Текст книги "Черная вдова"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Думают. Уже есть планы, проекты, – сказала Орыся. – Но сами знаете, как бывает. Пока где-то утрясут, пока утвердят…

– А люди тем временем занимаются самолечением? – ужаснулся профессор.

– Это же опасно!

– Подумаешь, кого это интересует! – пожала плечами Орыся. – Ну, а теперь, может, в село Бубнище?

На вопрос Валерия Платоновича, чем оно знаменито, его спутница ответила, что там когда-то вёл борьбу против феодалов легендарный предводитель крестьян Олекса Довбуш.

Но профессор уже был сыт по горло местными достопримечательностями и, ко всему прочему, чувствовал непреодолимую усталость. Заболел затылок. Руки, ноги да и все тело были словно ватные. Он предложил вернуться в Трускавец, сославшись на то, что ждёт звонка из Москвы.

Валерию Платоновичу показалось, что Орыся вздохнула с облегчением.

Расставшись с профессором, она поспешила домой. Нехорошее предчувствие не обмануло её – во флигеле сидел Сергей. Он только что приехал и был чернее тучи.

«Господи, – с замирающим сердцем подумала Орыся, – неужели уже знает?»

Однако об этой её поездке Сергей даже не заикнулся, будто его вообще не интересовало, где и с кем Орыся провела почти целый день. Он не поздоровался, мрачно опрокинул подряд две рюмки коньяку и коротко приказал:

– Собирайся, едем в Ужгород.

– Зачем? – спросила Орыся.

– Ты же знаешь, терпеть не могу вопросов, – повысил голос Сергей. – Едем, и все! Дней на десять.

– Десять?! Как же так? Я… Я ведь работаю, – возразила она.

– А это уже моя забота! – отрезал Сергей.

Орыся побросала в дорожную сумку несколько платьев, пару ночных сорочек, кое-какую мелочь и вышла за Сергеем к машине.

Она даже предположить не могла, что в эту минуту в санатории возле Скворцова-Шанявского суетился чуть ли не весь медперсонал. То, что профессор принял за усталость, оказалось приступом гипертонии.

Валерия Платоновича напичкали лекарствами, всадили несколько уколов. На ночь к нему была приставлена дежурная медсестра.

Три дня Скворцов-Шанявский не вставал с постели. Врач, естественно, отменил все процедуры, оставив только «Нафтусю», которую подогревали здесь же, в санатории. На четвёртый день профессор решил подняться.

Первым делом он позвонил Иркабаеву, благо у того в палате имелся телефон.

– Куда вы запропастились, дорогой? – обрадовался Мансур Ниязович.

– Немного приболел, – ответил Валерий Платонович.

– Вай-вай! – всполошился приятель. – Что же вы раньше не позвонили?

– Могли бы сами заглянуть, – пожурил его профессор.

– Да понимаете, земляк приехал лечиться. Город я ему показывал, – оправдывался Иркабаев. – Я сейчас к вам зайду.

– Не стоит, завтра я сам появлюсь на «водопое». Там и встретимся.

Валерий Платонович посчитал, что приходить Иркабаеву в санаторий не стоит: наговорят ему бог знает чего о сердечном приступе, и приятель может проговориться Орысе. А это уж и вовсе ни к чему, подумает: вот ещё, старый доходяга…

Сошлись они с Иркабаевым в восемь часов утра. На расспросы приятеля Скворцов-Шанявский отмахивался, мол, какая это болезнь, просто недомогание. Словом, бодрился.

Профессору хотелось поскорее увидеть Орысю. Но Роман открывал свою точку в десять… Валерий Платонович как бы невзначай поинтересовался, встречал ли Иркабаев Орысю.

– Какое там! – темпераментно взмахнул рукой Иркабаев. – Земляк замотал. То в лесопарк, то на озеро в Помярках. Успели даже побывать в Дрогобыче и Бориславе.

– Понятно, – не скрывая разочарования, произнёс Валерий Платонович.

