Текст книги "Книга Гауматы"

Автор книги: Алла Мийа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Молчу, придумываю остроумный и дерзкий ответ, но он опережает меня:

– Я буду ждать тебя сегодня вечером. На развалинах старой часовни, у алтаря… Или в грязном притоне у заброшенного порта… Или еще где-нибудь… Выбирай… Но так или иначе сегодня вечером мы встретимся!

– Напрасно вы на это надеетесь! С какой это стати я буду продавать вам мою душу?!

– Продавать?! Говорить о деньгах вульгарно, Анжела! Ты мне ее подаришь!

И снова «Анжела» с ударением на первую «А». Сладко и нездешне.

– Кто вы такой?

Я останавливаюсь перед калиткой с надписью «13» и молюсь, чтобы бабушка не выглянула в окно и не заметила наглеца в темных очках.

Но наглец не спешит, закуривает сигарету, затягивается и выпускает колечко дыма, выдерживая театральную паузу.

– Это очень философский вопрос, знаешь ли. Можно потратить на него немало слов, так что когда мы закончим, я буду уже не тот, кто начинал разговор… Если ты действительно хочешь это обсудить, то отложим наш разговор до вечера!

Единорог встал на дыбы и умчался за горизонт. На дороге таяла пыль, взбудораженная новёхоньким перламутровым BMW.

От страха перед предстоящей встречей и от желания увидеться, которые боролись в моем сердце, я проигнорировала предложение.

***

При рождении моя бабуля получила старинное имя, которое носила какая-то ее прапрапрародственница, оставившая после себя добрую память в семье. Ее нарекли Ефросиньей. Совсем не позаботившись о том, как с таким именем жить. Поэтому, кроме как в паспорте, имя это нигде не появлялось и никем не озвучивалось. Потому что с самого детства она решила зваться просто – Ева. Сначала – девчонка Евка прыгала через скакалку с подругами, потом красавица Евушка вышла замуж за несерьезного мужчину и превратилась, наконец, в бабу Еву-знахарку для соседей. А для меня – бабуля Ева – единственное родное существо.

Если бы сегодня я рисовала ее портрет, вот так, по памяти, то неминуемо – черной тушью по белому листу, прямыми строгими линиями. Я изобразила бы высокую и худую женщину, прямую, как натянутая струна. И непременно – с вечерней прической и в открытом платье (которого она никогда не имела), потомственную аристократку с надменными губами и тонким холодным лицом. Она сидела бы демонстративно печальная, отвернувшись от зрителя, потеряв в бесконечности взгляд-револьвер. И обязательно держала бы в длинных пальцах ветку сирени…

Она пожертвовала карьерой светской львицы, покинув мегаполис-Петербург. Лишила себя всех прелестей жизни в большом городе ради меня и моей безопасности.

Хотя наведывалась она в город регулярно. Потому что моя бабушка Ева – травница. Её работа – собирать и сушить лекарственные и чудодейственные травы и варить лечебные зелья. Даже на нашем миниатюрном огороде исхитрилась бабуля высаживать какие-то редкие экземпляры. Снадобья она отвозила на продажу в одну из самых известных магических аптек города, в аптеку алхимика Пеля, что на Васильевском. На эти скромные средства мы и жили. Потому что знакомым и соседям она помогала бесплатно.

А еще бабушка Ева пророчествовала. Правда, только в полусне. И я бесстыдно пользовалась этим. Например, чтобы узнать погоду на завтра. Или какое платье надеть на вечеринку. Чтобы спросить совета, написать ли записку понравившемуся мальчику. Да много ради чего… Я таскала разные травы-снадобья с надписью «снотворное» из ее же собственной знахарской сумки и подмешивала в чай. Бедная бабушка проводила дни напролет в сладостной дремоте, даже не имея возможности перекусить… Представьте, как она ругалась, когда мои шалости открывались! Сейчас я с ужасом вспоминаю об этом: ведь я играла с огнем, и однажды моя дорогая бабушка могла бы и не проснуться! Но, с другой стороны, зная бабулю, наиболее правдоподобно следующее: так как она была прекрасно осведомлена о моих проделках, то скорей всего подкладывала в знахарскую сумку специальную снотворную траву «для ежедневного использования внучкой-проказницей».

