Текст книги "Стихотворения"
Автор книги: Анатолий Гуницкий
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
ИМПРОВИЗАЦИЯ СЦЕНАРИЯ
С неторопливой грацией трамвая
Приходит жизнь – и снова умирает,
В событье этом нет большой беды,
В преддверье ада есть ступени рая,
Мы ночью строим пагоду в сарае
И осень погоняем без узды.
Седым волхвам воздастся за труды
Их приютят бездонные пруды,
Расположенные в краю, где нету края.
Как говорят в народе – подь сюды,
Месторожденье пусто, нет руды,
Безрадостна зима в начале мая.
Безглазый демон с радугой играет
Разравнивает прошлого следы,
В какой-то кривоточине судьбы
Мелькнула женщина – и отошла, хромая,
То тень возмездия! Моя ж мечта иная
Считать отполированные лбы!
НОЧНОЙ СОНЕТ
Асс нонсенса по сути не был ассом
Он не любил прогулки на террасу
И сжав кримплен в протянутой руке
Тоскливо вспоминал о пауке
Который полз по шляпе мирозданья
Презрев убогие молитвы и стенанья
И толстокожую мадонну в городке
Сверкавшую глазами в каблуке
Так продолжалось долго. Лет пятьсот
Никто не знал дорогу. Cтарый крот
Упорно продирался в верховину
В тот чудный край, где стройные руины
Возвысились над трепетной рекой
Дарующей забвенье и покой.
* * *
Cмерть играет тихо на гитаре
Перебором нежным струн касаясь
А я думал – это музыкант,
Распахнув окно, увидел птицу
Но аккорды эти, все равно
Слуху моему приятны были
Я тихонько музыке подпел
Позабыл, что это смерть играет.
ТРЕХЧАСТНАЯ КОМПОЗИЦИЯ
ОКНО. ШАЛОМ. КОНТРОЛЬ
Она упала. На высоком берегу
Сквозь грязь небес просвечивало море,
Сломав свою блестящую ногу
Железный дровосек уже не спорил
С превратностями метода. Ему
Казалось, что цветущие фиалки
Опять, опять в чужом дому
Растут. Но мне его не жалко
Подобно похотливому ослу
Напрыгнул вечер. День кончал лениво
Свою игру. Так севший на иглу
На прочие расклады смотрит криво
ОКНО
ШАЛОМ.
КОНТРОЛЬ
ОКНО
ШАЛОМ.
КОНТРОЛЬ
На Менделеевскую линию
Я ехал утром. За окном
Надрывно плакала ольха. А пиния
Гремела бархатным ведром
Деревья – суть преображения.
Не стоит думать о борьбе
Пусть птицы ощущают жжение
Когда танцуют на горбе.
ОКНО
ШАЛОМ.
КОНТРОЛЬ
ОКНО
ШАЛОМ.
КОНТРОЛЬ
Все идет. Куда-то. Там, в далеком,
Иногда в бестрепетном дыму,
Слышен тихий брейк. В районе Сохо
Это будет. Или же в Крыму
На пороге грязной остановки
На крыле сиреневой трубы,
Ты прольешь пятнадцать грамм перцовки
В горло незадачливой судьбы
ОКНО
ШАЛОМ.
КОНТРОЛЬ
ОКНО
ШАЛОМ.
КОНТРОЛЬ
ДИЗАЙН ЛЕТЯЩИХ СЛОНИХ
Возле карбункула солнца согбенный вепрь летает
Иглоукольную мантру зубрит. Как всегда наизусть,
Он мандолиной беззвучной классиков жанра играет,
Несколько частных гармоний. Дремучая грусть
Вновь охватила его во втором чумовом приближеньи
К трепетной плоти судьбы. На стакан молока
Смотрит наш зверь изумленный. И вспять начинает движенье
К старой кремлевской стене. Так проходят века
Мимо фигурных каскадов, дрожащих как старая дева
В миг испытаний постельных. Но, впрочем, забудем о них
Ведь завтра утром опять, вблизи изумрудного хлева,
Все мы услышим дизайн летящих слоних
Если ты никого не допустишь,
Значит ты ничего не пропустишь
СЦЕНА ИЗ ПЬЕСЫ
Сон Первого (Выморок).
Там же. Ночное время, Первый спит.
Первый (во сне):
Я – кинокамера, я – черное пятно.
