Текст книги "Будьмо (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

К моей радости Софья сегодня никуда не спешила и мы с ней проговорили часа четыре. За это время Софья успела встать с постели, сходить в туалет, почистить зубы, умыться, позавтракать, принять душ, сделать мини-зарядку для правильного развития малыша, снова сходить в туалет, (она мне пожаловалась, что сейчас пописать частенько бегает) снова поесть и только лишь затем разморенные едой, а еще и выпивкой, мы попрощавшись, но теперь уже без слез, положили трубки.

1 2 глава

Безоблачные дни, как правило, приносят грозу. И моя поездка в Борисполь за авиабилетом до Нью-Йорка чуть было не стала для меня роковой.

В то утро, когда я собрался ехать в аэропорт, на пятачке, где у нас в микрорайоне разворачиваются маршрутные такси, было не многолюдно.

Мою жизнь спасло чистое ротозейство или мой неусыпный ангел хранитель.

Выходя на кольцевую площадь (в простонародье “пятачок”) а замечтавшись о предстоящей встрече с Софьей банально споткнулся о бордюру и чуть было не упал. Но, когда неожиданно раздалась автоматная очередь, и пули роем пронеслись в том месте, где еще миг назад должна была быть моя голова или худосочная грудь, я уже добровольно грохнулся по-настоящему и прячась за бордюром, как за укрытием вжался в землю как мышь-землеройка.

Еще одна очередь прошила воздух у самой земли и пара пуль со шмякающим звуком отскочили от бордюры.

Подъехать и добить меня впритул нанятым кем-то киллером вызвался то ли случайно оказавшаяся рядом милицейская машина.

Неприметного вида “жигуленок” с охотниками за моим скальпом умчался прочь, а подскочивши с патрульными милицейский “Форд” лишь издавал громкие звуки, но в погоню не двинулся.

Я же тоже не стал искать встречи с ментами, а помчался назад домой.

Но впервые родительский кров нынче мне уж не казался моей крепостью и пристанищем от житейских бурь. И я захватив свой всесильный пропуск подался на некогда правительственные дачи на аудиенцию до господина прокурора. У меня к нему возникло несколько неотложных вопросов.

Мать вашу.., – ругался я самыми грязными словами и вытирая такие же слезы. – Зять, видите ли, им не угодил. Аристократы хреновые! Я вам не куропатка! Я вам покажу кузькину мать! – репетировал я на дороге исковое свое заявление.

Прокурора дома не оказалось, но после того как телеглаз меня пару раз окинул с ног до головы, мордастый охранник меня все же в дом пропустил.

Я почти бегом промчался через десяток пустынных хорошо упакованных богатым убранством комнат и следуя указаниям лакейского вида стража попал в будуар самой Марьи Станиславовны. Та перед огромным вращающимися зеркалами наводила последний марафет перед выездом в свет.

Ну? – прозвучало коротко и выжидающе.

Я не опешил, но просто на миг дух забило от быстрой ходьбы, да и охранник мозолил глаза.

Выйди, – и телохранитель вмиг испарился.

Я вам не какой-то там бывший премьер в изгнании!! Я без пяти минут миллионер и американский подданный! И вам мое убийство так просто с рук не сойдет. И не надейтесь! – сделал я ход сразу же с козырей. – Будущий зять, видишь, им не понравился… Но зачем же тогда будущего внука спросить?! – и как не я крепился, но плотина рухнула и слезы сами хлынули с глаз.

От моих слов Марья Станиславовна было не впала в кому, но пару раз энергетично схвативши ртом и руками воздух, с собой все же совладала.

Успокойся! Расскажи все по порядку. И, пожалуйста, все поподробнее. И поверь мне на слово! Ни я, ни тем более мой муж убивать тебя никогда не собирались.

А кто же тогда сегодня по мне стрелял?! – враз меня переклинило в ином направлении. (Безоговорочно верить женщинам на слово было моей слабостью.)

Вот это и я тоже знать хочу, – Марья Станиславовна постаралась говорить со мною как можно доходчивее памятуя о моей, мягко говоря, святой простоте.