Именно за этим занятием вы и застали бы меня, если заглянули к нам тем вечером на улицу Прибрежного затона, 13, в домик за голубым забором.

На застекленной террасе, между подушек на кривоспинном диване дремала бабуля. Я – на коврике у ее ног. Вокруг меня на полу были разбросаны карты таро. На столе, рядом с хрустальным шаром, – чашки из праздничного сервиза с драгоценной кофейной гущей. По случаю важности вопроса я вытащила на свет даже пожелтевшие бамбуковые таблички китайской книги перемен. Что уж там, и бабушкин черный кот-фамильяр55
  В магии фамильяром считается живое существо, в которое маг отобразил частичку собственного духа для того, чтобы получить возможность наложения чар на самого себя без выгорания души.


[Закрыть], помимо его воли, был вовлечен в процесс расшифровки мутных посланий оракула.

Прекрасный принц на белом единороге, таинственный и опасный, влекущий и пугающий… Но и оракулы, и бабуля, словно сговорившись, упрямо твердили совсем не сказочное слово «война»…

***

В следующий раз белый BMW, оставив висеть в воздухе пыльный шлейф, криво затормозил передо мной, едва не проехав по кончикам туфель. Крыша была поднята, а на незнакомце – черный пиджак. Рана от виска до щеки затянулась красной коркой.

Без лишних разговоров он вышел из машины, обошел вокруг и открыл передо мной пассажирскую дверь.

– Вы пришли, чтобы напиться моей крови?

– Я тебе и саван уже приготовил! Из змеиной кожи, латекса и клыков химер… Поехали!

Он втолкнул меня на бежево-кожаное сиденье и сел за руль. Двери защелкнулись и как на тест-драйве новый авто выдал сотку за положенные несколько секунд.

Конечно, я совсем не испугалась! Сквозь черную тонировку стекол провожала окраины городка, вещий Беломудрый камень у перекрестка перед хутором Хухоямямки. Наблюдала, как сузилась грунтовка и обочины поросли кустарником. Наконец, сбавляя скорость, BMW въехал в лес на Совиных холмах. Когда лесная дорога оборвалась, машина остановилась на поляне перед раскидистым мрачным дубом. Я опустила стекло. Осеннее солнце пряталось в оранжевых листьях, звук мотора сменился тишиной и вороньими криками, пахло прелыми травами и грибами.

Незнакомец, всю дорогу не проронивший ни слова, вышел из машины, открыл мне дверцу и протянул руку:

– Выходи!

– Знаете, это так банально, как в дешевом фильме. Завезти меня в лес, чтобы…

Фразу я многозначительно не продолжила. Он не ответил. А я не взяла протянутой руки. Самостоятельно вылезла из машины и осмотрелась. Невдалеке виднелись развалины какого-то строения, то ли с торчащими к небу остатками трубы, то ли колокольни. Бежать было некуда. Да и, честно говоря, привкус адреналина пополам с любопытством дурманил меня.

– Ну что, похоже это место на то, где происходят жестокие события?

Я сделала вид, что не услышала.

Он усмехнулся и открыл багажник. Внутри, прямо на черном бархате обшивки, лежало самое настоящее огнестрельное оружие. Четыре пистолета. Разного калибра и разных марок. Натягивая на губы улыбку доктора Менгеле, мой мучитель выбрал один. Крупнокалиберного самозарядного Пустынного Орла66
  Пустынный Орёл – (Desert Eagle) самый мощный крупнокалиберный пистолет в истории стрелкового оружия.


[Закрыть]. Ого!

Я невозмутимо вскинула голову:

– Можно мне тоже взять один? Представьте себе, я очень хорошо стреляю! Я много времени провожу в тире!

Это была чистейшая правда! По наущению бабули, которая полагала, что самооборона – это первостепенное знание в жизни каждого, а, тем более, того, чьи родители погибли от рук бандитов, я записалась в кружок стрелкового спорта.

Он снял очки. Широко улыбнулся, уже не в силах сдерживаться. У него были кошачьи глаза потомка степных кочевников.

Пьяные от счастья глаза.

– Конечно, знаю! Иначе я не привез бы тебя сюда. Вон там, видишь? – он махнул рукой в сторону развалин. – Сойдет за наш секретный тир?

