Текст книги "Мысли(СИ)"

Автор книги: Ame Hiteru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Собирая нехитрый завтрак, девушка рассказала о вчерашнем визите Агне Ульсена и о предложении поработать с его женой. Де Лент слушал, вглядываясь в её лицо: Марико произносила имя Агне неожиданно спокойно, без смущения. Интересно, о чём ещё они говорили вчера, что её чувства вдруг настолько изменились... Девушка заметила этот взгляд, но, пока была занята, могла прятаться от него. Оказавшись же за столом напротив, всё-таки не удержалась.

– Мистер де Линт, почему вы так смотрите?

– Зови меня Эрик, пожалуйста, – попросил он вместо ответа.

Марико помолчала, стирая пальцами что-то невидимое со стола. Потом произнесла, не поднимая глаз, но твёрдо:

– Нет. Я пока не могу.

– Почему? Дело закрыто, и ты перестала быть свидетелем, я в отпуске, мы вроде бы... подружились. Не так?

– Н-не совсем... В общем, это как раз то, о чем я хотела поговорить.

Де Линт посерьёзнел.

– Хорошо, я тебя слушаю.

Она глубоко вздохнула, вспоминая вчерашний разговор с Агне, и это придало ей смелости.

– Вчера вы сказали, что всё "несколько сложнее". Я.., наверное, поняла, что вы имеете в виду. Но я не могу так быстро разобраться в том, что чувствую.

– И? Хочешь, чтобы я на какое-то время исчез из поля зрения?

Марико поспешно замотала головой:

– Нет, совсем нет! Просто я боюсь, что вы... ну, будете вести себя так, как привыкли с другими... Я не могу так. Я не могу прямо сейчас начать называть вас по имени, я не могу слишком часто быть наедине... Может быть, из-за этого вы решите, что лучше прекратить всё прямо сейчас, чем тратить на меня кучу времени, при том, что не известно, смогу ли я... получится ли действительно какое-то серьёзное продолжение...

Девушка выдохнула и замолчала, кусая губы.

– Ну что ж... Значит, кино, кафе-рестораны, прогулки в парке? Долгие разговоры по телефону за полночь? Цветы и маленькие подарочки? – Марико бросила на улыбающегося де Линта настороженный взгляд, но было похоже, что он, хоть и говорит с иронией, однако, не обижен. – Хорошо. Нет, правда. Честность за честность. Ты слишком мне нравишься, чтобы я отказался от возможности ухаживать за тобой только из-за твоей консервативности. Поэтому... Что ты делаешь сегодня вечером?

Марико засмеялась слегка нервно.

– Н-ну... в общем, ничего...

– Значит, заеду за тобой, скажем... в шесть? Сходим в кино, погуляем.

– Хорошо...

Они закончили завтрак, разговаривая о новых фильмах, после чего де Линт отвёз девушку на встречу с Кристен Ульсен в офис, который жена Агне сняла буквально на днях.

Там ещё был беспорядок, стояли нераспакованные коробки, и Марико принялась помогать, попутно обсуждая с Крис, чем могла бы быть полезной в новой фирме. В обед они вместе спустились в кафе неподалёку от офиса, и тут миссис Ульсен сказала:

– Послушай, Агне говорил, что ты хотела бы жить отдельно от матери? – Марико кивнула. – Видишь ли, дело в том, что у меня в собственности остался дом моих родителей. Некоторое время я сдавала его, но сейчас там уже с год никто не живёт. Если тебя не испугает перспектива большой уборки и мелкого ремонта, мне было бы очень удобно, чтобы там хоть кто-то жил. Я не хочу брать с тебя плату как с обыкновенного арендатора, будет достаточно, если ты станешь оплачивать коммунальные платежи, а дом снова станет жилым. Он совсем маленький, и мне кажется, тебе было бы там спокойно и уютно.

О подобном Марико не могла даже мечтать, потому согласилась без долгих раздумий. Одно только беспокоило: предстоящий разговор с миссис Дэвис...

Гвен и доктор Мейски вернулись раньше шести, и Марико решила не откладывать беседу в долгий ящик. Выслушав её, миссис Дэвис привычно скривилась.

– Аа... решили свить уютное гнёздышко со своим фэбээровцем?