С наследства я и начал свой рассказ и сразу же в глазах своей собеседницы стремительно взлетел на самый верх олигархической лестницы, то бишь не по званию, а по состоянию. И поэтому и моя исповедь о встрече с Софьей и о том, что Марье Станиславовне скоро суждено стать бабушкой, явно почувствовалось получили полное родительское благословение и отпущение грехов, как прошлых так наверное и будущих.

Правда, прошлое еще таило в себе опасные подводные валуны.

Ваня! – Марья Станиславовна зарделась как девочка. – Надеюсь у тебя хватит … такта не рассказывать Софье о наших прошлых взаимоотношениях?

Конечно же. Зачем воротить прошлое. И не вините себя, не казните. Безгрешные только ангелы, а мы люди, которым свойственно любить и быть любимыми. Тогда я был искренний в своих чувствах. И мне не чего стыдится…

Иван! Перестань, пожалуйста, – умоляюще попросила меня Марья.

Конечно, конечно я буду молчать, – заверил я вслух, но я сам подумал, – что Софья меня наверное бы поняла и простила. Но лучше все же не рисковать.

Так мы похоронили общее свое прошлое и даже воспоминания о нем развеялись легкой дымкой.

Но вот туманный мой рассказ неясностей о произошедшем на меня покушении не развеял. Да, но вот цепкая моя память на различные цифровые комбинации дала хоть какую-то зацепку.

Так какой ты говоришь у этого “жигуленка” был номер? – переспросила моя будущая (какое красивое слово) теща и потянулась за мобильным телефоном.

Будете мужу звонить? – спросил я официально – вежливо подготавливая себя к роли примерного зятя.

А ты можешь назвать хоть одно резонансное дело, которое раскрыла наша прокуратура? – не переставая удивляться моей наивности, спросила Мария Станиславовна.

Я пристыжено умолк и телефонный разговор с всесильным Петром Михайловичем прошел без моего участия.

Ох, и задал я работенки своим будущим родственникам! Так как пока опасность для моей жизни не миновала я наотрез отказался покидать прокурорскую цитадель.

У вас здесь охрана и я буду как у бога за пазухой, – не согласился я ни на какие увещания и заверения шокированной Марьи Станиславовны.

Видя, что я не на шутку испугался за свою жизнь и что какой-то резон в моих словах все же есть леди-босс перешла от слов к делу.

И пока Петр Михайлович наводил справки и “улаживал” мои дела (видимо Софью он и вправду считал своей дочерью ибо проявил обо мне воистину отеческую заботу) я три дня просидел запертым в подвале прокурорской виллы.

Славным оказался погребок! А от нервного мандража и (несмотря на теплую одежду, которой меня снабдили) не весенней прохлады я постоянно чувствовал волчий аппетит. А выбор продуктов и выпивки был в прокурорском подвале не хуже, а может и лучше чем в супермаркете далеко не средней руки.

Не знаю сколько я выпил и съел, но вот приготовленной в одной из дальних каморах для меня клозет (небольшой с плотной крышкой бочонок) мною был заполнен почти до верху.

…

Когда меня выпустили с моего вынужденного заточения я даже “морду” наел. Так выразилась моя (окончившая два педагогических вуза) будущая теща.

А о превратностях моей судьбы допустившей, что по моему следу были пущены охотники за скальпами поведали мне то ли сказку, то ли быль.

У меня не было выбора. Ведь предложенную мне информацию, при всем моем желании, я уже проверить не мог.

Оказалось, что я как новоиспеченный наследник Саввы Хомича, не сходил в дальновидные планы его слуги Сержа. И когда я вдруг неожиданно возник неоткуда, Серж решил отправить меня в никуда.

Сам он для такой миссии имел слишком тонкую кишку. (Видно поистончилась от длительных педерастических упражнений). И он порывшись в клоаках своей памяти вспомнил (ассоциируясь со словом Украина) о странном объявлении на одной из страничек Интернета. На него он наткнулся совершенно случайно отыскивая “голубую клубничку”.

