Текст книги "Дело о полянах Калевалы"
Автор книги: Анастасия Федорова
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Глава 4
Было чуть за полночь. Погода резко изменилась – небо провалилось в серое ватное марево, моросил мелкий, назойливый дождик, в низинах клубился сырой туман. Красивые виды быстро потеряли свою привлекательность и производили мрачное, угрюмое впечатление. С возвышенности, откуда спускалась машина Ярослава и Марины, открывался вид на Мокрояров. Окруженный плотной стеной леса, он лежал на покатой прогалине, заваливавшейся в сторону извилистой речки – вот видны несколько прямоугольников, образованных низкими, пяти-четырехэтажными домами, маленькое красное здание администрации, пригород из деревенских домов с огородами и палисадниками, пастуший выгон и чуть в стороне, обнесенная уродливым бетонным забором, виднелась звероферма. На расстоянии, откуда просматривалась вся долина, небольшой городок казался чем-то чужеродным, посторонним на фоне подавляющего величия природы, будто поселок был перенесен в эти места какой-то великаньей рукой. На какой-то момент Краснову вспомнилась легенда о деревнях, поглощенных лесами, погруженных на дно прозрачных озер. Именно здесь представлялось возможным, на мгновенье закрыв глаза, стереть творения человеческих рук из созданного более могущественными силами пейзажа.
В самом подавленном настроении Ярослав и Марина добрались до гостиницы и заселились в два маленьких номера, чистых, но давно не видавших ремонта. Краснов, частенько бывавший в походных условиях, был не очень удивлен, но вот Лещинская, привыкшая к уютным гостиничным номерам за границей и жившая в обстановке максимального комфорта, была шокирована словно вышедшей из прошлого века деревянной нескладной кроватью с лакированным изголовьем, эмалированной, подтекающей раковиной, вытертым цветастым половиком на полу. В душе, шипя под струями воды, которая текла как придется, становясь то невыносимо-холодной, то обжигающей, она с неприязнью думала, сколько придется потратить времени, прежде, чем она вернется в свою любовно обставленную квартирку.
Утро было пасмурным и ничуть не поднимало настроения. Дождь уже перестал, но воздух был промозглым, временами налетавший ветер неприятно пробирался под одежду. Ярослав и Марина облегченно вздохнули, войдя в полицейский участок, где было тепло и сухо, даже немного душно и пахло клеем и пылью. Майор Роман Алексеевич Виноградов, о встрече с которым они условились еще вчера, встретил их в своем небольшом кабинете. Все в нем отдавало казенщиной и скукой – на подоконнике торчал чахлый фикус, на полках стеллажей и корешках папок скопилась пыль, в приоткрытом ящике стола виднелся какой-то сельскохозяйственный журнал, а в оконном отражении отсвечивал монитор с открытой карточной игрой. Виноградов, плотный, коренастый, с круглым мясистым лицом, меньше всего напоминал служителя правопорядка. Усадив вошедших на пару видавших виды стульев, он расположился за своим столом, весь подавшись вперед, на сложенные перед собой руки и с любознательной улыбкой обвел мужчину и женщину светлыми серыми глазами.
– Значит, это вы будете экстрасенсы? – сразу начал он.
– Мы предпочитаем называться сотрудниками специального отдела СК РФ, – уклончиво ответил Ярослав, глядя на свои руки. – Экстрасенсы – слишком громкое слово, к тому же, носящее, как нам кажется, довольно негативный оттенок.
– Определенно мешающий нормальной оперативной работе, – подхватила в том же тоне Марина. – В любом деле важен серьезный подход, чего не так-то просто добиться, когда на тебя показывают пальцем.
– Ну, в любом случае внимание вам будет обеспечено, – равнодушно бросил Виноградов. – К нам нечасто заскакивают гости из столицы.
– Мы бы хотели пока узнать больше о деле, – переменила тему Марина, которой явно не хотелось развлекать скучающего майора россказнями о фокусах самозваных магов и волшебников.
