Текст книги "Ударом на удар! Сталин в XXI веке"

Автор книги: Анатолий Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

* * *

Сегодняшнее собрание было для него сюрпризом. Хлопец судорожно пытался придумать, что же такое сказать. Обычно Венька за словом в карман не лез. Но обычно – это в предшествующих дракам перепалках с «холодранцами» или при получении разноса за какую-нибудь проделку. Но последнее редко: работать, учиться, активно участвовать в уличной жизни и при этом успевать хулиганить – непросто. На хулиганство Веньке просто не хватало времени. Но если случалось, всегда находил что сказать. А вот так, на трибуне, у всех на виду, когда ради Веньки собрали весь коллектив и лучшие люди депо уже добрый час только тем и занимаются, что хвалят, хвалят, хвалят… Его, Веньку, хвалят. За совершенно естественный поступок…

– Та любой бы так зробил, – закончил хлопец, совершенно не слышный в громе рукоплесканий.

Предпрофкома поднял руку, призывая к тишине, и произнес:

– Скромность – одно из важнейших качеств советского человека. И все мы видим, что и в этом Веня не подкачал! – оратор сделал паузу. – Руководство депо, совместно с партийным и профсоюзным комитетами решило наградить Вениамина Фридлендера двумя покрышками к велосипеду «Украина» и тремя камерами к ним, – председатель задумался и уточнил: – Третья на случай, если порвется.

Он жестом фокусника откуда-то (виновнику торжества показалось, что из воздуха) извлек означенное. Рабочие снова зааплодировали. Венька не верил своим глазам. И ушам тоже. На негнущихся ногах он доковылял до центра сцены и принял награду. Дальнейшее прошло мимо сознания. Мысли витали очень далеко от торжественного заседания, которое он почти не слышал. Руки сжимали два вожделенных резиновых обруча, а дома, подвешенный к стенке, ждал почти полностью собранный велосипед…

Нью-Йорк. Район Greenwich Village.

Ресторан «Villa Mosconi» [11]11
  Район Гринвич-Виллидж, популярный среди туристов и расположенный в нем итальянский семейный ресторан «Вилла Москони».


[Закрыть]

«Переговорщики. Да, идея старинная, известная, пожалуй, со времен первых государств с их спецслужбами и весьма здравая. Истина в том, что разведкам, а иногда и политикам официально дружественных государств очень часто требуется поговорить. Причем неофициально и напрямую, без лишних ушей и глаз. И тогда в дело вступаем мы – официальные секретные агенты, так сказать, – размышляя о постороннем, Иван готовился к предстоящей встрече, не первой, но на сегодняшний день важнейшей за все время его службы. – И надо признать, такие контакты часто намного эффективнее официальных. Если вспомнить Карибский кризис и переговоры Фомин – Скалли, то всякие сомнения отпадут…» – подойдя к двери, он задержался на несколько секунд, пытаясь обнаружить в отражении на стекле возможных наблюдателей. Дилетантство? Нет, просто разумная предосторожность, пусть и слегка наивная.

Войдя в полутемный, с улицы зал, он остановился. Несмотря на популярность ресторана, в эти часы народу в нем было мало. «Идеальное место и время для встречи», – отметил он, тут же заметив машущего ему рукой Джона. Приветливо улыбнувшись и поздоровавшись, подошедший метрдотель проводил посетителя к столику и удалился. Тут же реализовавшийся словно из ниоткуда официант принял заказ и снова загадочным образом испарился в воздухе.

– Как дела, мистер Айвен? – Широкая, «в тридцать два зуба», улыбка и веселый тон не могли скрыть озабоченности собеседника.

– Просто отлично, – улыбнувшись, ответил Иван, – а как вы, мистер Джон?

Старый, сохранившийся еще с первой встречи ритуал, когда он от смущения неожиданно представился Иваном Ивановым, а его американский контрагент в ответ – Джоном Доу.

– Я? Да у меня вообще отлично, – почти незаметно скосив взгляд на сервирующего стол официанта, ответил собеседник с явным акцентом коренного «дикси» [12]12
  Южанина.


[Закрыть]. – Я же вложился в «Exxon Mobil». А тут еще в политике очередное шоу разворачивается, правительство как наскипидаренное бегает и заседания каждый день, – и весело рассмеялся. Но едва официант отошел, как все напускное веселье слетело с Джона, как шелуха.

