Текст книги "Неизданные записки Великого князя (СИ)"

Автор книги: Анатолий Подшивалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Орудие 75/27 аналогично нашей трехдюймовке, но в 2 раза легче, удобнее в обращении и может стрелять с возвышением ствола 65 градусов на 10 верст. Ко всем орудиям и пулеметам запас боеприпасов на 4 месяца активных действий. За это время мы поймем, полезно это оружие для нас или нет. Если полезно, мы можем заказать еще, если нет, то эта поставка нас ни к чему не обязывает – платить за нее не надо. Инструкторам-итальянцам, обучающим наших пилотов и механиков, тоже платить не надо – им платит фирма ФИАТ, выпускающая эти аэропланы. От нас только требуется предоставить им достойное жилье и питание.

Заказ оружия у итальянцев можно делать в кредит и начать расплачиваться за него через 2 года. Если мы за это время не выиграем кампанию, то никуда не годимся. Предложения по кредиту и прейскурант здесь – я передал папку с бумагами командующему.

– А как же и чем мы будем расплачиваться через два года?

– Золотом.

– А кто нам его принесет? Хорошо Колчаку, ему Каппель принес на блюдечке половину Имперского золотого запаса.

– Золото нам принесут большевики.

– Как большевики, вы что, из них мыло собираетесь варить, адмирал? – спросил меня Краснов.

– Боюсь, мыло вонючее получится, прогорит мыловаренный завод. Позвольте я подам через два месяца записку со своими соображениями по этому вопросу: где нам взять золото через два года.

– А как вы уговорили итальянцев на столь выгодные условия?

– Большевики помогли, да еще местные анархисты с коммунистами.

– Опять вам большевики помогли – засмеялся Краснов – И чем же они вам помогли.

– Я ими напугал итальянцев, а еще больше их пугают свои левые. Они бастуют на заводах, призывают к неповиновению властям. Вот я и сказал королю и высшим сановникам королевства абсолютную правду: что мы, борясь с большевизмом здесь, защищаем их детей и внуков от этого самого большевизма. И то, что итальянские левые – реальная угроза, я и сам убедился: они чуть не утопили мой транспорт с оружием. Я сам находился на борту и был в самой гуще событий.

– Вы плыли на транспорте?

– Да, практически на ящиках с оружием и как не следили боцманы, старший офицер и я, анархисты все же заложили бомбу.

– Хорошо, потом как-нибудь поделитесь деталями. Скажите, что вы собираетесь делать дальше?

– Если не будет других приказаний, то я, как шеф авиации и флота, хотел бы попросить оставить за собой все аэропланы и оборудование к ним и организовать школу прицельного бомбометания, а также оставить за собой 10 пулеметов, 10 трехдюймовок и 3 шестидюймовки из привезенных мной, с боеприпасами, разумеется.

– Что это за бомбометание и зачем вам шестидюймовки, уж не на аэропланы вы их собираетесь ставить, Александр Михайлович.

– Прицельное бомбометание – это как одной 4–5 пудовой бомбой попасть в паровоз бронепоезда, вооруженный пароход или штаб противника. Орудия мне нужны для речного монитора по типу "Мерримака"[72]72
  два бронированных и вооруженных артиллерией речных судна, сражавшихся друг с другом (безрезультатно) во время войны северных «Монитор» и южных штатов «Мерримак». Первый дал название классу таких судов, а Сандро хочет построить что-то по типу «Мерримака», блиндированного железнодорожными рельсами.


[Закрыть] южной конфедерации. Для этого мне нужен еще и мощный речной буксир, монитор у меня будет несамоходный, зато очень сильно вооруженный – двойная плавучая батарея. Поэтому прошу полномочий для привлечения инженеров-судостороителй и рабочих в Новороссийске или других городах ВСЮР. Действия планирую по Волге, как тольк наши войска ее достигнут в пределах Врлгодонской железной дороги, что позволит привезти материалы для постройки и вооружение.

– Хорошо, вы получите необходимые полномочия. Будем считать это особым секретным проектом. А сейчас отдыхайте, вас поставят на довольствие и определят на квартиру.