– Ну что тут особенно расскажешь, – пожал плечами Виноградов. Ему, как и недавно Горячеву, дело виделось простым, как скатерть, а его раскрытие представлялось моментальным при помощи столичного чародейства. – Жила здесь эта Оленева, училась, потом работала в институте. Все ее здесь знали, приятная девчонка была, веселая, общительная, всегда с друзьями или учениками.
– Вы говорите, ее многие знали, – уцепился за фразу Краснов. – Но нам в нашем отчете никакой характеристики на нее не дали. Вы могли бы назвать, с кем можно было бы о ней поговорить? С кем-нибудь из ее друзей?
– Ну, это вы поздновато приехали, – Роман Алексеевич покатал пальцем по столу карандаш, лениво глянул в окно. – Сейчас почти все разъехались по домам. У студентов, знаете, сессия почти закончилась. Остались только те, кому еще экзамены назначены или пересдачи там… Вообще, вам надо с профессором Устиновым поговорить, ее научным руководителем.
– А ее друзья? – не выдержав отвлеченного разглагольствования Виноградова, перебила Марина. – Те, кто с ней учился?
– Так те давно уехали, – невозмутимо уставился на нее майор, будто разъяснял, что на дворе лето, а не зима. – Обучаться закончили и уехали. На ферме из них никто работать не остался, и в аспирантуру никто не подавал.
– Понятно, – коротко выдохнул Краснов. Внутреннее чутье говорило, что Виноградов ему ничем не поможет. – Тогда другой вопрос. Пропавшая Оленева снимала комнату в общежитии. Нам сказали, мы можем осмотреть вещи, которые ей принадлежат, – он нарочно демонстративно сделал акцент на настоящем времени. Виноградов и бровью не повел.
– Ну это вам в любом случае надо в институт идти, – ему не терпелось переложить ответственность на чужие плечи. – Я вам человека дам, он проводит.
Он прошел к дверям и, наполовину высунувшись в коридор, кого-то попросил:
– Пригласите ко мне Котю, пожалуйста.
Краснов и Лещинская переглянулись – повсеместная мокрояровская вальяжность начинала раздражать. Виноградов явно старался выглядеть осведомленным меньше, чем должен был быть. Ситуация нисколько не прояснялась. Мало того, Краснов видел, что от них ждут какого-то чудодейственного финта. Разумеется, талант Лещинской в поиске вещественных следов был сильным козырем, но он прекрасно знал, каких трудов и душевных затрат стоят подобные действия его подчиненным. Пользоваться иным знанием – не то же, что прочитать книгу. Он и сам, порой выкладываясь в работе, знал, какая душевная опустошенность накатывает после неразумного или частого применения своих способностей. Поэтому умения Марины он приберегал только для того момента, когда это будет крайне необходимым. А пока стоило полагаться на логику и свое чутье.
Котя? Что за «котя» в отделении полиции? С раздражением скрипнув зубами, он глянул в коридор, откуда вышла девушка в форме. Ей было не больше двадцати пяти лет, довольно высокого роста, хорошо сложенная, с приятным овальным лицом и копной светлых волос, заплетенных в толстую косу.
– Сержант Киссанен Каарина Йоханновна, – представил ее широким жестом Виноградов, а Краснов, не удержавшись, хмыкнул и тут же постарался принять серьезный вид. Щеки молоденькой сержанта начали наливаться сердитым румянцем.
– Сержант вам тут все покажет и проводит, куда захотите, – разъяснил Виноградов и решительно направился к столу, ясно дав понять, что разговор окончен. Краснов и Лещинская попрощались и вышли вслед за светловолосой девушкой.
* * *
Оказавшись на улице, Краснов поинтересовался у сержанта:
– Роман Алексеевич нам сказал, что пропавшую многие знали?
– Возможно, – пожала та плечами. – Городок у нас небольшой, все всех знают. Тем более, учащиеся.
– А вы с ней случайно не были знакомы? – спросила Марина.
