Текст книги "Зеленая улица"

Автор книги: Анатолий Суров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

бы сотворить многие, если бы обладали силой

проникновения.

Крутили н. Подобные сентенции я уже

слышал. (Алексею.) Прошу в аудиторию. Кстати,

об учебниках. Теплотехника – наука сложная.

К сожалению, у нас нет фундаментальной

отечественной литературы. И потому приходится

пользоваться трудами иностранных ученых, как бы

это ни было неприятно,– неровен час, еще

преклонение инкриминируют! (Показывает книгу.)

Вы знакомы с этой книгой? Она, пожалуй, един-

ственный обоснованный теоретический труд. Ах,

прощу прощения,– вы же не знаете английского

языка.

Алексей. Я владею английским.

Крутили н. Приятно удивлен.

Алексей. Я знаком, между прочим, и с этой

единственной в своем роде книгой. Книга эта,

в сущности, вольный перевод с русского, а

выдана за оригинальный труд. (Вернул книгу Кру~

тилину.) И вы не правы, когда утверждаете,

будто бы у нас нет отечественной литературы по

теории и методике тепловых расчетов. Напротив, эту

теорию создали русские и обогатили ее, в

частности наш современник Сергей Петрович

Сыромятников. Она изложена в его книге «Тепловой

процесс паровозов».

Дроздов. Верно, верно, товарищ

Сибиряков. Теплотехника – наука наша, русская. (Взял

у Крутилина книгу, перелистал, швырнул.)

Краденая «теория».

Рубцов. Вот я и говорю: сила

проникновения!.. А вы, молодой человек...

Крутили н. Не обладаю даром

проникновения?

Рубцов. Совершенно точно. И не будете

обладать. Вы находитесь...

Входят Кондратьев и Лена.

Рубцов. А, к шапочному разбору!

(Взглянул на часы,) На дрезине, что ли, ручной

прокатили? Обожаю пешком,– регулируй как хочешь:

хочешь – с нагоном, хочешь – по графику.

Присаживайтесь.

Крутилин (Рубцову). Вы что-то хотели

сказать мне?

Рубцов. А... хотел, хотел. Вы находитесь

во власти привычного мышления. И потом,

знаете, вам настоящим-то человеком стать трудно.

Отдаленность мешает. Отдаленность от

коммунизма. Как на транспорте говаривали: полоса

отчуждения мешает.

Кондратьев. Свят, свят!.. И тут

самокритика.

Крутилин. Ваше заявление, Максим

Романович, меня удивляет, чтобы не сказать —

возмущает. Вы позволите, наконец, начать экзамен?

Врывается Тихвинская.

Тихвинская. Еще не начали? Ой, чуть не

опоздала... Отдышаться не могу...

Рубцов. Вы откуда, мадам? Кого

представляете?

Тихвинская. Я по вашему приглашению.

Я Тихвинская...

Рубцов. О-о!.. Та самая, которая... А вы

еще до сих пор не брюнетка? Удивительно.

Тихвинская. Боже сохрани! Терпеть не

могу брюнеток. Нет, как видите, шатенка, к

счастью. А вы, очевидно, по статьям решили, что

я брюнетка?

Рубцов. Именно, именно.

Тихвинская. Экзамен будет прямо здесь?

Рубцов. Экзамена не будет.

Тихвинская. Как не будете? У меня

отчет. Как это не будет...

Рубцов. Тише, мадам. Экзамена не будет.

Несчастный случай в институте – экзаменатор

срезался. Вот он – директор-полковник.

Превосходный материал для отчета.

Телефонный звонок.

(В трубку.) Да, у меня... Могу отпустить...

Правильно. (Положил трубку.) Товарищ

Тихвинская, вас вызывают на заседание парткома.

Тихвинская. Ничего, я могу опоздать.

Рубцов. Нет, нет. Вы уж пойдите. Вас

обсуждать будут. Возможно, строго накажут, так вы

не обижайтесь. Это будет не ахти какая грубая

ошибка.

Тихвинская. Вы так думаете?

Рубцов. Именно так.

Тихвинская. Действительно?! До

свидания!..

Рубцов. Будьте здоровы!..

Крутили н. Максим Романович! Вы

можете снять меня с кафедры. Вы здесь хозяин. Но

я – главный инженер дороги. Я не позволю

бесчестить себя и своих коллег...

Кондратьев. Что здесь происходит?

Рубцов. Выясняются точки зрения.

Кондратьев. И меня хотите о чем-то

спросить?

Рубцов. Да, и вас спросим. Почему не

пересматриваете нормы оборота паровозов? К вам

поступили ценные расчеты стахановцев.

Кондратьев. У нас твердый график.

К р е м н е в. График!.. График действует на

вас гипнотически.

Кондратьев. Что ты говоришь?

Лена (встала). Илья Корнеевич сказал

правду, В управлении все довольны: и главный

инженер и начальник дороги...

Кондратьев. Ты забыла помянуть еще

министерство. Или министерство ошиблось,

вручив мне знамя полгода назад?

