Текст книги "Ты самый лучший"
Автор книги: Аманда Мэдисон
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Принц сразу заметил, что при словах «свадебный наряд» Гвендолин напряглась, и едва не расхохотался.
– Вы хотите сопровождать меня?
– Почему бы нет? – ответил он, пожав плечами.
Она лихорадочно облизнула губы. Прелестные губы, в очередной раз отметил Нараян Бахадур, любуясь ее волнением.
– А разве так полагается? – спросила Гвендолин, но не стала дожидаться ответа. – Мне почему-то кажется, что здесь это не принято. Согласно всему, что мне рассказывала госпожа Ранита, мужчины и женщины здесь по-прежнему разделены. Как только девочки достигают половой зрелости, их переводят... – Голос Гвендолин постепенно сошел на нет. – Но, может быть, я не так поняла ее. Или вас...
– Нет, вы все поняли правильно.
Она подождала дальнейшего объяснения, но его не последовало.
– Но разве вы... я имею в виду... вы, как наследный принц... я считала вас более верным традициям, – окончательно запутавшись в словах, с трудом закончила Гвендолин.
Как интересно было наблюдать за ее смятением и внутренней борьбой. Гвендолин Пендерлинк прибыла сюда, полагая, что сможет контролировать ситуацию. Сделает так и этак, и все пойдет по ее плану.
Но ничто в жизни не происходит точно по плану. Так начинается игра.
– Увы, – вздохнул Нараян Бахадур, – я не самый верный приверженец традиций из принцев. Мне довелось много путешествовать, подолгу жить за границей. Надеюсь, вы не очень разочарованы?
Он вел ее по коридорам дворца, кожей ощущая ее взгляд. Гвендолин напряженно думала, но никак не могла прийти ни к какому определенному выводу.
Потому что не знала его.
Нараян Бахадур внутренне улыбнулся. Она ему нравилась, очень нравилась. Давно, хотя он тоже не знал ее. Но в высшей степени ценил то, что видел, и восхищался ею. Знал, что она старшая дочь покойного лорда Пендерлинка, которая решительно отказывается выходить замуж. Он был наслышан о ее эскападах, о проблемах, зачастую создаваемых ею для своих дяди и тети, которым приходилось заминать скандальные истории. Но, кроме того, он еще слышал и о том, что она любит свою семью, глубоко предана ей, хотя и не собирается ставить крест на своей жизни, лишь бы доставить им удовольствие.
Как и Гвендолин, принц тоже не вел монашеский образ жизни. Он встречался со многими женщинами, но никогда не беспокоился о женитьбе. Знал, конечно, что в один прекрасный день ему придется вступить в брак, поскольку он является наследником престола и обязан в свою очередь иметь наследников. Будущая жена должна быть нежной, любящей, верной, покорной, и ему представлялась тихая непальская женщина. Но после покушения на его жизнь требования к будущей супруге изменились.
Теперь ему нужно было нечто большее, чем просто покорная жена. Он нуждался в женщине, которая будет смотреть жизни прямо в лицо, умной, смелой и с хорошим чувством юмора...
Они оказались наконец в западном крыле дворца, и принц распахнул перед ней дверь современного ателье. Посередине огромного светлого зала находилось возвышение, а кругом были развешаны многочисленные зеркала.
Из второй двери появилась высокая, в высшей степени элегантная женщина, поклонилась принцу и повернулась к Гвендолин.
– Миледи, – произнесла она, улыбаясь, – для меня большая честь встретиться с вами и еще большая – сделать для вас свадебный наряд. Вы, наверное, очень волнуетесь?
Гвендолин не выбрала бы такое невыразительное слово, как «волнение», для описания своих ощущений. Ужас, отвращение, ненависть, тревога... именно эти чувства терзали ее сейчас, когда она ступила на возвышение.
– Вы думали, миледи, какое бы платье вам хотелось надеть на ваше бракосочетание? – спросила дизайнер и кивнула двум ассистенткам, чтобы они приступали к снятию мерок.
Гвендолин остро ощущала внимательный взгляд принца. Она посмотрела вверх и увидела драпировки, которые могли полностью скрыть ее от посторонних взглядов. Но никто не побеспокоился опустить их.
