Текст книги "Кристальный пик"
Автор книги: Анастасия Гор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Найдутся, – кивнула я с уверенностью. В конце концов, не было ничего, с чем Гектор отказался бы мне помочь, а уж второго плотника ему в помощники найти труда не составит – нужно всего лишь золото или палач с топором. – Будут тебе и работяги крепкие, и мельница водяная.
– И ткани! Много тканей. Красивых, ярких, дорогих! Два… Нет, три сундука! Вместе с самопрялкой и новеньким веретеном. Смотри, никто тебя за язык не тянул, принцесса!
Я улыбнулась уголками губ и кивнула, низко опустив голову в знак согласия. Тканей в моем шкафу было пруд пруди, от шелка из Ши до белоснежной овчины, и мне ничего не было жалко отдать за то, чтобы жители Столицы могли спать спокойно в мое отсутствие. Чтобы ни одна вражина не подобралась и близко к моему дому, но чтобы Увядание не покинуло его пределы и не затронуло фермерских селений и угодий звероловов. Именно об этом пообещала мне позаботиться Хагалаз в обмен на все свои прихоти, и ее зычная песнь, догнавшая меня на середине макового поля по возвращении в замок, закрепила наш уговор.
Пока я взбиралась на крышу башни-донжона, неся на спине туго завязанный узелок, куда вместе с одеждой сложила компас Ллеу и маску Кроличьей невесты, Гвидион провожал меня с таким траурным видом, будто ему выпала честь не восседать на моем троне, а зажигать погребальный драккар. Ллеу и вовсе не пришел, – бдел у постели Матти, как я ему наказывала, – зато пришли Мелихор с Тесеей. Первая едва удерживала за шкирку вторую, когда та брыкалась и пыталась броситься Кочевнику на шею, чтобы забраться на Соляриса вместе с ним.
– К… Кай!
– Ты чего ревешь? Как уйду, так и вернусь! Не впервой же. Будь умницей и слушайся Хору с Маттиолой, как только та очнется. А вот ее брата-сейдмана не слушай! И чтобы все книги в библиотеке перечитала к моему возвращению, поняла? Ты должна быть самой умной в нашей семье! – напутствовал Кочевник, потрепав Тесею сначала по черным косичкам, а затем по залитым слезами щекам.
«Самой умной в вашей семье?.. Какую низкую планку ты ей задал», – произнес Солярис саркастично, уже покрывшись чешуей поверх брони и взобравшись на зазубренный мерлон. Я немо обрадовалась, что Кочевник не разбирает драконьей речи, а вот Мелихор хихикнула, прижав кулак ко рту.
Тесея, всегда кажущаяся мне не только самым трудолюбивым ребенком, но и самым рассудительным, будто с цепи сорвалась. Лицо ее горело, губы дрожали, и она, казалось, вот-вот сломает себе пальцы, до того быстро перебирает жестами вместо криков. Оно и понятно, ведь Кочевник обещал ей никуда не уходить больше, но сам же вызвался в полет, как только о нем заслышал.
«Я обещал тебе разделаться с Красным туманом, помнишь? – сказал он. – А слова не стрелы – я их на ветер не бросаю. Красный туман поныне жив, значит, быть сему – я с вами».
Серебряное веретено по-прежнему болталось на кожаном пояске Тесеи, как и маленький моток пряжи с новой куколкой, из которой в этот раз должен был получиться волк, а не человек. Поняв, что Кочевник не уступит, уже устроившись у Сола на хребте, Тесея с отчаянием посмотрела на меня.
– Это слишком опасное и тяжелое путешествие, Тесея. Но клянусь четырьмя богами, что верну тебе брата живым и целым, – сказала я ей. – Попрощайся за меня с Сильтаном.
Последнее я адресовала уже Мелихор, и та притворно улыбнулась.
У нас оставалось всего семь дней до конца летнего Эсбата, когда граница Междумирья восстановится и через нее будет уже не пройти. Прекрасно помня об этом, Солярис собирался лететь не просто без ночлегов, но и без остановок. Как бы я ни пыталась отговорить его, пока мы собирали вещи, это было бесполезно. Потому и пришлось действовать иначе. Молча, по-своему, как учил меня отец на пару с Гвидионом. Они называли это «королевской волей», но я считала, что это не более чем разумность.
