Текст книги "Подари мне себя (СИ)"

Автор книги: Анастасия Франц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 14

Соня

– Никому не стоит позволять так к себе относиться. Даже если это ваш начальник. Прежде всего вы девушка. А уже потом медработник.

Его голос твёрд, но в нём слышится напряжённость. И даже злость. Только не могу понять, на кого она направлена. На меня?

Вижу, как мужчина пытается держать все свои эмоции под контролем, сжимая руки в кулаки. Но это, по-видимому, даётся ему это с большим трудом.

Я прекрасно понимаю, что он пытается до меня донести.

Понимаю, что Шестинский повёл себя некрасиво по отношению ко мне – не только как к работнику, но и как к девушке. Некорректно было отчитывать меня перед нашим больным. Но также я понимаю, что здесь он начальник, а я подчинённая. И, если не хочу потерять свою работу, которую, между прочим, люблю, то должна вести себя спокойней. Не нарываться на неприятности. И тогда всё будет хорошо.

– Спасибо за ваш совет. Я приму его к сведенью.

Краем глаза смотрю на окно, за которым на город опустились сумерки. И мелкая изморось со снегом бьёт прямо в стекло.

Ну вот, опять пошёл снег. Как бы за ночь не намело так, что пробраться будет невозможно. Нет, я люблю зиму, но не когда сильные морозы, что зуб на зуб не попадает. И снега по колено, что из дома не выйти, не пробраться сквозь пушистые охапки снега.

К тому же, когда всё это белоснежное великолепие начнёт таять, а потом ударит сильный мороз, то всем нам и городу не избежать аварий.

– У вас смена закончилась?

В моё сознание ворвался голос Свободина. Вздрогнула и вновь перевела взгляд на него.

– Да. Как раз собираюсь идти домой.

Ещё мгновение назад его голос был напряжён, в нём сквозила злость и ярость. Сейчас же я не чувствую в нём этих эмоций. Лишь спокойствие. А значит, либо мне показалось, либо он смог быстро справиться со своими эмоциями. И скорей всего первое, потому что всё же он взрослый мужчина, а не двадцатилетний парень, которому тяжело справиться со своими чувствами.

– Идите домой. Уже поздно. Да и буря, кажется, начинается.

Я на это только лишь кивнула, полностью с ним соглашаясь. Всё же не хотелось застать бурю, а нормально добраться до дома.

– Да, вы правы. Не хотелось бы словить буран, – на мгновение замолчала, не решаясь спросить про то, как он себя чувствует и не нужно ли ему что-то.

Эти слова словно рвались из моего рта. И как бы я ни пыталась их сдерживать, прикусив кончик языка, не смогла с ними совладать. А надо бы держать себя в узде. Всё же гонщик для меня посторонний человек. И после того, как его выпишут, он исчезнет из этой клиники, да и, собственно, из моей жизни тоже.

Поэтому я должна держаться от него как можно дальше несмотря на то, что хочется быть как никогда ближе.

– Как вы себя чувствуете? Может, что-то нужно вам?

Ох, и дурочка ты, Сонька. Это спрашивать должна Дашка Крылова. Его медсестра, которую к нему приставили, но никак не ты. Тебе вообще Шестинский запретил входить в его палату, а ты всё равно попёрлась. И хоть бы меня никто не увидел, как я вхожу и выхожу из палаты Свободина. Тогда мне очередного дежурства не миновать.

Но свои слова я никоим образом уже не верну. Поэтому только и приходится, что стоять и ждать, что же он ответит мне.

И вот тут-то я и не знаю, чего хочу больше всего – чтобы он отказался от моей помощи, ссылаясь на то, что ничего не нужно, или же чтобы ему непременно что-то понадобилось, что я могла бы сделать.

Чёрт! Ну что же ты творишь, девочка? Не зная этого гонщика, ты уже поплыла, как мороженое на солнце в жаркую погоду. Но как же тяжело от него оторваться, не смотреть…

Красивый чертяга…

Гонщик смерил меня пристальным взглядом, вновь пройдясь по мне, на мгновение останавливаясь чуть дольше положенного на моих губах. А потом перевёл взгляд на мои глаза.

