Текст книги "Будьмо (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Будьмо!

(Любовный роман для мужского чтива)

Жизнь – это часто штормящее море, а

Государства – это корабли, которые перевозят

Людей до берегов земли обетованной, но,

Увы, не все они ноевы ковчеги, есть

Среди них и «Титаники» ...

(автор)

1 глава

Замеревши и с трудом сдержавши бившую меня нервную дрожь, я с ружьем напоготове стоял перед живой изгородью из молодой поросли, отделяющей меня от печально известной в нашей округе Поляны Вешальников.

Вдруг дрогнула засигналив жилка на шее. И словно вырвавшись из сжимавших его железных тисков сердце паровым молотом гулко застучало в груди. Пора!

Я рванул за ворот рубахи и, блеснув на солнце желтым металлом в густую траву, полетел маленький кружок, но я на это даже не обратил внимания, а еще раз тяжело вздохнувши и судорожно сжимая ружье обречено шагнул на поляну через кустарник.

На противоположной стороне лужайки в метрах десяти от меня невзрачного вида киллер заканчивал навинчивать глушитель на внушительного вида пистолет.

Мы выстрелили почти одновременно. Но киллер стараясь опередить меня явно поторопился нажать на курок. И взметнувшееся снизу вверх дуло пистолета выплюнуло кусок свинца преждевременно. Вместо дыры в животе я чуть было не лишился своей мужской гордости, так как пуля обожгла мне внутреннюю сторону правой ноги у самых-самых ... , тех самых.

С испугу и от неожиданности я чисто механически, по привычке, выстрелил по-ковбойски не целясь. И моя многострадальная воздушка переточеная под мелкокалиберный патрон выручила меня и на этот раз.

Левая сторона груди незнакомца враз окрасилась в алый цвет. И он, нелепо взмахнув руками и отбросивши пистолет и «копыта», ломая кустарники, полетел вниз на самое дно Голого яра.

Когда я подскочил к краю оврага, он все еще продолжал лететь и выписывать свои смертеопасные «акробатические трюки». И возможно при этом еще сломал себе и шею, что, правда, навряд ли ухудшило его самочувствие, потому что грохнулся внизу о землю он таким же стопроцентным трупом, каким был уже наверху обрыва.

Убийство не состоялось. Киллер вышел из игры. Но видно очень уж были большие ставки, потому что уже мертвым убийца попытался добраться до своих ускользающих жертв, грохнувшись чуть было не на них сверху в самый опасно – прерываемый момент.

Чудом избежавшие смерти жертвы как раз в это время ничего не ведая, как токующие глухари: ни видя, ни слыша, сплелись воедино как сиамские близнецы. Они то вскрикивали, то постанывали, скользя по зеленой травке: туда-сюда, туда-сюда ...

Удар тела киллера о землю конечно не вызвал землетрясения, но словно взрывной волной разбросал по разным сторонам практически полностью обнаженных любовников. (Если не считать одеждой то, что раньше и было одеянием ибо изготовлялось в виде батистового мешочка.)

Они повскакивали и на какой-то миг забыли обо всем на свете. И о своей наготе тоже. А остолбенело таращились сначала на невесть откуда свалившийся труп, а лишь затем и на меня горделиво возвышавшегося в начале только что «прорубленной» трупом просеки.

Правда, сначала и я тоже максимально сузил сектор обзора. И белый шестисотый «Мерседес» немного вдалеке, и щедро «простенько», но со вкусом сервированная выпивкой и закуской "скатерть-самобранка" цветом под стать автомобилю – все это в первое время для меня оставалось за кадром. А тем более мужчина: плотный мускулистый крепыш лет сорока пяти. (Я ведь не гомик и обнаженный мужской торс меня не заводит. А если просто для сравнения, то сравнение ... ниже пояса опять же было не в его пользу.)

В ту минуту все мое юношеское восторженное внимание и желание прилежного ученика наверстать пропущенные учителем анатомии подробности, привлекла белокурая лесная фея обнаженная во всю длину своих загорелых, хотя и полненьких, но стройных ножек. То есть мне в тот миг показалось, что ноги у нее, естественно, начинались с пальцев, но вот оканчивались где-то в районе шеи. Ибо, она стояла ко мне в профиль и мне не было видно, а жаль, ее "перешейка" .