Не подавая виду, я ухватилась за костяные наросты на опущенном крыле Сола и подтянулась вверх, усаживаясь между гребнями впереди Кочевника.
В детстве няня-весталка рассказывала мне, будто вёльвы умеют петь так громко, что их слышат сами боги по ту сторону луны. Однако она и раньше любила выдумывать всякие глупости, потому я и не верила, что это окажется правдой. Но, когда мы с Солярисом и Кочевником взмыли ввысь, я была готова поклясться, что слышу глас Хагалаз, разносящийся из Рубинового леса далеко-далеко за его просторы. Это была та самая песнь, начало которой я застала еще на маковом поле, и даже когда мы перелетели Столицу, она не умолкла. Хагалаз пела всему Кругу, везде и отовсюду сразу. Как летели по воздуху с теплым ветром ее слова, так летели и красные листья с синими нитями, оплетающие землю тугой паутиной. Жители Столицы продолжали неспешно бродить по улицам, распродавая остатки товара в телегах, нетронутые Увяданием, и никто из них не замечал, что оказался в плену защитного сейда. Только нить на моем пальце – точь-в-точь такая же, как нити сейда Хагалаз, призванные песней, – сдавила костяшку сильнее обычного.
Солярис летел молча, а Кочевник тоскливо оглядывался на замок, на крыше которого осталась его последняя родная кровь. Пахло солнцем, летней грозой и снежными анемониями, пыльцу которых нес с собой ветер с вершин Меловых гор. Сердце в груди зашлось от резких подъемов и снижений, когда Сол пытался облететь клочки пасмурных облаков, и звенья колец на моем поясе гулко позвякивали. Отсюда двускатные крыши домов с угловатыми резными коньками напоминали ладьи, плывущие по Изумрудному морю. Обычно мне нравилось разглядывать их, как нравились и сами полеты… Однако сейчас, взирая на кленовые рощи и пастбища родного туата, я не чувствовала ничего, кроме щемящей боли где-то в грудине. Она будто тянула меня вниз, отчего казалось, будто и Сол вот-вот начнет крениться к земле под ее тяжестью. Эта боль мешала дышать, что на такой высоте всегда было крайне важно. Оттого голова у меня быстро закружилась, и, поддавшись слабости, я легла Солу на спину животом.
«Не плачь. Прошу…»
Перепончатые крылья, усеянные острыми костяными гребнями и жемчужными чешуйками у оснований, двигались за спиной плавно, как волны. Казалось, Сол не летит, а плывет по небу, прикладывая для этого минимум усилий. Но ключевое слово здесь «казалось», ведь на самом деле мышцы его превращались в камень от изнурительной работы. Для того, чтобы лететь, он напрягал буквально каждую из них. Потому, занятый поддержанием высоты и скорости, Сол не должен был заметить, как я содрогаюсь на его спине. Но заметил.
Ветер срывал слезы с ресниц и уносил их раньше, чем те успевали потечь по лицу, однако я все равно чувствовала, как намокли пряди волос, выбившиеся из косы. Только косы, заплетенные рукой Матти, держались долго во время полетов, а сегодня я занималась ими сама. Возможно, я больше никогда не познаю ее руки, ведь когда она придет в себя и узнает, кто с ней содеял это и почему…
«Виновник произошедшему лишь один, и это не ты».
Я утерла сопливый нос рукавом кафтана, в котором было жарко в месяц благозвучия на земле, но комфортно в небе. Голос Сола в моей голове, напоминающий о том, что он рядом, всегда приводил меня в чувство. Но в этот раз его было недостаточно.
– Ты не понимаешь, – заговорила я, когда острая жемчужная чешуя продырявила замшевые перчатки и проткнула кончики пальцев, заставляя ветер уносить вместе со слезами теперь еще и кровь. Кочевник уже спал, болтаясь из стороны в сторону за моей спиной. Возможно, потерял сознание от перепадов высоты, а, возможно, просто привык. Поэтому ничего не стесняло меня в выражениях: – Я говорила с Матти накануне. Мы обсуждали ее красоту и мужчин… Я часто шутила насчет того, что нет ничего, чего она не могла бы от них добиться, всего-то не заматываясь до подбородка в шаль. Мне не стоило так говорить. Вдруг Селен решил, что я завидую ей?
