Текст книги "Счастье в проекте"

Автор книги: Аманда Кордье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава 12

Режин нашла Антонио, как всегда, в центре событий, среди рабочих. Она помахала ему, подзывая к себе, но он сделал вид, что не видит ее призывных жестов. Со времени последнего разговора он демонстративно избегал ее. Только когда она остановилась почти вплотную, он поднял на нее глаза. Она прокричала, преодолевая грохот:

– Я жду в вагончике. Нам нужно срочно поговорить.

Никакой реакции.

Режин сидела перед чашкой с кофе и барабанила пальцами по столу. Наконец открылась дверь, и вошел Антонио. Он снял каску и пригладил волосы, которые от этого только сильнее взъерошились.

– В чем дело?

– Не хочешь сесть?

– Некогда.

– Тебе о чем-нибудь говорит имя Марка Лефевра?

Он смотрел на нее пустыми глазами:

– Нет.

– Марк Лефевр – мой отец. Он архитектор. Я увидела у него на столе бумажку с твоим именем. Он сказал, что хотел пригласить тебя работать, но не сказал, на каком объекте. Что это за проект?

Он по-прежнему молча и без выражения смотрел на нее.

– Не хочешь говорить? Ладно, тогда говорить буду я. Прежде чем папа выпроводил меня, я увидела еще одно имя – Ханс Шюрли, крупнейший владелец недвижимости, издавна единственный серьезный конкурент Гийома. Он претендовал на участок под застройку, который получил Венсан. Очевидно, ему удалось договориться с городскими властями. Шюрли может быть заинтересован в саботаже. Что за проект он заказал моему отцу? Какое ты к этому имеешь отношение?

Антонио по-прежнему стоял неподвижно, но теперь его лицо не было таким пустым и бесстрастным. Она видела, что его мысль работала в лихорадочном режиме.

– Ты меня допрашиваешь?

– Я задала тебе вопрос.

– Ты подозреваешь, что Шюрли нанял меня, чтобы я срывал стройку?

– Теоретически – да. У тебя есть ключи и доступ ко всей информации – идеальная позиция.

Наконец он взорвался:

– Значит, по-твоему, я – саботажник? – Он затрясся, как в припадке, и наконец заорал: – Ты совсем озверела?!

– Подожди, я не сказала…

– Ты просто не в своем уме, Режин. С тех пор, как ты спишь с этим Гийомом, ты не в себе, ты совсем ослепла!

– Я с ним не сплю.

– Хочешь знать, что я думаю? Это его рук дело. Да, у конкурентов существует альтернативный проект. Да, они меня пригласили. Я отказался. Знаешь, почему? Я считаю дни, чтобы можно было убраться из Цюриха. Но объясни мне простую вещь: почему твой распрекрасный новый любовник не рассказал тебе об этом? Почему ты от своего отца об этом узнаешь?

– А почему ты мне ничего не сказал?

– С какой стати мне с тобой что-то обсуждать? Ты же со мной не разговариваешь.

– Зачем Венсану рушить собственное строительство?

– Откуда мне знать? Страховка, налоги – мало ли чего он там крутит. Это обычное дело. Люди его плана всегда работают с самыми кривыми схемами, если это приносит деньги.

– Я не верю.

– Потому, что ты ослепла, я же говорю. Именно поэтому никто никогда не берет женщин на строительстве. От баб одни только сволочные проблемы! Сначала ты спишь с прорабом. Потом ты спишь с заказчиком. А в результате у нас тут сам черт ногу сломит.

– Это – стопроцентный удар ниже пояса, и ты не можешь этого не понимать. Никак не смиришься, что я теперь с Венсаном? Твоя чертова гордость задета, да? Ничем не могу помочь! Он со мной обручился. Что, мне надо было отказать ему, чтобы на пару дней продлить твой кайф? А что было бы со мной потом? Ты уедешь – и все! Ведь ты думаешь только о себе, да еще и корчишь из себя обиженного!

