Текст книги "Отдел Химер"

Автор книги: Анатолий Бурак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 5

– Повезло нам. – Игорь, улыбаясь, протянул пачку долларов. – После такой плюхи мог и не встать, болезный.

– Извини, задумалась.

– Да че там, Майя, нормально сработала! К тому же все бухие. Правда, пара человек, поставившие на тебя, что-то заподозрили. Но на кону была мелочь, и они быстро завяли.

– Да уж. Если бы хохол не поднялся, не миновать бы неприятного разговора.

– А-а, забудь, – отмахнулся Игорь. – Ну я поехал?

– Хорошо. Созвонимся.

Игорь сел в «мерседес» и плавно тронулся с места. Я же медленно пошла по московской улице, прикидывая, где бы найти укромный уголок, чтобы дать волю чувствам и немножко полетать.

Войдя в один из подъездов, поднялась на последний этаж и, выбравшись на крышу, встала на парапет. Город раскинулся внизу, такой загадочный, игриво подмигивающий огнями и извивающийся трассерами автомагистралей. Покачавшись на кромке с пятки на носок, я повернулась спиной к пропасти и, раскинув руки, упала назад, глядя, как стремительно полетели вверх звезды.

Впрочем, длилось это недолго, и через пару секунд я зависла где-то на уровне пятого этажа.

Странно всё же. Сколько раз в течение этого года я смаковала то, что сделала накануне. Казалось, стоит только мести свершиться, и я почувствую облегчение. Ледяной комок, уютно угнездившийся в глубине души, начнет стремительно таять, вырвавшись наружу слезами. А я снова стану прежней семнадцатилетней девчонкой, которая ровно год назад в упоении танцевала, опьяненная таким же летним вечером, чудесной музыкой и бокалом шампанского.

Всего лишь год прошел.

Как это мало… И как много.

Закусив во второй раз собачьей кровью, я лежала на крыше и смотрела в небо. Как Шопенгауэр, которого поздно ночью остановил в парке сторож, я не могла найти ответ на важнейшие вопросы бытия. Кто я? И зачем?

Ладно, положим, «кто?» – в общем-то понятно. Малолетняя дурочка, нашедшая-таки на свою маленькую попку приключений. На остальные части тела тоже. А вот насчет «зачем?»… Наверное, этот Вопрос Вопросов будет мучить меня еще годы и годы.

В голове, норовя оттолкнуть друг дружку, теснились разные думы пополам со страхом. Мстить трем подонкам почему-то расхотелось. К тому же мысли о вышестоящих инстанциях вроде «Ночного» и всех других «Дозоров» не добавляли очарования моменту. Я влезла на парапет и, глотая слезы, прыгнула вниз.

Видимо, юное тело имело собственное мнение, принципиально расходившееся с роившимся в голове юношеским бредом. И, среагировав автоматически, «завесило» меня в паре-тройке метрах от земли.

Удивленная, я тут же принялась экспериментировать, взлетев обратно на крышу. Но не тут-то было. Во второй раз заставить себя соскочить с парапета оказалось выше моих сил. Так что пришлось левитировать потихоньку – поднявшись над крышей и зафиксировав взглядом одну точку, выбираться за край.

Самоубиваться сразу же расхотелось и, стремясь насладится новым умением, я принялась шалить, заглядывая в окна и, постучав по стеклу, наблюдая за испуганными лицами.

Надурачившись вдоволь, отправилась домой, чтобы принять ванну, а заодно успокоить предков. Видок у меня, наверное, был тот еще, так как маман схватилась за голову, а отец за ремень. Мышкой проскользнув в дверь, я закрылась на защелку и с удовольствием вымылась.

Потом, лежа в теплой пене, я невесело катала в голове нехитрые соображения, всё больше погружаясь во вселенскую тоску. Жизнь повернулась иной гранью, и, как ни крути, нужно было как-то приспосабливаться. Для начала хотя бы решить проблему жилья. Ведь останься я дома, и предки, озабоченные моим странным дневным сном, поставят всех на уши.

Вытеревшись насухо, я надела чистую одежду и отправилась в свою комнату потрошить копилку. Не то чтобы там водилось много денег, но всё же.

Отец грозно нахмурил брови, едва я взялась за ручку двери.

– Куда?

– Майя, поешь хотя бы! – укоризненно вторила ему маман.

– Спасибо, мам. Я сыта, – стараясь не сорваться на истерический смех, сказала я и пулей выскочила из квартиры.

Живущий двумя этажами ниже хулиган и обормот Колян сидел на лавочке и курил.

– Маечка, Маечка, что прячешь под маечкой? – загундосил он свою дурацкую шутку, которой изводил меня уже года два.

Нет, не к добру он это. Не к добру. Слава богу, хоть наевшаяся была, а то бы точно порвала идиота, аки собака бешеная. А так… Ну подумаешь, челюсть сломала. Придурку даже на пользу пошло. За две недели, пока сращивал ее в больнице, о жизни задумался. И пить стал меньше, потому как с медсестрой познакомился. Пути Господни неисповедимы, оказывается, блин. Аминь то бишь.

Решив, пока не соображу что к чему, отсидеться на даче, я неторопливо брела в сторону вокзала. Собственно, самой насущной проблемой оставалось где, собственно, жить. И на какие, извините, шиши это самое жилье снять. Мысли о финансах заставили меня круто изменить направление, и, всё ускоряя шаг, я понеслась к дому бывшего любимого. В конце концов, папаня его финансист? Финансист. Стало быть, денежки у него есть. Вот пускай и раскошеливается, толстосум проклятый.

Остановившись у коммерческого киоска, купила чулки и черную майку пятьдесят четвертого размера с металлистской символикой.

Как-то в разговоре милый прихвастнул, что папахен, мол, постоянно имеет дома не меньше пятидесяти штук налом. Так что, не особо задумываясь о таких вещах, как сигнализация, которую устанавливают на сейфы, и уж тем более об устройстве этих самых сейфов, я подбежала к элитному дому на набережной Москвы-реки и, одним махом перепрыгнув через забор, взвилась вверх.

Наверное, новичкам везет, так как, подлетев к окну, я еще раз попала в нужное время и в то самое место.

Собственно, папашу я ни разу не видела, но, судя по всему, не кем иным, кроме как хозяином, этот человек быть не мог. Одетый в парчовый халат поверх белоснежной рубашки с галстуком, он, сидя в кресле, курил сигару и смотрел новости. План мой был прост, как и всё гениальное. Чулок на голову я натянула загодя. А майка, на мне похожая, скорее, на балахон, полностью скрыла очертания фигуры. Встав на оконный отлив, я прикидывала, как половчее разбить окно и поэффектнее ворваться в комнату.

О том, что делать дальше, как-то и не задумывалась. Наверное, надеялась взять клиента на испуг. Хотя теперь кажется, что вряд ли бы это получилось. Говоря словами киношного мафиози: «Он скорее бы убил собственных детей, чем выпустил из рук деньги».

Не знаю уж, случайность это была или провидение… но хозяину вдруг зачем-то понадобилось открыть бронированного монстра, и я ломанулась сквозь стекло.

Пистолет сам собой прыгнул мужику в руки, и я почувствовала удар в грудь, отбросивший меня назад, к окну. Второй раз, правда, он выстрелить не успел, ибо я от души заехала ему кулаком в челюсть. Должно быть, полученная рана сыграла свою роль, так как в «нормальном состоянии» одним ударом я свободно убиваю взрослого мужчину.

Этот же просто вырубился, и мне осталось лишь по-быстрому взять то, что лежало прямо перед глазами. Не обманул милый, оказывается. Там было даже немного больше пятидесяти штук.

В запертую дверь кабинета уже кто-то ломился, и я, немного при этом порезавшись, выпрыгнула в ночь.

Успев на последнюю электричку, добралась до дачи и, стащив матрац – от греха подальше – в погреб, завалилась спать.

Опустившись на балкон, я прошла в комнату. За три часа моего отсутствия в квартире ничего не изменилось. На своих местах стоит мебель. Телевизор с проигрывателем DVD в углу. Небольшой бар. Вообще-то я не очень люблю алкоголь, да и, претерпев изменения, экспериментальным путем выяснила, что для достижения эффекта требуется как минимум тройная доза. Самое паскудное то, что наутро несчастный организм напрочь забывал об измененном метаболизме и издержки в виде похмелья воспринимал так, словно я была совершенно нормальной. Прикиньте, да? Выпив литр водки, я получала удовольствие, как от легкого коктейля. Зато наутро-о… Жуть, в общем. Мрак и ужас.

Сбрасывая на ходу одежду, прошла в спальню. Никаких изысков вроде обитых шелком лакированных гробов и мумий летучих мышей по углам не имею. Из «предметов роскоши» – лишь стальной лист толщиной пять миллиметров, которым наглухо заварено окно, да и тот я стыдливо задрапировала шторами. Дверцу в свой будуар тоже оборудовала крепким железом. От греха подальше. Существовало еще одно украшение, достойное алькова прекрасной дамы, но о нем как-нибудь после.

Раздевшись догола, включила комп, стоявший в спальне, и, ожидая, пока загружается «Винда», поставила кипятиться воду для кофе. Скоро утро, и, как всегда с наступлением рассвета, меня неодолимо потянет ко сну. А мне хотелось порыться в Сети. Все эти месяцы я очень осторожно лазила по разным чатам, пытаясь найти кого-нибудь из мне подобных. Зачем это делаю, сама не знаю. Видимо, подсознание играет в свои жестокие игры, внушая невеселые мысли о «тяжести одиночества».

Ведь если следовать логике, таким, как мы, надо держаться друг от друга как можно дальше. И в этом утверждении нет ни капли эмоций, один лишь сплошной прагматизм. Всё же, как ни крути, мы – хищники. И хочешь не хочешь, а, сами того не желая, вскорости станем наступать собратьям на пятки и «перебивать масть».

Вот так и появляются «Дозоры», мелькнула грустная мыслишка. Сначала «избранных» становится слишком много. Чуть погодя они начинают грызться между собой. А через годик глядишь – опаньки! – наиболее коммуникабельные уже сбились в стаю и выдали на-гора первый «указ» типа «только для членов клуба». И вступительные квоты повыше. Чтоб не лезли, понимаешь. Ну а дальше – пошло-поехало. Ведь еще древние говорили, мол, «ничто не объединяет так здорово, как общий враг».

Так что, возможно, мудрая природа, как всегда, нашла оптимальное решение, наделив таких, как я, не только ненасытной жаждой энергии «в чистом виде», но и закоренелым эгоизмом. А заодно и чувством самосохранения. Ведь не на пустом же месте появились все байки про вампиров, вурдалаков и прочую нечисть. Помните, у Стивена Кинга в его «Салимовом Уделе»? Жил себе тихо-мирно ма-аленький американский городишко. Жил-поживал, деток строгал да добра наживал. Пока не прибыл в это чудное местечко Главный Вурдалак.

Нет, я, конечно, уважаю Кинга. Но, согласитесь, такими темпами истребляя мирное население, да не просто выкашивая, подобно Третьей мировой, а попутно плодя себе подобных, то есть конкурентов, вряд ли бы он смог протянуть больше недели, а не то что столетия. Ведь под конец печальной и жуткой истории они даже грызунов съели, бедные.

В общем, я осторожно рыскала тут и там. Эдак ненавязчиво писала идиотские стишки, проникнутые, как мне казалось, чем-то эдаким, и… ничего.

То есть ответного бреда, конечно, хватало. Но всё это не то. Детский лепет, лишенный смысла. И мой призыв до сих пор так и остался гласом вопиющего в пустыне.

Сварив кофе, проходя с чашкой в руках по коридору, бросила взгляд в большое зеркало, висящее в прихожей. Еще один развеянный миф, будто вампиры не видят своего отражения. Хотя сколько этих «литературно достоверных» баек насочиняли за столетия?

Пока что не было повода описать мою внешность. И, право, чувствую некоторую неловкость, делая это, если можно так выразиться, «вслух». Но, с другой стороны, я же не монашенка какая-нибудь. Подруги, перед которой хотелось бы хвастаться, теперь нет. Парня… Ладно, не будем о грустном. Тем более сейчас, когда не прошло еще и суток после всего.

Так вот, я стояла перед зеркалом и любовалась собой. С моей стороны было бы нескромно слишком уж хвастаться какими-то особыми прелестями, подаренными природой. Но, как мне кажется, я далеко не уродина. Этот же с дружками оценили по достоинству.

Посещая ночные дискотеки, я то и дело получала комплименты от незнакомых парней и явственно угадывала огонек желания в их глазах. Казалось, мальчики прямо на ходу раздевают взглядом. Что, как ни странно, после произошедшего год назад инцидента не вызывало неприязни.

Я провела рукой по волосам и покачала бедрами, получая от созерцания своего обнаженного тела явное удовольствие.

От природы я брюнетка «средней степени жгучести». Тонкая, стройная, но без излишней худобы, как у этой дистрофической английской манекенщицы. В общем, sex appeal «имеет место быть».

Сказать что-то о лице, честное слово, затрудняюсь. То я им восхищаюсь и тогда, кусая губы, заливаюсь горькими слезами. Бывает же, наоборот, нахожу свою морду жуткой и отталкивающей. И в такие мгновения испытываю какое-то садистское удовольствие, размышляя о своей «загубленной молодости».

Даже став «измененной», мне довольно часто приходится слышать весьма прозрачные признания, в том числе и интимные. Но, не претендуя на какую-то особую добродетель (да и поздновато уже как будто), я тем не менее весь этот год прожила совершенно одна.

Вообще-то неизвестно, возможен ли секс между гемоглобинозависимой и нормальным.

Я отнюдь не лишена чувственности. Но как гласит «народная мудрость»: «секс – прекрасная имитация любви. В нем присутствуют все ее движения, но нет ничего от ее сущности».

Мне же по дурости всё еще хотелось чего-то такого… Романтичного и возвышенного, что нельзя выразить словами и что может почувствовать лишь наивная восемнадцатилетняя девушка.

Но, видно, один раз обжегшись на молоке, теперь с остервенением дую на воду. Я осторожна и не хочу стать рабыней невнятно выраженных плотских желаний.

Вообще-то мне очень нравится Игорь… Такой милый, застенчивый недотепа в вечно сползающих с носа очках. И, честное слово, я не прочь заняться с ним любовью, но…

Собственно, об этом я только что сказала выше.

ГЛАВА 6

Я в который раз пытался вдохнуть и опять заходился в неком подобии «приступа астмы». И снова и снова твердил аксиому: «Тебе не нужен кислород. Тело, находящееся сейчас в Санатории в окружении дорогостоящей аппаратуры, дышит за вас обоих. Тебе же остается „расслабиться и получать удовольствие“.

Шла вторая неделя подготовки «черепашки-ниндзя». Я, успешно освоив курс «прохождения сквозь стену» и овладев, как выразился Сергей, «детской шалостью» по сотворению портала, добрался-таки до «взаимодействия с жидкой средой». Должен вам сказать – та еще задачка. Если в «эфире» всё проходило более-менее нормально, то при «погружении» в воду в сознании что-то начинало сбоить, приводя к поистине плачевным последствиям и заставляя лицо моего наставника каменеть. Неужели и впрямь всё так плохо?

В изящной теории Шрёдингера, к сожалению, ничего не говорилось про то, что будет с бедной кошкой, если ее вкупе со всеми расчудесными предметами поместить не в ящик, а в аквариум. Но, как всегда, движимые стремлением «догнать и перегнать» ненаглядные соотечественники шли напролом. Дескать, раз уж родные Российские Вооруженные силы имеют подводный флот, то Отдел Химер, дабы не утратить статус «всемогущего и вездесущего», должен оставаться на высоте. На глубине то есть.

К сожалению, в отличие от атмосферы, пронизываемой тысячами и миллионами различной длины радиосигналов, летящих во всех мыслимых направлениях, акватория планеты ими, если можно так выразиться, небогата. И для того, чтобы «волновой двойник» мог «существовать» в иной среде, в районе операции заранее затапливались радиомаяки. Бывало, правда, что сотрудник Отдела Химер «привязывался» к частотам какой-нибудь субмарины, но, как я понял, случалось это нечасто. Магистр, как средневековые иезуиты, свято хранил «тайны ордена» и старался как можно реже контактировать с другими ведомствами.

Так что мы с Сергеем сейчас находились на дне Москвы-реки, в замкнутом периметре, образованном четырьмя притопленными маяками. И я, покрываясь холодным потом и сгорая от стыда, в двадцатый, наверное, раз оказывался беспомощным, едва войдя в портал, открытый Сергеем на глубину чуть более семи метров. О том, чтобы «отворить дверь» самому, даже и думать не хотелось.

Наставник устало вздохнул:

– Пожалуй, хватит на сегодня.

Отдав команду «службе наземного наблюдения» свернуть аппаратуру, он открыл портал в Санаторий и сделал приглашающий жест.

Мы «проявились» в одной из гостиных. На паркетном полу лежал ковер, шторы были задернуты, а в камине горел огонь. Два сдвинутых кресла располагали к задушевному разговору.

Разлив по бокалам портвейн и закурив ароматные сигары, о стоимости перевода которых в «волнообразное состояние» не хотелось даже думать, начали разговор.

– Специалист Отдела Химер должен быть универсалом. – Сергей смотрел в огонь, выпуская клубы дыма. – Иначе просто невозможно. Мы не окупим затрат даже на вот эти маленькие радости.

Я понуро молчал, внутренне содрогаясь от страха. «Это конец, – глухо бухало в голове. – Меня рассчитают за профнепригодность…» О том, что последует за увольнением, и думать не хотелось.

Но, как оказалось, Сергей был более высокого мнения о моих скромных способностях. И, глотнув вина, мягко повернул беседу в иное русло.

– Магистр советует вам попрактиковаться в искусстве Самадхи. Это особое состояние, похожее на «мнимую смерть». Ученые не раз присутствовали при демонстрации феномена, но так и не пришли к сколь-нибудь однозначному выводу. В тысяча девятьсот пятидесятом году йог Бабашри Рамдажи Джирнари на глазах десятитысячной толпы забрался в ящик, утыканный гвоздями. Ящик опустили в глубокую яму и забетонировали. Спустя пятьдесят шесть часов с помощью специальных шлангов пространство вдобавок ко всему заполнили водой. Еще через шесть с половиной часов, вскрыв ящик, врачи извлекли закоченевшее тело Бабашри, растерли, и он ожил. Зафиксировано, что в состоянии самадхи у человека резко замедляется обмен веществ, замирает дыхание, практически исчезает пульс. Йоги утверждают, что вот так, балансируя между жизнью и смертью, человек может сохраняться тысячелетиями. Существуют легенды, согласно которым в Тибете есть пещеры, где в состоянии самадхи уже много лет спят тибетские ламы.

От радости, что на мне не поставили крест, я был согласен не то что позволить зацементировать себя в гробу, утыканном гвоздями, но даже выйти в открытый космос без скафандра.

– Я готов, – глядя в глаза наставнику, отчеканил я.

– В том-то и дело, что нет. – Сергей вздохнул. – В итоге к овладению самадхи приходят все работники Отдела. Необходимость в аппаратуре отпадает, да и, согласитесь, гораздо комфортнее чувствуешь себя, зная, что впереди вечность. Но в вашем случае, по-видимому, нет другого выхода. – Он выпустил особо длинную череду колец и продолжил: – Вообще-то ученые относятся к подобным рассказам скептически. Хотя при этом и не отрицают, что человек способен на короткое время замедлить сердцебиение. Но обойтись в течение пятидесяти шести часов без воздуха – это, по мнению физиологов, не заслуживающий пристального внимания фокус. Они приводят в качестве аргумента то, что подобный трюк в свое время исполнял Кио, которого при большом скоплении народа запирали в сундук, бросали в Останкинский пруд, а он затем подъезжал в лимузине.

Сергей посмотрел на меня, и я снова твердо кивнул.

– Согласен. – И, слегка улыбнувшись добавил: – Я так понимаю, репликой про Кио вы намекаете на то, что всё зависит непосредственно от веры в собственные силы.

– Совершенно верно, Андрей. В конце концов, мы все – Химеры. И, с точки зрения официальной науки, нас просто нет. А деньги налогоплательщиков разворовываются генералитетом на строительство особняков.

Следующие две недели превратились в форменный кошмар. Честное слово, язык не поворачивается описывать все мысли (по большей части нецензурные) и ощущения, что пережил мой бедный рассудок. Само собой, всё проходило под гипнозом. Как иначе в столь короткий срок овладеть искусством, на постижение которого у мастеров Востока уходят годы и годы?

Перед началом обучения мне опять предложили расписаться на сканирующем планшете. Как понимаю, на случай, если что-то всё же пойдет не так. Формалисты хреновы.

Но, назвавшись груздем, я споро запрыгнул в кузов, стараясь не думать о последствиях. Ведь человеческий разум очень сложен и многогранен и не терпит принуждения. Любая установка, проникнув в сознание, начинает войну за обладание всей полнотой власти. Это ведет к более или менее длительной борьбе, в процессе которой человек заметно меняется. И победителем выходит не совсем тот, кто согласился на эксперимент. За любым внушением, как правило, стоит чей-то более сильно организованный интеллект. Пусть мягко и ненавязчиво, но достаточно настойчиво повторяющий: «Мне всё равно, что вы думаете и чего хотите. Я считаю, что должно быть вот так».

Удивительное дело… Пройдя «интенсивный курс самоанабиоза», я вдруг почувствовал, что тело готово выйти из комы. Никаких объективных причин для этого вроде бы не существовало, но ощущение тем не менее прочно поселилось в раскрепощенном сознании. И сразу же подумалось о таких сотрудниках Отдела, как Ольга. Ей в любом случае лучше оставаться «раздвоенной».

Но поэкспериментировать я так и не решился. В конце концов, неизвестно, чем это чревато для моего как ни крути, а стариковского организма. К тому же, если вдуматься, я находился при исполнении. И подобные шалости в недавнем прошлом расценил бы как самовольное оставление места службы. Такие тенденции надо давить в зародыше, в противном случае весь Отдел разбредется кто куда. А установка-то – одна на всех, как я понимаю.

Снова выехав на берег Москвы-реки, я самостоятельно открыл портал прямо в воду. Всё прошло как по маслу, и Сергей с улыбкой пожал мне руку, от души поздравив с присвоением «второй категории». Что это за «вторая» и чем она отличается от «первой», я спросить постеснялся, решив, что всему свой черед. Меня «реального» тем временем переместили в специальное хранилище с более низкой температурой. Вообще-то оно не могло не вызвать определенных ассоциаций, но, рассудив, что «наверху виднее», я подавил возникшие было отрицательные эмоции. К тому же замедление жизненных функций снимало массу проблем по уходу, освобождая кого-то из «наземной службы» для более важных дел.

Мы снова сидели у камина. Забавляясь и спеша насладиться недавнополученным умением, я жонглировал шариками для пинг-понга. Сергей с Магистром, пуская клубы дыма, снисходительно посмеивались над детскими забавами. Внезапно Магистр включил телевизор и, улыбнувшись, направил в мою сторону цифровую видеокамеру.

– Вот так и множатся слухи о всевозможных полтергейстах.

Видеоряд, демонстрируемый на экране, и впрямь оказался не совсем обычным. Три белых шарика сами собой плясали в воздухе. Спеша поддержать шутку, мой наставник снял с настенного ковра два кинжала, и рядом с невинно порхающими светлыми кружочками начался «танец с саблями».

Взглядом спросив у Магистра разрешение, он перехватил оружие за лезвие и метнул в отороченный мехом щит. Зрелище, доложу я вам… Клинок, сам собой повисший в воздухе, медленно описывает полукруглую траекторию и вдруг, выброшенный невидимой пружиной, стрелой устремляется к цели.

Этот нож так и остался торчать там на многие годы. Впоследствии, заходя в гостиную, я часто вспоминал тот вечер. Вечер, когда стал полноправным членом команды и настоящим сотрудником Отдела Химер.

– Наша роль – негласное наблюдение и разведка. Обо всём необычном немедленно докладывать в Центр. И заруби себе на носу: вероятность обнаружения должна быть сведена к нулю. – Сергей, автоматически ставший моим непосредственным начальником, инструктировал меня перед первым «боевым выходом». – Лишняя реклама нам ни к чему. Да и практика показывает, что дополнительные факторы отрицательно сказываются на психологическом состоянии спецназовцев. – Я кивнул, соглашаясь, а он продолжил: – Из группы ФСБ о твоем участии в операции не осведомлен никто. Так что, повторяю, по возможности постарайся не светиться.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте. – И, подойдя, командир хлопнул меня по плечу. – Ни пуха!

– К черту! – традиционно послал я его.

– А мы кто, по-вашему?

Я развернулся и, как в былые времена, строевым шагом прошел сквозь стену. В приемную открывались сразу четыре двери. Одна вела в кабинет Магистра, две соответственно к Сергею и его молчаливому коллеге, чьего имени я до сих пор не знал. Что или кто скрывался за четвертой – приходилось только гадать.

