355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анастасия Вихоцкая » Сборник фантастических рассказов » Текст книги (страница 2)
Сборник фантастических рассказов
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 03:28

Текст книги "Сборник фантастических рассказов"


Автор книги: Анастасия Вихоцкая



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

На все восемь рук мастер…

(записки головоногого шпиона)

Подставило меня начальство конкретно, хотя и скорчило гримасу благопристойности, приукрасив её улыбкой благоговения пред высшей целью.

С припевочкой о том, что я один из лучших агентов, то бишь специалистов в своей сфере, посулив златые горы и душевную нирвану в качестве вознаграждения, меня выпихнули на задание.

Ничего особенного, обычное кратковременное замещение сознания у разумной особи с целью сканирования ментальной и астральной сферы планеты, сбор данных со всех уровней и перенос добытой информации на родину. А родина ждёт, а родина знает, куда сыновей своих посылает…

Я не шпион, как может показаться, и не разведчик, как самому этого хотелось бы. Я обычный информатор, проникающий глубоко в чужую среду и действующий безо всякого риска для жизни и душевного равновесия.

Да что там говорить, я обыкновенная мусорная корзина, куда сам же и сметаю всё, что не замечают сами аборигены.

Замещение сознания – безболезненный и быстрый процесс. Замещаемый субъект не успевает ничего осознать и почувствовать. А, выполнив свою миссию, я так же плавненько ускользаю из аборигена. Тот ошарашено чешет в затылке (при наличии такового) и шепчет: – дескать, затмение нашло, что ли…

И им не в убыток, и нам в радость. А что делать!.. Отчизна бедна, как отработанная руда в отвалах. Полезных ископаемых нет, воды нет, творческая интеллигенция отсутствует, туристических объектов не имеем, высокими технологиями, могущими стать предметом экспорта, не обладаем. И что в итоге? Чтобы выжить и не очутиться на самом дне цивилизованного космосообщества, мы реорганизовали свою планету во вселенский Банк Информации.

Информация о чём угодно, в любой форме и виде представления. Как хотите, что хотите, а вот зачем хотите – нас уже не касается. Это и есть наш хлеб насущный.

Таким образом, некоторая часть нашего общества является добытчиками информации со всех уголков познанной вселенной, а другая (значительно большая, надо заметить!) перерабатывает её, сортирует, каталогизирует и укладывает на хранение.

Я, слава Вселенскому Разуму, отношусь к добытчикам.

Хотя, конечно, в любой работе найдутся свои трудности и неприятности, даже если эта работа любимая. Так и у меня, без ложки радиоактивности в котле универсума не обходится.

Обычно ведь как… Внедряют меня в представителя господствующего вида на планете (при наличии разумной жизни определяющей является степень разумности), а далее по обстоятельствам!

Особенности физиологии и психо-эмоциональной составляющей особи не столь уж важны. Мне с ней общих детей не растить, кашу вместе не варить, огурцы не солить.

И положение в обществе не важно, и на характер, в общем-то, наплевать. Главное – социальная адекватность, а вернее – здоровый дух в здоровом теле.

Ну и вот… Последнее задание перед отпуском! Лёгкое и необременительное, как выражается моё начальство, стараясь провести его по низшей категории и оплатить, соответственно, минимально.

Ладно уж, послали так послали, деваться некуда. Приказы, к сожалению, не обсуждаются.

Но я был крайне (мягко говоря!) удивлён, обнаружив себя, то есть свою сущность, в теле данного субъекта…

Направляясь на объект, я получаю всю доступную информацию о планете и её биосфере, потому довольно ясно представляю себе иерархию живых существ, её населяющих. При всём богатстве выбора другой альтернативы нет! По всему выходило, что я был должен заселиться в высшего примата, прямоходящего и в некоторой степени разумного. Господствующий вид, как-никак.

И что на деле? Сижу на дне морском, щупальца перебираю и пытаюсь взгляд сфокусировать на проплывающем планктоне.

Выхожу на связь со своим координатором. Раньше думал, что он мне ещё и друг.

– Эй, Свиус, где ты там… Аква-Терра на связи!

– Горгиус, дружище! Не ждал тебя так скоро. Что, есть новости?

