Текст книги "Книга Гауматы"
Автор книги: Алла Мийа
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Алла Мийа
Книга Гауматы
Пролог
«…Бейте тревогу, ибо конец всему земному близок!..»
Смутные листья, сорванные северным ветром с Дерева Всех Семян, трепетали, плавно кружились, создавали необъяснимые узоры и предвещали появление чего-то загадочного и важного. Сухими бледно-желтыми мотыльками прилетели они из предутренних грез, задели медленным вальсом краешек сознания Тайновидца, а после осыпались матовым дождем и осели на краю деревянной террасы. Но окончательно вывел его из страны снов медовый аромат Хаомы, перемешанный с тяжелым запахом гнилых плодов, нотами прелой земли, влажного подлеска и мокрого марева холодного тумана. Неуместное дыханье увяданья посреди раннего летнего утра выжженной саванны.
«… Задрожит скоро твердь до своих переделов…»
Шумный промозглый порыв, принесший вести издалека, потрепал его белую гриву. Он, слепой от рождения, никогда не видевший ни зарева восхода, ни сумерек заката, оставил без внимания прощальное кружение ржавых листьев на горячих досках террасы. Стряхнув с себя пылинки дремоты, Тайновидец поднялся с набитого соломой и сухими веточками бучу топчана. Новый день здоровался с ним, лениво выкатывая алый диск над макушками старых баобабов, и вода в миске, сделанной из высушенной тыквы, уже успела нагреться от лучей новорожденного солнца. Осторожно, чтобы не потревожить спящего в ее тени скарабея, он сделал несколько жадных глотков. И, широко зевая, потянулся сначала передними, а потом задними лапами.
Тогда-то ОНА и показалась. И белые зрачки Тайновидца увидели ЕЕ отчетливо! Невероятного для Книги размера, ОНА выросла прямо из-под наметённого из сна листопада. Обычно, являясь к нему, Тайны, чтобы подчеркнуть свою важность, изменяли форму и размеры, усиливали цвета или деформировали пропорции. Но сегодняшняя превзошла все виденное ранее. Книга была поистине огромна, занимала все пространство террасы, а ее обложка из живой, опушенной редкими бархатными волосками кожи, то поднималась, то опускалась в такт ритму дыхания. Изумляясь, он даже рискнул дотронуться до нее. Но его широкая лапа прошла сквозь мираж, вспугнув рой листьев-мотыльков. Так и покоилась она, ровно дыша, на половицах из черного венге, и красное солнце поднималось над тропиком козерога.
«…Наступает Эсхатос, велик и страшен!..»
Внезапно все поблекло. Порыв ветра, словно стон запоздалых рыданий, всколыхнул его сердце, и волна тусклой печали, безысходной тоски, нахлынула на Тайновидца. И тотчас не то капли крови, не то лавы, не то драгоценные камни, ограненные острее алмазов, упали откуда-то на её обложку, безжалостно раня, оставляя рваные шрамы от ожогов на нежной коже книги. Из их затейливого узора сложились слова и образы на том языке, что древнее слов. Они вспыхнули и внезапно рассеялись вместе с ней, оставляя в благоухающем Хаомой горячем воздухе тихое позвякивание светлячков-бубенчиков. Слезы выступили на незрячих глазах Тайновидца. Пораженный видением, он долго прислушивался к словам пророчества в шорохе исчезающих листьев.
«…Познаем наш жребий! Смерть или война!..»
В медленно набирающих силу звуках проснувшейся саванны последний багряный посланец с края света растаял в невидимых слепым глазам красках зари. Тайновидец вернулся в дом, приютившийся на стволе пятивекового свинцового дерева. Он вошел в прохладную комнату и подсунул большую белогривую голову под руку спящего медиума. Тот, привыкший и ночью не расставаться с карандашом, все еще оставаясь во власти сновидений, свесился с постели, нащупал под кроватью лист бумаги и начал быстро заполнять его чистоту ровными строчками, не просыпаясь и не открывая глаз. Закончив, мужчина сел на кровати. Он отогнал от себя мутные остатки сна, нашел под подушкой бесполезные очки и неловко надел их на невидящие глаза. Слепой белый лев положил тяжелую голову ему на колени.