– Нет. Не думала.
– Неужели? И у вас нет никаких пожеланий в отношении фасона, ткани, цвета?
Гвендолин потрясла головой. Однажды, несколько лет назад, сразу после помолвки Беатрис с лордом Страттфордом, они с ней провели целую ночь, гадая, какая каждую из них ждет жизнь, планируя свадебные подробности, рисуя будущие наряды. Гвендолин тогда заявила, что на ней будет наряд Спящей Красавицы, потому что она должна быть именно ею, чтобы выйти замуж. Ее принц должен появиться неожиданно, поцеловать в губы и потащить скорее к алтарю, пока она не пришла в себя и не сбежала.
Тогда Беатрис от души посмеялась, но теперь этот сценарий претворялся в жизнь с пугающей быстротой мчащегося локомотива.
Убедившись, что мерки сняты должным образом, дизайнер пригласила ассистенток с образцами тканей. Они вносили рулон за рулоном самые дорогие шелка, демонстрировали их принцу, потом оборачивали вокруг Гвендолин. Ткани тихо шелестели и переливались всеми цветами радуги.
– Это лишь основа, – произнесла женщина. – Потом искусные мастерицы вышьют на них изысканные узоры, но пока надо правильно подобрать цвета.
Принц наблюдал за ними, откинувшись на низком диванчике, потом вдруг произнес несколько слов на непали.
Женщина-дизайнер выслушала его, поклонилась и повернулась к Гвендолин.
– Вам необыкновенно посчастливилось, миледи. Наш принц желает, чтобы у вас было по платью из каждой ткани.
Господи, хоть бы все перестали говорить, какая она счастливая! Она не ощущала решительно никакого счастья. Гвендолин казалось, что она попалась в силки. И с каждым новым платьем, подаренным принцем, запутывалась в них все больше.
Она оглянулась на удобно устроившегося на диване «жениха». Три верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, позволяя любоваться сильными мышцами его груди.
Гвендолин попыталась не думать о том, как приятно было бы провести пальцами по его обнаженному торсу, поглаживая твердые мускулы. Ее и так уже слишком сильно влекло к нему.
– Я глубоко ценю вашу щедрость, ваше высочество, но мне не нужно столько дорогих нарядов.
– Мне доставляет удовольствие одевать вас, – лениво протянул он. В его черных глазах сверкал собственнический огонек.
Гвендолин тяжело сглотнула – ей решительно не нравился этот огонек, так же как и напрасные расходы на платья, которые она никогда не наденет. Она скроется из страны раньше, чем будет готово хотя бы одно из них.
– Вы очень великодушный человек.
– И очень гордый.
Ее встревожила его странная интонация. Принц выглядел томно-расслабленным, и все же Гвендолин было неспокойно. Послышалось ей или на самом деле в его голосе прозвучали угрожающие нотки?
Она уставилась в пол, заметив краем глаза, что ее обернули в последний образец – нежно-зеленый, который ей всегда нравился и больше всего шел к ее рыжим волосам.
– И из этого тоже, – произнес Нараян Бахадур, прерывая молчание. – Это мой любимый цвет.
Слава Богу, сеанс скоро закончился. Дизайнер низко поклонилась принцу, поблагодарила его за оказанную честь и удалилась, прихватив с собой ассистенток. Будущие супруги остались наедине.
Гвендолин услышала щелчок мягко закрывшейся двери, но продолжала стоять, где стояла, чувствуя себя глупо и неловко.
– Какое же из них будет моим свадебным нарядом? – спросила она, поворачиваясь к Нараяну Бахадуру. Потом все же спустилась с возвышения.
Принц наклонил голову.
– Это имеет какое-то значение?
Нет. Конечно нет. Она просто пытается вести светскую беседу, чтобы разрядить напряженную тишину. Все равно ей не доведется надеть ни одно из этих платьев.
– Вы сердитесь на меня.
– Совсем нет. – Он протянул к ней руку. – Подойдите. Садитесь, чтобы мы могли поговорить с удобством. – Она хотела опуститься на диванчик напротив, но он покачал головой. – Нет, сюда. – И указал на место рядом с собой.
