Текст книги "Бельгийская революция 1830 года"

Автор книги: Алла Намазова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Ратуя за установление республики, де Поттер успокаивал колеблющихся: «Тем, то боится этой формы правления, и тем, кому мерещится, что на Бельгию уже наступают армии прежних членов Священного союза, чтобы водворить в ней конституционную монархию, я без колебания отвечу: "Вы уже сделали довольно: вы даже сделали слишком много, чтобы навлечь на себя весь их гнев и всю их месть. Выгнать голландского короля, которого они вам поставили; отделить Бельгию от Голландии, которые они соединили, – это такие преступления, которые они вам никогда не простят. И если они вас не накажут, то только потому, что политика и внутреннее положение этих государств не позволят им сделать это. Если вы сможете основать республику, сильную своей свободой, своим благосостоянием и национальным духом, это будет, конечно, одним преступлением больше, которое не сделает вас более виновными в глазах королей, но которое поставит вас во главе народов"»[287]287
  Ibid., p. 507.


[Закрыть].

Де Поттер наивно полагал, что Франция и Англия поддержат образование бельгийской республики, нужно только самим бельгийцам приложить немного усилий и учредить республику. Вот что писал де Поттер в манифесте по этому поводу: «Бельгийцы! Все соседи зорко смотрят на нас: Франция и Англия уже приветствуют республику, которая должна установиться при их поддержке. Не будем же делать себя посмешищем Европы и нашего потомства, ответив на эти благородные чаяния составлением сухих и бесцветных хартий, этих обманчивых конституций, которые до сих пор служили только для того, чтобы временно ослаблять благородные порывы революционных движений народов, после чего появляется необходимость в новых революциях»[288]288
  Цит. по: Oppelt G. Op. cit., p. 508.


[Закрыть]. В заключение своего манифеста де Поттер, обращаясь к народу, призывал: «Народ! Будь бдителен! Положение, которое ты займешь в тот момент, когда твои депутаты будут обсуждать образ правления, решит твою судьбу. Будь тверд и хладнокровен. Не давай салонным интригам ссылаться ни на твое равнодушие, чтобы доказать, что тебя легко обмануть, ни на насильственные действия, чтобы доказать необходимость посадить тебя на цепь. Добиваясь только прав, ты их, конечно, получишь, потому что истинная воля народа всегда является верховным законом: при королях этот закон выполняется путем революций, при республике он заполняет собой революционные бездны. Единение, настойчивость и благо народа – вот наша цель; справедливость, сила, общественный порядок – вот средства для ее достижения»[289]289
  Ibid.


[Закрыть].

Эти призывы де Поттера оказались гласом вопиющего в пустыне. В Национальный конгресс не был избран ни один человек из народа, хотя решающую роль в революции сыграли беднейшие слои населения. Рабочий класс Бельгии не имел еще своей политической организации, массовое пролетарское движение только зарождалось, поэтому плодами победы революции воспользовалась буржуазия, захватив власть в свои руки.

По данным Варньи, очевидца событий, в дни революции с 25 августа по 29 сентября было убито 456 и ранено 1226 человек (эти данные приведены в приложении к книге воспоминаний Варньи)[290]290
  Wargny. Op. cit. Supplement aux esquisses historiques de la premiere epoque de la revolution de la Belgique en 1830.


[Закрыть]. Из этого числа жертв было несколько десятков представителей буржуазии: 2 бумагопромышленника, 1 ювелир, 4 рантье, 22 торговца[291]291
  Ibid., p. 20–47.


[Закрыть]. Среди убитых и раненых было много интеллигентов: 25 художников, 1 музыкант, 1 скульптор, 13 адвокатов[292]292
  Ibid.


[Закрыть]. Основную массу погибших и раненых составляли рабочие (среди которых было больше всего ткачей, печатников, токарей, каменщиков) и ремесленники различных профессий (кожевники, краснодеревщики, бондари, шляпники, корзинщики и т. д.). И донесения царских дипломатов Гурьева и Голицына, и пресса того времени убедительно свидетельствуют о решающей роли народных масс в бельгийской революции. Правда, Гурьев и Голицын называют в своих депешах народ «чернью», «толпами бандитов», «разбойниками» и «негодяями». В устах царских дипломатов, смертельно напуганных французской Июльской, а теперь еще и бельгийской революциями, такие эпитеты вполне объяснимы. Почти в таком же духе отзывалась о бельгийских народных массах голландская и бельгийская пресса, парижская «Journal des debats» и русская газета «Московские ведомости».

