Текст книги "Нити судьбы (СИ)"

Автор книги: Анастасия Эльберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Анастасия Эльберг
НИТИ СУДЬБЫ

2011 год

Треверберг – Мирквуд

Ванесса

– Только не смейся, но мне почему-то кажется, что это похоже на инцест.

Сложно сказать, что заставило меня рассмеяться, сама фраза или серьезный тон Джессики, но я от души расхохоталась и посмотрела на нее. Она ответила мне улыбкой.

– Ты так не думаешь?

– А должна?

Джессика легко пожала плечами, легла, свернувшись калачиком, и посмотрела в сторону приоткрытого окна. На улице шел дождь, и его капли чуть слышно барабанили по стеклу. Часы показывали начало четвертого – самое время для того, чтобы завернуться в одеяло, устроиться поудобнее и отправиться в мир снов.

По возвращении в Мирквуд Джессика хотела снять квартиру, но в период апреля-мая это было невозможно: тут давно никто ничего не строил, а хозяева старых квартир не торопились съезжать. Временем переездов считался конец лета, а весна на рынке недвижимости была признана мертвым сезоном. Вивиан не мог взять Джессику к себе по причине того, что в его квартире с одной спальней вряд ли поместились бы два человека. В моей же квартире хватило бы места на двоих, если не на троих. И еще у меня было две спальни… впрочем, мы с Джессикой знали, что нам понадобится только одна.

Когда я впервые увидела ее фотографию, то первой моей мыслью было, что она очень похожа на Карлу. Маленькая копия, уменьшенное изображение (в прямом смысле этих слов – Джессика была ниже и стройнее матери). Но я и подумать не могла, что она так на нее похожа, до того момента, когда мы с Джессикой встретились. Она была не просто копией Карлы. Она повторяла ее жесты, улыбалась точно так же. Ее походка напоминала походку Карлы. Даже их голоса были похожи. Мне казалось, что по прошествии стольких лет я уже не смогу извлечь на поверхность былые чувства, ведь я так старательно прятала их в самом темном уголке памяти.

Но когда Джессика впервые посмотрела на меня, улыбнулась и протянула руку, то я перенеслась в прошлое и из доктора Ванессы Портман, практикующего психоаналитика и профессора на университетской кафедре, превратилась в Ванессу, студентку медицинского факультета. В ту самую Ванессу, которая приходила раньше всех на лекции профессора Карлы Стокхард для того, чтобы занять место в первом ряду, и ловила каждое слово, каждый взгляд и каждый жест, боясь упустить хотя бы что-нибудь. В ту Ванессу, которая когда-то сидела за столиком в кафе напротив профессора Стокхард – тогда уже просто Карлы – и не знала, куда себя деть от смущения.

Тогда она еще не знала, какую роль Карла сыграет в ее жизни. Не знала, что через месяц они будут жить вместе. Не знала, что благодаря Карле она станет абсолютно другим человеком, совсем не той женщиной, которой она была раньше. И тогда Ванессе меньше всего хотелось думать о том, при каких обстоятельствах они расстанутся. А также о том, что они больше никогда не встретятся и не услышат друг о друге ни слова.

Это было странное ощущение, не похожее на что-либо, испытанное мной раньше. Больше всего мне хотелось обнять Джессику и прижать к себе – такой родной и близкой она мне показалась в тот момент. Конечно, я не сделала этого, ограничившись вежливым рукопожатием – было бы как минимум странно позволять себе объятия посреди аэропорта, особенно если учесть, что эту женщину я вижу впервые. Но призрак Карлы, постоянно находившийся рядом со мной, каким-то непостижимым образом вселился в ее тело, и она стала ее живым воплощением.

Я слушала ее, изучала ее лицо, смеялась вместе с ней и думала о том, что это неправильно, ведь это не Карла, и она никогда ей не станет. Что бы было у нас, людей, если бы мы каждый раз не тешили себя иллюзиями, не лгали бы себе, выстраивая воздушные замки? Чего бы стоила наша жизнь без сладкой боли, которую мы чувствуем, возвращаясь к воспоминаниям прошлого? У нас бы не было ничего. Только мрачная реальность, которая зачастую страшнее самой горькой правды и самой ужасной лжи.