Я кивнула, и прежде, чем выбрать себе пистолет, девятимиллиметровую беретту77
  Беретта (Beretta) – Беретта относится к самым лучшим пистолетам не только Европы, но и мира..


[Закрыть], отважилась наконец-то спросить:

– Может быть, вы представитесь?

Неожиданно смутившись, он надел темные очки, и, спрятавшись за взглядонепроницаемыми стеклами, ответил:

– Виктор, – по-французски ставя ударение на «о» в последнем слоге и едва обозначив грассирующее «р» сказал он. Почему-то я поверила ему, поняв, что он не рисовался передо мной, имитируя акцент. Нет, он по-настоящему был иностранцем. – Я пробуду у вас до осеннего равноденствия. Так что давай на «ты»…

Ты взял меня за руку, а я больше не сопротивлялась.

От шума выстрелов и нашего смеха разлетелись спрятавшиеся в развалинах летучие мыши, а старый леший, вздыхая, подсматривал за нами из дупла древнего дуба.

***

Колесо года медленно подкатывало ко дню осеннего равноденствия.

Неизвестно кто из нас кому снится, кто кого придумал первым, и кто из нас двоих создал эту карамельную осень… Даже наш голубой домик на улице Прибрежного Затона, 13 перестал быть самим собой. Он оделся фиолетово-пурпурным кружевом загадочных астр и белыми перьями романтических хризантем. Предчувствие любви, словно розовая сладкая вата, налипало на пальцы и обещало неизведанное. От этого томного предвкушения лопались струны на бабушкиной мандолине, что была не в силах дождаться апофеоза, а запах корицы и печеных яблок с медом смешивался с ароматом влетающего в открытое окно теплого любопытного дождя.

Я изменилась. Часами перед зеркалом примеряла новое сердце из белого шоколада и розового воска. По вечерам из-под двери моей комнаты вылетали тысячи мерцающих светлячков, беспокойных как бенгальские огоньки. Они, весело пересмеиваясь, облетали дом по кругу и исчезали за окном, сливаясь с падающими звездами. Бабуля, замерев перед закрытой дверью, прислушивалась к моим вздохам и шелесту грез…

Теплыми сентябрьскими воскресеньями мы отправлялись с бабушкой в лес, тот, что на Совиных холмах, сразу за оврагом позади хутора Хухоямямки, собирать луковицы безвременника, растущие во влажных низинах вдоль леса. Мы наряжались в высокие резиновые сапоги, брали с собой термос с малиновым чаем и бутерброды с сыром на мягкой белой булке. Безвременники были нежными и хрупкими, похожими на голубой шафран, они беззащитно прижимались к камням и трепетно дрожали от дыханья северного ветра.

Их цветки эфемерны и прекрасны, как влюбленность. Но в соке безвременников содержится смертельный яд, убивающий беспощадно и хладнокровно. Яд, уносящий в безвременье, как любовь…

Из прекрасного безвременника бабушка Ева делала отраву для крыс.

***

«Ну ладно, когда в туалете призрак вашего прадедушки читает газету в моих очках!

Ладно, я привык не обращать внимания на крики и возню мандрагор на вашем огороде!

Ладно, я делаю вид, что верю в проблемы с гравитацией, когда ваш гном-монах из Тибета залезает ко мне в гостиную! Он медитирует на потолке прямо над моим диваном и падает, когда засыпает! А засыпает он постоянно!

Ладно, я пытаюсь не вспоминать, что каждое полнолуние ваша блудная летучая мышь возвращается и подкидывает мне детенышей в тапки! И я обязан отдавать их в хорошие руки!

Но этот монстр с его рогами! Это выше моих сил!»

Так причитал уставший от нашей маленькой семьи сосед из дома № 15.

Бабушка соглашалась, дарила ему варенье с домашними джиннами и поила успокоительным настоем мелиссы. Хотя, думаю, все эти неприятности были лишь предлогом, которым он пользовался, чтобы регулярно навещать нас.

