Текст книги "Все, что от нас останется (СИ)"
Автор книги: Анастасия Тей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Ягодицы напряглись, как только кожа почувствовала тяжелую ладонь, и исходившее от нее тепло. Казалось он прикасается ко мне не через ткань вечернего платья, а кожа к коже уже гладит мои ягодицы. И я снова задержала дыхание, словно это могло мне хоть как-то помочь избавиться от него.
Его ладонь прошлась по каждой ягодицы, а затем вновь поползла выше, замирая на моей спине, и вот только сейчас мы столкнулись с ним глазами и не знаю почему с губ сорвал судорожный выдох.
И теперь из-за нехватки кислорода мне пришлось сделать новый вдох, иначе бы я просто умерла. Под подушечками пальцев я чувствовала стук сердца, который был настолько сильным, что мне казалось мой босс не дышал все это время вместе со мной.
Его глаза бегали по моему лицу, словно в поисках чего-то. И я даже не заметила как в какой-то момент громкое дыхание моего начальника передалось мне.
И это дыхание ужасно сушило мои губы из-за чего мне пришлось осторожно пройтись по ним языком, стараясь не задеть красную помаду.
И не знаю почему даже для меня самой это действие послужило каким-то вызовом. Наверное, потому что именно это я читала в глазах стоящего мужчины напротив. И сейчас этот мужчина тянулся к моим губам, заставляя меня всю дрожать в его крепких руках.
Расстояние сокращалось слишком быстро. Озноб колотил уже все тело. Мне казалось, что от страха кончики пальцев на моих руках начали неметь, а губы со вкусом перца застыли в жалких миллиметрах от моих.
– На нас опять смотрят? – прошептала я, пытаясь понять, что за черт возьми происходит! И в моем голосе было слишком много ужаса.
Быстрый взгляд с моих губ на меня.
– Да…
И одним движение босс жадно впился в мои губы, стягивая волосы на затылке в кулак.
Горячий язык пробрался в мой рот, заставляя рецепторы гореть от жгучего перца. Наши языки впервые сплелись в поцелуи и не знаю почему мои ноги начали опускаться к земле.
Крепкий рывок за талию и уже через секунду я была вжата в стену, что больше не позволяла мне упасть. И от контраста температуры спина покрылась мурашками, заставляя меня еще сильнее прогнуться в спине.
Казалось впервые меня целовали с такой дикостью. Целовали так бешено, словно мечтали наказать. Избить мои губы. Сделать больно и я не знаю кому из нас двоих босс хотел сделать больнее.
Кулак на моем затылке сжался еще сильнее, натягивая волосы. Губы горели настолько сильно, что казалось я приложилась ими к замершему замку на пару секунд, а затем резко отодрала.
Но я продолжала со всем желанием отвечать на этот поцелуй. Со всей страстью. С такой же бешеной необходимостью, что я чувствовала и в движениях Станислава Олеговича.
И казалось эта необходимость разорвет меня на части. Казалось то бешеное желание, что читалось в каждом его движение языком, оставит синяки на моих губах. Но тем не менее терзать мои губы он не прекратил.
А я уже утеряла весь кислород. Стена больше не спасала мои в момент отказавшие ноги. Голова начинала болеть от того, с какой силой босс стягивал мои волосы. И почему-то чем больше проходило секунд, тем больше голода я чувствовала в жгучих губах. Казалось он выделялся вместе с перцем. Казалось он делает голодной меня.
Секунда. И мне было позволено сделать вдох. Губы моментально перестало щипать. Тело больше не лихорадило, потому что сам босс больше не стоял настолько близко ко мне.
– Больше не смотрят.
А я с застывшим в глазах шоком начала озираться по сторонам, хватаясь за свои губы.
– Что?
– На нас больше не смотрят, – сказал босс, который на пару со мной сейчас дышал как сумасшедший.
Ему понадобилось ровно три секунды. Всего несколько секунд для того, чтобы вновь взять себя в руки и привести дыхание в норму.
