Текст книги "Люди, идолы и боги"

Автор книги: Амброджо Донини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Народные мифы и официальный культ

Одним из общих мест, постоянно встречающихся в учебниках по истории религии, является утверждение о происхождении различных религиозных мифов из одного исторического источника.

Например, миф об истреблении людей катастрофическими землетрясениями, проливными дождями или наводнениями встречается у многих народов так называемого индоевропейского родословного древа, от персов до греков, не говоря, разумеется, о вавилонянах, египтянах и евреях. Отсюда попытки реалистически объяснить их как воспоминание о грандиозных природных явлениях конца ледникового периода или, что еще хуже, стремление доказать историчность всемирного потопа.

Вот таким путем абстрактный рационализм и теология вновь следуют рука об руку.

В действительности история потопа и Ноева ковчега принадлежит миру легенд точно так же, как история Красной Шапочки или Снегурочки. Возможно, что в народной традиции этих преданий сохранился отголосок бедствий, которые особенно поразили воображение наших отдаленных предков, но происхождение мифа обусловлено связью с определенной фазой развития человечества. Легенда об истреблении жителей земли божеством, разгневанным нечестивостью людей, отражает в искаженном виде установление деспотической власти вождей и абсолютных властелинов, с одной стороны, и с другой – сопротивление, которое новые формы власти не могли не вызвать у людей при переходе общества от одной эпохи к другой.

Сам же мотив потопа чисто случаен.

В основе его лежит идея о наказании людей, которые более не уважают авторитет вождя и, в отраженном виде, бога. Это толкование хорошо подтверждает аналогичный зороастровский миф, в котором губительное действие оказывает необыкновенно холодная зима, так как в безводных районах Ирана не могла возникнуть идея о безостановочном ливне. В Египте, где разливы Нила всегда рассматривались как наивысшее благодеяние, людей истребляло божество с головой льва, жестоко мстившее за старого бога Ра, преследовавшее беглецов в их горных убежищах и пещерах.

То же самое следует сказать о различии, которое видят авторы учебников между верованиями, в частности в Египте, высших слоев общества и суеверной набожностью масс.

Клемен, автор антологии религий мира, в главе, посвященной Египту, присоединяется к утверждениям Гюнтера Редерра: «Литературные тексты пирамид отражают представление о безгрешности покойных, их стремление считаться праведными и подобными богам. Лишь в убогих и дурно написанных документах бедноты мы встречаем некоторое сознание греха и угрызений совести, представления об исповеди и прощении, наряду с верой в то, что вопль угнетенных будет услышан божеством».

Само по себе это наблюдение совершенно точно, но чтобы объяснить его по существу, исследователям историка-религиозных проблем необходимо отказаться от старых схем, разделяющих веру и суеверие, религию и магию. Разница между письменами пирамид и простых молитв, записанных на папирусе, не морального и не философского порядка, а прежде всего классового.

В религии еще больше, чем в других формах общественной надстройки, сохраняются с отдаленнейших времен все противоречия, которые возникли в жизни людей с распадом первобытной общины. Естественно, что магические обряды, некогда общие для всего племени, в конце концов дифференцируются, и процесс этот совершается параллельно формированию господствующего класса и класса угнетенного.

Не будем пока говорить о других религиях, приведем лишь высказывание Фут Мура о египетской религии из первого тома его «Истории религий»: «Чем больше храмовый культ становится привилегией властелинов и жрецов и чем больше народ принимает в нем участие только в качестве зрителя, тем чаще рядовой человек начинает обращаться к богам, не включенным в государственный культ».

Впрочем, и это замечание следует поставить с головы на ноги, чтобы оно стало истинным.

Со времен тотемических жертвоприношений члены племени привыкли участвовать в роли зрителей на обрядах, совершавшихся в общих интересах жрецами-магами, подобно тому как ныне католики присутствуют на богослужении. Но с установлением классового общества разделяются и сами обряды: официальный культ отныне санкционирует в области религии власть господ, в то время как основная масса населения все более и более обрекается на подчиненное существование, что отражается в превращении первоначального культа в новые обрядовые формы.