Он возвращал нашего гномика-монаха, бережно завернув в рукавичку, клеил объявления на заборах: «срочно отдам в хорошие руки молодого вампирёнка», окучивал вместе с нами мандрагоры, и, вообще, был очень милым пожилым господином. Звали его Карл Александрович Линдгрен, если быстро – то Карл-Саныч, а за глаза и вовсе Карлсон.

Он был учителем на пенсии, вдовцом и страстным коллекционером редких заклинаний. Вроде того, которым можно обездвижить новогоднего демона караконджо, обитающего в дубово-грабовых лесах на Балканах: положить на пороге заговоренный дуршлаг. Доверчивый демон принимался считать в нем отверстия, но так как больше чем до двух караконджо считать не умеют, то при счете «три» попавший в ловушку демон пленялся внутрь вышеупомянутого дуршлага, бедняга!

Шедевром его коллекции была магическая формула по повышению плодовитости лабрадорской бабочки-колибри, последний экземпляр которой был застрелен британским коллекционером Льюисом сто лет назад в трех милях от Нассау.

Благодаря кругленькому животику, снежно-белой шевелюре, жизнелюбию и труднопроизносимости имени-отчества, прозвище Карлсон к нему приклеилось. Все долгие сорок лет профессиональной карьеры он провел, обучая младших непутевых школьников предмету под названием «общая магия». Выйдя на заслуженный отдых и поддавшись искушению красоты непроходимых и неизученных грибных лесов на Совиных холмах, позади хутора Хухоямямки, он поселился в Чумном городе. В зеленом доме № 15 на нашей улице.

Между прочим, это именно он научил меня многим магическим приемам. Создавать проходы, например. То есть перемещаться в материальном мире на неограниченные расстояния силой желания. И это он бесплатно раздобыл знаменитое заклинание Лингву, с помощью которого, не потратив ни минуты на изучение иностранного языка, маги разных стран говорят и понимают друг друга.

Так вот, под монстром он имел в виду бабушкиного кота-фамильяра.

Вообще-то, рога к коту не имели никакого отношения. Они достались нам вместе с домом и принадлежали к тем вещам, которые не поднимается рука выбросить. Рога преспокойно висели в коридоре над входной дверью. Соглашусь, это весьма странная идея – вешать рога над входом в дом!

Что же по поводу головы, с которой они слетели, то это вопрос туманный. Карлсон утверждал со знанием дела, потирая пышные моржовые усы, что это настоящие рога Пана, уверяю вас! Уж я-то знаю толк в антиквариате! Бабуля качала головой и парировала, что, скорее всего, это сам хитрюга Пан, решив обмануть Плутарха88
  Плутарх – древнегреческий историк. В легенде, изложенной в его сочинении «Об упадке оракулов», рассказывается, что однажды из Пелопоннеса в Италию шел корабль с грузом и людьми. Когда он проплывал мимо острова Паксос, неизвестный голос велел кормчему, чтобы тот, когда корабль будут проходить другой остров – Палодес, возвестил, что «умер великий Пан». Кормчий так и сделал, и со стороны Палодеса до него тут же донеслись плач и стенания.


[Закрыть], распустил слух о собственной смерти. И для пущей убедительности выставил свои (поддельные!) рога на продажу. Вот, мол, рога Пана, покупайте артефакт!

Также велика вероятность, что никакой загадки за ними нет, и они попросту являются козлиными и принадлежат какому-то любимому и почитаемому прошлыми владельцами козлу. Но как все было на самом деле мы, увы, уже никогда не узнаем. Так как история появления рогов в доме № 13 за голубым забором исчезла вместе с прежними хозяевами, сгорела в чумном костре. Но по меньшей мере они их могли хотя бы получше прикрепить к стене!

Хотя справедливости ради замечу, что до появления в доме кота, никто не подозревал, что они могут упасть…

Однажды, когда бабушка Ева очередной раз отвозила свежеприготовленные зелья и только что высушенные травы в аптеку алхимика Пеля, там случился пожар. Столпившиеся вокруг зеваки шептались о бродячих магах-огнепоклонниках, тайно заночевавших на чердаке здания, у которых что-то пошло не так с демонами огня. А может, в старом здании просто загорелась проводка? Теперь это уже неважно.