– Я – нет, – ответила та. Я училась в другом городе, и сюда приезжала ненадолго. Поэтому ничего такого сказать вам не могу. Знаю только по документам, что она была такая… обычная…
Они шли по широкой улице, обсаженной с двух сторон лиственницей. Недавно покрашенные белой и бежевой красками пятиэтажки с разбитыми под окнами цветниками радовали глаз. Небо начало постепенно проясняться, в просвете между облаками радостно заиграло солнце. Краснов, невольно скользнув взглядом по ладной фигурке шедшей впереди Киссанен, заметил, что на кончике ее косы совершенно неформальным образом болтается нарядная треугольная фенька с бисеринками.
– Простите, – не сдержался он, – а вы сами сплели это украшение? У вас на косе.
Сержант обернулась и удивленно взглянула на него:
– Нет, что вы… Я не такая уж мастерица. Это одна женщина в деревне плетет. Тут многие девчонки так носят. А почему вы спрашиваете?
– Давно не видел ничего подобного, – доверительно ответил ей Ярослав. – Ведь это косник, один из ключевых элементов костюма русской девушки. Я таких даже в глухих деревнях далеко на севере не встречал, а здесь все-таки…
– К цивилизации ближе, – пошутила с теплой улыбкой девушка. – Так, мы пришли.
Они стояли возле низенькой деревянной ограды, за которой плескалось море всевозможных цветов, а в глубине, за пышными купами только начинающей зацветать сирени виднелось двухэтажное белое здание.
– Наш институт, – пояснила Каарина и махнула рукой дальше, где виднелся бетонный забор. – А там звероферма. У многих там бывает практика, поэтому так близко. А вот и Гну, – выпалила она, увидев, что по дорожке от института идут трое людей.
– Простите, кто? – удивилась Марина. Девушка покраснела и поправилась:
– Устинов Григорий Николаевич, преподаватель зоологии. Мы его между собой зовем Гну… Он очень интересный человек. Хоть и немолодой, – Краснов почувствовал себя уязвленным, поскольку шедший в центре преподаватель был едва ли старше его самого, – но он многое делает для нашей молодежи, организует мероприятия разные, конкурсы. Его даже первокурсники за своего держат, – улыбнулась она. – Я вас здесь подожду, вы с ним поговорите. Он был научным руководителем пропавшей и хорошо ее знал.
Краснов и Лещинская двинулись навстречу группе. Устинов уже заканчивал разговор с мужчиной и женщиной, которые шли рядом с ним. На первый взгляд, они ничем не выделялись, но наметанный взгляд провидца сразу отметил вышитую повязку на голове женщины и ее определенно сшитое вручную и расшитое стилизованными традиционными узорами платье. Оно ей весьма шло, и Ярослав мысленно отметил тот факт, что какие-то элементы народной культуры, не вытесненной техническим прогрессом, еще живы в этом уголке мира. У мужчины же была хорошая пышная борода, будто у священника, и это тоже было необычно после гладко выбритых сизоватых щек столичного люда. Профессор же, казавшийся моложе из-за своего тонкокостного телосложения, отнюдь не исключавшего физической крепости, был мужчиной среднего роста, русоволосым и светлоглазым. Лицо у него было приветливое, а сидевшие на носу очки придавали ему интеллигентный вид. Увидев форму оставшейся у оградки Каарины и идущим ему навстречу следователей, Устинов что-то сказал сопровождающим и кивнул в сторону Краснова и Марины. Пара, казавшаяся взволнованной и настороженной, тревожно оглядела приближающихся, попрощалась с профессором и торопливо удалилась по дорожке.
– Добрый день, сотрудник Следственного комитета Ярослав Краснов, – представился Краснов. – А это Марина Лещинская, моя коллега.
– Устинов Григорий Николаевич, – в свою очередь назвался преподаватель, чуть наклонив голову в знак уважения. Речь у него была плавная, певучая, с едва заметным «оканьем», добавлявшим какого-то шарма.
– Мы хотели бы поговорить с вами насчет Анны Оленевой, пропавшей два года назад. Вы были ее научным руководителем? – уточнил Краснов.
– Да-да, – будто спохватился Устинов, кивая. – Я хорошо ее помню. У нее курсе на втором умерла мать, и мы тогда очень сблизились. Не подумайте ничего дурного, я к ней относился как к дочери. У меня ведь тоже нет семьи, детей, да и она всегда тянулась к людям старше нее. Друзья, конечно, у нее были, много знакомых, все ее любили, но она, как бы это сказать… Она искала серьезных, сформировавшихся личностей, а таковых в этой возрастной категории еще встречается мало. Поэтому, пожалуй, я могу твердо сказать, что она чаще доверяла и открывалась нам, преподавателям.
– А были ли у нее конфликты, недоброжелатели? – спросила Марина. – Ведь бывает, что старшие, опытные коллеги могут невзлюбить или учащиеся, которым не давался ее предмет…
– Нет, что вы, – печально отозвался Устинов, поправляя очки. – Мы все здесь к ней хорошо относились. Да и со студентами она умела найти общий язык. Должников у нее не было, как мне кажется. На «трудных» она не жаловалась. Тем страннее, что всё вот так, – он осекся и зябко повел плечами. Говорить ему было тяжело, чувствовал Краснов, он был действительно крепко привязан к пропавшей девушке.
– А были ли похожие случаи здесь? – спросил Ярослав.
– Я лично не помню, – задумчиво ответил Устинов. – Конечно, бывают моменты… Здесь всюду леса, есть и дикие звери. Лисы часто встречаются, зимой и волки на окраине бывают, собаки одичавшие. Знаю, что нападают иногда, но чтоб насмерть – не было ни разу.
– Нам сказали, что все бывшие сокурсники Анны уехали? – снова уточнил Краснов.
– Да, когда она пропала, как-то весь кружок ее обычных знакомых распался, а затем они все разъехались.
– А вообще как все произошло? – вклинилась Марина. – Мы уже столько раз пытались понять картину, но…
– Такое ощущение, что никто не заинтересован в том, чтобы это дело раскрыть, – поддержал ее Ярослав. – Будто девушка уже мертва.
– Вы считаете, это не так? – удрученно спросил преподаватель, стараясь подавить болезненные воспоминания.
– У нас есть основания считать, что девушка жива, – лаконично заключил Краснов. Лицо Устинова словно осветилось изнутри, и губы дрогнули в улыбке:
– Жива? Да разве так может быть?
– Всякое может быть, – воздержался углубляться в детали Краснов. – Мы и приехали сюда, чтобы ее найти.
– Господи, ну если есть хотя бы шанс, – залепетал Устинов, и вокруг глаз у него собрались морщинки, сразу сделавшие его значительно старше. – Вы спрашивайте, вам кто угодно будет рад помочь.
– Так как она пропала? – повторила вопрос Марина. – Что происходило в ближайшие дни перед ее исчезновением?
– Вы знаете, – Устинов коснулся пальцами подбородка, – когда в прошлый раз велось следствие, меня часто спрашивали, не могла ли Анечка совершить самоубийство. Я вам могу ответить, что она была необыкновенно целеустремленной и сильной натурой, хорошо знала свои внутренние ресурсы и толкнуть ее на подобное действие могло только очень жестокое и травмирующее событие. Так вот, в тот период ее жизни с ней ничего подобного не происходило. Как я уже сказал, она прекрасно прижилась в нашем коллективе, даже предполагали, что после защиты кандидатской Аня останется работать с нами. С учащимися конфликтов у нее не было, она всегда была в хорошем настроении. Мы с ней в тот последний день виделись, она забежала на минутку ко мне в аудиторию и вернула книгу, которую я ей одолжил. Она была в отличном расположении духа. А наутро она не пришла на свой предмет, ее хватились. Вахтерша из общежития сообщила, что она не вернулась вечером.
– Ну а парень у нее был? – наконец-то Краснов решился задать этот вопрос.
