Текст книги "Ключ к Бездне (СИ)"

Автор книги: Анатолий Михавкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

   КЛЮЧ К БЕЗДНЕ.

   ПРЕДДВЕРИЕ.

   Конец месяца для меня – самое гнетущее время, навевающее тоску и непреодолимую депрессию. И дело вовсе не в том, что большие числа в календаре вызывают мысли о бренности всего сущего и близости смерти. Это -чисто философский подход, а я вовсе не стремлюсь примерять лавры Канта и прочих, ему подобных. Дела обстоят намного проще, жизненее и трагичнее, с моей индивидуальной точки зрения. Конец месяца – это время, когда финансы с распевания романсов переходят к утробному завыванмю похоронных маршей. Деньги, полученные в начале месяца успели давным-давно перейти в область виртуальной реальности, противоестественно спариваясь с получившимися долгами. В результате этого кровосмешения получается нечто, настолько отвратительное, что даже самые жуткие монстры Голливуда, при виде подобного, прячутся кто куда.

   В последних числах месяца супруга окончательно теряет ко мне интерес, посему все чистосердечные предложения об исполнении супружеского долга встречаются с холодным недоумением, словно я обратился с подобным предложением к абсолютно незнакомой женщине. В связи с вышеизложенным, определённые органы начинают здорово опухать и зверски ныть. Поскольку любовницы (по той же злосчастной причине отсутствия лавэ) у меня нет, приходится терпеть все неудобства семейной жизни до следующей зарплаты. В то же время жена, не испытывая никаких неудобств по этой части, целыми утрами, днями, вечерами и ночами занимает эфирное время нашего телефона, трепя языком с некими загадочными подругами. Самое интересное, за время разговора имя подруги может изменяться несколько раз, точно на противоположном конце провода повисло целое подразделение женского батальона. Впрочем, иногда супруга оговаривается, именуя подругу котиком. Всё это, плюс молчащая трубка, когда я подхожу к телефону, наводит на грустные, но совершенно непроверяемые подозрения.

   Дочка сидит перед телевизором и сосредоточенно обгрызает соску, наблюдая за мельтешением клипов на экране. Пытаясь отвлечь её от этого занятия, ты рискуешь навлечь на себя праведный гнев несправедливо обиженного младенца, выражающийся в постукивании погремушкой по черепу обидчика и пронзительном верещании. Всё это означает, что прикасаться к пульту строго настрого запрещено.

   Старый комп, изредка покидая состояние глючной фрустрации, немедленно оккупируется разлюбезной супругой и все попытки выселить её из весёлых ферм и прочей социальной хрени натыкаются на звериный оскал слабого женского существа. При этом жена продолжает свои беседы, пытаясь убедить меня, дескать в её роду некогда был кто-то, с именем Юлий.

   Но хуже всего становится, когда делаешь попытку заглянуть в холодильник. Возможно в бесконечном социуме существуют некие поклонники абсолютной пустоты, обожающие созерцать вместилища, освобождённые от содержимого, но я к их числу, не отношусь. При наблюдении холодильного нутра мне больше всего нравится зрелище лоснящихся боков колбас и блестящих банок, заполняющих его до отказа. Вот это радует меня, а мой желудок доводит до почти религиозного экстаза. К сожалению дни, когда я мог без помех любоваться чем-то подобным, ушли в далёкое светлое прошлое. В довершение этой неприглядной картины за окном непрерывно моросит мелкий ноябрьский дождь, угрожая в ближайшее время произвести метаморфозу, обратившись в столь же мелкий и противный ноябрьский снег. От подобного великолепия становится настолько мерзко, что хочется срочно нажраться, но выполнить сие невозможно по той же, трижды проклятой причине отсутствия денег.

   Остаётся слоняться из угла в угол, постоянно натыкаясь на одного и того же таракана, сидящего на стене с самым что ни на есть унылым видом и, столь же уныло, шевелящим усами. Убегать он, определённо, не собирается понимая, насколько малой угрозой я являюсь в данный момент. Получается некий замкнутый круг: окно, за которым, в сгущающихся сумерках, падают мелкие капли холодного дождя; жена, с трубкой телефона в одной руке и с сигаретой в другой, которая мурлычет: конечно же, котик, то есть, Любочка и печальный таракан, понуро переступающий с лапы на лапу.