“Если у вас появились проблемы, то сообщите нам их координаты и перечислите адекватную им сумму на наш счет. И ваша жизнь снова станет безоблачной”, – предлагалось неизвестным доброжелателем из неизведанной страны варваров и каннибалов далекой окраины затерявшейся где-то в центре Европы.

Так я стал дичью.

Но судьба смилостивилась надо мною и на этот раз и с подачи Петра Михайловича, костлявая с косой принялась косить в обратную сторону.

В один и тот же день и почти в один и тот же час два моих наемных украинских убийцы и их американский заказчик умерли одновременно “естественной” смертью от передозировки спиртного и наркотиков.

Мой американский прадедушка потеряв Сержа осиротел и не выдержав таких превратностей судьбы тихо отошел в мир иной. Оставив многомиллионное состояние и бесценную коллекцию картин мне в наследство, но заперев его дурацким завещанием с не менее дурацкими тремя условиями.

Правда, первое (так как я, слава богу, был не такой ориентации как покойный уже мой прадедушка) я уже считай выполнил. Ведь я уже почти женат и моя Софушка скоро мне родит сына. (Родовая статистика графов Романовских непогрешимо указывала на то, что последние два столетия в их роду не родилось ни одной особы слабой стати.) Наверное исходя из этого Савва Хомич и требовал первым пунктом своего завещания в течении двух лет мне жениться и еще в течении трех лет обзавестись ребенком, но обязательно мужского пола.

В отличии от своей матушки у Саввы Хомича сердце было не камень и он в вопросе брака допускал плюрализм мнений. Не хочешь жениться – не женись. Но тогда выполни любой один из двух следующих пунктов завещания.

По второму пункту мне выделялось по пять миллионов долларов (щедро – то как!) на приведение фамильных замков в Польше и на Украине в божеский вид и превращение их затем в музеи. И на эту затею тоже отпускалось пять лет и допускалось открывать музеи любого профиля, но посещаемость их должна быть не менее десяти тысяч туристов в год.

На третье же условие завещания денег вообще не отпускалось, а предлагалось за все те же пять лет попытаться заработать миллион долларов. Но без продажи недвижимости ранее уже переданной Саввой Хомичом в мою собственность. (Имелось ввиду те развалины, что некогда были украинскими и польскими поместьями графов Романовских).

Что думаешь делать? – перечитав копию полученного из Америки завещания поинтересовался отец.

Попробую действовать сразу во всех трех направлениях, – немного поостыв и пораскинув мозгами, твердо и решительно заявил я и воспользовавшись случаем рассказал бате Софье.

Тогда наследство в тебя в кармане. То бишь в люльке. Так что пойдем и отметим такие хорошие вести. А за одно и выпьем и отметим такие хорошие вести. А за одно и выпьем за здоровье будущего внука, – отец никогда не изменял своему амплуа.

А если родиться дочь?

Ты что не уверен в своих генах или не доверяешь своей невесте?!

Нет! Упаси бог! Но ведь в жизни все случается. И полагаться только на милость слепого случая, я думаю, не очень-то разумно.

Но ведь два столетия?!

А экология? А чернобыль?

Ты что уже и это чувствуешь?! – забеспокоился за мое здоровье отец.

Я то, слава богу, нет, – незаметно от бати я тихонько постучал костяшками пальцев по деревянному подлокотнику кресла, – а вот на геном уровне, как знать, это уже могло и отложиться.

И что ты решил предпринять? – наполняя бокалы шампанским спросил мой “старик”, но я не услышал вопроса ибо во все глаза рассматривал ту разнообразнейшую снедь, которой отец заставил наш холостяцкий стол.

Это я решил жить на зарплату, – как я уже говорил, несмотря на свою дурацкую фамилию мой отец был далеко не дурак и все понимал с полуслова и оказывается и с полувзгляда.

Не понял? – я, в отличии от папаши, фамилию уже сменил, но ставши графом Романовским все же страдал аристократическим, мягко скажем, тугодумием.