Через неделю после возвращения из Штатов мы поддались на уговоры Вивиана (сопротивляться этим уговорам стало невозможно после того, как к нему присоединился Адам) и отправились в клуб. Джессика была в восторге от окружающей обстановки. Она изучала помещение, с довольным видом кивала, когда ее познакомили с Адамом и Колетт. Последняя выделила нам столик в зоне для особо важных персон, с которого открывался прекрасный вид на сцену, и Джессика с интересом наблюдала за выступавшими девушками. Мы пили мартини с грейпфрутовым соком, курили кальян, смеялись и делились впечатлениями по поводу номеров.

Я чувствовала себя такой счастливой и свободной, словно на самом деле вернулась в прошлое, и меня не тяготят ни мысли о большом количестве работы, ни мысли о том, что мне скоро пятьдесят, а сидящей напротив меня девушке всего лишь двадцать семь, и она красива и молода. Хотя чувствовала ли я эту разницу между нами? Джессика была далеко не первой молодой женщиной, с которой мне доводилось общаться, но впервые я не ощущала никаких преград между мной и собеседницей. Это больше всего походило на общение двух близких подруг, которые давно не виделись, а теперь решили провести вместе вечерок.

У Вивиана было столько дел, что за весь вечер он не присел ни на минуту, и находился, в основном, во второй половине клуба, так что мы его внимания были лишены. Зато Адам подходил к нам время от времени и спрашивал, все ли в порядке. Когда в клубе выключили большие лампы, оставив неяркую красную подсветку, Колетт спросила у нас, не хотим ли мы выпить кофе, и я сказала, что это отличная идея.

Реакция Джессики на фразу «выпить кофе» ничем не отличалась от реакции всех посетителей клуба, заглянувших сюда впервые. Они не могли взять в толк, почему в ночном клубе им предлагают кофе, да еще в такой час – даже не полночь, вполне можно освежиться, подышав свежим воздухом, не обязательно прибегать к помощи кофеина. Адам и Вивиан в ответ на такие слова обычно неопределенно качали головами и предлагали гостям попробовать – может статься, что это совсем не тот напиток, за который его принимают. И гость убеждался в этом уже минут через двадцать.

Таким образом «скромный ритуал посвящения в члены клуба», как это называли хозяева, успешно завершался. Гостя вели во вторую половину, где ему предоставлялась возможность понять, что кофе с оказывающим довольно странное воздействие на организм отваром трав – самое невинное удовольствие, которое предлагают в этом заведении. Под утро новые клиенты сердечно благодарили Вивиана и Адама за радушный прием и возможность хорошо провести вечер и клятвенно обещали, что придут еще. Хозяева клуба улыбались и кивали – они знали, что это правда.

Когда мы допили наш кофе, красноватый свет в зоне для важных персон стал совсем тусклым. Танцовщицы на сцене заканчивали номер, несколько пар тоже кружили в танце, лавируя между столиками. Мне казалось, что я могу просидеть так целую вечность, но меня отвлекла Джессика. Она тихо позвала меня по имени, а, когда я обернулась, осторожно взяла за руку и коротко произнесла:

– Поцелуй меня.

На ее губах остался легкий привкус кофе – нотки самого напитка, гвоздика и что-то еще, едва уловимое, вкус тех трав, название которых Вивиан и Адам держали в секрете. Я положила ладонь ей на шею и привлекла к себе, но через мгновение отстранилась и сказала:

– Едем домой. Ты ведь хочешь попасть домой до того, как пойдет дождь?

Конечно, в постели она не была похожа на Карлу. Отчасти потому, что таких, как Карла, больше не существует. Отчасти – потому, что мы не вернем себе испытанных впервые ощущений, как бы мы ни старались. Она была наглой и бесстыжей девчонкой – одним из талантов Вивиана было очень точно описывать то, как женщины ведут себя во время секса, и он в очередной раз оказался прав. Смутить ее мог разве что сам черт – не смутил ее даже тот факт, что до меня она ни разу не спала с женщиной.