   От всего этого хочется вздёрнуться, но точно знаю: этой радости никому не доставлю!

   Жена докурила сигарету и сказала томным голосом:

   – Ладно Верунчик, до завтра. Целую.

   После этого трубка вернулась на свой насест, а жена отправилась в наш совмещённый санузел с неизвестной сверхзадачей. В тот же момент телефон оглушительно мяукнул и супруга, опрометью, вернулась обратно, попутно едва не затоптав меня.

   – Алло, – сказала она и её пухлое лицо отразило разочарование, – привет и тебе, как там Зинка? Нормально? Чё тогда не звонит? Ага понятно, а я и забыла совсем...А чё ты хотел? Кого? На кой хрен он тебе нужен? А мне интересно. Ладно, сейчас дам.

   Из отдельных реплик я понял: разговор предстоит со мной. Звонил, как не трудно было догадаться, Фёдор – муж сестры моей дражайшей супруги. В родственных обозначениях я ориентируюсь не слишком хорошо, поэтому, кем он мне приходится. представляю достаточно смутно. Может – шурином, может – деверем, хрен их разберёт. С Фёдором у меня были довольно-таки натянутые отношения. Я никогда не мог найти с ним общих тем для разговора, а он, как мне казалось, слегка (а может быть и не слегка) презирал меня, считая неудачником. У него самого всё всегда получалось и это давало жене лишний повод поворчать: А вот Фёдор...А вот у Фёдора...Этим она доводила меня до белого каления и не вызывала особо добрых чувств к предмету сравнения.

   Поэтому к телефону я подошёл, имея в душе кислый коктейль из недоумения и нежелания вести беседу, способную испортить и без того поганое настроение. Ольга плюхнулась на стул у окна и уставилась на меня взором голодной анаконды так, словно я должен был заранее предупредить её о содержании предстоящей беседы.

   – Я слышал, ты сейчас в отпуске, – без какого бы то ни было приветствия начал Фёдор и в его сонном голосе промелькнули нотки нетерпения, – долго ещё собираешься задницу просиживать?

   – Да я, собственно, только начал, – промямлил я, несколько удивлённый подобным

  вступлением; осведомлённости родственничка я не слишком поражался: всё, известное жене тотчас становилось предметом обсуждения с её сестрицей, – три дня отдохнул, ещё двадцать семь в запасе.

   – Великолепно! – в голосе Фёдора прозвучало откровенное ликование, -это именно то, что надо. Денег хочешь подзаработать?

   – Что? – поперхнулся я, – Чего сделать?

   – Лавэ накосить, бабла срубить! – рявкнула трубка так, что у меня в черепе забренчало, – вынь бананы из ушей!

   – А, денег заработать, – уныло протянул я, потирая поясницу, – и как же?

   Отсутствие энтузиазма в моём голосе, при таком, на первый взгляд, выгодном предложении, имело под собой глубокие основания. Один раз, после настойчивых просьб моей драгоценной половины, искренне озабоченной пустотой своего кармана, Фёдор согласился переговорить с хозяином фирмы, где он работал водителем, дабы я посодействовал их благородному труду, на благо собственного кошелька. Подсобным рабочим. Вы никогда не работали подсобником в небольшой фирмочке, с ограниченным числом работников? Спустя неделю я понял две вещи. Во-первых, Фёдором руководило одно лишь желание – отвязаться от рыбы-прилипалы, т.е.моей жены. Во-вторых, до меня дошло, почему место подсобника, свободное на момент моего пришествия будет оставаться таковым и дальше. Жалкие гроши, получаемые мной, никак не компенсировали тот объём работ, который мне приходилось выполнять и от которого скончалась бы самая мощная лошадь-тяжеловес, научившись предварительно, трёхэтажному мату. С трудом дожив до окончания второй недели, я сравнил полученный доход, с обретёнными травмами и невзирая на алчные вопли супруги, вернулся к прежнему роду деятельности. Естественно, перспектива рабского труда в законно полученный отпуск меня нисколько не прельщала.