Руки у меня задрожали и ослабли. Ствол моей воздушки пошел вниз, а одна из брючин моментально подскочила вверх.

Но время отпущенное для рекламы «даниссимо» истекло. Беловолосая нимфа неожиданно «ожила» и завизжав, как угорелая шарахнулась от трупа прочь. При этом она сменила профиль на анфас и две белоснежные вершины приветливо качнулись в мою сторону. (Таких грудей воочию я еще не видел! То что я видел пару раз – безуспешно пока пытаясь оголить свою подружку Светку – по сравнению с этими холмами можно смело назвать плоскогорьем.)

В общем, пока я любовался красотой достойной кисти мастеров эпохи Возрождения, «возродился» крепыш и мгновенно оценив ситуацию, молниеносным броском овладел пистолетом, который выпущенный рукой смертельно раненого киллера, бумерангом возвратился к хозяину и до этого мирно валялся в траве рядом с трупом.

И не успел я и рот закрыть от удивления, как удлиненный глушителем ствол грозного оружия сделал приглашающий кивок в мою сторону.

Я не стал сегодня во второй раз искушать судьбу и демонстративно опустив ствол воздушки вниз, осторожно, но поторапливаясь, быстренько опустился на дно оврага.

– Что ты здесь делаешь? И кто ты? – задал крепыш неожиданные для меня вопросы на удивление спокойным голосом и его колючие холодные глаза пытливым испепеляющим взглядом вперелись мне прямо в лицо.

– Иван я . . . Иван Дурачок, – скороговоркой проговорил я, впервые в жизни устыдившись своей фамилии, и одним глазом покосился в сторону ослепительной сногсшибательной незнакомки, которая начисто игнорируя мое присутствие не спеша воздружала на себя свою немногочисленную «амуницию», но при этом продолжая визжать на одной ноте, но постепенно уменьшая силу своих децибелов.

– Ну? -поторопил меня «хозяин положения».

И только тогда до меня дошло, какого дурака я свалял. Слезы брызнули у меня из глаз и со мною началась настоящая истерика.

Клин клином вышибается. Белокурая фея враз прекратила свой визг и теперь растерянно таращилась в мою сторону.

– Раньше думать надо было: до дуэли, – неожиданно брякнула она. (Воистину женщины думают иногда не головой, а каким-то иным местом.)

– Что?! – от такой импропритации происходящего я просто обалдел и перестал даже всхлипывать.

– Дуэль?!! – меня даже хватило на издевку.

Но в это время в мозгу крепыша наконец-то все домой собрались и он повнимательней ко мне присмотревшись наконец-то меня опознал.

– Да это же сын садовника Ивана Ивановича!! А я -то смотрю, что мне твоя рожа знакомая, – враз потеплели глаза крепыша.– Не реви, а расскажи что произошло? – и, не спуская все же с меня глаз, позволил себе частично переключить внимание и на свою даму:

– Не пори, Марья, чепухи и не лезь в мужской разговор.

– Ой, не усложняй ты все, Петр. Все и так ясно, как божий день. Мальчики чего-то не поделили. Я лично думаю, что даму, – и незнакомка наконец-то осчастливила меня томным взглядом.

–Что не поделили? С кем не поделили? – удивившись начал было я возмущаться, но тут наконец-то и до меня дошло и я разразился хохотом:

– Да это он вас хотел прихлопнуть, а я его укокошил по чистой случайности.

Петр Михайлович (в котором я с первого же взгляда признал главного отцовского работодателя) как будто бы только и ждал таких моих слов. Он молча подошел к трупу киллера и стараясь не показывать овладевшую им брезгливость быстрым рывком перевернул того с живота на спину и моментально почему-то обратно.

Наблюдавшая за этим на отдалении не представленная мне Марья тихо вскрикнула, но Петр Михайлович метнул в ее сторону такой свирепый взгляд, что она враз прикусила язык.