Осколок ржавчины, лохмотья лицедея,
Душа травы, каморка великана,
Шнурки албанца и помет Луны,
Я – водохлеб, строитель и блудница,
Я – серый голос лысого орла,
Сверхускоритель рвоты,
Панцирь мысли,
Пиджак на вырост для кота в мешке
Я... Что такое? Кто там ходит-бродит?
Какого хрена? Хуле надо вам?
В самом деле, возле Первого появилось какое-то странное существо откровенно мистического вида. Вроде бы с крыльями. Назовем его Ангел.
Ангел:
Чирик-чирик. Хуяк-пиздык. Конгратьюлейшн.
Бумс-бумс. Харк-харк. Хлоп-хлоп.
Первый:
Привет, привет...
Я что-то не врубаюсь...
Ты – ангел? Ангел Света или Тьмы?
Ангел:
Мы, наверху, в покоях без предела
Понятий этих век не различали.
Первый:
Как? Свет и Тьма есть суть противоборство...
Ангел:
Какая чушь! Весь спектр одинаков,
Одно неотделимо от другого.
Скажи – ты любишь выпить – закусить?
Вот я – люблю.
Ты, кстати, не богат
Хорошей сигареткою?
Первый:
Без фильтра.
Ангел:
Давай!
Первый:
Я их храню в помоях. Чтоб сушее были.
Ангел:
Мудрое решенье. (Закуривает)
Похоже на гашиш из Костамукши.
Я был там.
Презабавное местечко: плодятся осы,
Нервно воют волки, а овцы
Варят круглый год кисель...
Но ты – я вижу – занят чем-то важным
Пардон, коль помешал...
Первый:. Я занят, да
Я угли ворошу
Костра, который так и не зажегся...
Ангел:
Достойное занятье! Сколь успешно
Продвинулись дела на этом фронте?
Первый:
Да как-то ни черта...
(Горячо) Мне хочется найти
Свой след на той дороге,
Где луна
Мне освещала путь в сплошную ночь!
Как ноги затекли!
Встает, прохаживается.
Ангел:
Быть может, сменим ритм?
Первый (растерянно): Ритм? Это город на юге Австралии? (Торопливо бормочет. ) Она сказала, она сказала... что не выпускает меня из объятий... Ой! Как низко висит люстра! Я опять ударился! (Истерично рыдает. )
Ангел:
Рамка все же нужна
Ничего без нее не получится
Так уж устроено.
Чтобы увидеть суть леса
Надо черту провести.
Первый:
А если стать лесом? Сосной?
Ангел:
Тогда ты увидишь то, что видит сосна
Но не больше.
Первый:
А надо ли больше?
Ангел:
Не знаю. Я не лекарь
С пачкой рецептов в портфеле.
Но я знаю, что надо оплачивать все
Только кровью своей.
Нет тверже валюты на свете.
Первый:
В каком банке хранить эти деньги?
Ангел:
Просто в банке
С плотно притертою крышкой.
Главное – чтоб кровь не свернулась
А иначе – дело труба.
Первый:
Помню, я читал в гороскопе...
Ангел (резко):
Гороскопы – хуйня!
Их придумали для мертвецов,
Для филологов с фигой в кармане,
Для звезд рок-н-ролла,
Уныло играющих в имидж
Для любителей некро
И прочей контрацептуры.
Первый: Вот те раз! Поскольку я не отношусь ни к тем, ни к другим, ни к третьим с четвертыми – значит, мне и здесь ловить нечего?
(Дурашливо смеется. )
Пауза.
Ангел:
Ты все ловишь свет первородный.
Ты ищешь ключ – чудодей,
Который откроет двери
К Весне Священной ведущие...
Нет, так не бывает.
Нужно, конечно, что-то иметь,
Но желательно меньше, чем больше.
Вернее – процент с пустоты.
Понимаешь... есть предел для всего,
Только о нем узнаёшь лишь в последний момент
Когда ударяешься лбом.
Зато
Только тогда
Ты получишь право
Выпилить рамку,
Чтобы в нее поместить
Залив с высокой травой,
Руки природы,
Песок на губах
И сосны в спящем лесу.
Первый:
И еще...
Ангел:
И еще – что угодно,
Что оплачено собственной кровью!
Понимаешь... Свет или Тьма
Возникают только впоследствии,
А в самом начале – их нет.