Когда Гвендолин осторожно присела, он спросил:
– Вам удобно?
Она решила проигнорировать едва уловимую насмешку в его голосе.
– Да.
Может, он и не сердился, но определенно что-то задумал.
А Нараян Бахадур тем временем пристроил ей за спину одну из роскошных парчовых подушек.
– Так лучше?
– Мне и раньше было удобно.
– Конечно. Но немного лишней роскоши и наслаждения никогда не повредит. – Он закинул руки за голову и безмятежно принялся разглядывать ее лицо. – Вам понравился сеанс?
– Мне кажется, я уже говорила, что не очень увлекаюсь нарядами.
– Странно, а светская хроника восхваляет ваш вкус и тонкое чувство моды.
Безусловно, но все это было написано не о ней, а о Беатрис. Да, она сама не одержима модой, а просто имеет собственный ярко выраженный стиль. В семье всегда смеялись, что еще в коляске Беа вечно дергала чепчики, чтобы они изящно сидели. А теперь публика упивалась фотографиями молодой трагично овдовевшей леди Страттфорд.
Гвендолин же такое внимание казалось крайне обременительным. Она скорее готова была просидеть весь день в библиотеке, разыскивая позабытую цитату из Вергилия, чем отправиться по модным бутикам за покупками.
– Мне всегда казалось очень трудным непрерывно заботиться о поддержании имиджа. К сожалению, слишком уж много внимания уделяется внешнему облику. Лично я, ваше высочество, не люблю постоянно беспокоиться о новых течениях в моде и беспрестанной смене туалетов, когда в мире происходит столько интересных и важных событий.
– Вы постоянно удивляете меня.
Принц улыбнулся, и его улыбка была искренней. Она играла не только на губах, но в прекрасных черных, как зрелые маслины, глазах. Невыносимо привлекательных...
От волнения у Гвендолин пересохло во рту. Он выглядел таким расслабленным и одновременно уверенным в себе и необыкновенно сексуальным.
– А это хорошо?
– Да. – Улыбка растаяла, но глаза остались теплыми. Они говорили об остром уме и, как ни странно, способности к состраданию. Ему определенно пойдет быть монархом. – Вы знаете, почему я выбрал вас, миледи?
Гвендолин было очень трудно сосредоточиться на смысле слов, когда он так смотрел на нее. Ее переполняло слишком много эмоций, совершенно неуместных в данных обстоятельствах.
– Мне казалось, что вы хотели жениться на хорошо образованной английской аристократке.
– Но в Великобритании очень много незамужних образованных аристократок. – Он поколебался, тщательно выбирая слова. – Я предпочел им всем вас, потому что отношусь к вам с уважением. Верю в то, что вы похожи на меня. Понимаете, что такое ответственность за тех, кто зависит от вас. И решил, что ваша преданность и верность сделают вас идеальной супругой.
Гвендолин едва дышала, словно на грудь положили булыжник. Он все перепутал. Ответственность – это неотъемлемая черта Беатрис. А ее собственная преданность распространялась лишь на членов семьи. Именно поэтому она сейчас здесь.
– А вы не боитесь, что я могу сбежа... не выполнить взятых на себя обязательств?
– В первый же раз вы этого не сделали.
Нет, конечно нет. Беатрис не пренебрегла своими обязательствами перед негодяем мужем. Потому что она ответственная Беатрис, а не бунтарка Гвендолин. С самого детства она была озабочена тем, чтобы поступать правильно и справедливо. Гвен же чуть с ума не сходила, пытаясь понять, как ее маленькая сестренка с ходу определяет, что правильно, а что – нет.
Она же должна была все выяснить, задать массу вопросов, протестировать все возможные последствия, прежде чем прийти к какому-либо выводу. В ее мире не было понятия «правильно», а только «честно». Именно поэтому она и чувствовала сейчас себя так ужасно. Потому что собиралась поступить в высшей степени бесчестно по отношению к принцу Нараяну Бахадуру.