«Руби…»
– Но я никогда, никогда не завидовала, клянусь! Я так люблю Матти, Солярис, ты не представляешь. Я должна была защитить ее, как она меня защищала, но вместо этого стала причиной выпавшего на ее долю испытания. Что бы Ллеу ни сделал, эти шрамы уже ничто не сотрет. Глядя на себя в зеркало, она всегда будет вспоминать, к чему привела ее служба мне. Самый прекрасный цветок из всех, что растет в моем замке, оказался растоптан. А Вельгар…
«Вельгар? – переспросил Сол. – При чем здесь Вельгар?»
Обычно он злился, когда я отказывалась внимать ему, но в этот раз был снисходителен и терпелив. Весь прошлый день каждый из нас был занят своим делом, и теперь Сол наверстывал упущенное, утешая меня так, как умел. То есть молча слушал, в основном.
– Когда-нибудь Вельгар наверняка прибудет в Дейрдре и увидит, что я сделала с Матти. Возможно, он мог стать ее любовью, – той любовью, которую Маттиола никогда не встречала средь человеческих мужчин, – но из-за меня этого не случится.
Сол ничего не сказал, но дернул хвостом, давая понять, что мои откровения застали его врасплох. В другой ситуации я бы устыдилась того, что, возможно, взболтнула лишнего, но чувствовать себя хуже, чем сейчас, было уже невозможно.
«Неужели ты до сих пор не поняла?»
Я шмыгнула носом и отняла голову от спины Сола, поднимая лицо вверх.
– Что именно?
«Думаешь, Матти стала бы влюбляться в Вельгара, если бы ему была так важна ее краса? Он не Сильтан. Он не из тех, кто смотрит на милое личико, и я даже не уверен, что ему вообще принципиально, чтобы Матти была женщиной. Вельгару важно сердце и характер, чтобы первое было мягким, а второе стальным. Ты как всегда недооцениваешь Матти».
– Нет, я вовсе не… – попыталась проблеять я.
«Еще как да. Ты полагаешь, будто какое-то отражение в зеркале способно сломить ее волю. Это и есть твоя дурная черта, рыбья косточка. Перестань считать всех слабее, чем они есть».
Слезы вмиг пересохли, как река под натиском пустыни. То самое мягкое сердце и стальной характер совмещала в себе не только Матти, но и Сол. Он согревал поступками, но рубил словами. Точно так же он перерубил и мою жалость к тем, кто не просил о ней, и даже мою ненависть к себе. Такое поведение – привычка сводить все происшествия в мире к своим собственным поступкам и себе любимой – было в духе принцессы Рубин, но никак не королевы, коей я пыталась стать.
Снова вытерев рукавом лицо, я кивнула сама себе. Солнце палило с высоко в небе, напекая голову, и если бы не плащ, который можно было выудить из походной сумки и повязать вокруг головы, кто-то из нас точно заработал бы к концу путешествия солнечный удар. Кочевник, пускающий слюни, проснулся как раз в тот момент, когда я пыталась накинуть край плаща и на него тоже.
– А? Где мы? Прилетели? – Кочевник смешно хрюкнул, растирая заспанные глаза, и принялся так бешено вращать головой, озираясь по сторонам, что, если бы не цепь, соединяющая его с моим поясом, он бы точно свалился вниз. – Эх, Дикий… Мы только до Гриндилоу долетели, что ли? Тьфу ты! Зачем тогда разбудила, женщина?
Гриндилоу!
Несмотря на то что при мне в сумке была не только карта Дану, но и всех остальных восьми туатов тоже, на практике я вовсе в них не нуждалась. История Круга была первым разделом знаний, который весталки стали преподавать мне с четырех лет, а география – вторым. «Нельзя управлять телом, если не знаешь, где у тебя пальцы, а где глаза и уши», – поучал Гвидион, когда отец приставлял его ко мне учителем нам обоим в наказание. И пускай запомнить все населенные пункты Круга от мала до велика было невозможно, если ты не дракон, но крупные города родного туата я помнила отменно. Так же хорошо я помнила и то, что ни за что не должна была пропустить это место.