– Да! – словно что-то вспомнив, воскликнул Иркабаев. – Романа вчера видел, фотографа. Вечером. Он шёл с какой-то симпатичной женщиной. Поздоровались, конечно. Я спросил у него, не заходили ли вы к нему в эти дни. Роман как-то нехорошо посмотрел на меня и говорит: «Мне бы ваши заботы».

– Странно, – удивился профессор. – Он всегда был приветлив с вами.

– Я сам удивился. Говорю, чем вы недовольны, Роман? А он, знаете, что сказал? «Помощница куда-то делась. Не выходит на работу». – «Давно?» – спрашиваю. «С того самого дня, – говорит, – как с вашим другом ездила за город». Это он о вас, дорогой профессор… У меня, говорит, план летит к чертям собачьим. И вообще, мол, это добром не кончится.

– Что именно? – насторожился Скворцов-Шанявский.

– Не знаю, – развёл руками Мансур Ниязович. – Роман что-то пробормотал и пошёл дальше.

– На меня злился? – допытывался Скворцов-Шанявский, которому поведение Сегеди казалось все более подозрительным.

– Да нет, – начал успокаивать его Иркабаев, – ничего страшного. Обида, может, какая и есть, но…

– Ладно, бог с ним, – отмахнулся Валерий Платонович, прикидываясь, что слова фотографа его не волнуют.

Однако сообщение Иркабаева встревожило его не на шутку. Восточные люди обычно дипломатничают. Наверняка Сегеди высказался более определённо.

Профессор сменил тему разговора. А в голове вертелся вопрос, что же с Орысей? Почему она прогуливает? Может быть, тоже заболела? Или намеренно скрывается от Сегеди, чего-то опасается?

Разошлись каждый в свой санаторий – завтракать. Днём Скворцов-Шанявский несколько раз проходил возле бювета, но так, чтобы не попасться на глаза Сегеди.

Действительно, «медведя» не было.

Дотянув до вечера, профессор решил выяснить наконец, что все это значит. Неведение становилось невыносимым.

«Пойду и прямо спрошу у этого патлатого фотографа, где Орыся, – решил Валерий Платонович. – Кстати, проясню наши с ним отношения».

Сразу после ужина профессор покинул санаторий. Заботливая медсестра, все ещё опекавшая его, спросила, когда он вернётся.

– Я всего на пару часов, – ответил он. – Пройдусь по воздуху.

– Смотрите, Валерий Платонович, – предупредила медсестра, – чтобы в десять были в палате как штык. А то врач по головке не погладит. Да и мне влетит, – и посмотрела на часы.

Было четверть девятого вечера.

Но профессор не пришёл к намеченному сроку. Не вернулся он в санаторий и в двенадцать, и в час ночи. Медсестра, перепугавшись, стала звонить в «Скорую», но там о Скворцове-Шанявском ничего не знали. Отчаявшись, она позвонила в милицию, где ей сообщили, что Валерий Платонович задержан сотрудниками уголовного розыска и находится в горотделе внутренних дел. На её вопрос, в связи с чем арестован профессор, вразумительного ответа не последовало.

Да и сам Павел Иванович Костенко, следователь прокуратуры города, пока не мог понять, что же произошло на самом деле.

Первой была допрошена свидетельница Татьяна Захожая, продавщица магазина «Подарки», девушка девятнадцати лет.

Вот её показания, зафиксированные протоколом:

«…Сегодня вечером я возвращалась домой после танцев. Провожал меня парень, с которым я там познакомилась. Зовут его Олег, фамилию не знаю. Он лишь сообщил, что приехал в Трускавец из Кишинёва и лечится по курсовке. Когда мы подошли к моему дому, Олег не хотел отпускать меня, предлагал ещё погулять. Но я торопилась, зная, как волнуются мои родители, если меня поздно нет. Олег сказал, что ещё „детское время“, всего начало одиннадцатого. Я посмотрела на наше окно на восьмом этаже, где горел свет. Над нашей квартирой, на последнем этаже, живёт Роман Сегеди. У него тоже был включён свет. Я знала, что жена Сегеди Марийка находится в гостях у родителей в деревне. Но в окне Сегеди я увидела двух людей. Ещё подумала, кто это пришёл к нему в гости? И вдруг из окна Сегеди вылетел человек. Я онемела от ужаса, закричала. Олег, который стоял спиной к дому, испугался, обернулся и тоже увидел, как тот человек упал возле фундамента. Мы побежали к нему. Это был Роман Сегеди. Он лежал на спине с открытыми глазами, изо рта у него текла кровь. Мне стало плохо, началась рвота. Тут выбежали соседи из нижней квартиры. Кто-то посадил меня на скамейку, дал воды. Кто вызвал „скорую помощь“, я не знаю. Помню, что Олег побежал в подъезд. Потом приехала „скорая“ и милиция…»