– Хватит, прекрати! Ты ничего не понимаешь!

Он вылетел из вагончика, так хлопнув дверью, что у Режин под ногами закачался пол. Она сидела, уставившись перед собой. Ну и беседа! Конструктивная до предела. Опять все пошло совершенно не в ту степь. Она не собиралась обвинять Антонио, это бес противоречия нашептал ей слова, которые вывели его из себя. На самом деле она не верила, что Антонио подстроил этот саботаж-ералаш. Но с другой стороны…

Сомнения в том, что Венсан был агнцом безвинным, грузом лежали у нее на сердце. Неужели это могло быть правдой? Что же тогда делать?

Она обвела взглядом площадку. Еще не закончен фундамент и подвальные этажи. Если дело так пойдет дальше, она скорее окажется в доме для умалишенных, в уютной комнате, обитой войлоком и резиной, чем увидит свой проект воплощенным в стекле и титане.

– Что с тобой, детка? Ты на себя не похожа!

– Серьезно? – Режин потянулась за карманным зеркальцем.

– Подожди, моя маленькая, дай тебя обнять.

– Увы, мам, я не маленькая.

Когда мать прижала ее к себе, Режин почувствовала, что сейчас разревется. Она бы ни за что и никому в этом не призналась, но ей так не хватало простого человеческого тепла.

– Мам, мне бы кофе.

– Кофе только усилит стресс. Тебе нужен чай, лучше всего из альпийских трав. Ложись на кушетку, расслабься.

– Да не так уж и плохи мои дела.

Но все же Режин послушно легла на кушетку – одну из находок Доминик, любившей ходить по барахолкам. Мать пристроилась рядом, поставив возле дочери поднос с травяным чаем и печеньицами из просяной муки.

– Значит, ты справилась с проблемами на объекте?

Режин горько рассмеялась:

– Если бы… Мама, честное слово, это катастрофа. С каждым днем хуже. Я не знаю, чем все кончится.

Доминик поглаживала руки дочери, озабоченно, но без невроза глядя на нее. Она излучала покой и тепло. Режин задумалась: как ей это удается, откуда она берет силы?

– Твои новые картины в другой гамме. Светлее, добрее.

– Я преодолела мрачный период. Я хочу рисовать картины, обращенные к людям, хочу, чтобы они излучали радость.

– Ты влюбилась?

– На данный момент – нет. Наслаждаться жизнью можно и без влюбленности. Ну, а что твой красивый-умный-богатый?

– Мы обручились.

– Поздравляю. – Доминик вгляделась попристальнее. – Или не надо поздравлять?

– О, нет, все получилось, как я хотела.

– Рада за тебя.

– Мама, давай прогуляемся?

Они брели по безлюдным дорожкам парка. Мать слушала, не перебивая и не спеша прокомментировать услышанное. Она была хорошей слушательницей, и Режин чувствовала страшное облегчение оттого, что наконец высказала обуревавшие ее сомнения.

– Я сама себе противна. Мне кажется, я такая холодная эгоистка. Расчетливая, отвратительная тварь. Вроде понятно, что использую Венсана для своей карьеры. Но почему я должна от него отказываться? Просто потому, что он не бездарный голодранец? Все шиворот-навыворот. Я, честное слово, перестала что-либо смыслить, и от этого мне так плохо… Мне кажется, что меня выбросило в открытое море, и я не знаю, куда плыть. И подряд идут гигантские волны. Мне страшно! Я каждое утро молюсь, чтобы меня миновали новые беды, чтобы как-то пережить новый день.

– Ты потеряла масштаб, не различаешь, что важно, что ничтожно.