– Ты ещё спрашиваешь? – визжу я в космическом эфире. – Ответь мне, пожалуйста, на очень простой вопрос… Почему я не человек?

– А в чём проблема? – прикидывается наивным простачком мой напарник.

– Проблем никаких, что ты. Всё расчудесненько и точка. Только странно как-то… Хозяева жизни на этой планетке – люди, как они себя называют, а ваш лучший спецагент отчего-то сидит в теле головоногого моллюска, хрен ему в пасть!..

– Горгиус, не будь столь резок. Приказ поступил свыше, всё обсуждено и резолюция наложена. Обсуждению, как ты понимаешь…

– Но меня в известность поставить можно было!

– А поставить перед фактом, по-твоему, мало?

– Более чем!.. Достаточно.

– Вот и ладненько. Ну, ты вживайся, потом доложишь.

– Постой, я не закончил!.. – продолжаю упираться я.

– А заканчивать и не надо, ты только начал операцию, вот и продолжай. – Голос Свиуса стал почти доверительным. – И если хочешь знать, тебе ещё повезло.

– В чём это, интересно, – бурчу я, забавляясь одновременно своими присосками на щупальцах.

– Что в осьминоге оказался, дурень! Знаешь, сколько вариантов перебрали, пока решали, куда тебя заселять? В кандидатах были и муравьи, и пчёлы, и крысы… Крысы, кстати, чуть не взяли верх. Но всё же остановились на лучших представителях подводной интеллигенции – на осьминогах, класс головоногих.

Восприняв информацию, моя шкура вся радужкой пошла, когда до нейронов щупалец дошёл смысл. Щупальцы в буквальном смысле оторопели.

– Погоди, что за новости… А человеческая раса отчего в расчёт не бралась?

– Отчего же, человеческий фактор тоже учитывался. Только люди как вариант отпали ещё на ранней стадии разработки плана замещения. Бесперспективно.

– А муравьи, значит, перспективно!

– И муравьи, и тараканы. Ты на размер не смотри, зри в корень!..

– Зрю, но пока не понимаю.

– И правильно, это работа аналитического отдела. Экстраполируя настоящее в будущее, мы получаем наиболее вероятную линию развития биосферного сообщества.

– И чего там? – задрожал я всем своим желейным телом, едва не люминесцируя от возбуждения.

– А то, что человечеству осталось от силы несколько поколений продержаться… на вершине хит-парада. А потом – кранты! Вырождение, гибель и полное забвение. Хорошо ещё, если всю планету за собой не потянут. А они могут.

– Да ладно…

– Можешь не сомневаться. Так-то.

Я почти моргнул, а мои прямоугольные зрачки от обиды чуть не стали круглыми.

– Но как же так!.. Такая славная планета – полезных ископаемых завались, воды залейся, полярными сияниями облюбуйся… А им неймётся!

– Парадокс разума, запутавшегося в своих чувствах, – поучительно произнёс Свиус через парсеки звёздных пространств. На какое-то мгновение я почувствовал, что тоска по родине защемила одно из моих сердец, но два других исправно гнали голубую кровь по телу.

Ладно… В конце концов, какое мне дело? Щас отсканируем психосферу, скинем инфу через нуль-канал, сплюнем через четыре левых плеча на всякий случай (у шпионов свои суеверия…), и домой, в ведомости на зарплату расписываться!.. Всё будет хорошо. Наверное.

Ну, не получилось у приматов, зато у головоногих сложится. У них восемь рук, то есть щупалец, им и карты в руки.

А в остальном, прекрасная маркиза…

__________________________________________________

Город, которого нет

Ночной мрак на прощанье улыбнулся, и из его улыбки родился рассвет. Заспанно хлопая глазами, солнце приподнялось над линией горизонта, потянулось и окатило этот мир обеспокоенным взором.

Который год оно уже следило за этим городом, и с каждым днем положение дел ухудшалось.

Город жил, дышал, радовался чему-то, но это был уже не он. Точнее, он, но в том состоянии, когда уже душа и тело не в состоянии жить вместе.

Когда его строили, он рождался, начиная осознавать себя, вырастал и вытягивался вместе с новыми улицами, остепенялся площадями и отдыхал на своих бульварах. Смотрел на мир глазами окон, измерял себя автобусными остановками и зажигался фонарями, превращая обычный вечер – в таинственно романтичный.