Свесившись вниз, я взглянула на местные просторы – не такие зеленые, как леса, но слишком темные и неоднородные, чтобы быть лугами. Если присмотреться, можно было разглядеть легкую рябь и поросли морошки с вереском, которые всегда любили сырость. А заросшие водоемы и болотные топи, которыми больше всего был известен старый город Гриндилоу на востоке Дейрдре, к этой сырости прекрасно располагали.
Виланда, будучи такой же любительницей страшных сказок при жизни, как моя весталка, как-то пугала нас с Гектором, что в подобных местах водятся диковины – кусочки плоти Дикого, кои он отрывает от себя и выбрасывает из Междумирья, коль сам сидит в цепях. Иногда это его ногти, иногда зубы, а иногда даже внутренние органы. Все они принимают форму уродливых скалящихся существ и прячутся на дне болотном, поджидая путников, чтобы внезапно вынырнуть и утащить их за собой. Потому иногда на болотах можно увидеть зеленые огни – то души утопленников ищут выход из диковинных степей. Именно из-за этих небылиц некоторые туаты Круга так и не смогли принять стеклянные светила, изобретенные драконами – уж больно они напоминают те самые души, запертые в коробе.
По правде говоря, Гриндилоу и впрямь был не лучшим местом для остановок, но вовсе не из-за выдуманных чудовищ, а из-за торфа, что, поросший мхом, выглядел обманчиво плотным, но запросто мог утянуть на дно даже лошадь. Именно поэтому город Гриндилоу строился не вширь, а ввысь, и хижины его могли насчитывать по пять этажей, безобразно косые, но такие крепкие, что стояли века. Жаль, я не могла увидеть их воочию: никто не должен был знать, что королева Круга покинула свою обитель в столь непростое время. Поэтому едва Гриндилоу замельтешил вдалеке, вовремя замеченный Кочевником, как я стала примеряться к его безлюдным болотистым окраинам.
– Солярис…
«Да?»
– Мне что-то нехорошо.
Этих слов хватило, чтобы хвост Соляриса задергался из стороны в сторону, как выскочившее из телеги колесо. Крылья заработали чаще, шея вытянулась, и Солярис даже сумел изогнуться в полете так, чтобы взглянуть на меня, сидящую у него на загривке, по крайней мере одним желтым глазом. Зрачок в нем был у́же иголки.
«Слабость? Головокружение? Тошнота?» – принялся перечислять Сол, и я спешно пробормотала, боясь себя выдать:
– Пожалуй, все вместе.
«Ты завтракала сегодня?»
– Нет…
«Рубин! Ты же знаешь, что должна хорошо питаться»
– Прости, я забыла.
Моя сахарная болезнь по сей день была тем поводком, которым я могла управлять Солярисом, но которым, само собой, никогда не пользовалась. До сегодняшнего дня. Стоило мне обмолвиться о своем детском недуге, как Солярис тут же начал стремительно снижать высоту, даже не заметив в переполохе, что лицо у меня слишком красное и оживленное, в то время как для сахарной болезни характерны вялость и мертвенная бледность. Виски сдавило от резкого перепада давления, а Кочевник и вовсе издал звук, пугающе похожий на тот, с которым чуть раньше опорожнял желудок.
– Сол, у нас всего семь дней осталось, помнишь? А не считая этого, даже шесть…
«Все я помню. И что? Предлагаешь лететь дальше, пока ты не умрешь?»
– На кону стоит весь Круг…
«Будто бы впервой. Ты уже знаешь, что я думаю об этом. Пусть весь Круг катится к Дикому, коль требует от меня делать такой выбор. Между миром и тобой я всегда буду выбирать тебя, Рубин. Это не обсуждается».
Услышать подобное было безмерно приятно… И ужасно стыдно. Я закусила нижнюю губу, пригнувшись, чтобы избежать потока ветра, бьющего в лицо. Угрызения совести не умаляло даже то, что я делаю все это не эгоизма ради, а ради самого Соляриса. Пускай он наверняка сочтет иначе.