– Я чувствую себя хорошо, – интересно, он сейчас врёт? – Спасибо, но ничего не нужно.

– Хорошо. Тогда я пойду, если вам ничего не нужно. До свидания.

– До свидания, – глухо ответил.

Я развернулась, в последний раз посмотрев на него, и сделала шаг к двери. Уже взявшись за ручку, чтобы выйти из палаты, я услышала позади себя твёрдый голос:

– Будь осторожна, принцесса.

Я вздрогнула, не веря в то, что услышала. Он назвал меня принцессой? И просил быть осторожной? Может, мне это послышалось, потому что больше никак эти слова я не могу объяснить. С чего он попросил быть осторожной? Из-за того, что на улице почти ночное время суток? Ну, так я привыкла уже к такому графику, когда домой возвращаюсь очень поздно.

Но от его слов внутри почему-то стало приятно и тепло. Даже волнительно и трепетно, отчего моё сердце забилось чаще, выдавая свой собственный замысловатый ритм. А эхо его твёрдого голоса и слов заполнило мантрой пространство между нами.

Я будто физически чувствовала его присутствие совсем рядом. Даже дыхание перехватило.

Я чувствовала, что нужно бежать. Бежать как можно дальше из этой палаты и от этого мужчины. Я будто всей кожей, всем своим телом чувствовала, что этому человеку под силу сломать меня, уничтожить. Разбить на мелкие осколки, так что я разлечусь вдребезги на миллиард частиц космической пыли, не оставив после себя совершенно ничего.

И не понимая, что делаю, я рванула ручку двери вниз и на себя, выбегая от палаты двести четыре как ужаленная. Будто чего-то боялась. И это было абсолютной правдой. Я боялась раствориться в этом незнакомом мужчине, гонщике, которому под силу сделать мне больно.

Я бежала, совершенно не разбирая дороги, до сестренской. Быстро накинула на себя белоснежный пуховик, схватила сумку и так же спешно выбежала сначала из помещения, а потом и из самой клиники, не замечая никого, кто прощался со мной.

Я бежала от самой себя. От своих чувств и эмоций, которые захлестнули меня так неожиданно, которых к тому же я до конца не понимала. Не могла разобраться и дать объяснение тому, что испытываю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Как добралась до дома, я не помню. Лишь когда за спиной закрылась дверь, я глубоко вздохнула и обессиленно сползла по двери, усевшись в одежде на пол. Зарылась лицом в колени, прикрыв глаза, я пыталась восстановить свой пульс.

И не знала, отчего он бьётся так сильно. То ли от того, что бежала быстро, то ли от того, что в голове, не прекращая, звенели его слова: «Будь осторожна, принцесса». А где-то поблизости от меня трезвонил телефон, вызывая хозяйку аппарата.

Но я никак не реагировала на звуки, погружённая в тот момент, когда я была в палате Свободина и разговаривала с ним. Прокручивала каждое его слово, свои ответы. И, конечно, ощущения, которые испытывала.

Я ставила на повтор, как заезженную киноплёнку, пытаясь понять себя и убедить – прежде всего в том, что мне нужно держаться от этого человека как можно дальше. А мобильный телефон всё звонил и звонил.

Прекращал, а потом вновь звонил. Пока я всё же не оторвалась от колен и не полезла рукой в сумку, где и лежал несчастный аппарат.

На дисплее высветилось имя Лены Канаевой, и это навело меня на мысль, что на работе что-то случилось. Но что могло произойти за каких-то полчаса, пока я добиралась от работы до дома?

Я тут же приняла вызов.

– Да, Лен. Что-то случилось? – сбивчиво проговорила, не на шутку разволновавшись.

– Это я у тебя хотела спросить, Ярославская! – прокричала в трубку Канаева. – Ты чего трубку не берёшь? Да и из клиники вылетела пулей, даже не попрощалась. Я кричала, кричала тебе, а ты ноль внимания. У тебя что-то случилось?

Я шумно выдохнула. На работе всё хорошо, а значит, можно расслабиться и ни о чём плохом не думать. Хватит на сегодня.