Тебе ведь и раньше заработанные мною деньги не шибко нужны были, а сейчас и подавно. Вот я и решил от получки до получки растрачивать все заработанное за прошлый месяц. Живи сам и давай жить другим, – весело ответил он, но в словах отца все же чувствовалось некая неловкость, которую он попытался скрыть за напускной бравадой.

“Кому нужна эта жертвенная обязаловка родителей чуть было не до пенсии детей неустанно заботиться о своих чадах. И так с поколения в поколение. И не какой личной жизни. Должна же быть разумная достаточность любви и бескорыстия отличающая родительское чувство от животного инстинкта заботы о потомстве. А ведь далеко не всегда такая слепая привязанность оплачивается той же монетой”, – философствовал я мысленно, пока наслаждался отличного вкуса вином балуя свои гурманские рецепторы восприятия. А чтобы отец не скучал, я и ему подкинул вопросик:

Что ты подразумеваешь под словами “давай жить другим”?

Тратя свои деньги я поддерживаю отечественного производителя, – чувствовалось что мой папаня уже крепко врос в роль президента компании. – Здесь на столе нет не одного продукта, ни одного напитка импортного производства, – с неподдельным чувством гордости заверил меня отец.

И это тоже наш отечественный продукт? – Я потряс в воздухе копченной куриной ножкой. – А как же пресловутые “ножки Буша”?

Ты когда телевизионные новости в последний раз смотрел-то?! – удивился мой батенька соей неосведомленностью.

Да наверное лет в четырнадцать, когда понял, что наркотики, курение и теленовости дурманят познание и укорачивают жизнь.

Вот за это и выпьем! – радостно произнес сой доморощенный педагог, так как постоянные мои вопросы его явно сбивали с темпа.

Нет не за это, а за милых дам, – я уже немного охмелел и мне невмоготу как захотелось, есыли не увидеть Софью, то хоть бы о ней поговорить.

А у тебя есть фотография твоей возлюбленной? – словно читая мои мысли поинтересовался мой “старик”, но сначала благоразумно осушить свой бокал и наполнил его снова до краев.

Я обрадовано помчался за снимками и вернулся очень скоро, но не настолько, чтобы помешать еще одной бутылке с под шампанского перекочевать под стол.

Но я не стал отца корить, а стал свою Софушку хвалить.

Фотографий было несколько сот и будущая невеста моему отцу очень понравилась. (И это при том, что лучшие снимки я из “цензорских” соображений поспешно изымал и не допускал до родительского взора.)

Но как бы там ни было, глядя на нас молодых и счастливых, мой отец наверное вспомнил и свою юность. Потому что наконец-то решился впервые в жизни рассказать мне о моей матери.

И наверное, впервые обида и утрата не гложили его, ибо рассказывал он взахлеб о прошлых счастливых днях, а о том, что моя мать увлекшись престарелым, но богатым шведом оставила нас с отцом, когда мне было всего лишь девять дней от роду, обмолвился как—то вскользь.

Кто же меня кормил? – ужаснулся я задним числом.

Я. Кто же еще?! Да наша сортоучастковая корова Нюрка, – удивился моему вопросу мой родитель.

Знаешь, я иногда попадаю впросак задавая на первый взгляд порой наивные вопросы. Но это просто лишь от тог, что у меня мало житейского опыта. Правда ж, пап? – поделился я с батяней своими давними сомнениями.

В семье жена всему голова, а муж это лишь рабочие руки, – успокоил меня мой обветренный уже жизнью отец и мы умиротворенно выпили на посошок и отправились баеньки.

1 3 глава

Скоро сказка сказывается, да не быстро дело делается. А у меня просто руки чесались за наследственными миллионами.