– Ну и зачем было столько вякать про неделю в запасе и отказ от ночлегов, если по итогу и на дни плевать, и ночлеги будут? – фыркнул Кочевник раздраженно, как только отстегнулся от моего пояса после приземления и спрыгнул с драконьего хребта на землю.
– Никаких ночлегов, – объявила я, спускаясь следом нарочито неуклюже. – Мне и часа хватит… Всего лишь часа отдыха, да. Максимум два.
Хрустя спиной, затекшей за те десять часов, что мы провели в небе, Кочевник принялся разминаться и махать своим топором, отпугивая комаров и мошек, которые вблизи топей нагло липли к коже. В таких местах быстро покрываешься укусами, красными и чешущимися. Надеясь избежать их, я наглухо запахнула плащ и уселась на сломанных деревьях, образующих хлипкий помост. Здешний воздух, вдали от гор и моря, сильно отличался от воздуха в Столице, где всегда пахло солью и цветами. С болот тянуло прохладой и гнилистым илом, а от рощи морошки вокруг – медовой сладостью.
Не удержавшись, я наклонилась к кусту и собрала несколько крупных ягод себе в ладонь.
– И это тоже съешь.
Я не успела прожевать, морщась от кислинки на языке, – ягоды оказались недозревшие, – как передо мной очутилась горсть клюквенного мармелада и вяленой индейки. Едва Солярис изменился, оставив себе лишь ту чешую, из которой была пошита его броня, как тут же принялся ворошить наши походные сумки. Хотя на самом деле я завтракала, да еще как: и кашу с маслом съела, и блины, и хлеб, – в животе у меня и вправду урчало. В конце концов, мы летели без остановок, а на такой высоте особо не перекусишь. Приходилось по большей части жевать древесную смолу, чтобы растянуть приемы пищи, но на улице вечерело, и смолы пустому желудку становилось мало.
– Ешь же, ну. И поскорее, – повторил Сол, нависая надо мной.
Губы его дрожали, да и сам он выглядел не так, как обычно. Не то слишком растревоженный, не то уставший. От игры сумеречных теней на вечно юном лице словно проступали старческие заломы, а взгляд казался блеклым и потухшим – уже не солнечный огонь, а всего лишь догорающая спичка. И после этого он утверждает, что выдержит неделю лета…
Я молча взялась за вяленую индейку. Клала в рот по маленькому волокну, жуя медленно, несмотря на голод, чтобы потянуть время и поддерживать изнеможенный вид. Кочевник тем временем уплетал сушеные свиные ушки, раскачиваясь на соседнем бревне, а Сол сидел рядом и, грызя засахаренные орехи, не сводил с меня глаз. Разве что в рот не заглядывал.
– Кочевник, собери дров, – сказал он неожиданно, повернувшись. – Смеркается. Костер разводить пора.
– Так мы ночевать все-таки будем? – нахмурился Кочевник.
– Не будем, – ответила я.
– Будем, – ответил Сол.
Кочевник сузил глаза.
– Вот же парочка! Нашла коса на камень. Как определитесь, сообщите. – И, демонстративно закинув в рот все оставшиеся свиные уши разом, перекрутился через бревно и сел к нам спиной.
Я вздохнула, удрученно посмотрела на Соляриса и покачала головой. Значит, ради себя он не был готов рисковать опозданием, а ради меня, невредимой и уж точно не умирающей, – запросто.
– Мы переночуем, – повторил он тоном, не терпящим возражений. – Прежде ты никогда не жаловалась на сахарную болезнь, а теперь вон как. Лишнее доказательство того, что я всегда прав. Спешка может стоить тебе здоровья, Рубин, а заодно и мне с Кочевником. Потеряешь сознание – и если вниз не упадешь, то вторую руку оторвет, не дай боги. – Солярис красноречиво дернул меня за крепления на поясе, а затем за костяные пальцы, торчащие из-под плаща. – Какой будет толк от тебя, больной, в Надлунном мире? Это меня жалеть нечего, не мне континент по частям собирать да с богами хороводиться. Если не успеем до окончания летнего Эсбата, то подождем осеннего. Или еще что придумаем. Хотя нет, не слушай меня. Все мы успеем. Я костьми лягу, чтоб успели.