Черный лохматый кот из породы ученых выскочил из горящей аптеки и с криком «Гори-и-им! Раскудрить твою сирень!» чуть не сбил бабулю с ног. Ученый кот, да еще и говорящий, животное редкое, а этот был и вовсе особенный. Быстро смекнув о предстоящей многомесячной непригодности своего жилья, кот заглянул ей в глаза и без лишних слов заявил: «Позвольте представиться. Ученый кот Шредингер, жертва научного эксперимента гнусного алхимика-вивисектора, младшего Пеля. Имею несчастье быть оживленным мертвецом! Я не мертв и не жив. Или не жив и не мертв, эфто как тебе, дамочка, больше нравится. Таперича я погорелец, идти мне больше некуда, так что жить я буду у вас!»

– Что ж… Ну не бросать же его, в самом деле… Куда ж он пойдет-то! – вздохнула она. – Да и ученого кота нечасто встретишь в наше время… Песни нам будет петь, сказки рассказывать.

Кот прибыл в Чумной город вместе с ней и согласился стать её фамильяром… Нет, ни петь, ни рассказывать волшебные истории он и не собирался. В нашей домашней суете и постоянной борьбе с разрушениями, он единственный сохранял невозмутимое философское спокойствие, дни напролет проводя за наблюдениями скоротечности бытия с кухонного подоконника. Иногда, в полусне, он вспоминал каких-то двух людей из далекого прошлого.

Первого он люто ненавидел и называл не иначе как «Сквернодей-младший Пель, эх, погибели на него нет!» По второму, наоборот, скучал, называя еще туманнее: «Эх ты, растопча азиятская, горе-карбонарий!99
  Карбонарии (итал. Carbonari – угольщики) – члены тайных политических организаций в XIX веке в ряде европейских стран. Основной задачей провозглашали борьбу с деспотизмом.


[Закрыть]

Говорил же, пропадешь без меня, хобяка ты басурманская!» Шредингер, безусловно, страдал безмерной манией величия, неразрешенным Эдиповым комплексом1010
  Эдипов комплекс – одно из основных понятий классического психоанализа, использованное Фрейдом для обозначения амбивалентного отношения ребенка к своим родителям.


[Закрыть], ярко выраженным посттравматическим синдромом и постоянно жаловался на отстреленное врагами ухо. К тому же в нем не было ни капли той самой котовости, за которую так ценят теплых-урчащих-трущихся-о-ноги. Шредингер, подтверждая свой статус оживленного мертвеца, был холоден, как лед. Но мы любили его таким, какой есть…

      Только одна деталь омрачала его существование у нас: Шредингер ревновал бабушку Еву. Он ненавидел всех посторонних особей мужского пола, заходящих к нам на порог. Снисходительно терпел одного Карлсона. И, подлец, придумал превосходную казнь: когда почтальон мялся в коридоре, отдавая телеграмму, газету или бандероль от подруги бабули Зухры, кот разбегался, прыгал на комод, а оттуда – на те самые, псевдорога Пана. Под его тяжестью они обрушивались и венчали голову несчастного!

Тем временем кот со страшным ревом Отелло вцеплялся в грудь-плечи-лицо-все-что-попало когтями-бритвами… Извинения и ободрения, наподобие того, что «рога – знаете ли, прообраз короны у первобытных народов» почему-то не успокаивали окровавленную жертву, и заканчивалось это частенько в травмпункте. Думаю, закончилось бы и в участке. Но участковый, сонный и распузевший в Чумном городе, где ничего никогда не происходит, не хотел связываться с семейкой чародеев…

Был прав, между прочим…

Хотя, честно говоря, магом я считаться не имею права.

Потому что во всех моих документах написано, что я родилась без Дара! И, поверьте, в нашем современном мире это о-о-огро-о-о-мная проблема!

Как такое могло случиться? История эта полна белых пятен и непонятных противоречий. В день и час появления на свет каждому новорожденному волхвы, что работают во всех роддомах и больницах, составляют гороскоп, в котором ясно можно прочитать, родился младенец с Даром или нет. Всем – но не мне. В моем случае – все очень запутано.

Когда бабуля, впопыхах собрав вещи, бежала в Чумной город с двухмесячной мной на руках, про документы она, сами понимаете, и не думала. А спохватилась, когда пришло время отдавать меня в школу (с углубленным изучением магии, естественно). Тогда-то и выяснилось: роддом, где я появилась на свет, давным-давно сгорел. Вместе с архивами, волхвами и повитухами.