Созыв Национального конгресса был назначен на 10 ноября.

Когда конгресс приступил к работе, Временное правительство сложило с себя возложенную на него революционным народом власть, но конгресс продлил его полномочия. Один только де Поттер вышел из состава Временного правительства, заявив, что уходит, так как не видит возможности убедить конгресс в превосходстве республиканского образа правления.

18 ноября конгресс единогласно признал независимость Бельгии с сохранением связи между Люксембургом и Германским союзом[293]293
  Discussions du Congres National de Belgique. Bruxelles, 1844, v. 1, p. 182. 400 Московские ведомости, 1830, 6 дек.


[Закрыть]. 22 ноября 174 голосами против 13 конгресс высказался за конституционную наследственную монархию. 23 ноября Константин Роденбах внес предложение, чтобы Оранский дом навсегда был исключен из числа претендентов на бельгийский престол. Обсуждение этого вопроса затянулось на два дня, и в результате предложение было принято 161 голосом против 28[294]294
  Discussions du Congres National…, v. 1, p. 318.


[Закрыть].

Хотя Национальный конгресс высказался за конституционную монархию, сторонники республики все еще не теряли надежды. В Брюсселе была создана Ассоциация независимости, имевшая отделения в ряде городов страны. Ассоциация повела пропаганду в пользу республиканской формы правления. Президент брюссельской Ассоциации де Поттер, вице-президенты Лебруссар и Феньо 15 февраля 1831 г. послали конгрессу петицию в пользу республики. Петиция заканчивалась словами: «Да здравствует независимость! Да здравствует республика!»[295]295
  Potter L. de. Souvenirs personnels. Bruxelles, 1839, v. 1, p. 244.


[Закрыть] Однако эту петицию конгресс оставил без внимания.

24 февраля[296]296
  Discussions du Congres National de Belgique. Bruxelles, 1844, v. 2, p. 588.


[Закрыть] на должность регента временно, до избрания короля Бельгии, был назначен барон Сюрле де Шокье. С этого момента Ассоциация независимости прекратила свои заседания. В последнее время члены Ассоциации заметили, что на их заседаниях, проходивших в кафе на улице Бержер, стали появляться подозрительные личности специально для того, чтобы учинять скандалы и срывать собрания. На одном из таких собраний де Поттеру была подстроена настоящая засада, и он избежал ее только потому, что не пришел на это собрание[297]297
  Potter L. de. Op. cit, v. 2, p. 246–249.


[Закрыть]. Несколько дней спустя после описанного происшествия де Поттер уехал в Париж. Объясняя причины своего добровольного изгнания, он прямо говорил об умышленном бездействии властей в связи с инцидентом. В одном из писем в газету «Le Belge» от 24 февраля де Поттер с горечью писал: «Когда утрачивается всякая мысль о порядке; когда честным людям приходится иметь дело с гнусными противниками; когда народ позволяет обманывать и водить себя за нос до такой степени, что идет заодно со своими злейшими врагами и против тех лиц, которые готовы отдать все свои силы, чтобы отстоять хоть частичку народного счастья, – тогда всякому уважающему себя человеку приходится, как это ни больно, оставить арену интриганам и, сожалея об обманутых, удалиться – что я и делаю»[298]298
  Ibid., p. 355.


[Закрыть].

Поведение де Поттера во время революции 1830 г. было довольно противоречивым. В сущности он не был достаточно активным человеком, не обладал и качествами государственного деятеля. Бесспорно, де Поттер пользовался огромной популярностью. Именно благодаря этой популярности Временное правительство постаралось привлечь его на свою сторону. Непонятно, почему де Поттер отказался от участия в Национальном конгрессе, где он мог бы свободно защищать свои идеи. Будучи прежде всего теоретиком и кабинетным ученым, де Поттер при первых же трудностях падал духом. Но как бы то ни было, фигура де Поттера представляется очень интересной, и вопрос о его взглядах и его роли в истории Бельгии еще ждет своего исследователя.