– Браки, заключенные не по любви, а по расчету, могут быть очень счастливыми... Часто бывают счастливыми, – задумчиво произнес он. – Мои родители поженились по воле своих родителей и прожили вместе больше сорока лет.
– Значит, им повезло.
– Ваши дядя и тетя, насколько мне известно, пошли к алтарю, тоже повинуясь решению родителей, и живут вместе по сей день. Может, вы скажете, что они не привязаны друг к другу?
Дядя Джордж всю жизнь буквально на руках носил свою ненаглядную Эйлин. Они настолько сроднились, что не могли существовать друг без друга. После того как тетя Эйлин перенесла тяжелое воспаление легких, подкосившее ее здоровье, дядя Джордж тоже стал постоянно прихварывать.
– Нет, они обожают друг друга. Чудесные люди, – сказала Гвендолин, когда обрела голос. Потом вспомнила, что должна вести себя, как Беатрис, и добавила: – Поэтому я и вышла замуж за лорда Страттфорда. Раз дядя Джордж считал, что из нас выйдет прекрасная пара.
Она пожала плечами, хотя и не ощущала этого деланного безразличия. Освальд был негодяем, способным оскорбить женщину словесно, физически и даже сексуально. Мужчиной, который не чувствовал себя мужчиной, пока не подавлял целиком и полностью волю женщины, любящей его и зависящей от него.
– Вы сказали вчера, что не были счастливы с ним. Не расскажете ли мне поподробнее?
– Да не о чем рассказывать. Просто он был настоящим подонком! – с горечью воскликнула Гвендолин.
Принц приподнял бровь.
– Очень сильно сказано. Я как-то не представлял, что вы можете использовать такие слова. Вот от вашей сестры Гвендолин я мог бы их ожидать.
Сколько насмешливой снисходительности было в его тоне. Внезапно Гвендолин ощутила неодолимое желание вступить с ним в схватку.
– Да, она часто не стесняется в выражениях. Но только тогда, когда имеет на это право, – горячо произнесла Гвендолин. – К несчастью, я подхватила некоторые ее словечки. Мы провели вместе много времени перед моим отъездом сюда.
– Ах вот как. – Принц слегка прищурился. – Ну это, конечно, все объясняет. – Он помолчал. – Потому что я удивлялся: вы не похожи на себя с момента приезда. Мне всегда описывали вас, Беатрис, как мягкую, эмоционально сдержанную женщину.
– А я не такая?
– Нет.
– Но... но почему? А мне кажется, что такая.
Нараян Бахадур покачал головой.
– У вас даже жесты резкие, а не утонченно-изысканные. Но, возможно, жизнь с лордом Страттфордом изменила вас. Сделала сильнее. Яростнее.
– Яростнее?
– Да, вы ведь и сейчас в ярости.
Не было смысла оспаривать это утверждение. Он правильно подметил. Она просто в бешенстве от того, что бедняжка Беа терпела безобразное обращение мужа, в бешенстве, что Генри подставил ее под второй неудачный брак, в бешенстве, что миру дела нет до женских страданий. До того, что женщин оскорбляют словесно, физически и сексуально.
Кто-то должен вступиться в их защиту!
– Вы правы: я расстроена, – произнесла Гвендолин после долгой паузы. – Очень расстроена.
Она закусила губу и пожалела, что не была рядом с Беа, когда Освальд запугивал ее и издевался над ней. Почему, почему она не узнала обо всем раньше, а не потом, когда моральные раны поджили, но не забылись? Гвендолин глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, пытаясь выиграть время.
– Думаю, людям удобнее не замечать, когда кто-то рядом в беде. Запереть дверь поплотнее, закрыть окна ставнями и делать вид, что самое главное – это забота о себе, о полном желудке и удобной постели.
Нараян Бахадур нахмурился.
– Что же все-таки происходило в Страттфорде?
Перед глазами Гвендолин всплыло бледное, изможденное, измученное лицо Беатрис.
– Чего только там не происходило.
5
– Лорд Страттфорд... он обижал вас?