– Нет. Это дом родителей Кристен Ульсен, и я буду жить там одна.

– Да какое мне дело? – фыркнула Гвен. – Ты ведь у нас совершеннолетняя, и я не имею права ограничивать тебя...

Конец фразы миссис Дэвис произнесла с особым нажимом, припоминая Марико вчерашние слова.

– Вы не поможете мне перевезти вещи? – спросила девушка, пропустив шпильку мимо ушей.

– Нет, – отрезала Гвен, уже удаляясь в свою комнату. – В ближайшие дни мы с Роном заняты.

Впрочем, девушка не слишком надеялась услышать что-то иное. Досадно, но придётся просить о помощи Агне... или де Линта...

А вот и он.

Марико порадовалась, что не успела уйти к себе и открыла на звонок сама. Девушка уже надела нарядное платье и собрала волосы в красивый узел на затылке, оставив по бокам лица две небольшие пряди. Эрик, не скрываясь, оглядел её с ног до головы, сказал, что она шикарно выглядит, и достал из кармана какую-то коробочку.

– Хочу открыть сезон маленьких подарочков.

– Что это?

– Посмотри. Тебе должно понравиться.

Де Линт улыбался так загадочно, что Марико даже слегка напугалась, как бы подарок не оказался чересчур дорогим. В коробочке лежала действительно небольшая, но очень изящная заколка в японском стиле – с двумя длинными подвесками из маленьких бледно-розовых цветочков.

– Что это? Ручная работа?! – ужаснулась Марико. – Это же сумасшедше дорого...

– Ничуть. Ты же не думаешь, будто я настолько глуп, чтобы привязывать тебя к себе подарками, правда? Это делает жена моего друга, просто так, для собственного удовольствия. Почти никогда не продаёт – чаще дарит. Я её взял, ещё когда шло расследование. Подумал тогда: если по окончании дела расстанемся – будет мне напоминанием, а нет – подарю. Так что, вот...

Девушка покачала головой и подошла к зеркалу, закрепляя украшение в волосах. Последний раз нечто подобное ей дарил отец, знавший о любви дочери ко всему японскому... Глядя на отражение, Марико заметила, что де Линт позади нервно трёт губу, и поспешила обернуться с улыбкой.

– Спасибо!

– Нравится?

Девушка опустила глаза и ответила на японский манер коротким "у", означающим согласие. В последний год они с отцом вместе учили язык и часто использовали некоторые слова даже в родной речи: потому что нравилось, как звучит, или просто потому, что так было короче, чем по-английски. Обычно Марико не позволяла себе такой вольности с другими людьми, но сейчас это получилось как-то нечаянно...

На голоса вышла миссис Дэвис. Эрик вежливо поздоровался, Марико сообщила, что они едут в кино, на что Гвен только раздражённо и совершенно невежливо фыркнула и ушла на кухню. Девушка вздохнула, порадовавшись про себя, что мать воздержалась хотя бы от саркастичных комментариев...

В машине де Линт решился спросить:

– Послушай, я никак в толк не возьму... Ты рассказывала об отце, каким он был. И – миссис Дэвис. Как они оказались вместе, такие разные?

Марико вздохнула.

– Папа говорил, что она не всегда была такой... Не знаю... Он не любил об этом разговаривать. Наверное, чтобы не расстраивать меня. Тётя Джоанна, папина сестра, правда, была другого мнения, и как-то рассказала, что все их ссоры начались именно тогда, когда папа решил взять ребёнка из приюта. Мама была бесплодна и, похоже, её это устраивало. Но особенно она разозлилась, когда увидела меня.

– Почему? – удивился Эрик и попытался пошутить: – Ты была такой страшненькой в детстве?

– Нет. Просто я была не белая. Азиатка. Но папа уже виделся со мной несколько раз и настоял на том, что не изменит своего выбора. Тётя говорила, что с моим появлением маму словно подменили. Она всё больше отдалялась и погружалась в свою обиду. Папа сам возил меня в садик и в школу, гулял со мной, помогал учиться, устраивал всякие летние поездки. Мама никогда не ездила с нами, предпочитая оставаться дома.

– Странно. Почему же они тогда не развелись?

Марико пожала плечами.

– Не знаю... Я никогда не решалась спрашивать об этом даже у тёти Джоан. Может быть, папа боялся, что тогда меня оставят с матерью или вообще вернут в приют...

– А когда тебе рассказали, что ты – приёмная дочь?

– Я не помню. Наверное, в начальной школе, когда я спросила, почему так не похожа на маму и папу. Отец сказал, что мои настоящие родители погибли. Больше я никогда не спрашивала об этом. У меня был лучший отец из всех возможных, а мама – просто жила сама по себе, ни во что не вмешиваясь... Только потом, когда отца не стало, она вдруг... стала позволять себе всякое...

Они доехали до кинотеатра, и разговор прервался. Когда же фильм закончился, Эрик предложил прогуляться по ночным улицам. Марико не стала отказываться. Красивая история впечатлила её слишком сильно. Не хотелось сразу после неё оказаться дома, рядом с миссис Дэвис и её доктором...

Некоторое время шли молча. Потом де Линт заговорил о чём-то нейтральном, и так они гуляли с полчаса.

Эрик предложил возвращаться к машине, когда к ним вдруг подошли две незнакомые женщины в строгих брючных костюмах. Марико с удивлением подумала: до чего же они похожи! Одинаковые причёски из туго забранных волос, одинаковое выражение лица – какое-то напряжённое.

– Чем могу вам помочь? – вежливо спросил де Линт, увидев, что дамы остановились прямо перед ними, преградив путь.

В следующую секунду произошло что-то настолько неожиданное и невероятное, что Марико не успела даже охнуть. Женщины синхронно шагнули вперёд, оказавшись сбоку от Эрика и девушки. Де Линт успел воскликнуть:

– Эй!

Марико почувствовала болезненный укол в плечо, и тут же резко потемнело в глазах...

–

Глава 8

Девушка очнулась в помещении, больше всего похожем на больничную палату. Голова глухо болела, зрение отказывалось фокусироваться, мир плыл и искажался.

Кажется, рядом кто-то был. Марико слышала то затихающие, то приближающиеся голоса. Вроде бы, говорили о ней?

– К сожалению, мы не можем генерировать амнезию, как в обычных случаях. Её память нужна, чтобы узнать, как этой узкоглазой пигалице удалось уничтожить наш лучший экземпляр! Кроме того, до сих пор мы не работали с женскими организмами. Другой гормональный фон может дать неожиданные побочные реакции...

– Надеюсь, она не умрёт от них, – второй голос.

– Это было бы крайне досадно. Поэтому начинайте с минимальной дозировки.

– Хорошо.

Кто-то подошёл к кровати Марико. Напрягшись, она увидела одну из тех дам с улицы. Или другую? Но столь же похожую... Только в белом халате.

Женщина наклонилась, посветила Марико в глаза медицинским фонариком. Девушка зажмурилась от режущего света и в тот же момент почувствовала, как в руку впилась игла. Девушка замычала, попытавшись освободиться, но её запястье оказалось крепко пристёгнутым к кровати. Через несколько секунд Марико потеряла сознание...

Пришла в себя снова от голосов рядом.

– Есть! Пульс возобновился. – Давление нормализуется. – Чёртова кукла, не смей подыхать! Кто последний делал инъекцию?! Я же сказала – дозировку НЕ повышать! Ещё один промах, и...

– Простите! – ещё один голос просто в панике, дрожит. – Я случайно перепутала шприц с тем, что должна была делать в соседней палате... Я буду внимательна, простите меня! Пожалуйста!

– Вон с глаз моих. – Осторожно открылась и закрылась дверь. – Продолжайте интенсивную терапию. Пусть пока полежит под аппаратами, на всякий случай. Она нужна мне живая и в здравом уме!

Дверь открылась снова и громко хлопнула. В палате стало тихо. Хотя Марико чувствовала, что кто-то в ней остался...

Ужасающая слабость не давала пошевелиться. В груди болело. Подбородок стягивал пластырь, удерживающий трубки, от которых саднило горло.

Что с ней было? Отказало сердце? Где она вообще?!

Кто-то подошёл. Бесцеремонные пальцы подняли веки. Опять этот мерзкий фонарик... Легкий укол в плечо. Марико заснула.

Девушка ещё несколько раз приходила в сознание, с каждым разом чувствуя себя немного лучше. Аппарат, стимулирующий сердце, и дыхательную трубку убрали. После неё сильно болело горло... В локтевом сгибе прочно укрепилась игла капельницы.

Зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть, что в палате нет окон. Марико не могла понять, сколько времени она лежит тут, день сейчас или ночь... Женщины в белых халатах что-то делали с ней – молча, не удостаивая лишним взглядом, словно она была не человек, а резиновая кукла. Марико несколько раз пыталась заговорить, но голос сел, и на неё не обратили внимания.

Наконец, в один из дней девушка увидела, что её руку отстегнули и систему убрали. В палате было пусто. Голова болела, но больше не кружилась, и Марико попробовала сесть. Дверь тут же открылась, впуская женщину в халате. Она молча подошла, приподняла лицо Марико, заглянула в глаза. Девушка заметила в руке женщины мерзкий фонарик, но та не стала им пользоваться. Спросила холодно и резко:

– Имя?

– Марико, – выговорила она ещё сипло.

Женщина удовлетворённо кивнула и вышла. Минут через десять пришла другая – с подносом, на котором стояла тарелка и стакан сока. Апельсинового.

– Ешь, – приказала женщина и вышла.

Марико вдруг поняла, что просто безумно голодна, и жадно набросилась на безвкусную кашу. Потом взяла сок, сделала пару глотков и... внезапно вспомнила офис де Линта...

Господи, они же гуляли вместе, когда подошли эти тётки! Где он, что с ним?! Что это за безумие творится?! Её что... похитили???

Смутная тень воспоминания промелькнула в голове: что-то, связанное с этими женщинами в одинаковой одежде, с одинаковыми причёсками... Где она видела, или где слышала о них?..

"Её память нужна, чтобы узнать, как этой узкоглазой пигалице удалось уничтожить наш лучший экземпляр!" – всплыл в голове резкий голос. О чём это, о ком? Что такого она уничтожила?! Или, может быть, её с кем-то спутали?

Снова зашла женщина в белом халате, забрала поднос с посудой, отставила на тумбочку. Достала шприц и потянулась к плечу Марико, но девушка отпрянула.

– Что это? Зачем?

Женщина смерила её презрительным и оценивающим взглядом, процедила сквозь зубы:

– Неплохо, неплохо...

– Что вам от меня нужно? Зачем я здесь?!

Женщина, так и не ответив, убрала шприц и ушла, унеся посуду. Через несколько минут пришла другая, чуть выше, с более тёмными волосами.

– Значит, оклемалась. Хорошо, ты крепче, чем я ожидала.

– Что вам нужно от меня? – снова спросила Марико, чувствуя, как от равнодушного взгляда этой женщины по всему телу растекается холод ужаса.

– Ответ всего лишь на один вопрос. Как ты убила Дика Уайлда?

– Я?! Это он пытался убить меня! – возмутилась девушка.

– Да, у Дика были психологические проблемы, с которыми мы не смогли справиться. Вопрос не в этом. Ты жива. А Дик – мёртв. Что ты с ним сделала? Он был лучшим за последние пятьдесят лет, телепат-гений с совершенной способностью к внушению.

– Я ничего не делала! Его расстреляли полицейские или ФБР, когда он сопротивлялся аресту. Я этого даже не видела!

– Хватит прикидываться дурой! – прошипела вдруг женщина, наклоняясь к Марико. – Он не просто так бросился бежать от тебя! Ты была его жертвой, он вёл тебя не одну неделю, и вдруг, в самом конце – запаниковал. Такого никогда не было и не могло быть! Что! ты! сделала?!

– Я не знаю! – воскликнула Марико. – У меня была истерика, я просто засмеялась!

– Почему?

– Откуда я знаю!? Почему люди смеются в истерике?!

– Нет, ты не поняла. – Злобная фурия цедила слова в бешенстве. – Дик внушал всем жертвам ужас. Телепатически. Ты просто не могла не визжать в панике. А ты – засмеялась!

– Господи, да откуда мне знать?!

Женщина вдруг успокоилась, и кивнула:

– Угу. Понятно. Ну что ж, тогда продолжим. А потом с тобой пообщается кто-нибудь из наших мальчиков...

Тётка ушла, но тут же вернулась предыдущая, со шприцем. Марико попыталась сопротивляться, но женщина быстрыми привычными движениями пристегнула руки девушки к кровати и сделала укол. Марико потеряла сознание, не успев даже заплакать от бессилия.

Очнулась девушка от внезапно громкого шума. Целый хор голосов заставил её вздрогнуть и подскочить на кровати. Ремни с её рук опять сняли.

Странно. Палата по-прежнему была пуста.

Но голоса звучали!

– Слышь, говорят, стервы обрабатывают новичка.

– А я слышал, это девчонка.

– Да не гони, девчонок тут сроду не было. У них гормоны другие, они от этих уколов помирают.

– Ну, говорят, придумали, как это обойти.

Марико потрясла головой, но голоса продолжали болтать между собой про "стерв" и ещё про какие-то свои дела. Что это? Галлюцинации? Как-то слишком подробно... Все голоса разные – тембр, возраст, стиль речи у всех отличаются...

– Кто здесь?! – невольно спросила девушка.

Голоса вдруг разом смолкли. Марико вздохнула с облегчением, решив, что, наверное, ей и вправду почудилось. Но тут один из голосов вернулся.

– Эй... ты нас слышишь?

– Я?! – ответила девушка машинально.

Тут дверь палаты открылась и вошла одна из "стерв". Марико вдруг вспомнила, что Дик Уайлд в том видении, которое показал ей, так и называл их.

Женщина вгляделась в лицо Марико и спросила:

– С кем ты говоришь?

Голос в голове прошептал:

– Эй, не сдавай нас!

Что-то в его интонации было такое, от чего у девушки мороз волной прокатился по спине. Она ответила женщине:

– Говорю? Ни с кем. Я только что проснулась... мне что-то снилось.

Тётка хмыкнула, пробормотала что-то вроде "рановато ещё" и вышла.

Голос опять заговорил:

– Слышь... не надо вслух говорить. Мы и так тебя слышим.

Начался странный "разговор".

"Господи Боже мой..."

– Ты первый раз услышала?

"Да..."

– Не бойся. Ты быстро научишься экранировать свои мысли и отгораживаться от нашего трёпа. Но пару дней придётся пожить с этим. Тебе уже дали имя?

"Дали? В каком смысле?"

Второй, более молодой голос вклинился в разговор:

– Донни, я слышал, у неё нет амнезии...

– Правда? – спросил Донни. – Ты помнишь, кто ты?!

"Да... Меня зовут Марико. А вы..."

Донни невесело усмехнулся.

– Мы тут все без памяти. Стервы что-то делают с теми, кого притаскивают сюда, и память отшибает начисто. Первые дни вообще ни черта не соображаешь. Потом, на занятиях, стервы начинают рассказывать, что у нас миссия, мы новое поколение человечества и прочая такая муть... Дают нам имена. И учат пользоваться этой грёбаной телепатией, которую нам вкололи. Странно, почему тебе оставили память? Это же рискованно...

Третий, очень тихий голос проговорил:

– Я слышал, они говорили, что эта девочка угробила Дика Уайлда...

"Какая я им девочка?!" – невольно возмутилась Марико мысленно, и голос, услышав и это, ответил поспешно и смущённо:

– Ой, прости...

– Ого, – протянул Донни, сделав вид, что не заметил последних реплик. – Этого, который умел внушать в трёх модальностях?!

– Ну да.

"Да ничего я не делала! – воскликнула Марико беззвучно. – Он больше месяца мучил меня своими видениями, показывал, как убивает! А потом пытался убить меня! И когда поймал, у меня случилась истерика, вот и всё! Я просто смеялась, вместо того, чтобы умолять, и у него сорвалась психика, он побежал, а полиция его расстреляла".

– Вряд ли всё так просто, – произнёс тихий третий. – Стервы понимают в этом. Если бы они допускали, что твоей истерики достаточно, чтобы окончательно свихнуть Дика, они бы не тратили на тебя время.

"Я не понимаю... Господи, я ничего не понимаю!" – Марико зарылась головой в подушку, чувствуя, что начинает дико ломить виски. Точно как после видений, внушённых Уайлдом. Чтоб ему...

– Да ему-то уже и так... – ответил кто-то, и ещё пара голосов согласно хмыкнули.