Однако ж отчего-то зрелости свойственно забывать мечты юности, и они больше не в силах помогать жить далее с тем же воодушевлением, что ранее…

Что произошло дальше? Да ничего особенного. Прогрессивное влияние урбанизации раковой опухолью отпечаталось на центре города, оттуда зараза протянула свои щупальца во все стороны… Чем-то это напоминало кольцевую схему метро с радиальными ответвлениями к окраинам, а было историей болезни.

Ничего страшного в этом не было и нет, процесс естественный и необратимый. Но… в этом случае еще и физиологический.

Город был давно одушевлен своими жителями, хоть они об этом и не подозревали. Исторический ход событий привел к возникновению новой формы жизни.

И как любое живое существо, он в какой-то момент осознал свое право на свободу, даже если она приобретается путем самоубийства.

Это утро должно было стать последним, на сегодня было запланировано отторжение.

Улицы, эти крововотоки мегаполиса, всегда оживлены. Время суток давно не имело значения. Горожане не видят ни рассветов, ни закатов, ни звезд.

Слепое белесое небо нависает над ночным городом, не пробуждая в душах ничего, что могло бы их окрылить.

Иллюминация освещает мрак и затеняет все остальное.

Ограниченное пространство между светофорами и фонарями – как туннели перехода из ниоткуда в никуда. Люди двигаются согласно цветовому коду этих маяков по фарватеру тротуаров. Хорошо асфальтированные дороги сами стелятся под ноги. Неоновые вывески магазинов заманивают как ловушки для глубоководных рыб, обещая тайное и недоступное сделать простым и возможным.

Витрины магазинов отблесками лживых зеркал соревнуются друг с другом в освещенности товаров и напыщенности рекламных фраз.

Бутик с зеркальными окнами и тайнописным названием отгородился от мира тонированным стеклом. Толпе, суетно снующей по улице мимо него, негоже даже посмотреться в его надраенные окна.

Но никто не останется обойденным – торговля и услуги чередуют друг друга через шаг. Не сбейся, горожанин…

Криптограммы многих названий мутят голову предчувствием лабиринта, из которого не выбраться, поскольку выход замкнут на вход.

Связка упитанных сарделек в витрине гастронома довольно улыбается, изображая праздничную гирлянду. Сардельки не отдают себе отчета, что они – звенья одной цепи, и повязаны вплоть до проигрышного конца.

Лужа отражает небо, оно в нее заглядывает и ужасается, не узнавая собственного облика – грязно-разноцветного. Абстрактные разводы не имеют ничего общего с натуралистической лазурью и тщательно вылепленными бело-фигурными облаками.

Впрочем, кому что по нраву.

Из ближайшей урны задумчиво выглядывает икебана из очень реалистично втиснутого туда мусора. Вертикально торчащая пластиковая бутылка образовывает ось, вокруг которой вращается современная цивилизация, а ядовито-желтая крышечка на ее макушке, должно быть, символизирует тот высший цвет, к которому устремляется общество. Ворох разноцветных оберток, как гарнир, обрамляет бутылку и не дает ей свернуть с намеченного пути и завалиться набок. Незатушенный окурок медленно прожигает аляповато-рекламные рожицы, придавая им недоуменное и растерянное выражение перед концом их света. Дымное марево уже окутало урну, внося в ее образ сюрреалистический оттенок.

Невольно возникает смутное подозрение, что это отнюдь не банальный мусор, обреченно жаждущий последнего приюта на свалке, а хитроумная инсталляция некоего современного арт-художника, испорченного незаслуженным признанием… А где-то за ближайшим углом притаились бравые фотографы, желающие запечатлеть реакцию искушенной публики, мельтешащей мимо по тротуару, на эту акцию.

Хотя, какая разница?.. По большому счету.

Утренний туман растворяет прохожих, превращая их в их же собственные призраки. Утилизированные облики человекообразны недолго, и через десяток метров становятся аморфны.

Рекламные постеры, плакаты и даже мелкие макулатурные буклеты смеются просто в лицо, дико, хотя и беззвучно хохоча над недогадливостью жителей города.

А житель, он же потребитель, думает, что в этих сияющих лицах он видит образ собственного прекрасного будущего.