– Можно и так сказать. При всем при том я вроде бы счастлива. Будущее с Венсаном – это лучшее, что я могу себе представить. Его родные – прекрасные люди. Тебе надо с ними непременно познакомиться. Он во всех отношениях помогает мне, поддерживает. Мы уже планируем следующие проекты. С ним очень интересно вместе работать, он умен и открыт для нового, и у него есть настоящее влияние и способность продвигать свои идеи. Не говоря о деньгах. Отказаться – не знаю, это было бы страшной глупостью… Просто пока у меня как-то все не укладывается в голове. В нем есть что-то настораживающее…

– Ты слышишь птиц?

При чем здесь птицы?.. Ну да, Режин слышала птиц, привычный, вернее, давно знакомый фон. Они уселись на скамью на берегу озерца, и Режин задумчиво ломала маленькие ветки на ровные отрезки и бросала в воду.

– Ты так ничего и не сказала, мама.

– Это твоя жизнь. Лучше тебя никто не знает, как поступить.

– Нет, мне важно знать, что ты думаешь.

– Ты никогда не принимала советов. С самого детства ты была очень своевольна.

– У меня нет больше сил. Правда. Помоги мне. Скажи, что мне делать. Кроме тебя, я никому не доверяю. Ты умнее меня.

Доминик вздохнула и долго молчала.

– Ты хочешь переложить на меня ответственность за свое решение? Этого я на себя взять не могу. Кроме того, ты рассказала мне, может быть, половину того, что лишило тебя покоя. Я чувствую, что в самой глубине есть что-то, что составляет существо твоего конфликта.

Режин почувствовала себя пойманной на вранье, хотя она не лгала матери, а лишь умалчивала об Антонио. Но обмануть интуицию Доминик оказалось невозможным.

– Мама, говори, мне просто хочется тебя слушать.

– Может быть, тебе покажется странным, но я уверена, что любая внешняя ситуация отражает состояние нашей души.

– Ты хочешь сказать, что вся неразбериха возникла по моей вине? То есть я сама себя загнала в этот тупик?

– Ты говоришь, что никому не доверяешь. Это оттого, что ты не доверяешь самой себе. В первую очередь собственным чувствам и мыслям.

Эта фраза подействовала, как Удар:

– Что ты имеешь в виду?

– Я думаю, что у тебя есть чувства, которые ты гонишь от себя, не хочешь их. Но тебе не удается от них отделаться. И они застилают тебе глаза, не дают взглянуть на вещи непредвзято, мешают понять, что с тобой происходит на самом деле.

Пот выступил на лбу Режин, сердце стучало, как молот. Доминик знала обо всем, хотя она не упомянула ни словом о своей борьбе с тягой к Антонио. Фактически мама повторила его слова о слепоте Режин. Они сговорились, так же, как с отцом? Ерунда! Может, это чутье художницы, которой не обязательно знать, чтобы видеть? Или это опыт, все тот же опыт, отсутствие которого оборачивается таким смятением? Неужели надо прожить жизнь, чтобы так трезво и точно судить о том, что происходит с другими? Эти совершенно детские мысли разрушали образ, который она сама создала – холодноватой и рациональной взрослой женщины с изрядной толикой стервозности.

Если Доминик права, то все, что думала или знала о своей жизни Режин, – ложь. Все в одну секунду стало с ног на голову. Или с головы на ноги?

– Я не люблю Венсана. Никогда не смогу полюбить.

– Тогда, дочка, тебе лучше не выходить за него замуж.