– Итак, что вы можете сказать, Айвен? – отложив в сторону вилку, спросил он.

– О встрече просили вы. Значит, я рискну предположить, что сообщить что-то хотите вы, – весело ответил Иван, отпив из бокала, – все равно в табличке будет написано, как в «Оссидентале» [13]13
  В ресторане «Оссиденталь» встретились во время Карибского кризиса 1962 г. американский журналист Скалли и советский резидент Фомин. Скалли передал Фомину предложения американской администрации по решению проблемы. Но в висящей в ресторане табличке утверждается, что все было наоборот, причем фамилия советского резидента не упоминается.


[Закрыть], – но осекся, заметив серьезный взгляд собеседника.

– Айвен, мне не до шуток. «Ястребы» давят на администрацию.

– Хорошо. Я был… «дома» вместе с боссом. Могу заверить вас, что наше командование полностью владеет ситуацией. Связь с ракетоносцами установлена, они получили задачу адекватно отвечать на любую провокацию, – он замолчал, посмотрев на побледневшего Джона, – но можете смело гарантировать своим друзьям, что без приказа никто ничего не сделает.

– А приказ…?

– А приказ отдаст лично «Дядя» или лицо, имеющее соответствующие полномочия, – Иван подождал, пока Джон допьет вино и успокоится. – Так что любые попытки повторить появление боевых самолетов и прочие недоразумения… Помните, как в одном североафриканском государстве на столицу внезапно полетели бомбы? Или как еще раньше на один остров у ваших берегов внезапно вторглись иностранные войска? Вот, чтобы таких ситуаций не было, приказ и отдан.

– Но… откуда связь и каким образом…?

– А вот это – без комментариев, сами понимаете…

– Тогда давайте обсудим вопрос с Прибалтикой, – несколько успокоившись, предложил Джон.

– Могу сказать только, что мы не видим никакого предмета обсуждения. Страны Прибалтики законно, в полном соответствии с демократическими процедурами вошли в состав нашей страны. То, что они заменили современников, – это форс-мажор. И вообще, подумайте, зачем вам лишняя головная боль в виде кучки нищих окраин? Не верите? – Иван достал из кармана миниатюрную флешку и передал собеседнику. – Можете ознакомиться с истинным положением дел. Там еще не везде туалеты во дворах построены, между нами говоря…

– Нет. Мы не можем бросить своих союзников. Передайте, что мы сделаем все для их освобождения, – Джон явно не ожидал такого подготовленного ответа оппонента и сейчас просто повторял полученные ранее инструкции.

– Нет, мистер Доу. Они не союзники. Они могли бы ими стать через семьдесят лет, – резко перебил его Иван, – но сейчас – это совершенно другие территории. Впрочем, мы можем предложить компромисс, – он подмигнул. – Как ваши друзья посмотрят на референдум? Организованный не позднее чем через три месяца? Сразу предупреждаю, что раньше не получится из-за террористических действий засланных нацистами группировок. Передайте, что мы согласны на присутствие иностранных наблюдателей.

– А агитация?

– Попробуйте. Только радио, мы не разрешим привоз антисоветских листовок на нашу территорию.

– Хорошо. Мы подумаем. Что ваши начальники думают о ситуации на Дальнем Востоке?

– Мы согласны подписать мирный договор с Японией на условиях сохранения статус-кво. Но эти территории должны быть демилитаризованы.

– Вы не можете диктовать суверенному государству.

– А мы и не диктуем. Просто предлагаем ввести на этих территориях действие конституции. Девятая статья, всего лишь.

– Ну, в этом отношении мы вас тоже поддержим, – улыбнулся Джон.

Разговор плавно перешел на обсуждение отличий переместившихся и неперемещенцев, погоды и блюд. И наконец собеседники распрощались

– Я передам ваши предложения. Полагаю, у нас еще будет повод пообщаться, – заметил, прощаясь, Джон.

г. Харьков. Лысая Гора.