– И да, и нет, – покачал головой Устинов. – Я говорил, что в своем окружении она хотела видеть лишь серьезных людей. У нее долгое время была связь с одним парнем, но примерно за полгода до ее исчезновения они решили расстаться. Все это было без ссор, тихо-спокойно, они остались приятелями и все. Его, кстати, допросили тогда, – заметил Устинов по ходу воспоминаний.
«Почему половины этого нет в документах? – сердился про себя Краснов. – Это могло бы значительно всё упростить. Не разыскивать же теперь всех, кто два года назад здесь находился. Нужно вернуться к Виноградову и потребовать поднять архив».
– Где сейчас этот молодой человек? – словно прочитав его мысли, спросила Марина.
– Вернулся к себе домой, – пожал плечами Устинов. – Я больше о нем ничего не слышал.
– Что ж, – вздохнул Ярослав, задумчиво разглядывая песок на дорожке, – пожалуй, больше вопросов у нас пока нет. Можно будет к вам обратиться, если понадобится ваша помощь?
– Разумеется, – заверил, кивая, преподаватель. – Вот, возьмите, – он вытащил из нагрудного кармана пиджака блокнот и написал на нем цифры. – Пусть у вас останется мой номер телефона.
– Спасибо, – поблагодарила Лещинская, убирая его в карман. – Мы бы еще хотели осмотреть ее вещи и комнату. Вчера по телефону нам сообщили, что мы можем это сделать.
– Вещи? – растерялся на мгновенье Устинов. – В ее комнате сейчас уже живут другие люди, но Людмила Ивановна вас проводит. Вещи, я думаю, она вам покажет. Те, что не взяли друзья Анечки, убрали на склад, где старые учебники хранятся и прочее… Общежитие вон там, но, я смотрю, вас Котя сопровождает.
– И почему вы все ее зовете Котей? – понизив голос, не сдержалась Лещинская.
– Потому что, – ответил за профессора Краснов, – полагаю, родители у сержанта Киссанен финны. А «кисса» по-фински «кошка».
– Приросло как-то, – с улыбкой развел руками Устинов. – Мы между собой зовем ее Катенькой, конечно.
* * *
Попрощавшись с профессором, они отправились вслед за Котей к общежитию – невзрачному четырехэтажному зданию.
– А вы хорошо знаете здешние леса? – спросил Краснов наобум.
– Приходится, – отозвалась девушка. – С этой зверофермой одна головная боль. Территория уходит глубоко в лес, и там ее трудно контролировать. Вот и выходит, что кто шкурки ворует, кто – зверей, а кто силки ставит.
– А местные жители часто туда забредают? – снова закинул удочку Ярослав.
– Ну, бывают такие, кому дома не сидится, – кивнула она. – Но если охотники и рыбаки хотя бы знают, как себя вести в лесу и с местами хорошо знакомы, то всякие грибники по осени – те еще ходоки. Раз пришел дед, говорит – бабка пропала. Бабке уж за сотню перевалило, небось, ушла километров за десять, а сил топать обратно нет! Три дня на ягодах сидела, насилу нашли.
– А Устинов уверял, место спокойное, – хмыкнула Марина.
– Ну, не ошибся, – пожала плечами Котя. – Народ здесь тихий. Если сам себе приключений не ищет. А то есть у нас всякие любители исторической реконструкции, – пренебрежительно фыркнула она. – В шутку в лес ходят, цветки папоротников искать или курганы с сокровищами. А недавно снова потянулись к Ведьминой поляне. И все студенты ходят, хоть им Гну постоянно мозги полощет, что опасное это место. Он же за них отвечает – у них постоянно какие-то походы, спортивное ориентирование, никогда не знаешь, что пригодится. Мы хоть вроде в городе живем, да лес-то вот, рядом…
– Что это за Ведьмина поляна? Культовое место? – поинтересовался Краснов.