Солярис потрепал меня по волосам, как ребенка, и едва не расплел мои и без того неаккуратные косы. Вечно упрямое выражение его лица смягчилось, когда я принялась усердно жевать клюквенный мармелад, набив щеки, чтобы случайно не огрызнуться на этот его излюбленный, но отнюдь не романтичный жест.
Все, что мне оставалось – это смириться. Возможно, оно было к лучшему… Ведь небо над головой по-прежнему оставалось чистым. Где же они? Неужели так сильно отстали? Однако если я и могла доверять кому-то беспрекословно из тех, кто остался в Столице, то только Мелихор и Сильтану. Поэтому даже когда небо окончательно потемнело, а Кочевник все-таки разбил костер из высушенных дыханием Сола ветвей, я продолжала верить и ждать.
Как оказалось, не зря.
– Не двигайтесь.
Команда Сола прозвучала резко и тихо, как шелест деревьев, потревоженных ветром. Лишь драконий слух мог уловить приближение чужаков, когда их не было видно и за лигу. Потому Солярис вскочил с разложенных вокруг огня подстилок без видимых на то причин и, схватив флягу с водой, мигом затушил костер под возмущенные ругательства Кочевника, как раз жарящего на нем пойманную белку. Темнота, где средь болотных топей клубилась мгла и тоскливо квакали жабы, сделалась непроницаемой. Я невольно запрокинула голову к ночному небу, но не смогла разглядеть на нем ничего, кроме пары светящихся глаз, которые по незнанию можно было принять за звезды.
– Я же сказал не двигаться! – прорычал Солярис где-то во тьме, когда Кочевник, судя по звуку, рванул с места. Затрещал хворост, и взмыли вверх искры от растревоженных углей кострища.
– Не могу я не двигаться! Комары кусают! Ай, ой!
Что-то упало. Не то Кочевника ужалило очередное насекомое, не то Солярис, прекрасно ориентирующийся в темноте, зарядил в него обугленной головешкой. Я же осталась сидеть на месте, как велели, – на телячьей выделке с льняным покрывалом, на краю которого перебирала свой походный мешок и карты, готовясь ко сну, – и завороженно смотрела на то, как горящие глаза в небе обрастают очертаниями массивных гребней, пикируя к нам на землю.
Хворост снова затрещал, но на этот раз гораздо громче, будто валун с холма прикатился. Солярис вздохнул не менее оглушительно, причем дважды – сначала от того, что принюхался, а затем от того, что узнал пойманный запах.
– Огонь мира сего! Будь прокляты эти семейные узы, из-за которых я не могу по’отивашер виши бэр. Что вы делаете здесь, илириотис⁈
Солярис так редко снисходил до драконьей речи, больше напоминающей змеиное шипение, что я втянула голову в плечи. А когда вспомнила, что эта фраза переводиться как «отрывать бошки» (иногда Сильтан учил меня чему ни попадя, хоть я и не просила), то решила помалкивать и подавно. Костер снова вспыхнул высоко-высоко от дыхания Сола, и пламя его осветило сразу несколько силуэтов, стоящих напротив.
– Не кричи. – Сильтан цокнул на осклабившегося Соляриса языком, как цокают на младших братьев, призывая их вести себя в гостях поскромнее да потише. – Вы уже ужинали? Я страсть как голоден! Такие длинные перелеты требуют море энергии. Тот клюквенный мармелад, который Руби забирала перед отлетом с кухни, еще остался?
– Я тоже хочу! – крикнула Мелихор из-за куста морошки, куда нырнула, чтобы переодеться.
Шурша листьями и тканью, спустя минуту она вышла в одном из моих хангероков. На Сильтане тем временем уже красовалась туника, в кои-то веки самая простая, не блестящая и совсем без позолоты, но зато облегающая плоский живот, как вторая кожа. И он, и Мелихор выглядели взмыленными, но крайне довольными собой и своей пунктуальностью. Или, возможно, тем, что им удалось довести Соляриса до белого каления.
– Что. Вы. Здесь. Делаете⁈ – повторил тот, дробя слова рычанием. – Вы следили за нами? Зачем⁈
Решив, что больше тянуть некуда, я разгладила руками складки плаща, в котором пряталась от назойливых насекомых, и медленно встала с места.
– Это я их позвала.
Взгляд Соляриса лег на меня ярмом, такой тяжелый, что им можно было заколачивать гвозди. Под его весом захотелось сгорбиться, но я заставила себя задрать подбородок вверх – и Сол, и все остальные должны были видеть, что я ничуть не сомневаюсь в содеянном и хорошенько взвесила все «за» и «против». То, к чему я пришла от отчаяния. То, о чем я попыталась заговорить с Солярисом лишь однажды, пока мы собирали вещи, и то, что он мгновенно пресек, даже не дослушав. Матти про таких говорила «упрямый – что рогатина», и действительно: Солу было легче согласиться на самоубийство, нежели на помощь своей семьи. Потому я сама решила: раз не можем взять расстояние до Дану качеством, то возьмем количеством. Полетим втроем, дабы Солярис, Сильтан и Мелихор могли сменять друг друга, не рискуя здоровьем и жизнью.
– Лететь посменно⁈ – переспросил Солярис, когда я озвучила сию затею. В голосе его слышалась такая обида, что я невольно запереживала, простит ли он меня вообще за такое своеволие. Но отступать было поздно.
– Да, именно так, – ответил за меня Сильтан, нагло устроившись на подстилке брата и вытянув к костру босые ступни. На его худых щиколотках блестели кольца золотой чешуи вместо браслетов. – Со мной вы даже сможете устраивать небольшие привалы время от времени, а то и ночлеги, как сегодня. Я ведь самый быстрый из сородичей, забыл?
Лицо Соляриса перекосило, как от той кислой морошки, которую я съела недозревшей. Судя по удлинившимся когтям и щелкнувшей челюсти, одним спором он с Сильтаном ограничиваться не собирался… Однако вдруг нарисовалась проблема посерьезнее, чем их соперничество.
– А почему здесь Тесея? – спросил Кочевник, всматриваясь сквозь верхушку пламени в Мелихор и кусты вереска, что слегка трепетали и качались за ней. Красные узоры на его лице поплыли от жара близкого огня.
Мы с Солярисом хором переспросили:
– Тесея⁈
И вместе повернулись.
Она и впрямь стояла там, в сгущающемся сумраке деревьев, тихая и незаметная, как одна из лесных теней. Лишь когда все взоры устремились к ней, Тесея поприветствовала нас щербатой улыбкой и помахала рукой, держа в другой узелок, откуда торчали рукава сменной одежды для Сильтана и Мелихор. Волосы ее, собранные во множество маленьких косичек, выглядели растрепанными, а лицо обветрилось и раскраснелось, раздраженное колючим ветром. Преодолеть такое расстояние на драконе всего-то в двенадцать лет, да еще и будучи деревенской пряхой без должной сноровки, было настоящим подвигом. Я бы задохнулась от восхищения ею, если бы горло уже не перехватило от ужаса.
Кочевник первым пришел в себя и в один прыжок перемахнул через костер, едва не подпалив себе штаны.
– Зачем ты взяла ее с собой⁈ – спросила я у Мелихор, пока Кочевник вертел Тесею и так, и этак, проверяя ее, все ли с ней в порядке. – Она же еще совсем дитя!
– Так ты же сама написала, чтобы я взяла с собой «мелкую девку»! – воскликнула Мелихор, нервно кусая скрюченный перламутровый коготь на указательном пальце.
Я запнулась, судорожно вспоминая перечень необходимой для нас пятерых провизии, список с которой передала Мелихор лично в руки перед отъездом.
– «Медную тарелку», Мелихор! Там было написано взять с собой медную тарелку!
– Да кто же разберет эти руны ваши? Я только полгода их учу! Ну, ошиблась, с кем не бывает. Да и к тому же, кто-то ведь должен был держать наши вещи, чтобы мы голыми потом не ходили…
– Ты протащила через весь туат ребенка, чтобы она держала вещи⁈ – взревел Солярис. – А если бы она свалилась⁈ Совсем, что ли, безмозглые оба? Ладно Сильтан до рождения весь ум на красу обменял у Солнца, а твой-то куда делся?