Сам же Петр Михайлович не проронил ни слова. Не моргнул даже. Но предательски дернувшаяся мышца на правой щеке «выболтала» мне чего это ему стоило. (А стоило это ему, как потом мне удалось узнать, увеличение в два раза его нынешнего состояния. Киллер -то оказался компаньоном Петра Михайловича, который частенько, когда мы с отцом там работали, приезжал к Петру Михайловичу на дачу. И запомнился он мне любовью шикануть и пустить пыль в глаза.)

– И чего это, ты Ваня, среди белого дня в лес с ружьем поперся?! – как бы между прочим поинтересовался Петр Михайлович и забравши у меня из рук воздушку, повернулся снова к уже, увы, полностью окончившей процесс одевания, а теперь возившейся со своими волосами даме:

– Представь, Марья! А воздушка-то моя! Я ее Ивану подарил, после того как мой сосед, ты его знаешь, полковник Тереха, увидев какую вендетту я устроил воробьям за обклеванную черешню, попросил ее у меня на пару деньков внукам на забаву. «Не связывайся с ментами и не верь ментам», – еще в детстве поучал меня мой дедушка генерал – энкевэдист. Лишь раз в жизни не внял его совету и получил «в подарок» от Терехи назад свою, между прочим, дорогую импортную воздушку уже рассверленную под мелкокалиберный патрон. Такие вещи дома держать себе позволить могут только менты. А нас законопослушных граждан за такие вещи, при надобности, и под статью можно подвести. Пришлось от ружья срочно избавляться. Я хотел было, в сердцах, тут же грохнуть и сломать его прямо о дерево. Но Иван упросил отдать ему в счет оплаты за прополку овощных грядок. Воздушка ни где не была зарегистрирована и я согласился. Правда, слегка засомневался, но он напористый пройдоха: уговорит и мертвого. И уговорил же, – хохотнул покосившись на труп Петр Михайлович, но враз посерьезничал:

– Так чего же все таки ты в лес с ружьем поперся, Иван? напомнил он мне снова. – Да еще и человека пристрелил, а ведь мне клятвенно обещал не охотится на людей ...

– Обещал – обещал, – с обидой в голосе повторил я слова своего благодетеля. – Мне ведь тоже многое обещали!

– Например?

– Принять на бесплатное обучение в Академию управления. И я как дурак старался учился. Одних олимпиад: республиканских, не районных, – тем вообще счета не помню – больше десятка выиграл. Честно победил: самочинно, а не за родительскую «зелень». И все коту под хвост! Нет, видите ли, финансов у них в бюджете в этом году на мое обучение. И скоро не предвидеться. Не бойсь своему сыночку или доченьке умыкнули мои денежки «обменщики» проклятые!

– Кто – кто? – не врубился Петр Михайлович.

– Ты что, Петя, сегодня на свет появился?! – вмешалась все еще не представленная мне Марья. – У наших аппаратчиков существует давным – давно такая традиция: ты мое «дитя» вверх по служебной лестнице двигаешь в своем районе, и я в своем твое «дитя» двигаю. И все шито-крыто и комар носа не подточит.

– А – а, – видимо, что-то вспомнив, потерял отцовский работодатель интерес к моему «коэффициенту социальной справедливости» и снова взглянул на меня вопросительно.

«Ну и приминчивый гад», – выругался я мысленно, но продолжал, пусть и нехотя, свою исповедь:

– Да еще и папаша, сволочь, думая, что я уже студент и мне как будущему большому начальнику налоговой службы иметь мопед «Хонду» уже не престижно, взял да и пропил ее на радостях пока я с неделю днями обивал пороги кабинетов различных начальников. Но куда им до меня простого смертного, они, вишь ли, люди занятые... Да и не собирался я не у кого стрелять. Просто, когда я выперся на поляну Вешальников ...

– Почему Вешальников? – полюбопытствовала белокурая нимфа.

– Да там у нас уже три человека повесились ...

– Я же просил тебя, Марья, не вмешиваться. Пусть наконец-то все расскажет ...

– Да уже и рассказывать больше не чего, – не стал я ожидать новой перебранки. – У видев меня киллер выстрелил первым и я испугавшись нечаянно, честное слово, нечаянно, нажал на курок тоже. А вообще, не давали мне умолкнуть гипнотизирующие глаза удава, коими смотрел на меня Петр Михайлович, – я собирался .. , – я покраснел и низко опустил голову. – Не знаю, что на меня нашло... Да и не хватило бы наверное у меня смелости себе пулю в лоб пустить, – и я отвернулся в сторону и быстрым движением руки смахнул с глаз предательские слезы.