Так как никто не помнил ни точного места моего рождения, ни, тем более, времени, администрация Чумного города (не лишать же девочку образования, в самом-то деле, из-за такого нелепого скопища случайностей!) состряпала воображаемое свидетельство о рождении и «суррогат гороскопа». Уверена, этот термин придумали специально для меня! И там они все перепутали окончательно.

По этим бумагам я родилась в другом месте, от других родителей и совсем в другой день. И что явилось настоящей трагедией, без Дара. То есть принадлежала к презренному магами большинству населения планеты, которых чародеи высокомерно и снисходительно называют «горизонтальными». И самое странное и непонятное, что бабулю это ничуть не беспокоило. Она не предпринимала ни малейшего усилия, чтобы попытаться восстановить настоящие документы, а мои упущенные возможности ее ничуть не расстраивали.

Так однажды первого сентября, бабуля повязала мне огромные капроновые банты, собрала букет из выращенных в саду специально по этому поводу тревожно торчащих палок-гладиолусов и за руку отвела к порогу моей новой жизни. В возрасте семи с половиной лет я стояла на крыльце под печальной пыльной надписью-приговором: «Лахденпокская средняя школа для неодаренных детей». Слово «Лахденпокская» было зачиркано и рукой безвестного хулигана-старшеклассника написано: «Чумовая». Вместо супершколы для избранных магов, сулящей мне блестящее будущее ведьмы…

Разочарованиям моим не было предела

Хотя, что именно позволяет мне надеяться на то, что я родилась с Даром, скептично спросите вы. Не пытаешься ли ты выдать себя за того, кем не являешься? Ты, Анжела Белова, обычная горизонтальная девчонка из провинциального городишки?

Знаете, в детстве я так и думала. Пока одним солнечным полднем, играя в гостиной на свежевымытом деревянном полу, я не подняла глаза к потолку и чуть не оторопела. Было мне в ту пору не больше пяти. Вокруг меня, в воздухе, на стенах, потолке, на окнах, кружились ярко-красные, голографические символы и слова на непонятном языке. А на полу, под кукольным домом и моими ногами, начерталась огненная пентаграмма.

Несмотря на то что текст формул я не сумела прочитать, протянув указательный палец к змееподобному знаку, я передвинула его вправо и вниз. И зачарованно смотрела, как, повинуясь моему решению, ткань заклинания перестраивается, символы меняют очередность, перетекают со стен на пол. Когда пентаграмма из алой превратилась в оранжевую, в дверях гостиной появилась бабушка.

Она строго посмотрела на меня и переставила символ обратно. Но не ругалась, нет. Подойдя ко мне, обняла меня и объяснила, что это очень серьезное и очень взрослое заклинание защиты, которое детям трогать запрещено. И если я обещаю ей, что никогда никому не расскажу о том, что я обладаю магическим даром, то она попросит Карлсона научить меня колдовать. Но это будет наш секрет. Никто и никогда не должен узнать, что я маг. Никто и никогда. А я так обрадовалась, что не спросила, какая опасность мне грозит, если об этом станет известно.

Поэтому-то магии я училась на дому, у мага-пенсионера, соседа Карлсона. Затаив горечь о напрасно прожитой жизни и уготовленной мне судьбе жалкого неудачника! «Горизонтальной», по словам магов. То есть – без перспектив развития.

Касте магов принадлежит власть над миром. Самые уважаемые и блестящие люди – маги. Каждая мать мечтает, чтобы ее малыш родился с магическим Даром! Какие возгласы радости оглашают кабинеты волхвов в родильных домах, когда в только что отпечатанном гороскопе младенца они находят отметку о его Даре!

Справедливости ради замечу, что магический Дар не передается по наследству и отследить закономерность его появление на ветвях родовых деревьев невозможно. Сильный маг может родиться и в семье нищего рыбака из Манилы, и тогда, пристегните ремни, включается социальный лифт! Или от ожидающих наследника венценосных родителей, в этом случае – прощай корона и неабсолютная власть монарха, скучные дворцовые ритуалы и игра в поло, здравствуй реальная ответственность за судьбу человечества.