– А вот сейчас не поняла…
– Тесея, – Кочевник шептал ее имя сквозь рокот спорящих голосов. – Тесея… Ты цела? Почему ослушалась меня? Нет, это не оправдание! Заповедь отца помнишь? Я глава семьи, Тесея. Это я решаю, что справедливо, а что нет. Таков порядок. Нет, я не имею в виду, что ты невежественнее! Эй… Что ты сейчас сказала⁈ Кто научил тебя таким словам? Перестань! Тише! Хватит мне грубить!
Я не успевала следить за двумя ссорами сразу, а потому предпочла не замечать их вовсе, и молча возвратившись к своей подстилке, отодвинула ее подальше от Сильтана и остальных. Пока Кочевник отчитывал Тесею, а та кричала на него при помощи жестов, перебирая пальцами так быстро, что мельтешило в глазах, Сильтан с Солярисом снова начали спорить, хватило бы последнему сил долететь до Дану или нет. Только Мелихор, как и я, предпочла отсиживаться в стороне, куда больше заинтересованная кустами с морошкой, нежели происходящим.
– Ну и за сколько часов вы сюда добрались? – спросил Сильтан как бы невзначай, подпинывая носком камешек в костер. Перепалка между ним и Солом почти утихла к тому моменту, но, кажется, он пытался снова ее разжечь.
Прекрасно понимая это, Солярис сложил руки на груди, немного помолчал, но потом все-таки ответил:
– За десять. А вы?
– За семь.
Рот Сола беззвучно приоткрылся, но, стоило ему завидеть ехидную улыбку брата, как он тут же напустил на себя безразличный вид. Поэтому Сильтан добавил, намереваясь его добить:
– Все из-за Мелихор. Она медленнее меня, но изъявила желание сама лететь, хотела посостязаться. Так бы долетели за пять.
– Брешешь!
– Завтра поглядим. Полетишь на мне верхом вместе с сестрицей и сам узришь мое превосходство. В небе я не золото – я молния.
Солярис отвернулся в другую сторону и беззвучно передразнил брата, кривляясь. Если бы я собственными глазами не увидела это, внимательно наблюдая за ними двумя, то никогда бы не поверила, что кто-то способен довести его до такого глупого ребячества.
Не знаю, сколько именно продолжался балаган, но к тому моменту, как он закончился, я успела доесть весь клюквенный мармелад и не оставила ни крошки назло Сильтану. Огонь, бирюзово-оранжевый от того, что его раздуло драконье пламя, мерно колыхался напротив моего лица. Запах сосновой смолы от него стоял точно такой же, как в городской бане, и я невольно подумала о том, как же здорово было бы сейчас посетить ее и хорошенько поскрести себя мочалкой после целого дня пути.
Тьма в пригороде Гриндилоу стояла плотная, как деготь. Забравшись на нижнюю ветку дерева вместо подстилки, которую занял Сильтан, Сол все еще смотрел на меня, как на врага. Не уверенная, что мне стоит просить его о помощи, я решила, что справлюсь сама, и достала из сумки огниво. Маленькое кованое кресало идеально помещалось в ладонь, и хотя рядом с драконом нужды в огне никогда не возникало, я догадывалась, что такие вещицы не бывают лишними. Тем более что для него, усовершенствованного Гектором по чертежам драконов, больше не требовался ни трут, ни ветошь – огниво загоралось само, даже если чиркнуть им по мокрому дереву.
Остальные наконец-то успокоились, каждый занялся своим делом: Мелихор рассматривала в руках карту Дану, перевернув вверх тормашками; Сильтан прихорашивался, используя карманное зеркальце, расчесывая золотую шевелюру моим костяным гребнем, а Кочевник кормил Тесею тем, что осталось от наших припасов на первый день, приговаривая, что она «слишком тощая и худосочная для таких путешествий». Хоть он и злился на сестру, но ни на секунду не переставал хлопотать вокруг нее, даже когда она надулась и уселась к нему спиной. Чтобы поскорее примирить их, я прошла мимо и втихую сунула Тесее еще один мешочек с мармеладом, только лимонным, а затем направилась в обход морошки, ориентируясь на веяние прохлады. Там, где стояли топкие болота, обычно всегда прятался какой-нибудь зацветший ручей.