Свяжешься с фирмами лишние деньги на посредников выбросишь, а их можно и самому себе в карман положить. Тебе нужны шабашники: наемные работники. Чтобы работали днем и ночью и без всяких там мастеров и прорабов, – поучал меня отец выпроваживая во Львов. – Поищи умельцев среди местных ока они в поисках длинных рублей по дальнему и ближнему зарубежью еще не разъехались. И на мою помощь всегда можешь рассчитать. Но мои работнички, сам знаешь народ специфический. Ведь не даром говорится, с кем поведешься – от того и наберешься. А возле каждого, увы, по милиционеру не поставишь.

Перемышлевский же замок графов Романовских отец взял полностью на себя. И теперь там уже во всю кипели реставрационные работы. А по всей Европе, а особенно по странах бывшего союза сновали эксперты (нанятые и проверенные лично моим батяней) – профессионалы и заключали договора на поставку картин с молодыми делающими себе пока имя, а не деньги, талантами и “неопознанными” еще мастерами антикварного промысла.

Для бесящихся с жиру немцев Перемышский музей – аукцион будет просто находкой. Они туда толпами валом валить будут. Дешевые картины, антиквариат о вполне умеренным ценам с первых рук от доморощенных археологов. Плюс славянские девки и местное пиво создадут необходимый колорит и хмельное настроение и все пойдет как по маслу, – осыпал меня отец обещаниями не хуже, чем народный депутат. И я ему поверил и не ошибся, а вот с депутатом вышла неувязка.

Так как из Америки управления меня выперли и метода руководства по телефону мне освоить, увы, не удалось, то свой строительный офис мне пришлось открыть в ближайшем к развалинам замка селе.

В селе Райдолина, которое еще в первый мой приезд бросилось мне в глаза своей зажиточностью, было лишь одно обветшалое здание: бывший детский сад. Вот его “гостеприимный” сельский совет предложил мне под офис. (Не за спасибо конечно же.)

Я не стал артачиться и для проверки профпригодности местных строителей и как первой благотворительной акции своей компании поручил восстановить оба строения некогда дошкольного комплекса. Две недели и все сияло красотой первозданного вида, хотя как заверила хозяйка моей временной частной “гостиницы”:

– Краще, синок! І набагато краще!

Одно здание я занял под офис, а другое отдал под детские ясли, удвоив из своего кармана райбюджетное его финансирование. (Видно дальновидность у меня в генах заложена.)

Нет я не выбрасывал деньги на ветер, а обеспечивал своим будущим рабочим надежные тылы. И поэтому и выделяемые мною детским яслям деньги на питание шли строго на закупку продуктов у местных сельских жителей.

За свои благие деяния орденов я конечно же не получил (не в те карманы мои, а точнее пока Саввы Хомича, деньги перекочевали) но вот все в селе и стар, и млад стали величать меня: теперь не иначе как кум Иван.

Кум так кум. Я не возражал. Народ у нас такой, если любит как родного, если ненавидит то как …, ну вы сами знаете кого, а если не знаете то выгляньте в окошко и обязательно увидите свиное рыло какого-нибудь зажравшегося горе-руководителя.

Мой же руководитель, которому я полностью поручил восстановление поместья был не совсем и тощ, но жилистый. И звали его все дядько Микола. Но авторитет у него был повыше, чем у иного главы райадминистрации, а о его мастерстве прораба я и речи не веду.

Строительные работы шли в таком темпее, что у меня порой просто дух захватывало. И хотя чертежей замка, конечно же, не сохранилось (их заменят десятка два старинных фотографий да гравюра безымянного художника), но в консультантах нехватки не чувствовалось. Старожилы села, часто забывая вчерашний день и имена своих близких, те далекие времена оказывается помнит с филигранной точностью.

А старинную мебель графов Романовских (она не сгорела в огне пожара как считалось нами наследниками), коль я стал кумом всему селу, мне доверительно, “по-родственному” предложили выкупить за доллары. Я согласился с радостью. И почти все целехонькое и бережно хранимое (даже то, что в качестве приданого отошло невестам и было увезено в дальние села) снова вернулось под родовой кров.

Савва Хомич несмотря на свое (скажем так) необычное завещание и на то что наше с ним знакомство ограничилось лишь несколькими телефонными разговорами оказался истинным аристократом, доверившим мне судьбу десяти миллионов фактически под честное слово.

