) она умерла. Не решившись даже перед смертью взглянуть в глаза брошенному сыну. Но вот двухкомнатную квартиру на окраине Киева завещала ему и только ему.

Дядя Вася брат матери Михаила был человеком зажиточным, да еще и должность занимал весьма денежную и на сестрино наследство и не зарился. Своего добра было навалом, а вот детей, увы, бог не дал. (Я это к тому, что Нина Константиновна мать Михаила составить завещание не успела .. , а ведь частенько случается, что и при наличии оного наследнички за каждую гривну друг другу глотки рвут.)

Василий Константинович, узнав о существовании племянника из сестричкиной исповеди на смертном одре, сначала опешил. Но затем, когда нашел Мишу, не только переписал на племянничка все имущество покойной сестры, но и подарил от себя дорогой импортный компьютер и шикарную видеодвойку.

Василий Константинович работал, и не малым чином в государственной конторе, которая ведала выдачей лицензий на частное предпринимательство.

И через некоторое время Миша Михеев из рук родного дяди получил воистинно щедрый подарок: лицензию на частный сыск.

И пришли к инвалиду-сыщику успех и слава. Ибо собак и кошек и в пригороде столицы, где в квартире матери Михаил оборудовал офис своей частной сыскной фирмы, пропадало несусветное множество.

Но собака собаке рознь, да и кошка тоже. Новые украинцы и братьев наших меньших подбирали под стать себе: дорогих и «мордастых». И поэтому щедрые вознаграждения за успешное возвращение всеобщих любимцев в родные палаты потекли неиссякаемым ручейком на банковский счет Михаила.

Так что сегодняшний завтрак преуспевающего сыщика был по обычному и по холостяцки прост: яичница с ветчиной да кофе с круассанами.

С утра, как правило, Михаил бездельничал ибо собаки и кошки в это время как раз пропадали, (и чаще их просто нагло воровали) но искать их, а значит и подключать к этому специфическому процессу частного сыщика их хозяева, а точнее слуги этих наворишев, догадывались ближе к полудню.

Но сегодня мелодичный колокольчик о прибытии первого визитера известил намного раньше.

Михаил вытер рот и руки бумажной салфеткой и направился в свой «офис».

Пара круассанов и ароматный дымящийся кофе остались нетронутыми стынуть на столе.

Дела есть дела. И «пружинистой походкой» пожизненного инвалида частный сыщик Михаил Михеев направился вершить дела «великие».

Прелестная незнакомка в возрасте не более двадцати лет, но с глазами великомученицы Варвары, стояла у порога и нервно теребила в руках газету. (Как профессионально отметил «звезда» сыска республиканскую «сплетницу» за вчерашнее число.)

– Прошу, – просто по деловому, но душевно-вежливо предложил хозяин кабинета удобное кресло, а сам уселся на свой жесткий «офисный» стул, но только после того как присела дама.

Поверхность письменного стола разделяющего посетительницу и Михаила была почти пуста. Телефон и телефонный справочник, энциклопедия «Твои четвероногие друзья» да еще ручка и блокнот – вот и весь его рабочий инструмент. (Заваливать рабочий стол горой юридической литературы да еще и наглядной россыпью писем несуществующих адресатов, то есть создавать некий имидж преуспевающего деятеля сыска, мороча таким образом головы своих посетителям, то есть пускать им пыль в глаза, Михаил считал не этичным.)

– Чем могу помочь? – спросил он свою гостью и встретившись с ее взглядом вновь попал в плен ее красивых, но печальных глаз.

– Моя фамилия Гардская .. А имя?

– Вера, но это не важно.., («Важно да еще как важно», – не с того сего пронеслось вдруг в мозгу Михаила.) Мой отец, как его образно окрестили журналисты, был последним могиканом Орланского ущелья ...)

– И он умер в больнице от сердечного приступа, когда узнал, что всех жителей его родного села поглотила водная пучина. Трагическая случайность, как результат разрушения дамбы-плотины электростанции, – снова Михаил прервал рассказ своей собеседницы. Хотя обычно ему всегда было присуще чувство такта, но сегодня неожиданно и в первую очередь для себя, он вдруг решил похвастаться своей осведомленностью. (Но это не такой уж большой грех; кого из нас по молодости лет не заносило в присутствии прелестных девушек?!)