Затем был допрошен второй свидетель, провожатый Татьяны Захожей, Олег Долматов, двадцати семи лет, проживающий в Кишинёве, машинист сцены в театре. Повторив в общем показания девушки, он сообщил следующее:

«…Когда Татьяна пришла в себя, то несколько раз повторила, что Романа выбросили из окна, что она это видела. Узнав, что Роман живёт на девятом этаже в квартире сто один, я тут же побежал в дом, чтобы попытаться задержать преступника. Лифт не работал, и мне пришлось подниматься пешком. Дверь в сто первую квартиру была закрыта, но не заперта, потому что я толкнул, и она открылась. Я вошёл в коридор и увидел, что навстречу мне идёт пожилой мужчина. Солидный, в светлом костюме. Я несколько растерялся, спросил: „Вы здесь живёте?“ Он ответил: „Нет“. Я спросил, кто он. Мужчина сказал: „Скворцов-Шанявский. Пришёл навестить Романа, а его нет. Не знаете, где хозяин?“ Его спокойный тон ещё больше удивил меня. В это время с улицы послышалась сирена „скорой помощи“. Мужчина хотел выйти из квартиры, но я преградил путь. Он стал возмущаться. Тут в квартиру вошли два сотрудника милиции в форме. Я объяснил им, что произошло и почему я нахожусь в этой квартире…»

И вот перед следователем Костенко сидит Скворцов-Шанявский. На вид – сама респектабельность. Отлично сшитый дорогой костюм, безупречно чистая сорочка, холёные руки, спокойные, хотя и усталые, светло-серые глаза. Анкетные данные под стать внешности: профессор одного из академических институтов Москвы…

Все вместе действовало несколько обескураживающе на в общем-то ещё довольно молодого следователя: Павлу Ивановичу едва перевалило за тридцать.

Но два часа назад погиб человек – «скорая» увезла бездыханное тело Сегеди. И в том, что произошла трагедия, подозревался этот лощёный гражданин.

– Расскажите, Валерий Платонович, как вы оказались в квартире Сегеди? – вежливо попросил Костенко. – Пожалуйста, указывайте время.

– К дому я подошёл в начале одиннадцатого, – начал профессор.

– А поточнее?

– Минут десять одиннадцатого, – продолжал Валерий Платонович. – Вечная история – лифт стоит. Испорчен. Потихонечку да полегонечку стал подниматься наверх. Раза три останавливался, – профессор показал на сердце. – Четыре дня провалялся с гипертоническим кризом… Осилил-таки. Смотрю, дверь прикрыта неплотно. Позвонил – не открывают. Думаю, может, Роман Евграфович заснул или хворает, не велено вставать? Свои ещё свежи впечатления от болезни. Вошёл, везде свет… Крикнул: кто есть дома? Молчок… Потом слышу – свистит.

– Кто? – спросил удивлённо следователь.

– Чайник. У меня такой же… Когда закипит, из носика пар. А на носике крышечка со свистком.

– Понятно, понятно, – закивал Костенко. – Дальше?