Собирается уходить.
Первый:
Я хотел бы... когда-нибудь
Снова с тобой поболтать...
Ангел:
Это – можно. Вот – телефон мой. Звони.
Протягивает Первому визитку и исчезает.
Первый (пытается разобрать написанное на визитке): Два нуля...
двадцать... два нуля – двадцать... Два нуля – двадцать... Небесная Канцелярия... А? Что-то было, только раньше, давно. Я помню: все это шло и шло, тащилось и растаскивалось, растаскивалось и растащивалось. Это я уже проходил. Давно проходил, в самом еще начале чего-то... Наяву. А сейчас-то я – сплю. Да, сплю. Спу.
ВОЗМОЖНО, ЭТО БЫЛО ВЧЕРА
Возможно, это было вчера
Ты глядел мимолетно на хмурое зеркало времени
Не пытаясь увидеть его в мимолетном дыму настроений
Переполнявших безликую мантру зимы
Уносившей тебя в одурительный хаос рождений
Но на этой дороге, изломанной старым фонтаном
Настоятельно рвущимся к суетной дымке любви
Отраженной в пустом лабиринте галлюцинаций,
Источающих трепетный голос второго восхода
Никому еще не было не суждено
Победить или забыть навсегда
Сбросив кожу значений
Утерянную поневоле
В злосчастной пыли катакомб.
Это, впрочем, неважно
Это, похоже, всего лишь попытка
Воплотившейся в нечто мечты
Быть такой, как казалось ее прорицателю
Убежденному силой судьбы
В справедливости камерных истин
Что же будет потом?
Что случится в ползущем на берег гуаноподобном реликте?
Кто поможет ему одолеть тягучую бурю надежды?
Порожденной в неправедном браке мадонны и
Радикально жестокого грека
Которого звали как будто бы:
Стоп! Нон-стоп, монсеньор Федерейдо!
Возможно, это было вчера
Об этом не знает никто в старом доме
И даже седой каскадер,
Проверенный дилер из Фриско,
Матерый ценитель тротила,
Прожженный как тысяча линз
Отражающих сонное небо
И вязкую пыль под ногами
На дороге в таинственный грот
Где брачуются нимфы и крысы
Даже он, любовник гремучей змеи
Изменившей ему только с волком
Бессилен сказать что-нибудь
По поводу первопричины
По поводу свинга интриги
Взорвавшейся вновь в третьем акте
И лишившей покоя его
Знатока и пройдоху
Разбившего тысячу ламп на подстилке дорог
Убежденного и тысячекратно непримиримого
Хранителя тайн забытых
И давно никому уж ненужных
Да, даже он молчаливо ушел в тишину
Уподобившись этим неброским поступком
Стыдливой и трепетной деве
Незнакомой практически с книгою плотских утех
И, однако, сумевшей с утра, в минувшую пятницу
Напоить молоком
А потом истязать своим ласковым лоном
Пятерых офицеров, десяток солдат
И седого полковника Трини,
Который запутавшись в спелой соломе
Ее неумелых, но жадных объятий
Успел снять только один сапог.
Возможно, это было вчера
Но теперь, в горячей тусовке дня,
Между Сциллой Харибды и остросигнальным припевом,
Заученным не навсегда
И забытым опять накануне рассвета
Кто-то скачет на сером баране проклятия
Мимо домов, никем не построенных
Мимо истин
И
Мимо брандмауэра одиноких голов
Туда
Вперед!
В сторону сладкой пыли
И полусырого отвара из меда
И ему уж никто возразить не посмеет
Да, никто, не единый из жителей хмурой Молдовы
И безвольных туземцев Ирландии,
Привлеченных запахом моря
Наполненного баобабами и тополями
И еще какой-то вчерашней игрой,
Заброшенной сонным пастырем меди
В болото нездешней провинции
Где порою звенит мелодично
Колокольчик сгоревших надежд
Пусть звенит.
Пусть дымится на карте
Забытой еще легендарным потомком Маклая
В пучине седого вулкана
В долине семи ветерков
А вулкану, увы, все никак и никак не проснуться Не несут ему завтрак служанки-воровки
Не греет лед парикмахер с червями в ушах
А прощелыга шофер с корявым лицом
Куда-то в туман уехал с валютой,
Предназначенной для приобретения
Восемнадцати ящиков филадельфийского хлеба
Возможно
Это также было вчера.