– Да уж, местная легенда, – заговорила девушка. – Когда лет пять назад вырубили вон там, – она махнула в сторону ближайших холмов рукой, – часть леса под хозяйственные нужды, то оказалось, что в самой чаще на краю оврага стоит почти нетронутый временем дом. А местные старики про этот дом слыхали, что жила там некогда старушка-ведунья или что-то в этом роде. Говорили еще тогда, что люди старались без надобности туда не ходить. Это дикая часть леса, нет троп, все поросло малиной и шиповником. Мост через овраг каменный, но насколько он прочен – никто сказать не может. И все это на краю глубокого оврага. Склоны у него каменистые, а на дне река. Упадешь – шансов выбраться не будет.
– Я знаю, – продолжила Котя. – Я там как-то сидела, ждала одного жулика. Он пришел – и как сквозь землю провалился, ни слуха, ни духа. А утром нашли его, миленького, – так о камни избило, что не узнать. Но шкурки при нем были, и на том спасибо… Вся беда в студентах, они любопытные, ходят туда нервы себе пощекотать, привидений ищут, атмосферы загадочной. Скорее бы просека заросла, там действительно неприспособленные для прогулок места. Да и зверь там бывает часто.
У проходной они расстались. Котя передала экстрасенсов коменданту общежития, энергичной женщине лет пятидесяти, которая сразу же повела их в хозяйственные помещения. По дороге Краснов еще раз решил попытать удачи:
– А вы помните эту девушку? Оленеву Анну.
– Как не помнить? – ответила Людмила Ивановна, кивая головой. – Хорошая была девушка, не то, что некоторые. Всегда у нее было чисто, опрятно, соседи на нее не жаловались. Никаких выходок, сами знаете, себе не позволяла. А уж рукодельница была, – и женщина вздохнула.
– Я смотрю, у вас здесь вообще мастериц хватает, – Ярослав вспомнил об изукрашенном коснике Киссанен.
– Не то чтобы очень много, – снисходительно заметила комендант. – Но среди деревенских попадаются умелицы. Иногда у кого-нибудь видишь такие вещи, что закачаешься.
– А чем увлекалась Оленева? – спросила Марина.
– Вышивала по-всякому, вообще одежду украшала – могла и сшить что-то, – ответила женщина, открывая ключом тяжелую дверь.
Они вошли в небольшое подсобное помещение. Было довольно затхло, пахло бумажной пылью и рассохшимся деревом. Тускловатая лампочка в потолочном светильнике холодным голубым светом осветила несколько бумажных коробок, стоявших друг на друге в углу.
– Ну вот, – Людмила Ивановна обвела рукой эту композицию, – все ее вещи. Смотрите, что вам нужно. У вас это надолго?
– Пожалуй, понадобится время, – ответил Краснов, пропуская вперед Марину. – Моя коллега специализируется на поиске пропавших людей, – пояснил он коменданту. – Она очень внимательно относится к вещам, принадлежавшим им.
– Хорошо, тогда ключ я вам оставлю, – она протянула Ярославу снятый со связки ключ. – Мне нужно еще кое-что сделать. Ключи потом оставьте вахтерше.
И она ушла, оставив экстрасенсов вдвоем.
– Что ж, пожалуй, начнем, – вздохнул Краснов и снял верхнюю коробку. Они принялись разбирать вещи. Некоторые предметы, которые ее интересовали, Марина откладывала на небольшой стол, стоявший тут же. Она аккуратно перебрала часть одежды, недолго держа вещи в руках. Глаза ее были прикрыты, она словно погрузилась в транс, только иногда ее лицо менялось под влиянием каких-то эмоций.
– Ничего, – ответила Марина, отодвигая от себя стопку вещей. – Много счастливых воспоминаний, радостных моментов, но ничего тревожащего. Никакой угрозы.
– Я считаю, что ее похитили, – твердо заявил Краснов. – Я знаю – она здесь, в Мокроярове. Ведь, если она жива и скрывается где-то поблизости, что ей могло бы помешать дать знак тем, кто был с ней близок? Пожалуй, только надежные запоры… Должен быть знак, который связывал бы ее с похитителем.