Ольга приветливо улыбнулась.

– Поздравляю!

– Служу России! – Я изобразил молодцеватый щелчок каблуками. – Можно, уйду прямо отсюда?

– Конечно, – кивнула она. – Удачи!

– Спасибо! – поблагодарил я и, прислушавшись к сонму всевозможных радио– и телефонных переговоров, открыл портал.

Группа соблюдала полное радиомолчание. «Проявившись» в горах, я оказался в туманном мареве, полностью меня дезориентировавшем и заставившем немного запаниковать.

Тоже мне Химера. Это ж надо, первый выход – и так опозориться. Заблудился, словно Красная Шапочка. Хотя та вроде не плутала. Шла себе и шла по дорожке, прямо волку в зубы.

Подавив растерянность, я поднялся немного выше и, найдя взглядом один из ориентиров, устремился к долине, в которой, по прикидкам Магистра, должен находиться взвод спецназа.

Ребята, видимо, только что позавтракали сухим пайком и готовились к выходу. Как известно, ночью в горах гуляют только самоубийцы. И поэтому, даже имея надежного проводника, как наши, так и деятели, воюющие неизвестно за что, предпочитали в темное время суток разбивать бивак и, выставив караулы, отдыхать.

Сделав пасс рукой, я «пробил» узкий канал, именуемый сотрудниками штреком, и доложил оператору:

– Я на месте. Вижу подопечных.

– Понял вас, Асмодей, – подтвердил тот и «отключился».

Диспетчеры – одна из самых престижнейших и сложных профессий в отделе. Люди, занимающиеся этой работой, как правило, имеют железные нервы и IQ не ниже ста пятидесяти. Как-то читал, что те, у кого показатели интеллекта «зашкаливают» за сто сорок восемь, объединились в своеобразный «клуб избранных». Самовлюбленные и спесивые дураки. По-настоящему одаренный человек никогда не станет хвастаться умом. И уж тем более причислять себя к каким-то особым кругам истеблишмента.

Так вот, операторы были вполне нормальными людьми. И в то же время, неся боевое дежурство, все они находились в «раздвоенном состоянии». То есть одновременно как «внутри» своего собственного тела, так и снаружи. В общем, работенка – врагу не пожелаешь.

Пролетев километров десять по пути следования группы и не обнаружив ничего подозрительного, я стал описывать концентрические круги. Где-то на третьем витке увидел человек двадцать боевиков, трое из которых были негры.

Никогда не был расистом, но тут меня охватила жуткая злоба.

– Что вам, собаки, надо на нашей земле?! – стиснув зубы, прорычал я.

Кровавая пелена застлала мне глаза, и, подлетев вплотную, я молниеносным движением выхватил у одного негра нож и полоснул другого наемника по горлу.

События покатились подобно лавине. Еще один кадр, по-видимому, бывший в приятельских отношениях с покойным, ударил прикладом автомата в основание черепа того, чьим ножом я отправил к праотцам незваного гостя.

Остальные что-то гортанно завопили и, попрятавшись за валуны, стали оглядываться.

Вот тебе и «не вмешиваться». Но меня, в прошлом кадрового офицера, вдруг понесла нелегкая. Словно мстя этим недочеловекам за годы бессильной ярости, что нарастала при просмотре телерепортажей из Чечни, я, подобно Аватару из древних индуистских мифов, взялся восстанавливать попранную справедливость.

Собственно, много ума для этого не потребовалось. Плавно и неторопливо я приближался к очередной жертве и, нашарив одну из гранат, коими подобно рождественским елкам были щедро увешаны горе-завоеватели, нежно выдергивал кольцо. В конце концов, «пехотинец» я или где?

В своей «прошлой» жизни не убивший, несмотря на то что большую часть жизни провел в армии, ни одного человека, я получал какое-то садистское удовольствие от вида кровавых ошметков, разлетавшихся по камням. И радостной музыкой звучали разрывы гранат, уносимые гулким эхом за многие километры.

«Вас никто не звал сюда, сволочи», – бормотал я, выписывая путевку на тот свет очередному приговоренному. И не испытывал ни капли жалости или раскаяния, глядя в обезумевшие глаза на искаженных ужасом лицах и слыша тоскливое и безнадежное: «Шайтан! Шайтан!»