Глава 13

Разговор с матерью взволновал Режин. Но она не была склонна делать скороспелые выводы. Да и нельзя было ни с того ни с сего без всякой мотивировки расторгнуть помолвку с Венсаном. Ему нужно было сохранить лицо, и ей не хотелось подставлять его под удар. Если уж расходиться, то не с бухты-барахты, а по установкам, принятым в его кругу. Правда, саму помолвку он обставил, не очень-то посчитавшись с ее мнением. Видимо, был безоговорочно уверен, что она почтет за счастье его предложение. Что говорить, эффект неожиданности был за ним. Но к чему теперь считать очки? Теперь надо позаботиться и о собственной репутации. Что будут рассказывать в цюрихском закоснелом бомонде через неделю, через месяц, через год после того, как они расторгнут свой союз? Если она не хотела за него замуж, почему позволила ситуации зайти так далеко? Не просматривалась ли в этом непоследовательность, каприз, а то и психическая неустойчивость? Не хотелось бы, чтобы ее припечатали таким клеймом. Его не смоешь. На карьере можно поставить крест. Да, отношения с таким человеком, как Гийом, были заведомо публичными. На каждом шагу надо было учитывать, как все это примут люди, которые будут судить о тебе без скидок. Им интересны сплетни, а на тебя и на твои эмоции плевать. А вот тебе на их мнение наплевать нельзя. Такова светская жизнь, Режин. Ты этого хотела, кажется? И ты из последних сил убеждала себя, что они тебя приняли и чуть ли не полюбили?

Женщины, которые успешно делают карьеру в мужской профессии, в особенности не могут себе позволить, чтобы их доброе имя или нрав ставились под сомнение. Тут уж, как говорится, пойдут клочки по закоулочкам.

Допустим, с Венсаном все кончено. Но это еще не значит, что можно самозабвенно броситься в объятия Антонио. Он был и остается источником того, что ее будоражит. Антонио вызывал у нее острые и парадоксальные чувства. Он рано или поздно причинил бы ей боль. Нет, это не замена Венсану, нормальных отношений с темпераментным прорабом ждать неоткуда. И при этом стоило его подпустить к себе чуть ближе, как он сразу занимал огромное пространство ее жизни. От него надо в любом случае держаться подальше.

Фундамент был почти готов, работы, на которые Антонио в свое время подрядился, подходили к концу. Режин с нетерпением ждала дня, когда испанец покинет Цюрих. Она простодушно надеялась, что ровно в тот момент ее жизнь станет упорядоченной и спокойной, какой была когда-то. Ведь неприятности начались тогда, когда из их повседневных перепалок и взаимного раздражения неожиданно возник бурный роман. Самоирония уже не спасала, а вот чутье подсказывало, что без грандиозного скандала в финале дело не обойдется.

Испанские рабочие уже уехали. Антонио предстояло уладить кое-какие дела, прежде чем сесть в самолет на Барселону. Он предвкушал выражение лица Режин, когда она увидит сюрприз, который он ей приготовил. Но сначала надо уговорить ее пойти с ним, а это будет нелегко. Придется пустить в ход все чары. Он заранее робел. Чуть ли не впервые в жизни он не был уверен, что задуманное получится. Режин умела быть совершенно невыносимой упрямицей – такой характер встретишь не часто. Кажется, ему вообще никогда не встречалась подобная женщина. Надо же было так влипнуть!

Но, как бы то ни было, он не уедет, пока не затащит ее в постель еще хоть раз. Без этого он просто перестанет себя уважать.

– Давай прощаться. – Режин держалась за дверцу своего джипа, собираясь ехать. – Желаю удачи в Испании, Антонио. Может, тебе удастся реализовать свои архитектурные амбиции.

Она села в машину и вставила ключ зажигания. Она не выглядела взвинченной, наоборот, держалась с прохладцей и подчеркнуто корректно. Но в ее глазах плясали легкие искорки, которые ей никогда не удавалось скрыть от него.

– Ты сегодня избегала меня, хотя знала, что это мой последний день в городе.

Она поджала губы. Опять упреки!

– А чего ты ждал? Нам нечего обсуждать, да и незачем. Если не нам, то, во всяком случае, мне. Еще раз желаю тебе всего наилучшего. Точка.

Антонио не дал ей захлопнуть дверцу.

– Отпусти.

Он должен был сказать что-нибудь, чтобы задержать ее, но в голову не шло ничего подходящего.