Говоря о магах, недостаточно сказать «рожден с Даром», нужно еще обязательно уточнить, с каким. Словно ты говоришь о людях искусства, мол, он талантлив, но в чем? В поэзии или в музыке? Так и с магами. Есть те, кто силен в созданиях новых заклинаний. Или кто общается с миром растений, как бабуля. Есть колдуны, рожденные со склонностью к боевой магии. Есть оборотни, которые превращаются в животных. Или те, кому подчиняются стихии земли, воздуха, воды или огня. Эх, хотела бы я понять, какой у меня Дар! Если, конечно, я имею право претендовать на таковой…

Конечно, маг магу рознь. Взять, например, магов, входящих в Совет Семи Мудрецов. Эти семеро командуют всеми президентами, королями и диктаторами планеты, то есть, стоят во главе Среднего мира. Два Верхних мира богов и светлых духов и два темных Нижних (в том числе мир мертвых, Амента) людям не подчиняются. Хотя Мудрецы всезнающи и сильны, сами они несут ответ перед Тремя Хранителями Равновесия Девяти Миров, тремя мистическими нематериальными сущностями, ответственными за порядок в нашей Вселенной. Царствует же над всем мирозданьем, над временем и окружающим нас пространством, единовластный и неоспоримо правый Бог-Отец Кейван, Семиголовый Змей. Именно его головы венчает корона Девяти Миров.

Согласитесь, обладать магическими познаниями Мудреца – это совсем не то же самое, что родится обычным колдуном и посвятить себя бытовой магии. Хотя лопать булки, посыпанные заклинанием здоровья, созданным их добрыми руками, это так же необходимо, как и командовать армией амбициозных политиков.

Магия так же привычна, как электричество, и так же полезна, как водопровод. Гримуары продаются рядом с букварями, а в аэропортах стоят автоматы для гадания на кофейной гуще. Нет ни одного смертного, кто хотя бы раз не приобретал в магазине заклинаний какую-нибудь мелкую ворожбу вроде коробки искорок-смешинок для детских праздников или флакон аромата верности для свадебного букета.

В библиотеке у Карлсона я откопала одну занимательную книгу: «Сокрытое от создания миров». В кожаной обложке с золотыми тиснениями, подарочный экземпляр, изданный в прошлом веке, полученный им от благодарных учеников в день ухода на пенсию. Одна из тех книг, что открывается только магам. Да-да, именно, вы не ослышались: с давних пор вошло в обычай защищать заклинанием невидимости издания и рукописи по магии, так что не чародей (горизонтальный то есть), раскрыв обложку, увидит лишь чистые страницы. Он может, конечно, наслаждаться красивым переплетом. И все!

На мое счастье, книга мне открылась. Разгаданные тайны и расшифрованные секретные послания из далекого прошлого переполняли ее страницы. Но больше всего меня поразила история о том, что Девять Миров, где я, и, наверное, и вы, увидели солнечный свет, когда-то были совсем иным, безрадостным местом, где занятия магией в лучшем случае высмеивались, не принимались всерьез, а в худшем даже наказывались смертной казнью.

Дерзнувшие назвать себя колдунами считались умалишенными и умирали в психиатрических лечебницах. Гримуары уничтожались, ведьм пытали и жгли на кострах, шаманов изгоняли умирать в лес. Смертельная опасность подстерегала всех, заявивших, что обладают Даром. Рожденные магами предпочитали скрывать силу, и уж, тем более, никогда не получали возможности развивать способности, а отважившиеся помогать людям с помощью магии вынуждены были делать это втайне. Миром управляло варварство.

Вы не верите мне, потому что это звучит невероятно?

Невозможно представить себе, что за завтраком нельзя перекинуться парой слов с твоим домовым. Что светильники не парят в воздухе над тротуарами и бульварами. И что в шарике мороженого нет счастливых орешков. Такой мир, где не носят живую обувь и где нельзя перенестись из одного места в другое только силой желания, лишенный его непостижимой тайны, трудно даже вообразить. Какая чушь, слышу я, такой скучной жизни не существует, а если бы она и существовала, то ее следовало изменить! Скажете вы и будете правы. Потому что нашелся один маг, отважившийся бросить вызов установленному порядку вещей. Его имя – сэр Эдвард Чарльз Мак Каули.