– В одну комнату заглянул, во вторую. Никого. На кухне – тоже. А на столике – бублик, намазанный маслом, и надкушенный бутерброд. Впечатление такое, как будто только что сели ужинать. Значит, хозяин рядом. Ещё мелькнуло в голове: в туалете, что ли? Тогда бы откликнулся, когда я кричал. Выходит, думаю, выскочил к соседям. Я автоматически выключил плиту, сел на табуреточку, стал смотреть раскрытый «Крокодил». Он лежал тут же, на столике. Интересная статья о головотяпах в колхозе. Увлёкся даже… Слышу – входная дверь открылась. Слава богу, хозяин. Неловко стало, что расположился, как у себя дома. Вышел в коридор, смотрю – не Роман это, а какой-то молодой человек. Растерянный, но в то же время смотрит на меня как-то подозрительно. Спросил, кто я. Я представился. А тут со двора – сирена. Я, естественно, к дверям. А парень растопырил руки и не пускает. Меня это удивило: по какому праву? И вообще, кто он такой? Спрашиваю, конечно, повышенным тоном. А малый этот тоже в голос… Здесь заходят сотрудники милиции, и молодой человек сообщает такую новость, от которой у меня волосы дыбом встали! Старший лейтенант пригласил меня на кухню: кто, зачем, почему? Я, естественно, объяснил, хотя, признаюсь, был буквально в шоке. Это же надо, за несколько секунд до моего прихода человек сам, представляете, сам решил свести счёты с жизнью! Ужас! До сих пор в голове не укладывается!

Скворцова-Шанявского передёрнул нервный озноб. Он замолчал, подперев лоб растопыренными пальцами.

Выждав паузу, Костенко спросил:

– Давно знаете Сегеди?

– Дней десять.

– Раньше бывали у него дома?

– Один раз.

– По какому поводу?

– Роман Евграфович пригласил. Чаек попили. – Заметив недоверие на лице следователя, профессор печально улыбнулся. – Сегеди вроде бы хотел загладить передо мной вину… И чтобы я не пожаловался начальству.

Валерий Платонович рассказал Костенко историю о том, как его напугала Орыся, как всполошились фотограф и его помощница.

– А что привело вас к Сегеди сегодня? – задал вопрос следователь.

Валерий Платонович замялся, провёл ладонями по коленям и, смущаясь, ответил:

– По деликатному, так сказать, делу.

– Я бы хотел знать, по какому именно?

– Надеялся разузнать, где обретается некая особа.

– Кто эта особа?

– Я назову, – после некоторого колебания согласился Скворцов-Шанявский. – Это ведь не выйдет за пределы кабинета? Орыся…

– Орыся Сторожук, значит? – уточнил следователь.

– Она, – кивнул профессор и, словно спохватившись, пояснил: – Ради бога, не подумайте, что здесь замешан амур! Уверяю вас, нисколько! Сторожук

– талант! Изумительный голос! Я хочу помочь ей попасть на сцену.

– Чего же вам таиться в таком случае? – удивился Костенко.

– У Сторожук есть мужчина. Наверное, серьёзные намерения. Ревнив – прямо Отелло! Она мечется: любовь или искусство? Но, наверное, грех зарывать в землю божий дар. Я уже говорил о ней с кем надо в Москве. Её ждут. Ну, и, понимаете, надо было срочно сообщить об этом Орысе. А я, как назло, провалялся в постели.

– В котором часу вы вышли из санатория? – спросил следователь.

– Четверть девятого.

– Та-ак, – протянул Костенко. – От вашего санатория до Сегеди полчаса ходьбы. Причём гуляючи.

– Вы хотите сказать, непонятно, что я делал целых полтора часа? – перебил его Скворцов-Шанявский. – Отвечу: искал Сторожук.

– Где?

– Гулял, надеялся встретить на улице. Потом прохаживался по тротуару напротив её дома.

– А почему не зашли?

– Я ведь вам объяснил: у неё есть знакомый – ухажёр, жених, любовник, бог его знает! Мой приход явился бы лишним поводом для его ревности! Уверяю вас: встреть я Орысю, незачем было бы мне идти к Сегеди!

– И уверяете, что не видели его в квартире? – решил перейти в наступление следователь.

– Могу поклясться! – горячо произнёс Скворцов-Шанявский и вдруг, словно наткнувшись на препятствие, умолк, вперив в следователя тяжёлый взгляд.