Заседания Национального конгресса, обсуждавшего вопрос о будущем короле Бельгии, не успокоили бельгийские провинции. Во многих городах продолжались волнения. В Малине, Ипре и Монсе была разрушена часть домов богатых буржуа, в Намюре группа волонтеров пыталась провозгласить республику, в Генте были опустошены фабрики[299]299
  АВПР, ф. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 42, л. 214.


[Закрыть]. В депеше от 24(12) ноября царский дипломат Гурьев сетовал на опасное соседство с Францией.

«… К несчастью, нет возможности изолировать эту страну от коварного соседства французских революционеров, действующих против бельгийской нации и даже против самого Временного правительства. Они, очевидно, намерены всеми имеющимися в их распоряжении средствами воспрепятствовать установлению какого бы то ни было порядка в Бельгии, для того чтобы смутой и беспорядками заставить ее быть заодно с ними. Вопреки повторным распоряжениям Временного правительства не допускать больше помощи людьми и вооружением, поступающими со стороны Франции, толпы французов, после предварительной посылки ружей, продолжают переходить границы и насильно становятся в ряды инсургентов»[300]300
  Там же, д. 43, л. 214–215.


[Закрыть].

Конституция, принятая конгрессом, была опубликована 7 февраля 1831 г. С формальной точки зрения эта конституция была самой либеральной хартией на континенте и в дальнейшем послужила образцом для конституций Италии, Румынии, Греции, Испании и Португалии. «Все власти исходят от народа», – гласил § 25, но далее этот «народ» ограничивался лишь небольшим кругом собственников, так что под нацией бельгийская конституция подразумевала буржуазию, и положение о равенстве всех бельгийцев перед законом следовало понимать лишь в условном смысле. Законодательная власть принадлежала королю, палате депутатов и сенату коллективно (§ 26), причем право инициативы имеет каждый из трех источников законодательной власти (§ 27). Но чтобы придать больше авторитета и силы национальному представительству, был введен пункт английского происхождения, гласивший, что «всякий закон относительно контингента армии должен быть сначала вотирован палатой депутатов. Законодательной власти принадлежит право контроля над политическими действиями, финансовой и административной политикой правительства». Один депутат приходился на 40000 жителей и один сенатор – на 80000, срок депутатских полномочий определен был в 4 года, а сенатских – в 8 лет[301]301
  Бельгийская конституция 7 февраля 1831 г. Ростов н/Д., 1905, с. 14.


[Закрыть]. Каждая палата обновлялась по истечении половины этого срока по группам провинций: в одну входили Антверпен, Брабант, Западная Фландрия, Люксембург и Намюр, в другую – Эно, Льеж, Лимбург и Восточная Фландрия. Основная борьба разгорелась по пунктам, устанавливавшим условия участия в выборах и условия избираемости. Несмотря на свободы, предоставленные личности и обществу бельгийской конституцией, в этих пунктах особенно ясно сказался ее узкоклассовый характер. Депутаты и сенаторы выбирались посредством прямых выборов из лиц, удовлетворявших условиям ценза, дававшего право участвовать в выборах. Ценз не должен превышать 100 флоринов прямых налогов и быть не ниже 20 флоринов. Сенаторы выбирались теми же избирателями, что и депутаты, но кандидаты в сенат должны были быть не моложе 40 лет и платить не менее 1000 флоринов прямых налогов.

Каковы же были гарантии личной свободы согласно бельгийской конституции? § 7 конституции гласил: «Никто не может быть преследуем, кроме как в случаях, предусмотренных законом». Далее: «За исключением ареста на месте преступления никто не может быть арестован без мотивированного приказа судьи, приказа, который должен быть подписан в момент ареста или не позже, чем через 24 часа». § 10 провозглашал неприкосновенность жилища: «Обыск не может быть произведен, кроме случаев, предусмотренных законом и предписанных законом»[302]302
  Бельгийская конституция 7 февраля 1831 г., с. 8.


[Закрыть]. Один из пунктов конституции декларировал, что все бельгийцы равны перед законом, но это положение, как и многие другие, отнюдь не противоречило тому, что с принятием конституции в Бельгии устанавливалась настоящая буржуазная олигархия. Все эти принципы свободы личности, неприкосновенности жилища, свободы собраний, союза и т. д. не помешали бельгийскому правительству в марте 1848 г., в условиях начавшейся революции в Европе, прибегнуть к репрессиям против демократов и в первую очередь против иностранцев. Как известно, одним из первых этим репрессиям подвергся К. Маркс, живший в это время в Брюсселе. В квартире Маркса был произведен обыск. Сам он был арестован под лживым предлогом отсутствия у него документов. В своих работах: «Преследование иностранцев в Брюсселе»[303]303
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4.


