Текст книги "Иначе не выжить"

Автор книги: Анатолий Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Так. На всякий случай, – улыбнулся Беспалый. – Еще два вопроса, Александр Емельянович, и я вас больше не задержу.

Пит с негодованием посмотрел на следователя, но промолчал.

– Вы сказали, что сразу позвонили нам. Я в этом очень сильно сомневаюсь. Труп уже достаточно успел остыть, это можно определить и без эксперта. – Последнее слово он выделил, давая понять Криворотому, что далеко не все предельно ясно.

– Вы должны понять, что я не мог обратиться к вам без согласия на то своего босса. Мои охранники тщетно вызванивали целый час Лося. И потом, потребовалось время, чтобы принять наконец решение, взять всю меру ответственности на себя.

«Опять заговорил, как старый бюрократ в пробуравленном задницей кресле!» досадовал йа себя Шаталин.

– Правильно он говорит, – поддержал товарища Пит, любой из нас поступил бы на его месте так же. И не придирайся к пустякам! – выговаривал он следователю.

– Хорошо, – со вздохом согласился тот, – тогда поговорим не о пустяках. Ваш охранник, Александр Емельянович, показал мне оружие, из которого стрелял. Я попросил у него документы, дающие право на ношение оружия. И вот что оказалось. По документам у охранника должен быть наш отечественный «Макаров», а стрелял он из американской игрушки тридцать восьмого калибра. Что на это скажете?

– До всего докопается проклятый коп! – произнес босс с нескрываемым уважением к следователю.

– Это моя игрушка тридцать восьмого калибра, – признался Саня. – Как вы, наверно, заметили, пистолет совсем новый. Я дал его на днях охраннику, чтобы он мне его пристрелял.

– И надо сказать, охранник отлично справился с заданием! – захохотал Пит.

– Странно, – быстрей заработал челюстями Пал Палыч. – Что же он тогда так растерялся? Мог бы сразу сказать.

– Эти ребята часто робеют перед милицией, – развел руками Шаталин.

– Что-то не замечал, – возразил Беспалый.

– У тебя все? – торопил Пит. – Время не ждет. Слишком серьезная птичка сидит у меня в кабинете!

– Пожалуй, все, – неуверенно пробормотал следователь, напоследок еще раз окинул взглядом гостиную, мысленно поднявшись вверх по лестнице.

Многое бы он отдал, чтобы порыться в спальне хозяина дома, но, увы, столь щекотливая процедура не для этого места. Он вздохнул, мысленно спустился по лестнице обратно, и вдруг его взгляд зацепился за странный предмет. Под лестницей валялась женская туфля. «А нога у дамочки немалого размера, – отметил следователь и ухмыльнулся. – Я так и думал, что не обошлось без бабы! Когда вошел, сразу учуял запах духов!» Но медлить дольше было бы верхом неприличия, и он поспешил выйти вслед за боссом…

Саня дождался, когда их машины скроются за поворотом, и лишь тогда вернулся в спальню. Девушка во сне постанывала. Он удивился ее спокойствию.

Присел на край кровати. Обхватил руками голову. Озарение, нахлынувшее вдруг во время беседы с Криворотым, сейчас казалось просто невероятным. Он встал.

Прошелся по просторной комнате, где, кроме гигантского ложа, кресла-качалки и пары пуфиков, не было больше ничего. Здесь ему всегда хорошо спалось. Здесь его почти никогда не настигали приступы клаустрофобии. Главное, не зашторивать окна. Девушка беззаботно спала. Саня решил проверить одну из своих догадок и уже направился к двери, как вдруг услышал за спиной слабый голос:

– Куда ты?

Она приподнялась, опершись на локоть.

– Ты проснулась?

– Я не спала. Все ждала, когда ляжешь рядом и обнимешь меня.

– Ты врешь. Я слышал, как ты постанывала во сне.

– Это не во сне. Я хотела, чтобы ты пожалел меня, а ты вдруг решил уйти. Далеко?

– Покопаться в моей видеотеке. Мне кажется, там кое-что изменилось.

– Нашел время. А кое-что изменилось не только в твоей видеотеке. – Она легла на живот, положила голову на подушку. – Давай оставим все это на утро, – предложила девушка, – а сейчас иди ко мне.