Молчал и Павел Иванович. Так они смотрели друг на друга некоторое время.

– Здесь не клятвы нужны, а факты, – произнёс наконец Костенко, доставая из стола показания Захожей и Долматова и протягивая их допрашиваемому. – Ознакомьтесь.

Профессор читал внимательно, не отрывая глаз. Схваченные скрепкой страницы задрожали в его руке, и он поспешно положил их на стол.

– Эрго?

– Вывод, по-моему, один, – сказал Костенко, пряча протоколы в ящик. – В квартире Сегеди находился хозяин и ещё кто-то. Сегеди был выброшен из окна. Через несколько минут вас застали в квартире. И… – следователь сделал паузу, – других людей там не обнаружили.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Нарушил её профессор.

– Логично. Весьма логично, – повторил он уже без иронии, серьёзно и спокойно. – Однако жизнь, уважаемый Павел Иванович, задаёт порой загадки и похлеще, поверьте моему опыту.

– У вас есть шанс, Валерий Платонович, – сказал с нажимом Костенко, будто не слыша последних слов профессора. – Чистосердечное признание.

– Не надо, прошу вас, не надо! – перебил Скворцов-Шанявский, поморщившись как от зубной боли. – Не мальчик, знаю. Суд учтёт, и так далее… Запишите в протокол: Романа Сегеди в квартире я не видел. Все, точка.

Следователь пожал плечами, вздохнул, словно сожалея о том, как неразумен задержанный.

Когда был подписан протокол допроса, Валерий Платонович спросил:

– Я могу идти?

– Нет, – ответил Костенко. – Вынужден вас задержать.

– Вы меня обвиняете?

– Нет, пока только подозреваю.

Профессор было вспыхнул, но тут же взял себя в руки.

– Надеюсь, вы позволите воспользоваться телефоном? – потянулся он к аппарату. – Мнение этого человека обо мне убедит вас кое в чем…

И Валерий Платонович назвал фамилию, одно только упоминание которой должно было произвести сильнейшее впечатление на следователя.

Но не произвело.

– Увы, – остановил он жестом профессора, – нельзя.

И вызвал конвоира.

С раннего утра Костенко был уже на ногах, понимая, что любое промедление будет не в пользу следствия. На самом деле, когда задержанный сказал, с кем хочет связаться по телефону, Павел Иванович понял, что Скворцов-Шанявский не блефует, не берет просто на испуг. А значит, ответственность его, Костенко, возросла. Малейшая оплошность, ошибка, и…

Павел Иванович не хотел даже думать об этом. Конечно, времена были уже не те, однако обольщаться тоже не приходилось. Нельзя изменить психологию людей в один миг, словно по мановению волшебной палочки. Слишком привыкли принимать или отменять решения по звонку «сверху», магия имени, высокого поста властвовала ещё довольно прочно.

Факты, только факты были его оружием. Костенко опять допросил Захожую и Долматова, работников санатория, где лечился профессор, снова тщательно осмотрел место происшествия. Работники уголовного розыска тоже не сидели сложа руки.

К концу следующего рабочего дня Костенко был вызван прокурором Мурашовским.

– Выкладывайте, Павел Иванович, что у вас по делу Сегеди?

– Признаться честно, я сейчас – словно поезд на ходу… А вот где остановлюсь… – Следователь развёл руками.

– Давайте обмозгуем вместе, – поудобней расположился на стуле прокурор. – Версия о том, что Сегеди выбросили, подтверждается?

– Как вам сказать, – неуверенно ответил Костенко. – Понимаете, по заключению судмедэкспертизы Сегеди умер, грубо говоря, от удара о землю. Переломы, в том числе черепной коробки, повреждение внутренних органов и так далее.

– То есть из окна он выпал живым? – уточнил Мурашовский.

– Да. Одна из первоначальных моих версий – Сегеди сперва убили, а затем уж выбросили – отпадает, как видите. Второй момент – я поставил судмедэксперту вопрос: имеются ли на теле погибшего прижизненные следы борьбы, царапины, ссадины и тому подобное? На тот случай, если его выбросили в окно. В заключении сказано, что таковых нет.