Перед тем как поехать по указанному мне адресу, я зашел к инспектору авиации генерал – майору Кравцевичу и узнал, что он уехал в Новороссийск принимать прибывших авиаторов и аэропланы. Что-то мне подсказало, что надо ехать туда самому и я не ошибся. Прибыв в порт, я узнал, что Кравцевич своей властью разделил итальянцев по 1–2 аэроплана во все авиаотряды и они уже готовы уезжать. Своей властью я отменил приказ, нашел Кравцевича и сказал, что по распоряжению Деникина все авиаторы, аэропланы, запчасти и даже бочки с бензином поступают в мое распоряжение. Не для того я это с риском для жизни привез, чтобы все разбазарить по частям, без толку. Пока я попросил его сосредоточить отряд в одном месте – а именно в Екатеринодаре.

– Где же я найду столько квартир для постоя?

– Вы предлагаете решать это мне или, может быть, Главкому? Сами решите и чтобы все довольны были!

Посмотрел на пирс, как выгружается техника и пришел в ужас. Все напоминало какой-то базар, Скакали конные, тарахтели повозки и урчали грузовики. Прямо из под крана, без всяких накладных и бумаг, все грузилось и увозилось в неизвестном направлении. Какая-то партизанщина, у красных порядка больше – я вспомнил Задорожного.

Я скинул плащ, чтобы были видны погоны и поймал какого-то лихого подпоручика, распоряжавшегося погрузкой пулеметов и ящиков с патронами на грузовик.

– По какому праву грузите? Кто приказал? Фамилия?

– Поручик Петров, согласно распоряжению полковника Метлицкого.

– Кто такой Метлицкий и где он?

– Вон он стоит. Начальник тыла дивизии

– Господин полковник! По какому праву грузите? Кто приказал? Из тыла позвонили, говорят пришел пароход, бери, что надо. Накладные есть?

– Что вы, какие накладные? У нас война, война все спишет, без накладных.

Я заметил, что никакой охраны у ящиков нет. Никаких тыловиков тоже. Все походило на банальный грабеж. На рейде стоял итальянский крейсер, но итальянской охраны тоже не было.

– Я метнулся к дежурному по порту. Вы тут спите, а в порту красные. Тревога, в ружье!

Осовелый со сна поручик кинулся к сирене, Завопил ревун, из будки высыпало до десятка солдат с унтером.

– Грабят груз, а вы спите, черти. Все доложу командующему под трибунал пойдете!

Бегом марш! Занять оборону у ящиков! Оружие к бою! Солдатики заклацали затворами и рысью потрюхали за мной.

– Добежав до ящиков, я выстрелил из нагана в воздух и скомандовал:

– Сгружай все назад или пойдете под трибунал за мародерство. Считаю до трех, после этого открываю огонь.

– Взвод заряжай! Товсь! Огонь на счет "три"

– Раз: все застыли и смотрят…

– Два: кое кто положил ящики на землю.

Три! Огонь поверх голов!

Треснул десяток выстрелов. Вот тупые! Я же скомандовал: поверх голов.! А так – двое на земле, но похоже, живые!

Теперь целься но ногам. Огонь по моей команде. И обращаясь к мародерам:

– Что, оглохли?! Клади все назад, или я не отвечаю за ваши дырявые головы!

– Что такое? Что за стрельба, – одышливо суетясь, появился какой-то толстый полковник. – Я начальник порта!

– Бывший начальник порта! Именем главнокомандующего вы арестованы. Ваше оружие, арестованный.

– Кто вы такой?

– Адмирал флота, Великий князь, шеф авиации и флота ВСЮР, доставивший груз, который вы дали разграбить. Следуйте за мной (оружия у толстяка не оказалось).

Пройдя в дежурку с арестованным и забрав у него документы, я спросил, на всякий случай, бумаги на груз: кто принял и кто и куда выдал. Ничего этого не оказалось, только длинный список на итальянском на полсотне листов, что ему передал предыдущий, уже сменившийся, дежурный по порту. После этого я позвонил в приемную Деникина.

– Антон Иванович, это Романов. Я вернулся в Новороссийск и застал полный бардак: доставленный мной груз без охраны, не принят должным образом, не складирован и уже больше чем на три четверти разворован. Я арестовал начальника порта, для того, чтобы разогнать мародеров мне пришлось поднять по тревоге дежурный взвод и не обошлось без стрельбы – два человека у мародеров ранены, надеюсь, легко. Мародеров под руководством начальника тыла дивизии полковника Метлицкого и подпоручика Петрова удалось разогнать. Но за полдня, что меня не было, другие мародеры в погонах растащили все, исключая разве что шестидюймовки (слишком тяжелые), но снаряды к ним похоже, тоже не все на месте. Я требую наказать виновных, начиная от дежурного по порту, на которого я оставил груз, начальника порта и вплоть до начальника тыла армии и его подчиненных, оповестивших по телефону своих людей, что, мол, доставили дармовое, бери что хочешь. Чем они лучше большевиков, которые тоже берут то, что им понравилось?