[Закрыть], «Бельгийские избиения»[304]304
  Там же, т. 16.


[Закрыть], «Образцовое государство» Бельгия»[305]305
  Там же, т. 5.


[Закрыть] и др. – Маркс подверг острой критике и разоблачению установившиеся к тому времени в Бельгии порядки под эгидой опубликованной в 1831 г. конституции.

Принятие Национальным конгрессом бельгийской конституции не означало еще завершения борьбы бельгийцев за свою независимость. Предстояла Лондонская конференция, которая должна была окончательно решить судьбу Бельгии.

Глава 3. Лондонская конференция. Образование независимого государства Бельгии

Угроза европейской войны, позиции великих держав в бельгийско-голландском конфликте

Международно-правовому признанию образовавшегося в процессе революции самостоятельного бельгийского государства предшествовала сложная дипломатическая борьба, развернувшаяся на Лондонской конференции держав в 1830–1831 гг. Документы Архива внешней политики России позволяют раскрыть позиции царской дипломатии, а косвенно также позиции Англии, Франции, Австрии и Пруссии в вопросе о признании независимости Бельгии. В депешах русского посланник а в Нидерландах графа Н.Д. Гурьева и русского посла во Франции графа К.А. Поццо ди Борг о русскому послу в Лондоне князю X.А. Ливену и министру иностранных дел России графу К.В. Нессельроде содержится немало ценных сведений, раскрывающих сложную игру европейских дипломатов в бельгийском вопросе[306]306
  АВПР, ф. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 9234.


[Закрыть]. Большой интерес представляют дипломатические документы, касающиеся основ разделения двух государств, заметки о границах между Бельгией и Голландией, депеши Ван де Вейера, исполнявшего обязанности бельгийского министра иностранных дел, лорду Пальмерстону, обращения Временного правительства Бельгии к представителям на Лондонской конференции, секретные «Заметки о положении Бельгии и ее чаяниях»[307]307
  Там же, д. 894.


[Закрыть], автор которых остался неизвестным. Кроме того, в архиве сохранились номера бельгийских газет, посылавшихся в русское министерство иностранных дел и освещавших наиболее важные события в Бельгии и Голландии в этот период. Интересны также отдельные номера голландской газеты «La Haye»[308]308
  АВПР, ф. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 9234.


[Закрыть], в статьях которой содержались резкие нападки на восставших бельгийцев.

Нидерландский король Вильгельм I, убедившись в том, что он не способен подавить революцию собственными силами, вынужден был обратиться за военной помощью к четырем великим державам Европы – Англии, России, Австрии и Пруссии, которые на Венском конгрессе добились объединения Бельгии с Голландией в единое Нидерландское королевство, отводя ему роль государства-барьера на границе с Францией. В донесении от 2 октября Н.Д. Гурьев писал Нессельроде: «Все меры правосудия, убеждения и силы, которые до сих пор были применены, чтобы успокоить заблуждения умов, подверженных влиянию крамолы, оказались бесплодными. При таком положении вещей правительство считает себя бессильным прекратить восстание. Оно взывает поэтому к державам, чтобы они спасли, если есть еще время, свое создание и подавили заразу революционных учений в одном из его наиболее грозных очагов»[309]309
  Там же, д. 42, л. 108–109.


[Закрыть].

В личном письме Николаю I нидерландский король также писал, что смута в Бельгии далеко еще не достигла своего предела и, несмотря на предпринятые меры, размеры бедствия сделали эти усилия бесплодными. Вильгельм I подчеркивал, что вопрос о военной помощи касается не только его собственных интересов, но и интересов всей Европы. Нидерландский король утверждал, что, предоставленное самому себе, «восстание в королевстве явится …серьезной опасностью, что оно парализует назначение Нидерландов в европейской системе» и что «присутствие союзных войск на территории Нидерландов можно будет согласовать с сохранением общего мира»[310]310
  Красный архив, 1941, № 1, с. 218.


[Закрыть].