К р е м н е в. Не прикрывайтесь знаменем,

товарищ генерал-директор.

Кондратьев. Нет, позволь. Прикрывался

и наперед прикрываться буду. В том и доблесть

коллектива моей дороги, что он удерживает

знамя.

Рубцов. Уж так прямо и твоей?

Кондратьев. Ну, нашей. Из месяца в

месяц снижаем простой вагонов. (Алексею.) Или

это вас не устраивает?

Алексей. Не устраивает. Не простой

снижен, а просто-напросто нормы занижены. Давно

пришла пора пересмотреть их.

Кондратьев. Вот когда будешь

министром.

Рубцов. Елена, тебя прервали, продолжай.

Крутили н. Разве здесь Елена

экзаменуется?

Рубцов. Слабонервных прошу успокоиться.

Продолжай, Елена.

Лена. Я сказала – все довольны. Генерал-

директор думает, что он достиг выдающихся

успехов. А так ли это? Стоит сравнить

действующие нормы с довоенными, и вы увидите, как

далеко отступила дорога. В управлении царит

самодовольство, а на станциях простаивают

поезда. (Села.)

К о е м н е в. Руководители дороги, Максим

Романович, утратили государственный подход к

делу.

Крутили н. Какой же у нас подход?

К р е м н е в. Деляческий. Грош цена нашим

успехам, если грузы для пятилетки ползут как

черепахи. И это теперь, когда на транспорте

выросли такие люди! Они способны сломать обвет-

шалые нормы, а вы не помогаете, вы – мешаете.

Вы интересы местнические ставите превыше

всего. Вольно или невольно вы превращаетесь в

консервативную силу. Вы возрождаете предель-

ческие настроения.

Кондратьев (вскочил). Кто? Я пре-

дельщик? Я начальник дороги, которая работает

лучше всего американского транспорта.

Крутилин (Рубцову). Вы удивляетесь? По

обороту вагонов мы обогнали Америку.

Рубцов (хватил кулаком по столу). Позор!

Жульничество! Коммунисты! Кто вам позволил

равняться на отрицательные образцы

капиталистического хозяйства? Кто? Еще тринадцать лет

назад партия жестоко разгромила на транспорте

эту позорную «теорию». Жульническими, лжиеы-

ми, самодовольными рассуждениями, что мы-де

работаем лучше заграницы, фактически

саботируется инициатива лучших людей, срывается

мобилизация масс на борьбу за подъем

отечественного транспорта... Тринадцать лет назад! А вы?

Коммунисты?! И это в наше время! В наш век—

век наивысшей полноты своих верований!.. В век,

когда все мировые проблемы решают наши

надежды, наши желания, наши силы! Обогнали

Америку?! Коммунисты?! Вы же возрождаете

буржуазную гнилую «теорию».

Кондратьев (встал, растерянный, пожи-

мая плечами). Если все это так, значит меня

надо... попросить с транспорта.

Рубцов (спокойно). А ты не заносись,

Кондратьев. Когда нужно, партия не из-под таких

вышибала кресло. Если нужно будет, и

попросят. Попросят... вежливо, интеллигентно,– к

чортовой матери, елки-моталки!.. (Встал.)

Машинист Сибиряков и инженер Кондратьева, ваше

предложение об ускорении оборота паровозов

заслуживает самой горячей поддержки. И мы

поставим его на обсуждение ученого совета.

Крутили н. Максим Романович! Вы берете

под защиту предложение Сибирякова и Елены

Кондратьевой? Приятно! Институт выступает

против рутинеров и предельщиков?! Какой

политический эффект! Но вы не потрудились даже

спросить нас, руководителей дороги, почему мы

отклонили этот проект. Да разве вы не видите,

что если он и хорош, то хорош только в

потенции?.. И в свое время я помог бы переработать

его с реальных позиций. Но теперь никакая сила

не заставит меня это сделать.

Алексей. И слава богу...

К р ути л и н. И последнее. Вы обвиняете

меня во всех смертных грехах и в одном модном

грехопадении – низкопоклонстве перед

буржуазной наукой. Скоро вам представится случай взять

обратно свои слова. Вы обвиняете меня в низко-

поклонстве, а сами не выступили ни разу в жизни

со статьей, пропагандирующей русскую технику

в заграничной печати.

Рубцов. Нет, не пресмыкался. И,

представьте, никогда не чувствовал себя плохо.

Крутили н. А я читаю буржуазные

учебники, но пишу в заграничных журналах в защиту

приоритета русской науки.

Кремнев (показывая журнал). Вы этот

журнал имеете в виду?

К р у т и л и н. Где вы его взяли? Разрешите?

Кремнев. Попался в технической

библиотеке. Есть ваша статья.

Крутилин (обрадован). Вот кстати!..

Разрешите?

Кремнев (не выпуская журнала из рук).

Очень кстати. (Рубцову.) Я не хотел сейчас

огорчать вас, Максим Романович, но коль кстати, то

уж вот,– посмотрите, здесь опубликованы

чертежи вашей новой системы «СЦБ» и статья Кру-

тилина. (Передал журнал Рубцову.)

