Текст книги "Мысли(СИ)"

Автор книги: Ame Hiteru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Annotation

Этот роман я начала писать совсем давно, в конце 90-х, насмотревшись "Секретных материалов" :). В 2010 достала "с полки", серьёзно отредактировала и дополнила. Но в целом, это скорее память о юношеском фанатстве, чем претензия на серьёзную литературу :)

Hiteru Ame

Глава 1

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Hiteru Ame

Мысли

–

Глава 1

Небо тонет в закатном море.

Ветер считает золото листьев,

как жадный купец.

Ночь вносит в мир лампаду луны.

Тьма зажигает свечи звёзд.

В моих ладонях – слеза.

Она упала с неведомой высоты – мне в руку...

«Кто ты? Откуда?» – спросило моё сердце.

«Это капля моей крови!» –

прозвенел последний луч

умирающего дня.

Ночь, ревниво взмахнув синим бархатом плаща,

прошелестела: "Это капля

масла из моей лампады-луны!"

Сизый туман, свиваясь змеиными кольцами,

зашипел: "Это серебро,

что украсит траву на заре!"

В моей комнате – темно.

Только тихий сиреневый свет

Пролился из моих ладоней:

это – слезинка вздрогнула тёплым птенцом.

"Нет, я не кровь и не масло лампады-луны,

И не серебро, что сизый туман

Приносит в жертву рассвету.

Я – просто осколок,

Маленькая жгучая искра

Чьей-то печали..."

– Марико, почему ты не гасишь свет? Уже одиннадцать часов! Чем ты занята?

Раздражённый голос матери, бесцеремонно ворвавшейся в комнату, заставил вздрогнуть. Марико поспешно сложила листок со стихами и спрятала между страниц книги.

Миссис Гвен Дэвис – высокая, плотная женщина чуть за пятьдесят, с уже несколько оплывшими чертами когда-то привлекательного, властного лица – протянула руку, и Марико безропотно отдала ей учебник, почти уверенная, что мать не снизойдёт до того, чтобы открыть его.

– Японский язык? Опять? – широкие, чёрные с лёгкой проседью брови миссис Дэвис поднялись к вискам. – Где ты его откопала?

Раньше, когда папа был жив, они учились вместе. Но когда его не стало, мать выбросила все книжки, уверенная, что это была лишь "очередная дурацкая идея Джона", и что Марико с радостью перестанет "забивать себе голову всякой ерундой"...

– В публичной библиотеке, – ответила она тихим и слабым голосом.

– Чем тебе плох английский, чтобы учить ещё и эту тарабарщину? – Миссис Дэвис, как обычно, не стеснялась в выражениях. – Впрочем, это в тебе, наверное, всё-таки кровь говорит... Но уже поздно. Пора спать, ложись.

– Да, мама...

Миссис Дэвис небрежно бросила учебник на стол и выключила люстру. Комната утонула в полумраке, едва разгоняемом светом настольной лампы.

Когда дверь закрылась, Марико со вздохом поднялась из-за стола, отыскала в книге листок, убрала его в коробку со множеством таких же – и снова задвинула её под кровать. Переодевшись в сорочку, она выключила лампу и легла, но спать не хотелось. Извечная тоска не давала покоя. Необъяснимая грубость приёмной матери жила в сердце привычной, но от этого не менее болезненной занозой... Бывая в гостях у подруг, Марико не могла не видеть, что поведение миссис Дэвис странно. При папе она ещё сдерживалась и чаще просто игнорировала дочь, но когда его не стало – вся злость и раздражение, копившиеся много лет, выплеснулись безудержно... Школьный психолог мисс Робинсон не раз предлагала обратиться в опеку, но Марико была противна сама мысль об этом. И она терпела, утешая себя сначала тем, что скоро станет совершеннолетней, а потом тем, что может уйти в любой момент. Хотя, разумеется, пока она учится, уход был бы слишком проблематичным...