Он снова присел на край кровати. Провел указательным пальцем по ее позвоночнику, очертил форму бедра, спустился вниз по ноге до щиколотки. Это место ему особенно у нее нравилось. Она при этом вздрагивала и тихонько хихикала в подушку.

– Знаешь, а я ведь догадался, кто ты есть!.. – не удержался Саня.

Девушка резко перевернулась на бок. В глазах ее он увидел страх. Страх преждевременного разоблачения.

* * *

– Наконец-то убралась к чертям собачьим твоя «скорая помощь»! – Алиса стояла у окна в темной комнате, приоткрыв занавеску.

Она обращалась к Федору, который молча курил на диване. «Скорой помощью» девушка окрестила белое «рено» Балуева.

– Чему ты радуешься, дурочка? Надо было открыть Балуеву, он по крайней мере вреда бы тебе не причинил.

– Еще чего! Тогда бы пришлось отдавать изумруды, а они мне самой пригодятся!

Она отпустила штору и быстро заходила по комнате, в которой единственным источником света был оранжевый кончик его сигареты.

Пошли вторые сутки, как Федор находился в заложниках. Правда, смысла в этом не видел никто. Серафимыч сразу хотел свернуть ему шею, но она не дала.

«Оставь его в покое, старый дурак!» – завизжала Алиса, когда парень уже был одной ногой на том свете. Он потерял сознание, и Серафимычу пришлось волочить его в дальнюю комнату – туда, где раньше располагалась детская. Эта комната запиралась на ключ.

«Ну, и зачем тебе это надо? – недоумевал старикан. – Его же кормить придется!» – рассудил он по-простому.

«Не твоя забота!»

Их взаимоотношения уже шли под откос. Старикан раздражал ее, она не выносила запаха дешевых папирос. Он же немного побаивался девчонку.

Иван Серафимович уложил парня на большой кожаный диван, бросил Алисе:

«Как знаешь», – и удалился в свою конуру, которую она отвела ему после того, как тот едва унес ноги из собственной квартиры.

Как знаешь! Она не знала. Не понимала. Черт ее дернул подшутить над Федором! Переодеться, пойти за ним в кафетерий, заговорить с этой дурой буфетчицей, которая тоже ее не узнала, потом вернуться домой с пудели-хой Бимкой и, увидев в окно, как парень уснул, броситься сломя голову вниз? Зачем ей это? Все и так достаточно сложно. В затеянной Алисой игре с летальными исходами этому парню не отводилось места, но он вошел в игру, сам того не осознавая. Из-за него случилось непоправимое. Развязка затянулась на целый месяц. Серафимыч рвал и метал. Серафимыч не желал ждать. Ей стоило большого труда предостеречь старикана от глупостей, на которые он был горазд. Вот ведь дожил человек до седин, а ума не нажил!

И все же зачем она привела сюда Федора? Во-первых, не думала, что пойдет за ней. А когда пошел? Ей это понравилось. Теперь она точно знала: понравилось. А что дальше? Серафимыч на этот раз прав. Парня придется кормить.

Зачем им лишний рот? Деньги и без того на исходе. Правда, есть изумруды. Но пойди попробуй их сдать. Тут же накроют!

Федор очнулся. Посмотрел на нее мутным взором.

Улыбнулся. Вот идиот! Его чуть на тот свет не отправили, а он улыбается! Попросил попить. Пить – не есть, воды в кране сколько угодно!

– Зачем ты пошел за мной? – поинтересовалась она, когда парень был уже совсем в норме. – Знал ведь, чем это тебе грозит?

– Разницы нет, – махнул он рукой, – а так хоть помру, любуясь красивой девушкой!

– Боже мой! – театрально всплеснула она руками. – Везет же мне на дурней!

Он еще в лифте понял, что комплименты на нее сильно действуют. Похоже, ей никто никогда их не говорил. В ту роковую ночь он обращался с ней, как с девкой, и она полностью владела ситуацией. Комплименты же ее обезоруживают, хотя она всячески этому противится, виду не подает, но тут ей изменяет ее артистический дар, голос сразу смягчается и кошачьи глаза светятся по-особому.

– Ты прости, что я так сразу. И не подумай, что я донжуан. Просто надо смотреть правде в глаза. Я влюбился, и черт мне теперь не страшен, тем более эта состарившаяся горилла! – Федор указал на дверь.