Рубцов (листая страницы). Воспроизвели

точно... Печать отличная. Чертежи в красках...

(Читает.) «Мы многому научились у наших

западных коллег». Так... «Признавая за вами,

дорогие коллеги, несомненное преимущество, я все

же хочу... Академик Рубцов и автор этих строк,

мне кажется, своим изобретением обогатили ми-

ровую...» Тьфу! Мерзость какая!.. (Крутилину.)

Коммивояжер беспаспортный!..

Долгая пауза.

Хо-хо-хо!.. Не то украли... (Бросил журнал к

ногам Крутилина.) Пляшите, напечатали!

(Вышел в дверь с табличкой «Вход воспрещается».)

Кондратьев. Вот только этого мне и

нехватало в довершение.

Крутили н. Максим Романович... Я же из

высоких побуждений... (Кондратьеву.) Я прошу

оградить...

Кондратьев. Отстань... Теперь и я вижу,

какой ты скользкий, Крутилин.

Крутилин (Кремневу). Эта статья имеет

политическое значение.

К р е м н е в. Левая фраза и поза.

Крутилин. Сергей Петрович, я прошу

оградить...

Дроздов (пытается что-то сказать, но

слова не выговариваются. Поднялся со стула,

неловким движением опрокинув его, прошел к

Крутилину, долго смотрит ему в глаза. Молча

наступает на Крутилина, который пятится к стене).

Погоны бы сорвать с вас, русский инженер!

Вошел Рубцов. В руках—модель изобретения, доска

с линиями железной дороги. Подошел к Крутил нну, на

лбу которого выступили крупные капли пота. Непрерывно

вытирая лицо платком, он стоит жалкий, ничтожный.

Красивая прическа как-то нелепо рассыпалась.

Рубцов. Вы забыли передать им еще вот

это. Возьмите... Ну, берите, говорю, им

потребуется. Не хотите? (С силой ударил модель об

пол. К нему бросились с репликами: «Максим

Романович»... «Что вы»... Распрямился,

расправил плечи. Стоит высокий и страшный.) Старо!..

Я вам год не верю, Крутилин. Вы думаете, в

больнице я только и делал, что лечился? Я по-

новому решил свою задачу. По-новому,– во

много раз эффективнее!..

Крутилин. Ваши тенденции, Максим

Романович, изолировать советскую науку широко

известны за рубежом.

К р е м н е в. Вот вам новая тема для новой

статьи.

Крутилин. До свидания... (Вышел.)

Кремне в. С попутным ветром.

За приоткрытой дверью видна Авдотья Ивановна.

Рубцов. А... Проходите, голубушка,

проходите!

Входит Авдотья Ивановна.

За хорошего сына спасибо!..

Авдотья Ивановна. Алеша... Сынок

ты мой...

Алексей (вытирает платком слезы на лице

матери). Успокойся, мама.

Авдотья Ивановна. Не стыдись моих

слез, Алеша...

Кондратьев (непрерывно дымил,

прикуривая папиросу от папиросы. Подошел к Крем-

неву, смотрит на него виноватыми глазами).

Побит я, мой друг, жестоко побит. И поделом...

(Рубцову.) Максим Романович, вызывайте меня

на ученый совет. Помогите разобраться. Видно,

ошибся я... Проглядел что-то...

Рубцов. Узнаю. Узнаю прежнего

Кондратьева.

Алексей (Лене). Я тебе говорил!..

Дроздов. Ну, и заварил ты кашу, товарищ

Сибиряков!.. Все сыты, а я больше всех...

Рубцов. Экзамен, как видишь, Алешка, не

состоялся. Впрочем, нет, он состоялся. Состоялся

экзамен на гражданское мужество. И оба вы,

друзья мои, выдержали его с честью. (Пожал

руку Алексею и Лене. Вынул из кармана

огромные золотые часы, подбросил их на ладони и

вручил Алексею.) Отцовские... От Максима

Рубцова – за преуспеяние в науках. Носи вместо

кондратьевских!.. (Раздвинул гардины,

распахнул настежь двери.)

Видно ясное небо, усыпанное звездами, и среди них

выделяется своей прозрачностью небесная дорога. В конце

ее сверкает огромная звезда. Слышна веселая мелодия

марша, знакомая по первому акту.

(Молча смотрит вдаль.) Непреложный закон

наших людей, Петрович, больших и маленьких,—

творчество!.. Вдохновенное творчество. (Обнял

Алексея и Лену.) Оно впитывается в поры

обыденной жизни. Так наука сливается с практикой

и, обновляясь, сама обновляет жизнь. Так

стираются грани между трудом рабочего и трудом

инженера. Это уже коммунизм! Да, да,

коммунизм! Ибо коммунизм начинается там, где ум и

воля человека парят на крыльях сокола!..

Хорошо!.. Очень хорошо!.. Друзья мои!.. Смело

вперед, только вперед!.. «Зеленая улица» перед

нами. Семафоры всех станций открыты!

ЗАНАВЕС