– Не исключено, что она не знала того, кто ее похитил.
– Не может быть, – засомневался Ярослав. – Не знаю почему, но где-то есть подсказка.
Он принес вторую коробку. Она была плотно набита маленькими коробочками, шкатулками и свертками. Здесь хранилось все рукоделие Анны: нитки, бисер, ленты, неоконченные поделки. Чья-то ношеная, отданная на переделку одежда, выкройки и рисунки, схемы и выписки из журналов.
– Да, действительно, есть, на что взглянуть, – изумилась Лещинская, разворачивая недошитое платье, сплошь украшенное искусной вышивкой.
– Между прочим, есть кое-что, что мне кажется стоящим внимания, – Краснов чуть склонился к коллеге и провел пальцами по рисунку. – Заметь, этот орнамент в виде цветков повторяется неоднократно. И вот этот тоже.
– И что? – остановила его Лещинская. – Он мог ей нравиться или просто хорошо получаться. Что это доказывает?
– Что наша скромная преподавательница животноводства увлекалась большим, чем просто рукоделием, – с нажимом повторил Краснов. – Она неплохо разбирается в символике. Эти рисунки – не просто украшение, а обереги и заговоры на удачу, здоровье, везение. Посмотри, очень много ее собственной одежды расшито повторяющимися знаками. Видишь вот эту птицу? А теперь собаку? И вот это крылатое существо – это семаргл, или симург, вещая птица, символ знания и мудрости. Устинов говорил, она любила учиться и тянулась к тем, кто был ее старше – вот и подтверждение! Что-то мне подсказывает, что мы еще встретим эти знаки.
– Не нужно далеко ходить, – Марина открыла третью коробку. – Вот и знаки…
Третья коробка была набита книгами. Здесь было много учебников по животноводству и смежным специальностям, собственные работы и конспекты Анны, и отдельной группой – книги по истории русской культуры, сборники мифологических преданий и верований, в том числе, и труды по семиотике и письменности народов севера. Краснов с уважением пробежал глазами по заголовкам – они все были ему хорошо знакомы. Лещинская печально улыбнулась:
– Я ее уже хорошо представляю. Для своего окружения и места жительства она вполне неординарная личность. А в общечеловеческих масштабах – все та же история. Внешнее благополучие, дружелюбие и открытость – и внутренняя неудовлетворенность, одиночество и разочарование…
– Опять человеческое лицемерие? – Ярослав присел рядом с Мариной и перелистал одну из книг. – Почему люди не могут просто быть теми, кто они есть?
– Я бы не назвала ее лицемеркой, – ответила Марина, не поднимая головы. – Скорее, она желала больше, чем ей могли дать. Ошибалась в людях… как все мы. А потом наступает момент, когда даже радостная улыбка уже не может скрывать внутренних страданий.
– А что с тобой сделали люди? – неожиданно для себя самого спросил Ярослав. Марина внимательно посмотрела ему в лицо.
– Давай не будем об этом, – попросила она после непродолжительного молчания. – Я слишком долго старалась забыть прошлое.
– Его нельзя забыть, – покачал головой Ярослав. – Его можно только принять и переосмыслить. Хотя сказать – еще не значит, сделать, – он попытался ей улыбнуться, но лицо Лещинской было бледным и серьезным. Вдруг он представил картину со стороны – тесная, заставленная хламом комната, пронзительный резкий свет, голый пол, щербатый стол, коробки – все заставлено кипами книг и разложенных вещей. Посредине он – немолодой и не слишком, пожалуй, обаятельный, с еще не до конца отсеченными провинциальными комплексами и раздражающими привычками разведенного мужчины. Рядом она – красивая и недоумевающая, почему этот стареющий агент Малдер пытается ее так нелепо «клеить».
Марина отодвинула от себя коробку с книгами и взялась за небольшой пакет. «Что ему от меня нужно? – думала она с досадой. – Зачем эти разговоры? Неужели Аля ему что-то сболтнула из того, о чем мы говорили в прошлый раз? И теперь он хочет развести меня на псевдооткровенный разговор, заболтать банальными истинами, что каждому из нас, экстрасенсов, ведунов, целителей, провидцев пришлось в большей или меньшей степени измениться, чтобы сосуществовать со своим даром? Ему легко говорить такие вещи – он мужчина, он сам порвал связи со своим миром. Его не выкинуло из жизни, как беспомощного котенка половодьем. Не было у него ночных истерик, когда, казалось, нож сам бы скользнул по венам, лишь бы не слышать этих голосов, упреков, сожалений и воспоминаний. И тех знаков, что остались на теле, на вещах вокруг, на твоей репутации, твоем образе жизни. Нет, ему не понять. Для него, как и для большинства я – скатившаяся с катушек полоумная истеричка. И зачем бередить это? Есть только одна истина – забыться в работе».
Она раскрыла пакет и взяла в руки стопку печатных листков. Вдруг правой ладонью она ощутила легкое покалывание, а, прислушавшись внутренним чувством – и неясное волнение. Она притянула бумаги к себе и, сосредоточившись и закрыв глаза, стала брать по одной в руки и откладывать в сторону. Волнение, исходившее от бумаг, продолжало усиливаться. Что могло так впечатлить Оленеву? Марина вся горела, трепетала от предвкушения чего-то долгожданного. Собрав все свои силы, она словно нырнула глубоко в воду. Все звуки вокруг стали глуше, ощущения собственного тела, мысли, разум – все осталось наверху, она погружалась все глубже в зеленоватый мерцающий искрами полумрак. Где-то в нем были ответы на все вопросы. Когда-то она уже плыла здесь, опускаясь все глубже, усталая от мучительной боли и радостная в преддверии ожидаемого чуда. Чуда не случилось, и ее ребенок…
Марина открыла глаза. Возвращение было таким головокружительным и сильным, будто на нее вылили ведро холодной воды и одновременно ударили под дых. Она наклонилась вперед и часто задышала, жадно глотая воздух.
– Марина, что с тобой? – это Ярослав дотронулся до нее и зачем-то принялся гладить ее плечи. Прикосновение не было неприятным. Она невольно вспомнила, с каким трепетом ждала прикосновений Пети – и как давно она была лишена даже физического тепла. От внезапно вспыхнувших ассоциаций сдавило горло. Марина с усилием взяла себя в руки.
– Все хорошо, Ярослав Олегович, – по привычке, забыв, что они условились быть на «ты», ответила она. – Эта бумажка была для нее очень важна.
Они вместе вытащили страницы из файла. Это был доклад одной из старшекурсниц, посвященный весьма скучным рассуждениям о кормовых смесях. Но вдруг Краснов напрягся и ткнул пальцем в следующие строчки:
«Отдельно стоит упомянуть о т. н. „ведьминых кольцах“, образованных иногда разросшейся грибницей, а иногда кругами из различных цветов, которые называются в таком случае „кольцами фей“. По свидетельству старожилов, некогда в месте, называемом Ведьминой поляной находилось крупное скопление „колец фей“, прозываемое также Прасковьиным ожерельем, что и отражено в старинной записи на памятном столбе. Говорят, подкармливаемая грибницей зелень более полезна и приятна для скота, впрочем, из ущербного центра круга траву брать не рекомендуется».
– Снова эта поляна? – подняла глаза Лещинская. – Похоже, без визита туда не обойдется.
– Пожалуй, что так, – хмыкнул Краснов. – Не исключено, что наша любительница старины наведалась туда. Впрочем, я на ее месте так бы и поступил.
И он прикусил язык, заметив недовольную гримасу Лещинской. «Снова болтаю», – одернул он себя.
– Давайте вернемся и попросим сержанта Киссанен проводить нас, – предложила, поднимаясь с пола, Лещинская. – Не представляю, что мы там можем найти, но лучше осмотреть это место.