Дело в том, что и фактически и юридически эти деньги были мои и при желании я мог бы ими распорядиться по своему усмотрению, а не тратить их на восстановление допотопных и не кому не нужных развалин величаво именуемых графскими замками.

Всегда хочется о людях думать лучше чем они есть на самом деле. Может просто по своему опыту старый граф знал наверняка, что в перспективе получить большее, я не стану зариться на меньшее.

Но как бы там ни было я не скряжничал подписывая чеки. (Заграница есть заграница и польские чеки для отца на порядок были выше, нов се держалось в разумных пределах ценовой политики.)

В общем, выплата зарплаты и оплата стройматериалов и была основным моим занятием. Да еще по вечерам я ежедневно как добрый хозяин оплачивал (местным маританам) стоимость самогона и мяса для шашлыков на ритуальные строго мужские посиделки, но без свар и драк, а вот политиков крыли по черному.

Еще в начале я строго предупредил:

Пейте. Отдыхайте. Но вот мордобоя я не потерплю.

Это зимой от безделья, когда скучно. А сейчас мы на промысле, – заверил меня старшина дядько Микола и консенсус был достигнут.

Преданность традициям у строителей нанятой мною артели была не зыблема. И хотя в этом году работа подвалила местная и родной дом был од боком, порядок сохранялся походный. И в село со стройки без надобности не шлялись.

Но вот если свадьба или, не дай бог, похороны, то тогда уж, не обессудь, объявляй выходной и баста.

И в радости, и в печали все односельчане были едины и неделимы. Даже для самых непримиримых отводился срок не более одного года.

После пасхи приходил день поминания об усопших и на сельском кладбище собирались все и прежде чем вспомнить о мертвых прощали живым.

Сидя вечерами у костра и уминая аппетитно пахнущие шашлыки я прошел такие народные университеты, которые не снились ни одному народному депутату. (А як би і принилось, то його заціпило би на вікі вічні).

А сколько “почерпнул” житейской мудрости, что даже женитьба на какой-то миг предстала предо мной как изгнание из рая.

Вообще же тверезым народ молчал, но вот выпивши сильно серчал.

Обычно первым пьянел на вид здоровый как бугай наш “гетьман” дядько Микола.

Он обхватывал голову руками, слезы начинали шипя капать на углы костра и начиналось действо: “Неня моя, Неня рідна Україна, коли ж стануть вільними твої рідні сини?!”…

…

За лето я загорел, возмужал.

Громада замка высочила уже во всю мощь и внутри здание полным ходом шли отделочные работы.

Было первое августа, обычный рабочий день, который должен вот-вот начаться, как только я окончу завтракать. Но не судилось.

У порога моего двухэтажного офиса, верхний этаж которого занимали мои жилые апартаменты, остановилось шикарная такси-иномарка.

Шофер почему-то не сигналом, а рукой поманил меня призывным жестом.

С недоумением и не так легко как раньше я оторвал свой пожирневший зад от стула оставив под тенистой вишней стынуть свой завтрак, направился к иномарке.

И, о, боже ты мой, из-за опущенного стекла автомобиля на меня смотрела моя Софушка!

Я лосем (нет!) я влюбленным лосем (это будет правильней) ломонулся к ней на встречу. Но от и не очень сильного хлопка калиткой из машины вдруг донесся басистый плач.

От неожиданности я затормозил и чуть было не по колени врос в песок.

Ну, вот Сережу разбудил! – мягко покорила моя ненаглядная и у меня челюсть отвисла.

Ну что, папаша, сынишку забирать будем?! – увидев мою растерянность, не упустил шофер случая порисоваться перед красивой как месяц май пассажиркой. – А то я такую невесту да с таким “приданым” себе заберу.

Сынишка горластый да свой, а шофера я отправил подальше… домой. Сунув ему ошарашенному сотню “зелени”.