– Позвольте, позвольте, а показания свидетельницы?

– Захожей?

– Она же говорила, что сама видела, как Сегеди выбросили… Показалось?

– Может быть, нет.

– Как же совместить? Без борьбы…

– Элемент внезапности, – пожал плечами Костенко. – Встал у окна, ничего не подозревал, ну, его и…

– Допустим, так, – подумав, согласился Мурашовский. – И сделавший это был человек, от которого Сегеди не ожидал, мягко выражаясь, пакостей.

– Совершенно верно, – кивнул Павел Иванович. – Близкий друг или такой, кто вызывает полное доверие. Например, Скворцов-Шанявский.

– А вы не допускаете, что пострадавший мог выпасть сам?

– Допускаю. Причём тут два варианта. Первый – выпал из окна случайно. Второй, как выразился задержанный, покончил счёты с жизнью. О случайном падении сказать что-либо определённо нельзя. Мало ли для чего понадобилось человеку лезть на подоконник? Штору поправить, например. Не удержался – и вниз. А вот если самоубийство, то какие мотивы? И ещё момент: Сегеди сел ужинать, намазал бублик маслом, откусил бутерброд, ждал, когда закипит чайник. И вдруг вышел в другую комнату и сиганул в окно. Что-то здесь не вяжется.

– Согласен с вами, – кивнул Мурашовский. – Конечно, перед таким страшным шагом люди ведут себя по-другому. Значит, вы больше склоняетесь к версии убийства?

– Факты склоняют, – ответил следователь.

– И кто же убийца?

– Скорее всего тот, кого застали в квартире. Скворцов-Шанявский.

– Пожилой человек, гипертоник. – Прокурор в большом сомнении покачал головой.

– Все относительно. Между прочим, Скворцов-Шанявский во время войны служил в особых частях. Устраивал диверсии в тылу у немцев. А туда знаете каких брали?

– Ничего себе вспомнили, – протянул прокурор. – В молодости и мы были рысаками.

– Не скажите, – усмехнулся Костенко. – Мой дед и теперь никому спуску не даст, а ему восьмой десяток пошёл. Насчёт же гипертонии: впервые у профессора давление поднялось здесь, в Трускавце.

– Какая же кошка пробежала между ним и Сегеди?

– Да уж наверняка пробежала, если он…

– Ну, подумайте, Павел Иванович, что может быть общего у московского профессора с курортным фотографом? – колебался Мурашовский. – Чтобы решиться на убийство, нужны очень серьёзные причины.

– Например, женщина, – сказал Костенко. – Некая Орыся Сторожук.

Он рассказал, кем она работает, откуда знает Скворцова-Шанявского.

– Этот профессор, как говорится, просто лапшу мне на уши вешал: мол, заботится о её судьбе, хочет вывести в большие артистки. А сведения, добытые нами, говорят о другом. Приударяет он за Сторожук, по пятам за ней ходит.

– Саму Сторожук вы допросили? Что она говорит? – поинтересовался прокурор.

– Её нет в Трускавце. Несколько дней назад уехала с очередным своим кавалером в Ужгород и пока не вернулась. Короче, дамочка ещё та! Не одному профессору крутит голову.

– Хороша собой?

– А вы разве её не знаете?

– Нет.

– Красавица, тут уж ничего не скажешь. Понимаете, есть основания предполагать, что Скворцов-Шанявский ревновал Сторожук к фотографу. Но это ещё не все. Когда ребята из угрозыска зашли в квартиру Сегеди, их насторожил запах.

– Какой запах? – вскинул брови прокурор.

– Вроде бы курили «травку», точнее – гашиш, – сказал следователь, протягивая Мурашовскому листок. – Был изъят окурок сигареты из пепельницы. Исследования подтвердили наличие наркотика. Гашиш обнаружен и в целых сигаретах из пачки, которая была в кармане Сегеди.

Прокурор прочитал заключение экспертизы и присвистнул:

– Вот это фактик!

– По моей просьбе, – продолжал Костенко, доставая другой документ, – провели анализ крови погибшего. В ней тоже имеется наркотик.

– А Скворцов-Шанявский случаем не балуется? – спросил прокурор, прочитав заключение судмедэксперта.

– Вроде нет. Беседовал с его врачом, говорит: не похоже. Сам профессор отрицает категорически. А почему вы об этом спросили?

– Вы, я вижу, впервые сталкиваетесь с наркоманией?

– Что верно, то верно. Читал, конечно, кое-что, но сам…

– О, Павел Иванович, мир наркоманов – жуткий мир! – сказал Мурашовский. – Как правило, их объединяют тёмные интересы. И дела. Разврат, воровство, спекуляция, фарцовка. На кайф нужны деньги, деньги и ещё раз деньги. Огромные деньги! Ведь дурман продают из-под полы. Так что страсти бушуют серьёзные… Но я хочу особо обратить ваше внимание вот на что: путешествие в искусственный рай частенько кончается полным крахом. Моральным и физическим. И тогда один выход – самоубийство.

– Хотите сказать, Сегеди накурился и сиганул?

– Почему бы и нет? Вот вам причина самоубийства.

Заметив, что Костенко глубоко задумался, Мурашовский предупредил:

– Но это только версия, предположение. Надо отрабатывать и другие.

– Да-да, – встрепенулся следователь. – Туману ещё хватает. Жаль, что важный свидетель в отъезде. Возможно, она прояснила бы кое-что.

– Вы имеете в виду Сторожук?

– Её. Жду не дождусь возвращения, сразу же допрошу.

– Хорошо, работайте, Павел Иванович, – отпустил прокурор следователя.

Костенко не знал, что Орыся только что приехала с Сергеем из Ужгорода. Взволнованная Екатерина Петровна тут же сообщила ей о загадочной гибели Романа Сегеди, взбудоражившей весь город.

А о том, что Скворцов-Шанявский задержан милицией, Орысе стало известно от следователя.

Когда она вернулась из прокуратуры, Сергей учинил форменный допрос: зачем вызывали, о чем спрашивали.

– Да все о Ромке, – ответила Орыся. – С кем водился, как себя вёл последнее время. Между прочим, следователь и тобой поинтересовался.

– А я на кой черт ему понадобился? – удивился Сергей.

– Не знаю.

О том, что следователя интересовали взаимоотношения между ней и Скворцовым-Шанявским, Орыся умолчала – бури тогда не миновать.

– И что же ты про меня рассказала? – допытывался Сергей.

– Ничего. Ответила, что это моё личное дело и распространяться не намерена. Следователь отстал.

– Правильно, – одобрительно кивнул он. – А что случилось с Ромой?

– Представляешь, оказывается, он курил гашиш! А я и не замечала.

– Это тебе не алкаш. Пьяного сразу видно, а вот наркомана…

– Что, встречал таких?

– Приходилось. Не сразу разберёшь, когда под кайфом. Ромка-то, а? – покачал головой Сергей. – Кто бы мог подумать?

– Что теперь говорить, – вздохнула Орыся. – Человека нет… На похороны послезавтра пойдёшь?

– Нет! – решительно отказался Сергей. – Не люблю это дело. И вообще, надо подальше мотать отсюда. Надоел ваш Трускавец хуже горькой редьки.

– Куда мотать? – спросила Орыся, поражённая словами Сергея: впервые его что-то задело.

– Да хоть на Северный полюс, – с сарказмом произнёс он. – Как тот француз, который добрался туда один, даже без собак.

– Посмотрела бы я на тебя, – усмехнулась Орыся.

– Пошла бы со мной? – пристально посмотрел на неё Сергей.

Она не поняла: балагурит, испытывает? И на всякий случай ответила:

– Конечно!

Он хмыкнул, потрепал её по щеке.

– Ладно, я поехал.

И вышел, даже не сказав, когда его ждать.

В ту ночь Орыся почти не спала. Перед глазами все время стоял Димка.

«Господи, почти полгода не видела его! – думала Орыся. – Неужто я вечно буду прикована к Трускавцу?»