– Александр Михайлович, не волнуйтесь, все можно поправить, сейчас прибудут казаки и возьмут все под охрану. С тыловиками разберемся, похоже, они слишком разжирели – пора растрясти жирок в стрелковых цепях.

– Я остаюсь здесь до прибытия казаков. А потом уеду со своим авиаотрядом в Екатеринодар – этот дурак Кравцевич уже было растасовал итальянцев по 1–2 аэроплана по всем отрядам. Стратег, черт его побери! Еще и говорит, мол, у меня на всех авиаторов квартир в Екатеринодаре нет. Вот пусть и отдаст свою, а я свою. Мне все равно, а этот терпеть не будет – вот быстро и жилье сыщется.

Я вернулся на пирс. Солдаты сидели на ящиках и курили, увидев меня вскочили. Прекратить курево! Здесь динамит! Жахнет так, что яйца до Стамбула долетят! Солдаты быстро затоптали цигарки.

Я подошел к борту транспорта. Наверху у трапа маячил вахтенный. Я крикнул ему, он узнал меня:

– Эччеленса!?

– Позови капитана. Он понял слово "капитан" и я увидел над бортом знакомую физиономию в капитанской фуражке:

– Это вы, адмирал?

– Я, как видите. Позвольте подняться?!

– Прошу вас.

– Капитан, что произошло, когда я уехал, был ли выставлен караул?

Сначала пришел офицер с солдатом. Наш суперкарго[73]73
  Второй помощник капитана, отвечающий за груз, его выгрузку и прием в том числе


[Закрыть] подал ему коносамент на груз. Он повертел его. и оставил солдата на часах. Потом пришел и махнул рукой, чтобы выгружали. Суперкарго понадеялся, что офицер будет принимать груз, но он ушел. Мы выгрузили полтрюма и все аэропланы (они были сверху). Тут приехали какие-то люди и стали грузить ящики на автомобили и повозки. Авиаторы не дали растащить их ящики, но все остальное хваталось без разбора, часто ящики падали и разбивались, а люди в погонах начинали растаскивать по отдельности их содержимое. Суперкарго метался между ними, но они его не понимали или делали вид, что не понимают. Ужасная картина, настоящее варварство. Так растащили половину выгруженного, хватали груз прямо из-под крана, как дикари! А потом я распорядился прекратить выгрузку.

– Напишите по-итальянски объяснительную поподробнее и про варварство укажите тоже. Офицера сможете опознать?

Потом я пошел к авиаторам. Кравцевича и след простыл. Летчики и техники, пригорюнившись, сидели на ящиках. Похоже, многие уже пожалели, что приехали в эту дикую страну. Спросил их, ели ли они, оказалось, что нет. Ничего, сейчас прибудет надежная охрана и я вас покормлю в каком-нибудь трактире. Подошел Серджио:

– Господин адмирал, у вас в России всегда так?

– Серджио, раньше был порядок, сейчас так, как ты видишь, даже у белых. Что творится у красных, тебе лучше не видеть, мой мальчик.

Потом прибыла полусотня казаков во главе с хорунжим. Я расставил их по местам: на пирсе и у разобранных аэропланов. Авиаторов я отправил на транспорт пока не придут грузовики из Екатеринодара: пусть отдохнут и подкрепятся, да и сам я пойду. С борта все видно. Хорунжий вроде не дурак: сам велел станичникам не курить – бомбы тут. Арестованного полковника я тоже оставил под его охраной, сказал, что арестован он по приказу Главкома, сбежит – значит, отвечать придется перед Главкомом. Дежурного поручика, забрав у него документы, тоже оставил под караулом, но своих же солдат – попустительствовал грабежу и спал на посту. За стол посадил унтера и сказал, что теперь он – дежурный по порту, связь держать с хорунжим, при появлении мародеров – применять по ним оружие после предупредительного выстрела вверх.

Я поднялся к капитану, попросил стакан рому, выпил и тут же на диване заснул. Утром меня разбудил капитан:

– Адмирал, приехали грузовики и какое-то начальство.

Я спустился по трапу и пошел к прибывшим. Оказалось, появился Кравцевич с грузовиками. Летчики и техники, спустившись с транспорта помогали солдатам грузить имущество. Остался бензин, масло, патроны к пулеметам, палатки, кое-какой тяжелый инструмент. Хорошо, опять оставим под охраной, а потом заберем, только палатки надо взять все и сразу ставить. Боюсь, что ангаров там нет. Наконец, все погрузились и уехали. Два казака остались стеречь бочки.

