Текст книги "Божественные игры (СИ)"

Автор книги: Amina Edelweiss

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я не верю своим глазам. Схватившись обеими руками за древко стрелы, Лука падает на землю. Его рана серьёзна, без сомнений пробито лёгкое, но он ещё жив. Аннабет же, потеряв равновесие, скатывается вниз с обрыва. По её крику, вдруг ставшему приглушённым, я догадываюсь, что она попала в ту же ловушку, что и я в начале Игр. И как я сразу не вспомнил о ней! Мельком подумав о том, что с Аннабет всё будет в порядке, я подбегаю к Луке. Хоть он и стал одним из профи, я не могу просто так оставить его умирать. Он спас жизнь Аннабет, рискуя собой, ― зачем? Я не могу найти ответа на этот вопрос, это попросту не укладывается в голове.

За всеми событиями я не замечаю, как Кларисса сначала смотрит растерянным взглядом на мёртвое тело брата, а затем с глухим рычанием бросает преследовать дочь Апполона, подгоняемая жаждой мщения. Бьянка, как верная союзница, не отстаёт от неё.

Я опускаюсь возле Луки на колени. Левой рукой он то пытается зажать кровоточащую рану, то снова хватается за древко стрелы, словно желая выдернуть её. При этом его пронзает мелкая дрожь, непослушными губами он судорожно хватает воздух.

– Сейчас… Подожди… Мы что-нибудь сделаем, ― бессвязно бормочу я, стараясь казаться спокойным, тогда как в душе проклинаю свою беспомощность. Надо остановить кровотечение, перевязать рану… Но прежде всего нужно вытащить стрелу, а о том, как это правильно сделать, я не имею ни малейшего понятия.

Трясущейся рукой, видно, что из последних сил, Лука хватает меня за плащ и тянет на себя. Я догадываюсь, что он хочет мне что-то сказать, и наклоняюсь почти к самому его лицу. Слова даются ему с трудом, но он во что бы то ни стало хочет донести их до меня.

– Мой щит… Уничтожь… ― напрягаясь, хрипло шепчет Лука.

Я не понимаю ничего из того, что он мне сказал. Но в любом случае, смысл его слов сейчас не так важен, потому что сам Лука, задыхаясь, начинает кашлять. Я отстраняюсь, с тревогой вглядываясь в его лицо. На его губах выступает кровь. Блуждающий взгляд останавливается, устремившись к невидимому отсюда небу, а тело замирает.

– Лука! ― отказываясь верить в очевидное, я осторожно трясу его за рукав.

Но поздно: его последний вздох уже растворился в стылом предутреннем воздухе.

Опустошённый новой потерей, я сажусь на землю около своего бывшего друга, чувствуя уже знакомое мне гнилостное дыхание незваной Смерти. Вокруг меня словно бы разлился густой, не пропускающий звуков туман. Я теряю счёт времени и ничего не замечаю вокруг. Каждая смерть, случившаяся на моих глазах, растравляет мою душу и как бы уносит с собой некоторую её частичку.

Не знаю, сколько времени прошло, но в какой-то момент до моего слуха доносится отдалённый глухой крик, будто из подземелья. Сначала я никак не могу разобрать, кому он принадлежит, а потом до меня вдруг доходит: это же Аннабет. Я озираюсь по сторонам, как если бы только что вынырнул из сна. К счастью, поблизости уже давно никого нет. Пожалуй, если бы мои недруги задались целью убить именно меня, я бы представлял собой самую беспомощную жертву.

Заставив себя сбросить остатки оцепенения, я встаю на ноги и осторожно спускаюсь вниз по склону.

========== Глава 8. Решающее сражение ==========

Я нахожу Аннабет, руководствуясь одним лишь слухом. Земляной покров вокруг кажется абсолютно одинаковым ― неудивительно, что в тот раз профи так и не смогли отыскать меня, хоть и рыскали, как заправские ищейки. Чуть разворошив верхний слой, я различаю внизу, сквозь крохотные просветы, шевеление. Аннабет с большим трудом просовывает мне нож через самое большое отверстие, ведь рюкзак со всеми нашими вещами так и остался у неё.

На этот раз работа должна занять не так много времени и усилий, потому что теперь мне не придётся сильно напрягаться, пытаясь дотянуться до верха. Но прежде чем приступить к делу, я осматриваю свои повреждения. Рука внешне выглядит обычно, но при надавливании на плечо становится больно, ― наверно, синяка не избежать. Хорошо ещё, что я правша. Нога тоже пострадала не сильно, но всё-таки ощутимо. Сейчас бы элементарно не помешала мазь от ушибов, но это, понятное дело, уже непозволительная роскошь. Неудобств добавляет ещё и промокшая обувь. Я снимаю злополучный кроссовок и ставлю его рядом. Кожу тут же обдаёт холодом, но это беспокоит меня не больше, чем укус комара. Я зажимаю в руке нож и приноравливаюсь к работе, лелея в сердце надежду, что в ближайшее время не произойдёт никаких внезапных происшествий…

Спустя недолгое время я устало сажусь на землю, переводя дыхание. Провожу рукой по лбу, даже не обращая внимания на то, что она грязная. Я уже успел забыть, какая это морока ― пилить с трудом поддающиеся корни, и, кажется, поторопился с выводом, что теперь мне будет легко. Видно, всё дело в том, что в начале Игр я был значительно выносливей. Во время следующего перерыва я передаю нож Аннабет, по её же настоянию. Но несмотря на то, что Аннабет взялась мне помогать, к концу работа идёт ещё хуже: зазубренное лезвие затупилось и теперь не сколько пилит, сколько просто скребёт корни.

Словами не передать, как мы измучились, но всё-таки Аннабет с горем пополам выбирается из ловушки. Теперь мы точно сюда никогда больше не сунемся! Что бы ни случилось, будем обходить это место десятой дорогой.

За работой я совсем позабыл о времени. Часов здесь нигде не найти, поэтому приходится ориентироваться по солнцу. Если верить моему опыту, скоро наступит полдень. Мы на ногах ещё с ночи, а во рту у нас со вчерашнего дня не было ни крошки. Мне кажется, мой желудок уже давно стал похожим на сдувшийся резиновый мячик. Что бы только я сейчас ни отдал за свежее, жареное на углях мясо, которым нас нередко кормили в лагере, или за мамины пирожки с черничным повидлом, ещё горячие, только что вынутые из духовки!..

– У нас что-нибудь осталось? ― сглотнув голодную слюну, без особой надежды спрашиваю я.

Аннабет отрицательно качает головой.

– Только это, ― она протягивает мне неполную бутылку, которую сама же предусмотрительно набрала накануне вечером.

Я жадно пью, но даже наличие воды меня сейчас не сильно ободряет. И лес, когда я осматриваюсь по сторонам, не даёт мне никакой подсказки, что делать дальше. Мы в очередной раз избежали опасности, но ситуация от этого не стала проще. Да что говорить, она с самого начала не была простой, это лишь мы обманывали себя иллюзией временной безопасности. Словно челюсть хищника, она сдавила нас, не давая вырваться и свободно вдохнуть.

За неимением лучшего варианта мы с Аннабет, посоветовавшись, идём к тому месту, где несколько дней назад оставили вялиться под солнцем кусочки мяса неведомого зверька. Так и есть, наша добыча осталась нетронутой. Но вот годится ли она в пищу ― это сомнительно. Тем не менее мы никак не можем решиться выбросить эти несчастные кусочки. В нашем случае это непростительная расточительность. Нужно, что ли, попробовать поджарить их на костре… Но единственный источник огня находится у входа в лабиринт. Мы очень устали, но всё равно забираем нашу добычу и плетёмся к самому зловещему месту на арене.

Чем ближе мы подходим к нему, тем неуютнее мне становится. Одного взгляда, брошенного на чернеющий проход, хватает, чтобы по спине побежали леденые струйки страха. Вместе положенных шести, там горят уже только два факела, но нам это без разницы. Я беру один, и мы заходим в лес, но не очень далеко, так как неизвестно, какие опасности таят его глубины.

Сухой хворост, сложенный пирамидкой, быстро схватывается пламенем. Костёр разгорается, и от него кверху начинают тянутся лёгкие клубы дыма. Теперь уже не важно, выдадут они нас или нет. Всё равно мы не можем вечно прятаться. Да и профи уже перестали быть той грозной, непобедимой силой, встреча с которой сулит неминуемую смерть. Они потерпели серьёзное поражение и теперь в живых остались только Кларисса и Бьянка.

Круг наших врагов сужается. Я перечисляю в уме всех трибутов и с удивлением прихожу к выводу, что, помимо нас с Аннабет и двух девушек из компании профи, выжили только Алексис и Пайпер. Всего четверо врагов. И среди них ни одного парня. Значит, я уже фактически победитель. Но это открытие вызывает у меня лишь скептическую усмешку. Я ещё не выиграл, и для достижения победы мне нужно ещё очень постараться. Та же Кларисса из одной зловредности не захочет допустить меня к триумфальной колеснице.

Обилие опасностей научило меня всегда быть настороже. Именно поэтому, едва заслышав далёкий крик, я сразу вскакиваю, попутно обнажая меч. Мои нервы натянуты, я уже согласен сразиться с трибутами, но пусть это будет не очередная подлянка от богов!

Прерывистый, полный ужаса крик приближается и вскоре мы видим его владелицу ― Пайпер. Словно обезумевшая, она проносится мимо, даже не задержав на нас взгляда. Но не успев скрыться из виду, она падает и остаётся лежать неподвижно. Мы замираем, напряжённо вглядываясь вдаль, готовые в любой миг сорваться с места. Но едва последние крики девушки растворились в душном воздухе, лес снова замер, как замирает вода, встревоженная брошенным в неё камнем.

Удостоверившись, что никакой опасности не предвидится, мы опускаем оружие и подбегаем к Пайпер. Её руки раскинуты в стороны, она лежит, повернув голову, а на её спине покоится небольшой заплечный мешок. По остекленевшему взгляду девушки я понимаю, что она мертва. Пушечный выстрел не оставляет в этом никаких сомнений. Мой взгляд, блуждающий по её распростёртому телу, останавливается на маленькой, длиной с иголку, колючке, что торчит из её шеи. Я неосознанно протягиваю к ней руку, намереваясь вытащить её и рассмотреть поближе…

– Осторожно! ― Аннабет вовремя останавливает меня. ― Наверняка она отравлена.

Я тут же одёргиваю руку и мысленно проклинаю себя за неосторожность, ведь и сам только что подумал о том же.

– Похоже на шип какого-то растения…

– Наверно, так оно и есть. Помоги мне…

Я осторожно приподнимаю Пайпер, чтобы Аннабет было легче снять мешок с её плеча. Собственные действия вызывают у меня отвращение, хотя я и понимаю, что это вынужденная необходимость. На арене царят волчьи законы. Я стараюсь не смотреть Пайпер в лицо, но взгляд притягивается сам собой. Даже сейчас, несмотря на тонкие полосы грязи на лице, она выглядит красивой. И от этого её смерть кажется ещё более несправедливой.

В мешке погибшей дочери Афродиты мы находим немного еды, а также пустую бутылку и моток проволоки. Всё это легко поместилось бы в моём рюкзаке, но Аннабет берётся сама нести эту поклажу ― так мы увеличиваем свои шансы не остаться без всего, даже если один из нас вынужденно потеряет свою ношу.

– Надо уходить отсюда, ― закинув мешок на плечо, Аннабет осматривается по сторонам.

– Согласен, ― я подхожу к месту недавнего кострища и затаптываю едва тлеющие угли.

Эта часть леса и так отталкивала нас своей неизведанностью, а после смерти Пайпер задерживаться здесь и вовсе не хочется. И потому мы, невзирая на усталость, ближе к вечеру возвращаемся на свою территорию. Правда, там неприятных воспоминаний тоже хватает с избытком, но там, по крайней мере, есть вода да и ловушки тех краёв нам уже знакомы.

Но куда бы мы ни пошли, за нами всюду незримой тенью следует тревога. Скоро всё должно решиться… И окружающая нас тишина не без оснований кажется нам затишьем перед большой бурей.

***

– Ничего не поделаешь, видно, у нас только два выхода, ― наступившим утром я подвожу итоги своих тяжёлых раздумий. ― Или мы снова отправляемся в лабиринт ― возможно, там что-то ещё осталось, ― или идём искать оставшихся трибутов и заканчиваем эти Игры. Иначе скоро мы будем не в состоянии сделать ни то, ни другое.

Аннабет, будто не слыша меня, сидит, обхватив руками колени и уставившись в одну точку. Падающая на её лицо тень от раскидистого куста усугубляет его и без того мрачное выражение. Еды у нас совсем не осталось ― и это наша главная проблема. Запасы Пайпер мы разделили ещё вчера.

– Я не хочу погибнуть от рук полубогов, лучше уж такие твари как циклоп, ― тихо произносит Аннабет. ― И убивать я тоже не хочу. Пусть будет лабиринт.

– Думаешь, так у нас больше шансов выиграть? ― осторожно спрашиваю я.

– А кто здесь вообще выигрывает? ― бесцветным голосом отзывается дочь Афины.

В её взгляде ― пустота, никаких эмоций и, кажется, уже ничто на свете не способно вывести её из этого транса. Такое равнодушие равносильно смерти, и мне становится по-настоящему страшно за Аннабет. Но, к счастью, мои страхи не оправдываются: через минуту она вздыхает и видно, что через силу, но всё же улыбается:

– Прости. Ты прав, нельзя раскисать. Надо что-то делать. Идём.

Аннабет поднимается, и мы с ней собираемся уже отправиться в путь, как вдруг лесную тишину разрывает пушечный выстрел, теперь кажущийся ещё более грозным, чем в начале Игр. Сердце на миг замирает, а затем пускается вскачь: наших противников осталось всего двое. Знать бы ещё, кто они… Новость на минуту задерживает нас, но менять намеченного плана мы не собираемся.

Шаг за шагом мы преодолеваем расстояние, отделяющее нас от лабиринта, и вот впереди показывается просвет, обозначающий границу леса. Весь пройденный путь мы шли молча. Я невольно прислушиваюсь, втайне надеясь уловить новый выстрел, хотя и понимаю, что не стоит ждать лёгкой победы. Но тем невероятнее он звучит, когда мы подходим к кромке леса.

Я останавливаюсь и вопросительно гляжу на Аннабет. Одна жертва за другой ― ситуация всё больше накаляется. И теперь нас только трое. Трое трибутов на огромной арене… Сомневаюсь, что боги будут ждать, пока мы нечаянно столкнёмся.

Аннабет тоже выглядит растерянной.

– Давай для начала попробуем подойти к лабиринту, ― неуверенно предлагает она.

Так мы и поступаем, но идём ещё медленней, чем прежде, с трудом передвигая отяжелевшие ещё со вчерашнего дня ноги. Мы уже не таимся, пересекая открытую местность, лишь изредка на всякий случай оглядываемся по сторонам. Впрочем, не думаю, что нам сейчас грозит опасность.

Примерно на середине пути я поднимаю взгляд и, остановившись, хватаю Аннабет за руку. Далеко впереди ясное небо заволокли тёмные тучи дыма. Очень смахивает на лесной пожар. Вот только вряд ли это случайное природное явление. Я оборачиваюсь и вижу позади такую же картину. Вероятно, огонь занялся по всей окружности арены, за исклячением водного пространства.

Внезапно в той стороне, куда мы направлялись, раздаётся оглушительный грохот ― и за минуту лабиринт, со всеми его ловушками и чудовищами, перестаёт существовать, погребённый под земляной насыпью. Лишь у подножия осевшего холма остаётся упоминание о нём в виде груды камней, поднявших вверх густое облако пыли. Каменные своды, крепкие, как сама скала, рухнули в одночасье, точно насквозь прогнившая деревянная постройка, ― явно не по своей воле. Теперь нам точно больше некуда идти, хотя, по правде говоря, в последнее время мы и не думали о том, чтобы войти в лабиринт.

Между тем, пока мы стоим в нерешительности, огонь стремительно приближается, подгоняемый всеми ветрами. Если так пойдёт и дальше, то менее чем за полчаса он доберётся сюда и тогда выгоревшая под солнцем трава вспыхнет как сухая солома, а мы окажемся запертыми в кольце смерти. Я верчу головой в поисках укрытия и понимаю: если где и искать спасения, то на самом высоком холме посреди арены, по-прежнему остающимся зелёным. По крайней мере, туда бушующая стихия дотянется в последнюю очередь. Чувствую, Игры закончатся там, где и начались…

Переглянувшись, мы с Аннабет понимаем друг друга без слов. Срываемся с места и бежим, спотыкаясь, в сторону возвышающегося холма. Моё сердце с силой бьётся о грудную клетку ― и не только из-за бега. Все мысли теперь сводятся к одному: вот оно, начало конца…

Взобравшись на вершину, я задерживаюсь на том месте, где покатый склон переходит в ровную площадку, и оборачиваюсь, глядя вниз. С высоты холма арена видна как на ладони. За то время, пока мы бежали, огонь разошёлся вовсю. Неиствуя, он уже почти подобрался к самому подножию холма, а чёрные столбы едкого дыма едва не закрыли полностью небо. Ничего не скажешь, эффектное зрелище!.. Должное предшествовать самому драматичному сражению.

Но если огонь подобрался так близко, значит и наш противник где-то рядом ― я отрываю взгляд от окрестностей, чтобы как раз вовремя увидеть приближающуюся к нам с противоположной стороны Клариссу. Она пока ещё далеко, по ту сторону находящегося в центре храма, но уверенно направляется в нашу сторону. Аннабет, секундами позже меня заметившая противницу, становится за моим плечом и натягивает стрелу. Стрелять она не торопится, но с Клариссой нужно держать ухо востро. Дочь Ареса преодолевает разделяющую нас преграду и останавливается шагах в двадцати. Даже с такого расстояния я вижу исступленный, дикий блеск её глаз. Игры изменили нас всех, но перемены в Клариссе внутреннего характера, отобразившиеся на её облике, особенно заметны. Даже несмотря на то, что её и раньше-то нельзя было назвать пацифисткой.

В правой руке она держит меч, почти такой же как у меня, и время от времени взмахивает им, словно ей нетерпится поскорей вступить в бой.

– Что, Джексон, небось, уже возомнил себя победителем? ― с издёвкой выкрикивает Кларисса. ― Думаешь, ты со своей подружкой легко прикончите меня, раз силы неравны?

– Где же твоя союзница? ― дерзко спрашиваю я, стараясь держаться как можно уверенней. На удивление, у меня это хорошо получается. Страх, вызванный близостью финала, улёгся, словно его и не было, да и усталость тоже отошла на второй план. Видя перед собой конкретного противника, я автоматически полностью сосредотачиваюсь на предстоящей схватке, и хотя правила реального боя сильно отличаются от правил тренировочного, я не намерен поддаваться панике.

– Бьянка? ― с наигранной весёлостью уточняет Кларисса, но что-то в её интонациях заставляет меня усомниться в твёрдости её рассудка. ― Я прирезала её, после того как мы убили эту выскочку, дочь Апполона.

Её слова меня почему-то ни капли не удивляют. Нетрудно догадаться, что теперь Кларисса точно так же хочет разделаться со мной, а заодно и с Аннабет. Я слегка разминаю пальцы, сжимающие эфес меча, и поудобнее перехватываю его. Схватки не избежать, поэтому нет смысла оттягивать момент. Но тем не менее я не спешу нападать, решив предоставить это право Клариссе и таким образом по возможности разгадать её тактику. Мы движемся по кругу, точно дикие псы, скалящие друг на друга клыки, но не решающиеся сцепиться.

Наконец Кларисса не выдерживает первой. Она делает ложный выпад в сторону, и Аннабет, всё это время в напряжении держащая наготове заряженный лук, стреляет. Стрела проносится мимо, а дочь Ареса, избежав опасности, со всей скоростью кидается нам навстречу. Не дожидаясь, пока Аннабет нацелится на неё новой стрелой, она на полдороге вытаскивает из кармана небольшой круглый предмет и бросает его в противницу. Шар на лету раскрывается ― и вот Аннабет уже крепко прибита к поверхности плотной канатной сетью, оснащённой на концах четырьмя вгрызающимися в землю клещами. В то же мгновение Кларисса набрасывается на меня, нанося немалой силы удары.

Мне раз за разом удаётся отбивать её атаки, но одно открытие в начале сбивает меня с толку и заставляет растерянно отступить на пару шагов назад: при скрещивании наших мечей оружие Клариссы высекает разлетающиеся во все стороны искры, словно заряженное электричеством. Мне это совсем не нравится, и я всеми силами стараюсь не допустить осечки. Боюсь, что даже незначительная рана от такого меча может оказаться смертельной.

Мы бьёмся почти на равных, но всё же дочь Ареса незаметно оттесняет меня к краю. Свирепости ей не занимать. Вот только в слепой погоне за победой обычное хладнокровие изменяет ей. Её удары сильны, но неточны, и в этом я вижу свой шанс. Нужно лишь выгадать правильный момент и, изловчившись, вырваться из круга повторяющихся движений и самому нанести удар… И тогда своенравная победа, будь она даже не на твоей стороне, резко изменит свои предпочтения.

Я блокирую удары Клариссы до тех пор, пока её атаки не становятся чуть слабее. Очевидно, бешеный напор вымотал и её. Кларисса отступает назад и, усмехнувшись, вытирает лоб сжимающей меч рукой. Но на долгую передышку надеяться не приходится: дочь Ареса снова переходит в наступление.

Понимание того, что эта схватка не на жизнь, а на смерть, не даёт мне опустить руки от изнурения и заставляет собраться с силами для решающего рывка. При очередной атаке я умело отвожу меч Клариссы в сторону, едва совсем не выбив его из рук противницы, и нахожу прореху в её обороне. Мой меч задевает ей плечо. На мгновение наши лица оказываются так близко, что меня почти опаляет полыхающая в её глазах ярость. Но я не успеваю вовремя отскочить назад, и Кларисса ранит меня в бок. Из моего горла вырывается невольный крик от пронзившей меня невероятно острой боли, рука сама собой разжимается, роняя меч, и я оседаю на землю, не в состоянии больше сражаться. Боль расходится практически по всему телу, будто в кожу мне впились сотни иголок. Мне до безумия хочется сбить её как пламя, но малейшее движение вызывает её новую вспышку.

Тем временем Кларисса, успокоенная тем, что я почти парализован, осторожно касается раненого плеча и тяжело дышит, глядя на окровавленные пальцы. Рана несерьёзная, но, по-хорошему, её следует тотчас перевязать, чтобы остановить кровотечение. Я стискиваю зубы и пытаюсь дотянуться до рукояти своего меча. Только бы получилось!.. Осталось ещё чуть-чуть…

Кларисса, заметив мои действия, подходит и издевательски наступает на него ногой. Но я не прекращаю своих попыток, игнорируя усиливающуюся боль. Вместо страха мной внезапно овладевает злость: неужели я так легко сдамся?! Сквозь полуопущенные веки я замечаю, как дочь Ареса делает шаг по направлению ко мне, заносит меч и… злорадное торжество в её глазах вдруг сменяется полной растерянностью. Выронив оружие из вмиг ослабевших рук, она медленно опускается на колени. И с застывшим взглядом валится вперёд, поперёк меня. В её спине торчит вонзённая стрела со знакомым мне оперением.

Аннабет опускает лук и, окончательно выпутав ноги из коварной сети, подбегает ко мне и помогает освободиться от груза мёртвого тела. Раздавшийся пушечный выстрел звучит погребальным колоколом. Над ареной кружатся серые ошмётки пепла, скорбно венчая нашу победу. Ложатся на одежду, застревают в волосах и назойливо лезут в нос, заставляя задыхаться от и без того прогорклого воздуха. В попытке увернуться я поворачиваю голову к земле ― и тут же вздрагиваю: медленно приближающиеся к нам клубки дыма показались мне ползущими змеями. Но, приглядевшись, я понимаю: этот дым возник вовсе не в следствии пожара, до сих пор бушующего на окрестностях. Он мягко стелется по земле, будто перекатывается, целенаправленно двигаясь нам навстречу. Такой же, как и тот, что перед началом Игр перенёс нас на арену.

Аннабет, настороженная моим пристальным вглядыванием куда-то в сторону, быстро оборачивается. Сразу всё поняв, она заметно расслабляется и берёт меня за руку, переплетая наши пальцы. Свивающиеся клубки обступают нас и просачиваются между нами. Вместе с тем я чувствую, как некая неведомая сила мягко, но настойчиво разъединяет наши руки. Я уже с трудом различаю Аннабет, скрытую за дымной занавесью. Она всё больше отдаляется, пока совсем не теряется из виду. Восходящие потоки воздуха отрывают моё тело от земли, но так бережно, что дополнительной боли это не приносит. Перед глазами становится темно, и я уже не нахожу разницы между сгущающимся туманом и моим медленно гаснущим вымученным сознанием.

========== Глава 9. Триумфаторы ==========

Я прихожу в себя в месте, никак не напоминающем арену. Вокруг меня простирается тишина, мягкая и обволакивающая. В ней нет ничего настораживающего, возможно, потому, что я наконец-то чувствую себя комфортно: моя голова утопает в удобной подушке, а руки сжимают край лёгкого одеяла. Вероятно, я в палатах врачевания, отведённых специально для победителей, ― это не мысль даже, просто осознание. На полноценные мысли нет ни сил, ни желания. Мной овладевает апатия, от которой хочется снова закрыть глаза и впасть в долгий сон без сновидений, милосердно оттягивающий встречу с реальностью…

От постоянного пребывания в четырёх стенах время сливается для меня в одну бессмысленную, безликую и невероятно тягучую субстанцию. Я пробую вставать с кровати, ем то, что мне дают, но делаю это без энтузиазма, словно в полудрёме, даже не особенно осознавая, кто находится рядом со мной. Мыслями я снова и снова возвращаюсь к событиям минувшей недели. Прокручиваю их один за одним, не в силах остановиться. Словно это доставляет мне некое извращённое удовольствие. И даже во сне мне нет покоя: стоит только закрыть глаза, как видения из прошлого с мучительной ясностью встают перед моим внутренним взором.

“Ты выжил, а мы погибли. Хотя не меньше тебя заслуживали жизни”, ― казалось, шепчут мне призраки во мраке ночи, столпившиеся у изголовья моей кровати и упорно не желающие мириться с подобной несправедливостью.

Это особенно невыносимо.

Временами, в моменты коротких просветлений, я думаю о том, как мне хочется напиться из Леты и всё забыть. Даже если ради этого мне придётся пожертвовать и хорошими воспоминаниями, которыми я жил до сих пор, ― в приступах малодушия это кажется мне небольшой платой за спокойствие. Вот только боги сделали эту привилегию доступной лишь мёртвым. Иронию невозможно не почувствовать.

Трудно сказать, как долго я находился в таком состоянии ― мне представляется, что не меньше месяца, хотя на деле, должно быть, лишь несколько дней, ― но, проснувшись однажды, я не чувствую больше ничего. Глядя в идеально выбеленный потолок своей палаты, я не вижу смертельно бледного лица Луки, не задыхаюсь в бессильной ярости, в который раз опаздывая на помощь Талии, не слышу криков тех, кого забрало море. Разумеется, я не питаю иллюзий насчёт того, что видения покинули меня навсегда. Просто утомлённый разум отказался и дальше себя мучить, временно давая мне передышку.

Оглядевшись будто впервые, я поднимаюсь в кровати и опускаю ноги на пол. В комнате, кроме меня, никого нет ― и это устраивает меня как нельзя лучше. Вконец запутанные мысли лучше всего приводить в порядок в полной тишине и одиночестве. Я прислушиваюсь к своим ощущениям и с удовлетворением отмечаю, что боли почти нет, лишь осталась лёгкая скованность, наиболее сосредоточенная в том месте на боку, где проходит розовая полоса, не так давно бывшая глубокой кровоточащей раной. Моё общее самочувствие ― как после затяжной болезни, но в то же время ощущения подсказывают, что дело идёт на поправку. Я неторопливо встаю с кровати и, слегка размявшись, плетусь в сторону ванной комнаты, соседствующей с моей, ― о комфорте для победителей здесь позаботились.

Прохладные струи скользят по моей коже, даря приятное, почти позабытое ощущение свежести, когда я забираюсь в ванну и включаю душ. Почувствовав прилив сил, я даже решаю полноценно вымыться. А после упираюсь руками в покрытую плиткой стену, гладкую от испарений, и опускаю голову, позволяя воде просто течь по моей спине. На минуту забываюсь, и в этот момент меня молнией пронзает воспоминание: в день начала Игр я точно так же стоял под душем, готовясь к худшему. Будто целая жизнь прошла с тех пор… Стоять так и дальше становится до дрожи холодно, и я поспешно вылезаю из ванны.

В моей палате по-прежнему пусто, и на этот раз меня это несколько разочаровывает, ведь за время своего выздоровления я практически ни с кем не разговаривал. Я сажусь на край кровати, мельком окинув взглядом смятую постель. Возвращаться к унылому созерцанию потолка совершенно не хочется. Впрочем, гнетущая тишина, надёжно хранимая толстыми стенами, и без того подталкивает к размышлениям. Но мрачные думы всё-таки не успевают завладеть моим сознанием: в комнату, осторожно приоткрыв дверь, на случай если я сплю, робко заглядывает Аннабет.

– Привет, ― улыбается она и, потоптавшись немного у входа, проходит внутрь. ― Мне сказали, к тебе уже можно.

– Привет! ― я удивлён так же, как и обрадован визитом Аннабет.

Она садится со мной рядом и, скинув обувь, по-простому забирается с ногами на кровать. Я украдкой всматриваюсь в её лицо. Оно ещё хранит отпечатки перенесённых испытаний, но теперь Аннабет опрятно одета и причёсана, и если не обращать внимания на некоторые мелочи, вроде так и не исчезнувших теней под глазами, то можно представить, будто ничего и не было. Хотя… кого я хочу обмануть?

– Как ты?

Аннабет пожимает плечами, и я лучше, чем кто-либо, понимаю её состояние.

– Во всяком случае, это я первая пришла к тебе, ― с намёком на шутку говорит девушка, но её взгляд остаётся серьёзным.

В покоях воцаряется тишина. Не такая, когда нечего сказать, а такая, когда всё ясно и без слов.

– До сих пор не могу поверить… ― я на несколько секунд прячу лицо в ладонях и качаю головой.

– Как один долгий кошмарный сон, правда? ― понизив голос почти до шёпота, участливо делится Аннабет.

– Да уж… ― неохотно соглашаюсь я и, желая сменить тему, спрашиваю: ― Какие новости за эти дни?

– Я почти не выходила, поэтому не много могу рассказать тебе. Лагерь живёт своей прежней жизнью. А так… Когда мы полностью оклемаемся, состоится церемония нашего награждения. Так бывает после каждых Игр…

– Постараюсь подольше притворяться немощным.

– Не думаю, что ты будешь этому рад, ― улыбается Аннабет. ― Там за дверями столпилась целая армия прислужников. Они бы и сейчас тебе надоедали, если бы я не приказала не мешать нам. Отныне наше слово ― закон, ― добавляет она, вставая. ― Но не надейся, что таким образом ты сможешь избавиться от их заботы.

Попрощавшись, Аннабет уходит, и в самом деле впустив после себя толпу обеспокоенных сатиров и нимф, тут же начавших суетиться вокруг меня. Впрочем, их излишнюю тревогу можно понять. Они здесь для того, чтобы как можно скорее вернуть выжившим трибутам прежний вид, чтобы все видели здоровых, полных сил победителей, довольных своим успехом, а не измученных калек. Иначе кислые лица триумфаторов вменяются в вину не тем, кто устраивает такие зверские Игры, а тем, кто должен выхаживать бывших трибутов. С провинившимися здесь не церемонятся.

Пока я пребывал мыслями не в этой комнате, мне не сильно досаждали, видимо, боясь, как бы я окончательно не замкнулся в себе. Но теперь, судя по всему, мне придётся сполна ощутить их опеку. Передо мной ставят раскладной стол, достаточно широкий для того, чтобы вместить на себе все принесённые блюда. Аппетитные запахи заставляют меня вспомнить о голоде. Я мало ел в последнее время, не говоря уже о днях, проведённых на арене, но сейчас не набрасываюсь на еду, как этого можно было ожидать. Изобилие блюд кажется мне нереальным, и я неуверенно зачерпываю ложкой густой дымящийся суп.