Вот она история о человеке, создавшем наш мир, каким мы его знаем сегодня. «Сокрытое от создания миров», глава 37.

«Началась эта история в последние дни правления королевы Виктории, под гудки паровозов и клаксоны моторных омнибусов, возвещающих приход нового века. В местности, где мужчины носят зелено-красные клетчатые килты, а холодные вечера коротают за бутылкой скотча под заунывное пенье волынки. Со склона холма, откуда открывался вид на лесистую долину, так располагающую к прогулкам, где желтые рододендроны спускались до извилистой речки, и заросли вереска скрывали входы в пещеры.

В родовом замке с зубчатыми башнями, приютившимся на гранитной скале, жили-были сэр Эдвард Чарльз, младший сын лорда Мак Каули, и его молодая жена. Однажды…»

Но знаете, другая история, намного интереснее, чем рассказ из пыльного фолианта, приходит сейчас мне в голову.

А что до лорда Мак Каули… О нем я расскажу вам позже…

***

У Масляной реки, на том берегу, где никогда не смолкает пир, где запах гари и сгоревшей плоти от чумных костров острием косы вмешивается в каждое развязное застолье, находится мрачный Безумный парк. Там, чуть дальше от площади Добрых Традиций, позади деревянной библиотеки. Это известное место сбора тихих извращенцев-эксгибиционистов. Парк очень старый, за ним давно никто не ухаживает. Да и неизвестно, присматривали когда-нибудь за ним или нет. Как покрыто тайной и то, был ли у его нелепых, никогда не пересекающихся, затопленных аллей, в которых плещутся летучие рыбы, архитектор.

Или парк однажды возник сам собой, как островок ненормального порядка посреди паники чумы. Если архитектор и существовал, то глядя на кривые, бугристые дорожки, на заросли колючего кустарника и чащобу корявых иггдрасилей-великанов, можно подумать, что создатель сошел с ума и сконструировал этот парк по своему образу и подобию.

В лужах на бесформенных клумбах росли камыши, в пересохших фонтанах из фиолетового камня цвели папоротники, мраморные пышнотелые статуи растеряли головы и руки, а беседки на курьих ногах и львинолапые скамьи убегали в чащу при приближении гуляющих. В тугих бутонах-пустоцветах, не дающих плодов деревьев, монашки и распутники прятали свои зачарованные сердца.

Но именно этим протестом против логики и здравого смысла Безумный парк и был прекрасен! И какое блаженство там затеряться с тобой, гулять под сходящимися над головой кронами иггдрасилей, что древнее, чем земля, в которую уходят их корни! Сентябрьский ветер кружит красно-медно-золотые листья, и голова моя кружится вместе с ними.

Как сладко предчувствие первого поцелуя!

Твои пальцы гладят мои волосы, борода щекочет щеки. Каждая клетка, каждая молекула моего существа томится от этого предвкушения… Прижимаюсь к тебе… Довериться твоему прикосновению… Закрыть глаза и смотреть дыханьем… И задохнуться воздухом на твоих губах… О, забытые боги! И осень, и парк, и вся вселенная исчезают, словно сахар, тают вместе с моим телом, струятся сахарной лавой. И я боюсь поверить в близость неизведанного счастья…

– Послушай, я должна тебе признаться, – тихо, на вдохе, почти без звука, в самое ухо, – это ужасно глупо… Но я девственница…

Мой еле слышный шепот производит эффект обливания ледяной водой…

– Что?! – ты отстранился. Мед в твоих глазах сменяется дамасской сталью. – Что ты говоришь?

– Ты будешь моим первым мужчиной, – выдыхаю.

Ты отодвигаешь меня и отступаешь на шаг, возвращая присутствие духа. Достаешь сигарету. Медленно затягиваешься, прикурив от пятой спички. Выдохнув в воздух колечко серого дыма, отправляешь в полет вместе с ними кучерявого дракона.

– Ты знаешь, малыш, что в некоторых племенах по сей день существует обычай лишения девственности старейшиной племени. Ну, или местным шаманом… Или группой товарищей, специально для этого обученных…

Твоя прямолинейность смущает меня еще больше: