Текст книги "Не верю! (СИ)"
Автор книги: Анастасия Градцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
33
Девушка с любопытством огляделась – в этом кабинете ей еще не приходилось бывать. Тесная комнатка, увешанные дипломами и наградами стены, заваленный бумагами стол, на нем несколько кружек с остатками кофе и полная пепельница. Пахло сигаретами и терпким мужским одеколоном. На узком диванчике у стены валялся небрежно брошенный свитер и старый клетчатый плед. Ася подумала, что режиссер, наверное, периодически спит на этом диванчике. И неожиданно смутилась от этой мысли.
Она подошла к стулу и неловко присела, Юрич устроился в кресле напротив, закурил. Огонек зажигалки на мгновение высветил его жесткие черты и серые, будто стальные, глаза под лохматыми бровями.
– Асенька, – начал он, внимательно на неё глядя, – какие у вас планы на будущую жизнь?
– Что вы имеете в виду? – осторожно уточнила девушка. Она ужасно нервничала, не понимая, о чем Юрич хочет с ней поговорить.
– Задам вопрос конкретнее, – усмехнулся мужчина, – если после окончания работы над спектаклем я позову вас в свой театр, вы согласитесь?
Ася молча хватала воздух ртом, напоминая выброшенную на берег рыбу. Она пыталась что-то сказать, но ни мозг, ни губы ей не повиновались.
– Вижу, вы удивлены, – констатировал очевидный факт Юрич.
– Д-да, – наконец обрела дар речи девушка, – я не думала, что вы… заинтересованы во мне.
– Почему же? Вы играете главную роль в спектакле. Это разве не говорит о моей заинтересованности в вас?
У девушки кружилась голова. «Я, наверное, сплю, – билась мысль, – такого ведь просто не может быть!!!»
– Конечно же я соглашусь, – счастливо рассмеялась она, – я о таком даже не мечтала!
– Хорошо, – Юрич кивнул, – мне нужен был ваш ответ, чтобы принять решение по остальным актерам.
Внутри зазвенел тревожный звоночек, Ася еще ничего не понимала, но по позвоночнику уже пробежал холодный озноб. Что-то здесь не так.
– Петр Юрьевич, при чем здесь я? Как мое согласие влияет на других ребят?
– Не на всех ребят, – режиссер затушил окурок и тут же вытащил из пачки новую сигарету. Но не стал её зажигать, а задумчиво вертел в пальцах, – на одного вполне конкретного актера.
В голове у Аси будто противно зудел комар, и от этого звука мерзко стучало в висках, а во рту ощущался металлический привкус крови. Она что, прикусила губу?
– Петр Юрьевич, разговаривайте со мной нормально, пожалуйста, – девушка не заметила, как повысила голос на режиссера, – я не понимаю этих загадок!
– Асенька, бог с вами, какие загадки? Я говорю про Дмитрия Варламова.
Она на мгновение задохнулась, будто получив удар в солнечное сплетение, но тут же справилась с собой.
– При чем здесь Варламов?!
– По негласным правилам, существующим в нашем театре, – Юрич отвернулся к кофеварке и что-то там колдовал, кидая фразы через плечо, – мы не берем в труппу актеров, если между ними есть отношения. Соответственно, заводить романы в нашем театре тоже запрещено. Это все очень плохо влияет на работу. Был печальный опыт, поверьте мне на слово.
– У нас с Димой нет романа, – Ася будто со стороны услышала свой хриплый неуверенный голос.
– Мне показалось иначе, – мягко возразил Юрич, по-прежнему не глядя на неё. В комнате было тяжело дышать от резкого запаха кофе, смешанного с сигаретным дымом.
Оба какое-то время молчали.
– Почему вы позвали к себе меня, а не его? – задала наконец мучавший её вопрос Ася, – Варламов в тысячу раз талантливее. Надо было сначала его спросить, а потом уже решать со мной.
– В вас, Асенька, я заинтересован больше.
– То есть если…если я соглашусь, вы его не возьмете?
– Верно.
Снова повисла пауза.
– Петр Юрьевич, – девушка подняла на него огромные измученные глаза, – вы все неправильно поняли. Между нами с Варламовым ничего нет и… и не будет. Я даю вам честное слово.
Юрич внутренне усмехнулся, услышав особо выделенное голосом «не будет», которое Ася произнесла, как клятву.
– Я буду очень рад, если это так. Мне не хочется терять ни вас, Асенька, ни его.
– Это так, – твердо сказала девушка. Юрич кивнул, принимая этот ответ.
– Я надеюсь, не нужно говорить о том, что этот разговор лучше не выносить за пределы моего кабинета?
– Конечно. Я… я могу идти?
– Можете, Асенька, можете – мужчина посмотрел на неё, и она поразилась тому, как неожиданно потеплел его взгляд, – Если будут какие-то вопросы, смело приходите ко мне. Обсудим, решим.
Ася кивала головой, как деревянный болванчик, плохо понимая смысл его слов. Больше всего на свете ей сейчас хотелось уйти из этого душного кабинета и забыть этот ужасный разговор. Пусть Юрич уже поскорее её отпустит, ну пожалуйста! Сил никаких нет…
– До свиданья, Асенька, – услышала она приглушенные, как сквозь вату, слова. Вежливо попрощалась и даже, кажется, улыбнулась. Вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь, спокойно прошла несколько шагов, а потом…
А потом рванула к дальнему окну в конце коридора, нырнула за тяжелые пыльные портьеры и дико, отчаянно разрыдалась. Её всю трясло, буквально выворачивало наизнанку, и девушка закусила руку, чтобы не было слышно её рыданий, но они все равно прорывались мерзкими мяукающими звуками. Хотелось выть, кататься по полу, расколотить здесь все к чертовой матери! Но единственное, что она могла себе сейчас позволить, это давиться слезами, забившись в угол, словно раненое животное. Дышать получалось только ртом – нос моментально заложило от рыданий, и девушка втягивала в себя воздух короткими болезненными всхлипами.
«Плачь, плачь сейчас, – с ненавистью думала Ася, трясущимися руками вытирая мокрые щеки, – выплачь все, до последней капли, чтобы Дима не увидел твоих слез, когда ты будешь с ним сегодня расставаться…»
34
Дима постучал в дверь. Он так устал сегодня, что даже перед глазами немного плыло. Ночью толком не спал, потом репетиция, где Юрич с тебя дерет три шкуры, а вечером еще выматывающие своей тупостью съемки сериала. Ужасно хочется есть – желудок сводит от голода, последний раз он ел в театре в обед. Потом как-то не до того было.
С голодом и усталостью примиряло только знание того, что в квартире – прямо за этой тонкой дверью – его ждет Ася. И совсем скоро можно будет обнять её и забыть про все на свете.
Дверь осторожно приоткрылась, в прямоугольнике света стояла его женщина. Дима тут же сгреб её в охапку, прижал к себе и, вздохнув от удовольствия, замер.
– Устал? – Ася ласково погладила его по голове, убрав со лба непослушную прядь. Вот только голос у неё звучал как-то странно.
– Задолбался, – Варламов жадно вдыхал её нежный тонкий запах, – жрать хочу сил нет, а еще упасть с тобой на кровать и не шевелиться.
– Я картошку с мясом потушила, иди поешь.
Теперь с голосом было что-то совсем не то. Насторожившийся Димка слегка отстранил от себя Асю и внимательно её оглядел. С порога и не заметил, что она почему-то в джинсах и свитере, хотя обычно всегда переодевается в домашнюю одежду. Лицо бледное – краше в гроб кладут, а на нём, как рана, горят искусанные красные губы. Глаза старательно прячет.
– Ася, что случилось?
– Дим, иди поешь сначала, потом поговорим.
– Что блядь случилось?!
– Ничего страшного. Все живы и здоровы. Просто нам…надо поговорить, – Ася избегала смотреть ему в глаза, и это было так на неё непохоже, что Варламов испугался. Паника подступила к горлу, сжала его ледяной рукой.