От культов плодовитости к земледельческим культам

Переход от культов плодовитости к земледельческим культам особенно ярко проявляется в превращениях, которые претерпевают в Египте божества, связанные с обрядами и жертвоприношениями этих культов. Бог Осирис вначале был всего лишь одним из тотемов племен Нижнего Нила, вероятно, бараном или быком, и уже тогда должен был находиться в центре внимания при магических жертвоприношениях, призванных способствовать размножению тотемного животного, известного первобытному обществу со времен неолита, за 10 или 15 тысяч лет до н. э. Эти обряды продолжались до начала бронзового века (начиная от фаллических обрядов и до культа женского божества, олицетворявшего человеческую плодовитость и известного у греков под именем великой матери богов). Впрочем, неточно говорить только о земледельческих жертвоприношениях в узком смысле слова, поскольку обряд умирания и воскресения, связанный с культом приносимого в жертву животного, встречался в форме обряда плодовитости также и у охотничьих народов до того, как они перешли на стадию обработки земли.

Ясно, во всяком случае, что с развитием сельского хозяйства при благотворном воздействии разливов Нила бог Осирис, почитаемый в образе зверя, был весьма рано отождествлен с определенными природными явлениями.

Начиная с древнейших памятников искусства и письменности Осирис является нам то в связи с солнцем, то имеете с духом зерна, то объединенный с самим Нилом. И прежде чем предстать в облике человека, Осирис уже считался символом всякого природного обновления, в качестве силы, которая регулирует смену времен года и жизнь растений. Ему приносили в дар первые снопы принадлежащего ему по праву урожая, чтобы «выкупить» остальное и потребить в пищу. То же ритуальное значение имеет жертвоприношение первенцев, которое Библия считает обычаем, заимствованным евреями у египтян.

Осирис умирает и воскресает ежедневно, как солнце; он умирает и возрождается в соответствующие времена года, подобно зерну; его символическая мученическая смерть и воскресение превратились для группы людей, зависящей от этого божества, в залог жизни. Так и возникает, в зародышевой форме, идея искупительной смерти бога, которую мы позже встретим во всех религиях спасения, и в конечном счете в христианстве. С того момента как Осирис стал персонажем легенды, его образ продолжал развиваться, все более обогащаясь разнообразными мотивами.

Совершенствование сельского хозяйства оказалось возможным благодаря открытию новых орудий производства, которые в свою очередь стимулировали формирование господствующего класса и масс порабощенных рабочих. Вот тогда-то Осирис и становится героем, мифическим первым царем, который изобрел приемы земледелия и научил им людей, распорядившись одновременно относительно устройства общества. Не нужно забывать, что обряд, иначе говоря, первичная форма, которую техника принимала в обществе, всегда предшествует мифу, а не наоборот.

Превращенный в божество по образу и подобию царя, Осирис приобретает все характерные черты фараона: он повелевает, господствует, управляет природой точно так же, как самодержец властвует над обществом. Он берет себе в жены свою сестру Исиду, в соответствии с брачными обычаями фараона, проистекающими из древнейшего закона матриархата и стремления сохранить землю в руках одной семьи. Божественная чета родила сына Гора, которому суждена была блестящая карьера в египетской мифологии. И поскольку погребальные мотивы преобладают в судьбе каждого земледельческого божества (дело в том, что, в представлении народа, солнце каждый вечер спускается в царство теней, а зерно, брошенное пахарем в землю, ждет в подземелье часа воскрешения), постольку и Осирис вскоре стал покровителем мира тьмы. С ним отождествляется каждый фараон; с ним надеется некогда воскреснуть для лучшей жизни египетский труженик, низведенный до положения раба, как и подавляющее большинство народа.

Впоследствии культ этого божества оказал большое влияние на греко-римский мир.

Очевидно, что в обрядах и мифах Осириса мы сталкиваемся с первичной формой многих мотивов христианской идеологии. Иначе и быть не могло: обе эти религии зародились пусть, правда, в различное время и в разных местах, но зато в одинаковой обстановке, в обществе, построенном на рабовладельческих принципах.

Пирамиды и Книга мертвых

Мысль, что посмертная судьба человека определяется его поведением в земной жизни, возникла в сравнительно поздний период истории цивилизации.

Мы не встречаем признаков этого представления ни в ассирийской или вавилонской религии, ни в религии Китая, ни даже в самой еврейской религии вплоть до предхристианского периода. Учение о бессмертии души, на котором основывается всякая вера в воздаяние или в наказание человека в потустороннем мире, начало распространяться в израильском народе только со II века до н. э., в период крупного восстания Маккавеев против греко-сирийского нашествия. С самого начала это учение оказалось в противоречии со жреческой кастой и официальными представителями правящих палестинских группировок.

Мораль всегда развивалась в соответствии с интересами господствующих слоев общества. Пока основным принципом структуры общества является разделение людей на рабов и хозяев, добром считается исключительно то, что нравится господину, что служит укреплению его власти, как при жизни, так и в могиле. Для возникновения идеи о каком-либо духовном и социальном раскрепощении человека было необходимо, чтобы жестокий закон рабства столкнулся с первыми препятствиями и противоречиями в развитии новых производительных сил на пути к превращению раба в свободного, колона и крепостного. Но эта надежда на освобождение, на спасение, перемещенная в загробный мир, оставляла неизменным существование в действительности отношений подчинения и эксплуатации.

Говорить, что христианство привело к уничтожению рабовладения, как часто утверждают защитники общества, основанного на наемном рабстве, – это значит ничего не сказать. Точно так же можно было бы сказать, что плывущая по течению лодка увлекает за собой поток, на поверхности которого она удерживается.

Одним из доказательств теснейших связей, существующих между устройством общества и моральными и религиозными представлениями людей, может послужить эволюция египетских верований в продолжение жизни мертвых.

Мы располагаем многочисленными убедительными свидетельствами об этих верованиях начиная с пятого тысячелетия до н. э. и вплоть до эпохи римского завоевания. Именно в Египте, после периода наивысшего развития и расцвета системы общества, основанной на владении огромными массами рабов, подобного которому не знали, пожалуй, Другие государства древности, рабство раньше, чем где бы то ни было, пришло в противоречие с развитием новых производительных сил и их новыми потребностями. Поэтому историк не должен удивляться, если он обнаруживает в религиозной идеологии представления и образы, которые должны были бы возникнуть значительно позднее.

Признаки рабовладения в Египте прослеживаются начиная с Древнего царства, в третьем тысячелетии до н. э., но только с конца Среднего царства, десятью столетиями позже, оно приобрело решающее значение. Рабский труд широко использовался при строительстве храмов, гробниц и памятников, однако рабовладение никогда ни в сельских работах, ни в общественной жизни не носило того, как мы говорим, «классического» характера, какой оно имело в Риме и в некоторых районах Греции.

В Египте убийство раба было так же наказуемо смертной казнью, как и убийство свободного человека; им нельзя было постоянно располагать как вещью, как простым «говорящим орудием», он мог иметь семью и ограниченное имущество. Его судьба, по крайней мере до позднего эллинистического периода, кажется более подобной участи бедного свободного, чем раба в полном смысле слова. Если раб освобождался от хозяина, он юридически включался в число свободных с полными правами гражданства.

Храмовые рабы обладали особыми привилегиями. Их освобождали от наиболее тяжелых работ. Фараон не мог располагать ими для своих гигантских построек, которые стоили жизни многим тысячам людей. Они принадлежали божеству и были исключительно в услужении у него, как при культовых обрядах, так н в хлебопашестве, скотоводстве и ремесле.

Земледельческая экономика в долине Нила, связанная с периодическими разливами и регулированием вод, несомненно значительно развилась благодаря рабовладению, так как строители располагали для сооружения плотин огромными массами рабочих. В то же время прогресс сельского хозяйства в этих условиях способствует развитию индивидуальных способностей и ума. Становятся многочисленнее социальные слои, формирующиеся вокруг жреческих военных каст и фараонов, ведущих междоусобную борьбу за власть. Отсюда же ведет начало медленный процесс общественного распада, который выражается в области морали и религии в надежде раба и бедняка на некую справедливость, которая обеспечит ему лучшую жизнь если не в этой жизни, то по крайней мере в загробной.

Теперь проследим несколько подробнее эволюцию надгробных сооружений египтян.

В самых древних погребениях, относящихся к пятому тысячелетию до н. э., преобладает представление о материальном продолжении жизни умерших, необычном н непонятом существовании, впрочем, целиком обусловленном темп же потребностями, что и земная жпзиь. Покойники, в том числе п наиболее знатные, помещались в квадратную могилу, на границе пустыни; с ними погребали каменные или глиняные сосуды, полные яств и питья оружие, охотничье снаряжение, домашнюю утварь и иногда глиняные фигурки, изображавшие домашних и служителей покойного. В этом сказывался ритуальный отголосок прежних человеческих жертвоприношений, совершавшихся на могилах воинов и вождей в первые времена рабовладельческой эпохи.

Позднее стены этих могил начали выкладывать камнем, следуя общему развитию строительного искусства, пока не появились настоящие подземные склепы с деревянной крышей.

На крышу п вырытую в песке ведущую в гробницу лестничную шахту накладывали тяжелые камни. Делалось это не столько для того, чтобы предохранить труп от непогоды, диких зверей и грабителей, сколько чтобы помешать покойнику выйти наружу и снова очутиться среди живых, нарушив тем самым один из основных законов общества: табу. Каждые похороны, даже в современных формах, являются в первую очередь обрядом перехода в иной мир, церемонией посвящения.

Чтобы тело мертвеца всегда было в наилучшем состоянии, начали вынимать внутренности трупа; прах покойного подвергался сложному процессу мумификации, его плотно обертывали льняной тканью. На лицо мумии накладывали полотняную маску; в гробу проделывали против глаз два отверстия, чтобы покойник мог видеть солнце, а также оставляли подобие дверцы. Подобное погребение предназначалось исключительно для властелинов и богачей. Для рабов, простых тружеников и ремесленников, бедноты социальные условия в загробной жизни не изменялись; если их хоронили в непосредственной близости к фараону, то только для того, чтобы они могли наилучшим oбразом продолжать его обслуживать.

Пирамиды, которые так поражали воображение народа, представляют собой не что иное, как вариант этого типа захоронения, предназначенный для царственных особ, возникший при IV династии, то есть с начала третьего тысячелетия до н. э. Первоначальная форма пирамиды – ступенчатая башня, похожая на вавилонские башни и сооружения мексиканских ацтеков. Шло время совершенствовалась техника, ступени были выравнены и пирамиды приняли свой обычный вид.

Самые крупные пирамиды соорудили первые три царя IV династии, из них древнейшая восходит примерно к 2800 году до н. э. Однако внутренние галереи и погребальные камеры, разгороженные стенами, с кровлями, покрытыми иероглифическими надписями, обнаружены лишь в более поздних пирамидах, построенных около 2500 года. Они имеют исключительное значение для понимания египетских представлений о загробном мире.

Основной мотив этих надписей сводится к тому, что только властелинам и по нисходящей линии – военной и земледельческой аристократии дано быть принятыми богами в загробном мире и даже стать новыми божествами-небожителями. Врата небосвода, согласно текста пирамид, отворяются только перед фараонами. Прошло много времени, прежде чем стали допускать и простых смертных возможность вступить в качестве пассажиров на «солнечный корабль». Но и тогда их потустороннее путешествие весьма отличалось от пути в загробный мир их господ, и оно постоянно связывалось с особыми общественными условиями жизни покойных.

В сложной и не вполне древней компиляции, Книге мертвых, отражающей, впрочем, эволюцию погребальных обрядов и верований десятков поколений египтян, мы встречаем отголоски этой классовой дифференциации. Последнее прибежище простого люда определяется часто как «тростниковое поле»: это страна, пересеченная каналами подобно многим районам в дельте Нила. Обитатели этой мифической страны продолжают возделывать землю как они всегда это делали при жизни; как и в описаниях царства божия у первых христиан, земля здесь отличается чудесным плодородием и родит хлеб в необычайных пропорциях. Так выглядит извечная мечта земледельцев, трудящихся, рабов, бедняков до той поры, пока им не удается осознать свое положение благодаря определенным условиям, возникшим с развитием современной промышленности, и перейти от организации вымышленной жизни к организации борьбы за новое общество, без привилегий и без угнетения.

Классовая основа египетских представлений о загробном мире станет еще очевиднее, если мы примем во внимание, каким путем знатные и богатые, еще не допущенные на небо в качестве господ, но уже освободившиеся от обязанности работать, как простые смертные, на «тростниковом поле», стремились уклониться от подобных тягот после смерти. Они принимали меры, чтобы с ними были погребены каменные или глиняные статуэтки, изображавшие крестьян с заступами и другими сельскохозяйственными орудиями, с целью заставить их работать на себя и на том. свете.

Основанный на эксплуатации строй не считается даже с границами жизни!

Мистерии Исиды и происхождение рождества

В нашем кратком обзоре египетской религии имена Осириса и Исиды с самого начала занимали центральное место. Но значение этой святой четы далеко выходит за рамки Древнего Египта. Начиная с позднего периода Римской республики в культе Исиды и ее божественного супруга, распространившемся по всему Средиземноморью, всегда видели типичную форму религии спасения, доступную всем верующим, без различия пола, нации или социального класса.

Можно с полным основанием выделить роль культа Исиды в недрах греко-римского общества как религии спасения, появившейся за несколько веков до того, как впервые заговорили о христианстве. Моряки, торговцы и рабы распространили религию спасения в Афинах, в портах Сицилии и Южной Италии, в Поццуоли, Помпее и в самом Риме. Между 59 и 48 годами до н. э. успех этой религии стал настолько угрожающим в глазах римских властей, что сенат распорядился самым суровым образом подавить ее. Столь многократно воспетая веротерпимость римлян – это выдумка либеральных историков. Преследования первых христиан отнюдь не исключение или случайное явление, их нужно понять в свете других репрессий, проводимых римским господствующим классом еще в доимперский период для защиты государственной религии и изгнания всякого опасного новшества.

Но в чем же, собственно, заключалась эта опасность и это новшество?

Почему римские сенаторы – как уже однажды они поступили с культом Диониса (вакханалиями) – неоднократно, в 58, 54 и 48 годах до н. э., приказывали изгнать из Капитолия Исиду и связанные с ней божества и разрушить ее алтари, капища и часовни, каждый раз вызывая восстания городских рабов?

Само по себе распространение культа богини Исиды, Осириса и их сына Гора не имеет ничего общего с этими решениями сената. Верно, что из всех божеств Древнего Египта лишь очень немногие могли сравниться по той роли, которую они играли в преданиях, с легендарным циклом Исиды. Начиная с эпохи пирамид и до времен Птолемеев, последних независимых властелинов страны до римского завоевания, ни один миф не упоминается столь часто в надписях, летописях и папирусах, как миф об Исиде. Но ведь римляне всегда без колебаний пополняли свой пантеон приспособленными для их нужд национальными божествами покоренных народов.

Истина заключается в том, что в культе Исиды, так же как и в культе Диониса и восточных божеств, отражались, хотя туманно и неясно, классовые мотивы.

Легенда о боге, встречающем смерть на закате, в пустыне, после чего супруга, долго искавшая его, возвращает умершего к жизни, соединяет воедино его растерзанное тело, – легенда эта относится к фазе «солнечных мифов», появляющихся вслед за возникновением земледельческой культуры.

Связанный с ежегодными сменами растительности, культ Исиды все еще носит признаки магического принуждения. С помощью соответствующих обрядов, основанных на жертвоприношении, символизирующем растительность, человек стремился гарантировать себе обильный урожай. В этот период развития общества магия осуществляет функции своеобразной техники, в соответствии с теми наивными и примитивными формами материализма, которые характерны для психологии первобытного человека.

Объективное изучение ценных данных, собранных за последние два века историками религии, позволяет нам утверждать, что идея спасения, избавления от греха и от смерти, ныне неотделимая от любого типа религиозности, совершенно чужда наиболее древним обрядам и мифам.

Подобное представление сформировалось в полной мере только в эпоху наивысшего развития рабовладельческого общества, после поражения великих восстаний рабов и перенесения в сферу вымысла надежды на возможное освобождение на земле.