– Может, хоть кофе выпьем? – пробормотал он тоном закомплексованного подростка. Да, сказать по правде, и уверен в себе он был не больше.

– Не хочу, – рванула она дверцу на себя.

– Ты сделаешь страшную ошибку, Режин, если выйдешь замуж за Гийома! – крикнул он сквозь закрытое окно. – Я говорю тебе это как друг, просто потому, что желаю тебе добра.

«Ничего глупее придумать нельзя! Ведь это в чистом виде реплика из телесериала! Еще бы сказал: ты разбила мне сердце!»

Она немного опустила стекло:

– Почему?

– Потому, что он паршивый любовник.

Она рассмеялась. Антонио вздохнул с облегчением. Слава Богу, юмор ее не покинул.

– Ага, – заговорила она, – зато ты – великолепный. Спасибо за трогательную заботу о моей сексуальной жизни. Но я нормально справляюсь.

– Нормально? И тебя это устраивает?

– Антонио, хватит. Эти препирательства бессмысленны, пойми. Наш роман кончился больше месяца назад, и я не собираюсь его возобновлять. Все было прекрасно, но миновало.

Испанец в ярости зарычал, но усилием воли сдержался. Опять проклятый темперамент! Он не хотел и ни в коем случае не мог позволить себе терять самообладание. Ему нужен был этот последний вечер с Режин.

– Ладно, миновало. Но подумай: нет ничего лучше прощального секса. Это наш последний шанс, а с Гийомом ты можешь потом спать всю оставшуюся жизнь. У меня есть отличная мысль…

– Какая?

– Скажу за кофе.

Она отвечала со смехом:

– Нет, нет и нет. Ничего не выйдет.

– Неужели ты так меня боишься?

– Ты опять меня подвигнешь на какие-нибудь безобразия.

– Я – тебя? Во-первых, «безобразия» затевала ты. А во-вторых, ты уже большая девочка и можешь сказать «нет».

– С тобой это невозможно. У тебя как-то получается меня совершенно незаметно охмурить. Наверное, ты годами тренировался на всевозможных подружках. Так что извини, лучше не надо.

– Обещаю вести себя прилично. Ты в любой момент можешь встать и уйти, если тебе что-то не понравится.

Она опять засмеялась, качая головой.

– Послушай, Режин. У нас были хорошие минуты. Давай попрощаемся по-человечески. Ну, что это за сцена для воспоминаний: ты в машине, я стою перед тобой и клянчу. Смотри, вон кафе. Неужели тебе невмоготу выпить со мной чашку кофе на прощанье.

– Так ты собираешься в отпуск? – спросила она уже за столиком.

– Я решил сделать паузу, немного подумать о своей жизни. – Он рассеянно смотрел в окно.

– Мне бы тоже понравился такой тайм-аут.

– Поехали вместе.

– Испанцы не сдаются, да? – Режин укоризненно покачала головой.

– Помнишь, ты говорила, что никогда не была на стриптизе, – спросил он, поднося к губам чашку с эспрессо.

– Это и есть твоя гениальная мысль? Я не собираюсь лицезреть зады.

– Ты же хотела, чтобы я тебя проводил. Я обещал.

– Но ведь опять все кончится… Антонио! Нет, с тобой невозможно иметь дело.

– Я нашел очень милый маленький клуб, все очень стильно, прекрасные девушки, ничего вульгарного. У женщин, которые там работают, есть чему поучиться.

– Что ты хочешь этим сказать? – Режин надула губы и положила ногу на ногу.

– Поверь, совсем не то, о чем ты подумала. Пойдем посмотрим! Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– А ты, значит, будешь паинькой? Просто хороший приятель, скорее всего, голубой, который сопровождает коллегу на стриптиз?

– Кроме голубого, все верно, все так и будет.

Она смерила его скептическим взглядом:

– Не верю ни единому слову. Ты просто в очередной раз пытаешься меня окрутить.

Он поднял руки, изображая чистоту намерений:

– Я всего лишь предложил выполнить твою же просьбу.

Она покусала губу:

– Допустим, я соглашусь. Мы встретимся в клубе, и после этого я поеду домой. Спать. Одна. Завтра мне рано на работу. Ты улетишь в Испанию, и мы больше никогда не увидимся.

– Согласен.

– Просто прощальный вечер двух друзей.

– Значит, и ты согласна?

«Откуда во мне это проклятое любопытство? Оно меня погубит. Но не в этот раз. Мне просто хочется взглянуть на стриптиз, и все».

Она долго стояла под душем. Потом надела простое синее платье с застежкой на пуговицах. Обыкновенное платье без бренда дизайнера. Макияж занял три минуты, по волосам она провела щеткой два раза. В этом было что-то романтичное – выглядеть обычной средней женщиной, зная, что тебя все равно встретит восхищенный взгляд черных глаз.

Стены ночного клуба были обтянуты красным бархатом, всюду висели зеркала.

– Мало народу.

– Просто мы рано пришли, как ты просила, ведь тебе завтра на работу. Но они уже начали программу, каждые полчаса выступает девушка с номером.

– А долго длится номер?

– Минут пять, от силы десять.

Режин осмотрелась. На стенах висели лампы, выгнутые в форме лебединых шей. Вокруг сцены стояли венские стулья. На барменше были короткая юбка из белого латекса и туго зашнурованный корсаж. Режин заглянула в карту вин.

Тут же рядом с ними возникла официантка.

– Принесите бутылку «Дом Периньон», – попросил Антонио.

– Не сходи с ума!

– Я тебя приглашаю.

– Но это ни в какие ворота!

– Мой последний день с тобой. Могу я на прощанье немного посорить деньгами? – Антонио кивнул официантке, подтверждая заказ.

Вокруг несколько женщин в откровенных костюмах раскручивали гостей на напитки. Время от времени пары вставали и исчезали за дверью у задней стены.

– Это бордель? – спросила Режин.

Антонио пожал плечами. Натуральный бордель.

– Ты здесь клиент?

– Нет.

– Ты когда-нибудь был с проституткой?

– Нет, это меня никогда не прикалывало.

– А стриптиз?

– Стриптиз – эротический танец. Если у исполнительницы есть талант, это настоящее искусство. А спать с женщиной за деньги мне не нравится. Я думал об этом, и, по-моему, это делают только люди, которые на самом деле боятся секса.

– Как это? Ведь именно секс они и получают.

– Нет, они получают чистую механику. А секс – это когда сначала чувства. Для меня, по крайней мере.

– Ты не всегда так считал.

– Я изменился, с тех пор как встретил тебя.

– Мы договорились не трогать эту тему.

– А кто начал? Ты, как всегда!

На сцене зажегся свет. Зазвучала музыка. Режин сразу узнала эту песню: «Like a virgin» Мадонны.

Молодая женщина в высоких белых ботфортах и почему-то с фатой вышла на сцену. На ней были белая мини-юбка и корсет, светлые волосы падали до талии. Режин задумалась: настоящие или парик? Будто плывя, женщина вышла на середину сцены, где стояла стальная вертикальная штанга. Она отбросила фату с лица и начала агрессивный гипнотический танец.

Стриптизерша показалась Режин удивительно молодой, не старше двадцати трех лет, и неожиданно красивой. У нее было прекрасное тело, и двигалась она очень эротично. Скоро Режин почувствовала, как по всему телу побежали легкие мурашки.

– Тебе нравится? – шепнул Антонио ей на ухо.

– Да, она здорово танцует.

Музыка стала тише, девушка подошла к микрофону.

– Меня зовут Саманта. – Она говорила с акцентом, который Режин не смогла определить. – Я посвящаю свой перформанс той, которая научила женщин любить в себе эротику, – Мадонне.