Софьины три неподъемные чемоданы да детская коляска “в придачу” вмиг оказались на втором этаже в моих жилых апартаментах. (Вот что деньги с людьми делают!)

Ваня – Ваня! Не сори так деньгами. Ты ведь пока не миллионер. Я ведь с шофером еще во Львове рассчиталась, – поучала меня моя любушка, забирая сынишку у меня из рук. (О том что водителю вместо запрошенных двадцати долларов, на дала за неимением меньших купюр, пятьдесят. Софушка благоразумно, чтобы не портить свой имидж экономной жены, промолчала.)

Я вытирая покрывшийся легкой испариной лоб прослушал женушкины нравоучения краем уха ибо еще находился в плену новых мироощущений. (Я, если честно сказать, не совсем еще был готов расстаться с детством. И мне было немного боязно, когда я очень осторожно только что нес этот маленький комочек жизни на второй этаж.) Но распирающая радость, что у меня сын и что я стал отцом все перевесила.

Когда он родился? – от счастья я был на седьмом небе.

Нам сегодня девятый день пошел! – сообщила Софья радостно наконец-то попавши в мои объятия, но слегка поежившись от моей небрежно бритой щеки.

А тем временем уложенный в детскую коляску перепеленованый Сережа враз успокоился и уснул.

Почему не сообщила сразу же? – покончив с поцелуями взялся я за укоры, но тихо почти шепотом.

Хотела тебе сюрприз сделать, – ответила моя любушка тоже шепотом и снова попала в мои объятия.

А почему сюда, а не в Киев к маме? Я здесь все отладил и строители прекрасно и без меня сейчас обойдутся. А как же теперь с твоей учебой? – зашевелилось вдруг во мне смутное предчувствие.

Вот кончатся каникулы и поеду продолжать учебу дальше, – проговорила Софья явно чего-то не договаривая.

А кто с ребенком останется? – задал я новый вопрос, но уже интуитивно чувствуя ответ.

Ты. Кто же еще! – ответила моя любушка с показным безразличием, но сама напряглась ожидая моей реакции.

Детей растить – это у нас семейное, – вздохнул я обречено и обнял жену за плечи. (Я как-то забыл сообщить, что, когда Софья на пасхальные праздники прилетала из США в Киев, ее мать увидев на сколько ее дочь беременна и ее папаша – прокурор прочтя украинский перевод завещания покойного Саввы Хомича “тактично” настояли на немедленной регистрации нашего с Софьей брака. Как будто когда-то или кто-то из нас был против!)

А как же моя учеба? Я ведь тоже хотел с тобой в Гарварде учиться?

Через пару годиков, когда Сережа подрастет. Пожалуйста. Я не возражаю. А сейчас тебе и без учебы дел хватит, милый граф. Сначала надо наследственные дела в порядок привести. Все проверить, проинвентаризировать, чтобы под шумок чего не сперли, – и радостно моя Софья протянула мне решение американских властей о моем вступлении в законное правонаследование всего состояния моего американского дедушки.

А как же условия? – высказал я свои опасения.

В самый канун своей кончины Савва Хомич аннулировал все предварительные пункты первого завещания и признал тебя своим наследником без всяких предварительных условий. (О том, что Софья посетила Савву Хомича и предъявила ему наше свидетельство о браке и справку с УЗИ, что плод есть мужского пола, я узнал лишь спустя несколько лет.)

Так что проведем напоследок летние каникулы на Украине, чтобы было, что там вспомнить и домой в Штаты.

А как же музей графов Романовских? – растерялся я от такого поворота событий.

Когда я сообщила твоему отцу, что он уже стал дедушкой, то он заверил меня, что все эти дела возьмет на себя.

А твои родители тоже уже знают о рождении внука?

Конечно же!

Так я узнал первое правило семейной жизни: муж – это тот человек в семье, который обо всем узнает последний.

А почему Сережа, а не Иван? Ведь у нас существует в роду уже давняя традиция..., – обидевшись попытался было я покачать права.

«Иванов» в нашей стране и так хватает и без нашего Сереженьки, – перебила (как отрубила) моя Софушка.

И чтобы не упасть в своих глазах, я не стал советоваться, как намеривался раньше, а выдал женушке свои новости, как уже решенное дело.

Мой прораб дядько Мыкола узнавши про тайный ход с украинского поместья в польский замок предложил мне миллион долларов за десятилетнюю аренду обоих графских музеев. И я согласился.

Вот и молодец! – заслужил я похвалу и нежный поцелуй.

Еще он обещал, что все пожелания Саввы Хомича будут соблюдены в точности, – прошептал я горячо обнимая свою сладкую.

Нельзя, Иванушка, нельзя, – зарделась моя желанная.

И тут я получил «обухом по голове», узнав, что согласно медицинского предписания у нас впереди больше месяца воздержания.

Оказывается семейная жизнь – не всегда цветочки нюхать, а иногда надо и ягодки собирать. И напомнил мне об этом проснувшийся и сразу же потребовавший нашего родительского внимания горластый наш Сереженька.

И закрутилась семейная карусель: пеленки, распашонки, бутылочки, «горшочки». И где-то через неделю у нас с Софьей осталось лишь одно желание поспать, поспать, хотя бы пару часов спокойно поспать.

Выручили наши соседи: воспитательницы и няни детских яслей. И за месяц заботы о нашем Сереженьке они успели заметно поправить материальное свое положение.

Ведь я уже об этом говорил: графы Романовские умеют быть щедрыми.

…

Вылетали мы с Украины в первый день осени из Борисполя.

Я осторожно прижимая уснувшего сынишку к груди долго задравши голову смотрел в небесную бездонную синь.

Ты чего? – тихо и тревожно спросила Софья. Хочу запомнить это небо навсегда, – хрипло, сглотнувши застрявший комок в горле, тоже тихо ответил я своей любимой. Да мы же часто сюда будем прилетать, – попыталась Софушка подбодрить меня, но у самой глаза враз покрылись слезной пеленой.

Может быть, но такими эти поля, леса и небеса для нас уже никогда не будут. Ведь мы для них уже будем чужими людьми: иммигрантами.

Ты считаешь нас крысами бегущими с корабля?! И это после того, как ты весь свой свободный капитал инвестировал в экономику Украины, – и у меня враз закралось сомнение, а может все это враки, что прокурор не отец Софьи.

Да считаю, – «раскололся» я сразу же.

Софья умолкла и взглядом обвела толпу отлетающих:

Может ты и прав. Но если бы побольше таких крыс покинуло украинский корабль, то ему бы враз плыть стало легче...

Вместо эпилога

И На «автобане» Киев-Львов у поворота на Райдолину два гаишника никак не могли «заработать» на обед.

В сторону некогда Богом забытой деревеньки теперь один за одним степенно «проплывали» Икарусы с иностранными туристами.

И чего они туда повадились? – удивленно спросил молоденький сержант у своего бывалого напарника в чине прапорщика.

Да там в восстановленной усадьбе графов Романовских теперь наиполнейший музей противозачаточный средств. Он даже в книгу рекордов Гиннеса попал из-за уникальности своих экспонатов.

Врешь! – не поверил сержант прапору.

Сам своими глазами видел. Я как раз был в наряде в день презентации музея и нам разрешили бесплатное посещение.

А что там за вход еще и платить нужно?!

Десять баксов.

И платят? – глаза у сержанта от удивления стали размером с юбилейную гривну.

Платят еще и как! Видишь, что прут туда в основном одни азиаты. А у них рождаемость, сам знаешь, какая! Собак, змей уже жрут. А воробьи для них, что для нас с тобой курица.

Ну, а ты чего там узрел интересного? – захотелось и сержанту стать продвинутым в искусстве.

Там один презерватив был такого размера, что его явно для слона мастерили. А еще оказывается первые презервативы шили из батиста в виде мешочков. От графа Романовского таких батистовых мешочков сохранилось целая дюжина. Он в них три деревни перетрахал. Представляешь?!