– Ты чего, Вань? – опешил и растерялся Петр Михайлович. – За такой ерунды и себя жизни лишать?! !

– Это для таких как ты ерунда! Олигархи вы бесстыжие, неожиданно вскипела Марья, – все народное добро под себя подгребли ...

– Ты чего, Марья, совсем спятила!? Я свое состояние нажил честно... на сколько позволяет наше несовершенное законодательство. А насчет хапуг... От чего это твой благоверный муженек протирая штаны в прокурорском кресле якшается и ведет сомнительный бизнес с настоящими подонками. С такими шакалами, что против их я просто ягненок.

– Все вы бизнесмены – люди дерьмовые, – немного поостыв, подытожила Мария и примирительно сунула «пальмовую ветку».

– А может законы у нас такие?! – вошел в раж задетый за живое олигарх.

– А кто их пишет? Ты ведь сам народный депутат …, – снова заводясь «хлестнула» его Марья «веткой примирения по морде».

– Увы, бывший, – поняв, что девидентов ему здесь не собрать решил свести все к шутке Петр Михайлович – Не захотел сам светиться, когда депутатскую неприкосновенность отменили, ибо не стало выгоды. Вот и посадил вместо себя с десяток послушных марионеток.

– Да ладно, Марья, перестань ! Зачем нам зря воду в ступе толочь. Давай думать лучше, чем парню помочь. Ведь как-никак, а мы его должники. Он ведь нас с тобой сегодня от верной смерти спас ...

– Нас?!

– Ну, может меня, а может и нас. Но я сейчас о другом. У меня ведь только деньги, а Академия управления – это твоя епархия. Но если деньги нужны, ты только скажи.

Я с еще большим удивлением и заинтересованностью посмотрел на беловолосую (нет меня не зациклило на цвете ее волос и будь она шатенка, брюнетка и даже рыженькая я все равно продолжал бы пожирать ее глазами) фею и Петр Михайлович заметил это:

– Да – да, Иван, не удивляйся! Не смотри, что Мария Станиславовна так молодо выглядит ...

– Я что старуха?!

– Да нет она молодая и благоухает как цветок, но у нее уже взрослая семнадцатилетняя дочь, а сама Мария Станиславовна занимает.

– Перестань паясничать, Петр!

– Большую, ну очень большую должность в Академии управления.

– Шут гороховый! И чего это ты сегодня так развеселился?

– Эх, Марьюшка – Марьюшка! Да мы нынче все разом вновь на свет родились!!!

– Наконец-то дельное слово. Вот за это надо выпить, – и соблазнительно покачивая великолепной попкой белокурая царевна направилась к скатерти – самобранке.

– А как же Иван?

– Я вам что, золотая рыбка? – рассеяно поинтересовалась лесная нимфа выискивая из батареи горячительных напитков найдостойнеший ее благосклонного внимания. Выбор пал на украинскую элитарную водку «Гетьман».

– А почему бы и нет?! Что пожелаете, младче? – весело хохотнул Петр Михайлович немного нервно и немного фальшиво.

– Меня тоже уже попустило и ко мне вернулась, присущая мне наглость и игнорирование любых авторитетов и я «кротко» изрек:

– Три.

– Что три? – с королевским апломбом взметнулись вверх тонко выщипанные брови Марьи – повелительницы.

– Три желания, коль ты ... вы золотая рыбка.

– О, я вижу ты мальчик не промах ...

– Вот именно, – чмыхнул Петр Михайлович и снова невольно покосился на труп.

– И – и – и? – и подцепила Марья – жаждущая бутылочку «Г етьмана» .

– Бесплатное обучение в Академии ...

– Это уже дело решенное, – поторопил нас куда – то вдруг заспешивший Петр – вездесущий.

– Сытно поесть. Три дня уже живу впроголодь ...

– Этого добра у нас хватает. Присоединяйся и не стесняйся, – из под огромных ресниц блеснуло в мою сторону васильковое сияние.