Она сжала кулаки так, что побелели суставы. Надо рассказать принцу. В конце концов она хочет, чтобы он отрекся от нее, отказался от мысли жениться на ней. Не очень-то благородный способ... но цель ведь оправдывает средства. И она решилась, хотя понимала, что Беа придет в негодование, если узнает.
Как и многие морально слабые женщины, она полагала, что сама виновата в том, как с ней обращается муж. Что сама навлекла на себя его гнев, что все сделала не так, что он не обращался бы с ней подобным образом, будь она лучшей женой.
Принц забарабанил пальцами по крышке стола.
– Он бил вас?
Гвендолин замерла, затаила дыхание. Она словно слышала жалобный голос Беатрис: «Нет-нет-нет». Видела ее прекрасные умоляющие глаза: пожалуйста, не говори, не рассказывай ему ничего! Он будет презирать меня, думать, что я... достойна такого...
На глаза Гвендолин навернулись слезы. Проклятый Освальд! Он не имел права и пальцем касаться Беатрис. Не то что кулаком ее благородного лица...
– Да. – Она сглотнула.
Ей не нравилось говорить о браке сестры, раскрывать ужасные, отвратительные секреты. Какой позор, думала Гвендолин, впервые понимая, почему Беа не желала говорить об этом.
– А его родители... они ведь жили с вами. Они знали о том, что происходило?
Она передернула плечами.
– Не могли не знать. Освальд часто выходил из себя даже в их присутствии.
– И ничего не делали?!
– Ничего. Однажды мать Освальда пришла ко мне и по секрету поведала, что его отец в первые годы их брака вел себя точно так же, и сказала, что мы обязаны прощать их, потому они – хорошие люди. Просто не очень умеют владеть собой.
– Значит, она хотела, чтобы вы терпели, раз терпела она.
Гвендолин кивнула. Именно так свекровь и сказала Беатрис.
Принц помолчал, потом поднялся и произнес:
– Спасибо, что откровенно рассказали мне все. А теперь давайте немного пройдемся. Здесь вдруг стало душно.
Гвендолин с трудом поднялась. Колени подгибались. Она думала о том, вызвал ли ее рассказ отвращение у принца? Станет ли он причиной отказа от брака? Если так, то это к лучшему. Если он не умеет принять правды, не может справиться с реальностью, то тогда он ей не подходит. И тут же поправилась – не ей, а Беатрис.
Потому что она здесь ради Беатрис. Все это касается не ее, а малышки Беа... Или нет?
Гвендолин с трудом перевела дыхание, не понимая, что с ней творится. Она ощущала странное сродство с принцем Нараяном Бахадуром. Но Непал – не ее дом и не будет им никогда. Ее настоящая жизнь и судьба – в Европе, в прекрасном туманном Альбионе.
Принц легко обнимал ее за талию, и она чувствовала, как по всему телу растекается горячая волна.
Но ей хотелось большего, чем рука на талии. Ей безумно хотелось прижаться к нему всем телом, испытать прикосновение его сильной груди, его бедер, его ног. Она снова глубоко вдохнула, с трудом втягивая горячий влажный воздух. Ее стремление быть частью его росло с каждым днем. Это опасное место, подумала Гвендолин. И тихий шепот фонтанов, и окружающая красота делают его даже более опасным, усиливая страстное томление.
Она заглянула ему в глаза. Они были задумчивыми. И озабоченными.
– Я шокировала вас? – спросила Гвендолин, желая, чтобы ее не интересовало его мнение. Но оно интересовало ее, даже слишком интересовало. Ей нравился принц, больше чем любой из знакомых мужчин за... много лет.
Он суров, сексуален, чувственен. Настоящий мужчина. Она наблюдала за ним и видела, как он притрагивается к разным вещам, и знала, что он разбирается в том, как надо по-настоящему прикасаться к женщине. Даже сейчас, когда его рука невесомо лежала на ее талии, она ощущала исходящую от него силу и энергию.
– Нет.
– Вы замолчали.
Он передвинул ладонь и прижал к ее спине, горячую, мощную, властную. Никогда еще Гвендолин не испытывала ощущения такой безопасности. Не то чтобы она чего-то когда-то боялась. Просто принц Нараян Бахадур был мужчиной, который заботился о женщинах. Защищал женщин. И никогда не обижал и не оскорблял их.