   – Ты сначала спроси, сколько? – хихикнул Фёдор, причём в его голосе почему-то прозвучало плохо скрываемое злорадство, – а потом узнаешь всё остальное.

   – Ну и сколько? – ещё более уныло, чем в прошлый раз поинтересовался я, ожидая услышать некую усредненно-низкую сумму, достаточную для того, чтобы моя благоверная подвигла меня на трудовой подвиг, но определённо не дотягивающую до того уровня, за которым начинается удовлетворение от проделанной работы.

   – Три штуки, – торжествующе выдохнул змей-искуситель, сидящий в глубинах телефонной трубки.

   – Ско-коколько? – просипел я, получив такой удар.

   И тут он меня окончательно добил:

   – Баксами.

   Всё. Это был решающий удар, после которого я неопределённое время сидел в молчаливом ступоре, рассматривая телефонный аппарат, постепенно приобретающий определённый оттенок. Да-да, именно того самого, какой имеют лишь маленькие предвыборные плакатики с портретами давно умерших президентов далёкой заморской страны. Мысль о том, что я могу в одночасье, стать обладателем такого количества бабок раскачивала меня в амплитуде от счастливого блаженства, до самого тяжёлого подозрения.

   – Это случайно, не в революциях каких участвовать? – осведомился я, сподобившись, наконец, на простейший анализ предложения. За какакие другие заслуги могут предложить три тысячи долларов, я просто не представлял, – так я не согласен.

   – Ладно, не бзди, – ответил Фёдор таким покровительственным тоном, словно собирался похлопать по плечу, – работа тебе ломится очень даже простая. Поедешь с людьми в одно место и поможешь им таскать какие-то ящики. С оборудованием, кажется...Делов на неделю. Полторы штуки вперёд, полторы – после окончания работы.

   – И где это нужно будет таскать ящики? – ощущая новый прилив подозрительности, поинтересовался я, – не в Чернобыле, случаем?

   – Честно говоря, я не знаю, – голос Фёдора приобрёл озабоченные нотки и как-то отдалился, – но вряд-ли. Там, вроде бы, какие-то пещеры. Короче, если согласишься, тебе всё расскажут и покажут.

   – Мне нужно подумать, – промямлил я, сдерживая предательскую дрожь в голосе, потому как проклятущий язык удерживал на своём конце немедленное согласие, – это же не очень срочно?

   – Очень. – отрезал Фёдор, – ну чё ты ломаешься, как целка? Или у тебя есть три лишние штуки? Короче так – завтра утром я позвоню с трубы на твой домашний и, если хочешь заработать, будь готов: собери сумку с барахлишком, ну, как в поход – щётку зубную, то – сё...Жратву не надо: хозяева покормят. Мобилу – не бери, это особое условие, какие-то там магнитные поля...Согласишься – я за тобой заеду, не согласишься – соси сам знаешь, что. До завтра. А, кстати, передавай Ольге привет от Серёги.

   В трубке загудело, после чего я совешенно автоматически положил её на рычаг и повернулся к жене, которая тушила окурок в пепельнице.

   – Кто такой Серёга? – спросил я у неё.

   – Не знаю, – она откинулась на спинку стула и кончик носа у неё порозовел, – какой Серёга, чего ты придумал?

   – В общем, тебе от него привет, – буркнул я и пошёл в сортир. Думать.

   Думалось хреново. Сумма в три штуки зелёно-разноцветных сыпалась перед глазами диковинным листопадом, погребая в своих шелестящих недрах все возможные возражения. Чего уж перед собой лукавить, за такие бабки можно было ехать куда угодно и делать, что угодно.Ну, почти...А недельку потаскать какие-то ящики – да это же просто сказка! Поскольку моя голова объявила тайм-аут, я позвал супругу, и она неторопливо явилась дымя сигаретой, точно женская особь паровоза. Уставившись на меня, оседлавшего унитаз, она выпустила струю дыма и ядовитый вопрос:

   – Тебе подержать?