Саманта выбросила руку вперед и вверх, а затем палец за пальцем стянула длинную перчатку, вызывающе глядя в публику. Режин показалось, что она смотрит прямо на нее. Саманта бросила перчатку в зал, и она приземлилась прямехонько на столике перед Режин.

– Промахнулась, – откомментировал Антонио.

– Почему ты думаешь?

– Она явно метила в того парня, который сидит один за столиком. Потом она могла бы подойти к нему и попросить угостить.

– А может, не промахнулась. Мне кажется, она целила в меня. Она хочет, чтобы мне здесь понравилось.

– И как, нравится?

Режин загадочно улыбалась, глядя перед собой. Антонио усмехнулся.

Следом за перчатками Саманта избавилась от юбки, и Режин залюбовалась ее идеальным задом с упругими ягодицами. Саманта извивалась вокруг стальной штанги, и Режин с удивлением заметила, что это зрелище не оставляет ее безучастной. Саманта двигалась красиво и чувственно, ее танец не казался Режин комичным или вульгарным, чего она опасалась вначале. Она зачарованно следила за тем, как Саманта на краю сцены упала на колени и наклонилась к публике. Ее грудь, приподнятая корсетом, была полускрыта прозрачной тканью. В этот момент все мужчины в зале, как по команде, уставились на этот кусочек ткани, угадывая очертания молодого тела под ним. В следующее мгновение их терпение было вознаграждено: Саманта рывком сдернула газовый платок, и круглые груди с вызывающе торчащими сосками выпрыгнули из корсета.

Саманта поднялась и дразнящими движениями рук и бедер переключила внимание на свои стройные ноги в чулках на поясе. Свет изменился. Саманта опять играла грудями, подчеркнуто медленно повторяя руками их очертания. Внезапно она сорвала с себя корсет и осталась в чулках и стринге.

Антонио посмотрел на Режин.

– У нее красивая грудь, – сказал Антонио, мечтательно глядя на свою спутницу.

Она почувствовала, что ей придется сильно напрячься, чтобы ход вечера не переломился соответственно его желаниям. Музыка оборвалась.

– И это все? – протянула Режин. – На ней же еще столько всего надето!

Саманта ушла со сцены под разочарованное гудение.

– Потерпи! – ответил Антонио и начал хлопать. – Она ждет аплодисментов. Ей нужно убедиться, что все хотят продолжения.

Режин тоже захлопала, но тут ее вниманием завладела высокая черноволосая женщина, стоявшая в стороне от сцены. Она была в черной коже в стиле садо-мазо, в ошейнике с устрашающими металлическими шипами, который лучеобразными ремнями был связан с краем выреза ее тесно облегающего костюма. Огромные, как дыни, груди выпирали из декольте. Режин поразило жесткое и диковатое выражение ее лица. В нем читалось что-то демоническое. Волосы были коротко подстрижены, губы в алой помаде вызывали ассоциации с кровью и болью.

Саманта вернулась на сцену под восторженный рев и свист, улыбаясь своим поклонникам. На ней был новый костюм, напоминающий балетную пачку. Музыка заиграла, Режин отпила глоток, наслаждаясь вкусом шампанского, нежно покалывающего язык. Ее взгляд то и дело скользил прочь от сцены, где Саманта демонстрировала новый танец, к устрашающе-притягательной женщине в черной коже и брутальных аксессуарах. Режин была заинтригована, ей никогда не приходилось воочию, а не в кино, видеть пугающие сексуальные изыски. И тут она увидела то, от чего кровь в буквальном смысле слова застыла в жилах. Из коридора, ведущего в задние комнаты клуба, вышел мужчина. Это был тот самый коридор, куда посетители клуба удалялись, договорившись с девушкой. А мужчину звали Венсан Гийом. Он улыбался женщине с шипами и хлыстом, как старый знакомый. Нет! Как раб улыбается госпоже в этой жестокой ролевой игре.