– Вы дали мне столько тем для размышления. – Давление руки ослабело.
Неужели он догадался, что она чего-то от него хочет? Ну и что, пусть даже так. Она не собирается отрицать. Брак по договоренности должен предусматривать взаимную выгоду, союзничество, стабильность.
– Чего вы на самом деле ждете от меня в браке, Нараян Бахадур? – спросила Гвендолин.
– А вы? – Он с любопытством взглянул на нее. – Я понимаю, что вас беспокоит благополучие вашей семьи. Но что насчет вас самой? Вы не кажетесь мне женщиной, которая ничего не хочет лично для себя.
Мягкий ропот льющихся струй в фонтане успокоил растревоженные нервы Гвендолин. Она слушала бормотание воды и ощущала удивительное умиротворение. И думала...
Она всегда была сильной, с самого детства. И смелой. Не боялась рисковать. Ей не нужно было чужое одобрение. Она хотела твердо стоять на собственных ногах.
– Я хочу равенства, – отважно заявила Гвендолин. – Равенства для всех женщин.
И тут же вспомнила, где находится. В азиатской стране с древней культурой и религией, которые категорически отрицали эту идею. Она вдруг осознала, что говорит не просто с Нараяном Бахадуром, а с будущим королем страны, где мужчин с высшим образованием было на два порядка больше, чем женщин.
Наверное, она сказала слишком много. Была излишне прямолинейной.
Гвендолин внутренне напряглась и снова покосилась на принца, ожидая сурового выговора.
Но он вместо этого кивнул.
– Согласен.
И еще одна бессонная ночь. Еще одно утро, когда Гвендолин не хотелось вставать. Чем больше ей нравился принц Нараян Бахадур, тем сложнее становилась ее задача.
Но Рапати, естественно, ничего не знала об этих мучениях и пришла будить свою госпожу.
– Миледи, – произнесла она, дергая за край покрывала, который Гвендолин натянула на голову. – Миледи, пора вставать. Вы опоздаете.
– Ну и что? Это всего лишь урок языка.
– Но госпожа Ранита будет ждать вас.
Вот и пусть ждет.
– И кофе уже готов, миледи, вы ведь любите кофе, – уговаривала ее Рапати.
Это верно, Гвендолин любила кофе. Могла пить его целыми днями.
– Что еще предусмотрено на сегодня моим расписанием? – спросила она из-под покрывал.
Рапати заколебалась. И Гвендолин поняла, что это означает. То, что у нее впереди еще один утомительный, изматывающий день. Занятия, встречи, ланч – и все в обществе госпожи Раниты.
– Сегодня вечером состоится прием на государственном уровне. Вы будете сопровождать принца, естественно. И еще я узнала, что первое из ваших платьев уже готово. Вы сможете надеть его на прием, где принц представит вас членам правительства и советникам.
Гвендолин медленно стянула с головы прокрывало. Как бы ей ни хотелось остаться в постели и избежать неприятных занятий, но она знала, что не может. И кроме того, ей хотелось увидеть принца. Встречи с ним стали событием, которого Гвендолин постепенно начала ждать с нетерпением...
Несколько часов спустя, после окончания уроков языка и истории, госпожа Ранита устроила для своей ученицы экскурсию по территории дворца. Она показала ей три храма, один из которых был миниатюрной копией знаменитого храма Кришны Мандира в Патане, провела по садам, потом по всем внутренним помещениям и познакомила с уникальной коллекцией старинной бронзы и миниатюр на дереве.
На короткое время Гвендолин смогла позабыть о существующем напряжении между нею и наставницей и целиком отдалась удовольствию от экскурсии. Она всегда увлекалась историей и археологией и даже мечтала принять участие в настоящей экспедиции. Но после окончания университета забыла об этом и вернулась домой.
Войдя в библиотеку, где были собраны настоящие сокровища, госпожа Ранита открыла деревянные жалюзи, и в затемненную комнату хлынул поток яркого солнечного света. Гвендолин инстинктивно повернулась на свет и залюбовалась потрясающей картиной Гималаев.