   – Нет, вытереть задницу. – отпарировал я, – слухай сюды. Федька предложил мне заработать небольшую денежку.

   – Небольшую – это сколько? – в голосе супруги возник квант интереса к моей персоне, а в голове громко щёлкнул, включаясь, аппарат для подсчитывания доходов

   – Две штуки баксов, – сказал я, слегка запнувшись на цифре два, – штука сейчас, остальное – потом.

   – Шутишь, – губы Ольги презрительно изогнулись, но глаза вспыхнули, словно две алчные фары. Стало совершенно понятно: даже вздумай я отпираться, меня свяжут и силой отволокут к месту работы, – и что ты должен делать? Краденое прятать? У нас, в третьем подъезде, целое семейство повязали за эту ерунду. Помнишь, там ещё такой жирный тип, на иномарке раскатывал. Хочешь, чтобы я одна ребёнка воспитывала? Я тебя из тюряги ждать не буду!

   В этом как раз никто не сомневался. Напротив – я был уверен в наличии у супруги запасного аэродрома, где её ожидает подготовленная полоса.

   – Остынь, – проворчал я, заканчивая сортирный моцион мытьём рук, – Фёдор сказал, всё что от меня требуется – это таскать какую-то аппаратуру. Короче неделю меня не будет.

   Теперь на лице Ольги промелькнуло какое-то подозрение. Вообще-то она не ревнивая, просто не любит, когда её вещами пользуется кто-то чужой. Я, очевидно, находился в списке её собственности, где-то между телевизором и стиральной машиной. Впрочем, я мог себе льстить, завышая стоимость раздолбанного тостера.

   – По бабам собрался? – угрожающе прошипела она, – так знай – я дома сидеть не собираюсь: отдам Наташку матери и...

   – Послушай, радость моя, – все эти разборки меня жутко утомили, – поедешь завтра со мной, заберёшь аванс, а заодно убедишься в том, куда я еду работать.

   Колёсики в голове супруги сделали финальный оборот и табло выдало окончательный результат: Ваш выигрыш – тысяча долларов плюс бонус: недельное отсутствие мужа. В общем, неплохая прибавка к пенсии. Моя участь была решена. В этом я убедился сей же час. Непоколебимые черты лица моей половины поплыли, точно незримый Пигмалион начал свою благородную работу. Широкая, во все сорок восемь зубов, улыбка озарила лицо Ольги, и она поцеловала меня в губы. Ух ты! Давно забытое ощущение.

   – Милый, – мурлыкнула жена, – ты же знаешь, как я тебя люблю.Можно я куплю себе, что-нибудь из одежды, какую-нибудь мелочь...

   Всё ясно – хана штуке. Ну и ладно, тысячу я себе зарезервировал, на мелкие расходы вполне достаточно. Я – человек неприхотливый.

   – Может немного побалуемся перед отъездом? – продолжала мяукать супруга, поигрывая наманикюренными коготками у меня между ног, – когда малая ляжет спать. Давно я тебе не уделяла должного внимания.

   Об энтузиазме супруги говорил тот факт, что она немедленно собрала мне дорожную сумку и подготовила одежду: потёртые джинсы с дырявыми карманами, протекающие сапоги, старую куртку с капюшоном и не менее древний свитер. Ну, понятно – экономика должна быть экономной. Да я, в общем-то и не спорил, возмутившись лишь тогда, когда мне попытались всучить жалкий огрызок хозяйственного мыла, которого не хватило бы на помывку самого малого на свете хозяйства. После краткого, но ожесточённого сражения, мне удалось заполучить почти целый кусок туалетного мыла с нежным ароматом французского туалета.

   К сожалению, побаловаться в этот вечер мне так и не удалось. Единственный кайф который ломился до работы (не считая аванса) обломался полностью. Но не по вине Ольги, которая в отношении подобных авансов обязательна.

   Припёрся кум, пьяный в дрезину и припёр с собой две бутылки отцовского самогона: одну – початую, другую – в непорочной невинности. Пока мы стряпали закуску и успокаивали Наташку, ошеломлённую лицезрением синего крёстного, кум успел слегка протрезветь. Заплетающимся языком он поведал шекспировскую трагедию сегодняшнего дня. Насколько я уразумел, последняя пассия киданула его достаточно оригинальным способом: познакомила со своим новым приобретением. После этого знаменательного события оба любовничка совместно надрались. Счастливчик остался пугать унитаз избранницы, а несчастный отверженный приполз к нам, лечить сердечные раны, заливая их самогоном. Очевидно в целях дезинфекции.

   – Ничего страшного, Костенька, – цедила сквозь зубы Ольга и пыхала сигаретным дымом, деловито нарезая солёные огурцы, – найдёшь ты себе новую б...девушку. Ты – парень симпатичный, не то, что моё уродище, глаза б на него не глядели! Слушай, на кой

  хрен я вообще за тебя вышла?

   – По любви, милая, исключительно по любви, – сказал я осторожно принюхиваясь к самогону, – это П или Х?

   Самогон, который изготавливал батяня кума, маркировался именно этими двумя буквами, но что они означали – никто не знал. Версий, понятное дело, существовало ровно две, причём взаимно противоположных.

   – Отличный продукт, – махнул рукой кум, – стащил из личной нычки. Папаша точно пилюлей даст, когда узнает. Давай накатим!

   – Давай, – согласился я, побулькивая мутно-янтарной жидкостью и предложил тост, – за деньги.

   – Вы там без меня бухаете? – донёсся из кухни голос супруги, – подождите.

   – За деньги? – кум помотал головой, – нет, лучше за любовь.

   – За любовь за деньги, – уточнил я и влил в себя порцию огненной жидкости, – действительно неплохой. Должно быть Х. А может и П.

   В этот момент появился гений чистой красоты, с краткой лекцией о вреде пьянства в отсутствие родственников. Дочка отвлеклась от телевизора, пытаясь внести свою лепту в нарастающий шум. Пришлось заняться затыканием ртов. Наташка получила бутылку с молочной смесью, а её мамаша – фужер с домашним вином личного производства. Мы, с Костиком не отставали от женщин, уничтожая запасы экологически чистого продукта.

   Дела, видимо налаживались и предстоящая работа уже не казалась такой трудной и подозрительной, а грядущее вознаграждение затмило своей величиной годовой заработок некоего Билла Г.

   По телеку начали показывать что-то старенькое, из приключений Индианы Джонса и разговоры, временно прекратились. На экране скакал молодой Харрисон Форд, уворачиваясь от огромных глыб, падающих на него с потолка пещеры и кум сказал, тыкая пальцем куда то, в область экрана:

   – За такие бабки любой дурак полезет в эту жопу, – он глубокомысленно воздел пьяные глазки к потолку, – лично я бы полез, не фиг делать.

   – Да иди ты, – откликнулся я, пытясь сосредоточиться на стаканах, которые к этому времени начали серьёзно интересоваться процессом клонирования, – я бы никогда в жизни не согласился лазить по таким голимым норам, пусть мне хоть сто штук зеленью предлагают. С моим везением мне там точно – кранты!

   Супруга саркастически хмыкнула, подразумевая, дескать и за гораздо меньшую сумму я с её лёгкой руки или же тяжёлой ноги, полез бы и в гораздо худшее место. Возможно, она была и права. Но полез бы я туда не по собственной воле. В фильмах полные дилетанты способны просочиться к центру земли и обратно, а в жизни – хорошо обученные шахтёры мрут, точно мухи поздней осенью.

   Совершенно неожиданно закончился весь самогон. Поскольку мы, как всегда находились в двух шагах от достижения полной кондиции, единогласным консилиумом (при молчаливом неодобрении супруги) было принято решение преодолеть оставшийся промежуток решительным пивным ударом. С этой целью мы выбрались под тёплый ноябрьский дождик, перемежаемый чуть менее тёплым снегом и закупили в ближайшем ночном магазине четыре бутылки самого крепкого пива. Посоветовавшись с кумом, мы решили купить ещё парочку. Для немедленного употребления. Сказано – сделано.

   Скользкие бутылки норовили покинуть непослушные пальцы, поэтому всё время приходилось подхватывать драгоценную ношу, успевая сделать пару-другую глотков, становящегося всё более непонятным на вкус, напитка. Костик, то и дело пытался, активно помогая себе руками, рассказать мне об основных проблемах проектирования железнодорожных цистерн, а я всё время успокаивал его, спасая бутылки от последнего полёта. Внезапно кум позволил себе расслабиться и кротко засопел, привалившись спиной к мокрому стволу какой-то берёзовой осины. Как и следовало ожидать, на противоположной стороне улицы немедленно нарисовался ментовский патруль, и я проклиная всё на свете, поволок тяжеленного алкаша к себе домой. К счастью кум не сопротивлялся, а к несчастью этот гад и не думал мне помогать! Как я умудрился доволочь его и ещё четыре бутылки пива до подъезда – не помню, но точно знаю: свою бутылку я прикончил.

   Ключ наотрез отказался попадать в замочную скважину, видимо сломался, поэтому пришлось как следует утопить кнопку звонка, чтобы пьяная жена сумела услышать его и доползти до двери. На пороге появилась разъярённая тигрица, чем-то отдалённо напоминающая мою супругу.

   – Ты окабанел? – рявкнула она громким шёпотом, – половина первого! Ребёнка разбудите, уроды! Где вас носило?

   – Мы пиво пили, – подал голос кум, у которого вопрос очевидно вызвал некие смутные ассоциации в области устаревшей рекламы, – ща ещё врежем!

   – Мать его звонила, – угрюмо буркнула жена, сумеречно созерцая физиономию Кости, плывущую в блаженном море нирваны, – сказала, пусть идёт домой.

   – Куда ему? – я развёл руками, понимая во внезапном проблеске мысли, что на тёмных улицах пьяный кум не сумеет отыскать дорогу домой и навсегда потеряется, – пусть остаётся.

   Пока жена пыталась разместить телеса Костика на узком диване, я отправился на кухню, намереваясь допить оставшееся пиво, ибо до утра оно могло прокиснуть. К сожалению, у меня ничего не вышло. Первая же бутылка, которую я намеревался прикончить, прикончила меня. Совершенно неожиданно для самого себя – я уснул.

   Сознание вернулось, потому как кто -то, весьма злобный, энергично тряс меня за плечо, принося невыносимые страдания голове, превратившейся в сосуд, наполненный огненной болью, распирающей кости черепа. Боль агрессивно пульсировала, пытаясь выбраться наружу и терпеливо ожидая того момента, когда я открою глаза, чтобы проделать этот садистский фокус.

   – Вставай, просыпайся! – рычали демоны преисподней, вползая в моё ухо и терзая остатки плавящегося мозга, – да вставай же! Опоздаешь – я тебя сама придушу!

   Как выяснилось, в ухо мне вопили вовсе не жители геены огненной, но существа весьма им близкие. Разлепив веки я сумел рассмотреть жену, полностью одетую и накрашенную. Оскалив зубы, она изо всех сил терзала моё плечо, пытаясь нарушить

  идиллию утреннего похмелья. К моему большому сожалению ей это удалось. Как всегда...

   – Да куда ты так торопишься? – поинтересовался я, ворочая языком в лучших традициях Иронии судьбы, – дай мне прийти в себя. Кофе...

   – Может тебе ещё и какаву с чаем? – супруга ткнула мне в бок длинные когти наманикюренных пальцев, – Федька уже пятнадцать минут ждёт под подъездом и сказал, что если через десять минут мы не выходим – он отваливает. Вот тогда, то я тебя удавлю!

   – Мы выходим? – переспросил я, пытаясь засунуть распухшую голову под ледяную струю из чихающего крана, – кто это – мы?

   – Да быстрее же, мало того, что ворочаешься, как ленивец, так ещё и дурацкие вопросы успеваешь задавать, – жена волокла к дверям сумку, собранную вчерашним вечером, а за её спиной маячил призрак кума – опухшее, после вчерашнего, привидение с узкими щелями глаз, – мы – это ты и я. Малую я на пару часов сбагрила соседке, пока не заберу твой аванс.

   – Очень мило, – бормотал я, пытаясь дрожащими руками натянуть прыгающие штаны, в то время, как голова пыталась перевесить тело и опрокинуть меня на пол, – аванс предназначается мне, а возьмёшь его ты. Где же справедливость?

   Слабые женские ручки с силой терминатора повернули меня и во мгновение ока привели одежду в относительный порядок, после чего под окрик: «Пшшёл!» я пшшёл в прихожую, где кое как натянул готовую к отплытию обувь. Костик, всё это время, подрёмывал, прислонившись лбом ко входной двери и отставив задницу так, словно надеялся на присутствие в квартире лиц нетрадиционной ориентации. Таковых, естественно, не оказалось и его весьма проворно выпихнули на лестничную площадку, где он и остался, тревожа утробным храпом людоеда просыпающихся соседей. Впрочем, это уже никого не интересовало. Главная цель оказалась достигнута: я с супругой ИО буксира со свехзвуковой скоростью перемещался вниз по ступенькам, осознавая каждую, как отдельню вспышку в расплавленном желе непохмелённого мозга.

   Федькина шоха действительно стояла около подъезда, блистая свежевымытыми бортами омерзительно зелёного цвета. Прямо перед моим носом распахнулась дверца, едва не расквасив означенный орган и меня впихнули внутрь. Причём так быстро и ловко, точно работала банда опытных киднепперов. Всё продолжало происходить, как в дурном похмельном сне: из серого тумана вынырнула мужская рука и пристегнула ремень безопасности, после чего мир мелко затрясся и, негромко завывая, поплыл мне навстречу. Инфернальный голос Фёдора рявкнул над ухом:

   – Что это он сегодня какой-то необщительный?

   – Не проспался, падла, – любезно известил голос жены, – вчера черти кума принесли, так они на пару нализались, да так, что сегодня с трудом растолкала.

   – Я сам встал, – уточнил я, с огромным трудом приподнимая две чугунные плиты, которые какие-то недоумки уложили мне на глаза, – с-сам.

   – А это ничего, что он, гм, такой? – встревожено поинтересовалась моя дражайшая половина, очевидно озабоченная состоянием моего здоровья, – его не пошлют, куда подальше?

   Федька издал глухой смешок и через похмельную пелену мне послышалось в нём нечто зловещее. Захотелось взглянуть в глаза этому весельчаку, но представив последствия подобного упражнения, я с ужасом отказался от этой идеи.

   – Не пошлют, – заверил он, с непоколебимой уверенностью в голосе, – какое им дело до его состояния? Главное, пусть работу выполняет, а там пусть хоть упадёт. Да у него и время будет, проспаться: ехать достаточно далеко.

   – Что, так далеко? – голос жены выдавал откровенное замешательство, – я, почему-то решила, что это где-то здесь, рядом. А куда они едут?

   Очевидно Фёдор пожал плечами или сделал какой-то другой, подобный жест, потому что некоторое время я ничего не слышал. Потом он сказал.с некоторым сомнением:

   – Вроде бы, куда -то в Полтавскую область, но я не уверен. Хозяин высказался очень неопределённо. Та ещё рыба...

   – Ты тоже едешь? – уверенно спросила жена, не сомневаясь в утвердительном ответе и угодила пальцем в небо.

   – Нет, – ответил Фёдор и снова неприятно хихикнул, – шофера им без надобности – свои имеются, а носильщиком не хочу – натаскался в своей жизни. Там как было то: к Сёме подвалил один крендель и давай пробивать насчёт негров. Семён послал его подальше: своей работы невпроворот. Тип этот, туда-сюда, потом подошёл ко мне; найди, говорит человечка, чтобы порядочный был и бабок хотел срубить. Ну а вы постоянно ноете, дескать денег нет, вот я и решил помочь, по-родственному.

   Супруга буркнула нечто неразборчивое, но несомненно благодарственное. Фёдора она тоже переносила с трудом, а вот почему – до сих пор не мог понять. Видимо есть на то причины, о которых она не торопится рассказывать.

   – Приехали, – известил Фёдор, – вон те, три джипа – это они.

   Услыхав последнюю фразу, я сподобился на подвиг разлепления век и даже смог посмотреть перед собой. Сумеречное состояние рассудка не помешало мне восхититься -

  таких машин я ещё ни разу не видел! Огромные, точно танки, на широченных колёсах и абсолютно чёрные. Автомобили вызывали в памяти воспоминания футуристической техники из голливудских блокбастеров. Около чёрных красавцев, которым хотелось поклоняться, словно языческим идолам, стояла разношерстная, по своему составу, компания. Подробнее я не мог рассмотреть, по причине своего слабого зрения и значительного расстояния. Среди всех выделялся лишь один человек, невероятно высокий и, столь же, невероятно широкоплечий. Гигант вдохновенно ораторствовал перед группой людей, одетых в одинаковые дутые куртки, с эмблемой жёлтого цвета на спине.

   – Это вон тот громила здесь главный? – жена и здесь торопилась проявить инициативу, выстреливая предложениями ещё до того, как мы выбрались из машины.

   – Нет, – Фёдор заглушил двигатель и аккуратно отстегнул предохранительный ремень, – старший вон тот, около гелендвагена.

   Как он и сказал, совсем рядом чернел лоснящимися боками холёный джипер. На противоположной, от водителя стороне замер у открытого окна мужчина среднего роста, одетый в тёмный бушлат и штаны, цвета хаки, заправленные в ботинки армейского образца. Как раз тогда, когда мы покинули салон шестёрки, мужчина закончил свой разговор с невидимым собеседником и направился в нашу сторону.

   – Ради бога, – сказал я жене, придерживая её за локоть, – постой здесь, а не то они перепутают и возьмут тебя вместо меня. Будешь таскать ящики.

   – Щас, – ухмыльнулась супруга, – вали. И не забудь притащить аванс.

   Ага! Можно подумать, у тебя забудешь. Из-под земли откопаешь. Тяжело вздохнув, я поплёлся вслед за Фёдором, который решительно направлялся в сторону главного. Тот уже успел захватить взглядом нашу пару и отстранив рукой некую личность в поношенном плаще болотного цвета, двинулся навстречу. Холодные серые глаза скользнули по лицу Фёдора и остановились на мне. Он ещё пожимал протянутую Федькой ладонь, а его тусклый рентген уже успел просветить меня до самых сокровенных глубин непохмелённого организма.

   – Это он? – поинтересовался мужчина, протягивая ладонь, напоминающую при пожатии кусок полированной древесины, – моё имя Теодор Емельянович, и я настаиваю на

  подобном обращении.

   – Да, да, конечно, – пробормотал я, представляясь в ответ и ни на чём не настаивая. Меня терзала мысль об обещанном авансе. Как бы так ненавязчиво подвести разговор к этому вопросу, пока жена не подошла ближе? – мне сказали, что мы отправляемся немедленно и если я вам подхожу...

   – Ты поедешь на последнем, – человек со сложным именем и отчеством указал на один из шикарных автомобилей и запустив руку в карман бушлата, извлёк вожделенное: толстый бумажник, – теперь к делу: насколько я понимаю, ты ожидаешь аванс?

   – Полторы тысячи, – подтвердил Фёдор, облизывая губы и внезапно побледнел, как смерть, – по-моему...

   – Ах, по-твоему, – Теодор холодно усмехнулся и быстро отсчитал пятнадцать сотенных бумажек, каковые я и принял в свои дрожащие от волнения с похмелья руки, – а с тобой Фёдор Егорович расчёт будет произведён чуть позже. И чуть меньше.

   Мне показалось, Федька шипнул, бросив в мою сторону взгляд, наполненный откровенной злобой. Видимо, он что-то напутал в сумме аванса, который предназначался моей скромной персоне. Выходит, ему не повезло. Я аккуратно сложил пять сотен пополам, потом ещё раз пополам и спрятал во внутренний карман, не забыв закрыть его на молнию.