Там стоял Серафимыч.

– Ты полегче, приятель, – пробасил он, – не забывай, что нам придется здесь остаться наедине. Кому ты тогда будешь признаваться в любви? Мне?

– Уж лучше горилле! Она по крайней мере не подслушивает чужих разговоров!

Эта фраза могла дорого Федору обойтись, но Алиса вновь вступилась за парня. И тут он узнал ее настоящее имя.

– Настя, неужели ты не видишь? – обратился к девушке старикан. – Этот хмырь специально к тебе подмазывается, а ты уж готова к нему на грудь упасть!

– Еще мне у тебя, старый пердун, спрашивать совета, к кому на грудь падать! – отчихвостила она Сера-фимыча, и тот неохотно побрел к себе в конуру.

– Он – твой отец? – сразу же поинтересовался Федор.

– Прямо! В гробу я видала таких отцов!

– Тебя зовут Настя?

– Быстро освоился. Молодец! Придется взять в сообщники! – Она невесело рассмеялась и добавила:

– Шучу. – Порывисто встала с дивана, на котором он все еще лежал, и направилась к двери. – Я запру тебя на ключ, – оповестила она, – можешь выспаться. На диване мягче, чем на скамейке.

– Ты, значит, проявила ко мне милосердие? – Федор потер покрасневшую шею и вдруг заявил:

– Я бы не отказался от чашечки чая.

Дело было вовсе не в чае, просто он не хотел, чтобы девушка его оставила.

Она разгадала коварный замысел, рассмеялась и сменила тон на повелительный:

– Обойдешься без чая! Спи!

Дверь за ней захлопнулась. Прямо как маленькая разбойница из «Снежной королевы», почему-то с нежностью подумал Федор. Он уже не пытался разобраться в собственных чувствах. Не приводил контраргументов, от которых стыла в жилах кровь: грабительница, убийца! Он просто радовался тому, что находится рядом, не просчитывая, какие будет иметь последствия эта прихоть. Он долго искал ответ на вопрос, что в ней так его присушило. Она, конечно, красива, спору нет, но видал он и покрасивей. Та же Анхелика затмит Алису, поставь их рядом! Особым обаянием девушка не блещет. Кротость, нежность, доброта – качества, всегда подкупавшие его в девушках, тут полностью отсутствуют. Зато дерзости и отчаянной наглости хоть отбавляй! Его в первую очередь поразила ее артистичность. Это напоминало влюбленность подростка в гениальную актрису. Ведь не была идеальной красавицей Марлен Дитрих, по которой сходили с ума тысячи поклонников. Сразу пришла на ум «Лили Марлен», сентиментальная песня: она вроде никак не вязалась с образом Алисы, но только с ней, с Алисой, теперь ассоциировалась. Они тогда проезжали мимо этого дома с этой комнатой, где он заперт, и она смотрела на окна.

Привычка? Или кто-то подавал ей знак? Федору это уже было не важно. Музыка звучала в нем так проникновенно, что глаза наполнились сентиментальной влагой.

«Лили Марлен» – вечная мечта о нежной, верной подруге – и Алиса, которая на самом деле Настя, в одной комбинации, босиком, с туфлями, неизменно прижатыми к груди. А в туфлях… Комната, его тюрьма, медленно поплыла в ритме старой песни. Кожаный диван, будто перенесенный сюда из кабинета сталинского чиновника, совершенно не подходил интерьеру бывшей детской. Низкий сервант, книжные полки с коллекцией автомобилей за стеклом (заброшенные, в пыли, давно никем не протираемые машинки), футбольный мяч с глубоким заломом, как на шляпе щеголя допотопных времен, ножка письменного стола, изъеденная древесным жучком, настольная лампа с осиротевшим цоколем внутри, репродукция Леопардовой «Мадонны с младенцем» на выцветших, грязно-желтых обоях – все это плыло вокруг, пока не растворилось в магическом шепоте: «It's you, Lili Marlene» – «Это ты, Лили Марлен».

Федор проснулся глубокой ночью. Жестокий голод сразу дал о себе знать.

Он не включил света, потому что понял еще днем: комната ничем не освещается.

Подошел к окну, отдернул штору, пришлось повозиться с неповоротливыми шпингалетами, прежде чем ночной опьяняющий воздух ударил в грудь. Он высунул голову. Под ним зияла черная пропасть плохо освещенного двора.

– Тьма сгущается вокруг! – почти стихами сказал Федор.

В соседнем окне горел свет и была раскрыта одна створка. Оттуда доносились голоса. Пленник прислушался. Он сразу узнал ее голос и бас Серафимыча, но был еще кто-то, еще один персонаж этой, на его взгляд, абсурдной пьесы. Алиса говорила громко, ее слова он хорошо различал. Низкие звуки, произносимые состарившейся гориллой, не поддавались расшифровке. Третий голос, принадлежавший, как он догадался, молоденькой девушке, оказался довольно пронзительным и ясным, хотя обладательница его находилась в глубине комнаты.

– Да как ты понять не можешь? Это невозможно сделать! – кричала незнакомка. – Со вчерашнего дня дом усиленно охраняется!

Серафимыч что-то пробубнил в ответ.

– Это самоубийство! Са-мо-убий-ство! повторила она по слогам. – Ну скажи ему, Настя!

– Все действительно так безнадежно? – переспросила Алиса.

– Ты же сама видела. Его постоянно сопровождает машина! – настаивала на своем девушка. – А что было в клубе, когда его потеряли?

– Да, эти тараканы в смокингах всполошились так, будто на них брызнули дихлофосом, – подтвердила та.

Серафимыч опять вставил что-то свое нечленораздельное.

– Еще чего придумал! – как ревнивая жена, воскликнула Алиса. – «Пусть убивают» – так любой дурак сможет. А если не убьют? А если ты их приведешь сюда?

– Да ты просто до него не дойдешь! – вставила другая. – Тебя обыщут – ив наручники!

Серафимыч, судя по интонации, не сдавался. Федор разобрал только одно слово, которого не решился бы произнести вслух, тем более в присутствии дам.

– На работе? – аж взвизгнула Алиса. – Ты совсем спятил! Тебе даже близко не дадут подойти к его кабинету. Там хуже, чем в банке. За семью замками!

– Настя, надо отложить! – умоляла незнакомка.

– Ясное дело! – вздохнула Алиса. – Тебе надо было проделать все самой.

В первую же ночь, пока не поставили охрану.

– Мы так не уговаривались, – возразила сообщница. – Тебе нужен был позарез его труп. Теперь – Сера-фимычу, а я тут при чем?

– Что-то новенькое! – хмыкнула Алиса. –Ты, по-моему, здорово перепугана?

Из непродолжительной, но довольно страстной речи, произнесенной Серафимычем в следующий момент, Федор уловил только одну фразу, которую тот повторил несколько раз: «Это мое дело!» Потом, судя по всему, старикан демонстративно удалился в свою берлогу, потому что незнакомка сразу отреагировала:

– В таком случае, я выхожу из игры! Я не хочу иметь дело с сумасшедшими! Он погубит нас обеих!

– Да ты просто струсила!:

– бросила ей Алиса. – Или… – Она вдруг запнулась.

– Договаривай! – потребовала та.

– Что, приворожил тебя своим конским…?

– Дура! Сама целый месяц трахалась с Демшиным – ничего!

– Сука! Кто тебе такое сказал? Да попробовал бы он меня пальцем тронуть! Мразь!

Федор понял, что ему пора вмешаться, потому что дело может кончиться потасовкой или, еще хуже, перестрелкой. Он бросился к двери и стал колотить в нее кулаками.

– О! Проснулся донжуан, мать твою! – первым отозвался Серафимыч. – Жрать захотел! Я ведь говорил, что жрать захочет!

– Кто это? – услышал Федор испуганный вопрос незнакомки.

– Да тут Настя одного голубчика пригрела, – пояснил старикан. – Он сладко поет, а Настюха, видать, слаба на передок!

– Заткнись, козел! – подала наконец голос Алиса., – Как прикажешь понимать?

– Я не требую от тебя понимания!

– Я ухожу, – предупредила незнакомка. – Считай, что мы с тобой не встречались! – Это адресовалось Алисе.

– Я тебе уйду! завизжала хозяйка квартиры. – Я тебе… – Она вдруг осеклась.

– Ни с места! Буду стрелять!

– Откуда у тебя это? – почти прошептала ошарашенная Алиса, но Федор все разобрал. Они стояли в коридоре, напротив его двери.

– Не важно откуда, но здесь хватит на вас обоих!

– Связывайся после этого с бабами! – констатировал Серафимыч.

Щелкнул дверной замок.

– Не уходи! – жалобно попросила Алиса. Ответом ей была с грохотом хлопнувшая дверь.

Федор опять дал знать о себе и своем пустом желудке.

– Барабанщик, твою мать! – выругался старикан и презрительно пробурчал:

– Сама с ним разбирайся. Я пошел спать.

Она открыла дверь не сразу, еще долго стояла неподвижно посреди коридора, видно, придавленная изменой сообщницы. А когда все-таки отворила бывшую детскую и ударивший в глаза свет ослепил Федора, он понял, что перед ним Алиса, вернувшаяся не из Страны Чудес и не из Зазеркалья. Зачем она взяла себе такой псевдоним?

– Пошли, – приказала тюремщица.

Она привела его на кухню и молча усадила за стол. Он не пытался с ней заговорить. Ей было не до него. Налила в тарелку окрошку, пододвинула банку со сметаной, отрезала большой ломоть хлеба.

– Спасибо, – пробормотал Федор.

– Ешь! – осчастливила она, будто он ждал ее команды.

Сама села напротив, поставив локти на стол и сжав пальцами виски, отчего глаза ее еще больше стали кошачьими.

Он ел спокойно, неторопливо поднося ложку ко рту, не потому, что стеснялся показать свой голод, а потому, что не хотел обратно в свою «тюремную камеру».

Алиса внимательно следила за каждым его движением, словно подозревала в злом умысле. На самом же деле она снова и снова пыталась понять нелогичность, даже глупость собственного поступка. В тот миг она ненавидела Федора и готова была на многое.

Он почувствовал это.

– С кем же ты останешься? – тихо спросил Федор. Алиса вздрогнула от неожиданности, закрыла лицо ладонями. Она ничего не понимала. Ее пугал наступающий день. Сообщники разбрелись по трем разным дорогам. Она осталась фактически одна, да еще этот рыцарь без страха и упрека, ее пленник. Нелепый финиш. Дело, начатое вроде бы так успешно, гибнет на корню. И все из-за капризов этой дуры и дуболомства старикана!

– Ты могла бы мне довериться…

– Тоже мне, святой отец! – с ненавистью бросила она.

– Я не желаю тебе зла…

– И напрасно! – снова перебила его Алиса. – Я могла бы тебя прикончить в гараже, когда ты разглядывал свои дурацкие камушки, оставив меня мерзнуть на скамейке! Револьвер был спрятан в туфле! Не знаю, что меня тогда остановило.

Только не жалость! Просто пришлось бы все переиграть, а это не входило в мои планы.

– В твои планы входило пустить пулю в лоб директору магазина «Игрушки»?

– Ты и это разнюхал? Да, я давно мечтала вышибить мозги этому мерзавцу и сотням, тысячам подобных ему! И на свой счет тоже не обольщайся!

Ее лицо перекосило от ненависти, оно стало уродливым и страшным, но Федор уже владел маленьким секретом – чудодейственным кремом, который смягчал это лицо.

– Ты красива даже в гневе, – нежно произнес он.

Алиса смутилась. Умолкла.

Он отодвинул пустую тарелку, поблагодарил за окрошку, попросил разрешения сходить в туалет. Она только кивнула в знак согласия. Справив нужду, он застал ее на кухне в той же позе – девушка сжимала пальцами виски так, будто голова могла расколоться на две половинки.

Он сел на прежнее место. Алиса, по-видимому, не торопилась запереть его в детской.

– Ты в ту ночь курила мои сигареты, – напомнил Федор. – Может, угостишь теперь своими?

– Мог бы просто попросить, без воспоминаний. И вообще хватит об этом!

– отрезала она, взяла с подоконника пачку сигарет и зажигалку и небрежно бросила их на стол.

Струи дыма, выпущенные одновременно, скрестились над столом.

– Понимаешь, – начал Федор, но тут же запнулся и махнул рукой.

Он хотел объяснить ей обреченность своего положения, что ему все равно вряд ли удастся выжить, даже если она соблаговолит даровать ему жизнь, но передумал: ей решительно наплевать на его проблемы. Стоит ли распинаться? Он замолчал.

Они молчали до тех пор, пока не загасили чинарики в грязной тарелке из-под окрошки.

– Пойдем! – тихо, но вкрадчиво приказала она. В детской было уже не так темно, когда дверь за ним снова заперли. Небо немного просветлело, и Федор высунулся в окно с непоколебимым намерением встретить рассвет. Он старался не думать о своем печальном положении. Его тоже пугал наступающий день. Каждый день, приближавший встречу с Поликарпом, его пугал. Если все-таки допустить, что Алиса не пустит ему пулю в лоб и старая горилла не придушит его, что тогда он скажет гробовщику? Как посмотрит в глаза Мишколь-цу? Эта девка по доброй воле не отдаст похищенного, и попытки обольстить ее напрасны. Балуев оказался прав, она мужененавистница: «…вышибить мозги… сотням, тысячам…» Каким злым и страшным может быть красивое лицо! А он думал, она убивала с добродушной улыбкой?

Рассвело довольно быстро, но это не доставило Федору никакого удовольствия – окна выходили на запад. Основная прелесть заключалась в сороке, которая спала на раскачивающихся от ветра проводах. Ее розовое – как у фламинго! – оперение на боках было не чем иным, как отражением восходящего светила. Федору почему-то вздумалось пробудить ото сна вздорную птицу. Может быть, для того, чтобы та насладилась рассветом? А может, просто позавидовав ее свободе? Он поднял с пола заброшенный, спущенный футбольный мяч и запустил им в сороку. Ветер отнес его совсем в другую сторону. Сорока не шелохнулась. Федор плюнул на нее и пошел спать.

Вряд ли это можно было назвать сном. Какая-то депрессивная дремота навалилась на Федора. Он слышал все, что творилось вокруг. В распухшей от мыслей голове помимо его воли вырабатывались фантастичные, нелепые планы побега. То он проходил сквозь стены, как барабашка, то, как Бэтмен, перелетал на крышу соседнего дома.

Ближе к полудню пробудился Серафимыч. Он тяжело перемещался по квартире, невыносимо скрипя рассохшимися паркетинами и несмазанными дверьми.

Федор с замиранием сердца гадал, есть ли у старой гориллы ключ от детской. А впрочем, даже если тот ворвется к нему, Федор не шелохнется, прямо как та сорока в лучах рассвета, настолько все ему омерзело.

Серафимыч сначала громко сморкался в ванной, потом гремел на кухне кастрюлями и без конца матерился.

Федор опять хотел есть и от других вынужденных процедур не отказался бы, но не мог заставить себя подняться с дивана. А барабанить в дверь теперь казалось ему последней степенью унижения, и он не понимал, как опустился до такого ночью.

В коридоре защебетала Алиса. Она о чем-то без особой охоты расспрашивала старикана, а потом Федор слышал, как она принимала душ и при этом пела, перекрикивая шум воды: «Ах, мой голубой дельтаплан! Стрелой пронзает туман…» Ей было не до него, о нем все забыли, и он скорее радовался тому, что и Серафимыч и Алиса одновременно подверглись амнезии. Федор даже решил, что навсегда останется здесь, в этой комнате, и умрет на этом кожаном диване. И, подумав так, провалился в глубокий сон, будто умер.

Его разбудила Алиса. Она стремительно ворвалась в детскую и с такой силой дернула за рубаху, что он тут же оказался на ногах.

– Что случилось?!

Она оставила без ответа его испуганный, истеричный вопрос, а лишь взяла за руку и потащила к окну.

– Ты знаешь этого человека? – Она показала на удаляющуюся фигурку.

– Да.

– Кто он?

Федор вернулся на диван, потер ладонями лицо, краем глаза заметил, что в дверях громоздится Серафимыч.

– Дайте пожрать! – попросил он.

– Кто он? – басом повторил старикан.

– Чего вы хотели, друзья мои? развеселился вдруг пленник. – Неужели думали, что меня не станут искал"? – Федора разобрал безудержный, нервный смех.

Девушка и старик прилипли к окнам в разных комнатах, забыв его запереть. Он подумал, что мог бы воспользоваться их растерянностью и броситься наутек, но что-то подсказывало ему не делать опрометчивых шагов.

– Он вернулся в магазин! – прокомментировал со своего наблюдательного пункта Серафимыч. Они снова собрались в детской.

– Говорил же я тебе, рано еще с этим соваться, тем более в магазин! – выговаривал девушке старикан. – Вот и посадили себе на хвост паразита! А все из-за твоей жадности! Давно бы уже обделали дельце, если бы не жадность твоя!

Давно бы.

– Какая тебе разница, Серафимыч? Ты собрался сегодня в райские кущи?

Вот и гуляй!

– За тебя, за дуру, переживаю!

– Не смеши!

Федор не вмешивался в их перебранку, но его удивляло, что для этого они избрали «тюремную комнату», будто нарочно сделав пленника свидетелем своих грязных дел. Сложившаяся ситуация лишь доказывала крайнюю растерянность сообщников.

– Учти, – предупредила старикана Алиса, – если ты, вместо того чтобы отправиться в райские кущи, приведешь кого-нибудь сюда, первая пуля будет твоя!

– Нашла чем пугать! А может, я с друганом завалюсь? А? Или только тебе можно друганов приводить? – Он кивнул на молчавшего Федора.

– Пошел вон отсюда, старый козел! – закричала Алиса. – Это мой дом!

Кого хочу, того и привожу!

– Твой дом! – усмехнулся Серафимыч. – Был бы жив твой папаша, он бы показал тебе «кого хочу»!

На Алису в эту минуту было страшно смотреть: верхняя губа подергивалась, глаза помертвели, кисти рук напряглись так, что напоминали грозные кошачьи лапы с выпущенными когтями.

– Убирайся к чертовой матери!

Она бы набросилась на него и выцарапала глаза, если бы не вмешался Федор. Он схватил ее сзади, сцепив руки железным кольцом.

– Отпусти меня, мразь!

Она билась, как рыба под ножом неопытной кухарки, и Федор поблагодарил Бога, что у девчонки не было каблуков, иначе он бы остался инвалидом.

– Подержи-ка эту сумасшедшую, дружок, пока я не соберусь в дальнюю дорогу, – подмигнул ему Серафимыч.

Но Федор, наоборот, разжал кольцо. Ему вовсе не хотелось быть зачисленным в дружки старой гориллы. Но старикану и этой передышки оказалось достаточно. Алиса же, почувствовав свободу, залепила Федору громкую пощечину.

– Че ты лезешь не в свои дела?!

Она бросилась в другую комнату, а Серафимыч внизу хлопнул дверцей своей машины и покатил в «дальнюю дорогу».

Федор внимательно оглядел двор. Его взгляд тут же наткнулся на белый «рено», стоявший напротив подъезда, в узком загончике возле трансформаторной будки. Лица шофера он не видел, только руки на руле, но в том, что несколько минут назад во дворе появился Балуев, не было никаких сомнений.

– Отойди от окна! – раздалось за спиной. Алиса сжимала в руке револьвер, и все в ней свидетельствовало о крайней решимости.

Ни слова не говоря, Федор повиновался приказу. Лег на диван.

Отвернулся к стене. Алиса заняла его мео-то у окна и через некоторое время в сердцах воскликнула:

– Опять выполз этот мудак в костюме, твой приятель! Блин! Он, кажется, идет сюда! – Девушкой постепенно овладевала паника, а он-то считал, что она сделана из железа.

– Надо ему открыть, – предложил Федор.

– Еще чего!

– Он тебе ничего не сделает, – уверял пленник, – ему нужен я, а ты ему до лампочки!

– Ах, как ты сладко запел! А камушки ему разве не нужны?

Аргумент был убийственный. Он совсем забыл про изумруды.

Когда в дверь позвонили, она приказала Федору уткнуться лицом в подушку и лежать без звука. Он слышал, как в дальней комнате залаяла пуделиха, до этого не подававшая признаков жизни, и чувствовал на своем затылке холодное дуло револьвера. Того самого револьвера, из которого уже были отправлены на тот свет директора двух магазинов. Туда же в два счета мог отправиться и Федор.

Ведь по сравнению с директорами магазинов он был никем – простым экспедитором, мелким бизнесменом, вечным должником сильных мира сего.

Позвонили еще раз. Пуделиха охрипла. Во время своей неудачной слежки Федор обратил внимание, что собака уже в преклонном возрасте, значит, подобные стрессы не для нее. Рука преступницы не дрожала, но он слышал, как в районе его левой лопатки бешено бьется ее пульс.

Звонки прекратились. Алиса снова прилипла к окну, а Федор так и остался лежать – лицом в подушку.

– Эй, – позвала она уже миролюбивым голоском, – иди сюда!

– Не пойду, – ответил он. – Ты меня достала.

– Обиделся? – удивилась Алиса, будто в руке держала не револьвер, а детскую погремушку. – Я ведь только ради предосторожности, – стала оправдываться она.

Федор вдруг понял, что в душе у девушки сейчас происходит мучительная борьба. Она осталась совершенно одна, и в такую тяжелую минуту ей необходим если не сообщник, то просто человек. Вот почему она не открыла Балуеву. Или он обольщается на ее счет? Вся беда его в том, что он слишком обольщается насчет людей!

– Что там? – отозвался наконец пленник.

– Посмотри, нет ли здесь знакомых тебе машин? Он не спеша поднялся.

Еле волоча ноги, подошел к окну. «Рено», стоявший возле будки, исчез. Он поискал его в других закоулках большого двора, но не обнаружил. Федор даже не понял, обрадовался он или огорчился в тот момент, настолько все раздвоилось в его сознании.

– Не вижу ничего, вызывающего опасения.

– Твои или мои? – ухмыльнулась Алиса.

– А разве они не стали общими? На это она ничего не ответила, а только, опустив голову, сообщила:

– Там, на кухне, я тебе налила окрошку… Он совсем забыл про голод, но упоминание о еде вызвало спазм в желудке.

Алиса больше не сторожила его и появилась на кухне, когда он уже вычистил тарелку, пришла заварить чай.

– Знаешь, а я не поверил тебе, когда ты сказала, что живешь одна.

– Почему? Это, пожалуй, был единственный правдивый ответ в ту ночь, – усмехнулась Алиса. – А здорово я обвела тебя вокруг пальца?

– Здорово, – согласился Федор и вспомнил, как он клялся перед распахнутой дверцей гаражного шкафа, что убьет ее, найдет и убьет. И вот он нашел ее. – Я, наверно, влюбился, – мечтательно глядя в потолок, рассуждал он вслух. –А может, сошел с ума? Хотя это одно и то же.

– В меня нельзя влюбиться! – отрезала она. – Я не могу вызвать ничего, кроме отвращения.

– Не правда.

– Правда, правда. Я ненавижу всех мужчин, особенно тех, что помоложе и покруче, как этот раздолбай Алик из магазина «Игрушки». Ты бы видел, с каким наслаждением я продырявила ему лоб! Сразу бы разлюбил меня!

– Так ты – феминистка?

– Хочешь знать правду? Я – лесбиянка! – без тени смущения призналась Алиса, и это признание оказалось для Федора небезболезненным. Она ни с того ни с сего расхохоталась. – Вижу, как проняло тебя! Сразу нос повесил! Загрустил! Я пошутила! Я вообще, если хочешь знать, девственница до сих пор! И останусь такой навсегда! Никого близко не подпущу!

– А как же директор зоомагазина? Разве…

– Не трахал он меня. Его больше ты интересовал, не в том смысле, конечно. Но я нужна была ему для других целей. При первом же свидании он пообещал, что не тронет меня. Попробовал бы! Я, собственно, затем и встретилась с Демшиным, чтобы выпустить ему мозги! А он возьми и предложи: хочешь заработать? И назвал кругленькую сумму. У меня всегда с деньгами напряг. Так что этим он продлил себе жизнь на целый месяц. Взял меня в компаньонши, и стали мы, Федя, за тобой следить. Как тебя зовут, я знала еще месяц назад. Этот бывший боевик, шестерка, придумал простой, но гениальный план. Ведь ты ни при каких обстоятельствах не остановился бы на Рабкоровской? Ведь так? – Федор кивнул. – Вот для чего я понадобилась Демшину.

– Так это он придумал?

– Все до последнего винтика. Одного только не учел, что у меня есть виды на него самого. К тому же Сережа оказался чрезмерно болтлив, и я уже при второй нашей встрече знала, какой ты везешь груз. Меня тогда поразило, что твой груз его вовсе не интересует. При этом он собирался мне заплатить немало, если, конечно, не врал. А может, отправил бы к праотцам вслед за тобой. Почему нет?