НОВАЯ ДЖУЛИЯ
Джулия приближалась к пределу.
Под балконом вдруг привиделось что-то
Непохожее на лабиринты любви
По которым ей раньше бродить доводилось
Восемнадцать ноль-ноль – послезавтра,
В три минуты седьмого – сегодня,
Или восьмого числа високосного года:
Неожиданно вскрикнул хорек за углом!
Джулия приоткрыла окно. Почему-то
Ей, пожалуй, совсем уже не хотелось
Слушать баллады и серенады.
Да и голос звериный ей не понравился
Он напомнил о темной трехногой кибитке
Разрушенной вечером позавчера
Надменным и наглым хранителем кармы
Приехавшим поездом из Касабланки
Что же делать? – подумала гибкая Джулия
Неужели вновь скитаться безрадостно
Мне придется в коридорах судьбы
В поисках пыли, песка и золы?
Или дрожащих корней лакриона?
Или оборванных листьев сосны?
Помятой сонным дыханием юга
Где в доме без крыши живут троглодиты
С чужими глазами. Они ведь не знают,
Что там, за безраздельным пределом,
Мне уже не случится нырнуть в лабиринты
В которых так я любила тонуть.
И КОНЧИТСЯ ВЕЧНОСТЬ
Январская голова полна беспечных забот
Немножко мешает снег, но в целом все катит нормально
Вокруг – танцует безногий посол Бранденбургских ворот:
Иллюзия, море, мечта. Не стоит смотреть печально
На призраков розовый хор. Они разучились петь
Хотя – как учит талмуд – и вовсе петь не умели
А только сражались на шпагах, утратив совесть и честь
Забыв их, вернее, в подкладке свердловской шинели
Что будет – не знаю. Совсем не пытаюсь узнать
Пусть пляшут послы, пусть скрежещут чугунные шпаги
В долине Гийома поют а капелла с диваном кровать
Струятся по ножкам и бедрам потоки живительной влаги
Наверное, скоро они опять потекут в океан
Навстречу бесстыжей весне, восходам и водопадам
Но кто-то, неведомый мне, швырнет их в четвертый карман
И будет нырять в интернет с бессмысленным взглядом.
И кончится вечность. Не будем о ней жалеть.
В ЭТОТ МИГ
В этот миг, когда белые крысы
Побегут по морям
Бессознательно темной Вселенной,
И подлунные шторы
Оборвет полусумрачный ветер,
В тишине городов
Возрожденных и дряхлых,
Возникают фигуры,
Непохожие на инь и янь.
Может быть, поздно утром,
Во время вечерней сиесты
Каталонский правитель проглотит
Краюшку добротного яда,
А потом поползет
Вслед за сотнями темных блондинок
И попросит прощенья за то,
Что дорога в долину тюльпанов
Превратилась в магический сон
Ну а рядом с корзиной,
Наполненной сонным рассветом
Упоительно и неуклюже
Вновь танцуют четыре вороны,
Но как только тамтам полнолунья
Всколыхнет вечно пьяный звонарь,
Тогда гордо они улетят
В отдаленные рощи веков
Горящих в трущобах Сан-Педро.
ЧТО-ТО ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ
Что-то такое случилось: Вроде лилового дня
На радужно черном платке одноногого дерева
Шуршали коробки. Сверкали короны и перстни
Им всем почему-то было напрочь мало любви
Наверно, мы завтра опять ничего не услышим
В тумане дневном. Говорят, скоро будет аншлаг
И вместо изогнутой труппы дремучих танцоров
В наш город приедет принцесса томительных снов
Которые видел король меломан. Из поэмы,
Потерянной сонным шофером на пьяном углу
В тот миг, когда он приближался к бездонной пучине
Безводной речушки, впадающей в красный квадрат
Где снова и снова спектакль идет без антракта
На сцене, лишенной кулис и сюрпризов судьбы,
В бинокль не видно, что нынче под шляпой театра
Лишь в тысячеярусной люстре тлеет коварный огонь.
АНГЕЛ НЕЯВНОСТИ
Ангел неявности мне говорил
Что с утра надо выключить воду
Из колодезных емкостей. В старом углу
Все горит. Снова в сторону тьмы
Развернулся игрой недовольный Гермес
Зеркала упали под гору
Три зеленых слона, потеряв горизонт
Улетают. И тут же, вдали
Пошатнувшись, поет Мельпомена: «The end!»