Непонятно каким образом они напомнили ей о принце Нараяне Бахадуре – такие же величественные и несгибаемые. Он, конечно, получил европейское образование, много путешествовал и жил в других странах, но являлся неотъемлемой частью именно этой.
Может, Беатрис и понравилось бы здесь. Возможно, принц пленил бы ее с той же легкостью, что и Гвендолин.
Что, если она совершила ошибку, вмешавшись и не позволив брату даже рассказать Беа о предложении принца? Ведь, честно говоря, здесь было удивительно красиво. Даже обычные вещи казались роскошными, экзотическими и загадочными. Время двигалось неторопливо. Никто никуда не спешил... кроме госпожи Раниты, естественно.
Стоя у окна, Гвендолин пыталась представить себе младшую сестру, но окружающая красота и роскошь затуманивали картину.
В глубине души она понимала, что Беатрис здесь не место. Она, конечно, будет делать все, что полагается, говорить то, что от нее требуется, и вести себя так, чтобы максимально угодить принцу, что еще больше умалит ее саму.
Нет-нет, Беатрис нужна жизнь вдали от любой аристократии, от обязанностей и ответственности. Ей пора научиться эгоизму, хоть немного...
До самого конца экскурсии мысли Гвендолин были заняты младшей сестрой. На обратном пути, когда госпожа Ранита провожала Гвендолин в ее апартаменты, они встретились с принцем Нараяном Бахадуром, которого сопровождали три советника.
Его приветствие было официальным, но потом он легко коснулся губами щеки Гвендолин и лишь затем представил ее своим спутникам.
Она вежливо ответила, старательно выговорив положенные слова на непали, но после не смогла бы припомнить их, потому что ее внезапно окатило волной радости. Было ли это результатом прикосновения его теплых губ, неясно, но она вдруг утратила способность мыслить и даже начала недоумевать, как тут оказалась и кто такие все остальные.
Гвендолин неуверенно подняла глаза на принца и увидела, что выражение его лица было таким же, как и до короткого поцелуя, – сердечным, внимательным, заботливым. Но было в нем и что-то еще...
Уверенность собственника?
Гвендолин заставила себя мысленно встряхнуться. Она не принадлежит ему. Она не его подданная и не собирается тут оставаться. И все же мысли об отъезде и расставании с Нараяном Бахадуром причиняли боль. Почти невыносимую боль. Он разбудил в ней чувство, доселе неведомое ей, и оно не имело отношения к сексу. Зато само прямое к жизни. И возможно... к любви?
Он обратился к ней, спросив:
– Как прошел ваш день?
– Хорошо. Благодарю вас. – Гвендолин пыталась найти адекватные слова. – Я потрясена всем, что увидела сегодня, – как исторической и художественной ценностью некоторых предметов, так и изумительной красотой дворца.
Нараян Бахадур тепло улыбнулся ей.
– Я рад, что вы получили удовольствие.
Ей понравилось, как он смотрел на нее, как улыбался. Не только губами, но и глазами так, чтобы она знала, что это именно для нее.
С уверенностью собственника...
Слова пронеслись в ее мозгу и встревожили, напомнив о том, что поставлено на карту.
Но, несмотря на предостерегающий шепоток разума, в сердце ее уже начались странные перемены. Она не ощущала себя Беатрис, невестой принца, нет, она ощущала себя Гвендолин, невестой принца. И сама испытывала по отношению к нему собственническое чувство.
Но это невозможно. Она приехала сюда не для того, чтобы влюбиться или затеять интрижку. Ей нельзя связывать себя какими-то узами. Если уж необходимо влюбиться, то пусть объектом будет не мужчина, а страна – ее самобытные красота, история, культура.
Гвендолин заставила себя произнести легким тоном:
– Надеюсь, мне удастся еще раз осмотреть дворец. Он просто потрясающий!
– Думаю, я смогу выделить время в ближайшие дни и буду сам сопровождать вас, – ответил Нараян Бахадур, улыбаясь немного шире. – Дворцу уже почти тысяча лет. Трудно даже представить, сколько ремесленников положили свои жизни, чтобы он стал тем образцом совершенства, каким является сейчас. – Потом кивком дал понять, что госпожа Ранита и советники свободны.
Нараян Бахадур дождался, когда они удалились, прежде чем продолжить. Его манера общения стала менее официальной.
– Значит, вы чувствуете себя здесь вполне комфортно?
– Разве может быть иначе? Вы ведь подумали решительно обо всем, что только можно пожелать.
Его взгляд еще больше потеплел.
– У меня очень богатое воображение.
Гвендолин знала, что он говорит сейчас не о создании комфортных условий, и вдруг ощутила, что оказалась в каком-то ином мире – мире, принадлежащем только ей и принцу Нараяну Бахадуру. Их разговоры становились все более личными, а намеки – все более откровенными.
– Я уверена в этом, – согласилась Гвендолин с насмешливой серьезностью. – Большинство мужчин именно так о себе и думают.
– Так вы сомневаетесь?
– О, я убеждена, что вы обладаете богатым воображением... для мужчины.
– Двойные стандарты?
– Естественно.
Нараян Бахадур покачал головой.
– Вы вынуждаете меня принять ваш вызов.
Она попыталась сохранить серьезное выражение лица.
– Я не бросаю вызов, ваше высочество, а просто констатирую факт.
– Факт?
– Да. Большинство мужчин считают, что отлично знают, чего хочется женщинам.
– О боги, еще одно проблематичное заявление! – Он сложил на груди руки. – Я и понятия не имел, что вы феминистка-шовинистка.
– Вовсе нет.
– Да-да. – Он поднял руку величественным, истинно королевским жестом. – Но я в отличие от вас не могу спорить до бесконечности. Словами ничего не добьешься. Лично я предпочитаю действие.
Она перестала дышать и с огромным трудом кивнула.
– Да.
– Вот и хорошо.
И, сделав шаг вперед, Нараян Бахадур взял ее лицо ладонями и поднял к своему. Медленно провел пальцами по нежной коже щеки, по горячим губам, заставив ее задрожать от возбуждения... ожидания... желания. Он собирался поцеловать ее!
А потом принц наклонил голову и поцеловал ее – медленно, с вдумчивым интересом, словно давно уже хотел узнать, каким же будет этот поцелуй.
Она чуть приоткрыла губы, уступив давлению его губ. Они были прохладными, твердыми и слегка пахли какими-то пряностями, и Гвендолин вся отдалась их очарованию. Принц не направлял, не настаивал, не повелевал. Он просто трогал ее, приглашая и позволяя попробовать и его.
Невероятно! Он – как и его поцелуй – был теплым, чувственным, ароматным, и все ее тело отозвалось на их первый контакт, словно раскрылось навстречу ему, по животу и груди пробежали горячие волны желания. Она не испытывала ничего подобного уже долгие, долгие годы. Гвендолин была настолько переполнена вожделением, ожиданием, удовольствием, что едва держалась на ногах под напором эмоций.
А Нараян Бахадур провел рукой по ее щеке, нежно погладил за ухом – и она задохнулась. О, как хорошо, как правильно он все это делает!
Гвендолин с трудом отняла губы и нетвердо отступила на шаг.
– Неплохо. – Голос ее дрожал так же, как и колени. – Для начала.
Он смотрел на нее немного насмешливо. В черных глазах горел огонь в сочетании со спокойной самоуверенностью.
– Вам хочется больше.
– Я не это сказала...
– Но вам же хочется больше.
Как он высокомерен, подумала она, и все же он имеет на это право. Один его поцелуй растопил Гвендолин до костей, превратив их в кисель, а ее саму – в дрожащий комок вожделения.
– Я не буду противиться... если вы решите проверить ваше предположение, – произнесла Гвендолин, глубоко вдохнув, чтобы успокоить быстро бьющееся сердце.
– Посмотрим, что нам удастся предпринять, – улыбнулся Нараян Бахадур. – Но, к сожалению, сначала дело. Вы знаете о приеме сегодня вечером? Это политическое мероприятие.
Она кивнула, все еще ощущая головокружение.