Текст книги "Тень средневекового лекаря"

Автор книги: Аллан Фревин (Фреуин) Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава VII
ТЫСЯЧЕЛЕТНИЙ УЖАС

– Что за чертовщина! Похоже, он спятил, как вы думаете? – испуганно спросила Риган. – Да, на все сто – спятил!

Трое друзей стояли возле здания больницы. Джек и Риган ждали, когда Фрэнки отцепит от стойки велосипед. Сразу же после своей безумной вспышки Том впал в беспокойный сон. Мама осталась с ним, а остальные ушли. Джеку тоже хотелось остаться, но ему нужно было поговорить с друзьями.

Фрэнки с беспокойством посмотрела на Джека. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, широко поставленные карие глаза словно заволокло туманом.

– По-твоему, что с ним такое? – спросила она.

Джек не ответил.

– Мне это непонятно, – тряхнула головой Риган. – То он вполне нормальный, а то через секунду уже витает непонятно где.

– Так бывает при лихорадке, разве нет? Галлюцинации и все такое. Может, у него какая-ни-будь лихорадка? – предположила Фрэнки.

– Лихорадка не заставит человека узнать то, чего он знать не может. Том знал, что эти кости из чумной ямы, еще тогда, когда никто об этом не знал. – Джек перевел взгляд на девочек. – Что произошло до нашего прихода? – спросил он Риган.

Риган как можно подробнее пересказала вызвавший у нее недоумение разговор с Томом, или, точнее, с человеком, называвшим себя Уиллом Хилиардом.

– А потом, когда пришли ты и Реа, он как будто щелкнул выключателем и опять вернулся в реальность, – закончила она.

– Он упоминал, отчего умерли другие люди? – снова спросил Джек.

– Нет, но по тому, как он говорил, можно было понять, что положение – хуже некуда. Он считал, что все в его семье уже умерли, и теперь пришла его очередь.

– А мне он говорил, что ему привиделось, будто он находится в каком-то месте, где люди все время кашляют и стонут, – вспомнил Джек. – В каком-то ужасном доме, где вокруг него лежали умирающие.

– И ты считаешь, что он как бы на время вернулся в прошлое, вроде «обратного кадра» в кино? – Фрэнки посмотрела на Джека. – Ты не думаешь, что это всего лишь лихорадка? Ты думаешь, здесь что-то еще?

– Я сам не знаю, что думать, – вздохнул Джек. – Но, по-моему, стоит попытаться узнать, существовал ли когда-нибудь человек по имени Уилл Хилиард.

– И когда именно он жил, – добавила Риган.

– И не умер ли он от чумы, – пробормотала Фрэнки.

– Ой, слушайте, а может, в Тома вселился призракэтого парня, который умер от чумы еще в семнадцатом веке? – выпалила Риган.

Друзья переглянулись. Еще несколько месяцев назад они бы посмеялись над этой идеей, но то, что им пришлось пережить совсем недавно, заставило их относиться гораздо менее скептически к тому, что называют сверхъестественным. Странноеи непонятноетаилось в тени даже при самом ярком летнем солнце. Иногда онопроникало в реальный мир, и тогда начинались неприятности.

Джек сделал глубокий вдох.

– Думаю, нам надо получше разобраться в том, с чем мы здесь столкнулись, – твердо сказал он. – Не знаю, вселился ли в Тома призрак и вообще возможно ли такое, но если ответ на оба вопроса – «да», тогда нам нужно узнать гораздо больше о событиях, которые происходили здесь в середине семнадцатого века. Потому что, похоже, все идет именно оттуда.

– Дэррил! – воскликнула Фрэнки. – Вот кто сможет нам помочь!

– Точно, – кивнула Риган. – К тому же он единственный, кто не отправит нас в психушку, как только мы откроем рты, – добавила она, усмехнувшись.

Все согласились – пора навестить Дэррила Пеппера. Фрэнки вновь пристегнула цепью свой велосипед – можно забрать его после.

Втроем они отправились на автобусную остановку.

Дэррил Пеппер жил уединенной, почти отшельнической жизнью в большой, напоминавшей лавку старьевщика комнате под самой крышей обветшалого дома, построенного в викторианском стиле. Комната напоминала пещеру Аладдина, забитую всякой всячиной: старой, частично отремонтированной мебелью, непонятными штуковинами из проволоки, металлическими стержнями и рычагами, недостроенными моделями, кипами журналов, газет и книг, пыльными деталями двигателей и других непонятных механизмов, которые боролись за свое жизненное пространство.

Среди этого хаоса обитал сам Дэррил – худой, угловатый, как аист, одетый в невообразимую старую кофту зеленого цвета, с узким галстуком на длинной тощей шее, из которой выпирал кадык размером с мячик для гольфа. Короткие светлые волосы торчком стояли на голова, тоскуя по расческе. Глаза остро смотрели из-за толстых стекол очков в роговой оправе. Дэррилу Пепперу было всего девятнадцать лет.

Купаясь в солнечных лучах, он сидел в маленькой нише у окна и работал на компьютере. Стены его жилища были сплошь обклеены какими-то обрывками газет, записками, листками – все они для него что-то значили, хотя могли показаться мусором для других.

Но никто другой и не заходил в это удивительное место – даже похожая на сумасшедшую колдунью хозяйка дома, проживавшая в нескольких комнатах где-то внизу, в задней части здания. Разумеется, никто, кроме четырех членов ШАКа, ставших верными друзьями Дэррила.

– Итак, вы подозреваете, что из этой ямы что-то выскочило и каким-то образом вселилось в Тома, я правильно понял?

Дэррил сидел на краешке своего вращающегося кресла, вытянув вперед шею и зажав руки меж костлявых колен. Джек, Фрэнки и Риган разместились на старых пыльных диванных подушках, которые Дэррил извлек откуда-то специально для них.

– Примерно так. Хотя, конечно, может быть, все это ерунда, – ответил Джек.

– Более чем вероятно, – заметил Дэррил.

– Ты тоже так думаешь? – спросила Фрэнки.

– Я? – Дэррил улыбнулся, и его ясные глаза сверкнули за стеклами очков. – У меня нет определенного мнения. Но я считаю, вы приняли правильное решение изучить этот период. Если хотите услышать мой совет, думаю, вам надо выяснить все, что можно, про чуму и про то, как от нее мог пострадать городок вроде Личфорда. Возможно, вам удастся откопать какие-нибудь сведения о семействе Хилиардов. Если я не переврал фамилию…

– Все правильно – Уилл Хилиард, – кивнула Риган, задумавшись. – Что мы знаем о чуме? То, что ее принесли крысы, а уничтожил Великий лондонский пожар. – Правильно?

Дэррил улыбнулся:

– Совсем неправильно.

– Как это?

– Великая чума в Лондоне была всего лишь особенно жестокой вспышкой болезни, которая свирепствовала в Европе многие века, – сказал Дэррил. – На самом деле ее история достаточно интересна. Чума, конечно же, существовала и во времена римлян, и некоторые даже полагают, что она способствовала крушению Римской империи. В четырнадцатом веке ходили рассказы об ужасных болезнях, косивших людей в Китае. – Дэррил рассеянно снял очки, протер их своим галстуком и снова водрузил на нос. – Разумеется, нужно принять во внимание, что в четырнадцатом веке Китай был… – он пожал плечами, – таинственной страной, настолько удаленной, что для большинства людей это расстояние просто не умещалось в голове.

– Большинство людей в то время не выезжали даже за пределы своей деревни, верно? – вставил Джек.

– Абсолютно, – подтвердил Дэррил, поправляя очки на длинном остром носу. – По торговым путям из Кэтхэя – так в те времена называли Китай – приходили ужасные сведения. Купцы рассказывали о засухах, голоде, наводнениях и землетрясениях. – Он хищно улыбнулся. – А кроме того, о болезнях и эпидемиях, нашествиях саранчи и прочих бедствиях. И, разумеется, в том числе о чуме. Но все это воспринималось как чистая теория, пока чума не появилась в портовых городах Европы.

– Правильно, я помню! Она приплыла вместе с крысами на кораблях, – поддакнула Фрэнки.

– Да, теперьнам это известно, – кивнул Дэррил. – Но следует учесть, что в те времена ни у кого не было ни малейшего представления о происходящем. Люди даже не знали о существовании микробов или бактерий. Лучшее объяснение, которое им могло прийти в голову, это заражение воздуха. Они называли это «нечистый ветер с юга».

– Вот тупицы! – вырвалось у Риган.

– Я бы не сказал, – возразил Дэррил. – Люди старались, как могли, объяснить то, что выходило за рамки их понимания. Одно из объяснений – мое любимое – заключается в том, что болезнь вызвана войной между морем и солнцем где-то в Индийском океане. Они полагали, что в ходе этой войны огромные массы воды засасывались наверх и повисали в воздухе в виде нечистых испарений, своего рода ужасного ядовитого тумана с частицами мертвой разлагающейся рыбы. Этот туман, по их представлениям, перемещался, заражая чумой каждого, к кому прикасался. Это облако ядовитого пара, которое бродило по свету, убивая людей направо и налево, они называли миазмом.

– А что? Пожалуй, теория не хуже других, – признала Риган. – Хотя нам трудно вообразить, как они все представляли в те времена.

– Существовало множество и других теорий, – продолжил Дэррил. – Одни говорили, что все это из-за движения планет. Другие утверждали, что это кара божья. Была даже теория, что причина в ядовитых испарениях из центра земли, которые выходят на поверхность во время землетрясения.

– А на самом деле все было из-за крыс, – ухмыльнулась Фрэнки. – Вот те на!

– Во всяком случае, из-за блох, переносимых крысами, – уточнил Дэррил. – Но если ты хочешь получить представление о том, что люди думали о Великой чуме, тебе надо найти книжку «Дневник Сэмюэля Пипса». Он жил в Лондоне, когда разразилась эпидемия.

– «Дневник Сэмюэля Пипса»! Я о нем слышала, – воскликнула Фрэнки. – У нас даже дома он, кажется, есть.

– Вам следует его прочесть, – наставительно сказал Дэррил. – А если вы, ребята, хотите найти точную информацию о том, как чума поразила Личфорд, в городской библиотеке есть несколько книг по истории нашего края. Не говоря уж о том, что можно копнуть в старом добром Интернете. – Улыбнувшись, он кивнул в сторону компьютера. Монитор работал в режиме «хранителя экрана» – в темном небе мигали бесконечные звезды.

– Давайте так и сделаем, – согласился Джек. – Мама говорила, что сегодня в библиотеке инвентаризация, так что там должен кто-то быть. Меня знают и наверняка впустят.

Мама Джека работала заведующей библиотекой, именно это ее повышение по службе привело семью Кристмасов в Личфорд.

– Думаю, они позволят мне тихонько полистать книжки, при условии, что я не буду мешаться под ногами. Кто хочет пойти со мной?

– Если Дэррил не против, я бы осталась и заглянула в Интернет, – заявила Риган. – Что скажешь, Дэррил? – Она улыбнулась ему. – Хочешь, пошарим по Интернету вместе?

– Почему бы нет? Уверен, это будет увлекательное занятие, – сказал Дэррил, блеснув стеклами очков.

– А я, пожалуй, схожу заберу свой велосипед, – решила Фрэнки. – Не стоять же ему у больницы целый день. Может быть, позднее я загляну в библиотеку узнать, как у тебя дела, – добавила она, обращаясь к Джеку.

– О’кей, значит, все определились. – Риган соскочила с подушки. – Ну? Вам что, делать нечего? – посмотрела она на все еще сидящих Джека и Фрэнки. – Нам с Дэррилом работать надо.

На лице Дэррила отразилось некоторое замешательство. Да, пошарить по Интернету с такой энергичной особой, как Риган, это, конечно, интересное предложение. Остается лишь надеяться, что и он сам, и его обожаемый компьютер переживут эту стремительную атаку.

Глава VIII
ВЕЛИКАЯ ЛОНДОНСКАЯ ЧУМА

 В средние века слово «чума» использовалось для обозначения разных эпидемий смертельных болезней, но в наши дни его значение сузилось. Чума – это болезнь, вызываемая бациллами Yersinia pestis, – медленно прочла Риган вслух странное название и, хихикнув, посмотрела на Дэррила: – Ха-ха, pestis! Как в слове ^pest [1]1
  Pest – надоеда (англ.).


[Закрыть]что ли?

В компьютерной нише Дэррила было только одно кресло. Поэтому Риган сидела, а Дэррил стоял, наклонившись над ее плечом. Они уже нашли то, что хотели. Риган двинула по коврику компьютерной мышкой. Стрелка столкнулась с другим ярлыком. Риган «щелкнула» мышкой, и на экране появилась новая страница.

– Так, что у нас здесь? – задумчиво проговорила она. – «Первыми симптомами бубонной чумы являются головная боль, тошнота, рвота, боль в суставах и общая слабость. Затем распухают и начинают болеть лимфатические узлы, повышается температура. Учащается дыхание. Развивается воспаление головного мозга, которое может выглядеть как потеря рассудка, заставляя больных истерически смеяться. Возникает маниакальный синдром. При фатальном исходе смерть наступает через четыре дня. При легочной форме чумы больной кашляет кровью…» Фу, гадость!

– Я тебя предупреждал, – заметил Дэррил.

Риган решила, что с нее хватит этих противных подробностей, но Дэррил продолжил чтение с экрана:

– «…Смерть наступает через два-три дня. При первично-септической форме чумы у больного резко повышается температура, через несколько часов он становится темно-фиолетовым и умирает в тот же день. Синюшный цвет, характерный для всех трех форм чумы, вызывается дыхательной недостаточностью. Вот почему когда-то эту болезнь называли «черной смертью».

– Очень остроумно! – сказала Риган бесцветным голосом. – Значит, у них просто отказывают легкие, так? Я очень рада, что узнала все это!Не терпится поделиться информацией с ребятами. – Она обернулась к Дэррилу: – Хорошо, что чумы больше не существует!

Дэррил ничего не ответил. Наклонившись над ней, он вновь щелкнул мышкой – появилась еще одна страничка.

Риган молча прочла. Ее глаза округлились, рот приоткрылся.

– Что?!

Страничка содержала тревожные сведения. Повернувшись, она уставилась на Дэррила:

– Это правда?

Дэррил кивнул:

– Думаю, скорее всего, – да.

Последний зарегистрированный случай чумы произошел меньше десяти лет назад.

Фрэнки расположилась в почти всегда пустующей комнате для гостей в задней части дома, где она жила с отцом, его новой женой и их общей маленькой дочкой.

С Самантой, ее мачехой, у Фрэнки были довольно сносные отношения, хотя Фрэнки всегда казалось, что женщина ее недолюбливает. Однажды она слышала, как Саманта жаловалась отцу на ее преждевременное, не по годам, развитие. Непонятно, какой смысл она в это вкладывала? И еще Саманта терпеть не могла, когда Фрэнки играла на своей электрогитаре. Она говорила, что у нее из-за этого начинается мигрень. Подумаешь! А как насчет ора, который устраивает малышка Табита? Ну да, конечно, это совсем другое дело. Интересно, как, по мнению Саманты, должна чувствовать себя Фрэнки, когда совершенно незнакомая женщина вдруг поселяется в доме и пытается стать ее новой мамой?

К счастью, малышка Табита целиком и полностью занимала внимание Саманты, и, пока Фрэнки держалась от них подальше, ссоры удавалось свести к минимуму. Лучшей подругой Фрэнки за пределами компании из ШАКа была Кэти Марч. Она обожала маленьких детей и была в шоке, когда Фрэнки продемонстрировала свое полное безразличие к верещащему барахтающемуся младенцу. Сказала, что Фрэнки ведет себя странно. А Фрэнки нравилось быть странной.

Комната для гостей за последний год постепенно превратилась в свалку – сюда сносили все ненужные вещи, которые не нравились Саманте, но с которыми никак не мог расстаться ее муж.

Среди кучи барахла, отвергнутого Самантой, было несколько картонных коробок, валявшихся вперемешку с книгами.

Фрэнки заходила сюда в последний раз несколько месяцев назад, когда из гостиной вдруг таинственным образом исчезла каменная статуэтка дельфина. Фрэнки всегда нравился этот дельфин. Разумеется, это Саманта запихнула его в свободную комнату. Фрэнки забрала дельфина, и теперь он стоял в ее спальне на усилителе для гитары. Вне пределов досягаемости Саманты.

Именно во время поисков выброшенного дельфина Фрэнки наткнулась на «Дневник Сэмюэля Пипса».

Сейчас Фрэнки уселась в освещенном солнцем углу комнаты на куче старых пыльных занавесок и открыла книгу. На первом листе обнаружилась надпись: «Лиззи с любовью. Счастливого дня рождения. Мама и папа».Фрэнки уставилась на эти строки. Лиззи – так звали ее маму. Боль сдавила сердце, на глазах выступили слезы.

Фрэнки промокнула рукавом глаза и постаралась оттолкнуть от себя непрошеную печаль. Ни к чему сидеть здесь и жалеть себя, ведь она пришла сюда по делу.

И девочка принялась читать.

Шло время. Солнечное пятно на полу переползло к противоположной стене и начало взбираться наверх, немного задержавшись на картине, изображающей корабль с прямоугольными парусами и носом в виде головы дракона. Еще одна вещь, которая пришлась не по вкусу Саманте. Что за идиотка!

Время от времени Фрэнки меняла положение на своем самодельном сиденье, чтобы потянуться и размять онемевшие конечности. Чтение «Дневника» было занятием не из легких. Старина Сэмюэль не ломал голову над тем, как облегчить жизнь читателю. Но Фрэнки упорно продолжала свои поиски, пропуская большие скучные куски и выискивая любые упоминания о чуме. Дневник охватывал время с января 1659 года по 31 мая 1669-го – к этому моменту несчастный автор был уже почти слеп.

Первое упоминание о чуме проскользнуло 16 июня 1664 года: «Де Райтер умер, а также пятьдесят человек с его корабля – от чумы, в Кале».Далее следовала запись, датированная 23 сентября того же года: «Сегодня нам сообщили о голландском судне водоизмещением 300 или 400 тонн, на котором все члены команды умерли от чумы, а само судно выбросило на берег в Готтенбурге».

После этого Пипс не упоминал об этой болезни вплоть до 30 апреля 1665 года. Он писал о великом страхе перед этой болезнью, охватившей Лондон, и о том, что несколько домов уже закрыты, а жители их бежали. Глава заканчивалась словами: «Господь, спаси нас всех и сохрани!»

А потом началось: глава за главой, одна страшнее другой. Холодея от ужаса, Фрэнки читала, как разворачивалась трагедия. Это излагалось сухим и непривычно старомодным языком давно умершего человека, который вел свой дневник.

Двери домов, где свирепствовала чума, помечали крестами, грубо намалеванными красной краской, или словами: « Господи, смилуйся над нами»,написанными на стенах. К концу июня люди умирали сотнями. Выпускался еженедельный бюллетень со списком умерших.

Бо-о-м-м!

Мягкий, как лебяжий пух. Едва слышный. Звук далекого колокола.

Фрэнки оторвала глаза от книги. И не сразу поняла, где находится. Ее так захватило чтение «Дневника», что стало казаться, будто она заглядывает через плечо Сэмюэля Пипса, склонившегося над своими записями о бедствии, поразившем беззащитный народ.

«13 июля. За неделю умерло семьсот человек.

20 июля. Тысяча восемьсот девять человек умерло за неделю.

27 июля. Тысяча семьсот человек умерло…»

Лондон в когтях чумы.

Бо-о-м-м!

Фрэнки опять оторвалась от книги. Один раз можно объяснить воображением. Но два – это уже реальность. С учащенно бьющимся сердцем она прислушалась, не раздастся ли третий тоскливый призыв прощального колокола. При этом руки ее так сильно вцепились в книгу, что костяшки пальцев и ногти побелели. Фрэнки попыталась сдержать дрожь и заставила пальцы расслабиться.

«31 августа. Шесть тысяч сто два человека умерло от чумы. Но есть опасение, что на самом деле число умерших на этой неделе приближается к десяти тысячам.

7 сентября. Шесть тысяч девятьсот семьдесят восемь умерших.

20 сентября. Семь тысяч сто шестьдесят пять умерших…»

Так много людей умерло!

Бо-о-м-м!

Фрэнки вскрикнула. Книга вывалилась у нее из рук. Звон колокола замер на долгой, пронзительной ноте, глубокой, как темная вода, и скорбной, как отчаяние. Он звучал так близко, будто звук летел с какой-то призрачной колокольни, которая отбрасывала свою мрачную тень на комнату, где сейчас сидела дрожащая Фрэнки.

–  Бо-о-м-м!

Девочка не могла двинуться с места. Словно муха, попавшая в сироп. Словно кролик в свете фар. Словно мышь перед взглядом кобры. Единственное, что она могла делать, это ждать. Ждать, когда раздастся следующий наводящий ужас удар гулкого печального колокола.

Бо-о-м-м!

Он звал ее. Длинная вибрирующая нота звучала для нее одной. Дрожа всем телом, она поднялась, подошла к окну и негнущимися пальцами открыла задвижку. Окно распахнулось, и душный, тяжелый воздух хлынул в комнату.

Бо-о-м-м!

Внизу, двумя этажами ниже, серой простыней расстилался плохо вымощенный внутренний двор. Фрэнки вскарабкалась на подоконник.

В этот миг раздался звук, заставивший девочку остановиться. Сквозь липкую паутину, заполнившую ее голову, пробился нетерпеливый, настойчивый плач голодного или капризничающего ребенка. Табита!

Фрэнки обнаружила, что она стоит, прижав колено к подоконнику, вцепившись руками в раму, при этом другая нога болтается в воздухе снаружи.

С лицом в каплях холодного пота она ввалилась обратно в комнату.

Тяжело дыша, Фрэнки села на пол, обхватив колени руками. Затем отвела со лба мокрые пряди волос. Перед ней лежала открытая книга.

«30 июля 1665 года. Печально слышать, как звонят наши колокола, звонят сегодня так часто – либо по умершим, либо возвещая о похоронах, – думаю, пять или шесть раз на день».

Быстрым движением руки Фрэнки закрыла книгу. Вскочив на ноги, она бросилась к двери.

Оказавшись в своей комнате, Фрэнки заперлась на задвижку и упала на кровать, накрыв голову подушкой, чтобы спрятаться от этого звона.

Все, что она могла услышать в душной темноте, было биение крови в ее висках.

Колокол молчал.