Однако ж, ноль равен нолю, как его ни украшай завитушками.-

Этим утром население мегаполиса перешло критическую точку.

Городская речка омертвела и давно ушла под землю, изменила свое русло и вывела его в параллельное измерение, в безлюдную местность.

Щупальца канализации обхватили город со всех сторон, сжали его и душат в его же собственных нечистотах и отходах быта и бытия.

Кротовые норы метро подрыли основание города, возведя неустойчивость в постоянство.

Теплоцентрали изменили климат, выхлопные газы – атмосферу.

Дороги и магистрали пересекли и искромсали поверхность, изрезали плоскость и пространство на отдельные фрагменты многоугольников… Которые, как ни складывай, а цельной картинки не получишь.

Этим утром город решил отделиться от своих жителей.

Отторжение как последняя воля.

Разделение началось с окраин – пространство сдвинулось и расплылось, искривилось и время, пропуская возможность… Возможность для всего.

Один человек, кажется, заметил нечто странное в окружающем его цивилизованном пейзаже, как будто в воздухе наискось от него появилась кривая трещина… Но, тряхнув головой, он сбросил наваждение и поспешил на работу,

Крысы из канализации, как всегда, все поняли первыми. Забрав насушенные сухари из просроченных продуктов, обнаруженных на свалке, они походным порядком промаршировали по туннелям метро в неизвестное далеко.

Кажется, они успели.

Об оставшихся этого не скажешь.

Изображение реалий задрожало мелкой дрожью, затем заколыхалось и завибрировало, ускоряясь.

Утробный вопль тишины пробрал до косточек все окрестности. Полубезумно содрогаясь, мир вопросительно глянул в глаза друг друга. Прощальных поцелуев не будет, как нет ответов на вечные вопросы. И в тот же миг бездна рухнула на город. Или он рухнул в бездну. Недоступность очевидцев затрудняет достоверное описание.

Но главное, город исчез. Даже на карте он превратился в невнятное пятнышко – то ли болотце, то ли овраг…

Для самих жителей все осталось по-прежнему… Почти.

Все те же улицы, дома, загазованные проспекты, да небо всегда застилает серая пелена, солнце не показывается, и нет смены дня и ночи. Зато исчезло все за пределами самого города. Вне его пределов дороги обрываются, и там царит вечная мгла.

Для самого же города исчезли и все его жители, и он сам, и это небытие кажется ему самым сладким из его снов.

Для всех остальных появился город-призрак – его можно иногда издалека видеть, но нельзя до него добраться. Туда нельзя дозвониться – хотя кто-то и снимает трубку, но никогда не отзывается.

Даже память о нем стирается очень быстро. Ну, был такой… Давно… А может, и не был, мало ли небылиц люди рассказывают, а еще больше в газетах печатают. Да, точно, не было его никогда. Сказки все это, в них даже дети не верят.

Ну, – нет, так нет.

Невелика потеря.

А тем, кто в нем остался… Можно было б и посочувствовать, да только к чему это? Если даже город в силах стать свободным, то человеку это тем более возможно.

А вездесущая энтропия уже обрадовано клацает зубами у спальных районов города-призрака, и аппетит у нее неутолимый. Окончательное разложение настигнет даже призрачные останки.

Се ля ви, смачно хрюкнула бездна и…

____________________________________________________

Венец эволюции

«Намереваясь прихлопнуть таракана,

подумай об иллюзорности бытия и

тщетности всяких усилий.»

(Из инструкции Пентагона по борьбе за мир во всём мире)


Учитель ошарашено глянул на эту разновеликую толпу молодняка, которую полагалось учить.

Директор коллегиума ободряюще кивнул ему и повелительным жестом утихомирил учеников.

– Так, молодежь, теперь внимаем и вникаем… А суть дела такова. Ваш любимый учитель и классный руководитель Тарквиний Смиренный не может сегодня присутствовать на занятиях.

Один шустрый ученик, щупленький и небольшого роста, не более метра с четвертью, хотя голова и нормальная, как футбольный шар, очкарик, тут же высунулся вперед:

– Товарищ директор, позвольте полюбопытствовать по поводу причины отсутствия нашего глубокоуважаемого Тарквиния… Не сочтете за праздный интерес, токмо глубокая привязанность к учителю продиктовала мне…

Его расшаркивания прервал суровый директорский взгляд.

– Значит, я продолжаю. А чтоб неудовлетворенное любопытство не помешало учебному процессу, слушайте внимательно. Тарквиний Смиренный, используя свое ежеквартальное законное право на самосовершенствование, ушел в глубокую медитацию, отдых, телепортировался на планету Эпикон, что в созвездии Персея. Как вы знаете, там идеальные условия для самосовершенствования и медитации, да и недалеко она, до нее всего-то 7–8 тысяч световых лет.

Где-то сзади ученических рядов прошла волна приглушенных смешков. Директор сделал вид, что ничего не слышит, и уверенно продолжил:

– К сожалению, мы не были предупреждены заранее о его бессрочном отпуске и вынуждены прибегнуть к не самой подходящей замене. – Директор пригласительно кивнул стоящему в сторонке учителю. Тот неуверенно шагнул поближе. – Вот, представляю вам учителя старших классов Тархана Благосклонного.

Тархан дернулся, пытаясь кивнуть пожиравшим его глазами молокососам.

– … И надеюсь, что хоть вы и младшие, но уже в силах найти общий язык с любым педагогом. Расписание на последующие дни пока уточняется. Зайду к вам еще в конце сегодняшнего дня.

С этими словами директор исчез из класса, видимо нырнув в другое, седьмого уровня, пространство. Учитель настороженно отпрянул на дипломатическое расстояние, а ученики восторженно воспрянули духом,

– Здравствуйте, дети…

– Приветик.

– Здрасьте, товарищ учитель.

– Наше вам с кисточкой!..

– Здравия желаем! – посыпались ответные реплики.

– Сегодняшнее занятие мы проведем вместе…

– А мы уже догадались.

– Только я хотел бы сначала узнать, что вы проходили перед этим и на чем, собственно, остановились.

Ученички сначала замерли, а потом зашушукались. Наконец последовал ответ:

– Парадигма современной цивилизации в общемировом и внеисторическом контексте.

Тархан недоверчиво крякнул м улыбнулся,

– Так и быть. Продолжим тему, если не возражаете.

– Там поглядим…

Учитель набрал воздуха, посмаковал его для храбрости и начал занятие.

– Однажды… – Он помолчал немного.

 
– Кануть з вечность,
как в бездну.
Исчезнуть бесследно
пылинкой с листа.
Ощутить всю безвестность
умершего навсегда;
Взлететь обжигающей искрой
и потухнуть
от слабого дуновения
ветерка…
 

Учитель хитро прищурился и воззрился на ученический коллектив:

– Ну, кто? Кто рискнет блеснуть эрудицией и назовет автора этих слов?

Ученики заозирались. Один из них, мельче остальных, приподнялся.

– Товарищ учитель, не будьте к нам столь снисходительны. Мы хоть и младший класс, но отнюдь не страдаем от недостатка информации. Наш великий поэт, Татареску Изящный, безусловно, известен и нам, и вам.

Тархан одобрительно кивнул, но ученик приостановил его жестом.

– Более того, я могу процитировать вторую часть этого стихотворения, где и раскрывается глубинный смысл этого метафизического прозрения.

Он вопросительно нагнул голову, и получив преподавательское разрешение, чуть насмешливо прочел:

 
– Обидно?
Ну что ж.
Восстанем со дна,
отскребёмся от грязи.
И уже не умрем.
Докажем!
А может, взойдем
очистительной юностью
из посевов души,
что сорвалась с обрыва,
но упала на пашню…
 

Поклонился, тряхнул головой и сел на место.

Тархан сфокусировал учительский взор на активисте и поинтересовался:

– Позвольте узнать вашу фамилию.

Ученик подскочил и сообщил:

– Чернооченко, товарищ учитель.

– Хорошо. Надеюсь, вы все понимаете, почему именно так я решил начать свой урок. Наша цивилизация возникла на обломках своей предшественницы, и мы, безусловно, многим обязаны человечеству, которое вскормило нас и посеяло семена мудрости…

– Товарищ учитель, это мы знаем, проходили еще в начале курса.

– Да, да, я понимаю.

Учитель Тархан рассеянно пошевелил многочлениковыми усиками и продолжил.