Но это не меняло того факта, что она была прекрасна. Каждая принятая ею поза была неизменно изящна, будь она даже самой развратной на свете. В ней было что-то… аристократичное. Вот что она взяла от Карлы. Она, как и ее мать, умела сохранять достоинство в любом положении, в любой ситуации. И не менее хорошо у нее получалось сочетать это с неуемным темпераментом. В данном случае поговорка «яблоко от яблони падает недалеко» оказалась верна.

Джессике надоело созерцать ночь за окном. Она села на кровати, подняла с ковра сигареты и, щелкнув зажигалкой, закурила. После чего посмотрела на меня, задавая безмолвный вопрос, заметила, что я киваю, и подкурила еще одну сигарету.

– Я хочу у тебя кое-что спросить, – сказала она.

Я кивнула в очередной раз, затягиваясь и снова принимая горизонтальное положение. Джессика подсела чуть ближе ко мне и обхватила колени руками.

– Ты не ревнуешь меня к Вивиану? – задала она вопрос.

Я рассмеялась.

– Нет, конечно. Почему я должна ревновать?

– Вы хорошие друзья… коллеги и все такое.

– Это дает мне право ревновать?

– Думаю, что нет. – Джессика сделала неопределенный жест рукой, посмотрела на меня и улыбнулась. – Это все кофе. Он заставляет меня городить всякую чушь! Я еще никогда в жизни не несла такой ерунды!

– Он всего лишь заставляет тебя говорить то, что ты думаешь, и делать то, что ты хочешь делать.

Джессика сделала пару мелких затяжек.

– Какой опасный кофе, – констатировала она. – Его нельзя пить часто! Хотя… почему, собственно, нельзя? Очень даже можно. Было бы здорово, если бы люди говорили то, что думают, и делали бы то, что хотят делать, правда?

– Да. Только некоторым, мне кажется, не поможет даже кофе.

Я поставила на покрывало пепельницу, и Джессика тут же воспользовалась ей, стряхнув с сигареты пепел.

– В последние годы мама много говорила о тебе, – снова заговорила она. – Рассказывала разные истории, вспоминала… странно, но о тебе она рассказывала в разы больше, чем о моем отце. О тебе я знаю почти все: какими духами ты пользовалась, какую одежду предпочитала носить, что ела и какой пила алкоголь. А о нем я ничего не знаю, веришь? Я даже не в курсе, кем он работал, и работал ли вообще… – Она посмотрела на меня. – А ты помнишь маму?

– Конечно. Я буду помнить ее всегда.

– Ты… и сейчас ее любишь?

Я помолчала. Джессика еще немного придвинулась ко мне, так, будто надеялась, что ее близость расположит меня к откровенности.

– Да, – ответила я. – Мне кажется, что я никогда не переставала ее любить. Это как… чистый образ, который остается у тебя в памяти, и он неизменен – не важно, что ты делаешь и какой жизнью ты живешь.

– Она тоже любила тебя, – сказала Джессика. – Она переживала по поводу того, что вы расстались… иногда говорила мне, что была бы рада что-то вернуть. Но потом поправляла себя: прошлое не вернешь.

– Она была мудрой женщиной, – кивнула я.

– Да, – согласилась Джессика и добавила после паузы: – Мне ее не хватает.

– Вряд ли я тебя утешу, если скажу, что мне очень не хватало ее с того момента, как мы с ней расстались, правда?

Джессика медленно кивнула и сделала очередную затяжку.

– Давай не будем об этом, – предложила она. – Я не хочу, чтобы ты грустила. Мама говорила, что ты часто грустила… а у тебя такая красивая улыбка.

Она протянула руку и погладила меня по щеке. Это было прикосновение женщины, только что узнавшей, что такое другая женщина – осторожное, но не испуганное, а ищущее и пытливое. Прикосновение исследователя к чему-то новому в желании узнать, что это такое, как широки его границы и что находится за этими границами. Я взяла ее руку и поцеловала пальцы.

– Ну так что, инцест? – спросила я.

Джессика сморщила нос и рассмеялась.

– Даже если и так – кому какое дело? Если двум людям хорошо вместе, зачем на их отношения вешать ярлыки?

– Ты права. Как ты оцениваешь свой новый опыт?

На ее лице появилось отсутствующее выражение, а потом его сменило выражение сосредоточенности – она размышляла.

– Это странно, – сказала она, после чего на ее лицо вернулась улыбка. – В этом есть что-то невинное… и одновременно что-то темное и порочное. Тут много красок, в том числе, и противоречащих друг другу… с мужчинами это совсем не так, с ними все понятно. А с женщиной это… одновременно так знакомо и так чуждо.

Звонок во входную дверь прервал наш разговор, и мы с Джессикой переглянулись.

– Кто это может быть в такой час? – удивленно спросила она.

– Не знаю. – Я поднялась и взяла со стула халат. – Я открою, отправлю позднего гостя подальше и вернусь к тебе. Укройся, а то ты замерзнешь.

Поздним гостем оказался Вивиан. На предложение войти он ответил отказом, стряхнул с плаща дождевые капли и, поискав что-то в кармане, извлек на свет… мой бумажник.

– Похоже, вы с Джессикой торопились, когда уходили, – заметил он. – Не припомню, чтобы ты где-нибудь забывала бумажник. Кстати, я видел твои водительские права – надеюсь, ты простишь мне эту вольность, я должен был узнать, кому принадлежит эта вещь. Оказывается, у тебя есть второе имя?

Я обреченно вздохнула.

– Да. И я ненавижу это имя. Именно поэтому всегда представляюсь Ванессой.

– В этом нет ничего постыдного. Я тоже не перевариваю имя «Пьер», и еще меньше мне нравятся имена «Рихард» и «Дитрих». Кто же тебя так ненавидел, что дал тебе имя «Зельда»?

Я взяла из его рук бумажник.

– Папа. У него всегда была тяга к идиотским именам.

– Я могу называть тебя «Зельда»? Ну, хотя бы иногда?

– Нет! – отрезала я. – Ты и так слишком много себе позволяешь для коллеги.

Вивиан примирительно поднял руки.

– Хорошо, хорошо. Так уж и быть, ты сможешь иногда называть меня «Рихард». Или тебе больше нравится имя «Пьер»?

– В последний раз мои личные вещи попадали тебе в руки. Ты уверен, что не хочешь войти? По-моему, тебе нужно выпить чего-нибудь горячего. Ты не промочил ноги?

– Внизу меня дожидается такси. Я хотел попросить прощения за то, что не смог сегодня подойти к вам с Джессикой. Очень много дел. Как видишь, закончил только сейчас.

– Адам и Колетт не обделяли нас вниманием. – Я открыла дверь чуть шире. – Но ты можешь искупить свою вину сейчас, мы не будем против.

Мы с Вивианом переглянулись и улыбнулись друг другу. Мы могли обменяться миллиардом пошлых шуток, в том числе, и в адрес друг друга, но знали, когда лучше будет сказать «нет».

– Благодарю, – заговорил Вивиан, – но мне нужно рано вставать. Деловые вопросы требуют срочного решения. В мое отсутствие Адам будто нарочно корчит из себя социофоба и откладывает переговоры. Но мы ведь увидимся в понедельник, да?

– Конечно, – кивнула я и добавила, опередив его на долю секунды: – Да-да-да. С меня подробный рассказ.

– Подробный рассказ? – Он поднял бровь – никто, кроме меня, не принял бы это за хорошую актерскую игру. – Чем это вы тут занимаетесь?

– Проходи – узнаешь.

Вивиан покачал головой.

– Я был бы рад, но мне нужно выспаться. У меня только одна просьба – хотя бы намекни, а то я буду плохо спать и перебирать в уме тысячу разных вариантов того, чем вы занимались.

– Я уверена, что твоя фантазия не так бедна, и, выдумав тысячу, ты перейдешь на миллионы.

– Ты жестокая женщина, Ванесса. – Вивиан попытался придать своему лицу скорбное выражение и добился своей цели – я не сдержала улыбки. – И я найду способ тебе отомстить.

– В этой области твоя фантазия работает не так хорошо, но я уверена, что ты с достоинством выйдешь из этого положения. – Он кивнул на прощание, и я ответила ему тем же. – Спокойной ночи.

Вивиан

– Очень надеюсь, что у меня не останется синяков. – Анна посмотрела на меня и, заметив, что я хочу ответить, добавила: – Для твоего же блага – лучше, чтобы синяков у меня не осталось.

– Ну, дорогая. Я ведь говорил тебе, что если ты не узнаешь, что такое боль, ты не сможешь по достоинству оценить удовольствие.

Анна выдохнула с досадой – как по мне, она слегка переиграла, но я решил сделать вид, что не заметил этого – и, порывшись в складках скомканного покрывала, взяла с кровати темно-зеленый шелковый шарф.

– До сих пор не верю, что я на это согласилась, – продолжила она.

– Ты рассуждаешь так, будто совершила какой-то страшный грех. Кстати, если уж мы говорим о грехах: покажи-ка мне место в Библии, где написано, что нельзя привязывать женщин к кровати, особенно если они не против?

Анна снова оглядела свои запястья в поисках несуществующих следов от шарфа. Смотрела она так внимательно, что, казалось, хотела воззвать к какой-то высшей силе и сделать так, чтобы синяки все же появились.

– Если ты хочешь знать мое мнение, то вот такие следы на запястьях даже украшают женщину, – заговорил я. – Мне кажется, в этом есть что-то…

– Садистское, – закончила Анна. Она взяла у меня сигарету и глубоко затянулась. – Мы встречаемся уже больше недели, а я ни разу не была у тебя в гостях!

Слово «встречаемся» повергало меня в состояние вселенской печали каждый раз, когда я слышал его от женщины, но с учетом указанного промежутка времени звучало оптимистично. Я обнял успевшую прилечь рядом Анну за плечи, стараясь вложить в этот жест всю заботу и понимание, на которые был способен.

– Сегодня мы пойдем ко мне в гости, – пообещал я. – Вот только не знаю, когда я освобожусь.

– Ты работал целую неделю, даже дома не видел! – возмутилась Анна. Под словом «дом» в данном случае подразумевалось то, что у меня не было времени и возможности пригласить ее к себе. – Такое ощущение, будто ты тут один! А где же Адам?

– У Адама свои обязанности, дорогая. Это только со стороны кажется, что мы ходим по клубу и улыбаемся гостям. На самом деле у каждого своя работа.

Анна рассеянно погладила меня по волосам и, заметив, что я улыбаюсь, ответила мне улыбкой. Я мог поспорить на что угодно, что ей до сих пор сложно было сфокусировать взгляд – да и внимание в общем – на конкретном предмете.

– «Трава» была высший класс, – будто прочитала мои мысли она.

– Судя по тому, что тебя до сих пор не отпустило, так и есть, – ответил я.

Она помахала рукой перед лицом, так, словно решила проверить, каким образом ее организм отреагирует на подобный жест, и рассмеялась.

– Есть немного, – признала она. – Когда мы поедем домой?

– Часа через четыре как минимум. – Я снова обнял ее и привлек к себе, и она устроилась поудобнее на моем плече. – Тебе здесь не нравится?

– У меня такое ощущение, будто сюда кто-то может зайти. Думаю об этом почти постоянно.

– Я не поклонник подобных развлечений, но знатоки утверждают, что в этом что-то есть – только надо распробовать.

Анна насмешливо фыркнула, выражая свое отношение к «подобным развлечениям».

– Не знаю, огорчу я тебя или нет, но сюда никто не войдет – это моя личная комната, – продолжил я. – И мой ключ – это единственный ключ. Дубликата нет даже у Адама. У меня ведь должно быть право на личное пространство, так?

– Так. – Она подняла голову и посмотрела на меня. – Наверное, сюда удобно водить женщин?

– Собственно, для этого я эту комнату и держу.

Почему-то я подумал о том, что Анна скажет что-то вроде «не очень приятно думать о том, сколько женщин тут побывало», но я ошибся.

– Меня возбуждает эта мысль, – призналась она. – Мы не собираемся спускаться вниз, да?

– В ближайшие два часа? Не думаю. Если я понадоблюсь Адаму, он меня позовет, но это вряд ли – я сегодня специально пришел раньше для того, чтобы сделать некоторые дела. Разве я не заслужил пару минут для того, чтобы провести их с пользой для себя? – Я сделал паузу. – И не только для себя.

Анна приподнялась на локтях и посмотрела на меня. Заметив, что я не реагирую, она села и помахала в воздухе шелковым шарфом.

– Расскажи мне про одну из тех женщин, что здесь побывали, – попросила она.

– Даже не знаю, что сказать. – Я задумчиво потрепал волосы. – В высшей степени затруднительное положение – и не представляю, как можно выбрать одну из них.

– Тогда расскажи про ту, которая первой придет тебе на ум. – Анна осторожно взяла меня за подбородок, пару секунд помедлила, а потом потянулась к моим губам. – А я послушаю и, может, даже прощу тебе синяки на запястьях.

– Вивиан? – послышался из-за двери голос Адама. – Пожалуйста, выйди, есть дело.

Я убрал руку Анны и поморщился от досады.

– Вот же черт побери, он не дает мне свободно вздохнуть уже целую вечность! А что он будет делать, если меня тут нет?

– Я знаю, что ты здесь, и не пытайся меня обхитрить! – Свои слова Адам сопроводил стуком, вежливым, но более чем отчетливым. – Повторюсь, есть дело. И для этого дела мне необходимо твое присутствие.

Анна смотрела на то, как я одеваюсь, и молчала, но всем своим видом пыталась выказать недовольство.

– Я скоро приду, дорогая, – успокоил ее я. – Не думаю, что мне придется задержаться больше чем на сорок минут.

– Сорок минут – это целая вечность, – заявила Анна, завернувшись в одеяло и устроившись поудобнее. – Так что не удивляйся, если я засну.

– Я найду способ тебя разбудить.

– Не сомневаюсь.

Адам, смиренно ждавший меня возле двери, потушил сигарету в стоявшем у стены цветочном горшке.

– Что это ты делаешь? – поинтересовался я.

– Тушу сигарету в цветочном горшке. – Он внимательно посмотрел мне в глаза с целью разглядеть зрачки. – Ты уже успел что-то съесть или покурить, или тебе нужно менять очки для ночного времени суток?

Я вежливо отстранился и жестом пригласил его пройти вперед.

– Со мной все в порядке. Чего, по-моему, не скажешь о тебе. С каких пор в этом месте цветочные горшки используют в качестве пепельниц?

– С тех же самых пор, с каких ты используешь в качестве пепельницы кадку с пальмой на служебном балконе. А ты туда поднимаешься раза два за вечер, – отпарировал Адам.

– Будь добр, не позволяй себе такого. Я понимаю, что не ты тут убираешь, но тушить сигареты в цветочных горшках не стоит. Это как минимум демонстрация плохих манер.

Адам махнул на меня рукой и прошел по направлению к лестнице.

– А уходить на два часа, меня не предупредив – это не демонстрация плохих манер?

– Ну, во-первых, я тебя предупредил. Причем дважды. Ты был занят беседой с новым гостем, так что моих жестов не заметил. Во-вторых, уходил я вовсе не на два часа…

– … на час и сорок пять минут. Четверть часа я искал тебя по всему клубу, как последний идиот.

– Ты мог мне позвонить, ты ведь знаешь, что я никогда не отключаю телефон. Что на тебя нашло, Адам? У тебя плохое настроение? Или ты никогда не уходишь поразвлечься, оставляя на меня и Колетт весь клуб, включая вторую половину? Конечно, уходишь, и на порядок чаще, чем я.

Мы подошли к лестнице, и на этот раз Адам жестом пригласил меня идти впереди.

– Зато ты, – ответил он, – если уходишь, то часа на два или на три! До тебя не докричаться и не дозвониться, даже если через улицу отсюда взорвется вулкан! – Когда мы спустились по лестнице, он сделал пару больших шагов и, оказавшись впереди меня, поднял палец в угрожающем жесте. – Что до того, что я ухожу поразвлечься чаще, чем ты – это вполне закономерно. Потому что кое-кто, в отличие от меня, может спать до двенадцати дня, так что приводит к себе домой хоть целую толпу женщин и развлекается с ними до утра!

В первый момент я даже задохнулся от возмущения – слов у меня не было. Я замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.

– Я привожу к себе домой целую толпу женщин? Я?! Ты знаешь, когда в последний раз у меня дома была женщина?!

Адам придал своему лицу выражение глубокой задумчивости.

– Даже не знаю… у меня есть два варианта: сегодня в обед и сегодня вечером, перед работой. Не могу выбрать один, затрудняюсь ответить.

– Да я вел жизнь праведного монаха целую неделю! Разрывался между клубом, клиникой и всеми переговорами, которые ты, к слову сказать, мог бы провести вместо меня, но не провел! Сегодня в обед или сегодня вечером, перед работой – ну и наглость! Я всегда знал, что ты самое неблагодарное существо во всей Вселенной, но ты превзошел самого себя!

Адам обреченно покачал головой – лицо его теперь было не задумчивым, а скорбным.

– Ты вел жизнь праведного монаха целую неделю? Надеюсь, твоя психика в полном порядке, и на твоем здоровье это бесконечное воздержание не сказалось? Кстати, если мы уже заговорили о воздержании: а минет в исполнении этой твоей Анны ты относишь к категории дружеских объятий или к категории медленных танцев?

– Никакого минета… черт. Ну ты и свинья, Адам, вот что я тебе скажу. Вместо того чтобы сказать мне «спасибо» за то, что я успел сделать за эту неделю, ты пытаешься меня на чем-то подловить!

– Ну ладно, ладно. Считай, что я не говорил про минет. Хочешь услышать, зачем я тебя позвал?

– Жажду так, как не жаждал ничего в своей жизни до этого момента. Хочется верить, что позвал ты меня не потому, что пришел Эрик, с которым ты мог поговорить без меня. Потому что если это Эрик, то я тебя убью, и я тебе это обещаю. И, пока я не забыл, давай расставим все точки над i. Минет – это не секс.

Адам расправил манжеты рубашки, и мы направились к зоне для особо важных персон.

– Нет, это не Эрик, – ответил он, проигнорировав мое последнее замечание. – Это важный гость, и пришел он для того, чтобы вести деловые разговоры.

– Деловые разговоры в такой час? Предположим. И что это за гость?

– Ни за что не угадаешь, откуда он приехал.

– Издалека?

– Можно сказать и так. Из Треверберга.

Я снова остановился, но Адам взял меня под руку и повел дальше.

– Сделай вид, будто ты не удивлен, – попросил он.

– Это… наши знакомые?

Адам хохотнул.

– Нет, это не Изольда, как бы тебе ни хотелось. Это Стивен Брэдфилд, тревербергский бизнесмен, хозяин парочки ночных клубов. И он хочет обсудить с нами вопросы сотрудничества. Господин Брэдфилд! А вот и мы. Надеюсь, вы не скучали?

Колетт, стоявшая к нам спиной, обернулась и отошла от столика на пару шагов, позволяя мне разглядеть «важного гостя». Стивен Брэдфилд оказался мужчиной средних лет с абсолютно не примечательной внешностью – про таких обычно говорят «не за что зацепиться глазу». Собственно, так оно и получилось: я скользнул взглядом по его лицу, потом оглядел деловой костюм (довольно неуместный в обстановке клуба), посмотрел на дорогую булавку для галстука и на «ролекс» на правом запястье – и поймал себя на мысли, что «важного гостя» такое пристальное внимание смущает.

– Я не скучал, господин Фельдман. Мадемуазель Бертье развлекала меня беседой, спасибо ей за приятную компанию.

«Развлечение беседой» происходило следующим образом. Колетт отвечала на пару общих вопросов, которые ей задавали гости-мужчины, после чего поворачивала разговор так, что собеседник начинал рассказывать о себе. Она очень тонко чувствовала, в какой момент он «уходит от темы» и намеревается задавать вопросы ей. В такой ситуации она снова брала инициативу в свои руки и принималась расспрашивать гостя, а, когда он начинал очередной монолог, мастерски изображала интерес. Для того чтобы собеседник не слишком увлекался собой и не терял контакт с ней, Колетт раз в пять-семь минут поднималась со стула со словами «простите, гляну, все ли в порядке» и оглядывала зал, при этом демонстрируя гостю почти не прикрытую платьем спину. Этот метод действовал безотказно. «С вами так интересно беседовать, мадемуазель Бертье!», неизменно слышала она от каждого из них.

– Ну что вы, господин Брэдфилд. Это мне было приятно пообщаться с вами. Вы интересный человек.

Стивен поцеловал ей руку, и Колетт, бросив короткое «пойду к гостям», удалилась. Адам занял место по правую руку от гостя, а мне пришлось сесть напротив.

– Месье Мори, – заговорил Стивен. – Наконец-то мне выпала честь познакомиться с вами лично.

– Могу сказать то же самое, господин Брэдфилд. – Я протянул ему руку, и мы обменялись рукопожатием. – Судя по вашим словам, вы обо мне что-то слышали?

– В основном, о вашем с господином Фельдманом заведении, но и о вас тоже. – Он на мгновение замялся. – Но только хорошее.

– Понимаю, – протянул я. – То есть, если говорить прямо, вы ничего обо мне не слышали?

Адам, воспользовавшись моментом, незаметно для Стивена наградил меня пинком под столом.

– Прошу вас, извините доктора, – сказал он одну из наиболее часто повторяемых им фраз, глядя на меня уничтожающим взглядом. – Сегодня он был очень занят… весь вечер работал. Он много работает. Я – просто скромный помощник, а он решает почти все деловые вопросы, ведет переговоры… иногда я удивляюсь – и как он все успевает?

Реакция Адама подвела его, и я успел вернуть ему пинок до того, как он убрал ногу.

– На самом деле, как вы справляетесь, месье Мори? – поинтересовался Стивен. – Насколько я знаю, у вас, помимо клуба, есть еще и клиника.

– Приходится мало времени уделять сну, господин Брэдфилд, но в целом меня устраивает мой ритм жизни. Вы не пьете? Я могу предложить вам что-нибудь? Вино, виски, коньяк, водку? – Я выждал пару секунд, глядя на то, как он качает головой, и добавил: – Кофе?

Стивен рассмеялся и в очередной раз покачал головой.

– Благодарю вас, месье Мори, но от кофе я тоже откажусь.

– Очень жаль. Тогда, думаю, можно поговорить о делах.

– Конечно. Надеюсь, я не отвлекаю вас?

Адам уже хотел было ввернуть очередное колкое замечание, но заметил мой взгляд и осекся.

– Нет, господин Брэдфилд. Напротив, я буду рад выслушать ваше предложение.

Стивен достал из кармана портсигар и, чиркнув спичкой, закурил.

– Как вы знаете, у меня есть несколько ночных клубов в Треверберге, – начал он. – Совсем недавно мы закончили строительство очередного квартала, который будет полностью состоять из баров и клубов, а также заведений… несколько другого рода. Проще говоря, что-то вроде Улицы Красных Фонарей.

– Понимаю, – кивнул я.

– Я купил одно из заведений и пришел к выводу, что мне нужно будет продать один из моих клубов – по самым скромным подсчетам, заведение будет приносить втрое больше дохода, чем этот клуб. Кое-кто из моих коллег согласился его купить, но при условии, что у него будет компаньон. Или два компаньона. Доходы от клуба будут делиться поровну между всеми. Не будет лишним упомянуть о том, месье Мори, что это приличные доходы, даже если учесть, что доля каждого – это только треть от общей суммы. Вас с господином Фельдманом знают в Треверберге, некоторые специально приезжают к вам для того, чтобы провести тут приятный вечер. И я взял на себя смелость предположить, что вас заинтересует мое предложение. Господин Фельдман сказал, что он не против, но ему нужно посоветоваться с вами.

Я посмотрел на Адама, и тот закивал, подтверждая эти слова.

– А почему вы решили, что нам нужен клуб в Треверберге, господин Брэдфилд? Лично мне вполне хватает…

– Я сказал господину Брэдфилду, что мы планируем расширить бизнес, – перебил меня Адам. – На мой взгляд, купить клуб в Треверберге – это отличное решение. Город относительно недалеко, любителям ночной жизни известен. Так как у нас будет компаньон, то нам не нужно будет часто туда приезжать. Но если будет нужно, – обратился он к Стивену, – доктор вас навестит. Он любит путешествовать, и водить машину тоже любит.