Венька Фридлендер, ученик слесаря

От депо до дома пятнадцать минут хода. Если бегом – десять. Венька пролетел за пять. На установку покрышек и накачивание камер одолженным у соседа насосом ушло еще пятнадцать. Вместе с одалживанием и возвратом. С окончания заседания не прошло и получаса, когда самый счастливый человек на Земле впервые нажал на педаль своего собственного велосипеда. Венька аккуратно проехал по Черниговскому переулку, свернул на Черкасскую, с нее на улицу Революции 1905 года, потом через Волошинский переулок проскочил до Верхнеудинской и рванул вниз, к оврагу, решив проверить, как машина пойдет в гору. Троицу с Холодной увидел уже на спуске. Дрюха Беззубый, Васька Супрун и Петька Чубатый. Все трое старше и сильнее. И не уклониться, не сбежать, пока затормозишь разогнавшийся на спуске велик, пока развернешь…

– Свали с дороги! Зашибу!!! – заорал Венька, еще быстрее крутя педали.

Сработало. Васька еле успел отпрыгнуть в сторону. Велосипедист пронесся мимо, продолжая наращивать скорость, в надежде проскочить до угла Черкасской и Черниговского проезда и уйти на свою территорию. Получилось, но почти. Перед самым подъемом из-за крутого поворота пришлось сбавлять скорость. И выкрутить на тягун уже не хватало ни разгона, ни сил. А преследователи были совсем близко. Венька спрыгнул с велосипеда, заливисто засвистел, созывая своих, и бросился вниз, не столько навстречу врагу, сколько к валявшейся на обочине штакетине. Один против троих, все по правилам. Деревяшка в руках будущей жертвы несколько охладила пыл врагов. Все трое остановились, переводя дыхание и злобно посматривая на лысогорца. Венька продолжал свистеть, уже безнадежно понимая, что никого из хлопцев поблизости нет. И придется отбиваться в одиночку.

– Слышь, свистун, – начал Дрюха, – ты навищо мой велик упер? Вертай взад, где выросло!

– Да ты шо? – картинно удивился Венька, – А може тебе еще дрючок в сраку запихать? Чи говна на лопати? То твой батька его до помойки сволок, с него и требуй.

– Ты мне тут не это, – ощерился Беззубый, – он на Холодной лежал, значит – наш!

– Ща! Свалка ничейная! – перешел в наступление Венька, почуявший слабость позиций Беззубого. – И от твоего драндулета там нету ни грамма! Рама, и та наперекосяк вся была, шо твоя бошка! А покрышки вообще в депо подарили!

– Тебе? – не поверил Супрун. – Подарили?

– А то!

– За шо?! – выдохнул Беззубый.

– За дело! Тебя спросить забыли! Звездуй лесом!

Подмога пришла с неожиданной стороны.

– Ша, Дрюха, – вмешался Чубатый, – то правда, шо он гуторит? Велик на свалку снесли?

Петька сильно разбирался в правилах, чем заслужил уважение обитателей обоих районов.

– Та батя по дури на свалку снес, – шмыгнул засопливевшим носом Дрюха, не решаясь врать, – я просто не успел обратно сволочь! Пришел, а этот уже упер!

– Не гони поперед паровоза! – веско сказал Чубатый. – Шо на свалке – то ничье. Может брать. И за покрышки, я слышал, слесарюги трепались, то святое. Слышь, Веник, по велику до тебя претензий нет. Но до нас ты ходил! Выбирай, либо на троих, либо с Дрюхой стыкнешься!

– Шо, Беззубому не терпится без зубов остаться? То ж запросто!

Венька потому и пер буром, что прекрасно понимал безвыходность положения. Штакетина не поможет, трое есть трое. Но и один на один с Дрюхой ему не справиться. Беззубый хоть и трусоват, но аж на два года старше и намного сильнее. Впрочем, против Супруна или тем более Чубатого еще хуже будет. А пытаться отбрехаться – себя не уважать. Он отбросил штакетину:

– Ну? Давай, раз смелый! Тащи сюда свои зубы!

– Да я из тебя…

Дрюха бросился вперед, но Венька, отшагнув вбок, залепил кулаком в ухо. Через секунду хлопцы катались по земле, отчаянно мутузя друг друга. Наконец Венька оказался сидящим верхом на враге, и его кулак немедленно воткнулся в лицо Дрюхи. Тот поплыл. Надо было закреплять успех, пока противник не опомнился, но… Сильная рука перехватила удар, а вторая за шиворот стащила Веньку с почти поверженного врага.