А вот тыловики не шевелятся, пока грузились, уже полдень. Да и контрразведка тоже не шевелится. Пойдем звонить. За столом сидел новый дежурный. Увидев меня, он живенько вскочил, отдал честь, представился и отрапортовал. Вольно, прапорщик! Соедините с контрразведкой. Прапорщик побледнел, но быстро подал мне трубку:

– Адмирал флота Романов, шеф флота и авиации ВСЮР, а почему вы не представились?

– Так, значит, поручик Зайцев. Посмотрим, какой вы поручик. У меня тут арестованный, согласно приказу Главкома мародер и расхититель, предатель Белого Дела, томятся со вчерашнего дня. Вы в курсе? Нет. Очень жаль. Срочно приезжайте и заберите, а то адмиралу только и дел как за контрразведку работать, зажирели тут, в тылу.

Минут через двадцать у пирса остановилась пролетка с поручиком. Он было собрался уже уезжать с арестованным, но я его окликнул:

– Поручик вы давно в армии, службы не знаете, на фронте были?

Поручик резвенько подбежал и представился.

– Примите у дежурного по порту как положено.

Похоже ни тот ни другой не знали, как положено.

– Дежурный по порту, где у вас книга дежурного, где вы расписывались когда принимали дежурство.

Появилась книга с однотипными записями такой-то слал, такой-то принял, происшествий нет.

Как это нет, тут у вас стреляют, на пирсе воруют груз. Полковник арестованный сидит, прошлый дежурный был отстранен и арестован, а у вас все в порядке, может у вас арестованный вам дежурство сдал.

– Да, – красный как рак, ответил прапорщик, я не знал…

– Угу, значит вы у арестованного дежурство приняли и домой его отпустили. Похоже, поручик Зайцев, у вас еще один задержанный. Да нет, не прапорщик, он тоже ответит, но вместе с унтером, а прошлый дежурный, который тут все проспал и сбежал, подставив товарища.

Ну, думаю, он далеко не уйдет, дрыхнет в постельке с мамзелью под боком.

Так, прапорщик, изображайте все как есть: адмирал Романов задержал начальника порта и (документы прилагаются и сданы в контрразведку) при разграблении ценного груза, что нанесло ущерб боеспособности ВСЮР и содержит признаки измены Белому Делу.

Далее: арестованного сдал и принял – подписи

Расписались. Далее написал я, чуть выше предыдущей записи: "Несение службы проверил Оценка: неудовлетворительно. Дежурный по порту подпоручик – как его фамилия, арестован и отстранен от несения службы за служебную халатность-попустительство грабежу и сон на посту". Я тоже расписался[74]74
  Похоже, что Сандро тоже службы не знает: дописывает в журнал записи выше, а вообще-то арестовав дежурного и оставив за него унтера, должен оставить запись о наложении взыскания и дождаться его внеочередной смены. Да и вообще вся эта история с разграблением груза во многом на совести Сандро: он должен был убедиться, что пирс взят под охрану, прибыл уполномоченный с документами на прием груза. Вместо этого он помчался в штаб докладывать о своих успехах, что можно было сделать на час-два позже. Хорош и капитан – начал выгружать груз на разграбление, а должен был прекратить при первых признаках и вызвать морпехов с крейсера охранять, чтоб не раздербанили. Несколько обеляет Сандро его представление о Добровольцах как о рыцарях в сияющих латах – «шевалье сан пер о сан репрошь», простите мой рязанский.


[Закрыть].

– А теперь забирайте арестованного, журнал – не забудьте дать расписку дежурному и начинайте расследование. Всего хорошего. Имейте в виду – проверю.

К вечеру появились тыловики, стали все принимать по бумагам, суперкарго ходил и тоже отмечал ящики белым крестом. Стали приходить грузовики и большие повозки, с одной из машин я уехал в Екатеринодар и завалился на свою квартиру. Оказалось у меня есть денщик Иван Егорович, моих лет, прошедший японскую с ЗОВО[75]75
  Знак отличия Военного ордена Святого Георгия – так в русско-японскую и ранее назывался Георгиевский крест для нижних чинов.


[Закрыть] за нее. Он было не поверил, что будет денщиком у Великого князя, да еще и полного адмирала, дяди царя. От рвения он все вычистил и выдраил, развесил мои вещи в шкафу, отутюжил парадную форму и вообще имел вид образцового служаки.

– Да погоди, Егорыч со своим "так точно", да "никак нет", говори просто "да" и "нет"

– Нешто я Устав не знаю, ваше императорское высочество, ваше высоко…

– С высочеством и превосходительством тоже погодим, можешь обращаться "господин адмирал".

– Вот почисти, пожалуйста, мою форму, пока я посплю. Кстати, а столуешься ты где?

– Денщики обычно при офицерах, а вам, господин адмирал можно при штабе, там для вас будет бесплатно или в офицерском собрании, там за деньги.

– Егорыч, я только приехал. А до этого под арестом у большевиков был. Цен нынешних не знаю: скажи, сколько здесь – и я показал ему свое жалованье адмирала за три с половиной месяца, что состою на службе плюс командировочные, столовые и прочие выплаты.

– Ежели с базара готовить, то месяца три-четыре можно безбедно жить, овощи-фрукты летом будут дешевые, молоко тоже. Если в собрании питаться – то на месяц хватит, в ресторане, тут уж как закажете, если с компанией и барышнями, может и не хватить.

– Ну, с барышнями погодим. Вот тебе половина – покупай продукты, готовь себе, а мне когда скажу, яичницу там с ветчиной и чаю соорудишь, хорошо? Готовить-то умеешь или кухарку наймем?

– Яишню и сам смогу, борщ иль щи сварить с мясом, кашу там, солдатскую пищу, значит, – это могу. А если барскую какую – извините, господин адмирал, не сумею.

– Ну вот и хорошо, мы на войне, а из солдатского котла, говорят, и сам Суворов питался. А чаю хорошего купи[76]76
  Про генералиссимуса много баек ходит. Это одна из них, но демонстративно пробу снимал, это командиру любого ранга положено, чтоб интенданты много не воровали. Кстати, генералиссимусу приписывают еще одно изречение, что интенданта после года службы в должности можно спокойно вешать. Реально же Суворову принадлежит сборничек лапидарных афоризмов «Наука побеждать», только науки там никакой нет


[Закрыть].

– Я проспал целый день, утром встал, принял ванну, побрился (Егорыч согрел воду).

Посмотрел на себя в зеркало – вроде ничего отдохнул, кругов под глазами нет. Егорыч вычистил и отутюжил мой старый мундир, начистил сапоги до зеркального блеска.

В штабе у дежурного офицера я узнал, где находится служба тыла и контрразведка, можно ли поесть и как мне добраться до аэродрома. Дежурный, расторопный штабс-капитан, рассказал, где что находится и позвонив куда-то сказал, что машина в моем распоряжении через час и до момента, когда я отпущу шоффэра, а пока я могу позавтракать – он рассказал, где столовая.

На аэродроме я увидел стоящие в ряд итальянские палатки, в них уже суетились техники, собирая аэропланы. Я увидел Николая Кетлинского, он уже стал штабс-капитаном. Я подошел к нему:

– Господин штабс-капитан!

– Александр Михайлович, как я рад вас видеть, – мы пожали друг другу руки.

– Поздравляю с очередным чином! Растете не по дням, а по часам. Наверно, уже начальник отряда? Пока нет? Ах, занимаетесь летной подготовкой! А поучаствовать в подготовке пилотов на прицельное бомбометание хотите – у меня свой отряд, вот аэропланы привез, собираем. Пойдемте. Я вас коллегам представлю. Вы по-итальянски говорите? А по – фанцузски? Ладно, найдете общий язык…Мы подошли к итальянцам:

– Господа, русский ас, штабс-капитан Кетлинский

Ну вот знакомство и состоялось. Через некоторое время я увидел, что они разговаривают на авиационном языке: показывая ладонями эволюции аэропланов, хлопая друг друга по плечам и улыбаясь. Пилоты – они как дети! Потом все гурьбой отправились в палатку ангар – хвастаться аэропланом. Я спросил Серджио, как их разместили и где они питаются. Живут так – техники в палатках у аэропланов, пилотов разместили в избах по три человека в доме. Спят на соломе, постелив на нее брезент и укрываясь меховыми куртками. Горячей воды нет, но есть клопы.

Еду привозят в больших баках, она холодная и невкусная. Чай, если эту водицу можно назвать чаем, тоже холодный. Кофе нет совсем.

Я обещал что-то улучшить с их бытом. Потом увидел Кетлинского. Он сиял: машина – зверь, 220 сил, потолок 6 км.

– Штабс-капитан, пойдете опять в школу учиться на новую технику, а потом других учить как надо бомбить с пикирования, а еще и летать на такие бомбежки красных позиций, бронепоездов, пароходов и прочего?

– Конечно, если такой аэроплан дадите, куда угодно поеду и полечу.

– Кетлинский, а где вы живете и столуетесь?

– А каждый сам по себе, жалованье позволяет либо стряпать самому, либо в жидовский шинок (не рекомендую – отравят вчерашней стряпней), либо у молодухи-стряпухи прижиться. Кто семейный – тому проще.

Я все понял, сел а дежурное авто и поехал в штаб. Там записался на прием к Главкому.

К Деникину я попал через три часа. За это время я успел посетить управления тыла и узнать, что мой груз, вернее, что от него осталось, принят, оприходован и отправлен на склад. Я выписал необходимые мне для нужд особого отряда адмирала Романова 10 трехдюймовок, 3 шестидюймовки, снаряды к ним половина – фугасные, половина – шрапнель, 10 пулеметов Максим. Спросил, есть ли рельсы, котельное железо, Брус и пиленая доска дюйм и два дюйма – обещали узнать. Спросил, сколько жалованья получает состоящий на службе ВСЮР инженер и мастеровой высокой квалификации, сколько чернорабочий. Оказалось, что рельсы есть, но некондиция (я сказал, что и такие пойдут) Железа мало, но поищут. Брус и пиломатериалы есть, но мало.

У Антона Ивановича я пробыл долго. Во первых, он сказал, что крайне редко награждает офицеров в эту войну, делая исключение лишь для солдат. Но, как ему стало известно, я самоотверженно делал все для спасения груза, столь необходимого Белому Движению при взрыве в трюме и затем при прохождении проливов, а также способствовал наведению порядка, не останавливаясь перед крайними мерами и подвергая себя опасности, тогда как мог бы с комфортом расположиться на крейсере (и тогда бы груз не дошел). За эти заслуги он своей властью награждает меня Орденом Святого Георгия 4 степени. Главком приколол на мой китель белый эмалевый крестик на Георгиевской ленте, мечту любого офицера, свидетельство его личной храбрости перед лицом смертельной опасности, что помогло выполнить задачу и добиться успеха.

Я поблагодарил за доверие и сказал, что расцениваю эту награду как аванс за то, что я еще сделаю для достижения победы. Где-то в глубине души я понял, что Деникин как бы откупается орденом за то, что его подчиненные, по сути, разворовали груз, который я с таким трудом доставил. Единственным утешением было то, что пулеметы, наверно, будут использованы в деле против противника, а не обменены на сало у станичных атаманов.

Я узнал, у кого мне получить деньги на строительство и оборудование школы, сказал, что аэропланы стали собирать и через месяц мы покажем, на что они способны. Только для того, чтобы летчики показали, на что они способны, их не нужно селить на полу по трое в мазанках с клопами и кормить горячей едой и вкусно. Это не барская блажь, а требование авиации – голодный и не выспавшийся летчик потеряет сознание при пикировании и воткнется в землю. Поэтому надо увеличить нормы на питание летчиков и размещать их в нормальных условиях. Вот здесь я набросал проект устройства быта летчиков. Очень жаль, что генерал Кравченко этого не понимает.

Потом я пообедал при штабе и отправился домой – сочинять смету на авиашколу.

.

На всю это ушло два дня. Наконец, проверив цифры и увеличив все на 20 процентов и введя графу непредвиденные расходы в те же 20 %, бумаги можно было подписывать у командующего, а потом подавать в тыл. Как ни странно, мои расходы были утверждены, и, получив чековую книжку на утвержденную сумму, я посетил своих авиаторов и убедился, что быт их налажен по моему проекту – их всех поселили в свежепостроенной казарме, техников по двое в комнате, летчиков – по одному, с душем, работающем постоянно и баней по субботам. В столовой было чисто. Пищу готовила кухарка, довольно вкусно, насколько это было возможно при не очень щедрых кормовых суммах. Итальянцы были довольны, через 2 недели они собирались начать облетывать свои аэропланы, только генерал Кравченко теперь смотрел на меня волком – видимо, ему досталось.

Сроки были вполне реальные, части ВСЮР уже были под Царицыным и были более многочисленны и лучше вооружены, чем после неудачных и кровопролитных штурмов 1918 г. У белых было достаточно бронепоездов – полтора десятка только в этом направлении (у красных, правда, тоже не меньше) – разветвленная сеть железных дорог способствовала действиям бронепоездов или, как здесь их называли, бепо[77]77
  Аббревиатура от Б По то есть «бэ» «по», – бронированный поезд, прижилась в у обеих сторон и произносилась как «Бепо»


[Закрыть].

Через две недели в авиашколе уже вовсю кипела боевая подготовка. Летало сразу два новеньких аэроплана, имитируя заходы на цель и проводя бомбометание чугунной "чушкой" в пять пудов весом. Бомбы ложилась практически в центр круга с отклонением не более 7–8 метров, чаще – менее 5[78]78
  Может показаться фантастическим для пикировщиков Пе-2 и «Штука», но там скорости другие, чуть помедлил или поспешил – вот и промах на 50 м


[Закрыть], то есть, как это делал летчик Ефимов еще в 1912 г… Летчики выглядели довольными и с интересом наблюдали за тренировкой. Среди них я увидел Кетлинского и еще трех русских офицеров-летчиков. Подошел к ним:

– Нравится? Хотите научится?

Николай ответил, что тоже так умеет, остальные сказали, что хотят учиться.

– Ну вот и хорошо. Пишите рапорта на мое имя о переводе в школу бомбометания. Сначала будете осваивать итальянскую технику, потом бомбы бросать.

Кетлинский ответил, что хотел бы такой аэроплан, а показать иностранцем как русские бомбы в цель кладут, он сам может. Подумаешь по неподвижной мишени… Ты в паровоз попади, вот тогда и ясно будет, какой ты бомбометатель.

– Штабс-капитан, давайте иностранцам класс покажем. Возьмем грузовик, прицепим к нему телегу с мишенью диаметром метров 5, возьмем 200-метровый трос и пусть грузовик буксирует мишень. Попадете болванкой в мишень?

– Телег не напасемся. Можно просто щит тащить пятиметровый – попаду.

Ну, покажите класс.

И Кетлинский ушел. Скоро он подогнал авто к нему привязали наспех сколоченный шит. Шофер потренировался тащить его по прямой, имитируя паровоз на скорости 20 км в час (больше пока не надо, а то щит сам собой развалится). Потом Кетлинский вернулся и сказал, что аэроплан готов и к нему прицеплена двухпудовая болванка (стандартная бомбовая нагрузка его аэроплана).

Когда аэропланы приземлились, я объявил присутствующим, что сейчас они увидят упражнение в бомбометании по движущейся цели.

Автомобиль отъехал на край поля, натянул трос и замер, дожидаясь, когда взлетит Кетлинский.

Вот аэроплан набрал необходимую для пикирования высоту и авто тронулось, за ним на тросе, поднимая клубы пыли, резво потащился щит-мишень. Кетлинский зашел на цель, полого спикировал, мы увидели как отделилась болванка и полетела по траектории за мишенью. Казалось, что "бомба" упадет за мишенью, но она воткнулась в щит, разбив его в щепки.

– Браво, брависсимо! – закричали итальянцы! Когда Кетлинский вновь появился на стоянке, пилоты кинулись пожимать ему руку и хлопать по спине. Я понял, что они тоже хотят попробовать. Интересно, итальянцы уже немного говорили по-русски. Смешно говорили, но понять их было можно! Я тоже поздравил его и спросил, не передумал ли он перейти в школу, заместителем начальника школы и старшим инструктором русских курсантов, категорию я попытаюсь выбить подполковничью…

Пока я размышлял, итальянские техники соорудили фанерный щит и потащили его к автомобилю. Кетлинский пошел с ними: все же машина – его.

До конца дня превратили в щепки все ненужное дерево, что есть в округе, на радость кухонной прислуге – знай, собирай себе дрова. Итальянцы иногда промахивались по движущейся мишени, но не более десятка метров, так что я был спокоен за авто и водителя. Потом пошло лучше и почти все бомбы попали в цель. Теперь они хотели увеличить скорость до 30–40 км, но дерева больше не осталось – я уже стал побаиваться как бы они в задоре не стали разбирать казарму, но тут начало темнеть и полеты прекратились. Все пошли в столовую, живо обсуждая новое развлечение. Я поужинал с пилотами, вновь остался доволен чистотой и качеством пищи, спросил об этом же Серджио. Он ответил, что все хорошо, им здесь нравится, русские авиаторы – отличные ребята и летают здорово, даже на том, что летать не должно. Я поговорил с другими итальянцами (все хоть немного, но говорили по-французски) и получил то же мнение. Серджио пользовался у них уважением, кроме того, он уже лучше всех говорил по-русски и я решил сделать его замом по летной подготовке с итальянской стороны, то есть старшим над итальянской командой. Спросил его мнение, он согласился, но пусть все итальянцы проголосуют и если у кого что есть против, выскажутся. Я объявил об этом пилотам и при одном из техников против, Серджио был выбран старшим итальянской команды (формально он и так был шеф-пилотом, но я знал, что такую же должность занимали еще два летчика из 6, причем оба были старше Серджио по возрасту года на 3–4, но не воевали как он – лейтенантом в армии был только Серджио). Я спросил Серджио, не хочет ли он поступить на службу офицером в русскую армию: поручика, то есть старшего лейтенанта ему дадут сразу, а потом он может дослужиться до подполковника, именно такой чин по должности я собираюсь ввести для него и Кетлинского.

Серджио согласился, я увидел, что у него заблестели глаза и понял что парень честолюбив, ну что же, для офицера это не недостаток, а скорее плюс. Тогда я попросил его написать рапорт на мое имя по-французски с просьбой принять его на русскую военную службу.

Вернулся я за полночь, Егорыч напоил меня чаем с баранками и я лег спать.

Наутро пошел в штаб докладывать результаты Командующему, записался на прием через два часа, зашел к генералу Кравцевичу, поблагодарил его за заботу об отряде и сказал, что можно показывать аэропланы и летную выучку инструкторов командующему. Сказал, что Кетлинский написал рапорт о переводе в школу бомбометания и попросил отпустить – он талантливый летчик, ему надо расти и учить других. Кравцевич сначала надулся, что-то соображая, а потом, когда я объяснил, что успехи в подготовке показа будут его (а в успехе я не сомневаюсь), со всем согласился и вызвался все устроить в лучшем виде. Я сказал, что нужно сделать для генералитета трибуны под навесом, так чтобы было видно летное поле, в том месте, где обычно пилоты сидят просто на траве или досках. Потом надо сделать большое количество мишеней, обеспечить трос и пару автомобилей для буксировки (буксировать будет одно авто, а другое в резерве на случай "генеральского эффекта"[79]79
  Непредвиденные обстоятельства, случающиеся при визите большого начальства. Возникают на пустом месте как бы из ничего.


[Закрыть] если одно авто вдруг заглохнет). Ну и что еще Кетлинский и итальянец Серджио Грацци скажут (они мои заместители по школе).

Деникин меня принял, я рассказал, что в летной школе все продвигается успешно и через 2–3 недели можно устроить показ работы аэропланов для генералитета. Будет такое, чего они никогда не видели, даже в цирке. Я хотел узнать, удалось ли вернуть разворованное имущество и какие отзывы о боевом применении итальянского оружия. Деникин ответил, что не знает, но отдаст приказ в артуправление подготовить справку-доклад. Еще я попросил подписать приказ о переводе штабс-капитана Кетлинского на должность заместителя начальника авиашколы бомбометания (он тоже будет участвовать в показе и мне нужен формальный повод, чтобы его в этот момент не отправили куда-то с заданием) с Кравцевичем я перевод штабс-капитана уже согласовал. И еще – рапорт о приеме на русскую военную службу отставного лейтенанта авиации Серджио Грацци вторым заместителем начальника авиашколы по летной подготовке в звании поручика. Деникин рапорта подписал, теперь можно отдать их в приказ. Я поблагодарил Главкома и вышел.

Прошла еще неделя. Кравцевич притащил гору горбыля из которого солдаты сколачивали мишени, а летчики разносили их в щепки. Он сам удивился, как ловко у них это получается, причем даже на скорости в 40 километров, реальной скорости движения бепо на этом театре военных действий. Серджио присвоили звание, он получил обмундирование и по этому поводу мы обмыли звездочки. Совать их в стакан с вином я побоялся[80]80
  Офицерский обычай «обмывать» звездочки при получении нового звания. Тостуемый выпивает напиток и должен поймать звездочки губами.


[Закрыть], как бы не проглотил с непривычки, не хватало мне проблем накануне показа. Форма сидела на нем ладно, вот только сапоги были страшноватые и на два размера больше, чем надо. Из своих денег я попросил Егорыча что-то присмотреть более приличное и на следующий день он приволок нормальные, слегка ношеные сапоги как раз по размеру ноги новоиспечённого поручика.