– Давай третье желание, – предоставил мне снова слово наш «тамада» и мне почудилось, что он от нетерпения даже на месте чуть пританцовывает. Во мужику приспичило!

– Последнее бабкино желание, – хватило у меня наглости, но не хватило смелости и я прибег к иносказательности.

Петр Михайлович враз потух и перестал перебирать ногами.

Марья промолчала, но ее глаза вмиг покрыла легкая поволока, когда она мельком взглянула мне прямо в глаза. Но когда она взглянула на Петра Михайловича неожиданно взорвалась:

– Вы, мужики, совсем охренели ! В такую минуту то сказки рассказываете, то какие-то ребусы загадываете. (Ну и лексикончик у наших преподавателей. Орать и водку жрать это они мастера!)

Словно читая мои мысли Марья Станиславовна то ли поленившись еще раз наклоняться за «тарой», то ли по привычке припала прямо к горлышку «Гетьмана». (Засос получился не хуже, чем знаменитый брежневский)

Сделав несколько мелких, но жадных глотков ненасытная русалка наконец-то отцепилась от сосуда. И гулко шлепнув его дном о землю, принялась высматривать, чем бы закусить.

Огурчики, ах да огурчики! Они были размером с мизинец и Марья – находчивая отшвырнула не подошедшую для такого дела одноразовую пластмассовую вилку и запустила в полулитровую банку свои не дрожащие теперь уже пальцы с огромными хищно торчащими перламутровыми маникюрами.

– Давай, Ваня, и мы с тобой по рюмочке хряснем, – про себя что– то решив, неожиданно предложил Петр Михайлович и мы враз составили Марье компанию. (Наконец-то, а то я чуть было слюной не подавился!)

Помеченного марьиной помадой «Гетьмана» Петр Михайлович демонстративно проигнорировал, а после короткого раздумья откупорил еще не начатую бутылку пятизвездочного крымского коньяка «Коктебель» .

Выдернув из «колбаски» два одноразовых чистых стаканчика, наполнил их до краев и предложил на закуску, аккуратно нарезанные и красиво уложенные на одноразовой тарелке ломтики лимона.

Последнюю неделю из-за суетности дел, постоянного стресса, а главное из-за запоя отца – «кашевара» я питался плохо и нерегулярно. Так что лимон мне был до фени и я не стесняясь подцепил добрый ломоть ветчины с розовым переливающийся перламутром бочком, который у Марьи-искусницы очевидно остался от нарезки.

Петр Михайлович явно куда-то торопился ибо сразу же налил по второй. Я не возражал. И прикончил добрый кусок копченой колбаски, которая оказалась отечественной «салями» и видно тоже у Марьи – хлопотушки не уместилась на тарелках.

Еды, да простят мне люди пьющие, закуски на тарелках, тоже одноразовых, было много и разнообразнейшей, но мне всегда почему-то нравилось есть куском.

Марья, которой такой темп «пожаротушения» явно пришелся по душе и она от нас не отставала ни на глоток, только хмыкнула мельком взглянув как я закусываю, посчитав меня наверное невоспитанным варваром. (Может глазам и совестно, но зато желудку сытно.)

– О чем задумался, Петя? -в который раз выпив с «Гетьманом» на брудершафт и уже придя в хмельное благодушие, поинтересовалась она, запуская теперь холеные пальцы в банку с маринованными грибочками.

– О тебе, голубушка, о тебе!

– А чего о мне думать? – удивилась лесная нимфа окончательно возвернувшись к первобытному способу трапезничания, что резко десонировалось с ее изысканным и элегантным убранством, которое явно разрабатывал не отечественный кутюрье. (Невесомая ажурная кремовая пена даже прикрытые места делала более обнаженными, чем евовый наряд.)

Но я так громко работал челюстями, добравшись теперь до мастерски приготовленной на гриле до золотисто-румяной корочки курицы, что снова прервал диалог двух любовников и привлек к себе их внимания.

Как говорится, свои недостатки женщина не видит даже в зеркале, а мой способ насыщения молодого организма калориями у дамы из высшего общества вызвал шоковое состояние близкое к оргазму.