– Нет. Всё хорошо. Просто спешила. Там вон какая буря на улице разыгралась. Не хотелось бы застрять в ней.

В этих словах была лишь доля правды, поэтому я частично, но всё же не соврала. Думать о другой половине правды не хотелось. Поэтому я старательно пыталась отогнать мысли о гонщике.

– Да, да, да… Я видела. Хоть бы аварий на дороге не было.

И тут я с ней согласна.

Быстро закончив разговор с Леной, сославшись на усталость и на предстоящий ранний подъём на работу, я поднялась с пола, разделась и двинулась вглубь квартиры. Стоит принять душ, поесть и ложиться в тёплую постель. Завтра вновь ждёт меня тяжелый день.

Глава 15

Соня

Утро моё началось довольно-таки сумбурно. А всё потому, что я чуть не проспала, потому как почти до самого утра не могла сомкнуть глаз, прокручивая в голове голос и слова Свободина Егора. Представляла его и будто чувствовала, что он сейчас находится совсем рядом.

Я не могла забыть синеву его глаз. И то, как он смотрел на меня. Как скользил по мне своим взглядом, и я почти физически ощущала его прикосновения, будто рукой он проводил по изгибам моего тела. Отчего внутри поднимался жар, распаляя воображение, и оставался внутри полыхающим костром. А маленькие искры жалили кожу, оставляя на ней ожоги.

Я ворочалась с одного бока на другой, пытаясь уснуть, но всё было без толку. Лишь когда полнотелая Луна, освещающая мою спальню и кровать, в которой я лежала, медленно стала заходить за горизонт, меня сморило. Но только потому, что организму нужно было отдохнуть.

Но всё же поспать я смогла лишь пару часов.

И вот теперь я бегала по всей квартире и в скором порядке собиралась на работу. Не хватало ещё опоздать. И чтоб об этом узнал господин Шестинский. И он-то уж будет несказанно рад назначить мне ещё ряд дежурств. Словно ему приносило неописуемое удовольствие надо мной издеваться.

И чёрт бы побрал, я единственный раз за все свои годы проспала. В этом плане я была ответственной, не желая, чтобы меня считали непунктуальной и относящейся к своей работе халатно. Ведь каждая секунда может стать для другого решающей.

На работу я прибежала запыхавшись. Дыхание сбилось, мне пришлось остановиться и привести его в норму, а то точно бы случилась тахикардия.

В сестренской уже сидела за общим столом Дашка Крылова и что-то усердно писала в бумагах. Я коротко, лишь из вежливости, с ней поздоровалась и отправилась переодеваться. Я успела: рабочая смена у меня начиналась через двадцать минут, что меня немного порадовало – успею выпить чашку кофе.

И уже после можно с хорошим настроением приниматься за работу. Но, кажется, хорошего настроения мне сегодня всё же не видать. Стоило мне только выйти из раздевалки, как я наткнулась на пристальный, просто испепеляющий взгляд Крыловой, пригвоздивший меня к месту. Поначалу я даже немного опешила, не понимая, в чём дело.

– Эм… Даш, что-то случилось?

Девушка никак не отреагировала на мои слова. Лишь смотрела на меня зло, недовольно. И взгляд был такой, будто она хочет мне лицо исцарапать. Я даже поёжилась от такой перспективы.

Что же всё же с ней случилось? И в чём я таком провинилась перед ней?

Если она так из-за Шестинского, то пускай забирает его с потрохами. Больно то он нужен мне… Я буду только за и руками, и ногами, чтобы она заграбастала своими длинными лапками зава. Может, тогда он от меня отстанет наконец?..

Но всё же нужно выяснить у неё, что случилось.

– Крылова, ты чего застыла? Что случилась у тебя?

– Ты зачем вчера к Свободину заходила? Тебе же Герман Витальевич запретил заходить к нему в палату, – зло проговорила и упёрлась в меня взглядом, проделывая в моём теле дырку.

Я испугалась. Всё же видели меня вчера, а я так старалась остаться незамеченной. Да и ещё кто – Дашка Крылова, которая скорей всего шашни крутит с завом отделения. Всё-таки как же мне не повезло! Она ж ещё та коза – сдаст и не поперхнётся.

Попала ты, Соня, по самое «не хочу». И как теперь из всего этого выкручиваться?..

Так, спокойствие, только спокойствие. Она не должна понять, что я занервничала. Что хоть как-то эта тема меня волнует. Я должна расслабиться и вести себя естественно.

Я сделала шаг к столу, где продолжала сидеть Крылова. Смерила её непринуждённым взглядом и спокойно, но твёрдо ответила:

– Ну, во-первых, я заходила к нему, когда мой рабочий день подошёл концу, а приказы Шестинского не распространяются на моё личное время. После окончания смены я уже не считаюсь работником этой клиники. Поэтому имею право посещать всех, кого захочу. А во-вторых, тебе какое дело? Тебя это никак не должно касаться.

– Что, умная стала? Думаешь, что если всё умеешь и тебя вызывают на сложные операции, значит, тебе всё можно и за это тебе ничего не будет? А не боишься, что я всё расскажу, и тебе ещё влепят дежурства?

– Я? Боюсь тебя? Крылова, ты слишком большого мнения о себе.

Продолжать находиться в этом помещении рядом с этой дурой у меня не было никакого желания. Хоть и, честно признать, я боялась, что очень пронырливая коллега всё доложит Герману Витальевичу. Но боялась я не лишних дежурств, а того, что меня выкинут из клиники. Уволят за служебное несоответствие.

Но сейчас я не должна показывать, что я действительно этого боюсь.

Больше не сказав ни слова, я развернулась и направилась на выход. Кофе отменяется. Придётся пить внизу из автомата.

Лишь когда я подошла к выходу из ординаторской, мне в спину раздался голос девушки:

– Не смей приближаться к Свободину. Он мой! – сказала, будто он вещь какая-то, на которую можно предъявлять права.

Свободин – человек. Живой человек. И я почему-то на все двести процентов уверена, что от того, что его вот так присвоили, как вещь – он будет не в восторге. Впрочем, мало кому может понравиться, что к нему вот так относятся.

Я на её высказывание никак не отреагировала. Просто положила ладонь на ручку двери, опустила и, открыв, вышла из сестренской. Но где-то в глубине души меня больно царапнула неприятная мысль, что Дашка вполне может понравиться Свободину, и у них даже может что-то получиться. Эта мысль вызывала у меня негативные эмоции.

Сделала два шага в сторону автомата, который был расположен на первом этаже возле самого выхода, как тут же столкнулась с человеком, которого ну никак не хотелось сегодня видеть. Всё же день точно будет невезучим, раз уже с самого утра на меня сыплются неприятности.

– Доброе утро, Герман Витальевич.

Я спокойно поздоровалась и уже хотела обойти его и двинуться в нужном мне направлении, но мне перегородили путь. Да что ж такое-то? Они что сегодня, все сговорились, что ли?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Подняла голову вверх, сталкиваясь со стальным взглядом зава. Стойко выдержала, не отводя своих глаз от его.

– Что-то случилось? – наверняка случилось, раз пройти мне никак не дают. Да и не дают мне выпить мой любимый кофе. А если я этого не сделаю, значит, день пройдёт зря.

– Что вы вчера вечером после работы здесь делали? – меня смерили недобрым взглядом. – Я надеюсь, что вы не заходили к Свободину в палату? Не забывайте, его курирует Крылова.

Я замерла от страха, боясь быть пойманной. Всё же рассказала Дашка про то, что я была вчера в палате гонщика? Вот коза. Или он всё же не знает, что я там была? Вот и как понять его слова?

– Нет. Я не была в палате у этого пациента, – подумав, решила действовать этой тактикой. – Надо было заполнить нужные документы, вот и пришлось немного задержаться.

Блин, за последние несколько дней здесь я так часто вру, что мне вполне можно впарить ещё дежурств – просто так, для профилактики. Или же, в качестве крайней меры, уволить. Хотя не имеют права. Но кому нужны эти законы, если очень хочется.

Я в жизни столько не врала, как за последние дни. Но другого выхода я просто не видела.

– Хорошо, – смягчился, одобрительно кивнул, и я расслабилась. – Ты сегодня до восьми. Завтра приходишь, как обычно, к восьми – и до двух ночи. А потом с шести утра и до трёх ночи. Старшую медсестру я предупредил и мы изменили график.

От этих цифр у меня глаза на лоб полезли. Он что, издевается? Да я ж вообще без сна буду. Как он это себе представляет? А если операция сложная будет, а я как зомби хожу? Я же всех подведу, и эта ошибка, минутное промедление может стоит кому-то жизни.

Ему что, наплевать на людей, на репутацию клиники? Лишь бы только эго своё потешить?

Деспот. Тиран. Чтоб ему в чай соли насыпали.

С каждой секундой я всё больше и больше злилась. Но тут же сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Не стоит из-за этого козла так переживать и нервы себе портить. Не нужно нарываться на всё ещё больший скандал.

– Хорошо. Я могу идти? Меня ждут пациенты, а перед этим хотелось бы до начала своей смены всё же выпить кофе.

– Да. Ты можешь идти. И не забывай про Свободина.

Я кивнула и, обогнув мужчину, направилась к автомату. Только когда заполнила свой желудок горячим напитком, хоть и непривлекательным по вкусу, а с горчинкой, стала чувствовать себя лучше.

А потом часы полетели. Я обошла всех своих пациентов. Узнала их самочувствие, заполнила все необходимые документы. И заглянула к нашему Максиму Давидовичу, который вчера просил меня к нему зайти, как только приду на работу. Но утром не успела, поэтому забежала перед обедом, когда часть работы успела закончить.

Мужчина интересовался моим здоровьем и самочувствием – видите ли, ему не нравится моя бледность и усталый вид. Спросил, почему вообще беру столько дежурств, тогда как должна отдыхать.

Я лишь отмахнулась, ссылаясь на то, что дома делать нечего, поэтому вот решила взять несколько дежурств, чтобы скоротать, так сказать, время.

Меня смерили тяжелым, грозным взглядом и пробасили своим грудным, мощным голосом:

– Соня, ты понимаешь, что это может стоить тебе многого? – понимаю. Прекрасно понимаю, Максим Давидович, но, увы, это не моя прихоть. А жаловаться на зава, у которого связи наверху, просто глупо. – И не только чей-то жизни, но и прежде всего твоей. Одна ошибка – и смерть. А там и конец твоей карьере, хоть ты и простая медсестра. Но в нашей клинике ты лучшая. Да с тобой работать, стоять за одним столом в операционной одно удовольствие. Ты понимаешь с полуслова. Полувзгляда. Поверь, таких, как ты, единицы. Не нужно зарывать свой талант.

– Спасибо большое. Я понимаю, Максим Давидович. Мне очень приятно слышать от вас такую похвалу, – я смутилась, потому как не привыкла слышать в свой адрес такие комплименты. Хоть и все в клинике знают, что я лучшая квалифицированная медсестра. – И я всё прекрасно понимаю, и постараюсь так сильно себя не нагружать.

– Вот и умница. Мне будет горько, если мы потеряем такого квалифицированного специалиста.

А я совсем залилась краской. Всё лицо горело от таких комплиментов и похвалы.

– Спасибо большое, Максим Давидович.

Только я проговорила эти слова, как дверь в кабинет Шведова распахнулась, и в помещение влетела миниатюрная Лиля с ресепшена. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся и с румянцем на щеках.

– Что случилось, Лиля? – смерил недовольным взглядом её наш травматолог: не понравилось, что она прервала наш разговор и даже не постучала.

– Там это… Там…

– Что, Дубровская?! – прикрикнул на девушку мужчина, чтобы она не заикалась, а нормально объяснила, что случилось.

– Там мужчина пришёл с цветами, – проговорила Лиля, сделав глубокий успокаивающий вдох. А потом перевела взгляд на меня и выпалила: – К тебе, Сонь.

Глава 16

Соня

– Что? – удивлённая и даже шокированная её словами, я установилась на девушку, которая во все глаза смотрела на меня и глупо улыбалась, открывая белоснежную полоску зубов. – Может, ты ошиблась, Лиль? Мне никак не могли прислать цветы. Или же курьер ошибся. Не по тому адресу приехал. Просто не может этого быть, – покачала головой в разные стороны, подтверждая свои слова.

Нет, я, конечно, люблю цветы, и даже очень. И была бы бесконечно счастлива, если бы мне прислали цветы, но почему-то я очень в этом сомневалась.

Потому что, во-первых, мне, кроме родителей, некому их дарить. Да и повода, собственно, тоже нет. Так что сразу же отпадает такой вариант. А во-вторых, я хоть и свободная девушка, но кавалеров у меня нет. Ну, кроме, конечно, Шестинского.

Но он поскупится на цветы. Для него это слишком бессмысленная трата денег. Поэтому и эта вероятность тоже отпадает. А больше и некому.

Вот я и решила, что навряд ли они адресованы мне, потому как в моём окружении никто не мог мне их подарить. Ну вот никак. Поэтому я уверена, что они что-то напутали. Или же сама Дубровская что-то не то поняла.

И тут скорее всего второе.

– Да нет же, Сонь. Тебе! Я даже переспросила, и мне чётко показали бумагу, где был написан наш адрес и твоё имя. Поэтому никакой ошибки не может быть, – быстро закивала головой Лиля, улыбаясь ещё сильнее и радостней, будто это ей их прислали, а не мне, во все тридцать два зуба. – А какой букет, – мечтательно протянула Дубровская. – Очень красивый, – кивнула. – Пошли, – она сделала шаг по направлению ко мне, схватила за запястье и потянула к выходу.

Я в шоке. В какой-то прострации и ничего толком не могу понять. Оглядываюсь на Шведова, который довольно лыбится и подталкивает меня к выходу из своего кабинета. Мол: “Иди, Ярославская, иди. Что застыла как мумия?”

Да как тут идти, когда ты не понимаешь, что вообще происходит?

– Хорошо, хорошо. Я иду, Лиль. Только, пожалуйста, не тяни меня, – всё же сдалась я.

Нужно всё же узнать, кому этот приятный сюрприз предназначен. Но мне действительно было интересно, что за букет и кому его принесли. Даже если это окажется ошибкой – откровенно говоря, я всё-таки склоняюсь к этой теории – то всё равно интересно.

Ну, блин, ну не верю я, что мне могли принести цветы. Если, конечно, это всё же не родители. Но они обычно на праздники их дарят. А сегодня вроде нет никаких праздничных дат. Да и день рождения у меня только через три недели. Поэтому никаких поводов для цветов нет.

Но Дубровская меня уже тянула к ресепшену и что-то воодушевлённо рассказывала, тогда как я была погружена в свои мысли и не обращала внимание, что она там бормотала себе под нос.

Уже подходя к ресепшену, увидела рядом со стойкой молодого человека, который разговаривал с Олей – нашей второй девочкой, что была коллегой в этом плане Лили. Они весело смеялись.

– Здравствуйте, – поздоровалась с курьером, как только мы подошли. – Мне сказали, что для меня букет есть.

Оторвавшись от понравившейся ему девушки, парень, на вид которому было лет двадцать четыре-двадцать шесть, повернул голову на звук моего голоса.

– Добрый день, – приветливо улыбнулся, и на его щеках проступили небольшие ямочки, отчего он выглядел очень мило. – Да. Вы же Соня Ярославская?

– Да. Верно, – кивнула. – Я Соня Ярославская.

– Хорошо.

Курьер повернулся назад, и моему взору тут же открылась картина: на стойке лежал небольшой букетик нежных синих ирисов, перевязанный ярко-фиолетовой лентой, что придавало контраста бутонам с жёлтой серединкой.

От той красоты, что предстала перед моими глазами, я ахнула и тут же поднесла пальцы к губам в неверии и шоке. Цветов было немного, но букет выглядел довольно пышным и красивым, и внутри меня вспыхнули искорки радости и какого-то детского счастья.

Рядом стояла Лилька и шептала, что как же мне повезло и какой же всё-таки красивый сюрприз. Даже пару раз горько вздохнула, опечаленная тем, что ей такое никогда не дарили.

Собственно, мне тоже. Никто. И никогда.

Парень взял цветы и, повернувшись, передал их мне. Я же с минутной заминкой протянула к ним свои руки, но заметила, как пальцы на руках мелко дрожат, а сердце сбивается с ритма. И в глазах отчего-то защипало.

– Это вам. И вот, – после того, как я дрожащими руками забрала прекрасный букет, хоть он был небольшой и простой, но это не имело значения, протянул мне планшет с ручкой, на котором была закреплена бумага. – Распишитесь в самом внизу.

Я кивнула и, взяв ручку в правую руку, второй держа небольшой букетик цветов, расписалась в самом внизу, предварительно посмотрев адрес доставки посылки и имя с фамилией. И да, напротив адреса было действительно указано моё имя. Значит, это не ошибка, и цветы по праву принадлежат мне.

Но кто мог их мне прислать?

Может, всё же Шестинский? Да нет. Навряд ли он. Зав бы не раскошелился на такой приятный сюрприз несмотря на то, что вроде бы собирался за мной ухаживать. Ну, по крайней мере, с его слов. Но кроме как завалить меня дежурствами, при этом сговорившись с Николаевой – нашей старшей медсестрой, которая распределяет график выхода на работу, – он ничего не может хорошего мне сделать.

Поэтому точно не Герман Витальевич. Кто угодно, но точно не он.

Оторвавшись от созерцания цветов, от прекрасной синевы, от которых никак не могла оторвать взгляд, я посмотрела на курьера.

– А от кого букет?

Всё же, может быть, есть какая-то записка, или же на словах что передали? Меня это очень интересовало, потому как записки, которую обычно вставляют в цветы, я не нашла. А хотелось бы узнать, кто мой таинственный поклонник, который прислал мне небольшой, но такой красивый букет синих ирисов, получить который в это время года – просто чудо.

Поднесла их к лицу и вдохнула их умопомрачительный запах, прикрыв глаза. Интересно, где они взяли ирисы в зимнюю пору? Хотя сейчас какие только не выращивают цветы, чтобы только продать. Даже те, которые в принципе не растут в холодное время года. Скорее всего, где-то в теплицах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Почему-то подумала о Свободине – стоило только посмотреть на цвет букета. Такого же цвета его глаза.

– Ах да, простите, – воскликнул тут же парень и полез рукой в сумку, что висела у него на плече, и через мгновение вынул оттуда небольшой прямоугольный конвертик. – Вот это просили передать вместе с букетом, – и он протянул мне конверт, в котором, скорей всего, лежала записка.

Я взяла её и, открыв, вынула бумажный прямоугольник. Повертела его, рассматривая с двух сторон, но ничего, никаких записей не нашла. Только потом поняла, что он был сложен вдвое. Развернув его, увидела написанное в середине всего одно слово: “Спасибо”.

И это всё?

Вновь повертела записку, но больше никаких слов на ней не было.

– Молодой человек, это всё? Больше ничего? – я посмотрела на курьера с надеждой, будто он мог знать и сказать мне, кто тот поклонник, от кого пришли эти прекрасные цветы.

Ничего не понимала, что вообще происходит, и кто это, чёрт побери, кто шлёт цветы вместе с запиской с всего одним словом? И при этом даже не подписался. Вот сиди и гадай, кто же это может быть, кто благодарит тебя непонятно за что и дарит при этом такой милый букет ирисов.

– Нет. Больше ничего мне не говорили передать, – покачал головой и пожал плечами, как-то грустно улыбнувшись.

– Сонь, – меня потянули за рукав формы, и я тут же обратила внимание на Лилю, которая, видно, что-то хотела мне сказать.

– Да, что случилось?

Та указала головой вперёд, и я проследила за её взглядом. И тут же наткнулась взглядом на двух мужчин, которые пристально и очень внимательно следили за мной.

В нескольких метрах от нас стоял Герман Витальевич. А позади него Егор Свободин.