Текст книги "Ядовитая связь (ЛП)"

Автор книги: Ана К. Блэклейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Это НЕ невинная романтика. Помните, что это исключительно художественное произведение, созданное для вашего удовольствия. Автор НЕ одобряет все ситуации и действия, происходящие между персонажами. Это взрослый темный роман, который не подходит для лиц младше 18 лет.

Playlist

“Die for You” The Weeknd

“Under The Influence” Chris Brown

“Middle Of The Night” Elley Duhe

“Things We Lost In the Fire” Gesaffelstein & The Weeknd

“Liebe oder Krieg” (Translated: “Love Or War”) Sanna/Eddin

ГЛАВА I – Темные секреты

Адди

Сегодня или никогда.

Я собираюсь дать этому ублюдку Снейку его «Королеву ночи» и окончательно оставить жизнь танцовщицы в клетке позади. Проблема в том, что теперь, как невеста Джакса Вона, я постоянно под надзором охраны, и избавиться от них – настоящий геморрой. Именно поэтому я решила сделать это сегодня, хотя Снейк дал мне три недели. Я уже настолько ограничена, что скоро мне понадобится операция уровня «миссия невыполнима», а с каждым днем шансов провернуть это все меньше. Так что сегодня вечером мы с Мией должны все провернуть.

Я стою у окна нашей квартиры на Верхнем Вест-Сайде, грызу ногти и жду, когда Миа выйдет из черной тачки через дорогу. Джакс согласился пока давать мне ночи для «передышки», но только до свадьбы. И, естественно, под присмотром охраны – теперь, когда новости о наших отношениях разлетелись по СМИ и элитам Манхэттена, по-другому никак. Я больше не просто девчонка, с которой он трахается, а та самая Избранная.

Сигнала все нет. Похоже, у Мии проблемы с тем, чтобы отвлечь Никко от квартиры. Я нервно стучу ногой по полу, в голове прокручиваются десятки сценариев, как все может пойти наперекосяк. Грызу ногти так яростно, что чувствую вкус крови. Черт возьми!

Я закидываю рюкзак на плечо, уже готовая постучаться к миссис Гилмор и попросить у нее парик, который она всегда надевает, когда собирает своих подружек на книжный клуб, как вдруг вижу, что Миа выходит из машины, с силой захлопнув дверь. Она обходит ее, и в буквальном смысле бросается под колеса приближающейся тачки.

Я ору во весь голос, бью ладонями по стеклу, но водитель в последний момент жмет на тормоза, и бампер останавливается в каких-то сантиметрах от коленей моей лучшей подруги. Она на секунду ловит мой взгляд через окно, а потом швыряет себя на землю.

Кровь отхлынула от головы, глаза вытаращены, лицо практически прилипло к стеклу, но я понимаю, что она делает. Никко и вся наша охрана выпрыгивают из машины и мчатся к ней на помощь. Водитель – какой-то перепуганный ботаник с взъерошенными кудрями и толстыми очками – выбирается из своей тачки с таким выражением ужаса, будто сейчас сознание потеряет.

Мне почти жаль его, ведь эта ситуация будет преследовать его еще долго, но у меня нет времени на жалость. Или на желание убить Мию за то, что она чуть не угробила себя. Если она пошла на такой трюк, значит, все было совсем плохо. У нее просто не осталось другого выхода.

А это значит, что я должна использовать каждую секунду на максимум. Хватаю рюкзак, закидываю его на плечо и прыгаю через две ступеньки сразу. На ходу поправляю черную бейсболку на голове – она мне чертовски велика, но только так удалось запихнуть под нее всю шевелюру. Вокруг «аварии» уже собралась толпа, создавая мне идеальное прикрытие, чтобы шмыгнуть за угол и исчезнуть, не привлекая внимания.

Шагаю быстро, почти бегу, и по пути меня накрывает волна стыда, когда я спускаюсь в продуваемое насквозь метро. Сжимаю зубы, пытаясь собраться и напоминая себе, что это неизбежное зло. Если я этого не сделаю, Снейк разнесет всю мою жизнь к черту. Он расскажет Джаксу. А я, черт возьми, не могу его потерять.

Глупо отрицать, что я по уши влюблена в Джакса Вона. Да, он такой же мудак, как Снейк, только с другим подходом. Между ними двумя я застряла, как между двух острых камней, которые делают мне больно по-разному. Но я все равно рухнула в эту яму по уши. Наверное, я слишком долго крутилась в этом темном, прогнившем дне Нью-Йорка, чтобы меня привлекало что-то другое. Чтобы я вообще хотела ту уютную, спокойную любовь, которая сделала бы мою душу умиротворенной.

Двери с шипением открываются, когда я наконец добираюсь до нужной станции, и толпа людей вываливается из вагона. Фигура в капюшоне задевает мое плечо, ее лицо на секунду поднимается. Меня накрывает вспышка узнавания, но пока я выхожу и оборачиваюсь, чтобы посмотреть еще раз, она уже исчезает. Сквозь запотевшее окно я еще различаю ее капюшон, но поезд трогается, и фигура растворяется в толпе. Смутное чувство, что я ее знаю, цепляется за меня, но капюшон скрыл большую часть лица, так что вспомнить, кто это, я не могу.

Я продолжаю думать о ней, пока иду по улице к клубу, который был моим секретом последние пять лет. Чем ближе я подхожу к красной неоновой вывеске, выкрученной в название клуба и фигуру женщины, танцующей у шеста, тем сильнее меня пробивает пот. Желудок скручивается в узлы, пока я прохожу мимо длинной очереди мужиков, уже пихающих друг друга локтями, и здоровенных вышибал, и сворачиваю в темный переулок к черному входу. Чем дальше я от главного входа, тем тише становится музыка, едва доносясь, пока я стучу по металлической двери.

Я жду, натянув бейсболку так низко, что она почти закрывает глаза, с рюкзаком на плече и руками, засунутыми в карманы своих мешковатых джинсов. Время будто тянется бесконечно. Наверное, это из-за нервов. Я на таком взводе – кусаю губы, переступаю с ноги на ногу, – что мои чувства явно уже не в порядке.

Ночь шепчет что-то, ветерок поет мне на ухо. Кожа покрывается мурашками, а глаза мечутся по сторонам. Черт, я схожу с ума. Ну не мог же никто за мной до сюда проследить, Миа бы точно позвонила и предупредила. Мы последние дни проверяли, чтобы за нами не было никакого лишнего хвоста, кроме Никко и его команды. Эти всегда сидят в машине с ним, если он не ставит их на какие-то другие посты. Сегодня они тоже все вместе были в тачке, потому что, по их мнению, мы с Мией были дома, уже готовясь ко сну. Ну, по крайней мере, пока он не увидел, как она ломанулась к нему через улицу.

Я до сих пор не знаю, что она ему такого наплела, что его аж перекосило. Она только сказала мне, чтобы я ей доверилась. И я доверилась. Я всегда ей доверяю.

Окошко на двери открывается с резким металлическим звуком, и между прутьями появляются глаза вышибалы. Узнав меня, он захлопывает его, и тяжелые замки начинают щелкать один за другим. Никогда бы не подумала, что почувствую такое облегчение, войдя сюда. Музыка грохочет в ушах, световые вспышки разрезают темноту, заставляя глаза слишком быстро привыкать. Направляюсь в раздевалку.

Ночь только начинается, клиенты пока еще расслабленно потягивают свои первые напитки, вяло шляясь по залу. Через час картина будет совершенно другой.

Девчонки замирают, когда я захожу. Одна застывает с помадой в руках, другая – поправляя маску на лице, а третья – натягивая сетчатые чулки. Они наверняка знают, что я собираюсь сделать сегодня. Уверена, Снейку и в голову не пришло скрывать, что он готовит свою Королеву ночи.

Я сажусь за туалетный столик, снимаю бейсболку и утыкаюсь взглядом в свое отражение в зеркале, обрамленном лампочками. Оно освещает мое лицо драматичным светом, а передо мной раскиданы несколько коробочек с косметикой. Не то чтобы я пользовалась чем-то, кроме помады и блесток. Все, что мне нужно, лежит в ящике стола. Я тянусь к нему, открываю и достаю маску, усыпанную кристаллами Swarovski.

Тяжесть ложится на грудь, пока я держу ее в ладонях и просто смотрю на нее. Легкая рука ложится мне на плечо.

– Это высокая цена, Адди, но это цена за свободу, – произносит сладкий голос.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ее взглядом в зеркале. В нем отражается бесконечная мудрость.

Миссис Лавгуд больше не танцовщица. Когда-то она была прима-балериной, звездой манхэттенского неба, пока не сломала лодыжку на сцене. Это конец для любого танцора. В отчаянии она оказалась в лапах Снейка – и уже не смогла выбраться. Спустя годы он перестал нуждаться в ее выступлениях в клетке, теперь она помогает ему управлять этим местом. Лавгуд заставила его зависеть от нее во всех вопросах организации, но это не принесло ей желанной свободы. Наоборот.

Все девчонки знают, что мне придется сделать ради своей свободы. И знают, почему так мало из них вообще отсюда выбирались. Не каждая сможет унизиться настолько, чтобы разорвать свои цепи. Большинство не могли заставить себя стать Королевой ночи, потому что ни одна женщина не пойдет на такое, если ей нечего терять.

Но я должна избавиться от своего прошлого, чтобы идти вперед. Девчонки это понимают. Ни одного осуждающего взгляда я на себе не ловлю.

– Мы все понимаем, зачем ты это делаешь, Адди, – мягко подтверждает миссис Лавгуд. – Ты любишь его, и он отвечает тебе тем же. У тебя есть шанс на счастье, и было бы смертельным грехом упустить его. Никогда не жалей о том, что собираешься сделать сегодня ночью, потому что это жертва, которая того стоит, если такая вообще существует.

Девчонки кивают, шепот прокатывается по раздевалке. Они не знают, ради кого я все это делаю, ведь лицо Джакса остается анонимным, но им и не нужно его видеть, чтобы понять.

У меня дрожит подбородок, и я почти готова разреветься, но это заставляет их обнять меня тесным кругом, укутывая, словно коконом. Они шепчут слова поддержки, пока тепло не заполняет мое сердце. Затем они отходят только для того, чтобы помочь мне натереть кожу маслом, придавая ей нужный оттенок загара для клубных огней, и дают мне переодеться в кожаное бикини, закрепляя ремни на бедрах.

Когда я влезаю в платформы и надеваю сверкающую маску, я полностью превращаюсь в Аду-Роуз.

Мои плечи расправляются, спина выпрямляется, а в движении бедер появляется новая, уверенная раскачка. Маска всегда делает свое дело. Она не превращает меня в кого-то другого, но надежно запирает Адалию Росс вместе с ее страхами и комплексами, выпуская на волю мою дикую сторону. Сегодня ночью та, кого когда-то отвергли в Джульярде, в последний раз станет демонессой ночи.

Аплодисменты взрываются, как только я выхожу под грохот басов и вспышки света, двигаясь, как настоящая соблазнительница. Мужчины свистят, в воздухе уже летают долларовые купюры, хотя я еще даже не вошла в клетку. Все знают, что будет происходить этой ночью. Снейк позаботился о том, чтобы разрекламировать это своим лучшим клиентам.

Я буду танцевать в закрытой клетке до полуночи, когда клуб заполнят ароматные клубы пара, и начнутся торги. К тому времени мужики будут уже в хлам пьяные или обдолбанные, безумно сражаясь за право сделать меня королевой своей ночи – прикасаться ко мне в зависимости от того, сколько они отвалят за свои желания.

Ни один из постоянных извращенцев не упустил шанс появиться здесь сегодня. Вот и фанат шпилек на месте, и тот, кто годами умоляет меня задушить его своими "огромными МИЛФовскими сиськами". Последний уже облизывает губы, его лицо блестит от пота и переполняется возбуждением. Он обдолбан в хлам. Остальные откупоривают бутылки шампанского, ржут во весь голос, пока пенная жидкость переливается через край, их настроение на подъеме.

Я помню, как впервые увидела, как мужики теряют контроль. Тогда я чуть не окочурилась от страха. Но за пять лет в этом месте меня уже мало что может выбить из колеи, даже мускулом не дерну. И все же сегодняшняя ночь будет совсем другой. Это реально может попасть в топ самых тяжелых испытаний в моей жизни – даже труднее, чем подписать тот контракт с Джаксом Воном, который практически сделал меня его личной шлюхой.

Я глубоко вдыхаю. Нет, Ада-Роуз не знает, что такое стыд или сожаление. Она избавилась от этого давно, чтобы ее душа могла выжить здесь. Она превратила стыд и страх в удовольствие, заставляя этих мужиков становиться бормочущими идиотами, которые не способны сдерживать себя. Лишать их контроля – это как держать их на поводке.

Медленно покачиваясь с ноги на ногу, я хватаюсь за прутья клетки и закрываю глаза, позволяя музыке проникнуть в мои вены. Ритм вскоре полностью захватывает меня, тело сливается с ним, превращаясь в сам этот бит. Недолго проходит, прежде чем Ада-Роуз начинает извиваться с плавной грацией, отдавая все, что я когда-то так любила отдавать на сцене.

Каждую ночь, когда я танцую в этой клетке, тот день, когда профессор Хейнирх Рассел из Джульярда отверг меня, перестает существовать. Я становлюсь прима-балериной, вытягиваясь в медленные, ленивые шпагаты.

Через некоторое время я уже устраиваю шоу, ради которого сюда пришли. Парень, который сует язык между прутьями, чтобы меня лизнуть, и тот, кто пихает в клетку горлышко бутылки шампанского, крича, что «оттрахает меня этим», – завсегдатаи. Как и тот, что шлепает себя по лицу и трясет головой, пока его щеки не начинают хлопать, как у бульдога, демонстрируя, что он бы делал, оказавшись лицом у меня между ног.

Но сегодня особенный случай – Королева ночи, где мужики могут участвовать в торгах, чтобы дотронуться до Ады-Роуз. Поэтому клуб забит под завязку, и у этих уродов реально появился шанс пустить свои грязные лапы в ход.

Люди давят друг друга, словно шпроты в банке, готовясь к «главному моменту». Даже многие из тех, кто обычно тусуется у других клеток, подтягиваются к моей. Тревога накатывает волной, выдергивая меня из танцевального транса.

Я бросаюсь глубже в музыку, стараясь подавить это чувство. Если я не подсяду на какой-то внутренний хай, мне просто не протянуть. А так как пить в клетке нельзя, у меня есть только это.

Я теряюсь в танце, стараясь не думать о том, что будет после полуночи. Я готовлюсь к моменту, когда пар с шипением вырвется из решеток по краям клуба, и раздастся гонг, возвещающий начало аукциона. Снейк, без сомнений, будет вести это шоу лично, хотя останется в тени, где сможет наблюдать, не попадаясь на глаза.

За те пять лет, что я здесь, Королева ночи случалась всего дважды, но каждый раз все шло по одному и тому же сценарию. Глубокий мужской голос звучит из окружающих громкоговорителей, превращая все это в какое-то гребаное шоу для удовольствия мерзавцев.

Слава богу за Аду-Роуз, мое альтер-эго. Она намного жестче, чем Адалия, и точно знает, как с этим справиться на инстинктивном уровне. Я полностью доверяю этой стороне себя.

На мгновение я почти чувствую уверенность, пока мои глаза сканируют толпу, пока не замирают на худой фигуре в темном худи. Я застываю в своей клетке, сжимая прутья руками. Мигаю, потом снова мигаю, пока маска не начинает раздражать вспотевшую кожу под ней.

Да, это она. Женщина из метро. Но она ведь уходила в другую сторону от станции, так? Я столкнулась с ней, когда выходила из поезда, а она заходила. Как она оказалась здесь?

Прошел как минимум час с того момента, как я видела ее в метро, у нее было время вернуться. Но зачем? И то ощущение, что за мной следили в переулке...

По клубу разносится тот самый жуткий шипящий звук. За ним быстро следует пар, окутывая фигуру в капюшоне и размывая все остальные лица. Пьяные, обдолбанные и разгоряченные мужики орут и свистят, их крики покрывают мурашками все мое натертое маслом тело.

Ну вот и все. Просто продержаться, а потом я смогу жить долго и счастливо со своим темным принцем. Пусть это будет больное и извращенное «долго и счастливо», но это то, чего я хочу. Даже если мой темный принц влюбился в чистую ангелицу, которой на самом деле не существует. Даже если он хочет не меня, а эту выдуманную версию.

Но то, как он желает меня, как его взгляд прикован только ко мне... Я не хочу, чтобы он когда-либо отворачивался или видел меня иначе. Я готова быть его фальшивым маленьким ангелом вечно, если это заставит его оставаться одержимым мной.

– Дорогие гости, рад приветствовать вас на нашей первой Королеве ночи в этом году, – искаженный голос Снейка раздается из колонок.

Толпа взрывается восторженными криками, и он специально дает им время, чтобы эти звуки отразились от стен, клеток и пронзили мою кожу. Ублюдок никогда бы не вызвал такую реакцию, если бы люди видели его самого. Здоровенный мясистый шкаф с татуировками, заползающими на его лысую башку, и зубами, сверкающими серебром и золотом – вряд ли он когда-либо вдохновлял на что-то, кроме отвращения и презрения. Но сейчас, выставляя меня как красивую куклу на аукцион, он может почувствовать себя звездой. Торговать женщинами, превращая их в игрушки, – это то, что делает таких ублюдков, как он, «мужиками».

Горло сжимается от злости. Когда-нибудь я заставлю его заплатить за все это.

– Торги начинаются с тысячи за маленький кусочек удовольствия, – продолжает искаженный голос.

Часть восторженных криков сменяется недовольным ропотом, но Снейк спешит добавить:

– Ведь это, в конце концов, Ада-Роуз. Ее пышные формы были объектом вожделения последние пять лет. Это шанс, который выпадает раз в жизни.

– Пятьсот за то, чтобы лизнуть ее ботинок! – орет тот самый язычник, что пихал язык между прутьями. Он пьян в жопу, слова из него выплевываются, будто он жонглирует горячей картошкой во рту.

Снейк его просто игнорирует.

– Наша дорогая миссис Лавгуд будет ходить с микрофоном, готовая принять ваши ставки, – продолжает голос из колонок.

Прожектор выхватывает миссис Лавгуд прямо рядом с моей клеткой. Она поднимает голову и смотрит на меня с доброй улыбкой.

В ее стройной фигуре, в длинной шее-лебедке и благородной осанке есть какая-то грация. Она едва выиграла битву с раком, о которой никому не рассказывала, пока не победила. Но волосы она так и не отрастила обратно – как жест солидарности с подругами, которым повезло меньше. Сейчас ее голову украшает шапочка, усыпанная жемчугом.

Я знаю миссис Лавгуд достаточно давно, чтобы понять, что она пытается сказать своим молчаливым взглядом: могло быть и хуже. Я улыбаюсь в ответ, слегка кивая, пока Снейк продолжает говорить, игнорируя предложение в пятьсот баксов. Это выводит пьяного язычника из себя настолько, что вышибалам приходится его уволакивать, но я уже не обращаю на это внимания.

Музыка снова начинает играть, и я собираюсь с духом, двигаясь в такт ее чувственным мотивам.

Ставки перескакивают отметку в тысячу долларов за считанные минуты. Я выталкиваю грудь вперед, медленно присаживаясь и скользя задницей вдоль прута, а затем поднимаюсь, как вдруг один из клиентов орет в микрофон миссис Лавгуд, что готов выложить двадцать пять тысяч за то, чтобы развести пальцами мою пизду и показать ее всему клубу.

Я морщусь от отвращения, но из колонок раздается искаженный смех Снейка. Этот ублюдок с удовольствием посмотрел бы, как меня унижают, в этом сомнений нет, но есть одна вещь, которую он любит больше, чем смотреть, как женщину используют, – деньги. И он знает, что может получить больше.

Поэтому он подгоняет ставки.

Кто-то предлагает пятьдесят тысяч за то, чтобы трахнуть меня горлышком бутылки шампанского прямо здесь, в клетке, но это против правил. Я уверена, что весь клуб слышит разочарование в тоне Снейка, когда он вынужден отклонить предложение. Хотя, конечно, дело не только в правилах, но и в том, что можно выжать еще больше денег.

Интересно, на каком этапе он будет готов выкинуть правила в помойку. Когда ставки перескакивают отметку в сто тысяч, я замечаю, как вышибалы начинают перекрывать выходы.

Меня начинает напрягать, что мне придется сделать то, на что я вообще не соглашалась, особенно учитывая, что этот ублюдок знает: у меня нет ни единого шанса возразить.

Меня осеняет, что Снейк реально может заставить меня пойти на что угодно. Он не дотащил все до этой ночи, чтобы уйти отсюда без мешка денег. Этот ублюдок легко мог бы наступить мне на горло и держать там, пока парень с бутылкой не закончит, освобождая место для того, кто хочет выставить мою пизду напоказ.

Мой взгляд падает на тощего парня, который уже добивает очередное пиво. Я ловлю ее взгляд и киваю подбородком в его сторону. Мы с ней так долго работаем вместе, что без слов понимаем друг друга, а сейчас мне нужно выбраться из этого дерьма с минимальными потерями.

Тощий – мой спасительный вариант. Я видела его здесь достаточно часто, чтобы знать, что он самый безобидный из всех. Чтобы это сработало, мне придется разжечь в нем надежду, убедить поднять ставку как можно выше.

Я концентрируюсь на нем, ловлю его взгляд и начинаю танцевать только для него. Моя сосредоточенность, похоже, вытягивает его из пьяного состояния, притягивая к клетке, как на веревке. Вскоре он уже прилипает к прутьям, а я улыбаюсь ему сверху вниз.

Надежда загорается в его глазах, лицо, обычно угрюмое, начинает наливаться краской, пока он подзывает миссис Лавгуд. Она уже обходит таких, как он, притворяясь, что не замечает самых мерзких из ставящих, и собирает ставки только у тех, кто помягче.

Парень выпаливает в микрофон:

– Двести тысяч за то, чтобы она мастурбировала в клетке.

Я капризно надуваю губы, изображая обиду, и он тут же добавляет дрожащим голосом:

– Конечно, она может оставить трусики.

Толпа взрывается гулом неодобрения, словно он оказался загнанным в угол стаей волков. Но ставка уже сделана, и назад ее не забрать.

Мой взгляд взлетает к тому месту, где я знаю, что Снейк сейчас наблюдает за происходящим. Я замираю, затаив дыхание, надеясь, что трюк миссис Лавгуд и мой план сработают.

Мы ждем, секунды тянутся, словно часы.

– Двести тысяч раз, – объявляет Снейк. – Двести тысяч два.

Он делает паузу, все еще выжидая. И как только я начинаю дышать, уверенная, что никто не перебьет эту ставку, низкий мужской голос раздается в микрофон:

– Один миллион.

В клубе воцаряется оглушительная тишина, которую он выдерживает несколько секунд, прежде чем добавить:

– За то, чтобы она танцевала по моим указаниям. Делала все, что ей скажут.

Мое сердце замирает еще до того, как мои глаза находят его. Оно бешено колотится, готовое задушить меня изнутри.

Джакс Вон появился из ниоткуда, выделяясь в этом месте, как больной палец. Здесь не место не только для миллиардера его уровня, но и для нереально красивых мужчин с дьявольскими зелеными глазами и чертами лица, будто высеченными богами. Мужчины, которые могут заполучить любую женщину в любое время.

Он настолько внушителен, что другие мужики сами освобождают вокруг него пространство. Без музыки, в клубах пара он выглядит, словно сам Люцифер, который только что шагнул в мир людей.

Снейк медлит всего мгновение, прежде чем досчитывает до трех и объявляет меня проданной.

Но вместо того чтобы почувствовать себя спасенной, я ощущаю, как голова идет кругом. Я не уверена, что это не худший из возможных сценариев.

Джакс медленно идет к моей клетке, хищно выверяя каждый шаг. Я смотрю, как он приближается, молясь, чтобы все это оказалось кошмаром. Но Бог не слышит молитвы грешников, пойманных с поличным. Или слышит?

Я цепляюсь за надежду до последнего мгновения, надеясь, что маска сможет сохранить мою анонимность. Но по тому, как он смотрит на меня, становится ясно: он точно знает, с кем говорит, когда произносит в микрофон:

– Танцуй для меня, Ада-Роуз.

Я думаю, почему Снейк не выглядит удивленным. Он что, сдал меня? Хотя обещал, что не сделает этого. У нас была договоренность, что Джакс никогда не узнает о моем прошлом как танцовщицы в клетке, тем более о Королеве ночи, которую мне пришлось сыграть, чтобы спасти свою задницу. Так что это явно не он.

Даже если бы Снейк захотел рассказать Джаксу, не было никакой гарантии, что мой супербогатый жених явится сюда, чтобы выкупить меня, а не просто кинет пару строк в мессенджере и слиняет. А без этой уверенности я бы точно не стала переживать эту ночь.

Тошнота подкатывает к горлу, пока я смотрю на него сверху вниз. Его челюсть сжата до боли. Нет, этого не может быть. Я, должно быть, схожу с ума. Стресс и паранойя окончательно взяли верх. Но нет, он здесь – с той самой опасной, ледяной аурой, которая способна заставить дрогнуть даже айсберг.

Уголок его рта приподнимается в презрительной усмешке, пока он оценивающе оглядывает меня. Я ерзаю в клетке, чувствуя, как лицо горит от чего-то, что намного глубже, чем обычный стыд.

– Это не то, что ты думаешь, – выдавливаю я, но даже сама слышу, как жалко это звучит. Как я вообще могу объяснить все это? Если он здесь достаточно давно, то видел не только то, как эти мужчины делали ставки за меня, но и как я пыталась заманить тощего парня в мятом костюме с пивом.

Девушка в капюшоне, скорее всего, была его шпионкой. Мне даже не нужно искать ее в толпе, чтобы понять, что она все еще здесь – наслаждается моим унижением, моим страхом и своей победой в уничтожении моей жизни.

– Ты была моим чистым маленьким ангелом, – хрипит Джакс, держа микрофон опущенным к бедру.

Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но слова просто не выходят. Выражение на его лице – словно кинжал, пронзающий мою грудь.

– Танцуй для меня, – повторяет он. – Я трачу на тебя кучу денег. Покажи, что ты того стоишь.

Его приказ пропитан ядом, но не оставляет никакого места для неповиновения. В Джаксе Воне есть такая непреклонность, что даже медведь бы поджал хвост и подчинился. Все знают, что лучше не подходить к нему слишком близко.

Но мое тело не слушается, будто его приковали к месту, а в конечности налили свинца. Я не могу оторвать взгляд от его глаз, вцепившись в них с мольбой, надеясь увидеть хоть намек на то, что он сможет меня простить. Но все, что я вижу, – это ядовито-зеленый гнев в его глазах, пока он ослабляет галстук и расстегивает верхние пуговицы рубашки, затем медленно снимает свой дизайнерский пиджак.

Он явно приехал сюда прямо с работы. С каждой секундой мои конечности становятся мягче, а надежда покидает тело. Это конец для нас с Джаксом Воном. Я теряю мужчину всей своей жизни и при этом вынуждена продолжать унизительное шоу Королевы ночи.

– Давай, Ада-Роуз, – хрипит он в микрофон. Теперь и остальные девчонки уставились на нас. – Я плачу за тебя миллион долларов. Ты должна начать давать мне то, что я хочу.

– Начинай, – раздается командный голос Снейка из громкоговорителей, а племенной ритм музыки становится все громче.

Я смотрю, как Джакс швыряет галстук и пиджак в руки ожидающего охранника, его лакированные туфли отблескивают в свете. Вокруг клеток нет столиков со стульями, только высокие стойки для стоящих гостей. На втором этаже галереи есть диваны, и именно в их тени обитает Снейк, но Джакс здесь не для того, чтобы смотреть шоу, развалившись на диване.

Не с этим мерзким блеском в его взгляде, нервным подергиванием челюсти и татуировкой красных глаз, сверлящих меня между витков колючей проволоки на его шее.Зверь, замаскированный в красивом теле, готовый сорвать с себя оболочку джентльмена и обрушить на мир свою настоящую угрозу.

Вспышки воспоминаний накрывают меня: как он сидел напротив меня за обеденным столом в своем пентхаусе, его лицо, полное доверия, когда он рассказывал о своем погибшем брате, о том, как его отправили в тюрьму, будучи невиновным мальчишкой, и как мать отвернулась от него после этого. Все это пронзает мое сердце, как отравленные стрелы.

Я была ангелом, которому он доверил свою правду, и я его подвела. Он упал не просто с высоты – он рухнул с самого высокого небоскреба в Нью-Йорке.

Дать музыке пройти сквозь себя сейчас невозможно, и я даже не пытаюсь. Но я больше не могу позволить себе игнорировать команду Снейка или немой приказ в взгляде Джакса.

Я начинаю медленно, следуя ритму, так, как когда-то научилась. Механически. Профессионально. Без эмоций.

Уголок рта Джакса поднимается в кривой усмешке, которая выражает все, кроме удовольствия. Скорее, он заставляет себя смотреть на то, что обжигает его изнутри, усмехаясь лишь назло собственным чувствам.

– Я не пришел сюда смотреть "Лебединое озеро", Ада-Роуз. Покажи мне ту дьяволицу, которую все здесь хотят увидеть.

Его слова бьют по лицу, словно пощечина. Щеки начинают гореть под маской. Мозг работает на пределе, отчаянно пытаясь найти решение или отрицать реальность, но я чувствую, что вот-вот потеряю рассудок. Колени и щиколотки дрожат, делая мою походку шаткой в этих чертовых платформенных каблуках. Единственный выход – выключить сознание.

Танец всегда был для меня лучшей формой медитации. Сейчас он должен стать спасением даже в таких отчаянных обстоятельствах.

Я позволяю своему телу расслабиться, пальцы разжимаются на прутьях, а веки медленно опускаются, затеняя глаза. Я отдаюсь племенному ритму. Сначала бью по такту, затем следую за чувственной частью музыки. Вскоре реальность исчезает, и мое тело превращается в воду.

Но вот чего я точно не могу сделать – это отключиться от него. От единственного мужчины, которого я никогда не хотела подводить. Я не могу понять, как перестать цепляться за него, за идею нас, за будущее, которое рассыпается у меня на глазах.

Но я должна дать ему то, что он просит, хотя бы ради того, чтобы не вернуться домой после этой ночи оскверненной другим мужчиной.

Я поддаюсь музыке, покачивая бедрами и скользя вдоль прутьев клетки. Все самое откровенное скрыто ремешками и черными кожаными и кружевными лоскутками. Мои большие груди, из-за которых большинство мужчин и собрались вокруг клетки, эффектно выпирают из кожаных и кружевных чашек лифчика. Треугольник кожи скрывает мою пизду от жадных взглядов, достаточно плотный и широкий, чтобы я могла сесть на шпагат, не показывая ничего лишнего.

Единственный способ танцевать так, будто Джакс не стоит там и не сверлит меня взглядом, – повернуться спиной и потереться ягодицами о прутья клетки. Между моими ягодицами проходит только тонкий ремешок из кожи с хлопковой подкладкой, пока я прижимаюсь к прутьям.

Это заставляет некоторых мужиков на мгновение забыть о Джаксе, стоящем там, как ледяная глыба, хотя его глаза горят изумрудным огнем.

Раздается удар в клетку с треском, и меня отбрасывает на противоположную сторону. Я успеваю поймать равновесие и оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот самый тип, который хотел выставить мою пизду напоказ всему клубу, оседает вдоль прутьев, его тело с глухим стуком падает на пол.

Джакс опускает кулак, а шрамы на его костяшках зловеще блестят в свете клубных огней.

– Ада-Роуз моя, – говорит он в микрофон, его голос низкий и хищный, как волчий рык.

Он разворачивается к мужикам, стоящим вокруг него, и те инстинктивно отступают.

– Попробуйте сунуть хоть один палец в эти прутья, и я вырву их все по одному.

Здесь полно парней с сомнительным прошлым, но теперь никто не осмеливается подойти. Даже те, кто обычно настолько вмазаны кокаином, что чувствуют себя хозяевами мира.