Марико хотела возмутиться непрошеному вторжению – эта-то мысль не предназначалась никому, – но не успела.

– Так, ребята, завязываем трёп, – сказал Донни. – Ей сейчас станет плохо. Давайте помолчим пару часов, пусть поспит. Слышишь, Марико? Тебе сейчас обязательно нужно заснуть.

"Да... хорошо..."

Голоса утихли. Голова раскалывалась. Что это – побочный эффект телепатии? Это всегда так будет, или потом пройдёт? И она легко будет читать чужие мысли?!

Какой бред!

– Эй... – снова возник Донни, на этот раз шёпотом. – Бросай думать. А то рехнёшься. Спи.

С последним словом в голове вдруг возникло странное ощущение: одновременно расслабляющего тепла и лёгкого приятного холодка, как будто лежишь прохладным осенним вечером в тени деревьев, на траве, разогретой за день солнцем. А рядом словно кто-то сидит и держит за руку, но лень открыть глаза и посмотреть, кто это...

Марико уснула. Немного погодя голоса снова начали переговариваться друг с другом, но негромко, и девушка не просыпалась.

Разбудил её чей-то крик. Марико услышала его словно бы удвоенным: реальный звук доносился из коридора, ему вторил вопль в голове... Вместе с криком в голову врывалась безумная ненависть пополам с ужасом... Эмоции были так сильны, что девушка зажмурилась и, обхватив голову руками, сжалась в комок, забившись под одеяло и вцепившись зубами в подушку, чтобы не завизжать вместе с этим голосом.

Крик в коридоре смолк, но в голове продолжал звучать ещё некоторое время. Ненависть угасала, сменяясь жуткой тоской и стискивающим горло страхом. Перед глазами возник смутный образ: высоченный готический храм с узкой резной башней серого камня, впивающейся в пасмурное небо острым шпилем, на конце которого вдруг начало разгораться белое свечение, становясь всё ярче, заливая светом всю картинку и ослепляя до рези позади глаз... Что-то странное было в этом сиянии, что-то почти живое... Хотелось одновременно бежать прочь в ужасе и – рвануться вперёд и утонуть в нём, раствориться навсегда...

"Нет!" – отчётливо сказал кто-то рядом.

Чья-то рука легла на плечо и крепко сжала.

"Марико, тебе туда нельзя!"

Но что-то там, в глубине этого живого света, влекло с такой силой, что девушка лишь отмахнулась.

Тогда кто-то крепко обхватил её руками, стиснув в объятиях...

Сияние медленно угасало. Марико уже не пыталась освободиться, лишь жадно провожая остатки бликов взглядом. Потом упала тьма. Только чей-то голос неподалёку тихо напевал что-то вроде молитвы в духе госпелз...

Девушка пришла в себя с мокрым от слёз лицом. Голос всё ещё пел. Вслушавшись, Марико узнала Донни. Она хотела узнать, что произошло, но в голосе его было что-то такое, от чего девушка не решилась прервать песню. И только когда Донни замолчал, она спросила:

"Что это было?!"

Вместо него ответил тихий, имени которого Марико так до сих пор и не знала:

– Блэйк сорвался...

"И... что?"

Кто-то ещё вломился в разговор – громко, зло:

– Грохнули его, вот что! Руки за спину, иголка в шею – и тю-тю!

Девушка снова сжалась в комок от ужаса.

– Сэм, хватит, – оборвал его Донни. – Хочешь пойти следом? Или раскачать кого-то ещё своей истерикой? Мы договаривались, помнишь? Возьми себя в руки. И дайте я сам поговорю с Марико. Один на один.

Странно, но девушка ясно ощутила, как исчезло присутствие остальных. Словно один за другим гасли слабые, но вполне различимые шумы. Что это было: звук дыхания? Девушка так и не поняла.

Но один остался рядом.

– Как ты? Я едва удержал тебя...

Марико не смогла ответить внятно, внутренне сжавшись от воспоминания о только что пережитом.

– Плохо, что это случилось, когда ты ещё не научилась закрываться. Всё было бы не так жутко... Большинство ребят не представляет, каково это, когда тебя тащит вслед за уходящим. Но я однажды тоже прошёл через это. Может быть, поэтому сумел удержать.

Девушка вспомнила ощущение крепко обнимающих сильных рук и хотела сказать что-то благодарное, но слов не находилось.

– Слов не нужно, – улыбнулся Донни. – Я понял. Ты ещё открыта до самого дна. Да, это странно, – он словно отвечал на её невысказанные мысли, так и не сложившиеся во фразы, оставшиеся смутными образами. – Но тебе нечего стыдиться. Ты хорошая девушка. Жаль, что ты здесь.

Наверное, Донни открылся в ответ, чтобы Марико не было слишком неловко. Она почувствовала и его симпатию, и грусть от того, что дальше симпатии нельзя сделать и полшага – ведь он понял и про Эрика тоже; и желание помочь, защитить, научить защищаться саму...

Это было странное общение – образами, совсем без слов. Марико подумала вдруг, что нечто отдалённо похожее испытывала раньше, очень редко – рядом с папой, когда они переглядывались молча, и не нужно было ничего говорить, чтобы понять, что чувствует другой. Или когда один произносил вслух в точности ту же фразу, какую за полсекунды до этого подумал другой. Но эти моменты были так коротки и мимолётны. Сейчас же ощущение погружения друг в друга даже слегка пугало. Словно заглядываешь в другой мир и тонешь в нём...

Но в какой-то момент девушка вдруг поняла, как это – закрываться. Попробовала, и тут же поток образов оборвался, накрыла ватная глухота. Марико даже испугалась, но скоро сумела ослабить блокировку.

– Видишь, это в самом деле просто, – услышала она Донни. – Теперь будет легче. И больше никто не узнает того, что ты хотела бы скрыть.

"Спасибо..."

За дверью послышались голоса, и Марико поспешила лечь на подушку и расправить скомканное одеяло.

Вошли две женщины, продолжая начатый в коридоре разговор.

– ...это не может быть так рано. Она, наверное, что-то напутала. Или энцефалограф сбоит.

– Посмотрите сами.

Первая подошла к Марико и надела ей на голову мягкий обруч с электродами. Вторая включила прибор, и обе погрузились в созерцание графика.

– Говорю же, ещё слишком рано для спонтанного всплеска. Не прошло и недели с начала инъекций.

Девушка отметила про себя временную зацепку. Меньше недели. Но сколько точно?

В голову пришла шальная идея: попробовать прочитать мысли "стервы". Марико внутренне потянулась к ней, но тут же вторая воскликнула:

– Да вот же!

Девушка захлопнула свежевыученную защиту наглухо.

Вторая женщина вглядывалась в графики ещё какое-то время, потом покачала головой.

– Нет, это какая-то случайность. Аппаратная ошибка. Вы же знаете, первоначальный всплеск активности длится непрерывно два-три дня. А тут всего несколько секунд. Надо показать прибор техникам.

Женщины проверили пульс и давление Марико, опять посветили в глаза проклятым фонариком и ушли. Через несколько минут пришла третья, принесла еду. Девушка решилась спросить у неё, кто это кричал. Женщина, как всегда проигнорировав вопрос, вышла.

Опять эта мерзкая каша... Марико отодвинула тарелку, но снова услышала Донни:

– Лучше ешь. Тут везде натыканы камеры. Если будешь вести себя неадекватно: отказываться от еды, кричать, что-нибудь ломать или разбрасывать, – тебя начнут накачивать всякой дрянью. Хочешь, я внушу тебе, что это... ну, не знаю, картофельное пюре. Я "специализируюсь" на кинестетике".

"Как это?"

– Ну, у каждого телепата лучше всего работает какая-то одна сфера: речью владеют практически все, кому-то лучше даётся звук, музыка, кому-то ощущения – вкус, запах, тактильное чувство. Кто-то умеет создавать четкие визуальные образы. Таких, кто может равно внушать все три вида – очень мало. Дик Уайлд был из таких...

"А я?.."

– Пока не знаю. Это будет ясно дня через три, когда "стервы" начнут с тобой тренинги и тесты".

"Кажется, они думают, что я ещё не могу общаться мысленно..."

Марико рассказала о визите женщин, изучавших её энцефалограмму.

Донни очень удивился.

– Это правда необычно. Как правило, способность проявляется недели через полторы-две ежедневных инъекций. Если они сказали, что ты здесь меньше недели – это действительно редкость. Я такого не встречал ещё ни разу.

"А... давно ты здесь?" – решилась спросить девушка.

– Трудно сказать точно. Здесь тяжело следить за временем. Но мне кажется, что-то около десяти лет.

Марико зажмурилась в ужасе...

– Извини... я не хотел напугать тебя...

"И ты никогда не пытался убежать?!"

– Это практически нереально. Единственный, кому удалось – Дик. Не знаю, как он это делал. Мне кажется, пользовался своими способностями. Потому что иначе это просто невозможно. И потом... куда мне бежать? Я не помню, кто я, откуда, не знаю, сколько мне лет на самом деле. Чёрный парень, которого кто-то из этих тёток прозвал "Донни"... Всё, что мне осталось из прошлой жизни – это пара тату и песни о Боге...Пока я пою – я могу жить, где угодно.

Марико хотела задать ещё много вопросов, но Донни прервал её.

– Ты ешь. А то скоро придут за посудой. А я потом, если захочешь, спою тебе что-нибудь. Хочешь?

"Да..."

Девушка быстро расправилась с обедом (или ужином? – сложно понять, когда в комнате нет окон), улеглась, закутавшись почти с головой в одеяло, и стала слушать Донни. Старый добрый английский гимн, столь полюбившийся чернокожим борцам за свои гражданские права, популярный уже не один десяток лет...

Amazing grace! How sweet the sound,

That saved a wretch like me!

I once was lost but now am found

Was blind, but now I see.

' Twas grace that taught my heart to fear,

And grace my fears relieved;

How precious did that grace appear

The hour I first believed!

Through many dangers, toils, and snares,

We have already come;

' Tis grace hath brought me safe thus far,

And grace will lead me home.

The Lord has promised good to me,

His word my hope secures;

He will my shield and portion be

As long as life endures.

Yes, when this flesh and heart shall fail,

And mortal life shall cease,

I shall possess, within the veil,

A life of joy and peace.

The earth shall soon dissolve like snow,

The sun forbear to shine;

But God, who called me here below,

Will be forever mine .

*перевод гимна приведён в конце романа

У Донни был прекрасный голос – мягкий, плавный, глубокий. По крайней мере, так ей слышалось. От него исходило удивительно светлое и обнадёживающее чувство, появилась уверенность, что так или иначе выход найдётся.

И впервые за всё время Марико смогла спокойно подумать о де Линте, попробовать представить, что он делает, о чём думает сейчас. Наверное, пытается искать её: похищения – это как раз юрисдикция ФБР...

Женщина, пришедшая за посудой и тут же ушедшая, отвлекла Марико. Интересно, зачем они так стараются походить друг на друга? Все как одна – словно безликие куклы на полке магазина... Никогда не скажут лишнего слова, не бросят ненужного взгляда. Максимальная дистанция. Для чего? Чтобы исключить любую, самую минимальную личную заинтересованность? Причём, с обеих сторон... К ним относятся, словно к подопытным крысам. Мало того – самих подопытных ставят в такое положение, чтобы они были как можно покорнее и апатичнее. Пытаются ставить. И внешне им это, похоже, удаётся. Но отдают ли они себе отчёт в том, что телепаты неизбежно будут общаться между собой? Судя по возгласу Донни при первом знакомстве, это общение жёстко запрещено и, наверное, как-то карается. Но "стервы" – не телепатки, и никак не могут отследить это общение! Всплески мозговой активности? Кто из них может достоверно объяснить, чем именно они вызваны? Вряд ли придуман способ узнать это, иначе общение ребят давно было бы пресечено.

Впрочем, экспериментаторши достаточно умны, чтобы не содержать вместе слишком большую группу подопытных. Или научены горьким опытом? В той картинке, что показывал Дик Уайлд, было много ребят, и они ели все вместе в столовой... А здесь, кажется, их всего человек десять. И еду разносят по "палатам". Такая маленькая группа деморализованных мальчишек никогда не решится объединиться и взбунтоваться, даже если бы стерв было мало, а их всё-таки наверняка больше.. У подопытных нет ни веры в успех бунта, ни цели, ради которой стоило бы рваться вовне. Их лишили памяти и всякого жизненного смысла, кроме того, что нужен экспериментаторшам... Новое поколение людей, надо же...