Но я так и осталась стоять прижатая лопатками к стене, растерянным взглядом наблюдая за уходящей фигурой Станислава Олеговича. И единственное, что я пыталась понять… Какого хрена это сейчас вообще было?!
Глава 16
Агата
Весь остаток благотворительного вечера я играла со своим боссом в догонялки. И пока что проигрывала.
После поцелуя Станислав Олегович стал вести себя очень странно. Нет, он в принципе каждый день себя так ведет, но сейчас это было странно в квадрате.
Он бегал от меня по всему залу, как только замечал, что я надвигаюсь в его сторону. Избегал банального взгляда на меня и даже, когда мне все-таки удалось подкрасться к нему, что, кстати, стояло мне не малых усилий, босс снова меня отшил.
– Станислав Олегович…
Босс нервно развернулся ко мне лицом, а мне казалось его в этот момент током шандарахнуло.
– О, Агата, как хорошо, что вы подошли…, – сказал босс тут же увеличивая между нами расстояние с каждым шагом. – Я-я сейчас вернусь. Мне просто туда надо.
И я бы пришла к выводу, что это он из-за поцелуя заикаться начал, но это ж ведь сам Станислав Олегович! Уверенный, властный, порождающий силу и разнервничался из-за поцелуя с какой-то помощницей?!
Может мои опасения были верны еще тогда и он действительно никогда не целовался?! Интересно, а это вообще реально, чтобы красивый и сексуальный мужчина с поджарым телом и кучей мышц за тридцать лет ни разу не целовался? Вот и мне кажется, что нихрена.
– Уважаемые гости и коллеги по бизнесу, – быстро перевела взгляд на сцену, на которой стоял Борис Емельянов с микрофоном в руках и бокалом шампанского. – Давайте перейдем к главному событию сегодняшнего вечера, – а я то надеялась, что скоро конец. Отнюдь. Мы только начали. – Под ваши бурные аплодисменты я объявляю благотворительный аукцион открытым! Впервые за пять лет, после трагической смерти нашего основателя Калинина Андрея Владимировича и его семьи, – и мое сердце с болью щелкнуло, как заклинивший сустав, – мы вновь возвращаем в работу наш аукцион, все пожертвования с которого уйдут на помощь детским домам и больницам, поэтому, дорогие гости, будьте щедры!
– Господи, какой же он клоун! – злобно прорычал Станислав Олегович, которого я даже и не заметила возле себя.
Воспоминания о родителях все сильнее разогревали ненавистное мною чувство – тоску. И эти воспоминания о самых любимых людях никогда не приносили мне и грамма теплоты в сердце. Каждый раз я чувствовала лишь отравляющую организм боль. Я чувствовала огромный комок обиды, что раздирал горло так сильно, что казалось у меня начиналась ангина. Я задыхалась от воспоминаний о них и каждое воспоминание, мельком прокрученное в моей голове, казалось, ломало кости.
Но я собрала все это в общую кучу и затолкала глубоко внутрь себя, возвращая все внимание на Станислава Олеговича. Мне не больно. Совсем нет.
– Почему же он клоун?
Босс мельком бросил на меня взгляд, а затем вернул его на сцену, где уже какой-то мужчина пожилых лет выкупил картину за тридцать тысяч долларов. С ума сойти, а я ведь даже подумать не могла о том, что все эти толстосумы, думающие о себе и только о себе, способны совершать добрые поступки. И все благодаря моему отцу.
Емельянов сказал, что мой папа был основателем этого благотворительного аукциона. И почему он никогда не рассказывал нам с мамой о том, что помогает маленьким детям? На такие благотворительные вечера я бы точно ходила и даже принимала бы участие.
– Потому что лапшу на уши вешает и посмотри сколько идиотов на это ведется, – все сильнее злился Станислав Олегович, а я никак не могла понять о чем он вообще говорит.
Вопросительно уставилась на босса, но тот и взгляда не бросил в мою сторону, продолжая убивать глазами Емельянова.
– О чем вы говорите? Какую лапшу он вешает всем нам на уши?
– Ваше ранимое сердце не выдержит этой правды, Агата.
А я непроизвольно с грустью ухмыльнулась от его слов. Ну, что вы, Станислав Олегович, от моего сердца уже давно ничего нет.
– И с чего же вы решили, что я ранимая?
И только сейчас он наконец посмотрел на меня. Встретился с моими глазами, в которых уже очень давно остыли любые признаки слабости. И лишь безжизненность казалось покрывала холодом любого на кого я решу посмотреть.
Но по выражению лица Станислава Олеговича казалось, что он находил в них то, о чем я, наверное, никогда даже и не догадывалась.
– Все это – умелая схема по отмыванию денег, Агата. Калинин был умный мужик и я его ни в коем случае не осуждаю, но только потому что не имею на это никакого права. Это жизнь и в ней каждый крутиться так, как он умеет. Но зарабатывать на "детях", – и он в воздухе презрительно нарисовал кавычки, а я совершенно забыв про выдержу, начала, словно в бреду махать головой, пока мои глаза все увереннее превращались в хрусталь.
– Нет, – практически шепотом выдохнула я, чувствуя как горло начинает першить.
– Я говорил ведь, что вы ранимая. Теперь мы убедились в этом оба.
От его слов. От всех его слов, я с силой сцепилась кулаки. Желание набросить на него с криками обвинений было настолько огромным, что всю свою выдержку сейчас я измотала до нуля лишь бы сдержать этот порыв.
Он врет!
– Это не правда, – первая слеза уже обожгла щеку, а остывшая в глазах слабость разгорелась как сухая листва, в которую швырнули горящую спичку. – Это не правда.
И пускай мозг уже орал во все горло о том, чтобы я заткнулась, но желание оправдать самого близкого человека было сильнее.
– Я не принуждаю вас в это верить… Вы что плачете? – Станислав Олегович резко схватил меня за подбородок, заставляя поднять глаза и взглянуть на него. И видимо заметив мои слезы, тут же смягчился, опуская подушечку большого пальца на середину щеки, точно на соленую капельку. – Агата, почему вы плачете?
А мою истерику уже невозможно было остановить. Я думала мой отец хороший. Я думала он никогда не был таким же как и все эти люди, которых изо дня в день я мысленно осуждала и ненавидела. Я считала, что могу гордиться любым поступком своего отца. Я с уверенностью считала его хорошим человеком… А он зарабатывал деньги, прикрываясь детьми?!
Мы ели на эти чертовы деньги! Мы пили на эти деньги и ездили всей счастливой семьей на отдых, когда дети в детских домах просто мечтали о маме с папой. А другие дети, лежащие на белых простынях, что были полностью пропитаны хлоркой, мечтали лишь о еще одном завтрашнем дне. Господи…
– Иди сюда, – а сейчас со всей теплотой меня обнимал человек, который убил моих родителей. – Тшшш…
Моя жизнь похожа на абсурд. Проклятый абсурдный день сурка!
Теплая ладонь опустилась вниз по волосам, перебирая между пальцами ровные пряди и мне стало до ужаса мерзко от себя самой. От того, что в эту секунду я находила успокоение в человеке, которого ненавидела.
– Неужели бизнес нельзя построить по-другому…, – кричала во мне та Агата, которую я уже так давно не выпускала из собственного сердца.
– Знаешь, Агата, когда мне было как и тебе лет двадцать, я задумался над одним вопросом…, – и я слегка отодвинулась от Станислава Олеговича для того, чтобы найти его глаза. – А смогу ли я когда-нибудь кому-то сказать эти слова: "Мир не так жесток, как ты считаешь".
Мое горло с болью сдавило.
– Вы сказали?
Зеленые глаза устремились на меня и мне казалось его губы стали дрожать.
– Я был уверен, что смогу…
Босс резко прижал мою голову к своей напряженной груди, под белой рубашкой которой бешено стучало его сердце и я прикрыла глаза, мысленно повторяя про себя "Тук. тук. тук".
Его сердце никогда не билось спокойно. Никогда я не слышала умиротворения там, внутри его грудной клетки. И за все разы, что мне довелось услышать биение его сердца, я не переставала задаваться одним и тем же вопросом… Почему же оно не может успокоить?
– Двадцать тысяч долларов раз! – и я распахнула глаза, наблюдая за происходящим на сцене. – Двадцать тысяч долларов два! Ну же, кто даст больше!? – с чувством неловкости отдалилась от босса, пытаясь подушечками пальцев стереть с лица уже высохшие слезы. – Двадцать тысяч долларов три! И последняя на сегодня статуэтка продана мужчине с номером семь.
– Пойду приведу себя в порядок, – смотреть на все это больше не было сил.
– Хорошо, потом сразу поедем в гостиницу. Думаю на сегодня открытий вам достаточно.
Кивнула на его слова и понеслась в сторону туалета за прохладной водой и хотя бы минутным чувством одиночества наедине с собой.
И по дороге до туалета я уже сто раз поругала себя за то, что позволила себе лить слезы рядом со Станиславом Олеговичем. Идиотка!
С каждым днем вот такие вот ситуации безвозвратно отнимали у меня выдержку. С каждой такой ситуацией ее становилось все меньше и меньше. И я боялась того, что когда-нибудь наступит такой день, когда от моей выдержки не останется ничего. И что я буду делать тогда? Как буду осуществлять свой план, если все чувства оголяться?! Как посажу босса за решетку, если вся боль вылезет наружу и накроет меня смертельной волной? Как сумею сдержать такое количество неподвластной мне ненависти?! И что от меня останется в тот момент, когда весь внутренний ужас вырвется из заперти?
– …Ой, и не говори. Мне этот Емельянов вот если между нами, Степан Николаевич, вообще никогда не нравился, – пока шла по длинному коридору в сторону дамской комнаты, услышала слова одного из мужчин и мысленно закивала головой.
С трудом удержалась и не подлетела к мужчинам для того, чтобы тоже перемыть косточки этому Емельянову.
– Думаешь тебе одному, Миш? – это уже говорил второй мужчина, а я с ухмылкой открыла дверь с золотой табличкой, на которой было написано "WC". – Вот Калинин нормальный был мужик. В меру злым, но при этом то спра-вед-ли-вым! – улыбка спала с лица, как только фамилия отца второй раз за этот вечер с болью защемила сердце.
– Это да, конечно. Мужик Андрей был, что надо. Царство ему небесное.
И что-то мне подсказывало быстро зайти в туалет, оставить дверь приоткрытой и слушать. Я выполнила все три пункта, и навострив ухо, стала нервно переминаться с ноги на ногу, ожидая очередного как выразился мой босс "открытия".
– И не говори. Золотой мужик, а смерть то какая нелепая. Ему бы жить, да жить! Ой, ладно, Миш, давай не будем мы об этом грустном…
– Да какая смерть, Степан Николаевич! Убийство это было, а не утечка газа как нам по новостям твердили!
И в этот момент вместе с ногами пошатнулся и весь мой мир в целом. С губ сорвался прерванный выдох, неустойчивые ноги придвинули меня ближе на несколько миллиметров к приоткрытой двери, пока я держалась за стенку лишь бы позорно не рухнуть на кафель и не выдать себя с потрохами.
– Миш, ты что это такое говоришь, – мужчина начал говорить тише. Уверена он даже нервно обернулся по сторонам.
– Что знаю то и говорю, свидетель даже был! Только кто бы стал его…
Не знаю, что у них там произошло, но мужчина резко замолчала.
А мое тело охватил животный шок. Казалось каждая мышца заработала паралич, потому что я не могла двигаться. Губы пересохли. Холодный. Я бы даже сказала, ледяной… Чуть ли не сводящий все тело пот, стекал по напряженной спине, пока я неверующим взглядом прожигала светло-коричневую плитку, за нее же хватаясь из последних сил.
– Какой свидетель? Миш, ты откуда вообще все это знаешь?
Не знаю откуда я нашла в себе силы, но все-таки мне удалось отлипнуть от стены, и на дрожащих ногах подойти к двери.
Я должна увидеть этого мужчину!
– Да, ты знаешь, Степ, забудь все, что я сейчас сказал, – сильнее приоткрыла дверь и стала наблюдать все за теми же мужчинами, стараясь досконально запомнить лицо говорящего сейчас. – Это я… Память меня подвела. Напутал я в общем.
– Как напутал?
– Ну вот так. Ты иди налей нам еще виски, а мне отлучиться ненадолго надо, – мужчина нервно сунул пустой стакан своему другу и сам направился в мою сторону.
Вот черт!
В ногах появилась вторая жизнь, как и во всем теле в принципе. Быстро отлипла от двери и на цыпочках побежала в первую попавшуюся кабинку, мысленно проклиная стучащие каблуки, что порой отдавались эхом, когда мои ноги запинались.
– Вот же старый дурак! Ляпнул не подумав! – разговаривал мужчина сам с собой, а я впервые в жизни должна была за несколько секунд принять решение. И оно должно было оказаться правильным.
Но на тот момент, стоя в кабинке туалета, я мало думала о последствиях, в которые может вылиться все мое желание узнать правду, потому я просто открыла дверь и вышла.
Мужчина, что нервно разгуливал из угла в угол, коря себя за свою несдержанность, замер и я остановилась вместе с ним.
– Вы не подумайте, я не сумасшедший, – оправдывался он, на что я сделала вид, что мне смешно с этой шутки.
А мне надо было с чего-то начать.
– Вы не подумайте, у меня не было цели подслушивать ваш разговор с тем мужчиной в синем костюме, – и на этих словах мужчина напротив меня побледнел. – Н-но… Вы ведь знакомы с человеком, который знает что-то про убийство моих… Про убийство семьи Калининых? Вы…
– Я ничего не знаю. И вас я не знаю, – мужчина нервничал и это было понятно даже по тому, что он постоянно оборачивался на дверь. – Вы ошиблись, девушка, и меня уже ждут.
Мужчина быстро развернулся, собираясь уйти, а я тут же дернулась в его сторону, словно за последним шансом.
– Нет, постойте. Прошу вас, пожалуйста, выслу…
– Кто вы такая?
Мужчина замер и я остановилась в метре от него, с таким же безумным взглядом прожигая лицо напротив.
– Это совсем не важно. Поймите…, – нижняя губа начала дрожать. Чертовы слезы вновь забрали всю возможность нормально видеть. А во рту появилось непонятно мне чувство вязкости. – Мне просто нужно имя этого человека. Он ведь живой? Он видел что-то в тот день?
– Вы журналистка? – его глаза стали больше.
Глубокий вдох. И я из-за всех сил попыталась сдержать рвущуюся наружу истерику.
– Нет, – опустила глаза в пол и две слезинки одновременно рухнули с глаз, разбиваясь о кафель на полу.
– А кто тогда?
На чашу весов встал один единственный вопрос. Сказать ему всю правду или соврать? И эти два желания боролись между собой, а я все еще была не в силах выбрать победителя. Весь мой план, который я выстраивала пять лет. Главная цель моей жизни были сейчас на кону с одной стороны, в то время как с другой была возможность закончить весь этот ад раньше. Найти свидетеля. Предоставить доказательства полиции и наконец позволить себе жить.
Но готова ли я рискнуть?
Глава 17
Агата
Я ненавидела риски. Ненавидела все, что связано с этим словом. Но еще больше я ненавидела жалеть. О том что сделала, а может и не сделала вовсе.
И сейчас я понимала одно. Если я так ничего и не знаю. Если уйду, так и не попытавшись, то после буду жалеть и сгрызать внутренне саму себя.
Мне нужна правда. Мне жизненно необходимо все узнать. Разобраться и наконец перестать вспоминать о родителях с болью в сердце.
– М-меня зовут Агата…, – и я с трясущимися губами, подняла глаза на мужчину напротив, чувствуя как теплые дорожки слез обжигали щеки. – Агата Калинина.
Вместе с моим громким всхлипом глаза мужчины увеличились раза в три. Он опустил ладонь на свою грудную клетку, словно его сердце начало болеть или просто забилось слишком быстро для его возраста. А я не знала как прекратить рыдать. Впервые за столько лет я так свободно произнесла свою настоящую фамилия совершенно не знакомому человеку. И слезы душили, потому что казалось, что я вот только сейчас… По-настоящему осознала, что я Калинина.
Боже, это какой-то бред… Но боль причиняло именно это осознание.
– Все погибли… Они все втроем были тогда в доме…это невозможно, – а у него у самого глаза стали хрустальными, а мужской бас превратился в надломленный шепот.
И на его слова я начала без конца мотать головой.
– Я была в лагере… В тот день я была далеко от дома.
Дрожащие руки уже нервно шарили в сумочке, пока мужчина напротив продолжал смотреть на меня с открытым ртом.
– Это невозможно…
– Вот, – сказала я, с дрожью в ногах делая несколько шагов в его сторону.
А затем я поднесла к его лицу свой телефон. Там была фотография… Фотография, что была сделана за два дня до моего отъезда в лагерь. И за четыре дня до смерти родителей. Этого снимка нет нигде. Лишь в моем телефоне и моей памяти до конца жизни отпечаталась картинка, где я, мама и отец стоим на фоне высокого обрыва. Я счастливая показываю язык, в своей привычной манере детского дурачества, а мама с отцом тепло улыбаются.
В тот день на этом обрыве мы запускали небесный фонарик. Каждый год мы приходили всей семьей в одно и то же место, и загадав желание, отпускали горящий фонарик в небо. А потом вместе стояли на краю склона и смотрели в даль до тех пор, пока он не скроется из виду. И сколько бы времени он не летел, никто из нас не уходил.
А я всегда смотрела вслед горящему огоньку с одной и той же мыслью… Мое желание обязательно сбудется. Оно исполнится, потому что каждый год я загадывала его от всего сердца.
Я всегда тихо шептала "Пожалуйста, пускай в следующем году мы вернемся сюда все вместе и вновь запустим небесный фонарик, будучи такими же счастливыми как сейчас". И за все пятнадцать лет этой традиции оно впервые не сбудется.
Мы больше не запустим все вместе наши желания в небо, а я бы так сильно хотела узнать, что каждый год загадывали родители… Что они шептали за секунду до того, как убрать руку и позволить ему лететь? О чем просили? Чего желали больше всего?
– Господи, это же… Это ведь и правда вы…
Не знаю как этому мужчине удалось узнать в той счастливой девочке меня, потому что схожими нас делал лишь одинаковый цвет волос. Я никогда в жизни не красила волосы и даже не пользовалась тониками, которые смывают весь цвет в течение месяца. Поэтому темно-русые волосы были единственным сходством, а в остальном…
Не было у меня больше глаз, в которых застыло счастье. Не было детского смеха, что был способен разнестись на несколько километров голосистым эхом. Я даже улыбалась теперь совсем иначе и казалось черты лица стали острее, словно кто-то прошелся по подбородку и остальным местам напильником и теперь это добавляло мне жесткости.
Но видимо этот мужчина разглядел с той девочкой куда больше общего, чем было видно мне.
– Если вы все еще сомневаетесь…
– О, нет, Агата Александровна, я нисколько не сомневаюсь, – и как только он произнес имя моего отца, сердце с болью прострелило.
– Вы знали моего отца?
И казалось на секунду. Всего на секунду его лицо озарило тепло, что заставило уголки губ слегка дрогнуть.
– Он был моим другом. И сейчас… Этой упертостью и желанием добиться своего вы напоминаете мне Андрея, – от его слов лицо исказилось от боли и я закусила нижнюю губу лишь бы сдержать болезненный писк.
За столько лет впервые я могла с кем-то поговорить о своих родителях. Могла узнать того, чего не знала прежде. Я могла увидеть ту же тоску в глазах напротив, что и отражалась в моих глазах.
– Если он действительно был для вас другом, прошу, помогите мне наказать виновного. Помогите посадить того, кто отнял у вас друга, а у меня отца, – и мне казалось от безысходности я готова вцепиться в его пиджак и умолять. – Мы оба знаем, что это была не обычная утечка газа.