За окном стремительно гасли последние краски заката. Душная предгрозовая летняя ночь окутывала Майами. Марико перевернулась на спину, откинув со лба слипшиеся от пота пряди гладких, чёрных волос. Мрачно-оранжевый месяц, пробившийся в разрыв туч, заглянул в окно и слабо осветил круглое полудетское лицо с правильными, совершенно японскими чертами: маленький, мягко закругленный нос, красиво очерченные губы, гладкие, приподнятые к вискам брови. Палевый свет раздробился искрами в раскосых, но довольно больших и выразительных глазах Марико.

"Скорее бы дождь!" – подумала она, поднимаясь с постели, чтобы открыть окно. Маленькая хрупкая фигурка чёрным силуэтом вырисовалась на фоне призрачно освещённого фонарями стекла. Марико подняла тяжёлую раму и вдохнула ночной воздух, наполненный густыми ароматами цветов из небольшого палисадника, разбитого вокруг их коттеджа.

Марико обернулась к темноте комнаты, собираясь снова лечь, но вдруг что-то бледно вспыхнуло у неё перед глазами. Она подумала было, что это молния, но... вместо знакомых очертаний мебели прямо перед собой увидела почему-то улицу. Тёмные, смутные тени домов-коробок, какие во множестве теснятся в рабочих кварталах... Чуть впереди по тротуару бежала высокая девушка, одетая в ярко-красное облегающее платье. Её длинные, осветлённые до неестественно-белого цвета волосы растрепались, прилипли к щекам.

Марико замерла в недоумении, ещё не успевшем перейти в страх. Но в то же время – так странно... – она будто побежала вслед за блондинкой в красном, быстро приближаясь. Девушка обернулась, и Марико увидела перекошенное от ужаса лицо, которое, наверное, было красивым, – но теперь в нём не осталось почти ничего человеческого. Свет единственного фонаря отразился в голубых глазах блондинки, полных невыразимого ужаса, парализовавшего и Марико в её комнате... Блондинка отвернулась, пробежала ещё с десяток шагов и с размаху влетела в запертые сетчатые ворота, которых не увидела в узком тёмном переулке в панике бегства. Марико, влекомая и скованная непонятной силой, приблизилась к этому дрожащему, вжимающемуся в стену существу, и дикий, звериный вопль ужаса взорвал ночную тишину, едва не оглушив её...

В следующее мгновение Марико снова осознала себя стоящей в своей комнате, задыхаясь и дрожа в истерике. Неожиданно острая боль пронзила виски, и Марико, вскрикнув, осела на пол, теряя сознание...

– Марико! Марико, очнись!

Знакомый голос выплыл из тумана, и в ту же секунду в нос ударил резкий запах нашатыря. Она открыла глаза и увидела над собой встревоженное лицо миссис Дэвис.

– Боже, как ты меня напугала! – произнесла мать с упреком и моментально сменившим беспокойство раздражением. – Что с тобой, с чего ты так верещишь среди ночи?!

Громкий, как и всегда, сейчас голос матери причинял острую боль. Марико провела дрожащей рукой по лбу и проговорила срывающимся голосом:

– Девушка... блондинка в красном платье... Она убегала и... он догнал её!..

– Какая ещё девушка?! – нетерпеливо отмахнулась миссис Дэвис. – Ты так пугаешь меня из-за какого-то сна!

– Это был не сон, мама, – слабо возразила Марико, от ошеломления плохо понимая, что не найдет сочувствия. – Я не спала. Я встала, чтобы открыть окно, и тут увидела...

– Перестань твердить мне об этом дурацком кошмаре! – перебила, почти не слушая, миссис Дэвис. – У тебя болит что-нибудь?

– Голова...

– Ну, так я и знала! – Она патетически возвела глаза к потолку. – Ты никогда меня не слушаешь! А я говорила: не сиди долго на солнце!

"Я же весь день была дома!" – подумала Марико, но у неё не было сил возразить вслух. Голова горела, будто сдавленная тисками. "О! Ну почему бы ей не говорить потише?!" – подумала Марико, уже не понимая смысла того, что продолжала выговаривать ей миссис Дэвис.

Наконец, она погасила-таки свет, оставив дочь в темноте, заполненной болью и глухим биением пульса в висках. Промучившись с полчаса, Марико забылась тяжёлым беспокойным сном.

Наутро она проснулась совершенно разбитая. Её не оставляло странное чувство, будто произошло нечто очень плохое. Машинально повторяя слова утренней молитвы, – миссис Дэвис была католичкой, ревностной до бездумного фанатизма, – Марико пыталась понять, что же с ней происходит. Вчерашняя галлюцинация вдруг встала перед внутренним взором со всей ясностью, и она поразилась ощущению, о котором забыла поначалу: казалось, будто кто-то чужой и сильный завладел её разумом, кто-то, кто хотел, чтобы Марико была с ним и смотрела его глазами... Какой-то ужас... Она что, в самом деле сходит с ума?..

Позавтракав без аппетита, Марико вымыла посуду – это было её ежедневной обязанностью также, как уборка дома, покупка продуктов, стирка – и хотела уйти в свою комнату, но, проходя через гостиную, взглянула на экран телевизора, где шёл утренний выпуск новостей, и остолбенела. Ведущая криминальной хроники рассказывала о дочери известного миллионера, убитой нынешней ночью в трущобах, а в верхнем углу экрана ярким пятном выделялась фотография красивой белокурой девушки с закрытыми глазами и искажённым мукой лицом.

Марико почувствовала, как пол закачался под ногами, и с тихим возгласом опустилась в кресло.

– В чём дело? – обернулась миссис Дэвис. – Что с тобой?

– Эта девушка... – едва проговорила Марико. – Я видела её вчера!

– Что за чушь ты болтаешь? Как ты могла её видеть, если весь день просидела дома? Возьми-ка градусник: у тебя, похоже, жар.

– Да нет же, мама! – голос Марико даже теперь оставался слабым: она, кажется, совсем не умела говорить громко. – Я видела, как она убегала по тёмной улице. Там были многоквартирные дома. За ней кто-то гнался...

– Марико, что ты несёшь! – миссис Дэвис выглядела не на шутку встревоженной. – По-моему, тебе лучше прилечь.

– Но, мама...

– Я сказала, выбрось этот бред из головы! – раздражённо оборвала её миссис Дэвис. – Вообразит себе не знаю что... Иди и ляг в постель.

Марико, чувствуя, как слёзы закипают на ресницах, вскочила и почти выбежала из гостиной.

– Но я же не сумасшедшая! – шептала она, сидя за столом и сжимая глухо ноющие виски. – Я видела эту девушку! Господи, никто мне не поверит...

Весь день Марико молчаливо выполняла домашнюю работу, и только бледность и затаённый блеск глаз, словно бы постоянно полных слёз, говорили о том, что она силится скрыть охватившие её смятение и страх. В дневном выпуске новостей Марико услышала, что двадцатитрёхлетняя Мэри Холлис была найдена утром в одном из грязнейших кварталов города с перерезанным горлом. Экспертами было установлено, что смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера. На теле обнаружены множественные порезы, нанесённые острым предметом – скальпелем или бритвой.

До самого вечера Марико не могла отделаться от образа бегущей девушки... Перед сном, сидя над учебником японского, она тщетно пыталась сосредоточиться: мысли разбредались и путались от охватившего её отчаяния. Ещё тяжелее становилось от того, что совершенно не с кем было поделиться всем этим кошмаром...

В свои девятнадцать лет Марико полностью зависела от Гвен. Дэвисы удочерили её, когда ей не было ещё и года. Папа рассказывал, что Гвен не слишком хотела детей, но он настоял на удочерении, сам занимался всеми документами, супруге же пришлось только сопровождать его и оставлять подписи, где это требовалось. Взять именно эту девочку также было решением Джона. Папина сестра, не любившая миссис Дэвис, как-то проболталась, что Гвен долго ругалась с ним: какого чёрта она должна воспитывать азиатского выродка?! Но мистер Дэвис, обычно уступавший жене, в этот раз оказался непреклонен. Гвен пришлось смириться. Но она, по сути, так никогда и не простила мужа ни за его выбор, ни за упрямство.

Марико миссис Дэвис не любила, хотя та была тихим, робким и послушным ребёнком. Девочка с отличием окончила школу и легко поступила в Медицинскую школу Миллера при университете Майами. Марико не чувствовала призвания к врачебной деятельности, ей куда интереснее было изучать языки и литературу, но миссис Дэвис считала, что профессия врача выгоднее, и дочь, лишённая к тому времени поддержки отца, вынужденно подчинилась.

Марико часто с грустью вспоминала о нём. Джон Дэвис умер от инсульта, когда ей было пятнадцать. Он всегда много времени проводил с приёмной дочерью: помогал ей с домашними заданиями и объяснял, как лучше разрешить конфликт с одноклассницами; брал её с собой на пикники к друзьям, учил плавать и стрелять из самодельного лука; ходил на все её школьные мероприятия и учил танцевать; они часами болтали обо всём подряд; наконец, именно ему девушка доверила тайну своей первой влюблённости. Мистер Дэвис знал, что девочке не достаёт материнской ласки, но у затаившей обиду супруги имелись свои понятия о воспитании, и спорить с ней было бесполезно. Джон только изо всех сил старался сглаживать постоянно назревавшие конфликты и учил дочь относиться к матери снисходительно и терпимо.

После смерти отца Марико окончательно замкнулась в себе, скрывая боль одиночества так же, как прятала от миссис Дэвис свои стихи. Джону нравилось читать их, он даже изучил ради этого несколько книг о поэтике и стихосложении, многое из них пересказал дочери и часто давал дельные советы. Но миссис Дэвис считала поэзию пустой тратой времени, и от неё девочка пряталась.

Сегодня же Марико было не до стихов. Погасив свет, как требовала миссис Дэвис, в одиннадцать вечера, она легла, но подушка жгла лицо, волосы душили, обвиваясь вокруг шеи, тишина угнетала. Электронные часы на столе показывали 23:25. Марико села в постели в смутной тревоге, и – всхлипнула от застившей зрение бледной вспышки...

– Нет, нет!

Она затрясла головой, сжимая виски тонкими пальцами, но комната расплывалась в белёсом тумане, колыхаясь маревом миража. Перед глазами снова встала ночная улица, на этот раз – ярко освещённая, с высокими вычурными оградами. Марико зажмурилась, но видение не исчезло, завладев её сознанием.

Там, вдоль оград, бежала девушка, одетая в легкий молодёжный сарафан. Марико почувствовала, что слегка задыхается, будто это она сама догоняет незнакомку, которая, услышав шаги совсем близко, затравленно обернулась. Побелевшее юное личико скривилось почти в детской гримаске испуга, в огромных синих глазах стояли слёзы, тёмные волосы упали на влажный лоб... Ей было не больше пятнадцати...

Внезапно странная, чуждая всей её натуре злоба охватила Марико, и она тихо застонала. Это было не её чувство!

– Я не хочу!.. – выговорила Марико умоляюще.

В следующее мгновение она увидела, как огромная мужская рука протянулась к убегающей девочке и, схватив за волосы, рванула к себе. Девочка взвизгнула, и её вопль слился с криком Марико, вне себя вскочившей с кровати, сжимая руками готовую взорваться от боли и ужаса голову.

Миссис Дэвис, разбуженная криком, вбежала в комнату и, включив свет, нашла Марико без чувств на полу.

Очнувшись через пару минут в своей постели, Марико посмотрела на мать огромными перепуганными глазами и прошептала:

– Я снова видела это!..

– Ничего, дорогая, успокойся, – произнесла миссис Дэвис неожиданно дрогнувшим голосом. – Всё уже прошло. Завтра мы сходим к врачу, а сейчас тебе нужно уснуть.

– К врачу? – удивилась Марико. – Но я не больна, мама...

– Тише, тише, деточка. Всё будет хорошо. Постарайся уснуть.

Ошеломлённая столь непривычным, почти ласковым тоном, Марико не нашлась, что ответить.

Миссис Дэвис погасила свет и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. "Она обращается со мной, как с сумасшедшей! Может я и правда?.. Но это слишком подробно для галлюцинации! – подумала Марико, зажмуриваясь.

Слёзы всё равно потекли по щекам от другой горькой мысли: "Так вот что нужно, чтобы она стала хотя бы приблизительно нежной!.."

– Глава 2

«Доктор Рональд Мейски. Психиатр», – гласила табличка на двери. Марико снова прикусила губу, чтобы не позволить себе разрыдаться, входя в кабинет.

– Здравствуй, Рон. Я рада видеть тебя.

Миссис Дэвис протянула руку, и доктор Мейски церемонно поцеловал сухие пальцы, отвечая:

– Я тоже рад видеть тебя, Гвен. Здравствуйте, юная леди.

Девушка посмотрела на него огромными отчаянными глазами и промолчала, боясь разреветься.

– Марико, с каких пор ты так невежлива? – возмутилась миссис Дэвис. – Рон, с ней творится что-то невообразимое. Ты, конечно, слышал об этом убийстве дочки Холлиса. Так вот, Марико твердит, будто видела эту девицу в тот самый вечер!

– Это правда? – обратился доктор Мейски к девушке.

Марико снова посмотрела на него. Высокий, сухопарый, почти совсем седой мужчина, блёклые, глубоко и близко посаженные серые глаза смотрят на неё холодно и безучастно. "Если я расскажу правду, он тоже решит, что я сошла с ума! Причём, сделает это вполне профессионально... Ну почему это происходит именно со мной?!" – в отчаянии подумала девушка и ответила тихо:

– Мне приснился сон, в котором была девушка, очень похожая на Мэри Холлис.

– Марико, ты же убеждала меня, что не спала! – вскинулась миссис Дэвис.

– Просто сон был очень реальный... – ещё тише проговорила Марико.

– А вчера? Ты сказала, что снова видел "это". Что ты видела? – настойчиво допрашивала миссис Гвен.

– Просто плохой сон, – почти прошептала девушка.

– Ты можешь его рассказать? – подключился к допросу доктор Мейски.

– Зачем? – подняла глаза Марико, успевшая почему-то подумать: до чего же он некрасив! Или, точнее, зауряден. Взгляд, черты лица, серый костюм... Впрочем, папа тоже носил такой, но на нём он почему-то выглядел совсем по-другому, почти как вторая кожа. А на мейски пиджак висит мешком...

– Прекрати задавать дурацкие вопросы! – снова резко одернула её миссис Дэвис. – У тебя что, язык отсохнет, если ты расскажешь?

Девушка прерывисто вздохнула, пытаясь успокоиться, и вдруг, неожиданно даже для себя, сказала:

– Я не хочу.

– Что?! – взвилась миссис Дэвис. – Это что ещё за упрямство?!

Марико затравленно посмотрела на доктора Мейски, но вдруг заметила, что он делает записи в карточке другого больного и почти не слушает их, только изредка поглядывает на Гвен так странно, будто думает о своём и чего-то ждет, причём ждёт очень нетерпеливо; похоже, только вежливость удерживала доктора от того, чтобы прервать скучный ему разговор...

– Я не хочу рассказывать, – повторила она увереннее.

– Гвен, не настаивай, – почти с благодарностью во взгляде, обращённом к Марико, произнёс доктор Мейски, не оборачиваясь к Гвен. – Это не так уж и важно.

– Не важно?! – воскликнула миссис Дэвис. – А то, что она после этих своих снов кричит на весь дом и падает в обмороки – это нормально? Рон, я хочу, нет, я настаиваю, чтобы ты занялся ею как следует!

– Пока я не вижу в этом необходимости, – на удивление безучастно ответил доктор Мейски, и Марико совсем перестала его бояться: у него свой интерес в этой встрече, от этого противно, отвратительно, но – уже не страшно... – Пусть попьёт какое-нибудь лёгкое успокоительное.

– Послушай, Рональд, ты никак не поймёшь... – миссис Дэвис, не договорив, вдруг обернулась к девушке. – Марико, выйди и жди меня в холле.

Она тут же поднялась и с облегчением покинула ненавистный кабинет. Пусть делают, что хотят! Лишь бы оказаться сейчас подальше от их гадко-слащавых взглядов...

В холле на столе охранника работал переносной телевизор, и девушка, заметив, что идут новости, остановилась.

– Вчера вечером было совершено ещё одно, беспрецедентное по своей наглости и жестокости убийство! В одном из самых престижных и наиболее охраняемых районов, неподалёку от особняка Джемисонов, – сообщил диктор с равнодушно-взволнованным лицом, – была найдена четырнадцатилетняя Сара Марковиц, дочь одного из крупнейших владельцев ювелирных магазинов. Полиция подозревает, что преступление совершено убийцей Мэри Холлис: об этом говорят многочисленные порезы на теле погибшей, нанесённые тем же оружием. К поискам опасного маньяка подключено ФБР. Власти призывают граждан, в особенности женщин, к повышенной осторожности в ближайшие дни: постарайтесь, пожалуйста, не выходить на улицы поздно вечером без сопровождения...

Марико стояла, будто окаменев, и заворожённо смотрела на фото в углу экрана. Охранник, заметив ошеломленное и напуганное лицо девушки, произнес:

– Вот ведь ужас, правда, мисс? Вам стоит послушаться и быть осторожнее по вечерам...

Он говорил что-то ещё, но Марико, не слыша, глядела на убитую девушку. Тёмные волосы, упавшие на испуганное полудетское лицо... Залитый кровью цветастый сарафан... Мир вокруг снова закачался. Марико закрыла лицо руками, едва сдерживая рыдания, и выбежала на улицу, прямо под ливень.

Дома миссис Дэвис попыталась устроить скандал, но Марико, по давно выработавшейся привычке, рассеянно слушала её гневную и почти на треть непечатную речь о вреде упрямства и пользе послушания. С каждым днём Гвен позволяла себе всё большую грубость... И теперь, пожалуй, впервые в жизни, в душе девушки поднялась яростная волна протеста. Жаль только, что прямо сейчас не было сил бороться за себя, и Марико лишь продолжала молчать. Единственное, чего ей больше всего на свете хотелось в данный момент, – это закрыться в своей комнате, подальше от гневного, почти ненавидящего взгляда миссис Дэвис, взять какую-нибудь книгу и не думать больше ни об этих кошмарных видениях, ни о Рональде Мейски, ни о матери, нервно курящей одну сигарету за другой.

Вечером, забравшись в постель, Марико с ужасом ждала половины двенадцатого, не сводя взгляда с часов и умоляя неизвестно кого (псевдорелигиозность миссис Дэвис не способствовала возникновению у окружающих нормальной христианской веры), чтобы не повторялся весь этот кошмар. Мигающие цифры, сменяя друг друга, миновали роковые 23:30, и девушка, облегчённо вздохнув, смогла наконец заснуть.

Следующие два дня прошли в обстановке угрожающего молчания со стороны миссис Дэвис, ходившей по дому с видом оскорблённой в лучших чувствах праведности, раздражённо швыряя всё, за что бы ни бралась, и погружая гостиную в клубы сигаретного дыма. Марико же, против обыкновения, не стремилась к примирению. Она, кажется, даже не замечала настроения матери, погружённая в свои мысли.

Марико чувствовала острую необходимость рассказать обо всём кому-то, кто выслушал бы её и либо поверил, либо доказал, что она действительно сошла с ума...

Увидев в новостях агента ФБР, занимающегося расследованием убийств Мэри и Сары, девушка почему-то вдруг подумала: "Вот, если бы с ним поговорить!.." Здравый смысл тут же заявил, что это глупость, и в ФБР никто не станет слушать весь этот бред. Тем не менее, что-то в лице молодого агента убеждало девушку, что, может быть, стоит попытаться...

Наконец, после долгих терзаний, Марико решила: "Если, не дай Бог, это ещё раз повторится – поеду к агенту де Линту".

Третье видение не заставило себя ждать. На этот раз всё было ещё страшнее. Ощущение того, что сознание перенеслось в какое-то другое тело, живущее по собственным, не имеющим никакого отношения к Марико, законам, было оглушающе ярким. Она сама бежала за девушкой – смуглой и плотной латиноамериканкой!

Марико попыталась воспротивиться чужой силе, поработившей её мозг, но неожиданно в голове раздался низкий и неописуемо хриплый, будто вороний, голос, приказавший: "Уймись!"

Марико расширенными от ужаса глазами наблюдала, как она догоняет очередную жертву. Девушка на бегу отшвырнула мешавшую ей сумку, но вдруг споткнулась обо что-то и упала. Она склонилась над незнакомкой, и в огромной руке сверкнуло что-то остро заточенное.

– Нет! Пожалуйста, нет! – услышала Марико рыдающий голос смуглокожей девушки, произносившей слова с сильным акцентом.

Наклонившись над ней, Марико заглянула в удлинённые чёрные глаза, полные слёз и отчаяния загнанного зверя. Острая сталь скользнула по гладкой коже смуглого лица, оставив алый след, расплывшийся горячим ручейком.

Марико попыталась закричать вместе с истекающей кровью девушкой, но будто чьи-то железные пальцы сдавили горло, и она услышала только смех – нечеловечески хриплый, размноженный эхом тёмной улицы...

...Неожиданно вспыхнувший свет болезненно резко вернул девушку в спальню.

– В чём дело, Марико? Почему ты так громко смеёшься?!

Миссис Дэвис глядела на неё с испугом и недоумением. Девушка посмотрела на своё отражение в зеркале: мертвенно бледное лицо, лихорадочно блестящие глаза и, контрастом, ярко-алые губы, искривлённые в жуткой усмешке...

Всхлипнув, Марико закрыла лицо руками и медленно осела на пол, вся дрожа и задыхаясь от невыносимой боли в висках.

– Выключите, пожалуйста, свет, – попросила девушка через силу.

– Что с тобой? – снова спросила миссис Дэвис, не решаясь, впрочем, подойти. – Тебе плохо?

Не слыша собственного голоса, тонущего в жутких приступах боли, Марико выговорила:

– Мне приснился плохой сон. Со мной всё в порядке, мама. Пожалуйста, выключите свет и ложитесь спать.

Миссис Дэвис неожиданно покорно погасила люстру и вышла.

С трудом поднявшись, девушка добрела до кровати и упала на подушку, провалившись в полусон-полуобморок...

За завтраком Марико молчала, игнорируя вопросительные и изучающие взгляды Гвен, и, покончив с мытьём посуды, ушла к себе, а через несколько минут вышла, одетая в светло-жёлтое пастельного тона платье простого фасона, с расклешённой юбкой почти до середины икры (яркие цвета и длина даже до колен считались неприличными и были категорически запрещены в её гардеробе). В руках девушка держала пакет с несколькими книгами и на вопрос миссис Дэвис ответила, не поднимая глаз, что идёт в библиотеку. Впрочем, она редко выдерживала взгляд приёмной матери, и Гвен не заподозрила лжи, хотя и прочла нравоучительную лекцию о легкомысленном отношении к здоровью. Девушка молча вышла из дома и направилась к автобусной остановке, но поехала не в библиотеку.

В местном отделении ФБР, мало чем отличавшемся от казённых заведений подобного рода, царила суета, и Марико растерянно остановилась в холле, пытаясь сообразить, как в этом немаленьком здании найти нужного ей человека.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, мисс?

Девушка, вздрогнув, обернулась и увидела человека в строгом костюме, при галстуке, словом, типичного, по её мнению (навеянному в основном, кончено, фильмами), молодого фэбээровца с "неприметной" внешностью. Если, конечно, возможно быть неприметным, нося в такую жару и сырость пиджак... Марико посмотрела в беззастенчиво разглядывающие её цепкие серые глаза и ответила робко:

– Мне нужен специальный агент Эрик де Линт. Вы не подскажете, как его увидеть?

– Второй этаж, комната двести два, – ответил "неприметный". – Но, может быть, я окажусь не хуже агента де Линта?

Девушка снова посмотрела в разгоревшиеся странной насмешкой глаза собеседника и ответила:

– Нет, спасибо. Мне нужен именно мистер де Линт. Извините.

Марико пошла к лестнице и услышала, как за её спиной "неприметный" сказал кому-то:

– Чёртов де Линт! И что в нём такого, что девки за ним толпами бегают?

Девушка чувствовала, что щеки ещё пылают от негодования, когда подошла к столу секретарши, женщины лет тридцати, в строгом костюме и до претенциозности изящных овальных очках в темной тонкой оправе.

– Здравствуйте, – произнесла Марико, пытаясь держаться уверенно под почему-то уничтожающим взглядом, сверкавшим из-за чуть дымчатых стекол. – Мне нужно поговорить с агентом де Линтом.

Секретарша внушительно поправила очки и спросила резко:

– Вам назначено?

– Н-нет... – слегка растерялась Марико. – Но это очень важно...

– Что вы хотите? – снова проскрипела офисная дива, испепеляя робкую посетительницу ледышками глаз.

– Это касается дела, которое... – попыталась объяснить Марико, но секретарша перебила, не дослушав.

– Много вас тут шляется таких! – заявила она неожиданно. – Будьте так добры: с личными, – (она особенно выделила это слово), – вопросами обращайтесь по телефону!

И она, отвернувшись, снова застучала по клавиатуре компьютера.

Девушка, ошеломленная незаслуженным, но почти не завуалированным оскорблением, чутко уловленным обостренно восприимчивыми, взвинченными нервами, беспомощно оглянулась на дверь кабинета и тихо произнесла:

– Но послушайте...

– Ты ещё здесь?! – почти взвизгнула вдруг секретарша. – Я ведь, кажется ясно сказала: для таких, как ты, агент де Линт занят!

Она снова смерила девушку презрительным взглядом и добавила уже совсем оскорбительно:

– Из школьных платьев не выросла, а туда же!.. Куда только смотрят твои родители?

Марико, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, уже готова была убежать, но вспомнила весь ужас, пережитый вчера, и неожиданно для себя воскликнула в полный голос, оказавшийся вдруг звонким, чистым и мелодичным:

– Но я же пришла по делу! Я не знакома с мистером де Линтом и не собираюсь бегать за ним! Я...

– Что здесь происходит, Кэтрин?

Девушка, осёкшись, обернулась так резко, что распущенные волосы (она отвоевала это право всего год назад и теперь только в совсем особых случаях собирала их в узел) взвились и прилипли к мокрому лицу. Обладатель мягкого низкого тенора смотрел на неё тёмно-карими лукавыми глазами Ричарда Гира, и в них плясали весёлые искорки.

– Так это вы не собираетесь бегать за мной и так громко об этом сообщаете?

Он смотрел на посетительницу с высоты шести с лишним футов*, и Марико со своими жалкими пятью почувствовала себя маленькой и совершенно раздавленной. Это было невыносимо, но девушка, дрожа с ног до головы, всё же выговорила уже своим обычным тоном:

*шесть с лишним футов – больше 180 см, пять футов – ок. 150 см.

– Мистер... де Линт? – Он утвердительно наклонил голову. – Я... у меня есть информация по делу, которым вы занимаетесь.

– Кэт, почему вы не впустили мисс..?

– Дэвис, – ответила она на вопросительный взгляд, удивляясь, каким разным может быть голос у одного человека.

– Мистер де Линт, неужели вы не видите, что эта девчонка насмотрелась новостей и...

– Мисс Бродрик! – даже Марико вздрогнула от негромкого, но металлически хлёсткого восклицания. – Вы довели мисс Дэвис до слёз, – (Марико поспешно отерла лицо дрожащими пальцами), – даже не выяснив, зачем она пришла! Будьте так любезны, занимайтесь только теми делами, которые в вашей компетенции, и позвольте мне самому решать, с кем разговаривать, а с кем нет. Мисс Дэвис, – его голос снова фантастически изменился, – пожалуйста, проходите.

Марико, повинуясь приглашающему жесту, вошла в кабинет, присела на край огромного кожаного кресла и стиснула руки на коленях, пытаясь унять нервную дрожь.

– Похоже, вас уже с порога снабдили исчерпывающей информацией о моей репутации, – с невесёлой и, кажется, слегка смущённой усмешкой произнес Эрик де Линт, протягивая девушке стакан апельсинового сока со льдом.

Запотевшее стекло обожгло дрожащие пальцы, и Марико с облегчением выпила всё, чувствуя, как краска возвращается на лицо, а нервный спазм отпускает горло.

– Итак, – улыбнулся де Линт, видя, что посетительница почти успокоилась. – Вы сказали, что располагаете некоей информацией?

– Да, я... – Марико неровно вздохнула, возвращая де Линту стакан и вытирая остатки слёз услужливо протянутым ей бумажным платочком. – Это о тех убийствах: Мэри Холлис, Сары Марковиц и ещё...