Текст книги "Твоими глазами (СИ)"
Автор книги: Анастасия Руссет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Тола лежал, укрытый тончайшим шелком, который делали сами пикси, утверждая, что изделия людей для них слишком грубы. Его волосы – до плеч, как у всех фей-крошек – разметались по подушке золотым ореолом, а крылья желто-черные как у бабочки Парусник Румянцева[27], были аккуратно сложены за спиной. На бледном заспанном лице фейка блуждала слабая улыбка. Рядом, ругаясь и с перерывами запихивая в него свежий нектар крошечной ложкой, суетилась сиделка. Тола не возражал, всем своим видом показывая, что очень рад выжить и то, что тебя кормят с ложки, не так страшно, в конечном счете. Для ускорения процесса опроса фейка Эккарта усадили прямо на пол, а Фир уселась ему на колени. В результате Тола оказался на уровне глаз Шапки, что было очень удобно – пикси мог не прикладывать лишних усилий, поворачивая голову к посетителям.
– Тола, расскажи нам что произошло, пока мой мужчина окончательно не задохнулся.
Хотя Ллариг говорила с улыбкой, глаза ее были серьезны. Тола кивнул и попросил сиделку перестать его откармливать. Феек наелся, ему ужасно хотелось спать, но рассказать, что произошло, было необходимо, поэтому Тола начал говорить:
– Днем все было нормально, я представлял собой заколку для волос и честно грелся в шарфе, а Оля старалась проводить время в тепле, чтобы меня не заморозить. Фир, мне показалось, она не совсем понимала, что представляют собой гойделы, поэтому я прочитал ей лекцию, когда выдался свободный момент.
Вокруг стояла непривычная для места обитания пикси тишина. Казалось, все обитатели прислушиваются к словам Толы. На самом деле, так оно и было – Фир совершенно не удивилась этому. Все феи-крошки любили Олю. Она всегда готова была посидеть с ними, рассказать что-то или почитать малышам, зачастую забывая, что они гораздо старше нее самой.
– Мне казалось, что Ану ей рассказывала, – удивилась Шапка, – даже не так. Я уверена, что рассказывала.
– А мне показалось, что она слышит об этом в первый раз, – удивился феек, – даже детали переспрашивала… В общем, она решила что последует совету Беленуса и возьмет отпуск. Написала заявление, поругалась с шефом и написала еще одно – уже на увольнение.
– Люди, – презрительно фыркнул вервольф, – вот у оборотней просто говоришь, что нужен своему альфе, и тебе сразу дают отпуск. Так нет же, развели бюрократию…
Его речь прервалась громким чиханием, которое не заглушил даже платок, заботливо принесенный феями-крошками.
– Когда мы вышли, снаружи было тихо, только на другом конце стоянки в машине копался какой-то человек. Оля открыла дверь и посадила меня внутрь. Она хотела забрать что-то в багажнике, я не знаю… В общем, когда мне удалось выпутаться из шарфа, в который она меня завернула, я смог увидеть только, как ее уносят к другой машине. Я начал искать мобильник, но, кажется, Оля забрала его с собой, а потом я увидел, как человек возвращается. Когда он открыл дверь, я вылетел на улицу. Он так ругался, когда он увидел меня! Начал искать что-то в машине, но я не видел что. Пришлось отлететь далеко, чтобы у него не было ни единого шанса меня поймать.
– Ты мог замерзнуть, – тихо перебила его Фир.
– Я знаю, – голос Толы звучал обреченно, но твердо. – Но это было бы гораздо лучше, чем возможность попасть в руки Детей Миля. Олю, возможно, не тронут, если не узнают, что она – ведьма, но меня и так ждала смерть. Как любого фейри, попавшего в руки Детей Миля.
Он немного помолчал, будто собираясь с мыслями, и продолжил.
– Он закрыл дверцу, когда закончил осматривать салон, потом покопался под капотом. К тому времени я уже плохо владел своим телом, начал засыпать из-за холода, но, постарался подлететь поближе к другой машине, чтобы разглядеть второго. Думал, если смогу потом рассказать вам… ладно, не важно. Могу же. Так вот. В машине были двое – мужчина и женщина. Мне показалось, что ее держат там силой. И внешность у нее была странная, больше похожа на фейри, чем на человека. Плюс эти браслеты на запястьях… они выглядели так, как наручники, которые магам надевают…
Фир и Эккарт закивали, показывая, что услышали и запомнили слова фейка.
– В общем, я снова отлетел, чтобы не упасть к ним прямо в руки и увидел, как тот мужчина, который копался в машине Оллин, быстро побежал к своему авто. Со стороны деревьев на него двигалась странная тень. Это был не фейри. Не человек. Не знаю, что или кто это было. Может быть, я уже уснул, и это была часть моего сна, но мне казалось…
– Что ты видел? – перебил его Эккарт.
– Девушку. Похожую на ту, что сидела в машине, только обернутую тьмой, будто шалью. Когда она шла, мне казалось, что чернота двигается за ней. И еще, мне показалось, она испугала Детей Миля.
– Опиши, – попросила Фир.
– Ростом ниже тебя. Волосы темные. Глаза светились зеленым светом, как светлячки. Красивая по меркам людей, ближе не видел. Та, что в машине, была очень похожа, но тусклая, будто смазанный рисунок.
Эккарт пожал пальцы Ллариг. Тола родился гораздо позже того, как из виду пропали последние фоморы, поэтому, он не мог знать, что существа, находящиеся в нескольких мирах одновременно, будут выглядеть именно так, нестабильно. С другой стороны, будь девушка фомори на сто процентов, она вообще не смогла бы находиться в этом мире в своем собственном виде без какой-либо поддержки.
– А мужчины? – голос Шапки прозвучал глухо.
– Первый типичный гойдел-воин. Физически развит, золотистые волосы в короткой стрижке, четкие скупые движения. Второй – тот, что сидел в машине – худой и тонкий. Почти наверняка друид. Движения у него были плавными и текучими, вы знаете, они отрабатывают, когда читают заклинания.
– Что было дальше?
– Я упал, – Тола попытался пожать плечами, но у него не очень удалось.
– То есть, ты не добрался до машины Ольги? – уточнил Эккарт.
– Нет, – ответил феек, – я только помню, что меня подняли теплыми руками. Помню, как держался за пальцы и женский голос, который говорил что-то типа «я приду», но было это во сне или нет, утверждать не возьмусь.
– Ясно, – Фир кивнула и добавила, – если вспомнишь что-то еще, сразу говори, нам передадут. Кстати, не удивляйся, если Беленус с Аили зайдут послушать то же самое еще раз.
Разноголосый щебет фей-крошек со всех сторон подтвердил слова Шапки. Тола согласно кивнул и быстро закрыл глаза, в надежде избежать повторного насильственного кормления целебным нектаром.
***
– Эта девушка – явно из фоморов, – констатировал Эккарт.
– Согласна, – кивнула Шапка.
Они вернулись в кладовку, потому что Фир сильно сомневалась, что домовой найдет время для ее просьбы. Чтобы отвлечь его от столового серебра, нужно была причина поважнее, чем сушка белья каких-то сидхе. Но, к удивлению девушки, все было сделано. На этот раз брауни постарались проявить инициативу, чем заслужили благодарность в виде миски с молоком, за которым, собственно, они и пришли на кухню.
– Мне в голову приходит только одно объяснение. Эта фомори по какой-то причине на нашей стороне, – продолжил свою мысль оборотень, – и думаю, девяносто девять процентов, что эта причина сидела рядом с друидом гойделов в их машине.
– Осталось выяснить, кто та девушка, которая нужна фомори, чего хотят от нее Дети Миля, зачем они поймали Оллин, знают ли они, что мы тут… – загибала пальцы Фир, – где они спрятались, куда дели Олю. Потом найти их, напинать и забрать нашу деточку.
– Ты интересно используешь человеческие слова, – улыбнулся вервольф.
– Ты же сам водил меня в кино, – лукаво приподняла бровь девушка.
– Тебе же нравятся боевики, – мужчина пожал плечами.
– Тебе тоже! – возразила она, показав ему язык.
– Братишка, а они совсем не меняются, правда? – Знакомый голос оборвал их шутливый полу-спор.
– Точно, Мак. Совершенно такие же.
И уже в их сторону хором:
– Привет, Па и Ма!
Фир посмотрела на довольную улыбку Эккарта и медленно повернулась. На пороге кухни стояли парни-блондины, одновременно похожие и очень разные. Казалось, что Богинявложила в них особую суть, безумно притягательную для всех, кто сумеет находиться рядом, но ясную только Ейодной.
– Мальчики мои! – пискнула Фир не хуже пикси.
– Да, наша семейка в сборе, – зубасто ухмыльнулся один из близнецов, обнимая приемную мать.
Второй только кивнул, стиснутый отцовскими объятиями и точно такой же улыбкой сверкнул в сторону брата.
Глава 12
Близнецы были чуть более высокими, чем их отец и немного более белокурыми. С длинными, струящимися по спинам волосами, которые так любят носить сидхе. Одинаковые смешливые глаза, обворожительные улыбки, широкие плечи и грациозные как у хищников движения. Если эти двое хотели, то друг от друга их не мог отличить никто, разве что отец и приемная мать.
– Нас снова поселили в тех же смежных комнатах, – ворчливо произнес Маккон.
Он всегда так говорил, хотя, если их расселяли по дальним комнатам, устраивал скандал. Жрица это прекрасно знала, давно махнув рукой на их капризы и сказав, чтобы близнецы занимали смежные комнаты. Дом воспринял слова хозяйки буквально, создав для этих двоих подходящее место на втором этаже. Так что, если бы Маккон говорил серьезно, то вполне мог остаться без ночлега – эти стены имели уши в буквальном смысле слова и подстраивались под нужды своих обитателей.
– Да, Мак, давай. Расскажи моему шкафу, как тебе не нравится брать из него рубашки, – сделал серьезное лицо Конхенн.
Маккон всегда был заводилой и душой компании. Взрывной и языкастый, он был тем самым полководцем, который сможет повести за собой тысячу солдат, согласных умереть только за слова его одобрения. Густая грива светлых (до бедер) волос, которые он любил заплетать в косу, и всегда светящиеся весельем синие глаза. Главной любовью в жизни Маккона, после брата естественно, были мотоциклы, поэтому и одевался он соответственно – черная кожа и тяжелые ботинки. Хотя частенько таскал у своего близняшки тонкие шелковые рубашки, чтобы, как он сам заявлял, «держать марку».
– И расскажу, – фыркнул его близнец в ответ, – по тебе будто стайка шлюх прошлась, со всем этим парфюмом.
Конхенн был приверженцем классики вроде белых шелковых рубашек и костюмов от кутюр. Он предпочитал завязывать волосы в высокий хвост, доходящий до пояса. Хотя глаза у них с братом были абсолютно одинаковые. Серьезный, часто язвительный и малословный, он всегда являлся негласным лидером этой парочки, даже в детстве сочиняя такие проказы, в которых близнецов никогда не удавалось уличить. Кроме того, Конхенн любил спортивные авто, что помогало ему найти общий язык с мачехой. Его хобби было таскать у брата черные кожаные штаны для хождения по окрестным барам. Наверняка, в отместку за свой изрядно прореженный гардероб.
– Ты берешь то, что лежит в упаковке, – спокойно перебил его Конхенн.
За столетия, проведенные рядом с братом, он привык к постоянному звуковому сопровождению от своего близнеца, частенько не воспринимая его слова всерьез. Маккон всегда вел себя так, будто слова сами выскакивают у него изо рта, как подозревал Конхенн, иногда, даже не фильтруясь мозгом. Впрочем, эта его особенность имела и плюсы. Точнее – один большой плюс. Мак мог, кого угодно уговорить сделать все, что ему нужно. Наверняка даже смог бы продать снег эскимосам. Зимой.
– И даже твои носки пахнут так же! – Продолжал беситься Маккон.
– Это потому, что я заказываю вещи в одном и том же магазине, – пожал плечами его брат. – И, кстати, может, ты прекратишь брать мои носки?
– Только когда ты перестанешь тягать мои кожаные куртки! – Клятвенно заверил Мак, – и штаны тоже.
– Тебе не стоит называть наших дам шлюхами, братишка.
– Ты сменил тему.
– Ма говорила тебе, что если леди с тобой переспала, это еще не значит, что она продажная.
– Ты сменил тему. И не приплетай сюда Ма! Если бы нашлась девушка, похожая на нее хоть чуточку, я бы сразу же женился.
– Ты слышал запах? – Улыбнувшись заметил Конхенн.
– Да, – так же довольно ответил Маккон, – к лету нас точно просветят.
– Интересно, кто у нас будет…
– … братик или сестричка?
Они частенько заканчивали фразы друг за друга. И девушками делились. Причем так, что те даже и не понимали, что сейчас тут сидит один брат, а через несколько минут его уже сменяет другой. Или делились в открытую. Ма в свое время сильно злилась на них из-за этих выкрутасов, но потом просто махнула рукой. Наверное, Па сказал, что их уже ничто не исправит и, конечно же, он был во многом прав. Ни один из этих двоих пока не нашел девушку, которой совершенно не хотелось бы делиться. Конечно, им нравились многие женщины, но... Люди годились лишь на одну ночь. Они были хрупкими и нежными, и оба близнеца попросту не могли полностью расслабиться с человеческими самками, боясь сорваться и сломать что-нибудь жизненно важное. Оборотни были подругами получше. Более выносливые, склонные к экспериментам, но с таким коротким сроком жизни… Женщины-сидхе были идеальны по всем параметрам, не считая одного. В последнем сидхене их культивировали, как экзотические тепличные растения, получая на выходе красивых покорных идиоток, готовых слепо исполнять приказы короля и королевы. Инкубаторы для рождения новых сидов. Любая из них относилась к оборотням с ледяным презрением. В сидхене прекрасно была известна история о том, что близнецы стали фейри не по праву рождения, а в качестве дара от самой Дану. Мало того, что они оба были зверьми, так еще и не имели никакого магического дара. Хотя, если бы спросили самих Маккона и Конхенна, то можно было бы узнать кое-что интересное.
– Держи, – Маккон бросил своему близнецу черные кожаные штаны. – Возможно, нам придется порядочно поползать сегодняшней ночью.
– Да уж, – ухмыльнулся Конхенн, – Дарен просто тиран, если нужно обеспечивать безопасность Ану. Интересно, как он вообще доверяет ее охрану кому-то другому.
– Будто ты не видел попыток нашего босса залезть на стену! – Рассмеялся Мак.
Конечно, они никогда не осмелились бы шутить так в присутствии самого Жреца, но это было к лучшему. Он мог сильно разозлиться, если учесть, что в словах Маккона было слишком много правды. На лицах обоих близнецов появилось задумчивое выражение, а воздухе повисла странная пауза.
– Брат мой, ты думаешь о том же, о чем думаю я? – Выражение на лице Конхенна напоминало ребенка, поджидающего новогодний подарок.
– Когда Ма скажет, что она беременна, – осторожно начал Маккон, – Дарен решит, что Ану требуется дополнительная охрана…
– А так как мы будем сильно волноваться за Ма… – продолжил Кон.
– … очень сильно! – Поддакнул Мак. – А Кина не сможет все сделать сама…
– …исключительно потому, что мы ее попросим! – Его брат поднял вверх указательный палец.
– Дарену придется на какое-то время переехать и быть рядом с Ану!
– Бинго, брат мой! – Конхенн улыбнулся.
Оба знали, что Кина с ними согласится. Все из свиты Жреца считали, что он давным-давно заслужил немного счастья и уж если у них появилась такая возможность, упускать ее так просто они не собирались. Даже если сам Дарен сначала будет против.
– Меня так и подмывает позвонить Кине, – Маккон запустил пальцы в волосы на затылке, – сестренка бы сразу продумала детали.
– Для начала нужно убедиться, что Дарен не находится рядом с ней. Мне не очень хочется получить по шее.
– Тогда давай подождем, пока он приедет сюда? Или лучше, когда мы сами поедем и улучим минутку для разговора с Киной наедине?
– Второй вариант, однозначно.
Они кивнули друг другу и продолжили приготовления.
Жрец должен был прибыть вечером для проведения ритуала пробуждения и прославления Богини. Хотя близнецы были рядом с ним с самого начала, они не знали точно, в чем заключаются эти ритуалы. Отчасти потому, что Дарен не хотел говорить, отчасти – потому, что они не хотели знать правду, которая могла оказаться не очень приятной. Дарена уважали и боялись. Даже те, кто хорошо знал и любил его, не могли точно предсказать действий Жреца. Казалось, он действует по наитию того Бога, которому служил так долго – жестокого, беспощадного. Умный и хладнокровный Дарен был воплощением силы, это признавали все, кто с ним сталкивался, даже прирожденные вожди. Его приказы не обсуждались и не повторялись. Единственным живым существом, осмеливавшимся диктовать Дарену условия и ставить перед ним рамки поведения, была Ану. Рядом друг с другом из Жреца и Жрицы они превращались в обычных людей, позволяя себе кричать, ругаться и дико ссориться по разным причинам. Или наоборот, проявляя такую глубину чувств, что окружающие начинали прятать глаза и поспешно ретироваться в разные стороны. Судя по блеску их глаз, они оба просто наслаждались такими моментами.
Существовала, однако, определенная опасность, из-за которой, собственно, Дарен и решил жить подальше. Эмоции этих двоих, особенно если они сводились, наконец, к сексу, освобождали огромное количество энергии. Буквально. По всему миру. Наводнения, цунами, землетрясения, пожары… Список можно было продолжать до бесконечности, но что с этим всем делать, не знал никто. Дарен не очень любил людей, поэтому ему было в сущности все равно. Но он обожал Ану, которой все равно не было, поэтому Жрец предпочитал жить как можно дальше, чтобы не иметь соблазна ее увидеть. Судя по наблюдениям близнецов, его старания не увенчались успехом ни на йоту, зато Дарен преуспел в мазохизме.
– Кон, лови! – В сторону одного из близнецов полетели скрученные жгутом цветастые полоски.
Он рефлекторно вскинул руку, схватив то, что взмыло в воздух и только потом разглядел. В руках Конхенна поблескивали две длинные ленты темно-синего и ярко-красного цветов. Оборотень недоуменно вскинул бровь.
– Зачем мне твои ленты? Еще и такие?
– Синяя – для битвы, – бросился перечислять Маккон, – красная для привлечения противоположного пола… а еще нужно будет вплести в волосы те гранатовые бусины, которые я нам купил.
– А мне зачем? – снова спросил его близнец.
– Надо!
Конхенн ошеломленно покачал головой. Иногда его брат действовал абсолютно вне всякой логики. Но, так как из его поступков всегда получалось что-то хорошее, то спорить Кон не стал. Хочет Мак бусины – будут ему бусины.
Смежной комнатой была гардеробная с двумя рядами шкафов по обе стороны стен. В ней близнецы как раз и находились сейчас. Правую комнату всегда занимал Конхенн, а в левой жил Маккон, поэтому – исключительно для удобства – их одежда располагалась так же. Доминирующим цветом у обоих был черный, преобладая не только в одежде и любимых вещах, но и в оформлении жилища. Только редкие вкрапления синего и красного оживляли чернильное однообразие, однако близнецы были от этого в полном восторге. Единственными растениями в их жилище были бенгальские розы, совершенно не имеющие запаха. Это был своеобразный знак внимания к ним фей-крошек, живущих в этом доме, которые выращивали эти цветы специально для оборотней.
– Сегодня придется побегать, – Маккон вытащил из своего шкафа две черные футболки без рукавов и с V-образным вырезом, передав одну брату.
– Ты имеешь в виду, что хочешь мои кроссовки для пробежки или, что лучше вообще не надевать обувь?
– Я думаю, лучше не надевать, – Маккон взял расческу. – Я бы не хотел выбрасывать хорошую обувь.
– А штаны тебе не жалко? – Улыбнулся Конхенн.
– Неа, – Мак взял ленты и стал плести высокую косу, – я их как раз для этого и брал. Подай мне вон ту шкатулку и помоги.
Конхенн взял лакированную коробку из дерева, украшенную искусной резьбой, и открыл ее, поднеся к свету. Внутри, аккуратно упакованные в пластиковые пакетики, покоились бусины из различных камней и металлов. Между ними виднелись разные заколки: парные и односоставные, диковинные и простые, старинные и совсем новые. Все это имело лишь одну общую черту – чертовски высокую стоимость. Кон поморщился. Он не любил эту черту своего брата, считая ее слишком вычурной.
– Доставай гранатовые бусины, – скомандовал Маккон, – как капельки, такие.
Его близнец кивнул, выудил из шкатулки требуемые украшения и забрал у брата расческу, самостоятельно занявшись его прической. Они привыкли заботиться друг о друге еще с детства, пока отец был занят добычей пищи, защитой племени и всякими мужскими делами, куда не допускались маленькие мальчики. Мать близняшек умерла при родах, нянькам-рабыням было на них наплевать, а другие дети откровенно их боялись, подученные взрослыми. Кто знает, говорили тогда, к чему родились близнецы? Не дурной ли это знак и не следовало бы сразу принести их в дар богам, как предсказал жрец их племени? Правда ли, что они могут стать благословением? Великими воинами, как предрекал военный советник? На эти вопросы никто не знал ответ. А пока от детей держались подальше, оставляя их воспитание на рабынь и отца, вечно занятого делами племени. Мальчики никогда не обвиняли этого улыбчивого человека со светлыми волосами и золотыми, как солнце, глазами в том, будто он их бросил.
Отец всегда был рядом, когда требовалось защитить, ободрить или просто приласкать их обоих. А уж когда в их жизни появились сидхе, близнецы полностью перестали чувствовать себя обделенными. Да, у них не было сверстников – товарищей для игр. Ну и что? А у кого еще есть мама, пусть и приемная, которая может научить тебя обращаться с любым оружием? У кого есть Беленус, который может показать настоящее волшебство, вырастив цветок за несколько минут? У кого есть Ану, которая может рассказать столько легенд и старых историй, что любой сказочник будет плакать от зависти? Или стайка пикси, всегда готовых к новым шалостям? И, конечно же, в подобных условиях известие о том, что они – оборотни, их не напугало. Скорее, обрадовало как возможность стать частью всего того, что мальчики видели с самого детства.
Эккарт был горд сыновьями и самостоятельно учил их охотиться. Конечно же, тут не обошлось и без Ллариг, кусочек за кусочком восстанавливающей его гордость после того как мужчина ослеп. Мальчики, видя, как их мачеха заботится об отце, стали откровенно обожать ее, ведь они всегда были друг у друга, а у их папы раньше не было никого. Именно она была их первым учителем, показав, как важно, что твой любимый человек счастлив. Урок они усвоили.
– Ну, что там? – Маккон никогда не мог долго усидеть на одном месте.
– Все почти, – Конхенн затянул ленту крепче, чтобы она не скользила по гладким волосам брата.
Стоило ли говорить, что получилось очень красиво, даже по меркам придирчивого сидхе? Гладкое плетение перекрещивало пряди волос. Ленты казались сполохами цвета, а гранатовые капли, разбросанные в строгом симметричном порядке, напоминали капельки крови. Коса оканчивалась гладким узлом, стянутым примерно на уровне пояса низко сидящих кожаных штанов. Мак потряс головой, чтобы проверить устойчивость прически, и кивнул. Потом попросил маленькое зеркало и, встав напротив своего отражения у дверцы зеркального шкафа, начал рассматривать плетение. Закончив, удовлетворенно хмыкнул и, усадив Конхенна на тот же стул, с которого только что поднялся сам, принялся плести ему на голове то же самое. Когда процедура окончилась, близнецы стали напротив, тщательно проверяя схожесть друг друга.
– О, черт! – Простонал Маккон, – Ма нас поубивает, когда увидит татуировки!
– Гхм… – поперхнулся Кон.
Защитные руны располагались на спинах и запястьях близнецов. Фир еще не видела идентичных рисунков на телах своих пасынков, сделанных краской с низким содержанием серебра. Только так оборотни могли заставить тату сохраниться под кожей и, если на спине татуировки можно было скрыть футболкой, то запястья были полностью открыты.
– Ма… – задумчиво продолжил Конхенн, – вот если Па увидел бы, это было бы нечто! А ей я сам покажу. Потом, когда будем уезжать.
– У меня напульсники где-то были, – Маккон исчез в своей комнате и почти тот час же вернулся с сумкой. Немного покопавшись, он достал две пары разных манжет. Первые из кожи с железными заклепками, а вторые из плотной черной ткани, напоминающей эластичные бинты. Натянув их на запястья так, чтобы скрыть татуировки, он протянул парные брату, дождался, пока тот их наденет, и показал большой палец.
Они улыбнулись, глядя друг на друга как в зеркало.
– Вот теперь – мы шикарны. Пошли вниз.
Глава 13
– Дай я поправлю, – тихо сказала Фир.
Ее тонкие пальцы скользнули по мужской шее, выпрямляя воротник-стойку. Он прищурил глаза, наслаждаясь прикосновением, ее изысканным ароматом и нежным голосом, шепчущим на ухо. В темноте, всегда в полной темноте, кроме тех редких моментов, когда волк частично или полностью вырывался на поверхность.
Эккарт уже и не помнил, когда в последний раз боялся тьмы. Возможно, в далеком детстве… хотя нет, в последний раз темнота напугала оборотня, когда он ослеп. Тогда мужчина подумал, что просто не может открыть глаза. Такое уже было однажды, когда кровь из разбитой головы застыла прямо на веках, слепив ресницы и лишив его зрения, поэтому вервольф был спокоен какое-то время. Когда Эккарт понял, что глаза открыты, а света нет – пришла паника. Всепоглощающая, лишающая связных мыслей. Мужчина стал задыхаться, но почувствовал чьи-то руки, обхватившие его за плечи. Вервольф дернулся, упав с приличной высоты. Только потом, он узнал, что лежал на импровизированной кровати.
– Меня не так легко свалить с ног, – зашептал ему на ухо чуть хриплый женский голос, – но тебе, похоже, это удалось.
Фир стала ниточкой спасшей его от тьмы. Такая нежная, мягкая и невероятно сильная, она пахла солнцем, сексом, кровью и немного зеленой листвой. Смех ее был самым лучшим звуком, который он слышал в жизни, а нежное прикосновение пальцев – просто ошеломляющим. Именно тогда Эккарт понял смысл выражения «нет слов». Фраз, которыми можно было бы выразить все эти ощущения, не существовало в природе.
Через несколько лет, когда мужчина в какой-то мере свыкся со своей слепотой, ему приснилась Богиня, хотя это больше походило на видение с запахами и звуками. Вервольф даже на секунду испугался, что если именно произошедшее было сном и Фир не существовало? Но, когда он увидел Даннан, все сразу встало на свои места. Эккарт узнал Еесразу, хотя и являлся язычником вопреки всем рассказам своей возлюбленной. Как можно не узнать мать и дочь, сестру и подругу, любимую и любовницу? Данубыла ими, всеми сразу. Одновременно молодая и старая, юная и опытная, бесконечно мудрая. От Нееволнами исходил покой и постоянное движение, будто Богинязаключала круговорот жизни в себе самой. И запах… волны сладкого аромата, которым когда-то пахла его мать еще до того, как годы и ранняя смерть стерли ее лицо из памяти Эккарта, оставив только это нежное цветочное напоминание.
– Хочешь ли ты жить вечно, сын мой?
Звук Ееголоса был отражением всех женщин, которых он слышал в жизни. Миллионы тонов и оттенков, старые и молодые, смеющиеся и печальные. Будто трубы судного дня поют свою прекрасную и ужасную песню. Но голос ему понравился. Очень. Может быть потому, что в нем можно уловить нежные нотки, уже слышанные в голосе Фир Ллариг?
– Я не знаю, Великая Даннан.
Он ответил честно. Выросший в обществе, где люди с физическими недостатками не считались нормальными, Эккарт прекрасно понимал всю свою ущербность. Что делать слепому воину? Он не умел больше ничего, битвы были его жизнью, хлебом и гордостью. Да, физическая сила была при нем, но мужчина так явно ощущал себя лишним в этой жизни и давно думал, как поступить. До боли в голове и ноющих висков. Но выхода не было. Так ему казалось тогда. Как отступиться от своих детей, которые останутся смертными? Близнецы были так беззащитны без его опеки. Слепота забрала у него и это… Эккарт не был рожден оборотнем, но семья была для него так же важна, как и для обычных волков стая. Он сделал бы все, чтобы защитить своих сыновей, а с некоторых пор и еще одну женщину, Фир. При звуке ее голоса сердце превращалось в бабочку, бьющуюся в плену детских рук. Что делать, если недавно обретенная возлюбленная решит, что больше не нуждается в слепом оборотне?
– Ты недоверчив, мой Волк,– в голосе Ееслышалась усмешка, как будто он произнес вопросы вслух. Тогда Эккарт еще не знал, что нужды в словах нет, – Воин – это не только зрение. Это человек, живущий битвой, чей разум остер, как клинок. Ты слышишь, как листья шепчут о скорой зиме, облетая на землю. Ты чувствуешь, как спит под снегом трава, готовясь к нежной весне. Закрыв глаза, ты не сможешь изменить мир, но вполне сможешь измениться сам. Слушай и обоняй, пока глазами твоими будет Моя дочь. О детях не беспокойся, они должны выбрать сами. Их путь открыт.
Оначуть помолчала, дав оборотню обдумать сказанные слова, а он ошеломленно молчал, напуганный ответом на невысказанные вопросы.
– Что я должен сделать, Великая Даннан? – Эккарт старался, чтобы его голос звучал твердо.
– Будь защитой для женщин моего дома, – в голосе Данупочудилась мягкая улыбка. – Жрица и ее семья. Под твою охрану отдаю их всех. Да будет так!
Мужчина склонил голову и… проснулся в нежных женских объятиях. Запах Фир окутывал его теплой родной волной, успокаивая и маня. В тот раз он смирился со своей слепотой окончательно.
На внешности мужчины превращение особо не отразилось, хотя остальными он был признан сидхе сразу и безоговорочно. Лишь только кожа приобрела свойственное всем сидам сияние и глаза, отливавшие волчьим золотом после заражения ликантропией, вновь стали синими, меняя свой цвет, только когда его звериная ипостась грозила вырваться наружу. Странно, но став фейри Эккарт не получил никакой особой магии. Более того, у вервольфа оказался иммунитет к любому волшебству, хотя оборотень стал чувствовать магию, как будто в него оказался встроен какой-то датчик. Теперь кровь Эккарта сочетала в себе и волка, и фейри – с этим приходилось считаться.
Он перестал стареть, но получил аллергию на чистое железо. Раны заживали намного быстрее, но мужчина был постоянно голоден из-за повысившегося обмена веществ. И, ох, его лунный цикл совершенно сбился. Теперь, превращение в волка происходило не только в полнолуние. Хотя это даже нравилось Эккарту – он заново учился управлять собственным телом и преуспевал в этом. Единственное, что беспокоило вервольфа – превращаясь в зверя, он все еще терял человечность, становясь животным большей частью своего разума. Если бы Эккарт изначально родился оборотнем, ему было бы легче контролировать свою вторую ипостась. Но, с другой стороны, будучи в человеческой форме, природные веры часто начинали вести себя, как их внутренние звери. Так что это была палка о двух концах.
– Ну, что, пошли вниз? – Голос Шапки вторгся в его давние воспоминания.
Все оказалось не так плохо в конечном итоге. Окружающий мир стал средоточием звуков и запахов, заменивших зрение. Сильнее стали и тактильные ощущения, а присутствие Фир Ллариг в жизни Эккарта делало все неприятности несущественными. Когда его сыновья заключили договор с Даннани получили в дар бессмертие, мужчина признал – все, что нужно для хорошей жизни, уже рядом.