Смерть бога или героя, символизированная в жертвенном заклании посвященного ему животного, отныне не только гарантирует новое цветение полей и возрождение природы, но и обеспечивает свободу и бессмертие тем, кто хочет отрешиться от старой жизни, чтобы завоевать новую. Нас не должно удивлять то, что обряды такого рода оказались столь привлекательными для наиболее бедных слоев общества, для рабов, для отчаявшихся и даже для колеблющихся и сомневающихся представителей господствующего класса.

Бог Осирис непосредственно ассоциируется в египетской мифологии с погребальными обрядами и в конце концов становится покровителем и бедных и богатых: не только фараонов и власть имущих, но также ремесленников и рабов. Когда Платон объясняет нам в диалоге «Федр», что ручной труд приличествует исключительно людям зависимого положения и что весьма разумно египтяне полагают происхождение ремесла от Осириса, а искусства – от бога Тота[51]51
  Бог счета и письма, впоследствии – мудрости. – Ред.


[Закрыть], он невольно свидетельствует об этом существенном изменении роли супруга Исиды в период, когда среди обездоленных верующих начала созревать легенда о смерти и спасении бога.

Коль скоро посвященный в таинства Исиды обращался к дурману Потустороннего и сверхъестественного, он начинал выражать в форме культа свои искания свободы и справедливости, свои чаяния лучшего мира, без эксплуатации и без угнетения. Этого было достаточно, чтобы встревожить римскую сенатскую аристократию, естественно, склонную считать врагом религии, морали, семьи и родины всех, кто не принимал безоговорочно, в том числе и в религиозных представлениях, законов классового общества.

Исида вскармливает молоком божественного младенца Гора

Изображения богини Исиды, матери божественного ребенка, которая кормит грудью лежащего на ее руках маленького Гора, кажутся нам подобными христианским образам богоматери и младенца Иисуса. Уже Энгельс отмечал, что культ Исиды, необычайно распространенный в эпоху возникновения христианства, почти полностью перешел в культ Марии, когда «расчетливые попы в лице своих святых вернули политеистическому крестьянству его многочисленных богов – покровителей…»[52]52
  Ф. Энгельс. Ппсьмо к Бернгатойну от 10 марта 1882 г. Л». Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 201.


[Закрыть].

Недавние исследования позволили провести аналогию еще дальше.

Много материалов о египетских празднествах в честь рождения солнца собрал Норден. Норден рассказывает, что в египетской Александрии по случаю зимнего солнцестояния, в ночь с 24 па 25 декабря, задолго до сформирования христианского мифа выставляли на торжествах статую бессмертного ребенка, сына Исиды, которого приветствовали веселыми ритуальными возгласами: «Радуйтесь! Пречистая родила, свет победил»[53]53
  Е. Norden. Die Geburt des Kindes. Geschichte einer religiosen Idee, Leipzig, 1924.


[Закрыть]. Подобные же празднества происходили в ночь с 5 на 6 января в честь начала нового года (праздник Епифании). Документы второй половины IV века свидетельствуют о том, что во всем Средиземноморье 25 декабря торжественно праздновали день рождения солнца, ежегодно возвращавшегося к новой жизни, но теперь уже отождествленного с персидским божеством Митрой – Солнцем спасения – центральным образом влиятельной религии, который можно сопоставить с Христом[54]54
  F. I. Dolgen. Sol salutis. Munster, 1920.


[Закрыть].

Так называемые «Литании Исиды» обнаруживают почти дословное совпадение с литаниями культа девы Марии («Утренняя звезда», «Морская звезда», «Средоточие мудрости», «Небесные врата» и т. п.). Из Египта религия Исиды распространилась на весь известный в те времена мир, от Эфиопии до далекой Британии. Особенно популярна была она среди моряков, воинов, торговцев, ремесленников и рабов. Культ Исиды – наиболее значительный из культов спасения, которые ознаменовали в истории появление первых религий христианского типа.

Праздник омелы, отмечавшийся в день зимнего солнцестояния друидами в Галлии, внес в прославление солнца северные элементы, такие, как вечнозеленая ель у германцев, символизировавшая никогда не прекращающуюся жизнь в момент наступления нового года. Из сочетания всех этих мифов и обрядов и образовался христианский праздник 25 декабря в честь пришествия из Израиля мессии с веткой омелы и традиционной рождественской елкой.