– Вот так он и с тобой расправится. Не оставит и косточек, проследив за взглядом нашей дамы, подмигнув мне, хохотнул Петр Михайлович.

– О чем ты, Петя? – еще пуще удивилась Марья – недогадливая.

– Все о том же: о третьем ивановом желании, золотая наша рыбка. Сказки Пушкина в детстве читать надо было, а не «Декамерон» Джованни Бокаччо.

–Чё?

– Да не чё! Пожелал, видишь ли, Иван тебя, моя голубушка, себе на закуску, – ни чего не выражающим голосом ответил Петр Михайлович, но взгляд его снова стал холодный и колюч и он настороженно и выжидающе посмотрел на свою пока еще даму.

– Да, желаю! – нагло подтвердил я. (Меня уже слегка развезло и теперь мне и море было по колено.)

– А это вы видели?! – и Марья – строптивая, ловко смастерив, показала нам вульгарный кукиш.

Взгляд Петра Михайловича враз потеплел и он, повеселев, широко ухмыльнулся.

– Тогда будем брать силой, – катастрофично быстро пьянея (я не маньяк, но я же пил коньяк и мой жеребчик начал игриво взбрыкиваться) решительно заявил я и вытерев руки о горсть бумажных салфеток, поднялся с корточек во весь рост. И слегка пошатываясь направился к вожделенному созданию. Во мне разыгралась похоть и я желал соития.

За моей спиной Петр Михайлович глазами указал Марье на труп и она понимающе ему слегка кивнула в ответ и игра в доганяйки не состоялась.

– Желторотый ты мой птенчик! Залил глаза и не видишь, что я тебе в мамки гожусь, – приветствовала мое приближение Марья.

– До чего же вы все молодые такие наглые, – удерживая своими холеными, но на удивление сильными ручками мои «клешни» порывавшиеся заключить ее в объятиях, попыталась еще раз пристыдить меня неприступная королева.

А в это время за моею спиною «сигнальщик – горнист» продолжая свою пантомиму, указал Марье рукой на зеленый кустарниковый оазис в метрах тридцати от нас. Но вдруг его прорвало и он обрел голос.

– Иван! А что у тебя с брюками? – разразился он неожиданно хохотом, узрев у меня сзади огромную рванную прореху, проделанную на выходе киллеровым выстрелом.

– Бандитская пуля, – я был не многословен, не желая прерывать противостояния, которое, а точнее глубокий вырез в марьином платье, поглотили все мое внимание.

Но наш «тамада» не унимался:

– Да ты посмотри, Марья, ты только посмотри ...

Возражать женщине, значит напрасно терять время и я быстренько крутнулся на одном месте перед своей любознательной повелительницей.

– Еще бы чуть выше и быть тебе, Ваня, евнухом, – сделала Марья свое «медзаключение» после столь беглого осмотра и вдруг отбросила мои руки (руки прочь от частной собственности пока не достигнуто хотя бы устное соглашение о временной аренде) в стороны и, сделав решительно – предостерегающий жест, вдруг предложила:

– Если такой сильный. То не стоит даме руки заламывать. А вот, если донесешь меня на руках вон до тех кустиков, может и разрешу поцеловать меня пару раз... в щечку. Если, конечно, у тебя еще не пропало желание целоваться со «старухой».

У меня еще ничего не пропало, и не упало, и я согласился.

За моей спиной, не ведающий этого Петр Михайлович ободряюще закивал Марье головой. (На белом фоне мерса его тень мне была видна как на ладони.)

Белокурая бестия была среднего роста: мне по подбородок, а вот весом изрядная, хотя и не толстуха.

Но такая пышнотелая, что, когда я подхватил ее на руки и мои блудливые пальцы почувствовали эту упругую податливость дремлющей трепетности женской плоти, а ноздри вздохнули дурманящий аромат спелых плодов райского сада, я понял, что стайер из меня хреновый и три десятка шагов для меня марафон.

Я это чувствовал всем своим телом, но мое ество почувствовала и Марья. Снежная королева таяла в моих объятиях, что я почувствовал по слегка увлажнившейся моей ладони. (Не той что придерживала драгоценную мою ношу за спину, а той, что была чуть пониже ... спины.)

Это, да и то, что Марья, не доверяя «трем точкам опоры», оплела своими лебедиными крыльями мою «гусиную» шею теперь покрепче, чем в начале пути, удесятерило мои силы. И до вожделенного тенистого покрова мы все же не только добрались, но даже в самую чащу забрались. (Чем дальше в лес, тем больше палок, ну в смысле дров.)

Короче, а короче было не куда, ибо первый «поцелуй» получился сумбурным и по обидному не долгий. Все таки эротически – порнографическое чтиво: молодежная периодика и те пару раз, что делала мне минет моя школьная подружка Светка, меня мало чему обучили. (Да! Самые качественное и даже пусть цветные фотографии не заменят всей прелести живого общения, хотя эрекцию могут, конечно и вызвать.)

Мы так спешили вначале, что совершая первый «поцелуй» оголились лишь на самый необходимый минимум.

Теперь же немного по отдышавшись и остудив стыдливый румянец на щеках, я возжелал большего. И робко: несмело и неумело тронул верхние пуговицы на марьином платье.

Движение пальцев лесной феи, которыми она перебирала взъерошенные мои волосы, стали еще мягче, еще призывней. От окрывшегося мне великолепия я ... просто остолбенело обалдел и вторым «поцелуем» с лихвой восполнил перед Марьей и свой, и Петра Михайловича должок.

Когда мы где-то через минут сорок устало приплелись к скатерти – самобранке, ни «Мерседеса», ни трупа, ни самого Петра Михайловича к нашему счастью на месте не было. И мы со вновь проснувшимся аппетитом набросились на еду и выпивку.

Петр Михайлович прибыл где-то через полчаса, когда уже мы успели привести себя в порядок и основательно поднадраться.

– Ну? – первым делом прокурорским голосом поинтересовался он у Марьи, но проницательно посмотрел мне в глаза. (Видно и вправду козлиная эта штука любовь, если сия нимфа неземная и в любовники завела себе козла с повадками мужа.)

Но мы с моей дамой сердца поочередно прикладываясь к горлышку уже прикончили и «Гетьмана», и «Союз-Виктан», так что такой детектор лжи нам был до лампочки.

Марья же вообще оказалась железной леди:

– Как как?! Да ни как! Все вы нынешние мужики «чернобыльцы» и инпотенщики, – и презрительно сплюнула в траву и даже бровью не повела.

Петр Михайлович как-то сразу обмяк и постарел.

– Ладно, пора собираться, – примирительно сказал он и подошел к машине и приглашающе открыл для Марьи дверцу.

Я тоже решил сымпровизировать:

– А прощальный поцелуй!?

– Поцелуешь меня в зад! – в миг вскипел великий олигарх.– Петя! Ты что с ума спятил?! Такие гадости да ребенку говорить, – осуждающе – укоризненно проговорила Марья и Петр Михайлович, а тем более я, вдруг почувствовали себя провинившимися школьниками.

Слава Богу, до вызова родителей дело не дошло. Но Петр Михайлович «вызволил» из кармана свое огромное портмоне и не считая выдернул оттуда несколько сотен американских долларов (их как потом я пересчитал оказалось целая «штука»).

– Это тебе за моральный и материальный ущерб, так как твоя воздушка где-то затерялась. И не в службу, а в дружбу убери здесь все, – и не прощаясь уселся за руль и укатил восвояси со своей пассией.

Марья же прежде чем сесть в автомобиль напомнила мне, чтобы я завтра явился в Академию с документами.

От выхлопных газов «Мерседеса», а может и от того, что я перепил, переел, меня чуть было не стошнило, но, памятуя, что у меня впереди еще куча дел, я взял себя в руки, а палец в рот, но все окончилось лишь душераздирающей икоткой.

Я откупорил минералку и пополоскал себе рот, а остальную воду вылил на голову и ощутил прохладную свежесть кристальночистой воды «Бонаква» .

Оставшуюся выпивку и закуску я быстренько упаковал в аккуратный сверток, еще и обернувши все сверху для надежности скатертью – самобранкой.

А пустую тару и мусор зарыл на месте покинутой лисьей норы.

«Теперь все о – кей!» – окинул я опустевшую поляну хозяйским взглядом и снова покарабкался вверх по откосу, так как там на верху рядом с поляной Вешальников у меня на сегодня была назначена еще одна встреча.

2 глава

Меня ждали мои новые “друзья”. Правда, я лично к ним в приятели ни набивался и еще совсем недавно о них даже не ведал ни сном, ни духом.

Но они нашли меня сами, когда месяц назад я пошел в госадминистрацию нашего столичного микрорайона за давно уже обещанным направлением на бесплатное обучение и получил отворот поворот.

Я не стал дергаться. С сильными не дерись, а с богатыми не судись. Да и мы с отцом, несмотря на укоренившийся за нами в наших краях имидж людей бедных, имели все же в заначке двадцать пять тысяч долларов.

Этих денег бы с лихвой хватило не только, чтобы купить право поступления, но даже сразу и диплом любого даже самого престижного вуза. Всех, но кроме Академию управления. Ибо это был клуб элит и туда путь даже для богатой “черни” был закрыт. (“Тлетворные” низы от отпрысков новоиспеченных олигархов и “потомственных пэров” могли научиться: наркоте, голубизне и лезбиянству.)

Меня кинули самым наглым образом, но я не сильно и опечалился.

“Ну и хрен с вами, не даете дочку замуж, так “любите” сами, – подумал я резонно. – Не удалось управлять – будем направлять,” – и решил сдавать документы в юридический вуз.

Но человек предполагает, а всевышний располагает и в поле зрения сильных мира сего попала и моя скромная (нет ни то слово!), ничто что скромная персона. Этакая лишенная всякого прикрытия, то есть “крыши”, пешка, который боязненно можно манипулировать как угодно, а при надобности и пожертвовать в любую минуту.

Но тогда я всего этого еще не знал. Да, многого я тогда еще не знал!

Когда разваливалось наше некогда многонациональное государство, нашей обретающей суверенность стране “здорово” повезло. Вместо одного господствующего коррумпированного приступно-олигархического клана она в приданное получила аж целых два (в демократических странах такие профессиональные объединения называются управленческими командами и имеют юридический статус, а у нас… в квартире газ, но … теперь не наш тот газ.)

Так уж исторически сложилось, что наша республика для общесоюзных структур было кузницей кадров. Наш пострел везде поспел и … его повели на расстрел (шутка). Его просто выперли под зад коленом, когда союз нерушимый распался как карточный домик.

И вспомнились тогда родные пенаты, и оказалось два огромных зажравшихся и обленившихся паука в одной быстро пустеющей консервной банке. (Да быстро пустеют банки! Если вовремя взять кредит и быстренько организовывать гиперинфляцию.)

Конечно у наших отцов нации руки загребущие, глаза завидючие, а в (да простят меня дамы, но я ведь еще в самом начале предупреждал, что хотя это и повесть о любви, но предназначена исключительно для мужского чтива, так что не обессудьте) задние нету дна. Но в тоже время все мы люди – человеки, которым (если вы это еще сможете вспомнить) надобно кушать, да еще и три раза в день да еще, представьте себе, каждый день. Я уже не вспоминаю о мясе и рыбном дне, иначе читатель сочтет меня садистом.

Но как бы там ни было, ведь даже в песне поется: “Мало водки, мало водки, мало и закуски к водке тоже мало…” Как после таких слов можно обвинять людей, что они из-за “корочки хлеба” стали рвать друг друга на части.

Нет сначала они в парламенте рвались к микрофону и плескали друг другу в лицо казенной минералкой. Но голод не тетка и на подмогу позвали “братков”.

И пошел тогда в ход черный пиар и пули нанятых киллеров.

Веселье для державы настало времечко. Премьеров случалось меняли по два раза на год. А концы все никак не хотели прятаться в воду. Пришлось тогда за бесценок распродать весь флот. Нечего народу у воды шляться. Но наших людей так просто не возьмешь. И поперли они по заграницам отыскивая лазейки и щели, как неистребимые тараканы. Голь на выдумки хитра, а наша еще и нагла: кто “стыдливее” тот на плоту, например, через Ла-Манш, а кто понахрапистее тот поперся под ним прямо по туннелю.