– Наша история – это миф. Миф изначальный, взращенный на костях к крови, замешанный на поте и слезах, посыпанный прахом все той же истории. И сейчас никто уже не осмеливается разделить миф и историю, признать чье-либо первенство, или отвергнуть хоть часть нашего прошлого.

Герои наших мифов постепенно стали более абстрактными, отвлеченными от мира вещей, становясь философски значимыми.

Нам неведома истинная метафизическая основа истории, мы лишь читаем ее следы на песке и пытаемся представить ход событий.

Мы не знаем, что погубило человечество, мы сами выжили с трудом и претерпели такую ломку сознания, что потеряли интерес к таковому внешнему проявлению абсолюта как история.

– Это то, что мы как раз учим? – уточнил с места ученик, чуть шевельнув своим плоским овальным телом.

Учитель Тархан смущенно подобрал слова и ответил:

– Да. Мы ведь тоже изменились, и неоднократно. И может быть, самое важное, что мы поняли на этом пути – роль взаимоотношений существа как субъекта познания и божественной сущности в аспекте источника жизни…

Тут подскочил на месте один из слушателей.

– Ученик Прусаков, – представился он. – Осмелюсь подтолкнуть вашу ученую мысль в нужное русло… давайте вернемся к фактам, к хронологии событий.

– Конечно, – засуетился учитель Тархан, стараясь поправить несуществующее пенсне. – Катастрофа, то есть естественное течение событий, привела к гибели человеческой цивилизации и привнесла новый смысл в наше существование… Тьма поглотила человеческие города, электростанции взорвались, отравляя все в своих окрестностях. Города захлебнулись в собственных помоях, начались глобальные эпидемии. Люди полностью вымерли за два десятка лет. А планета стала растительным и животным царством уже через полсотни лет человеческого отсутствия.

Дороги и поля были поглощены дикими растениями, реки, озера и моря очистились. Атмосфера восстановилась быстрее всех. Здания и сооружения разрушились, хотя стекло и пластик сопротивлялись дольше остальных,

Учитель перевел дух, а ученики, восторженно слушавшие его, от возбуждения приоткрыли надкрылья и затрепетали перепончатыми крылышками.

– Дальше-то что было? – прозвучал звонкий мальчишеский голос.

– Дальше… На сцену вышли мы, законные преемники. Кто, как не мы. веками жившие бок о бок с человечеством, ненавязчивые, но истинно преданные. Скромные и незаметные, непритязательные… Словом, что суждено свыше, не предотвратит даже глобальная катастрофа, К тому же, многочисленные очаги радиационного заражения подтолкнул и каш эволюционный процесс – положительные мутации пробудили наш незаурядный разум, дождавшийся своего часа.

– Вы так захватывающе рассказываете об этом, товарищ учитель, – раздался проникновенный голос молоденького школяра, – как будто полностью уверены в нашем абсолютном превосходстве над человеческой расой. И излагаете события под соусом торжества высшей справедливости.

Учитель Тархан подобрал свои бегательные ноги с уплощенными бедрами и приглушенно, но твердо ответил:

– Да, именно так я и считаю. Мы, тараканы, великая раса, и само время это докажет. Уже сейчас мы имеем множество выдающихся личностей, начиная с беспрецедентного гуманиста Тарквемады… Впрочем, я думаю, вы и сами назовете мне эти всем известные имена. Прошу.

Тархан застыл в учительском порыве сделать внеочередной опрос.

Ученики не заставили себя ждать.

– Аналитик эстетической математики Тарталья!..

– Самурай-бонсаист Татикава.

– Политолог-экзистенциалист Татищев!

– Теоретик принципа вечного двигателя Таратайка! Отметьте у себя, товарищ учитель, ученик Быстроногов отвечал.

– Миротворец Тамерлан, а также…

– Организатор «Балета на льду Персидского залива» Тарантелла, если не ошибаюсь.

– Уникальный специалист по связям с общественностью Тамада, он же главный редактор матового издания «Таймс» на папирусе…

– Достаточно, достаточно! – замахал на школяра сенсорными усиками учитель Тархан. – Вижу, Тарквиний Смиренный не терял с вами времени зря.

– И все же! – вновь подскочил беспокойный ученик. – Мы так и не прояснили суть тезиса о превосходстве тараканьей расы.

– Ваша фамилия?