Пять утра, ветер прыгает в небо
Сонный драйв вдоль дороги. Беззвучно кричит
Сторож красных, разрушенных стен.
Может быть
Это завтра опять случится с тобой?
ПИСЬМО
Письмо ненаписанное:
Но может быть кем-нибудь и написанное
Письмо неотправленное
Но может быть кем-нибудь и отправленное
Письмо
У которого не было вовсе начала
А может быть
Это письмо без конца
Сейчас уже сложно, пожалуй, врубиться
О чем и о ком
И откуда, и где
Сочинялось это послание
Кому направлялось оно
И писал ли его кто-нибудь
Ведь оно не имело
Почти не имело
Ни конца, ни начала
И стало быть нет никаких оснований
Считать письмом то
Что письмом совсем не являлось
И было всего лишь подобием
Тенью ничтожной
Попыткой письма
Идеей письма
Стремленьем к письму
Которое –
Как говорит Лукьянов
Двоюродный брат Марселины Кремницкой
Солистки из хора имени Гельмана –
Никто
Никогда
Никому
Ни за что
И не будет писать
СЕРЕДИНА ТЕКУЩЕГО МАРТА
В середине текущего марта
Утро
Чем-то напоминало вечер
Ну а вечер –
Этот дерзкий угрюмый толстяк
Предпочитал
Совсем не включать телевизор
Так бывает порой
Когда вместо грядущих корней
Мы находим в глуши городской
Бейсбольные биты
И бежим на платформу тумана
Встречать незнакомых гостей
Прилетающих из отдаленных углов
Соседней судьбы
За осколками новых историй
Которые могут случиться в полдень
В середине текущего марта
17. 03. 2004
СТЮАРД С ЛИЦОМ ВОЛКА 2
Стюард с лицом волка
Летел к померанцевой роще
Нет, он не хотел
На работу идти в понедельник
И может быть даже в четверг
Надоело ему
Бесконечно бродить над Сибирью-рекой
И следить за ленивым удавом
Уходящим все дальше и дальше
На Север
Говорят, что прежде, в восемнадцатом веке
Солнце ярче светило
Над Сибирью и над Бенгалией
И вроде бы даже над Африкой
Он не помнил об этом. Он позабыл.
Все равно ему в сущности было
Потому что новый восход
Затерялся опять
В старом кармане плаща
Стюард с лицом волка
Стоял у дверей над
Континентального лайнера
Он глядел на камею-бета
И пытался понять
Что же случится еще
В этом стремительном мире?
Ему совсем никуда
Не хотелось лететь.
26. 03. 2004
МЕССА ПУСТЫНИ. ДОРОЖНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Архангелы Мертвого Озера
Скучно смотрели вокруг
Они чем-то были похожи
Усатые, в теплых кепках
В изъеденных ветром куртках
Один неважнецки выглядел
Очки поправлял на носу
Другому хотелось спать
Третий вместе с четвертым
Покачивали головами
Тягучий ритм дороги
Был им задан еще в прошлом веке
Они позабыли про музыку
Ну, разве что по ночам
Собирались на пальмовом пляже
И слышали как в сэконд хэнде
Скрежещут гитарные трели
Как медленно разрушаются
Потертые старые пленки
Предела нет песне без слов!
Архангелы Мертвого Озера
Предпочитают теперь
Что-то им самим непонятное:
Наверху скрипят тормоза
Продолжается месса пустыни.
27. 03. 2004
ВСЕ РАВНО МЫ УЕДЕМ В ИСПАНИЮ
Дерево старой дороги
Покорно глядит на восток
Его ветви похожи на лингву
Разрушенную тайфуном
Простодушные колокола
Заканчивают саундчек
За углом воет зубробизон
Он опять потерял работу
Может быть, не стоит жалеть
О потерянной шапке иллюзий
Все равно мы уедем в Испанию
Если мрамор отдаст нам билет
27. 03. 2004
МОКРЫЕ ГОРЫ ОСЕНИ
Мокрые горы осени
И прочая хренотень
В пещере снова пожар
Его никто не погасит
Наверное, это карма
Или что-нибудь вроде
За дверью кричат пираты
Одетые в рваные куртки
В углубленном самопознании
Есть свои преимущества
В коридоре завтра дуэль
Кабальеро сразит монсиньора
В хриплом горле неондертала
Бурлят аккорды энд гаммы
Музыке нет преграды
Продолжается заговор
Этот поезд идет не туда
Плацкарта судьбы, но судьба как звезда
Кентавры, бизоны, в трюме – вода
Этот поезд идет не туда
3. 03. 2004
СНОВА ЗАКАТ
Снова закат. Она трепетно скачет
По берегу вечных развалин
Непостижимая лань обстоятельств
Которых никто не считал. Никогда
Мы не станем играть в лотерею дождей
И не съедим эскимо
Наступившего в сумерках утра.
И не увидим, как лань убежала вперед
Обогнав лучезарного тигра
И сонных его дочерей
Беспечно бредущих по кругу природы
Вокруг отчужденной судьбы. Снова закат.
В ТЕЛЕ ПИСЬМА
В теле письма не было света
И только в пологой крученой долине
Сверкали, порой, бездомные буквы.
Все это происходило как будто
На притороченном к телу письма седле.
Потом, вместо кофе,
Решил мистер Х снова попробовать чаю
И прикоснулся случайно к седьмой верховине
Напрасно, он это сделал. Ведь хризантемы,
Левкои и прочие метаболизмы
Прожженной природы не позволяют
Бездумно к ним относиться. И никогда
Они не поедут в плацкартном вагоне,
Предпочитая пестрые проблески моря,
Которое им отчего-то мерещится
В миг возрождения тьмы.
5. 04. 2004
ТАК МОЖЕТ БЫТЬ СТОИТ ОПЯТЬ?
Когда что-то щелкает
Там, за пределами внешнего круга
В созвучии брошенных звезд,
В амальгаме ненужных идей
Когда начинаются заново
Старые песни Аркады,
Где бродят беззвучно слоны,
Пожиратели сказочных птиц
Не стоит дремать в тишине
И надеяться на снисхожденье
Суровой мадонны.
Она никогда не простит
Кокетства засохшей реке
И задумчивых танцев на склоне
Горящего города. Кстати,
Вчера в полночь дня
Из сонной страны Вордельен
К нам опять прилетели
Не слишком знакомые гости
С пустым чемоданом. И вновь
В бессвязном, безудержном вальсе
Согнулись четыре форели
Надеясь попасть на крючок
Господина Воды
Летят кочегары
Поют хоровые капеллы
Проходят столетья, секунды
И полузабвенные дни
Так может быть, стоит опять
Приоткрыть дымовую завесу,
И бросить на дно океана
Сундук с вертикальным огнем?
1. 04. 2004
СИНКОПИРОВАННЫЙ СОНЕТ
1
Нон-стоп звонили два мобильника
The Wall загадочно молчал
За виадуком у могильника
Согбенный жираф Лю мычал
Потертый эскулап листал газету
И говорил двоюродной невесте
Упавшей в обморок
Hi, give me up!
Он повторял, он повторял
Он повторял без кровной мести
Упавшей в обморок двоюродной невесте
Морг закрывался на обед
Фантом чинил велосипед
На склоне улицы Марата
Подрались ласково три брата
Вдали взлетали три сардины
С поверхности испанской льдины
2
Выглядывая в окно
Ты не увидишь того, что хотел бы увидеть
В те годы, когда выглядывание в окно
Было своеобразным протестом
Против всех тех, кто считал
Что там
За окном
Ничего не может случиться такого
Ради чего
Cтоило бы стремиться
Мечтать, желать и хотеть
Высовываться в окно
Наверное, правы они
Однако, как ни крути
В их жизни
Никогда ни черта не случилось такого
Сверхординарного
Сверхнеобычного
Сверх.
В общем, на самом деле
Ни хрена такого у них не случилось
И поэтому им навсегда ни к чему
Стремиться к окну
Тянуться к окну
Рваться к окну
Ради того, чтобы потом
Прочувствовав скользкую долю секунды
Понять, что настал
Тот самый момент
И что пора
Что сейчас
Что теперь
И что более тянуть уже невозможно
И что нужно
Немедленно и оперативно
И что нужно, что нужно, что нужно
Как можно скорее
Высунуться в окно!
Покуда его никто не закрыл!
Кода марта 2004