Нидерландский поверенный в делах в Петербурге О. Сюлливан де Грасс должен был предложить всем четырем кабинетам «предварительно сговориться о мероприятиях»[311]311
  Там же, с. 233–234.


[Закрыть] по подавлению мятежа в Бельгии. Иными словами, речь шла о военной интервенции.

Представляется важным выяснить, какую позицию занял каждый из европейских дворов в вопросе о военной интервенции в Бельгии. Документы АВПР позволяют наиболее полно осветить политику России в бельгийском вопросе.

В ответ на послание нидерландского короля русский император Николай I писал: «Интересы всех правительств и мир всей Европы затрагиваются событиями в Бельгии. Проникнутый этими убеждениями, я готов выполнить в согласии с моими союзниками взятые на себя обязательства во всем их объеме и в части, касающейся меня, я не колеблюсь ответить на призыв Вашего Величества: уже отдан приказ, чтобы были собраны необходимые войска»[312]312
  Там же, с. 230.


[Закрыть].

Русское правительство сразу же было готово поддержать план интервенции. В донесении из Гааги от 5 октября царский дипломат Гурьев высказывал мысль о неизбежности военной интервенции. Он писал о том, что в этой ситуации, по его мнению, без интервенции в Нидерланды не обойтись, ибо авторитет короля уже не действует в бельгийских провинциях. Гурьев серьезно опасался, что через несколько дней вся линия европейских укреплений городов окажется во власти мятежников и, следовательно, в распоряжении Франции[313]313
  АВПР, ф. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 42, л. 116–117.


[Закрыть].

На докладе вице-канцлера Нессельроде от 8 октября 1830 г. по бельгийскому вопросу царь наложил следующую резолюцию: «Я считаю, что буду там бороться не против Бельгии, а против всеобщей революции, которая все приближается, и скорее, чем это думают, она будет угрожать нам самим, если увидят, что мы дрожим перед ней»[314]314
  Красный архив, 1941, № 1, с. 225.


[Закрыть]. Несколько недель спустя, на докладе Нессельроде от 30 октября по тому же вопросу царь сделал такую пометку: «Нет возможности отступать: взять инициативу – это вопрос нашей чести, следует поэтому, чтобы вы изготовили ноту трем правительствам, настаивающую на необходимости воздвигнуть вооруженный барьер против угрожающей все воспламенить революции, а для этого я, кроме причитающегося с меня контингента, двину 150 тысяч человек, которые перейдут границу, как только хотя один француз вступит в Бельгию»[315]315
  Там же, с. 222.


[Закрыть].

Царь был убежден, что если на границах Франции появится 20-ти тысячная армия «красных мундиров», то этого будет достаточно для усмирения французов и бельгийцев. Вместе с тем Николай I объявил английскому правительству о своей готовности немедленно выставить армию в 60 тыс. человек для поддержания вместе с союзниками «соединения Бельгии с Голландией» [депеша Нессельроде от 1(13) октября 1830 г.][316]316
  Мартене Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. СПб., 1895, т. XI, с. 438.


[Закрыть]. Таким образом, из этих документов явствует, что Николай I в первый момент готов был предоставить войска голландскому королю для подавления мятежа. В депеше министерства иностранных дел России от 31(19) октября 1830 г., адресованной русскому посланнику в Нидерландах графу Гурьеву, было сказано о том, что русский император приказал сформировать армию, готовую перейти границы империи по первому сигналу при условии, чтобы с его действиями полностью совпадали действия союзных держав.

Однако уже в то время Нессельроде выражал беспокойство в связи с позицией французского правительства, «намеревающегося оказать сопротивление даже силой оружия всякой попытке иностранной державы бороться с бельгийской революцией»[317]317
  Красный архив, 1941, № 1, с. 235.


[Закрыть]. «Таким образом, – продолжал Нессельроде, – посылка помощи королю Нидерландов поставит нас перед выполнением двойной задачи: помочь ему привести к послушанию его восставших подданных и не допустить, чтобы наша интервенция привела к всеобщей войне. Но для достижения этой цели необходимо сотрудничество Англии, так как мы знаем, что это единственное средство воздействовать на французских революционеров, особенно боящихся морской войны и гибельных последствий, которые она может иметь для промышленности и торговли Франции»[318]318
  Там же.


[Закрыть]. Предпринимая практические шаги к осуществлению планов вторжения в Бельгию и во Францию, Николай I решил позондировать точку зрения своих союзников – Пруссии и Австрии. С этой целью 28 (16) августа в Вену отправился чрезвычайный посол русского императора генерал-адъютант граф Орлов. Спустя три дня с подобным же поручением отбыл в Берлин фельдмаршал граф И.И. Дибич-Забалканский, пользовавшийся исключительным доверием Николая I. Реакционер и крепостник, потомок немецких баронов, фельдмаршал И.И. Дибич был решительным сторонником военной интервенции как во Францию, так и в Бельгию.

8 сентября Дибич прибыл в Берлин и сразу же был принят прусским королем. На Фридриха-Вильгельма огромное впечатление произвело недавно полученное известие о восстании бельгийцев против голландского правительства, поэтому в первый момент прусский король заявил, что полностью разделяет взгляды Николая I и считает войну с Францией неизбежной. Правда, Фридрих-Вильгельм добавил, что не хочет быть нападающей стороной. Следует отметить, что к этому времени Англия уже признала новое французское правительство, то же собиралась сделать Австрия. Король Пруссии решил последовать их примеру, и уже через два дня после прибытия Дибича в Берлин Фридрих-Вильгельм признал Луи-Филиппа «королем французов». Однако это не помешало берлинскому правительству приступить к рассмотрению военных планов, привезенных русским фельдмаршалом.

После длительных обсуждений этих планов Дибич 3 октября (21 сентября) отправил в Петербург большой доклад, в котором предлагал ряд конкретных военных мероприятий на случай европейской войны[319]319
  Полностью донесение Дибича от 21 сентября (3 октября) 1830 г. опубликовано в «Сборнике Русского имп. исторического общества» (СПб, 1905, т. 122, с. 318–324).


[Закрыть]. Дибич сообщал, что Пруссия выступит лишь в том случае, если Россия обеспечит ей поддержку. Русский фельдмаршал излагал в своем донесении составленный им и одобренный прусским командованием план движения русских войск (в составе гвардии, армии Царства Польского и пяти армейских корпусов) в Германию, до р. Одер. «Дальнейшее продвижение войск будет зависеть от хода событий и от того, как сложатся тогда обстоятельства, – писал фельдмаршал. – Первая мысль, которую мы здесь сформулировали, такова: большая часть прусских войск при поддержке одного или двух корпусов нашей армии вступит в Бельгию и во Фландрию, в то время как основная масса наших войск, подкрепленная тремя прусскими корпусами, направится через Шампань, к французской столице. На юге, в районе Верхнего Рейна, австрийцы с тремя корпусами Германского союза опрокинут сначала слабый натиск со стороны Эльзаса, а затем двинутся в центр Франции»[320]320
  Там же, с. 323.


[Закрыть].

Одобряя и разделяя планы Дибича, Николай I поспешил начать подготовку к их осуществлению. 17(5) октября он писал своему военному министру графу Чернышеву о том, что считает необходимым принять безотлагательные меры для оказания вооруженной помощи голландскому королю. Русский император подчеркивал также, что нетерпение Вильгельма столь велико, что он просит послать часть войск морем. Но так как это невозможно в настоящее время года, пишет Николай I, то следует при вести в состояние боевой готовности 1-й и 2-й корпуса фельдмаршала Сакена, а также сосредоточиться на границе 3-му и 5-му резервным кавалерийским корпусам и 3-й пехотной дивизии[321]321
  Шильдер Н.К. Император Николай Первый. СПб., 1903. Приложения и примечания, т. 2, с. 574–575.


[Закрыть].

В письме Дибичу от 13 ноября Николай I заявлял о том, что военные приготовления идут хорошо, к 22 декабря русская армия сможет выступить в поход, чтобы проучить «якобинцев всех стран»[322]322
  Там же, с. 576.


[Закрыть]. Так же воинственно был настроен и военный министр граф Чернышев, который в письме к Дибичу от 21 ноября жаловался на «людей, ослепленных настолько, чтобы верить в возможность предотвратить грозу конференциями и переговорами»[323]323
  Там же.


[Закрыть].

Однако министр финансов граф Е.Ф. Канкрин и министр иностранных дел России не разделяли воинственных настроений военных кругов и самого императора. 22 октября Нессельроде писал Дибичу, что, поскольку Англия противится вооруженному выступлению против Бельгии, Пруссия не может послать туда более 25 тыс. солдат, а русская помощь подоспеет лишь через несколько месяцев, военная интервенция в бельгийские дела становится невозможной. Невозможность ее вице-канцлер обосновывал и тяжелым внутренним положением страны. «В очень многих губерниях, – писал он, – свирепствует холера, их пришлось поэтому освободить от рекрутского набора; внутренняя торговля остановилась в результате мер, которые пришлось принять, чтобы помешать распространению этого бича. Урожай был плох, и налоги поступают слабо. И при таких-то предзнаменованиях мы приступаем к приготовлениям к войне…»[324]324
  Там же, с. 309.


[Закрыть]

Еще более неприятным для фельдмаршала было письмо Нессельроде от 21(9) ноября, где он писал: «Я провел утро на очень печальном заседании, на котором министр финансов Канкрин развернул перед нами картину нашей финансовой нужды. Не разделяя полностью его мнения насчет нашей несостоятельности, я должен, однако, согласиться с тем, что источники займов и некоторых других чрезвычайных мер совершенно иссякли. Без субсидий от Англии я не знаю, где мы найдем средства на войну, продолжительность которой никто предсказать не может»[325]325
  Там же, с. 319.


[Закрыть].

В Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде хранятся отчеты губернаторов всех губерний России за многие годы. Нами изучены отчеты за 1830–1831 гг., которые свидетельствуют о том, что в России действительно было чрезвычайно тяжелое положение. Вот выдержки из отчета калужского губернатора: «Урожай сего года почитается ограниченным. Урожаю особливо ярового хлеба, не благоприятствовала со времени посева оного засуха… В Калуге открылась эпидемическая болезнь холера, кроме того, нервическая лихорадка… Падеж скота от чумы»[326]326
  ЦГИА, ф. 1281, оп. И, д. 546. л. 32.


[Закрыть]. В Архангельской, Владимирской, Нижегородской, Ярославской, Енисейской, Кавказской[327]327
  Там же, д. 56, л. 128; д. 28, л. 22; д. 148. л. 50–51; д. 70а, л. 98; д. 60, л. 165; д. 47, л. 257.


[Закрыть] и в других губерниях империи был неурожай, свирепствовала холера, наблюдался падеж скота от чумы и сибирской язвы.

Военный министр России Чернышев также вынужден был признать тяжелое положение России. Но Николай I продолжал готовиться к войне. В конечном итоге оказалось, что из всех великих держав одна только Россия готова была выступить в роли интервента. Однако этим замыслам русского императора не суждено было осуществиться – поход против бельгийской революции не состоялся. 29 ноября 1830 г. в Польше началось восстание, это заставило Николая I отказаться от предоставления военной помощи Голландии, и царь вынужден был согласиться на открытие в Лондоне конференции, задачей которой было мирное урегулирование бельгийско-голландского конфликта.

Точка зрения правительственных кругов царской России на бельгийские события нам, таким образом, хорошо известна. А как же отнеслась к бельгийской революции передовая Россия? На этот счет мы располагаем, к сожалению, довольно скудными сведениями. За границей, в Англии, находился тогда один из известных русских декабристов – Николай Иванович Тургенев. Его дневники и письма, хранящиеся ныне в Пушкинском доме, служат ценным источником, показывающим отношение автора к европейским событиям того времени. Еще в декабре 1829 г. Тургенев обратил внимание брата на то, что во Франции «ожидают начатия борьбы между двором и народом», что в Бельгии правительство также в раздоре с народом, как и во Франции[328]328
  Цит. по: Тарасова В.М. Н.И. Тургенев в Западной Европе в 30–50 гг. XIX в. и его общественно-политические связи. Учен. зап. Марийск. пед. ин-та, Йошкар-Ола, 1966, т. XXVIII, с. 69.


[Закрыть].

Год спустя Н.И. Тургенев отмечал международное значение Июльской революции во Франции. Он подчеркивал ее влияние на события в Бельгии, в результате которых произошло отделение Бельгии от Голландии. «В том, что с июля делается во Франции, свет должен видеть основание общего спасения и благополучия людей», – писал он своему брату Александру Ивановичу 15 июля 1830 г. «Такие происшествия, какие были во Франции и Бельгии, не могут остаться без действия»[329]329
  Там же.


[Закрыть], – сообщал он некоторое время спустя. «Парижские и брюссельские происшествия, – писал Тургенев, – имели решительное действие на дух простого народа в Англии, в которой народ более всех оказал симпатии революции 1830 г.»[330]330
  Там же, с. 71.


[Закрыть] Он обращал внимание на то, что отзвуки Июльской революции пронеслись по Германии. «Говорят, что и во Франкфурте, и в окрестных землях умы в беспокойстве», – сообщал он 23 сентября 1830 г.

Большой интерес представляет письмо Н.И. Тургенева от 25 октября 1830 г., в котором он кратко излагает сущность событий, происходивших в Ирландии, и говорит о влиянии французской и бельгийской революций на движение за расторжение унии между Англией и Ирландией. «Дублин являет мрачную опустелость, – писал он 12 сентября 1830 г. после своей поездки в Ирландию. – Помочь этому можно не иначе, как последовав прекрасному примеру бельгийцев – отделиться от Англии. Еще лучше было бы совершенно сделать Ирландию независимой. Она все нужное для сего имеет». «Теперь в Ирландии возникает важный вопрос, – повторял Тургенев в письме 16 сентября, – сепарация от Англии на таком же основании, как Бельгия от Голландии»[331]331
  Там же, с. 63–64.


[Закрыть].

Особенно потрясли Тургенева известия о начавшемся 29 ноября 1830 г. восстании в Польше. Он разделял мнение брата о том, что «беспокойства в Польше будут почти гарантиею мира в Европе, ибо-де Россия займется поляками и оставит в покое французов и бельгийцев»[332]332
  Там же, с. 72.


[Закрыть].

В период Июльской революции во Франции находился Сергей Дмитриевич Полторацкий, бывший офицер, известный в России и за границей журналист, библиограф и библиофил. Его хорошо знали не только в революционной среде Франции[333]333
  Во время Июльской революции Полторацкий вступил в Национальную гвардию.


[Закрыть], но и в Бельгии. Сергей Дмитриевич был одним из участников патриотического банкета, устроенного бельгийскими революционерами-эмигрантами в Париже. На банкете обсуждался вопрос о подготовке восстания в Бельгии, проходил он под девизом «Свобода – власть народу». На пригласительном билете на банкет было указано, что банкет состоится в четверг, 2 сентября 1830 г., его организаторы – Луи де Поттер, Ф.Тильманс и Адольф Бартельс, высланные из Бельгии.

Следует остановиться также на личности князя Петра Борисовича Козловского, который в разгар революции находился в Бельгии, в Остенде. В Центральном государственном архиве литературы и искусства в Москве хранится письмо Козловского от 28 августа 1830 г., написанное в Остенде и адресованное Н.И. Тургеневу[334]334
  Первой обнаружила это письмо М.И. Ковальская, приношу ей глубокую благодарность.


[Закрыть].

Князь Козловский писал о том, что в Брюсселе «сожгли министерские дома, взяли арсенал и шумели целую ночь, по так как правителей давно нет, они в Гааге, толпа ограничилась только шумом и почти не стреляла. Здесь непременно люди хотят быть французскими подданными, кто бы там ни управлял; никогда не скрываются и говорят об этом публично… Я видел многих эмигрантов и какого рода! Почти все Бонапартовы солдаты, которые надеются на возмущение Бордо и уверяют, что… (неразборчивое слово. – А.Н.) народ восстанет»[335]335
  ЦГАЛИ, ф. 195. оп. 1, д. 5083 (кор. 4).


[Закрыть]. Это письмо представляет для нас несомненный интерес, так как оно написано очевидцем бельгийских событий, русским либерально настроенным вельможей. Здесь важно подчеркнуть два момента: во-первых, Козловский говорит о настроениях бельгийцев в первые дни революции и об их стремлении присоединиться к Франции; во-вторых, Козловский упоминает в письме о французских эмигрантах, бежавших в Бельгию еще во времена Великой французской революции. В Брюсселе жил отец одного из самых блестящих республиканцев 30-х годов – член Конвента Жан-Батист Кавеньяк, умерший незадолго до революции, в 1820 г. Здесь же находился знаменитый «организатор побед» Лазарь Карно, бывший член Комитета общественного спасения, в Брюсселе жили Барер, Давид, Сиейес, Тибодо и др.