– Усаченко, товарищ учитель…

– Что ж, я рад вашему вопросу, хотя и в недоумении от непонимания очевидного. Человечество, которое предшествовало нам, обладало лишь обыденным рассудком, и в целом оказалось лишь ступенью, определенным этапом в стремлении Разума познать головокружительные глубины мировой реальности.

Мы же, тараканы, уже оперируем парадоксальными понятиями, достаточно безумными для того чтобы оказаться истинными.

Непредставимость, неадекватность, невозможность быть наглядной – вот близкий образ истины.

Наши органы чувств слишком слабосильны, и зачастую субъективны, данные их иллюзорны. К примеру – что есть свет? Божественная субстанция, дарующая радость бытия или поток квантов, определенным образом воздействующий на наши зрительные органы? У обоих взглядов есть свои приверженцы, иногда они сходятся вместе и ведут презабавные дискуссии. Признав ощущения за единственный источник познания, мы неизбежно приходим к крайней форме скептицизма. Так что такой путь был бы неверен и непреодолимо заводил бы в тупик прямолинейной эволюции.

Также и здравый смысл, и так называемая логика, признаны неприемлемыми для разума, призванного быть свободным от материального.

Философское постижение широкого горизонта универсума стало возможным лишь в нашу эпоху. Не зря наша цивилизация считает себя венцом эволюции.

Класс заметно оживился.

– Утверждать, что являешься венцом эволюции, более чем смело! Это скорее смешно, – уже чуть тише прибавил нагловатый мальчишка.

Учитель Тархан заметно смутился. Чтобы справиться с волнением, он сделал круг по классу, остановился и продолжил:

– Я бы не делал столь громкие заявления, если бы не чувствовал… – голос его дрогнул, – если бы не чувствовал огромной гордости за наше и за ваше поколение. Мы не создали материальную цивилизацию – мы не выстроили городов, заводов, не проложили магистралей. Мы не рисуем картины и не складируем их в музеях, мы не пишем книг и не тиражируем им. Мы даже не строим храмы и не доказываем правоту и чистоту нравственных ценностей.

Тут встрепенулся один из учеников:

– Не означает ли это, что наша духовная жизнь беднее, нежели была у людей? Тараканий Бог – звучит забавно, а не одухотворенно.

Он изогнул один из своих усиков и почесал им в затылке.

– Потому наша религия и безличностная, – улыбнулся учитель. – И с понятием веры она никак не связана.

Антиномичная логика нашей религии продвинула ее на уровень мировоззрения, что является более высокой ступенью, ибо …

– Ибо суждение правдивее, чем вера

– Да, Чернооченко. А кто мне разъяснит понятие антиномии?

Назвался отличник Рыжеусов:

– Антиномия – противоречие между двумя и более суждениями, одинаково логически доказуемыми. Диалектический материализм, который мы проходили в детском саду…

– Достаточно! – мягко, но властно остановил его преподаватель. – И вообще, хватит на сегодня нагромождать факты и их толкования. Отдыхайте, ребята.

– А мы не устали!

– Что ж поделать, зато я устал, – развел передние лапки в стороны Тархан, чуть посмеиваясь. – Чернооченко. Прусаков, Рыжеусой и вы все, дети, я буду рад присутствовать на вашем Обряде Совершеннолетия, когда приедет время. И надеюсь, что смена фамилий на нем не разочарует ни вас, ни ваших учителей.

– Не беспокойтесь за нас! – раздались голоса вразнобой.

– Тяжело в учении, легко на экзамене, правда?

– Сами и узнаете. Тогда и поболтаем. Ибо уже поздно. – Учитель Тархан многозначительно пошевелил усиками. – А мне нужно еще успеть на симпозиум Галактического Сообщества Сверхразумных цивилизаций, на котором я делаю доклад «О метаморфозе диалектического трактования понятия живого разума», который проходит на планете Пси, что в созвездии Лебедя. А до нее, как вы знаете, не менее 600 млн. световых лет. Так что добираться туда мне придется не менее часа, а то и двух…

При этих словах учитель вдруг окутался голубым свечением и под громкие вопли и хохот учеников исчез, телепортируясь куда надо, выбирая более интересный маршрут, прокладывая его через ряд иных пространств и миров…

_______________________________________________

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю