Текст книги "Записки о Кристофере Уокмане: Потайной этаж(СИ)"

Автор книги: Анастасия Осадчая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– А что вы думаете об инспекторе Янге?

– Инспектор Янг? – переспросил Кристофер и тут же весело ответил: – Он идиот.

– Почему? – я опешил. Лучшего сыщика Скотленд-Ярда этот самодовольный мальчишка зовет идиотом?! Кичливый хвастун! Но, с другой стороны, я навидался того, как он рассуждает. Если он на моих глазах раскроет дело так же быстро и с блеском, как говорит его репутация, то я вынужден буду признать его правоту.

– Да потому, – отозвался Уокман. – Что я раскрываю свои преступления за двадцать четыре часа, а инспектор возится по полгода.

Я что-то проворчал насчет его бахвальства, но вынужден был смириться. Кристофер довольно усмехнулся, очевидно, глумясь над моим поражением – мне просто было нечем аргументировать. Да и незачем – я осознавал его правоту. Он это понимал, и ему это ужасно нравилось и льстило.

– Мистер Уокман, заговорил я наконец, решая прервать тишину. – Что вы теперь собираетесь делать?

– Навещу медсестру, – улыбнулся он, сверкая разными глазами.

– Зачем? – допытывался я. – Вы собираетесь ее допросить или у вас настолько болит нога, что вы...

– Не скажу, – холодно обрубил он.

Ах, да.

"Не приставай к нему со своими вопросами".

Это первое и основное правило, которому необходимо следовать, чтобы жить в мире с Кристофером.

Я замолчал, а про себя отметил еще одну скверную черту его и без того тяжелого характера. Этой новой для меня его чертой была скрытность. Он терпеть не мог, когда его расспрашивали. По дороге он дернул кого-то спрашивая, как пройти к медсестре, после чего уверенно похромал по указанному направлению. Мы вошли в кабинет, постучались, но внутрь пустили только Криса. Сказали – заходят по одному. Я остался стоять в коридорчике.

Минут через тридцать, когда я уже совсем извелся, нарезая круги по коридору и топая взад-вперед, с благодарностями распрощавшийся Кристофер вышел из кабинета. Он улыбался, а глаза его сияли. Забыв волшебное правило, я тут же набросился на него с вопросами.

– Зачем вы туда ходили?

– Под предлогом осмотреть мою ногу я задал ей несколько вопросов, – отозвался Уокман. Сыщик все еще пребывал в благодатном настроении.

– Кстати, как ваша нога?

– Медсестра разбередила мне рану, – пожаловался он. – Вы знаете, как это бывает у врача? Они спрашивают, где болит, чтобы потом нажать туда.

Я рассмеялся. Кристофер тоже.

– Вам удалось что-то выяснить? – спросил я, когда взрывы нашего хохота поутихли.

– Да, – кивнул сыщик. – Я у нее спросил, какие лекарства и кому она давала в последнее время.

– И что же она вам сказала?

– Много интересного, – улыбнулся детектив. – Хотя бы то, что ректор брал у нее один пузырек с каплями снотворного, но при учете медикаментов она почему-то недосчиталась еще одного, хотя больше она снотворного никому не давала. Она всегда дает лекарства под запись. И еще кое-что... – он помолчал, затем по своему обыкновению съел шоколадку и продолжил. – Мэри брала у нее "Atrovent". Это было шесть дней назад.

– Что это?

– Спазмолитик, мой дорогой напарничек. Вы знаете, что такое спазмолитик, я надеюсь?

– Да.

– А для чего его берут женщины?

– Не знаю, – стушевался я.

– Женщины обычно берут спазмолитики, когда менструальная боль становится невыносимой, – пояснил он. – Кстати, Натаниэль, по словам медсестры, постоянно глотал успокоительное и обезболивающее. Вы можете сделать какие-то выводы из той информации, что я вам преподнес?

– Ну, девочка пила лекарства, потому что у нее болел живот от критических дней, и что? А Натаниэль, видимо, готовился к чему-то, что требует сильного умственного напряжения... – я покосился на Уокмана. – Вы считаете, это он сделал, да?

– Во-первых, по поводу Мэри – вывод из той информации, которую я дал, надо сделать такой – на кровати были пятна менструальной крови. Поскольку преступник сначала выстрелил в нее дротиком со снотворным, оказать сопротивление она не могла. Да и следов борьбы, если вы помните, в комнате не было. Узнав, что Мэри брала спазмолитик, я делаю вывод, что это была менструальная кровь. Это лекарство чаще всего берут именно в этом случае. Если вы не верите, конкретно эту информацию мы можем уточнить у ее друзей. А по поводу Натаниэля – я бы не делал столь поспешных выводов. Поскольку нам известно, что он усердный ученик, добивающийся всего сам, вполне может оказаться, что он зубрил ночами, готовясь к экзамену. Да, может, внешность его не располагает к себе, но это вовсе не значит, что он способен на преступление или совершил его. У меня, между прочим, тоже лицо не из приятных, когда я не в духе, вы прекрасно это знаете. А если я вдруг задумаю изменить внешность, то могу нарисовать себе просто отвратительнейшую рожу.

Я рассмеялся.

– Просто запомните раз и навсегда – наша внешность не определяет, кто мы есть.

– А как же тогда...

– Очень много говорят глаза и руки, мистер Стивенсон. Очень много. Вы даже представить себе не можете, что могут рассказать о человеке его руки и глаза.

– Часто говорят: не верь тому, что видят твои глаза, верь своему сердцу – только оно подскажет правильный путь.

– Видите ли, мистер Стивенсон, я верю лишь логике, фактам, причине и следствию. Я никогда не трону человека прежде, чем у меня не будет достаточно доказательств для признания его виновным. Факты и действительность – вот все, во что я верю. А сердца, как говорят, у меня и вовсе нет, – холодно сказал он. Его губы тронула легкая усмешка. Он помолчал немного, двигаясь вперед по коридору. Когда я уже хотел было спросить его, куда мы идем, он неожиданно заговорил сам:

– Медсестра любезно подсказала мне, где живут друзья Мэри, и я намерен с ними поговорить.

– А что делать мне?

– То, о чем я просил вас в самом начале. Не путаться у меня под ногами.

– Понятно, – горько усмехнулся я. Вот и что толку меня инспектор отправил помогать Уокману? Все равно этот несносный мужик не дает мне ничего делать! Что я в полиции не принимал участия в расследовании, что с Кристофером! Уокман не поручал мне ничего ответственного, и это раздражало. Неужели он думает, что я настолько тупой, что меня можно заставлять делать только всякую ерунду? Я ведь и сам могу провести допрос!

– Провести-то вы можете, но вы можете упустить важные детали, или вовсе забыть о них.

Видимо, последнюю фразу я произнес вслух.

– Почему вы так решили? Сварливо сказал я.

– Хорошо, мистер Стивенсон, давайте проверим вашу внимательность. Я расследовал в юности одно дельце. Довольно простое. Меня пригласил директор универмага, на складе которого произошел несчастный случай. Он рассказал мне, что накануне вечером он вместе с погибшей мисс Элкин должны были вести учет на складе. По его словам, они спускались вниз по лестнице – мисс Элкин спереди, он сзади. На лестнице, как он утверждал, из-за расшатанных перил он споткнулся и случайно нажал на курок револьвера, что был у него в кармане. Револьвер выстрелил и попал в мисс Элкин. Я уточнил у него, выстрелил ли револьвер прямо в кармане. Он ответил, что да. На мой вопрос, имеет ли он разрешение на ношение оружия, директор предъявил мне документ. Я осмотрел его пиджак, в кармане которого была дырка и следы пороха, что были и на теле мисс Элкин тоже. После этого я застрелил директора.

– Что? – Поразился я. – Вы его застрелили? Но почему?

– Вы и ответьте мне на этот вопрос. Почему я это сделал?

– Потому что вы решили, что он убийца и у вас были доказательства, правильно?

– Правильно. А какие у меня были доказательства?

– Честно вам признаюсь, я не знаю, – стушевался я.

– Вот видите. Из моих слов вы не можете даже сделать какие-то выводы. Даю вам время подумать, – он остановился и стал ждать, пока я решу его задачку. Но я так и не решил.

– Сдаетесь?

– Да.

– Если бы все было так, как утверждал господин директор, то пороха на теле бы не было. Он сначала застрелил Элкин, а потом сделал еще один выстрел из кармана, чтобы инсценировать несчастный случай. Но он не учел, что я не настолько глуп, чтобы не обратить внимание на такую мелочь. А вы ее не заметили. Значит, в диалоге вы не заметите ничего подозрительного.

– Но я же могу просто записывать и передавать вам информацию!

– Вы не сможете распознать ложь и обезвредить преступника.

– Я хочу быть полезным вам.

– Я все сказал.

– Ну пожалуйста, мистер Уокман! Можно еще историю из ваших дел?

– Легко. Я охотился на одного пиромана, который поджигал все, на что падает взгляд. Подозрение пало на мистера Аддерли, который представлялся писателем, однако никто никогда не видел его книг в магазинах. Я допросил его, и он сказал мне, что ночью работал и не выходил из дома во время очередного поджога. Я осмотрел его комнату, в который были самые обычные предметы: два стула, кровать, ковер, под окном письменный столик, кресло, две картины, лампа на цепи. На письменном столе лежали словари, беллетристика, спички, трубка и пепельница, лоток для письменных принадлежностей, ручка, чистая бумага, карандаши, лежащие рядом с трубкой, записная книжка, а перед креслом несколько исписанных страниц, одна из которых была исписана наполовину. Однако одной вещи не хватало, и это дало мне повод арестовать Аддерли, поскольку в присутствии полиции не было смысла его застреливать. Какой же вещи не хватало?

Я крепко задумался. Сыщик, хихикая, съел кусочек шоколада. Сдаюсь, сказал я, наконец.

– Ни один писатель не обходится без настольной лампы, поскольку общий свет дает тень на бумагу, что мешает ему работать, – улыбнулся Крис.

– Давайте еще, – не сдавался я.

– Хорошо. Совсем простое дельце. Оно вообще подвернулось мне случайно. Я летел на девятиместном самолете из Америки. Я вымотался и устал, вдобавок, начался шторм, из-за которого нас начало ужасно трясти. Я только хотел заснуть, как меня позвал стюард и указал на пассажира, сидевшего с ножом в груди. Рядом стоял столик с листками, исписанными идеально ровным почерком. Стюард сообщил, что заполнял свои декларации, как вдруг услышал хрипы, подошел и увидел вот это. Я обошел салон и увидел спящего толстяка в носках и обнимающуюся парочку. Девушка дрожала и выглядела испуганной. Угадайте, кого из них я застрелил.

– Т-толстого? – заикнулся я. Маньяческое стремление Уокмана убивать преступников меня пугало.

– Стюарда, – вздохнул он. – Потому что при такой тряске невозможно ровно писать. Мистер Стивенсон, а это ведь были одни из самых элементарных дел, которые мне доводилось распутывать. Тут и, собственно, распутывать-то нечего.

– Возможно, если бы я все видел своими глазами... – попытался оправдаться я, но Кристофер прервал меня:

– Мистер Стивенсон, я проверял именно ваше умение внимательно слушать, сходу анализировать и делать выводы. Сам я делаю вывод, что допросы лучше вести мне.

Нет, я его ненавижу!

– Пройдемте, – он остановился возле одной из дверей. – Добрый вечер, Хэмфри.

– Добрый, – хмуро кивнул светловолосый щеголь.

– Можно с вами поговорить? – Кристофер присел на краешек стула, стоявшего возле двери.

– Валяйте, – паренек уселся на кровать. Стоять остался только я, оглядывая скромную комнатушку. Она была устроена так же, как спальня Мэри, в ней царил мальчишеский бардак, в котором я углядел вещи, которые хоть и валялись по углам в мятом виде, все же стоили баснословных денег. У парня была такая дорогая одежда, электроника и прочие шмотки, что даже я не мог себе такого позволить. И надменный высокомерный вид, которого я тоже не мог себе позволить. Он так заносчиво держался, что я даже не решился бы с ним заговорить, боясь быть осмеянным за нищету и втоптанным в грязь.

– Я смотрю, вы готовитесь к экзаменам? – дружелюбно начал Уокман.

– Да, – Хэмфри помрачнел. – Сейчас самая сессия. Из-за учебы я почти не сплю.

– Для чего вам так стараться? Ведь ваш отец оплачивает вашу учебу, не так ли?

– Он дает мне не слишком-то много. А поскольку я слишком транжирил, он грозится и вовсе лишить меня наследства. Он сказал, что если я завалю экзамены – он точно это сделает, и вдобавок вовсе перестанет давать мне денег. Я весь в долгах и назанимал у всех.

Сыщик принюхался и заговорил опять.

– Расскажите про ваших однокурсников.

– Про Мэри, которая пропала?

– Можете начать с нее.

– Она была приличная девушка из обеспеченной семьи, – медленно заговорил студент. – Она со всеми особо не контактировала, почти ни с кем не разговаривала. Да ну ее, обычная зануда. Если честно, я не особо расстроился, когда узнал, что она пропала. Я когда-то добивался ее внимания, но она сказала, что ее сердце занято, и с тех пор мы перестали общаться. Обидно, когда тебя отшивают, знаете ли.

– А что вы можете сказать о других ваших одногруппниках? Например, Натаниэль?

– Он ненавидит меня, – вяло сказал Хэмфри. Я вообще обратил внимание на то, что у него был какой-то отсутствующий вид, он говорил лениво, растягивая слова, и выглядел ужасно уставшим. – Он думает, что раз я родился в богатой семье, так мне принесено все на блюде... А вот нет, вот нет, да... – парень вдруг потерял нить разговора и уставился в одну точку.

– Что вы можете сказать о Рэймонде?

– Он не умеет держать себя в руках, но студентки его любят, он хороший преподаватель. Чистюля такой. Вроде толково объясняет... – Динкл опять отвернулся от нас, то ли потеряв интерес, то ли просто от недосыпа.

– Ректор? – Кристофер вздернул бровь.

– А... Ему лишь бы место удержать. Его давно хотят турнуть отсюда. А после этого события вообще...

– Эми?

– Она запала на тебя, легавый, – рассмеялся Хэмфри, мотнув головой.

– Энн?

– Стерва и дура. Ничего, кроме сплетней ее не интересует. Она вечно вынюхивает, кто с кем встречается, чтобы всем разболтать.

– Она дружила с Мэри?

– По крайней мере, со стороны это так выглядело.

– Хорошо, спасибо, – Уокман поднялся и повернулся к двери, как вдруг Динкл окликнул его.

– А могу я теперь задать вопрос?

– Задавайте, – кивнул детектив.

– Почему у тебя глаза разные, легавый? Контактную линзу посеял?

– Это Heterochromia Iridium, – сдержанно ответил сыщик. То ли ему не нравилось панибратское обращение к нему, то ли раздражали вопросы по поводу разных глаз.

– Че?

– Мутация, при которой происходит различное окрашивание радужной оболочки глаза в результате относительного избытка или недостатка меланина, – заученно ответил Уокман. Студент выпучил глаза, переваривая информацию, а мы с Кристофером ушли.

– Ну, как вам это нравится, а? – заговорил детектив, едва мы оказались в коридоре.

– Он вел себя по-хамски с вами, – кивнул я.

– Дело не в этом, – хмуро отозвался он. – И даже не в том, что он спросил про гетерохромию. К этому я привык и могу уже написать книгу ответов на вопросы идиотов из серии "Почему у тебя разные глаза?". Вы ничего странного в парнише не заметили?

– То, что он какой-то полудохлый.

– Правильно. А еще что? Была еще одна деталь, на которую вы не обратили внимание. Нет, даже две детали.

– Кроме того, что он какой-то вялый?

– Да. И кстати, дело тут даже не в недосыпе. У меня есть нехорошее подозрение насчет него, я должен проверить.

– Вы скажете мне?

– Нет.

– Я так и думал.

– А почему спросили?

– Надеялся на лучшее.

– Ну вот видите, хоть капля дедукции в вас есть, – он рассмеялся. – Не переживайте, когда я найду подтверждение своей догадки, я вам все расскажу.

Мы подошли к другой комнате. Кристофер постучался в нее и вошел. Я остался в коридоре. Мне хотелось войти с Уокманом, но тот жестом остановил меня. Все то время, какое он пробыл там, допрашивая кого-то из друзей и соучеников Мэри, я нервно ходил взад-вперед, слыша приглушенные голоса, доносящиеся из-за двери. Минут через шесть Уокман вышел из комнаты.

– Ну? – набросился я.

– Знаете, вы в чем-то были правы, – заговорил сыщик, усевшись на диванчик в коридоре. – Из него ничего толком не удалось вытянуть. Он замкнут, и никому не доверяет. Он сказал мне лишь, что терпеть не может тех, кто здесь по праву рождения, и что если он плохо сдаст экзамен, а он уже сдает позиции, то ему не выплатят стипендию, и он снова будет голодать. Про Рэймонда сказал, что тот несдержан и из-за него начальство периодически получает проблемы на голову. Сообщил еще, что знает о Рэймонде еще кое-что, но мне не скажет, потому что сомневается, стоит ли мне доверять. Я обсудил с ним других персонажей, и выяснилось, что Энн его бесит, поскольку вечно болтает и во все лезет, об Эми он ничего не знает, поскольку она очень тихая. Он заметил только ее симпатию ко мне. Да ее трудно было не заметить... При разговоре о Мэри смутился, я так понял, она и ему нравилась, но ничего не сказал о ней. Про ректора ни слова.

– Куда направимся сейчас?

– К Рэймонду. Если хотите, можете пройти со мной.

Я кивнул, и мы поспешили в кабинет мистера Брукса. Мы застали преподавателя, когда тот мыл руки.

– Люблю, знаете ли, чистоту и гигиену, – признался тот.

– Ясно, – сказал Уокман и начал допрос.

К моему удивлению, Кристофер быстро задавал ему короткие и простые вопросы.

– Вы долго здесь работаете?

– Двадцать лет. Здесь работали еще мой отец и дед. Может быть, кто-то из далеких предков тоже. Я не знаю, я у них не уточнял.

– Что вы можете сказать про Натаниэля?

– Он один из талантливых бедняков, что всего добивается самостоятельно, но я думаю, за этот экзамен хорошей оценки ему не видать.

– А что вы знаете о Хэмфри?

Рэймонд наклонился к самому уху Кристофера и прошептал ему что-то.

– Понятно, – хмыкнул детектив. – Я так и думал. И последний вопрос: как вы оцениваете ваше нынешнее положение на работе?

– Честно сказать, – учитель понизил голос. – Я давно боюсь, что из-за отношений с Энн потеряю кафедру.

– Вот как? – Уокман поднял бровь.

– Да... К сожалению, приходится ждать, пока она окончит колледж. Да и я пока подкоплю денег, поскольку сейчас бедствую и не могу оплатить нашу свадьбу.

– Спасибо, это все.

– Все?

– Да, – кивнул Кристофер.

– Можно вопрос, мистер Уокман?

– Это гетерохромия, – сразу отрезал сыщик. – Она у меня с рождения. Я проверялся, болезни она не несет.

– Откуда вы...

– Я же детектив, – он улыбнулся.

Я расхохотался. Кристофер подмигнул мне синим глазом и вышел.

– Здорово вы его, – похвалил я сыщика уже в коридоре.

– Спасибо, – глаза Уокмана сияли. – Ну что, опросим девчонок?

– Да.

– Ждите меня здесь, – велел он и скользнул в комнату к Энн. Вылетел оттуда через две минуты, взъерошенный и обалдевший. Когда Кристофер пришел в себя, пригладив волосы и вытерев вспотевший лоб, а выпученные глаза его вернулись в нормальное состояние, он быстро захромал прочь, бормоча:

– Нет, это же кошмар... Сто слов в минуту... Почему Рэймонд решил на ней жениться? Ему жить надоело, или он решил таким образом совершить благородный поступок и спасти мир?

– Что случилось, Крис? – я поспешил за Уокманом. Он вдруг резко развернулся, грянул выстрел, я рефлекторно отскочил и увидел черный маленький кратер на том месте, где стоял секунду назад. Я медленно поднял голову и встретился взглядом с горящими ненавистью глазами Уокмана. В левой руке он держал опущенный дулом к низу пистолет.

– Я предупреждал, – прошипел он. Его разноцветные глаза все сильнее и сильнее разгорались бешенством. Он медленно поднял руку с пистолетом. – Я просил вас не называть меня так. Я очень хочу вас убить за это.

Он выстрелил, я бросился на пол, опасаясь, как бы он не изрешетил меня пулями. Откатившись в сторону, я прикрыл голову руками и замер, ожидая выстрела, который оборвал бы мою жизнь, но его не последовало. Вместо него раздался холодный как лед, полный злобы и ярости голос Кристофера:

– Это было мое последнее предупреждение. Еще одно обращение "Крис" в мой адрес, и следующая пуля угодит вам в голову. Поднимайтесь.

Я медленно встал. Колени у меня тряслись, и я с трудом овладел собой. Пистолет Уокмана был направлен в мое лицо.

– Хорошенько запомните мои слова. Я и так уже повторил дважды. А я терпеть не могу говорить одно и то же больше одного раза.

Он убрал пистолет и сердито зашагал прочь. Дойдя до комнаты, в которой, очевидно, жила Эми, он постучался, попросил разрешения войти, и, получив его, скользнул внутрь. Я даже не стал претендовать на то, чтобы последовать за ним и уселся на подоконник в коридоре.

Ждать пришлось долго. Очень долго. Чем больше времени проходило, тем сильнее я нервничал. Ни у кого еще Кристофер так не задерживался! Я то и дело посматривал на часы, и мне казалось, что время вообще остановилось. Поначалу я слышал приглушенные голоса сыщика и Эми, но потом и они поутихли. Что там у них происходит, а?

Я соскользнул с подоконника, тихонько открыл дверь и прошел в комнату, чтобы позвать Уокмана или хотя бы посмотреть, чем он там так занят.

Зрелище, которое предстало перед моими глазами, было весьма неожиданным. Я и подумать не мог, что увижу такое! Я сперва даже глазам своим не поверил и все никак не мог очнуться от шока, вызванного увиденным.

Кристофер Уокман прижал Эми к стене, взяв ее за лицо, и легко удерживая, целовал, не давая отвернуться.

Глава 5. Мировоззрение детектива

– Ты что делаешь, гад? – возмутился я, и, вцепившись в воротник Кристофера, рывком оторвал его от девушки и... двинул ему в морду. Девушка вскрикнула, Уокман быстро вытер кровь из разбитой губы, сверкнул разными глазами и ударил меня в живот. Я согнулся пополам, жадно хватая воздух. Детектив замахнулся, намереваясь ударить меня снова, но Эми вцепилась в его руку:

– Нет! Пожалуйста, не надо! Перестаньте драться!

– Мы еще не начали, – холодно заметил сыщик, опуская руку. – Я всего лишь защищался.

– Ну ты...сволочь, – прохрипел я, держась за живот. Я с трудом дышал – настолько сильным был удар Уокмана.

– Хочешь еще? – нежно спросил он, склонившись надо мной.

– Пожалуйста, хватит! – крикнула девушка. – Почему вы оба себя так ведете?

– Это наши мужские разборки, – спокойно сказал Кристофер, но в голосе его звучала злоба. – Нам с мистером Стивенсоном надо поговорить. Подождите пару минут, мы вернемся и продолжим.

С этими словами он схватил меня за рукав и выволок из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Ну, и какого черта вы мне помешали? – рассерженно спросил Уокман, толкнув меня к окну. Я оперся на подоконник, все еще держась за живот.

– У вас совсем нет совести, мистер Уокман? – с болью в голосе спросил я. – Она же любит вас!

– Я знаю. И это мне очень на руку, – он зло ухмыльнулся.

– Как вам не стыдно! Вы играете чувствами девушки!

– Я всего лишь добывал информацию.

– Вот таким вот образом?!

– Да. Когда девушка влюблена, это самый простой и действенный способ узнать информацию.

– А как же ее чувства? Ей же больно!

– Плевать, – ухмыльнулся Кристофер.

– Как вы можете так говорить! Она питает к вам симпатию, а вы просто играете с ней! Это жестоко! А если бы с вами так поступали?!

Уокман вдруг резко подался вперед, приблизившись ко мне так, что его нос едва не касался моего, и прошипел:

– Со мной, дорогой напарничек, поступали и похуже! Настолько похуже, что я теперь имею полное право поступать, как последняя скотина! Однако же...

– Мне жаль, – перебил его я. – Вы можете рассказать мне, что случилось?

– Я пока не готов.

– Хорошо. Буду рад выслушать вас, когда вы станете доверять мне. И хочу сказать – вы можете обратиться ко мне в любой момент. Извините, что ударил вас. Я не хотел. Просто разозлился.

– Понимаю, – кивнул Уокман и улыбнулся разбитыми губами. – Любому иногда бывает полезно получить в зубы. Вернемся?

– Да, давайте.

Мы вошли обратно в комнату.

– Все отлично, – улыбнулся Кристофер разбитыми губами. – Мы уже не ругаемся! Знаете, я еще зайду к вам, позже. Просто сейчас нам надо найти ректора и сообщить ему, что мы остаемся на ночь – я чувствую, произойдет нечто интересное, – его глаза хитро блеснули. – И я буду очень вам благодарен, если у вас найдется бумага или холсты, набор кистей и красок. Я хочу с пользой провести ожидание.

– Вы рисуете? – воскликнули мы с Эми одновременно.

– Балуюсь немного, – он сощурился, улыбаясь, и в уголках его глаз образовались тонкие морщинки, а само его лицо сделалось необыкновенно приятным. Так вот ты какой, Кристофер Уокман! Умеешь, оказывается, искренне улыбаться! Я никогда прежде не видел этой его улыбки. Даже если он и улыбался, пребывая в хорошем расположении духа, морщинок обычно не было, он не щурился. Но чаще всего глаза его оставались ледяными, несмотря на ухмылку. Да, бывало, взгляд его теплел, но таким добродушным я его еще никогда не видел.

– У меня есть бумага, мистер Уокман, – притихшим голосом сказала Эми.

– Спасибо, – выражение его лица снова сменилось привычной мне ухмылкой. – Остальное попросим у ректора, – добавил он, когда девушка уже скрылась в глубине комнаты в поисках бумаги.

– А где мы будем ночевать? – поинтересовался я, глядя как Эми сворачивает большие листы бумаги и перевязывает их резинкой.

– В комнате, где спала Мэри. Но, как вы уже догадались, спать нам, увы, не придется. Поэтому я и решил, пока есть возможность, немного замарать бумагу. Спасибо, Эми, – он наклонился и чмокнул девушку в губы, отчего она зарделась, одновременно забирая из ее рук бумагу.

Уокман выскользнул из комнаты, и вовремя. Мне опять захотелось треснуть ему по шее. Ну и наглый же тип!

Я вышел вслед за ним в коридор.

– Что это было, а? – недовольно спросил я. Он холодно рассмеялся:

– Расслабься. Ей нравится.

– Но вы ведь совсем ее не любите!

– Мы с вами уже обсуждали эту тему, мистер Стивенсон, – огрызнулся Кристофер. Я понял, что лучше не продолжать – это может перерасти в очередную стычку, которая наверняка кончится дракой. Я помнил кулак Уокмана и силу, с которой получил в живот. Надувшись, я молча топал за сыщиком, направлявшимся к ректору. Кристофер тоже пребывал в безмолвии: сунув руки в карманы и поджав губы, он серьезно и решительно хромал вдоль по коридору. Очевидно, он думал о чем-то, поскольку между его бровями залегла складка, разные глаза сосредоточенно смотрели куда-то сквозь пространство, а пальцы теребили свисавшие четки – они были связаны кольцом, образовывая браслет, но одна нить, усеянная деревянными черно-белыми бусинами, спускалась вниз, заканчиваясь красной кисточкой, и касалась пальцев сыщика. Детектив то снимал четки и перебирал их, а то надевал и теребил отдельную нить с кистью, или просто перемещал деревянные бусины по резинке, на которую они были нанизаны.

Насмотревшись на его руки, я кинул взгляд вниз. Кристофер сильно припадал на больную ногу. У меня возникло опасение, что Уокман может остаться хромым на всю жизнь. Я решил справиться о его самочувствии:

– Мистер Уокман, как ваша нога?

– Нормально, – огрызнулся он.

– Болит?

Кристофер промолчал, лишь злобно зыркнул на меня.

– Я просто беспокоюсь за вас.

– Не стоит, – отозвался он.

– Откуда у вас пуля в ноге?

– Шел, упал и наткнулся на нее, – раздражительно ответил Кристофер. А потом, не менее обозлено, рыкнул: – Стреляли в меня, что за идиотский вопрос?!

– Да это и ежику ясно, – обиженно сказал я. – Кто в вас стрелял?

Уокман прорычал в ответ что-то невразумительное.

"Не приставай к нему со своими вопросами".

Я умолк.

В тишине мы оба дошли до кабинета мистера Дженкса. Только тогда Кристофер заговорил – он попросил кисти, краски и "по возможности этюдник или мольберт", с чем его послали в кабинет учителя искусства, и сообщил о том, что мы остаемся на ночь.

Получив все необходимое для своих художеств, Кристофер уселся в комнате Мэри и принялся творить. Я искоса поглядывал на то, как он рисует. Я наблюдал за резкими и быстрыми взмахами кисти, вместе с которыми краска ровно ложилась на бумагу. Уокман с отсутствующим взглядом изображал на листе простые формы, которые со временем, по мере того, как он разводил краски и менял кисти разной толщины, приобретали более сложные очертания, вырисовывались в привычные предметы. Я понял, что он изображает.

Он рисовал колледж Бэдфорд.

– Можно с вами поговорить?

– О чем? – не переставая водить тонкой кистью по бумаге и не глядя на меня ответил Кристофер.

– Почему вы так относитесь к людям, к жизни, и вообще...

– Вам так интересно узнать мою точку зрения?

– Да. Я хочу вас понять.

– Никто и никогда не сможет понять меня.

– А я постараюсь.

– Я вам не позволю, – он оскалился и поглядел на меня ледяными глазами. – Мне уже больше не нужно чье-то понимание. Мне уже никто больше не нужен.

– Я хочу стать вашим другом, мистер Уокман.

– Сожалею, это невозможно.

– Тогда хотя бы просто дайте мне ответ на все мои "почему".

– На все – это слишком сложно.

– Ну хотя бы на некоторые.

– Например, на какие?

– Ну хотя бы объяснить ваше пренебрежение к людям вы можете?

– Люди здесь, – заговорил Уокман, откинувшись на стуле. – Словно не понимают, что преступный мир совсем рядом. Такое ощущение, что они думают, что на луне живут отморозки. Но когда они сталкиваются с этим впервые, у них шок. Надо же, ублюдки есть не только в телевизоре! Наивность жестоко карается, дорогой напарничек. Поверьте мне и моему опыту. Я был наказан за свою наивность и доверчивость, и больше таких ошибок не совершаю. Теперь я бдителен и не спешу доверять всем подряд.

– Значит, по-вашему, лучше жить одиноким и злым волком, который никому не верит?

– Да. Это убережет вас от боли.

– От боли уберегает Бог, мистер Уокман. Вы верите в Бога?

– Нет.

– А во что ж вы верите?

– Я верю только в логику и здравый смысл. В совокупность фактов. В причину и следствие. В реальность.

– А зачем тогда у вас четки?

– Они не несут в себе религиозного значения.

– Но...

– Это все, что осталось от моего отца, – огрызнулся он. – Знаете, они мне даже больше служат напоминанием о другом мире, который совсем рядом с нами. Они символизируют плату моей семьи за доброту к другим людям. Они не дают мне забывать, кто я такой и для чего я был рожден.

– И кто же вы такой?

– Я – мститель. Я восстанавливаю справедливость.

– Но вы ведь детектив, а сыщики всегда...

– Я знаю. В этом есть особая прелесть – разгадывать тайну. Ничего больше не приносит мне такой отрады, как раскрыть заковыристое дельце. Я создан для того, чтобы думать головой, дорогой напарничек. Я принимаюсь за расследования потому, что это приносит мне удовольствие. Я берусь за заурядные и будничные дела только в том случае, если не подворачивается ничего интересного. Загадка, дорогой напарничек, вот что привлекает меня. Загадка. Я не могу не нагружать свой мозг. Я должен думать большую часть времени, иначе весь смысл моего существования уходит, теряется. Но знаете, что приносит мне большее наслаждение? – он покачался на стуле, нанес несколько мазков краски на бумагу и продолжил. – Убивать преступников. Вот цель моей жизни. Расследовать дела и уничтожать недостойных.

– Но они ведь люди! Их же можно отправить в тюрьму! Если вы просто хотите решить загадку и восстановить справедливость, достаточно просто передать преступника в руки полиции!