– Я помогу, – и огромный булыжник, что был обмотан веревкой вокруг моего сердца моментально рухнул на кафель от его слов. – Но этот мужчина… На вряд ли он начнет говорить без вашей правды, Агата Александровна.
И я подняла на него решительный взгляд.
– Значит я скажу ему всю правду, – не раздумывая, решительно ответила я.
Машина остановилась в привычном районе Сант-Марти, напротив высокого здания с горящей надписью "Acta Voraport". А мне уже безумно хотелось принять душ и рухнуть на мягкую кровать без задних ног. Моральное состояние подводило меня точно так же как и физическое. Я была выжата как лимон.
Слишком много потрясений для меня одной всего за один вечер. Слишком много слез я оставила за этот день. И все о чем я мечтала сейчас – успокоиться. Убрать красноту с глаз. Замученность во взгляде и дрожь в теле. Не знаю почему меня до сих пор будто морозило.
Михаил Владимирович, так зовут мужчину, что не отказал мне в помощи, предоставил мне Ф.И.О. нужного человека. Уверена, свидетеля, который знал об убийстве моих родителей больше, чем я, знали следователи, которым я платила баснословные деньги за честную работу. И не удивительно, что этот человек находился в моем родном городе. Кстати, совсем не далеко от того района, где сейчас проживала я.
Рвануть по указанному адресу, я была готова прямо сейчас без самолета, на жутко неудобных шпильках, но понимала, что это нереально. Уже завтра мы вылетаем обратно домой. Уже завтра я смогу узнать наверняка, что же произошло в день убийства. И я искренне надеюсь, что уже завтра…все закончиться.
Станислав Олегович любезно открыл дверь с моей стороны, помогая мне выбраться из машины. А я была готова идти до нашего номера босиком, потому что боль в ногах от неудобных шпилек простреливала с каждым моим шагом. Но я как истинный боец даже не морщилась.
– Будете ужинать? – развернувшись ко мне лицом босс замер посреди длинного коридора и я тут же вернула своему лицу привычное выражение, стягивая вторую туфлю.
О, Боже, какое это блаженство!
– Я бы вина выпила, а вы?
На самом деле, мне вообще не хотелось вина и ужинать с ним тоже не хотелось, но даже несмотря на новость о свидетеле, пока еще я должна придерживаться выстроенного плана. А главная моя цель – сблизиться со своим начальником.
– Да, перед сном не помешает бокал вина, – Станислав Олегович дал ответ сразу и я поплелась вслед за ним по темному коридору в сторону комнаты.
Босс разлил по бокалам красную жидкость, а я уже сидела на мягкой кровати и наблюдала за его действиями. В комнате горела светлая подвеска, что была расположена по всей стене, а я еще в первый день приезда подумала о том, что по возвращению домой прикуплю к себе в квартиру такую же.
– Выпьем за эту в целом удавшуюся поездку, – сказал тост Станислав Олегович, протягивая мне бокал.
– За ваш успех, – добавила я и звук стекла раздался в тишине.
Босс уселся в кресло, что стояло напротив кровати, а я против воли вспомнила тот момент, когда босс так же сидя в этом кресле смотрел на меня в кружевном белье и его ноги были точно так же широко раскинуты.
– На самом деле ужасный вечер.
Станислав Олегович схватился за свой черный галстук, что плотно был завязан вокруг его шеи и двумя пальцами он ослабил удавку, а после полностью стянул, наверняка, так не удобный элемент одежды.
– Терпеть не могу эти удавки, – и он небрежно швырнул черную полоску на небольшой столик.
– Зачем же тогда носите?
Мои глаза нашли его ярко зеленые.
– Имидж. Добавляет официальности. Хрен его знает, принято так.
И не знаю то ли это вино так на меня повлияло, только наконец пришло должное расслабление, но я уже свободнее раскинулась на кровати с бокалом вина. Единственное, что не давало свободно дышать – туго застегнутое платье.
– А в этом платье мне сложно дышать, – сказала я с легкой улыбкой, а весь этот разговор напоминал мне беседу парочки после очередного светского вечера, который им двоим вообще не понравился и вот только сейчас у них появилась возможность высказаться.
– Так снимите его, – и эта двусмысленная фраза слишком сильно резанула уши.
Вновь попыталась разглядеть зеленые глаза в не самом лучшем освещении и мне показалось, что босс специально облокотился полностью на спинку кресла, потому что больше я не видела его глаз. Словно мне не было позволено.
– Хотите, чтобы я разделась?
Разговор слишком быстро перетекал не в то русло. Я не планировала сегодня раздеваться перед своим начальником. Я вообще никогда не планировала перед ним раздеваться!
На деле все шло как надо, но пульс уже отбивал где-то в горле, пока тишина казалось вместе со мной ожидала его ответа. Я начинала нервничать. Жутко нервничать, а босс словно специально затянул паузу.
– Конечно, вам лучше переодеть это не удобное платье, – решил Станислав Олегович сделать вид, что его ничего не смутило.
А затем он отставил бокал и начал расстегивать свою рубашку, повернувшись ко мне спиной. А я слишком быстро вернулась губами к вину, делая большой глоток.
Нервы окончательно стали ни к черту, когда белая ткань перестала скрывать большую спину, с кучей перекатывающихся под кожей мышц. Не помогало даже вино.
Станислав Олегович оставил рубашку на спинке кресла и схватился за черную футболку, а я никак не могла заставить себя отлепить глаза от смуглой спины.
Шрамы по-прежнему выделялись сильнее всего. И не знаю почему, но еще в прошлый раз они показались мне красивыми. Слишком интимными и сейчас осознание того, что я прикасалась к каждому, заставляло в тишине комнаты дышать меня громче.
– Вы не будете переодеваться? – вопросительно обернулся ко мне Станислав Олегович, когда футболка уже скрыла все от моих глаз.
А я решила попытать удачу во второй раз.
– Откуда у вас эти шрамы? – с неподдельным интересом спросила я и если честно в душе даже не надеялась на то, что он решит передо мной исповедаться.
Лишь на доли секунд я увидела как его лицо исказилось от боли. Увидела как боль на огромной скорости пронеслась в его зрачках, но она так быстро потухла. Скрылась, что после я и вовсе не верила в увиденное.
Станислав Олегович начал быстро отбивать ногой о паркет в комнате, что стало первым признаком того, что он нервничает. Он занимал по-прежнему расслабленную позу. Ноги свободно были раскинуты в разные стороны. Уверенный взгляд на меня, но почему-то вся та уверенность, что исходила от него каждый день. Она витала в воздухе, словно ядовитый газ, но сейчас… Я совсем перестала ее чувствовать. На смену уверенности и силы пришла уязвимость.
– Это грустная история, Майя, которая в очередной раз заденет ваше ранимое сердце, – таким был ответ начальника.
– Ну и пускай. Если так я смогу узнать о вас что-то новое, пускай это заденет мое ранимое сердце, – и казалось он совсем не верил в мои слова. – Я хочу знать, Станислав Олегович, откуда у вас эти шрамы на теле и грусть в глазах.
Босс вскочил на ноги слишком резко. Вино пошатнулось в бокале, разбиваясь о стеклянные стенки и какое счастье, что содержимого было совсем немного и я ничего не пролила.
Станислав Олегович стоя на ногах, опустошил свой бокал с вином, и со стуком опустив его на стол, направился в сторону огромного панорамного окна, что было слегка приоткрыто и, наверное, только благодаря этому, я до сих пор не задохнулась. Мы оба.
– Я никогда не рассказывал эту историю, – в отражении уличного света я видела лишь напряженный силуэт своего начальника. – Может, потому и сам не хотел. А возможно все из-за того, что вы первая, кто спросил меня об этом.
Я не стала его перебивать. Боялась. Жутко боялось, что если он услышит мой голос, то тут же передумает делиться своей историей. А сейчас речь босса очень сильно походила на монолог. Словно у него и вовсе не было цели поделиться со мной.