Человек обдумывал написанное.
– У нас есть выбор, приятель… Будет большая война или наступит конец Вселенной.
Колени медиума были мокры от звериных слез. Он потрепал густую гриву Тайновидца.
– Прольется много крови… Мы все погибнем…
Белый лев тяжело вздохнул, и словно верная собака, свернулся у ног медиума. Человек достал телефон. Он тоже был слеп, и его палец тщетно скользил бы по экрану в поисках номера того, единственного, дорогого ему среди людской породы. Прежде чем произнести вслух имя и, таким образом, набрать номер, медиум повторил в памяти явившееся Тайновидцу пророчество:
Бейте тревогу, ибо конец всему земному близок!
Задрожит скоро твердь до своих переделов,
Солнце не даст света,
Во мраке сгинут рога луны,
Круг звезд смешается и лишится небо созвездий,
Океан стечет в бездну и в кровь все обратится.
Ослабеют силы небесные,
Время остановит бег, пространство разорвется.
Наступает Эсхатос, велик и страшен!
Законы мудрости укажут выбор,
Война или смерть!
Узрите знамения:
Когда вода прошлого смешается с ядом,
Когда отрок вспять проделает путь к грядущему,
Когда умрет нерожденная,
Когда воскреснет неумершая.
Когда жертвенная кровь прольется на черный алтарь блуда,
Когда в оке зла вспыхнет волосатая звезда,
Когда стук сердца мертвеца ознаменует открытие Книги,
Тогда триждырожденный разорвет нити Судьбы!
Новая Раса выступит против Семи.
Ключ от бездны омоют эликсиром жизни.
Короны падут под Знаком Девяти.
Багряная дева восстанет воином,
Примет во чреве бесплотном и сына родит для бессмертных
Меч проткнет ткань несовершенного круга,
И последняя Ночь мира придет в точку исхода!
Беззвездный свод озарит тьма Неведомого,
Явится Он, чтобы вступить во владение.
Ибо принадлежал ему скипетр небес и все, что было ранее!
Грядет Великий Эсхатос!
Познаем наш жребий! Смерть или война!
Ждите Книгу!
Губы медиума, замерев на мгновенье, тихо произнесли имя вызываемого: «Йан Флетчер».
Глава 1
Тьма и тишь.
Шум выстрелов и смех с другого берега спугнули играющих в кости во дворе заброшенной тюрьмы и разбудили души двенадцати ведьм, сожженных по ошибке.
Кое-где горят фонари, но их блеклому свету не одолеть скользкий мрак, его только хватает на то, чтобы отражаться бесполезными бликами в масляных лужах. Даже фарам такси не справиться с чернильной ночью.
Знаете, время неоднородно, существует неисчислимое множество времен в нашей головокружительно прекрасной вселенной. Они переплетаются, спутываются и завязываются в узлы, словно нити. А может, никогда не встречаясь, расходятся в разные стороны. В них проигрываются всевозможные и невообразимые варианты развития событий, образуется диковинный персидский ковер неповторимого вечного мгновенья здесь и сейчас.
Безусловно, и для моей истории существует другая нить времени, другая невероятная вероятность развития событий.
Неизменна только та же набережная и та же непроглядная ночь.
***
Кажется, это здесь?
Я выхожу из такси и не успеваю оглядеться, как, едва не прищемив подола платья, шофер жмет на газ дряхлой копейки. Автомобиль с шашечками на ржавом боку срывается с места и исчезает, поглощенный темнотой…
На перекрестке пяти дорог выбираю ту, что уведет меня на набережную Масляной реки.
Мои каблуки стучат по булыжникам мостовой быстро-быстро, в ритме страха, в такт сердцу. Убегаю в непроглядность, спешу. Но вдруг понимаю, что таксист ошибся и привез меня не на тот берег. На другой стороне реки мигает неоновая реклама магазинов, уличные музыканты играют на террасах ресторанов. Там смех и алкоголь, там праздник никогда не умолкает. Но это на противоположном, правом берегу Масляной реки. Там до сих пор рассеивается смрад чумных костров, горевших много лет назад. Их пепел прожигает душу столетье за столетьем, оседая на плечах пирующих.
В гнетущей черноте мой слух обостряется. До меня доносятся шепоты ночных мотыльков, тоскующих по свету. Я слышу перекаты тяжелой воды, несущей заброшенные барки и молитвы утонувших. Кто-то скулит вдалеке, то ли от удовольствия, то ли от боли. Скрипки ли это стонут, вздыхают ли валторны, или это лишь шорох чешуи химер, ползущих вслед за мной по мокрым булыжникам?
За громкими ударами частого пульса я ясно чувствую чьё-то присутствие.
Ветер играет с обрывками музыки и разгоняет на минуту тучи. Полная Луна выходит на небеса, и от страха сердце мое проваливается под землю…
Потому я вижу, как черный силуэт отделяется от мрака.
Шурша полами длинного широкого плаща, человек, не спеша, направляется в мою сторону.
Возможно, ужас, объявший меня, лишил разума, но попросить помощи у этого зловещего господина представляется мне самым лучшим выходом.
– Добрый вечер. Простите, пожалуйста, я ошиблась адресом. Мне нужно попасть на другой берег Масляной реки. Извините, я очень боюсь, вы бы не могли проводить меня до моста?
Вспышка спички и красный огонек сигареты нарушает черное однообразие ночи.
– Ты действительно считаешь, что попала сюда случайно?
– Я ехала на праздник на другой стороне…
– Представь себе тысячи лет цивилизации, войн, революций, убийств и рождений. Миллиарды возможных вариантов событий, которые замкнули круг и пересекли наши потерянные в лабиринтах бытия пути. Подумай обо всех этих илиадах11
«Илиа́да» – древнейший из сохранившихся памятников древнегреческой литературы, эпическая поэма, приписываемая Гомеру.
[Закрыть], крестовых походах, конкистадорах22
Конкистадо́р – в период конца XV – XVI веков испанский или португальский завоеватель территорий Нового Света в эпоху колонизации Америки.
[Закрыть] и хиросимах. Все это лишь для того, чтобы мы с тобой здесь разговаривали о случайностях?!
– Вы правы… Проводите меня, пожалуйста, до моста.
– Идем.
Мы медленно шагаем по набережной. Страх не отпускает, все крепче сжимает мое горло. С каждым шагом музыка заглушается, неоновые отсветы вывесок баров тускнеют, затягиваясь угольным туманом… А может дымом от прогоревших чумных костров?.. И этот странный шелест чешуи следует по пятам… Я спотыкаюсь и еле удерживаю равновесие.
– Извините, но мне очень страшно. Вы уверены, что мы идем в правильном направлении?
Незнакомец зажигает еще одну сигарету. Вспышка спички освещает кольцо на его тонкой руке: серебряный змей трижды обвивает безымянный палец, закусив кончик хвоста.
– Уверен, что нет! – он усмехается. – Хотя… Смотря, что понимать под «правильно». И для кого! Да и кто тебе сказал, что у этой реки есть другой берег?
И действительно, черная густая вода перекатывается толстыми блестящими спинами морен, переходя в бездонность звездного неба. Пропали тусклые пятна световых реклам. Исчезли даже всполохи воспоминаний чумных костров на окраинах.
У реки нет другого берега. Ее другой берег – это небо…
Мы стоим рядом посреди этой жуткой вселенной. Сигарета в губах у незнакомца, как последний огонек во мраке, потухла. Звуки умерли. Ветер приносит запах гари, сырости и грязной воды. Мужчина закуривает вновь, выбрасывает спичку на землю, ее уголек описывает прощальную огненную дугу и тает в луже.
Сердце мое готово остановиться от ужаса. Воображение рисует жуткую картину: изуродованные маньяком тела, выброшенные в реку обескровленные жертвы, поплатившиеся за неосторожность.
– Про этот берег рассказывают столько страшных историй… Вы же поможете мне выбраться отсюда?
Сигарета пульсирует огненными искрами.
– Смотри, в этом небе такие древние звезды, если ты хочешь, ты можешь дать новое имя каждой мутной звезде! Большая часть из них в реальности уже мертва, но ты можешь собрать свет этих звезд-мертвецов в новые созвездия… В новые иллюзии… Сегодня такая прекрасная ночь! Сегодня даже кровь будет черного цвета!
О, как мне бы хотелось, чтобы все это оказалось кошмарным сном!
– Пойдем, я провожу тебя до моста. Но с одним условием. Мне нужна капля твоей крови. Всего одна.
Мое тело больше не подчиняется и дрожит, а зубы стучат. Я знаю, что бесполезно звать на помощь. Даже если меня и услышат, то в эти жуткие места на отшибе города, рядом с пустырями и заброшенными после эпидемии больницей и тюрьмой, никто никогда не придет.
В правой руке незнакомца блестит лезвие. Он протягивает левую, красивую, с длинными пальцами гитариста, настойчиво требуя мою.
– Всего одна капля!
Я отдаю ему трясущуюся кисть и зажмуриваюсь. Рука незнакомца обжигает холодом. Острие скальпелем вонзается в мою плоть. Кровь пульсирует в кончике пальца. Капля звонко падает на мостовую. Еще одна. Их гулкий стук о камни оглушает меня.
Есть такие сны, кошмар в кошмаре. Когда понимаешь, что боишься ты самого страха, но за ним всего лишь твое воображение и больше ничего. Ты просыпаешься, и вот уже… но, оказывается, что настоящий кошмар ждет тебя впереди, потому что ты все еще спишь.
Ужас парализовал меня, я не могу ни пошевелиться, ни открыть глаза. Незнакомец не отпускает меня, он чем-то обматывает рану, берет меня за локоть, принуждая идти. Повинуюсь, следую за ним на непослушных ватных ногах.
– Я оставлю тебя здесь. Отсюда ты доберешься до моста самостоятельно.
Открываю глаза, очнувшись от кошмара. Мост вырисовывается из черного тумана, слева от нас, обозначившись вереницей молочно-белых фонарей.
– Запомни, Анжела… – он произнес мое имя так, как никто никогда меня не называл: с ударением на «А» в первом слоге. – Никогда не останавливайся на мосту! И никогда не оглядывайся! Увидимся через несколько мгновений…
Я бегу так быстро, как могу, спешу туда, откуда слышны обрывистые звуки праздника.
Густой мрак, смешанный с дымом, долетающим из ушедших лет, затягивает пространство и время за моей спиной. Я бегу и не оглядываюсь…
Потому что знаю, у этой реки всего один берег.
А двенадцать сожженных по ошибке ведьм забавляются, делая ставки на мою жизнь.
Время – это ковер, который плетется чьей-то рукой из обрывков шерсти. Каждая нить – это новая вероятность реальности или новый поворот сна, возможность проснуться или заснуть еще глубже. Только как вплести в этот ковер именно ту нить, которая желаема больше всего?
Здесь заканчивается мой рассказ о нашей первой встрече, и начинается магия…
***
Вообще-то, Чумной город – это ненастоящее название того миленького поселка городского типа, где мы, я и моя бабуля, поселились. В школьном географическом атласе он называется Лахденпокье. Но, согласитесь, разве это УДОБНОЕ название? Его не выговоришь, не запомнишь, да и друзей в такой город не пригласишь – заблудятся, не в состоянии спросить дорогу. А чума… Это отдельная история.
Однажды весной, в порт на Масляной реке (той, у которой всего один берег) причалила чудного вида вычурная лодка с высоко задранным носом – настоящая, с золотом и резьбой, черная гондола. Неизвестно как она сумела доплыть до наших северных широт. Поговаривали, гондола эта принадлежит самому Казанове, и что якобы он решил сменить обстановку и отправился путешествовать в чужие времена и страны.
Не верьте этим досужим сплетникам! На борту шикарной, украшенной золотыми крылатыми львами гондолы не было никого живого. В кабине, под балдахином, поддерживаемым грациозными колоннами, полулежал, облаченный в бархат, шелк и кружево, труп. Его окружали разбросанные книги, дюжина пустых бутылок из-под выдержанного «пино гриджо» и шляпа-треуголка со страусиным пером и пышным бантом. Рядом на диванчике – длинноносая карнавальная маска. Ну, и ее величество Чума.
Некоторые до сих пор убеждены, что на появление чумы влияет положение звезд на небе. Другие знатоки придерживаются теории злотворных миазмов. Третьи – что чума дело рук негодяев, заключивших сделку со страшными и смертоносными демонами с самых нечистых задворков Девяти Миров. Вернувшиеся же по весне перелетные птицы щебетали о том, что в каком-то неведомом, построенном на воде городе, именно в таких черных лодках вывозят трупы умерших во время эпидемии чумы.
Ну да какое это теперь имеет значенье! В те времена… Вы ведь не подумали, что чума выкосила две трети населенья зеленого и цветущего Лахденпокья позавчера? Так вот, в те далекие годы черный мор беспощадно прошелся по улицам и задворкам, по пригородам и хуторам. До самого конца зимы на набережной Масляной реки горели костры, сжигавшие трупы, сновали чумные доктора в носатых масках с трехпалыми граблями. Даже казнь двенадцати юных ведьм в начале августа, заподозренных в сговоре с демонами, не помогла изменить трагический ход истории.
После закрытия порта попасть в Лахденпокье можно было по единственной грунтовой дороге. Именно по ней, не спеша, опираясь на косу и собирая жатву, отступала чума. Пока неожиданно для нее самой ее не остановили сорокоградусные январские морозы у хутора Хухоямямки. Хотя чумные костры все еще продолжали пылать, но в ледяном воздухе миазмов эпидемии больше не чувствовалось.
До сих пор в честь этого благословенного избавления каждый год в разгар январской стужи, в третью субботу января, город празднует День Спасенья от Чумы. Ученики художественного кружка ваяют ледяные скульптуры-черепа и расставляют по улицам. На площади Добрых Традиций заливают каток, а напротив библиотеки, с разукрашенного костями лотка, продают рябиновую наливку и пирожки с картошкой и рисом. В одном из таких душистых румяных пирожков булочник запекает маленький улыбающийся череп. После захода солнца, что в наших широтах в это время года происходит сразу после обеда, начинается шествие загримированных под скелеты горожан. С бутафорскими косами и длиннющими свечами в руках они отправляются к заснеженному заброшенному порту. Там счастливчика, которому достался пирожок с черепом, приносят в жертву в благодарность за счастливое спасение: топят в специально прорубленной проруби. Это становится кульминацией праздника. Музыканты играют заводные ритмы, наливка льется рекой, горожане танцуют, прыгают чрез костры до самого рассвета, издеваясь над смертью и презрев чуму.
Эпидемия-то и стала причиной того, что название Лахденпокье как-то, само собой, трансформировалось в Чумной город. И без того небольшой порт по указу городского главы был закрыт. Докеры, те двое, что выжили после эпидемии – уволены, а трое уцелевших рыбаков переквалифицировались в таксистов. Заброшенные корабли и рыболовецкие шхуны все еще гниют в разрушенном порту. Если прогуляться вдоль набережной, а потом пойти не по дороге, а вдоль воды, то путь преградит ограда, именно за ней вы и найдете старый причал. Оттуда, за зелеными кронами елок, хорошо видны старые ржавеющие суда, намертво осевшие в плачевном состоянии запустения. Говорят, они полны призраков бородатых моряков, тех, что так и не решились сдать свои лодки на металлолом.
Возле хутора Хухоямямки, на последней развилке дорог, перед нашим городком стоит вещий Беломудрый камень. Гостеприимная надпись на нем со стародавних времен напутствовала странников и бродячих богатырей: «Направо пойдешь – богатым будешь. Налево пойдешь – жену сыщешь. А прямо пойдешь – себя потеряешь». Напомню, что это самое «прямо» и являлось единственной дорогой, ведущей в Лахденпокье. Неизвестно, благодаря чьей искусной руке в ту злую чумную пору на камне возникла таинственная приписка: «прямо пойдешь – себя потеряешь и чуму найдешь». Сами понимаете, такой дорожный указатель не способствовал притоку туристов.
С другой стороны, он избавлял от незваных гостей и назойливых коммивояжёров33
Коммивояжёр – разъездной посредник, который, перемещаясь по рынку, играет роль простого посредника или действует по поручению своего клиента (продавца).
[Закрыть]. Возмущенные жители, те несколько десятков, что спаслись от эпидемии, поначалу протестовали на центральной площади у деревянной библиотеки. Кто-то пытался утащить каменюгу, да куда там! Были даже те, кто рисковали под покровом ночи замазывать письмена краской и рисовали смайлики на слове «чума». Эффект от этого оказался прямо противоположный: чума подмигивала и зловеще скалилась. Лишь позже горожане осознали привилегированность своего положения. Особенно остро – после начала Тридцатилетней войны, в голодные годы массовой миграции нищих оборванцев с юга. И смирились. Лахденпокье окончательно и бесповоротно превратилось в Чумной город.
Возможно, после истории, которая приключилась с моей семьей, именно эта недосягаемость и уединенность городка и послужили причиной того, что бабуля выбрала именно Лахденпокье.
Наш чистенький деревянный домик с белыми резными наличниками голубел по адресу улица Прибрежного Затона, 13. Его окружал малюсенький сад-огород с душистым укропом, ностальгическими пионами, яблонями, карликовыми сливами и одной кривой старой вишней. Догадываетесь, что достался он бабуле почти даром, так как бывшие хозяева покинули этот мир, как и их соседи, в год эпидемии, и много лет дом и сад пребывали в бесхозном запустении. Могу только догадываться, сколько сил потратила эта отважная женщина, моя бабуля, на то, чтобы привести его в пригодное к проживанию состояние. К сожалению, я не имела никакой возможности помочь ей. В те годы мне исполнилось едва ли несколько месяцев отроду.
Нет, конечно, я не родилась в Лахденпокье! Первые месяцы моей жизни прошли в шикарном особняке на берегу Невы, с видом на её задумчивые воды из окон гостиной. Мой покойный отец купил этот дом за год до рождения моего погибшего брата. За семь лет до смерти матери.
Все, что я знаю о моей семье, рассказала мне бабуля. Моей матери достался по наследству участок земли в заповедных местах, богатых вековыми лесами. В прекрасных туманных прудах там полоскали длинные тонкие ветви старые ивы, а в небольших зеркальных озерцах росли золотые кувшинки-кубышки. Отец решил продолжить дело тестя и занялся разведением радужных рыб-пеструшек, вкусных и питательных. Хозяйство у него было небольшое, но приносило стабильный доход. Все бы ничего, да вот однажды в этих прудах с прохладной чистой водой завелись русалки. Дело обычное, русалок полным-полно в наших северных широтах. Всем известно, что существа они опасные, и лучший способ общения с ними – это от них избавиться как можно скорее. Никто не отважиться разговаривать с ними, а тем более слушать их советы. Никто – но не мой папа. Несколько месяцев русалочьих песен убедили отца в том, что это малюсенькое рыбное хозяйство имеет огромный потенциал, и если инвестировать несколько сотен тысяч монет, то скоро они с мамой разбогатеют. Да так, что смогут купить трехэтажный особняк на берегу Невы с частным причалом, и даже катер с двумя моторами по пятьсот лошадей каждый! Причем вложения оправдаются всего за пару лет. Тут же, как по волшебству (почему нет, не забывайте, в каком мире мы живем, черная магия-то – обычное дело!), нарисовался один доброулыбчивый тип и предложил взаймы необходимую сумму под минимальные проценты. Нет, улыбчивый был не из банка. Улыбчивый принадлежал к местным бандитам.
Видимо, доводы здравого смысла заглушили сладкие песни русалок и видения двадцатиметровой стеклопластиковой красавицы с двумя винтами, запаркованной на личном причале. Дело было сделано, бумаги подписаны, звонкие монеты инвестированы. Мечты начинали сбываться, русалки плели венки из желтых кубышек и хохотали в рыбоводных прудах.
Пока однажды, спустя семь лет, на этой новенькой ферме не случился мор. Радужные рыбы плавали печальным ковром, перевернувшись кверху пестрыми брюшками. Рядом агонизировали русалки. Отец был разорен. На следующее утро улыбчивый нанес визит в недавно купленный шикарный особняк с верандой, выходящей на кипящее теченье мрачной Невы. Он пил чай, качал головой, а уходя, как бы нечаянно обронил: «Долг нужно вернуть завтра! Каждый день проволочки будет вам стоить очень дорого! Я всего лишь передаю вам сообщение. Решать вам. А если обратитесь к кому-нибудь за помощью, то умрете».
Но ведь беда одна не приходит, верно?
Отец посчитал, пересчитал и перепроверил несколько раз. Средств, вырученных от продажи пришедшего в упадок хозяйства, не хватило бы, чтобы рассчитаться с бандитами! Даже если добавить к ним рыночную стоимость недавно спущенного на воду двухвинтового катера и особняка с видом на Неву из гостиной! И тогда отец отважился на отчаянный шаг. Он решил искать справедливости и защиты у властей, и утром отправился к участковому…
До которого отец так и не добрался… Тело его нашли через несколько дней в туманном пруду, рядом с раздутыми трупами русалок. И улыбчивый посыльный уже не улыбался. Он нанес еще один визит, и еще раз объяснил маме, что будет лучше избавиться от всего имущества в счет погашения долга. А залогом того, что она не натворит глупостей, станет ее дочь. То есть, новорожденная я. Улыбчивый забрал меня из колыбели и исчез.
Но мир не такой, каким кажется на первый взгляд. Закон этот непреложен и не подлежит сомнению. Как оказывается, меня он, таким образом, спас. Потому что ни брат, ни мама не прожили после того дня и суток. В погашение долгов требовалось отдать не только папину ферму с огромным потенциалом, но и всю мамину землю с зеркальными озерами и плакучими ивами. А в оплату процентов добавить дом с видом на пустынные волны Невы и белый катер на частном причале. Стоило матери подписать документы на собственность бандитов, как автоматная очередь оборвала жизни этих двух незнакомых, но дорогих мне людей.
Вот отсюда-то, собственно, и начинается моя история.
С требовательного ночного звонка в дверь к бабуле, матери отца. Открыв, она обнаружила на пороге запеленатого младенца. Шаги удалялись вниз, и, свесившись через перила на лестничной клетке, только и успела она заметить, так это одну странную аномалию. Из трех последних позвонков под затылком уходящего торчали, словно иглы, три острых костяных шипа. «Это все, что я знаю про этого человека, кошку ему в пятки!» Узнав наутро страшную новость про маму и брата, она догадалась, чего хотел мой загадочный спаситель, чьего лица она так и не увидела: лучше для нас, пока всё успокоится, спрятаться где-нибудь. Испариться, исчезнуть из большого города.
Так мы, я и бабуля, очутились в Лахденпокье.
***
Не знаю, какие дороги привели к нам незнакомца в черном. Пришел ли он сквозь ворота, вырезанные безымянным мастером из слоновой кости, с тонкой, как иллюзия резьбой? Или сквозь грубо смолоченные халдеями44
Халде́и – семитские племена, обитавшие на юге Месопотамии, в области устьев рек Тигра и Евфрата на северо-западном берегу Персидского залива с конца X по IV век до н. э.
[Закрыть] из рогов диких быков в ту эпоху, когда год начинался под созвездием тельца? Под ними до сих пор не затихло эхо бычьего рева: «О-О-О-М-М-М?!» Так вот, понятия не имею, каким образом незнакомец в черном попал на берег Масляной реки.
Эта встреча настолько сбила меня с толку, что несколько дней я провела, закрывшись в своей комнате-библиотеке.
Моя комната приютилась на втором этаже, под покатым мансардным потолком, а маленькое окно смотрело в небо поверх крыш соседских сараев. На зеленых обоях, поверх выгоревших в прошлом веке завитушек, красовались размашистые надписи фломастером. Там синели и чернели особенно впечатлившие меня мудрые и абсурдные мысли, цитаты из песен и стихов. Маленький гобелен из детства все еще рассказывал сказки про Белоснежку и Бемби, даже повзрослев, я не решилась его выбросить.