– Шо за шум, а драки нет? – поинтересовался знакомый, но совершенно невозможный, здесь и сейчас, голос. Венька извернулся и не поверил глазам. Аврик! В форме! Но он же на границе! А рядом еще один пограничник стоит. «Еще больше Аврика! И с треугольниками в петлицах! Сержант!»

Брат поставил хлопца на землю и повторил вопрос.

– Так шо за повод до этого шухера?

– Он мне зуб выбил, – проскулил Дрюха, поднимаясь и сплевывая кровь. – Даже два.

– И шо с твоих бивней? – спросил Абрам, разглядывая пацана.

Кроме выбитых зубов и распухшей губы, Дрюха обзавелся в «стычке» еще и «фонарями» на оба глаза. Пограничник перевел взгляд на брата. Тот выглядел получше. Синяк наличествовал лишь один. Да вяло сочилась струйка крови из вроде бы целого носа. По всем признакам, победителем был Венька.

– Та честно ж стыкнулись, – веско сказал Чубатый, с опаской поглядывая на военных, – один на один, Веник на Беззубого. За районы. По велику мы вопросы еще раньше сняли.

– Вот же идиоты малохольные, – процедил сержант. – Так и будут друг дружке мозги вышибать, пока немцы не придут да всех разом к стенке не поставят. Так бы и «стыкнулся» с кем, чтобы впредь неповадно было. Только на них и так живого места нет…

– Так немцы же того, тю-тю, – удивился Петька. – По репродуктору объявляли.

Абрам вздохнул:

– И шо? Немцы тю-тю, так какая другая лярва вылезет. Чего хорошего нету, а врагов у нас всегда навалом. Вам, может, вместе воевать придется. А у этого, – рядовой кивнул на Дрюху, – зубы выбитые. Толком и сухарь не сгрызет. Так и помрет голодным.

Беззубый испуганно дернулся, очевидно, представив муки голодной смерти.

– А мы шо, против? – пробурчал Чубатый. – Всегда так было, шо Холодная с Лысой махались. Можем и без стыка решать. Если Лысые первыми не полезут.

– Лысая, Холодная… У вас даже город один, не говоря уже о стране, – покачал головой сержант и хмуро добавил: – Всё! Разбежались на хрен, шантрапа!

Но Венька не слышал ни аргументов сержанта, ни неуверенных оправданий хлопцев. И едва замечал боль вокруг глаза, в боку и почему-то в правой ягодице. «Аврик приехал! Аврик! В отпуск, наверное. Ему же еще служить и служить! Как здорово! Венька должен ему столько рассказать! Про депо, про велосипед, про Степаныча! И что его наградили! Сейчас!.. Аврик!»

Когда, наконец, «холодранцы» убрались восвояси, хлопец, вцепившись, словно в детстве, в руку брата, потащил того домой, на Черниговский, от радости и не заметив, что сержант, сплюнув по поводу некоторых дурней, поднял брошенный велосипед и покатил за братьями.

г. Москва. Здание НКВД СССР.

Кабинет наркома внутренних дел Л.П. Берии

– Товарищ Поликарпов, проходите, – вежливо предложил личный порученец Берии, распахнув дверь. Николай Николаевич поднялся и, столь же вежливо поблагодарив майора ГБ, прошел в кабинет. Стоявший у стола нарком немедленно сделал несколько шагов навстречу и поздоровался. Пожав протянутую руку и слегка расслабившись, кажется, сегодня о возможном аресте можно забыть, с обвиняемыми так не здороваются, Поликарпов оглядел кабинет. С удивлением обнаружил сидящего в углу с настороженным видом смутно знакомого человека южноевропейской наружности в дорогом, пошитом по фигуре, но сильно помятом костюме, словно долгое время хранившемся где-то на складе. Было заметно по взглядам, которые он бросал на свой пиджак, что мужчину это очень смущает.

– Вы, если я не ошибаюсь, знакомы, – словно только сейчас вспомнив о сидящем, с улыбкой повернулся к сидящему нарком. – Не так ли, Роберт Людвигович? Николай Николаевич?

«Это же Бартини, – неожиданно вспомнил Поликарпов. – Итальянский авиаконструктор, вроде бы арестованный и расстрелянный, по слухам. Жив, значит. Но явно «оттуда»: худой, да и костюмчик…»

– А вы садитесь, пожалуйста, товарищ Поликарпов, где вам удобнее. Разговор у нас долгий будет, – добавил Берия, полуобернувшись.

– Вы уже знаете, что наша страна перенеслась в будущее и в настоящее время находится во враждебном окружении, опередившем нас на семьдесят лет, – начал он, усевшись и дождавшись, когда Поликарпов тоже выберет себе место за столом. – Благодаря помощи наших друзей мы уже получили систематизированные сведения по многим вопросам. В том числе по войне в воздухе и развитию истребительной авиации за эти годы, – нарком покосился на лежащую на столе папку. – Нам также стало известно, что вы, Николай Николаевич, точно представляли, каким должен быть истребитель в надвигавшейся войне. Ваш, – Берия слегка запнулся и покосился на Бартини, – И-185 по своим параметрам отвечал требованиям конца войны. Той войны, от которой нас перенесло в будущее… – замолчав на несколько секунд, нарком дал возможность собеседникам обдумать сказанное. – А товарищ Бартини, – казавшийся невозмутимым южанин едва заметно вздрогнул, – известен как выдающийся, – Берия улыбнулся и снял пенсне, – конструктор и изобретатель, гений предвидения. Мы решили, что два таких выдающихся конструктора смогут помочь нам разработать планы по модернизации предлагаемой нашими зарубежными друзьями устаревшей техники. Нам дают самолеты, отстающие от современного уровня лет на тридцать. Вам после посещения заводов наших партнеров и изучения итогов развития авиации за семьдесят лет необходимо будет проработать возможности модернизации этих машин в перспективный, способный драться на равных с самыми современными самолетами, легкий истребитель, приспособленный для наших условий. Вы согласны?

– Для такого истребителя нужен соответствующий двигатель, материалы, – осторожно заметил Поликарпов. – И аппаратура, которую мы производить не сможем, по крайней мере, две пятилетки, а то и три.

Бартини промолчал, кивком подтвердив согласие.

– Это учтено, – ответил нарком, – через дружественную фирму ведутся переговоры о закупке современных турбореактивных двигателей и доступной нам гражданской аппаратуры. Разработки аналогов начаты у нас. Предварительные характеристики вы получите.

– Кого еще я могу привлечь к этой работе? И каковы сроки? – По тону чувствовалось, что Поликарпов уже согласен взяться за столь интересную работу.

– Привлечь? Все ваше бюро, – тут же ответил Берия, – финансирование будет выделено из специальных фондов. Пока вам дается время на изучение доступных материалов и подготовку к командировке. Сроки поездки будут определены после дополнительных переговоров. Вам сообщат.

Дверь приоткрылась, и в нее вновь заглянул порученец.

– Товарищ Генеральный комиссар, прибыл.

– А вот и ваш помощник, – отметил Берия и скомандовал адъютанту. – Пригласите через три минуты. – И тут же пояснил присутствующим: – Нам удалось найти среди неперемещенцев человека, увлеченного историей авиации. Как эксперт он, пожалуй, не слишком компетентен, но у него имеется огромный объем сведений о войнах, прошедших за эти семьдесят лет. Он имеет… имел несколько опубликованных книг о действиях авиации.

– А профессионального летчика? – тут же спросил Поликарпов.

– Увы, пока нет. Но я думаю, на днях мы организуем вам встречу с летчиками-инструкторами дружественной страны и осмотр их авиатехники. А пока, – нарком повернулся к открывающейся двери, – знакомьтесь…

г. Рига. Особый отдел 27-й армии.

Сергей Громов, лейтенант. 1-й батальон 62-го стрелкового полка

– Не жмуриться! Глаз не отводить! – Сергей, едва заметно вздохнув, вновь довернул лицо к слепящему свету лампы, стараясь не моргать и не жмуриться. Политрук удовлетворенно хмыкнул и повторил:

– Значит, вы отказываетесь признавать, что по договоренности с красноармейцем Рошалем пытались установить связь с пронацистским националистическим подпольем?

– Да. – Язык ворочается с трудом, неимоверно хочется пить.

– Что «да»? Отвечайте конкретно, подследственный!

– Мне… трудно говорить. Можно воды?

– Чего?! А продавать однополчан немцам и предавать Родину тебе было не трудно? Обойдешься!

– Я… не… предавал. – «Собраться, не дать этой сволочи сбить себя с толку», – мысли едва шевелятся. «Третьи… или вторые сутки непрерывных допросов? Или всего чуть больше двадцати часов?» Сергей никак не мог вспомнить, сколько же сейчас должно быть времени. Отвлекшись от чьего-то идущего откуда-то спереди, словно из самой испускающей режущий глаза яркий свет лампы, голоса, он вспоминал…

Неожиданный обстрел лагеря утром двадцать второго. Бомбежка. Бой. Отступление оставшихся в живых и оказавшихся под его командованием бойцов. Встреча со сбитым летчиком и бой с бандой националистов, к которой пытался перебежать испугавшийся смерти и в результате сам к ней пришедший красноармеец Рошаль. Ничего, мы им показали «Литву юденфрай». Путь к своим с ранеными на руках. Идти было неимоверно трудно. Взятую в деревне повозку пришлось бросить и уходить в чащу леса. По всем дорогам, ведущим к фронту, шли и шли колонны немецкой пехоты. Пришлось соорудить импровизированные носилки и нести раненых на руках. Шли медленно, оставляя за собой хорошо заметную тропу, вытоптанную среди деревьев. А иначе не пройдешь с громоздким грузом.

Вот по этому следу на них и вышли. Пришлось принимать бой. Первым погиб Антонюк, шедший в тыловом охранении. Он успел подстрелить кого-то из внезапно появившихся из-за деревьев нападавших, но под огнем почти тридцати стрелков выжить было нереально…

– Молчишь, падла?! – Удар по уху, уронивший его с табуретки, был настолько неожиданным, что Сергей действовал на инстинктах, словно во время уличной драки.

Резкий удар ногой в колено… вскочить. Быстро не получается, затекшее от неподвижности тело повинуется с трудом. Еще пропущенный удар… во рту появился сладковатый привкус крови. Зуб выбил, похоже. Ну, скотина, получай!

Неожиданно в голове словно взорвалась граната, и Сергей потерял сознание…

Очнулся он от льющейся на него воды. Вода текла по лицу, затекала в рот, и он стал с наслаждением глотать эти живительные капли.

– Хватит, Сергеев! Видишь, очнулся, скотина, – знакомый голос звучал, словно гром с неба. – Вставай, сволочь, подстилка немецкая. Вставай, падла… – Набор ругательств был прост и безыскусен, автоматически отметил Громов. «Да уж, до старшины-сверхсрочника Тюкалова ему как до неба».

– Вставай, я сказал! – политрук уже орал, и Сергей, напрягая силы, с чей-то помощью поднялся на дрожащие ноги. Голова кружилась, но боли, за исключением уха, он не чувствовал.

– Што, хфихово себя чувствуешь? Не надо было шопротивляться органам. – Только сейчас Сергей заметил, что особист слегка шепелявит и под глазом у него расплывается весьма роскошный синяк. «Нормально я его приложил», – стараясь выглядеть равнодушным, порадовался про себя Сергей и добавил, сплевывая на пол кровавый сгусток: – Врача вызовите.

– Врач-ша?!! – разозлился политрук, а Сергей опять слетел с табуретки от неожиданного удара сзади и ненадолго потерял сознание.

Очнулся он от острого, бьющего в нос запаха нашатыря. Чихнул, попытался отдернуть голову и почувствовал, как в ней оживает боль. Мягкая рука придержала его за затылок, и, вдохнув еще раз обжигающе-очищающего голову воздуха, он почувствовал, как боль постепенно затихает, словно сворачиваясь в клубок где-то в районе затылка.

– Осторожно, товарищ лейтенант, – неожиданно прозвучавший мягкий женский голос заставил его открыть глаза. А дальше они распахнулись во всю ширь уже самостоятельно. Действительно, красивая, похожая на Любовь Орлову, женщина в белом халате, пусть и накинутом поверх формы, совершенно не вписывалась в интерьер кабинета. Тем более что она очень осторожно придерживала его голову своей рукой, а сидящий за столом особист, с обмотанной белым бинтом, словно раненый Щорс, головой, смотрел на это все молча и даже без особой злости. Зато стоявший возле него сержант, коротышка с мрачным, дегенеративным лицом, нервно поглаживающий правой рукой ствольную коробку автомата, глядел так, словно только ждал разрешения передернуть затвор и выпустить в Сергея весь диск.

– Очнулся? Ну и все, Марина Сергеевна, мы можем вас отпустить. Теперь нам с этим гражданином, – особист подчеркнул это слово интонацией, – дальше разговаривать.

– Товарищ политрук, Павел Дмитриевич, у него же гематома на голове и сотрясение мозга, как минимум. Какие расспросы, его по всем законам в госпиталь надо, – словно не заметив ни взглядов, ни интонации, ответила военврач.

– По закону? – опять возмутился особист. – А предавал он нашу Родину тоже по закону? Нет уж, спасибо вам за помощь, Марина Сергеевна, а дальше предоставьте НАМ разбираться. Все, идите, идите, – нетерпеливо повторил он.

Смущенно взглянув на Сергея, женщина пожала плечами и, собрав медицинские принадлежности в сумку с большим красным крестом на боку, вышла.

– Сергеев, ты мне объясни, ты – идиот? – словно не замечая сидящего лейтенанта, обратился к сержанту особист. – Тебе же было сказано, позвать фельдшера, а ты кого привел?

– Так не было фельдшера, товарищ политрук. Чи я виноват, хто быв, того и позвал, – невольно приняв стойку смирно, ответил сержант и бросил на лейтенанта взгляд, полный такой злобы, что Сергей чуть снова не упал с табуретки.

– Вот она члену военного совета все об увиденном расскажет, тогда и узнаешь, кто виноват, – злобно усмехаясь, заметил политрук и тут же вскочил, словно подброшенный неведомой силой. – Товарищ батальонный комиссар… – начал он доклад и замолчал, остановленный кем-то, невидимым Громовым. Из-за спины Сергея, неслышно ступая, вышел невысокий крепыш в форме кавалериста со знаками различия батальонного комиссара.

– Та-ак, – протянул он, осматриваясь. – Дмитриев и Сергеев. Опять вы, суки. Неуемная парочка – баран да ярочка. Точнее – два безмозглых барана. Липуете [14]14
  Так называлось на жаргоне работников НКВД/НКГБ создание ложных дел, приписываемых невиновным обвиняемым. Особенно было распространено до назначения Л.П. Берии наркомом. После его назначения было оправдано, возвращено из лагерей и ссылки до трети осужденных в 1937–1938 гг.


[Закрыть]? Да еще с применением мер физического воздействия? Мало мне втыков за вас перепадало? А сейчас этим делом сам ЧВС фронта заинтересовался…

Москва. Аэродром в районе Теплый Стан.

Юрий Колганов, бывший генеральный директор ЗАО «Просвiтництво», майор РККА

Изящная двухмоторная машина серебристого цвета совершенно не напоминала тот биплан, на котором Юрий попал в столицу. Конечно, до современных лайнеров, которыми летал последнее время бывший гендиректор, этому самолету было далеко, но все же чувствовалось, что это – пассажирский самолет, а не на скорую руку переделанный «кукурузник».

– Красивый, – обернувшись к сопровождающему, заметил Колганов.

– Да, неплохой. Пассажирский, типа ПС-84. Доставит нас прямо до места, там уже посадочную площадку приготовили.

– Рядом?

– Не волнуйтесь, чуть в стороне и прикрытие – как аэродром для завода. Не демаскирует.

Они взобрались по небольшой металлической лесенке внутрь. Стоящий у дверей летун в комбинезоне жестом пригласил их в глубь салона, где на смешных авиакреслах сидела дюжина человек, одетых, так же как они, в гражданские костюмы. Подниматься по наклонному голому дюралевому полу было непривычно и не слишком удобно, зато кресло оказалось намного лучше того, что он подсознательно ожидал. Никаких особых приспособлений, типа неудобных ремней через плечо или рукоятки для откидывания спинки на кресле не оказалось. Стюардесса также не появилась, зато довольно-таки громко загудели двигатели, разгоняя появившуюся было у Юрия сонливость. Разбег и взлет оказались неожиданно мягкими, практически малозаметными. Уши при наборе почему-то не закладывало, да и той изматывающей тряски на воздушных ямах, которую ждал Колганов и которая так отравила ему предыдущий полет, тоже пока не наблюдалось. Поудобнее устроившись в кресле и с завистью заметив, что его сопровождающий уже спокойно дремлет, Юрий попытался смотреть в иллюминатор. Но и за бортом ничего интересного не происходило. Где-то внизу неразличимо для глаз медленно убегали за горизонт квадраты разноцветной земли, какие-то непонятные скопления, леса, чем-то похожие на изображения на географических картах. Облака, такие разнообразные при наблюдении с земли, отсюда казались одинаковыми, словно вывешенные на солнце для просушки пуховые перины. Посмотрев некоторое время и соскучившись от наблюдаемого однообразия и, мягко говоря, не слишком тихого гула моторов, он задумался о своей дальнейшей судьбе. Понятно, что, собираясь сюда, он подумал обо всем. Но это было там, в спокойном мире две тысячи десятого, на солнечном Кипре, в хорошем отеле.

А теперь он пытался осмыслить свои впечатления от пребывания здесь, в мире своих предков и понять, был прав он или его оппонент. Он вспомнил молодого, самоуверенного мальчика-мажора Павла Тухочевского (почти Тухачевского, усмехнулся он невольно), вещающего на веранде отеля «Голден Бэй» в кругу русских туристов о неизбежном крушении Советского Союза вследствие нападения всего мира на слишком непохожее на него общество, и подумал, что здесь эту угрозу воспринимают не очень серьезно. Впрочем, как ему сказали в Наркомате обороны, сейчас имеется возможность дать сигнал на пуск как минимум трем подводным лодкам. Юрий припомнил, что на каждой такой лодке шестнадцать ракет с четырьмя или восемью боеголовками. Все время почему-то сбиваясь и вспоминая стоявший в его кабинете компьютер, он мысленно сосчитал, что в залпе получается от сто девяносто двух до трехсот восьмидесяти четырех ракет, скорее всего ближе к первой цифре. Если учесть, что во время Карибского кризиса у СССР было всего тридцать способных достичь США ракет, эта цифра внушала некий оптимизм. С другой стороны, и экстренность его командировки, и замеченные им в Наркомате явные современники, и то, что работы по его линии (в его время это было двенадцатое главное управление Министерства обороны, сейчас – управление «Ноль» НКО) начинались не просто срочно – сверхсрочно, могло свидетельствовать об обратном. Тогда разговаривающие с ним чины всего лишь делали «хорошую мину при плохой игре».

«Ничего, у Ирана этих ракет еще меньше, чем у СССР сейчас. И никто на него нападать не спешит. А если учесть, что прямую экономическую выгоду от войны с Союзом в нынешних условиях получить невозможно, то, вероятно, здешнее руководство решило эту задачу правильно», – поерзав затекшим от сидения телом, подумал он. Несмотря на все удобство кресла, долгий полет сказывался, накапливались усталость и раздражение. Утешала только возможность свободно вытянуть ноги, почти недостижимая в салонах эконом– и бизнес-классов современных самолетов. Смотреть в иллюминатор надоело, сидеть просто так – тоже, поэтому Юрий воспринял появление того же летчика (или борттехника, а может, и стюарда, в этом разбираться совершенно не хотелось), предложившего выпить на выбор коньяка, водки или боржоми, как избавление. Он взял сто грамм «Двина», памятного по посиделкам в Бресте с сержантом ГБ Лерманом. Энкавэдэшником, оказавшимся совершенно непохожим на стереотипного хмурого, вечно подозрительного и говорящего лозунгами чекиста. Скорее, это был особист Вася Попрыкин из их воинской части времен застоя, весельчак и балагур, дружески относившийся ко всем знакомым офицерам, не дурак выпить, воспринимающий службу как неизбежное зло и не собирающийся никого закладывать без необходимости. «А хорошо мы посидели в Бресте, – подумал он, половиня рюмку. – Даже детишки, бегающие по коридору, не помешали». – Он допил коньяк, запил боржоми из стакана и вспомнил собственное обалдение от новости, что КПЗ управления НКВД используется как гостиница для семьи иновременников, которой негде переночевать.