– Да, мой отец, так уж получалось, лишь один из односельцев не приехал в родное Цветово в поминальное воскресенье. Он после второго инфаркта лежал в больнице ...

– Да я помню его телевизионное интервью о том, что он единственный оставшийся в живых из выходцев с Орланского ущелья, – не к месту радостно воскликнул Михаил, но тут же убрал улыбку. – А затем на следующий же день трагическое сообщение о смерти вашего отца от сердечного приступа.

– Я тоже тогда так думала. Ведь я работаю медсестрой не только в этой больнице, но и в том же отделении. И именно благодаря этому и еще ... , но это к делу не относится, мне и у далось положить отца в наше отделение. Когда папа умер, я как раз была на дежурстве. И буквально за несколько минут до его смерти я заходила в палату ... Но сердце есть сердце! ...

Вера тяжело вздохнула и бриллиантовая слезинка на миг зависла на ее длинных ресницах, но девушка взяла себя в руки и продолжила рассказ.

– Затем мы с девочками вышли на лестничную площадку запасного хода покурить... (Михаилу – и он ничего с собой не мог поделать – ну не нравились курящие женщины и прелестная красота Веры Гардской враз померкла в его глазах).

Но женские глаза – это взгляд сфинкса, а мужские доска объявлений и девушка лишь запнувшись на какой-то миг, продолжила не меняя тональности, но внесла небольшую ремарку:

– Нет, я не курю. Просто составила Наде и Жене компанию. (Снова заблаухали розы!) Двери на черный ход запираются, как снаружи так и изнутри. И девочки выходя покурить, чтобы их дежурный врач не застукал, у нас с этим строго, всегда их изнутри защелкивают. А стекла в дверях тонированные и нам видно все, что твориться в коридоре, а нас нет. И вот в то время, когда умер мой отец, незнакомый мужчина – я его раньше никогда не видела, чтобы он приходил к кому-нибудь из больных – прошел по коридору и даже почему-то подошел к двери запасного хода и дернул ее за ручку.

– Ну и что? – легкомысленно брякнул Михаил уже поуспевший основательно втянуться внечеловеческие отношения своих четвероногих «клиентов».

– А то, что в торце здания, откуда шел незнакомец, находится лишь туалет и одноместная палата – «люкс», в которой лежал мой отец.

– Туалет мужской или женский?

– Общий. А на мужчине сверху был накинут белый халат и я тогда тоже подумала, что это один из посетителей. Но когда после похорон, – еще пара слезинок зависла на ресницах, – я пораспрашивала больных, то оказалось, что в тот вечер ни у кого из них не было посетителей.

– А что сказали врачи о причине смерти вашего отца?

– Он мог умереть и от неосторожного резкого движения. Или его могли просто сильно встряхнуть, – задумчиво проговорил Михаил и по привычке потер большим пальцем висок. – А как выглядел незнакомец?

Девушка, поколебавшись пару мгновений, решительно взмахнула объемной волной каштановых шелковистых волос и протянула «мастеру» сыска газету, которую до этого держала в руках и которая за время разговора превратилась в неряшливый ком.

Миша во всем любил порядок и первым делом аккуратно расправил «популярную» периодику: «Новости из первых рук.»

– Посмотрите на снимок на первой странице, – поторопила его посетительница.

«Темная лошадка как возможный фаворит президентских гонок» – знакомое название, знакомый портрет. (Миша тоже прессу читал. Конечно его более интересовали объявления типа: «Пропала собака. Нашедшего прошу вернуть за вознаграждение.» Но он как добропорядочный гражданин своей страны все газеты, которые попадали ему в руки, перечитывал от корки до корки, хотя потом и плевался на пол и даже иногда ругался матом. И это при том, что по природе своей он был абсолютно аполитичен.)

–И – и – и?!! – у молодого сыщика перехватило дыхание и он издавши звуки «неумного» животного даже подпрыгну л на своем стуле.

– Нет! Нет! Это не портрет незнакомца, – не ожидавшая такой реакции поспешила Мишу успокоить Вера. – Просто этот кандидат в президенты очень похож на незнакомца.

– Но у того был свирепый оскал, как у хищного зверя, а этот сразу видать тюха – матюха. Просто этот снимок будет нам служить как бы фотороботом подозреваемого.

– Нам?

– Я попыталась самостоятельно кое-что поразузнать, очаровательно краснея призналась Вера. – И я надеюсь моя помощь вам не будет лишней? – И бирюзовый взгляд девичьих глаз мучительно – сладко щипнул сердечко «бывалого» сыщика.

– Конечно – конечно я буду очень рад с вами сотрудничать, – теперь настала Мишина очередь краснеть, – но я боюсь от меня вам мало будет толку. Дело в том, что, в большинстве своем, я специализируюсь на отыскании пропавших кошек и собак ... , и если честно сказать, то с поиском людей я еще никогда не имел дела.

– Вот и отлично! Ведь надо же когда-то начинать заниматься и серьезными делами.

– Если я правильно вас понял, у вас возникли сомнения, а не есть ли причиной смерти вашего отца и всех его односельчан чей-то злой умысел?

– Да я так считаю!

– И вы решили меня нанять? Да.

– Но ведь это будет стоить денег да к тому же не малых.

– Нет я ни кокой-то там крохобор. Упаси бог! Но ведь такой обширный поиск – это сплошные разъезды и переезды с места на место. И даже автобусами и электричками они нам влетят в копеечку и при том не малую.

– Деньги у меня имеются, – голос Веры зазвенел натянутой струной.

– Но я ведь, увы, не могу гарантировать успеха этих поисков. Ведь я пока любитель, а не профессионал.

– Но попробовать то мы можем?! – зазвенела струна на пределе.

– Конечно – конечно, Михаил окончательно и бесповоротно сдался в плен Вериного очарования и та вдруг (наверное как награду за уступчивость) милостиво предложила:

– Давай перейдем на «ты». А то я устала от этого «выканья». Ведь я вижу мы с тобой сверстники. Мне двадцать один, а тебе сколько?

– Двадцать три.

– Я тебе наверное показалась моложе? – заставила Вера снова покраснеть Михаила.

– Ты не молодая – ты юная! – вдруг сам себя у дивил мастер сыска.

– Это комплимент? – лукаво спросила гостья, по-хозяйски взглянув на симпатичного паренька, как на типичного представителя славного рода суженных – ряженных. И стена отчуждения слегка зашаталась.

– Нет – это признание в любви, – неожиданно невнятно промямлил Михаил едва слышно, но вдруг все преграды исчезли и время пошло вспять и снова был месяц май, и снова цвела вишня: украинская сакура.

Любовь многоликая богиня. И для каждой национальности у нее свое лицо, то есть свой менталитет.

Для украинцев любовь неразрывно связанна с едой. Ибо как только Михаил понял, что и он Вере не равнодушен, то тут же предложил:

– Пойдем вместе позавтракаем! И ты мне все подробности расскажешь: что произошло и что тебе удалось выяснить. Ведь я о трагедии знаю лишь из прессы. А мне нужна подробнейшая информация.

На вид Вера выглядела девушкой не легкомысленной, но она почему-то согласилась.

Завтракали, обедали и ужинали они вдвоем. И в постель улеглись тоже вместе. (Вот что значит когда дети, даже пусть и взрослые, остаются без родителей!)

Правда дальше «невинных» поцелуев в первую ночь у них дело не пошло: то ли от страха, то ли от неопытности. И молодые крепко прижавшись друг к дружке устало уснули.

2 глава

Летом солнце встает рано. И «разгуливающий» по комнате лучик-постреленок их разбудил.

– С чего начнем поиск? – первым делом поинтересовался Михаил, который был человеком долга.

И стал нежно, но страстно целовать свою возлюбленную.

Та полусонная сопротивлялась вяло, но почему-то откинула одеяло ...

И Миша второй день подряд взял себе выходной. (Вот что значит сам себе хозяином быть!)

В общем июль и август ляпнули коту под хвост.

Нет, собак и кошек Михаил теперь уже с Верой вдвоем отыскивали еще более успешно. Их так и тянуло уединиться среди кустов на какой-нибудь малоприметной лужайке.

Но Вера своей мечты о расследовании загадочной гибели всех жителей отцовской малой родины: села Цветово не забыла.

Хотя имелись выводы трех комиссий, (двух ведомственных и одной государственной по чрезвычайным происшествиям) которые все скрупулезно изучили (ведь это был всенародный шок и даже был объявлен трехдневный государственный траур) и расставили все точки над «i».

Причина оказалась банальная: трагическое стечение обстоятельств и наше неискоренимое разгильдяйство. Все это привело к взрыву газосварочного оборудования при неплановом ремонте крепежной арматуры бетонных конструкций. А это в свою очередь сдетонировало находившуюся внутри насыпной дамбы небольшую авиабомбу или большой артиллерийский фугас, затаившийся в грунте еще со времен второй мировой войны.

И как следствие частичное разрушение плотин ы и возникновение ударной двенадцатиметровой волны, которая подчистую и в считанные секунды разрушила и затопила село Цветово.

Еще тридцать лет назад, когда только шло строительство малой гидроэлектростанции, то есть когда сыпалась злощасная дамба, в карьере, откуда, возился грунт, был обнаружен большой склад боеприпасов.

Тогда посчитали, что отыскали и обезвредили весь арсенал снарядов и мин, но, увы, по крайней мере, одна единица смертоносного оружия все таки попала в кузов могучих МАЗов.

И вообще двухсотметровый защитный перешеек отделяющий Орланское ущелье от водохранилища вначале возводить даже и не проектировали.

Но все жильцы села Цветово категорически и единогласно отказались отселяться в суперсовременные (по тем временам) коттеджи.

И после долгих, но безуспешных уговоров и угроз власти пошли на компромисс с несговорчивыми селянами. (Редчайшее явление для того времени. Но может все потому что строительство «лишнего» участка дамбы по смете стоило дешевле возведения коттеджей для переселенцев ?!)

Как бы там ни было, но Орланскую долину не затопил и. «И видно зря!»– подумал Михаил внося в память своего компьютера данные и о самой трагедии и о немногочисленных живых родственниках погибших в Цветово.

Эту информацию, тогда еще интуитивно, так на всякий случай, Вера Гардская начала собирать еще с первых дней трагедии. Когда их оставшихся в живых власти собрали, чтобы поделить уцелевшее имущество и, конечно же, деньги и драгоценности, собранные на месте бывшего села. А главное, весьма и весьма солидную гуманитарную помощь от своих сограждан, но особенно от представителей украинской диаспоры из далекого и близкого зарубежья. (В этот раз из-за пристального внимания мировой общественности к происходящему чиновникам, увы, ее: эту помощь растянуть не удалось.)

Вместе с отцом Веры погибло шестьсот двадцать три человека. Из них одних только детей двести двенадцать ...

Светлая им память! ! !

Живых же родственников погибших вместе с Верой осталось всего тридцать три человека. (И не одного рожденного в селе Цветово. Ни одного!)

И теперь Михаил на всех их живых и мертвых составлял подробное досье.

Фотографии, документы, то есть все бумаги находившиеся в момент катастрофы в селе Цветово, естественно размокли и превратились в комья грязи.

Но вот архивные документы уцелели. (Благодаря тому что сельский совет, к которому и было приписано село Цветово, находился на центральной усадьбе в поселке городского типа Чатово.) Они-то и стали главным источником исходных данных для разработки стратегии будущего поиска.

Если честно сказать, Михаил в эту историю с незнакомцем, а тем более о злом умысле приведшем к трагедии (это же каким нелюдем надо быть, чтобы столько людей уничтожить?!) поначалу почти не верил.

Невосполнимая утрата – непосильный груз для юных плеч. Плюс «зомбический» страх навеянный просмотром слишком натурализованных теленовостей да кровожадных до садистского сладострастия нескончаемых уголовных сериалов и чтение детективов им же под стать у кого хоть могут вызвать стресс.

Вот и видится потом нормальным людям нормальная жизнь ненормальной: что не действо – то криминал, что ни человек – то преступник.

Но мнение Михаила, хотя он и был частным сыщиком, было его личным мнением. Деньги то платила, а значит и заказывала музыку, то бишь его хозяйкой была Вера. (А она была женщиной и тем, знаете ли, не к чему советы «тупоголовых» мужчин.)

Так что, когда первого сентября дети (естественно пока чужие) пошли в школу, Вера объявила о переводе расследования в плоскость практических действий.

– Для начала давай съездим на гидроэлектростанцию и поговорим с тамошним людом, – предложила она отправную точку поиска.

– И много ты думаешь мы от них узнаем?! Их там всякие комиссии – перекомиссии так замучили, что они добровольно с нами разговаривать просто не согласятся.

– Но можно ведь и схитрить?!

– Что ты предлагаешь? – сразу же поплыл Михаил по течению.

– Сделаем из тебя писателя! Которого я якобы наняла написать книгу – память о жителях Цветово. И тогда, я думаю, у них рты закрываться не будут. Наш народ, знаешь ли, славу любит!

– С меня писатель, как с бабки роженица, – высказал вслух Михаил свои сомнения.

– Между прочим, я где-то читала, что одна женщина родила, когда ей было уже аж за шестьдесят. (Когда тебе еще только двадцать, то человек, которому уже за сорок, тебе вообще кажется прадедом.) Так что, если вы мужики не подкачаете, то за нами дело не заржавеет, – встала вдруг Вера на защиту своего «слабого» пола и, сладко потянувшись, лукаво взглянула в глаза своему ненаглядному. (Дело в том, что за почти два месяца их все еще гражданского брака, они не пользовались ни каким предохранительными средствами. Но череды регулярности Вериных «месячных» это, увы, пока не нарушило.)

«Ничего ! Будем заниматься любовью почаще и все будет окей!» – сам себя взбодрил неунывающий Михаил. (Он был молод и чувствовал в себе не только силушку, но еще и некий ее неиспользованный пока резерв.)

Сказано-сделано. И дуэт молодых сыщиков быстренько собрался в дорогу. (До Орланского ущелья от столицы было всего-то каких-то двести километров.)

Погрузивши еду и необходимый минимум вещей в Верину малиновую «девятку», (сам Михаил, увы, пока был «безлошадным») молодята в дорогу отправились все же не сразу.

Они воспользовавшись тем, что на у лице накрапывал дождь, а значит на скамейке у дома зловредные старухи в тот момент не «дежурили», и тем, что стекла в автомобиле были тонированные, занялись любовью прямо на заднем сиденье «девятки».

Ограниченность пространства порождает необычайную близость и «глубину отношений» и извергающейся тугой струей поток мужского семени не только привел Веруню в экстаз, но и заставил невольно поучаствовать в «караоке на площади». То есть громко попотпевать включенному автомобильному музыкальному центру. (Правда, прерывисто и с хрипцой да еще и на одной ноте.)

На Орланскую гидроэлектростанцию молодята попали только под вечер и, хотя и немного усталые, но довольные и счастливые. (Путь – то был «долгий» и пришлось делать три «вынужденные» остановки.)

Да жизнь есть жизнь. (Даже если это половая.) И если тебе повезло с утра, то наверняка повезет и под вечер. (Это я к тому, что Вера с Михаилом попали на плотину как раз в момент начала ужина.)

Все (включая и дежурного милиционера, которому полагалось стоять на «часах» на въезде в запретзоне) уже собрались за «круглым столом». На котором, естественно, главенствовала рыба: жаренная и пареная огромнейшими кусками. А вот самогон в двухлитровой фляге «стыдливо» ютился под столом.

Малиновая «девятка» беспрепятственно пришвартовалась прямо к зданию дежурки. Но это паники в стойких рядах сотрапезников не вызвало. Правда, дежурный страж порядка нехотя покинул свой застольный пост и, переваливаясь как утка, «выполз» на свежий воздух.

Вера сразу же пошла в атаку. Но ее образная и красочная речь на неподкупного охранника госсобственности не возымела ни малейшего впечатления.

Михаил вообще, памятуя советы своей возлюбленной, больше помалкивал, но изредка вставлял мудреные слова типа: «реквием», «канул», «гонорар».

Но видя, что атака в лоб захлебнулась, (Вера начала хрипнуть и кашлять) мастер сыска вспомнил волшебное слово «помянуть». И открыл для обозрения вместительный баул, в котором уютно свернувшись «дремали» несколько колец «краковской» копченой колбасы да добрый кусок розовой на вид ветчины под «охранной» разнокалиберных бутылок с «зажигательной» смесью».

И, о чудо, плотина вдруг рухнула, но на этот раз, слава богу, фигурально.

Померших поминали тихо скорбя, но после трех рюмок «казенки» и двух стаканов самогонки началось «братание» и задушевное «общение», которое при нашем пресловутом украинском менталитете неизменно заканчивается одним и тем же вопросом: «Ты меня уважаешь?!»

А начинается такая беседа всегда и везде тоже однообразно.

Сначала гостей посвятили в профессионально-кастовые пересуды, затем в дела семейные. (По тещам, естественно, прошлись отдельно.) Еще, конечно же, поговорили о свинстве, о скотстве и о курстве. (Нет! Так не годится. Ибо меня могут не правильно понять.) Я просто хотел сказать, что разговор шел о свиньях, коровах и курах. Да еще о ценах и видах на урожай.

Но вот о политике и о политиках на удивление ни гу-гу.

– Ну їх вcix в гузно! – высказал всеобщее мнение уже хорошо подвыпивший мент. (Но все равно, ему можно доверять, ведь он-то знает власть изнутри.) – Сьогоднi у нас свято! (конечно же назвать поминки праздником – это кощунство, но и здесь он, увы, видно прав: кому война, а кому мать родная!)

Говорили все и вместе. (Как в украинском парламенте, но в отличии от депутатов, здесь консенсус всегда достигался.)

Вера сначала было попыталась отделить зерна от плевел, но затем махнула обреченно рукой и вспомнив навыки приобретенные на курсах машинисток – стенографисток стала смешными закарлючками стенографировать все подряд. Благо пьяненькие «собеседники» – собутыльники глаголили медленно и «втолковывая» значимость сказанного по несколько раз повторялись.

Михаил же не доверяя такому анахронизму незаметно включил диктофон, а сам во все глаза следил за новыми «приятелями». Ибо когда разговор перешел на ночные «рыбалки», то массные взгляды даже старых пердунов стали все чаще и чаще скользить по фигуристой Вере.

Пришла пора сматывать удочки. И хотя Веруня и тем более «радушные» хозяева предлагали еще посидеть, но 11ихаил был непреклонен и малиновая «девятка» благополучно покинула запретзону.

Чувство ревности делает любовь еще слаще. И при возвращении в Киев молодята сделали целых пять остановок в пути.

На следующее утро Михаил день-деньской пил «Миргородскую», а непившая спиртного Вера (во-первых, она была за рулем, а, во-вторых, в последнее время она открывала для себя более действенный способ «веселия») расшифровывала свои «закарлючки» и прослушивала записи сделанные на диктофоне. (Но тихо и в офисе, а «больной» Михаил отлеживался в жилой комнате на диване.)

Доверчивая девушка думала, что ее возлюбленный после вчерашней попойки встал с бодуна. Но на самом же деле Михаил просто-напросто хитрил и щадя любимую оттягивал обсуждение открывшихея ему обстоятельств Орланской трагедии.

Дело в том, что одной из составляющей успешной сыскной деятельности Михаила была его феноменальная память.

Вере же потребовался почти весь день, чтобы из всей этой горы словесной шелухи пьяненького разговора выделить всего два сообщения достойных внимания.

Первый эпизод: Вся смена, включая и редко покидавшего свой кабинет начальника электростанции, почему-то в момент взрыва оказалась на месте сварочных работ и вся погибла.

Второй эпизод: Топливный бак патрульной моторной лодки, по клятвенному утверждению одного из вчерашних сотрапезников, в канун трагедии был утром заправлен под «завязку», но оказался почему-то после взрыва почти пуст. Хотя лодка все время была на приколе и под вполне надежным замком.

И пока Вера до этих свидетельствований только докапывалась, Михаил эти данные в своем мозговом «компьютере» успел не только отсеять от пустопорожней болтовни, но и проанализировавши выработать. первую логически обоснованную версию произошедшей с жителями Цветово трагедии. Но вот даже его мозг и сердце практически постороннего человека, противились внедрению в них таких страшных вестей.

«А как же это воспримет Веруня?!» – ужасался мысленно Михаил и продолжал трусливо отлеживаться на диване.

Но вот в офисе оборвавшись на полуслове вдруг умолк магнитофон и стало тихо. Необычайно тихо.

Пора! И мастер сыска с защемившим вдруг сердцем покинул свое лежбище и направился в свой кабинет.

В дверях они встретились.

Слезы с Вериных глаз лились потоком, но и они не смогли скрыть поселившийся там ужас.

– Там! Там такое!!! ... Не уже ли правда, что тот, плавая на моторке, добивал тех, кому удалось всплыть? – пыталась поделиться возникшей и у нее догадкой Вера, но попавши в нежные и родные объятия Михаила, уткнулась носом в его плечо и разразилась беззвучным рыданием.