Вместо кровати – сложенные ровными рядами книги, накрытые пуховой периной и бабушкиной кисейной простыней с кружевной каймой. Иногда, разбросанные по полу, они мешали проходу, через них приходилось перепрыгивать, словно меня приглашали поиграть в классики. Где я брала их? Хм… Добрая половина всех книжек в доме принадлежала бабуле. Некоторые, не очень интересные, остались от прежних владельцев дома. Их издали для любознательных садоводов-огородников, и их страницы пестрели фотографиями диковинных редких растений из далеких стран. Эти годились лишь для вдохновения моих прозрачных акварелей. Что до остальных…
Бабушка была уверена, что за шкафом у меня открыт потайной проход в какую-то библиотеку. В Александрийскую, почему нет? Хитрый план, ведь после пожара кто там проверит, сколько книг сгорело, а сколько утащил несовершеннолетний воришка… «Переходный возраст!» – вздыхала бабуля. Добавьте к этому хаосу прислоненный к стене мольберт, представьте повсюду коробки с акварелью, гуашью и тюбики с маслом. А еще вообразите бывалые лохматые кисти в вазах вместо букетов, приколотые на стенах булавками между мудрых изречений картины и карандашные наброски. Вот она я, и мне нет еще и шестнадцати.
Незнакомец, свалившийся в этот мой мир, где я не решалась расстаться с Бемби на ковре со стены, заставил меня изменить всем моим серьезным соратникам по затворничеству. Несколько дней подряд я провела, наблюдая за полетом кучевых и перистых облаков в квадрате окна, за связанной крючком занавеской. Воспоминания об обжигающем прикосновении и это «увидимся через несколько мгновений» лезли в голову помимо моей воли и заставляли вздыхать… И молиться забытым богам, чтобы чудо новой встречи произошло… И сочинять ехидные колкости по поводу слишком уж театрального черного одеяния позапрошлого века… И смотреть на часы, отсчитывая минуты до и после…
***
Второй раз незнакомец появился на пыльной улице Прибрежного Затона под аккомпанемент шуршания шин и аромат роскоши кожаного салона совершенно нового и абсолютно нескромного авто с откинутой крышей. Он возник среди бела дня, дерзко и неожиданно, растревожив сплетниц на скамейке. Или он гарцевал на сияющем единороге? От него веяло невиданной в нашем тишайшем городе-без-событий яркой бурной, полной неожиданностей и приключений жизнью. А может, воздух переполнял дух сбывающихся желаний? Так пахнут девичьи грезы, когда становятся реальностью, – ванилью и марципаном.
– Я же говорил тебе, что случайностей не существует, – сказал он вместо «здравствуй». – Ты очень красивая, и ты об этом знаешь. Я не смог уйти, не повидавшись с тобой еще раз.
Я брела по узкому щербатому тротуару, а перламутровое авто медленно ехало рядом. От всех моих едких шуток, придуманных за дни созерцания облачности через квадратики занавески, не осталось и следа. Какое там! Я не могла даже взглянуть на незнакомца, мои щеки тут же расцветали предательским румянцем.
– Вы очень напугали меня той ночью… – только и получилось промямлить.
– Что ж… Куплю себе позорный столб и буду загорать на нем под твоими окнами! Устроит?
Через несколько шагов отваживаюсь краешком глаза посмотреть в его сторону. Незнакомец уже не соткан из призрачных волокон сна, он реален, нагл, красив, а на виске вниз до самой щеки – свежий порез, неаккуратно зашитый двумя грубыми стежками. Чернущие волосы опускаются на плечи, угольная бородка подстрижена клинышком, глаза – за солнцезащитными очками. На этот раз вместо старомодного плаща прошлого века – джинсы и черная футболка. Левое предплечье грубо забинтовано несвежей повязкой. Сильные кисти изящных рук с длинными пальцами гитариста лежат на светло-бежевом кожаном руле. Серебряное кольцо со змеем блестит.
Единорог усмехнулся, проследив за моим взглядом.
– Делайте что хотите. Вы мне совсем неинтересны!
Новые шины тихо шумят, аккуратно объезжая лужи. Ну, зачем ему очки, если солнце в Чумном городе бывает только раз в году? Или это так и задумано, чтобы я не могла рассмотреть выраженье его лица?
– Знаешь, я беру всегда то, что хочу. Потому что я этого заслуживаю! Приготовься, красавица, мне нужно не только твое сердце, но и твоя душа!