– Ася, ты же…ты… не беременна?
Серые глаза на мгновение уставились на него, в их глубине таилось какое-то неясное чувство.
– Не беременна. Выдыхай, – ответила вроде спокойно, но снова с этой странной пугающей интонацией.
– Уф, слава богу, – Дима не скрывал своего облегчения, – тогда глобальных проблем у нас нет. Ась, ты если это…хочешь отношения повыяснять, то пожалуйста, давай не сегодня! Я устал как собака.
– Я знаю, прости, – в голове звучало искреннее сожаление, – но не получится не сегодня. Пожалуйста, иди поешь, ты же голодный. А потом я приду, и мы поговорим.
Дима растерялся. Что значит «приду»? Она же всегда сидела рядом, пока он ужинал. А сейчас почему не хочет? Обидел чем-то?
Он бы вообще есть не пошел, если бы не пульсирующая голодная боль в животе. Так что хочешь-не хочешь – пришлось. Парень заглатывал еду, не чувствуя вкуса, только ощущал, как наполняется и тяжелеет пустой желудок. Когда он убирал тарелку в раковину, на кухню бесшумно вошла Ася.
– Вкусно?
– Наверное. Я не понял.
– Прости, – почему-то повторила она, – просто дальше тянуть нельзя.
А вот теперь Дима испугался по-настоящему, до трясущихся рук и невозможности дышать, потому что он вдруг понял, что она сейчас ему скажет. И увидел единственную возможность спастись – не дать ей сказать эти страшные слова, остановить их другими – более сильными. Выбросить козырь, который побьет любую карту.
– Ася, я тебя…
– Замолчи! – вдруг крикнула она, и потом уже тише, – Не надо… Димочка, пожалуйста, мне и так тяжело.
Ася никогда его так не называла, и в этом тоже была какая-то страшная бесповоротность, как у поцелуя перед прыжком в пропасть.
– Ты меня бросаешь? – спросил он беспомощно, и красивые чувственные губы по-детски искривились.
– Мы расстаемся.
– Почему?!
Ася будто своими глазами видела, как Димка до краев наполняется чернотой. Как темнеют его глаза, каменеют скулы, сжимаются зубы и кулаки. Ей до ужаса хотелось обнять его, стереть поцелуем с лица эту страшную болезненную усмешку, закричать, что она пошутила и все неправда. Но нельзя.
После того, как она час выла в пыльном театральном коридоре, слез не было вообще. Было ясное понимание того, что лучше закончить сейчас, чем потом. И так будет лучше в первую очередь для самого Димки. Наверное, хорошо, что Юрич вот так с ней поговорил. Ася ведь все равно знала, что эти отношения – путь в никуда. Пусть и очень приятный путь.
Всей правды Диме знать не надо. Она уже слишком хорошо изучила его рыцарскую натуру, чтобы понимать: он, не задумываясь, пошлет Гончарова лесом ради неё. Уступит ей место в труппе. И загубит этим свою актерскую карьеру. Нет уж, этот театр просто создан для него: лучший в России, с гениальным режиссером, шикарной труппой, аншлагами и заграничными гастролями. Дима должен туда попасть. Да и Ася не может, просто не имеет права отказаться от своего шанса. Она не так талантлива, другой такой возможности у неё может просто не быть.
– Почему? – Ася эхом возвращает Диме его вопрос. Задумывается для вида, – Да потому, что мне тридцать, а тебе двадцать три.
– Мне пофиг, ты же знаешь, – он зло трясет головой. Любимый упрямый Димка.
– Мне не пофиг, – жестко говорит Ася. Вот сейчас очень важно, чтобы он ей поверил. И пусть она не гениальная актриса, но прекрасно знает: лучший способ быть убедительной – добавить в актерскую игру правды. Даже маленький кусочек настоящего способен спрятать за собой ложь, убедить зрителей в реальности происходящего. А ей очень надо было убедить Диму.
– А знаешь, почему мне не пофиг? Потому что возраст – это не просто цифры в паспорте. Я взрослая женщина, Варламов. Я не девчонка, которая хочет просто весело провести время. Да, меня очень тянет к тебе, но это не настоящее чувство. Это просто гормоны. У нас был классный секс, спасибо тебе за это, но на сексе семью не построишь. А мне нужна семья. Я хочу замуж и…ребенка.
У Аси неожиданно сорвался голос. Вот он, тот кусочек правды, обоюдоострый нож, которым она сейчас режет не только Димку, но и себя. Ведь за эти дни она вросла в него так, что приходится отрывать с кровью.
– Вот скажи мне, Варламов, что ты знаешь об организме тридцатилетних женщин? Ты, наверное, не в курсе, что в этом возрасте уже давно пора беременеть и рожать, а я все ерундой страдаю, кручу бессмысленные романы с парнем на семь лет меня младше. И не ври мне, что ты бы хотел жениться и заделать мне ребенка. Может и хотел бы, но лет через десять. А у меня к тому времени уже детородная функция засохнет и отвалится.
Ася перевела дух. Варламов потрясенно молчал.
– И ты бы видел свое лицо, – продолжала она безжалостно, – когда подумал, что я беременна. На нём такой ужас был, что мне аж противно стало. И я не виню тебе, прекрасно понимаю, что ты еще слишком молодой для того, чтобы быть отцом. А я уже готова стать мамой, и…
– Что ж ты тогда за своего хрена замуж не вышла? – перебил её Варламов.
– Он…он не хотел детей, – Ася надеялась, что её ложь не выглядит уж слишком топорно.
Дима молчал, и она продолжила:
– Прости, но у меня правда не так много времени, чтобы тратить его на наши бессмысленные отношения.
Девушка еле выговорила эти оскорбительные слова, зная, как больно ими ранит парня. Но другого выхода не было. Иначе он попытается бороться за неё, а этого нельзя допустить.
– Ты…права, – Дима с трудом выталкивал из себя слова, – я не готов сейчас к детям. Я не смогу…
– Я знаю, знаю, мой хороший, – сердце Аси сжалось от непрошеной нежности. Зачем она в него влюбилась? Ну вот зачем?
– Но я хочу быть с тобой, – он в упор уставился на неё, – ты нужна мне.
– А мне нужен муж и отец моих детей. И это не ты, Дим. Прости, – Асе было вдвойне больно от того, что эти слова были правдой.
Не удержавшись, девушка подошла к Варламову и крепко, изо всех сил обняла его на прощанье. Дима молчал, его трясло – широкие плечи судорожно подрагивали под Асиными ладонями.
Ася опустила на кухонный стол ключи – и они неуместно громко звякнули в оглушительной тишине.
– Если сможешь, давай попробуем обо всем забыть. Нам еще работать вместе.
Не дождавшись от Димы ответа, она пошла в прихожую и начала обуваться. Такси уже ждало у подъезда. Накинула шубу, взяла сумку с вещами.
– Ася, не уходи…
– Я не могу, Дим, я правда не могу.
– Если уйдешь сейчас, я…никогда не прощу.
– Знаю.
Ася медленно провела пальцами по Диминой щеке, вдыхая, как наркоман, его запах. Так хочется поцеловать, но нельзя. Иначе не сможет уйти.
Дима выдрался из её рук и изо всей силы вмазал кулаком по стене. Потом еще и еще раз, до крови сбивая костяшки пальцев. Он молчал, и от этого его безумное лицо выглядело еще страшнее.
Ася выскочила из квартиры, помчалась вниз по ступенькам и, упав на заднее сиденье такси, тихонько заскулила от боли, раздирающей все внутренности. Кажется, даже заплакала, хотя была уверена, что слез больше не осталось. Она все сделала правильно, но почему же тогда так невыносимо хочется удавиться?
35
– Привет.
– Привет.
Холодное равнодушное приветствие двух коллег, которых не связывает ничего, кроме работы. Она же этого и хотела, правда? Так боялась, что Димка станет скандалить и выяснять отношения, боялась явной ненависти и злости, но в очередной раз его недооценила. Ася не знала, как он пережил ночь после их разговора и сколько ему пришлось в себе переломать и перекорежить, чтобы на следующий день прийти в театр с таким абсолютно спокойным лицом. И только содранные костяшки пальцев напоминали о том, что ей не привиделся тот дикий всплеск животной ярости, когда он крушил стену.
Ссадины прошли быстро, уже через неделю Ася, бросая украдкой взгляд на Димины руки, видела лишь еле заметные следы от ударов. Вот бы на сердце все так же быстро заживало!
У девушки болело внутри всё, она так привыкла к этой непрекращающейся тупой боли, что даже, наверное, запереживала бы, пропади она вдруг.
Вдвоем с болью они просыпались, одевались и ехали в театр, вместе с ней изображали там спокойного и счастливого человека, абсолютно равнодушного к своему партнеру по спектаклю. А вечера они на пару с болью проводили совсем зажигательно: покупали пиццу в забегаловке возле гостиницы и съедали ровно половину, лежа в постели и читая романы Агаты Кристи. От холодных элегантных детективов веяло туманной Англией и многовековым спокойствием. В них были сдержанные умные люди, и справедливость всегда торжествовала над несправедливостью, восстанавливая тем самым гармонию в мире.
Асе гармония была очень нужна, а раз в жизни её не было, приходилось искать в книгах.
Начитавшись, она включала много раз смотренные фильмы любимых режиссеров – Тарковского, Феллини, Бергмана – и глядела в экран до тех пор, пока не начинали слипаться глаза. Засыпала, просыпалась – и все начиналось сначала.
Ася лишь делала вид, что живет, но ровно до того момента, пока она не выходила на сцену. Смешно, но именно тут, прикрываясь чужой личностью, как маской, она вдруг начинала ощущать себя собой. Может потому, что на сцене Дима не делал вид, что её нет. Он играл с ней как обычно – в полную силу, и это было огромное счастье. Наверное, только благодаря этому Ася до сих пор не развалилась на кусочки.
Во время репетиций спектакля они будто пускали ток по тем проводам, которые по-прежнему были натянуты между ними. Взгляды, жесты, прикосновения – это все принадлежало их героям, но за героями стояли они сами. И в то время как Бланш верещала от ужаса, когда её касались руки Стенли, Ася умирала от счастья, ощущая Димины прикосновения. Пусть хоть так, пусть хотя бы здесь – в ненастоящем мире среди ненастоящих персонажей – они остались друг у друга.
– Дима, тебя ждать? – звонко крикнула Наташа, стоя у дверей.
Ася против воли застыла, жадно ловя его ответ.
– Да, Наташ, подожди, я быстро.
Дима вышел из раздевалки, на ходу натягивая на себя свитер. Она знала этот свитер, и эту футболку – меньше недели назад она сама, своими руками, вешала её на сушилку, а потом аккуратно складывала и убирала в шкаф.
О, она думала, что ей до этого было больно? Глупая, оказывается, может быть еще больнее. А что она хотела? Чтобы Варламов хранил ей верность до самой смерти? Он ей ничего не должен, особенно после того, как она с ним ТАК рассталась. Заслужила, что уж там. Но так надо было, так правда надо было, так для них обоих будет лучше – это единственное, что хоть как-то оправдывало этот кошмар.
Ася неловко топталась в коридоре. Ей очень не хотелось выходить на улицу вслед за Димой и Наташей, она ужасно боялась увидеть их вместе. Боялась с собой не справиться.
Девушка пару секунд помедлила, развернулась и пошла через длинный коридор в фойе театра. Там был вход для зрителей, можно было оказаться на улице с другой стороны здания и, если повезет, не пересечься с этой сладкой парочкой.
В фойе было шумно, через полчаса начинался вечерний спектакль, и зрители уже собирались. В воздухе витали горьковатые ароматы цветов, духов и шампанского. Громкие оживленные голоса и радостный смех так захватили Асю, что она невольно притормозила возле тумбы с афишей, чтобы еще немного побыть в этой праздничной атмосфере.
– Собрались на спектакль, Асенька? – вдруг раздался голос, от которого девушка буквально подпрыгнула. Сзади неё стоял Юрич в своей неизменной толстовке с эмблемой театра, на суровом лице сияла непривычная улыбка.
– Нет, Петр Юрьевич, – не удержалась от ответной улыбки девушка, – Брехта я уже видела.
– И когда вы успели? – удивился режиссер.
– В первую неделю, как начались репетиции, – призналась Ася, – вы же говорили, что нам можно ходить на ваши спектакли, вот я сразу и побежала…Я их до этого только на видео смотрела, и то не все.
– Занятно, – Юрич вдруг посмотрел на неё с любопытством, – а что вам больше всего нравится из нашего репертуара?
– Ну вы спросили, – засмеялась девушка, – проще сказать, что не нравится.
– А есть и такое? – поднял брови Юрич.
– Ой, простите, – смутилась Ася, – я не должна была так говорить.
– Нет, почему же, Асенька, это как раз и есть самое интересное! Рассказывайте, не бойтесь.
– Не люблю у вас Вырыпаева, – обреченно сказала она, – вот специально два раза сходила, думаю, может, не понимаю чего-то, но нет.
Юрич попытался что-то возразить, но Ася неожиданно громко и энергично его перебила:
– И не думайте, что я не люблю театр абсурда! Я смотрела эту же пьесу в театре Практика, и там все как нужно было! Понимаете, абсурд ведь не в том, чтобы навертеть всего на сцене и свести зрителя с ума, абсурд надо наоборот играть максимально понятно и логично!!!
– Тише, тише, Асенька! – рассмеялся Юрич, – Не кипятитесь. Я же не спорю с вами.
Он с удовольствием смотрел на девушку: щеки раскраснелись, серые глаза возбужденно полыхали, а сама она взволнованно размахивала руками, пытаясь получше донести свою мысль. Вот так хоть на себя стала похожа, а то ходит уже неделю, как умирающая моль. Не стоит этот мальчишка таких страданий, точно не стоит.
– Асенька, вы, кстати, не торопитесь? – аккуратно уточнил у неё Юрич.
– Нет, а что…
– Пойдемте кофе попьем, – предложил режиссер, – до спектакля еще полчаса есть, а вы мне пока подробно расскажете, чем вам так наш Вырыпаев не угодил. Про остальные спектакли мне тоже интересно послушать.
– Э…наверное, можно, – замялась девушка, ей стало немного неловко. С другой стороны, когда еще выпадет такая возможность – поговорить о спектаклях Гончарова с самим Гончаровым! Ася обожала обсуждать спектакли и разбирать их по винтикам, но мало кто поддерживал её в этом увлечении. Даже Варламов, вроде бы имеющий прямое отношение к театру, слушал её примерно минут двадцать, а потом честно сказал, что ему скучно и что он предпочитает играть сам, а не ковыряться в том, как кто-то сыграл.
– Вот и отлично, – режиссер неожиданно приобнял её за плечи и повел к театральному буфету, – Кстати, а как вам наша премьера? Видели?
Ася покраснела и отрицательно качнула головой. Премьера была две недели назад, и она её не видела, потому что… ну потому что тогда она была с Димой и ей было плевать на все премьеры мира, вместе взятые. А потом просто не хотелось ничего.
– Жаль, – Юрич заметно огорчился, – ребята её скоро увезут на фестиваль, вы не успеете посмотреть. А хотите, Асенька, приходите завтра на репетицию! Как раз прогон посмотрите.
– Правда? Можно?!
– Можно, – усмехнулся режиссер, – только потом обязательно поделитесь впечатлениями.
– Конечно! Спасибо вам большое, – Ася слабо улыбалась, серые глаза благодарно светились. Боль по-прежнему была с ней, но сейчас переносить её было чуть легче. Как же ей повезло с режиссером – даже удивительно, что он так с ней возится!