355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алла Гореликова » Корунд и саламандра. Серебряный волк » Текст книги (страница 30)
Корунд и саламандра. Серебряный волк
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 03:20

Текст книги "Корунд и саламандра. Серебряный волк"


Автор книги: Алла Гореликова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

ПРОЩАНИЯ

1. Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Как во сне, откладываю я осененную благословением Светлейшего Капитула реликвию. Долго сижу без единой мысли в голове, в тягостном и горьком недоумении. Благо, Серж не стал расспрашивать: видно, решил, что задумался я о дознании. Иначе – как сумел бы я объяснить то, чего сам никак не мог понять?!

Урочные вечерние моления скользят мимо, не задерживаясь в душе. О своем молюсь я ныне. Господи, вразуми! Подскажи, кто прав! Кому верить?! Старшим, осененным Светом Твоим, – или собственной совести? Ведь я знаю: в хрониках Капитула не больше правды, чем в песнях менестрелей…

Но Капитулу правда и не нужна. Они ведь меня в свидетели записали, даже не зная еще, что именно я увижу… что узнаю… «Что узнал ты, Анже?» – спросит завтра пресветлый.

Я узнал, что уже тогда империя искала способы вернуть Таргалу. Узнал, каков стал под конец жизни король Анри, – и знание это таково, что я не желаю гадать, кто убил его и как. По заслугам честь, по делам расплата. Туда и дорога.

Я узнал, каким был Карел… Я смотрел на него глазами двух самых близких его друзей, я прошел вместе с ними тяжкий путь через Смутные времена… Ради чего? Неужели – ради новой смуты?!

Тяжкие мысли. Стоило ли искать правду… кому нужна она – правда?!

Мне.

Я беру со стола серебряного волка. Сергий, тебе тоже больно сейчас. Столько раз я переживал твою боль… Хватит ли у меня духу пожалеть об этом?!


2. Посольство короля Юрия

Поют стрелы. Ржут кони. Кричат люди. И застилает разум горькое счастье мести. Ни один не ушел. Ни один не умер сразу. Но все-таки этого мало. Слишком мало.

– До Юрки добраться, – сжимаю кулаки в бессильном – пока! – бешенстве. – Все бы отдал… жизнь бы положил… только добраться!

– Ничего, – цедит Карел. – Он придет. Теперь – тем более придет.

Наскоро перевязанный, с трудом удерживаясь в седле, едет прочь единственный оставленный жить воин Тифания. Везет лихую весть своему королю.

Остывает ярость короткого боя. И наваливается – взамен – тяжелая, как могильный камень, пустота.


3. Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Пустота… никак, видно, ее не избыть. Сосущая, сиротская пустота в душе. Серега потерял побратима… лишь теперь понимаю я до конца, как впечатываются в душу чары братства. А я… что потерял я? Веру в совесть людскую? Так не сегодняшняя это потеря, старая. Уважение к тем, что учили меня видеть Свет Господень?

А может – безмятежность монастырского бытия?

Разве останешься ты теперь здесь, Анже-послушник? Разве сможешь стать безропотным орудием Капитула? Ты все еще веришь, что им лучше знать?!

– Серж…

– Что, друг Анже?

– Серж, я…

– Да что с тобой?! Опять себя довел… Давай-ка в сад выйдем. На воздух…

В сад? Да, пожалуй, так будет лучше. Под Свет Господень, под небо Его…

А небо хмурится, и вдруг я сознаю: каково Господу глядеть на дела, творимые именем Его? Одна власть стоит другой, сказал мне когда-то Серж. Да, наверное. Но не тогда, когда ради власти развязывают войну и зовут врага в родную страну. Не тогда, когда гибнут за чужую власть люди, уверенные, что идут в бой за Свет Господень.

– Я хочу сказать тебе, Серж. Ты стал мне братом, я люблю тебя. И мне горько, что я тебя подведу. Но я должен. Я уйду отсюда, Серж. Прости.

– Уйдешь? То есть – из монастыря уйдешь?! Что стряслось, Анже?

Я рассказываю Сержу о видении своем, об имперских хрониках и брате провозвестнике… Я гляжу в хмурое лицо и гадаю – что скажет, дослушав? Что сделает? Сдаст? Так было бы правильно… так должен он, брат стражник… но уйти тайком от Сержа я бы не смог. Пусть… Куда Господь поведет, туда и пойду.

– Так тебя, значит, в орудия божественной справедливости… По мне, Анже, кто другой на радостях бы…

– Не хочу. Однажды империя уже развязала Смутные времена. Хватит и того раза. Кровь на душу брать… не по мне.

Серж долго молчит. А потом совсем не то говорит, чего жду я от него:

– Ладно. Иди к себе пока, друг Анже, и отдыхай. Мы выйдем перед рассветом. Постарайся выспаться.

Наверное, я слишком заметно удивляюсь.

– А что ты думал? – мрачно вопрошает Серж. – Далеко уйдешь один с такими глазами? Ты хоть понимаешь, что назад дороги не будет, что тебя и найти-то не должны, а иначе…

– А ты?

– А я, друг Анже, считаю, что ты прав. И все. Хватит разговоров. Только вот что… есть у тебя куда пойти?

– Мир велик…

– Да я разве про то! Верное место есть, где пересидеть можно?

Я молча пожимаю плечами.

– Ясно. Попомни мои слова, Анже, так просто о тебе не забудут. Землю рыть станут… а значит – драпать придется, что есть силы. Сможешь ли?

Разве ведомы нам пределы сил своих…

– Стараться буду, – бормочу я.

Серж качает головой. Повторяет:

– Отдохни. Я зайду за тобой.

И, резко развернувшись, уходит в сторону кухни.

А я возвращаюсь к себе… Полно, к себе ли? Решение принято. Снова нет у меня дома.

Я подхожу к столу. Вот они, все здесь: Юлия и Софи, Ожье и Васюра, Карел, Лека, Серега… Простите, что я бросаю вас. Дознание закончено. И все, что не успел я узнать, так и останется там… в Смутных временах, в позабытом людьми прошлом.

Но у меня есть еще немного времени. Эта ночь. Все равно не засну: до сна ли?! Серебряный волк, мой остроглазый приятель… в последний раз…


4. Отец Лаврентий, гость короля Карела

Я замечаю вдруг, как постарел отец Лаврентий… Дорога, видно, нелегко ему далась: осунулся, щеки ввалились и запали глаза, и весь какой-то тусклый, будто привычный загар припорошило бурой пылью Закатного тракта. А ведь они с Васюрой ровесники, кажется… но Васюра не изменился ничуть, разве что – непривычно мрачный. Так ведь есть с чего… Славышть, дорога… и здесь – такое…

– Серенький, ты б поел, – жалобно просит Софка.

– Ел уже, – сиплю я.

– Как же, ел… две ложки простокваши! Вот уж еда…

– Не хочу я…

– Дернул тебя Нечистый шпагой махать, – бурчит Васюра. – Что, больше некому было? Никто рук марать не хотел, а тебя понесло?

Ну да, думаю. Замарать руки об убийцу… никому бы не позволил.

– Месть, – вздыхает отец Лаврентий, – всего лишь месть. Ведь тебе не стало легче… Я прав, Сережа?

Я прикрываю глаза. Прав, не прав… какая разница? Я не жалею.

Софкина узкая ладошка ложится на лоб. Холодная, хорошо…

– Опять лихорадит, – озабоченно сообщает сестренка.

– Ерунда, – как могу твердо, говорю я. – Пара дней, и все пройдет.

– Тебе поспать надо.

Легко сказать…

– Угу. Вы сюда еще с десяток жалельщиков приведите, тогда уж точно посплю.

– Вот здесь он прав, – заявляет вдруг отец Лаврентий. – Нечего этого остолопа жалеть. Иди-ка ты, Софьюшка, к себе и отдохни. А мы тем временем ему мозги вправим. По-мужски.

Софкина ладошка скользит по лбу, по волосам… Да ладно тебе!

– Не плачь, – шепчу я.

– Не буду, – всхлипывает Софи.

Я провожаю ее взглядом. Спрашиваю:

– И как вы собираетесь мозги мне вправлять? Битьем?

– Дурнем был, дурнем и остался, – бурчит Васюра. – Толку вправлять то, чего нет? Я думал, тебя хоть Лека думать выучит… у него-то получалось.

– Таким дурням, – сообщает отец Лаврентий, – неплохо вправляет мозги внезапная ответственность. Я собираюсь взвалить на тебя страну, Сергий.

В ушах звенит, думаю я. Крови много потерял, да еще и лихорадка… вот и до бреда дошло. Магознатца бы хорошего, вместо здешних коновалов. Но чего нет, того нет. Не королеву же дергать по каждому пустяку. Так что терпи, Серый.

– Он не понял, – говорит Васюра.

– Что я должен был понять?

– Ты собираешься разобраться с Юрием?

– Да… прах меня забери, да!

– А потом?

– Что… потом?

– Вот именно, – вздыхает отец Лаврентий, – что потом? Двенадцать Земель останутся без короля. Один законный наследник убит, другой – слишком мал. В Славышть набежит десяток сомнительных претендентов, начнутся склоки, потом, Боже упаси, убийства, и кончится все тем, что мы получим двенадцать грызущихся между собой княжеств, беззащитных перед Югом.

– Так что же, – медленно спрашиваю я, – оставить на троне наглую сволочь? Спустить с рук убийства… переворот? Может, прикажете на колени передним стать и сапоги вылизать?!

– Ишь, завелся, – упрекает Васюра. – И откуда силы взялись. Думаешь, мы с ним разобраться не хотим? За все ответит… А вот скажи, парень, кто после Юрия должен сесть на трон?

– Ну… – Я задумываюсь. Вопросики у них! С ясной головой не вдруг ответишь…

– Ото ж. Нукаешь… Повторите ему с самого начала, отец Лаврентий. Просто и доступно. Чтобы понял.

– Вряд ли ты слышал, Сережа, – отец Лаврентий садится на край кровати, на место Софки, и начинает рассказывать тихо, почти шепотом, – но чары братства – вполне законный, официально признанный метод принятия в семью. Приравниваются к братству по крови.

– Не слыхал… – Я замолкаю. К чему он клонит?! – Отец Лаврентий, так… неправильно. Да кто б тогда позволил – принцу?!

– А почему нет? – Васюра встает, меряет комнату непривычно тяжелыми шагами. – Ты не знаешь, Серый. И Лека не знал. Но король… наш король… он рад был вашему побратимству. И заверил его. Конечно, это не оглашалось… широко. Но, нравится тебе это или нет, ты – законный наследник. После Валерия. Это не мы придумали. Такова воля короля Андрия. Он считал тебя достойным.

– Достойным – чего?!

– Он не справится, – машет рукой Васюра. – Безнадежно.

– А куда он денется? – мрачно возражает отец Лаврентий. – Сережа, корона – твоя. Я прошу тебя привыкнуть к этой мысли как можно скорее.

– Но… отец Лаврентий! Я не знаю… Все равно это неправильно!

– У нас нет другого способа сохранить страну. Прости, Сережа, но ты должен. Хотя бы – пока не вырастет Егорка. Вы с Лекой дружили всю жизнь… вместе служили…

– Мы разные. Васюра прав. Лека умел думать! Вот был бы король… А я… Когда надо принять решение, меня несет. Я не думаю вообще. Хороший получится правитель! Найдите кого-нибудь другого.

– Разве что Юрия, – жестко отвечает Васюра. – Как, согласен?

– Вы с Лекой одинаково смотрели на мир, – глухо произносит отец Лаврентий. – И это тот взгляд, какой хотел видеть у своего наследника Андрий. Пойми, Сережа, некому больше. Выбора нет. Наследник Андрия, наследник Алексия… подошли бы еще князья Гориславские, все-таки младшая ветвь королевского рода, – но князь Евгений не удержит страну, характер не тот. Остальные – равны. Возвысь одного, другие оскорбятся.

– А с меня не оскорбятся! – возражаю я. – Пришлый! Сопляк! Всей родни – дед, да и тот в Таргале!

– Парень с королевским родовым амулетом на шее, – чеканит Васюра. – Отслуживший на южной границе. Спасший страну от войны с империей. Отомстивший за смерть законного короля и его наследника.

– А не хочешь, чтобы пришлым честили, – словно, между прочим, заявляет отец Лаврентий, – так можно объявить, что убит – Сергий. И пусть принц Валерий сядет на отцовский трон. Вас не было в Славышти два года, и слишком мало осталось тех, кто смог бы распознать подмену.

– Отец Лаврентий, – тихо говорю я, – вы авантюрист. Махинатор. У вас вообще совесть есть?

– Совесть – это роскошь, Сережа. Недопустимая роскошь… когда речь идет о судьбе государства. Но, знаешь ли… я рад, что ты думаешь иначе.


5. Анже, беглец

Мир за монастырской стеной встречает нас дождем. Мелким, противным, совсем не летним.

– Ничего, – бодро бросает Серж, – зато не жарко будет. Я вот думаю, Анже: что, если нам попросить убежища в Подземелье?

И правда, думаю я… они ведь пригласили нас как-то… а я и не вспомнил.

– Но тогда нам в Корварену? – спрашиваю я. – В представительство?

– Да, – кивает Серж. – И это плохо. Уж Корварену-то мелким гребнем прочешут. Испугаются, что к королю пойдешь. Но идти открыто по дорогам – к горам, или в Себасту, или в Готвянь – еще хуже. Проиграем время.

Время… Серж прав. По крайней мере, в Корварене нас не остановят в воротах: пока хватятся, пока сообразят… мы уж будем у гномов. Вот только…

– Серж… а может, правда – к королю?

– Я бы не рискнул. Слишком это очевидно, понимаешь?

Да, пожалуй… а жаль.

Мы подходим к Корварене с рассветом. Мокрые, грязные, уставшие…

– Оброс я жирком, – бурчит Серж. – Всю сноровку растерял. Ну, ничего… скоро отогреемся.

Но дверь представительства Подземелья оказывается заперта. Наглухо. Шорник из лавки напротив поясняет с гаденькой ухмылочкой:

– Пошлины, вишь, король поднял. Ясно, им не по нраву. Обходитесь, грят, сами. Эва! Поглядим еще, кто без кого обойдется. А вы чегой-то хотели, светлые отцы? Ежели по украшениям, так через два дома старший гильдейский мастер, Берти. Не хуже гномов делает. И берет по совести, не дерет, как нелюдь…

– По ремонту нам, – отвечает Серж, стряхивая капли с капюшона. – По каменному делу. К гильдии каменщиков не подскажешь дорогу?

– По-над Реньяной где-тось… – Шорник чешет в затылке. – С того берега вроде… Не скажу точнее.

– Ладно, найдем. – Серж осеняет словоохотливого шорника благословением и шагает к Реньяне. Я, вздохнув, плетусь следом.

Вот влипли так влипли! Что ж теперь? К горам идти?

И что за история с пошлинами? Неужели наш король всерьез готов расплеваться с Подземельем?

Заворачиваем за угол, и Серж хватает меня под локоть:

– Теперь, Анже, ходу! Нас ведь хватятся вот-вот. Не успеем за ворота выйти – только и останется, что самим лапки поднять.

– Постой, а мы куда? Ворота…

– К Северным! Или хочешь с кем из братии нос к носу столкнуться?

Лопух ты, Анже… и что бы без Сержа делал? Стражники на Северных воротах оглядывают нас с откровенной жалостью.

– Носит же по такой погодке, – сочувствует сержант.

– Что делать, – вздыхает Серж. – Таково служение наше.

– А то у нас пересидите, – предлагает сержант. – Хоть обсохнете.

– Рады бы. Дело спешное… – Серж глядит на небо: – Вроде стихает…

Мы надвигаем поглубже капюшоны и, хлюпая грязью, идем прочь от столицы.

– Плохо, – замечает Серж, когда отходим отворот. – Запомнят они нас. Жди погони, Анже.

– Что же делать?

– Сворачивать с дороги, вот что. Хотя бы две-три деревни стороной обойти.

– Понимаю, – киваю я. – Чтобы решили, что мы нарочно с других ворот вышли… По другой дороге чтоб искали?

– Ну да.

Дождавшись, пока дорога вильнет, мы сворачиваем в лес. Дождь все идет, с деревьев сыплются крупные капли, и от высокой травы ноги промокают до колен.

– За мной держись, – командует Серж. – А то еще напорешься на корягу какую. Нет, повезло нам с дождем. Кто сейчас в лес пойдет?

И правда, две деревни мы обходим, не встретив ни души. Идти по лесу без тропы оказывается не так трудно, как я ожидал; пожалуй, по хорошей погоде я наслаждался бы такой прогулкой. Ближе к обеду Серж выуживает из мешка хлеб с сыром, говорит:

– Останавливаться не будем. Время…

Мы перекусываем на ходу и, не останавливаясь, запиваем слабеньким вином из Сержевой фляги. Перебираемся через ручей, обходим стороной заводь – там, несмотря на дождь, пасутся гуси; Серж все поглядывает на меня, наконец, спрашивает:

– Устал?

– Терпимо, – вздыхаю я.

Поздним вечером мы выбираемся к деревушке. Заходим на постоялый двор, подсаживаемся к огню. Вскоре к нам подходит хозяин.

– Далеко до Корварены? – спрашивает Серж.

– Коль пешком, так день, пожалуй… – Хозяин чешет ухо. – Кабы распогодилось. Эк зарядил… Вы, гляжу, вовсе вымокли.

– Комната найдется?

– Есть, как не быть, светлые отцы. Для таких-то гостей… Повечерять здесь изволите, аль в комнату подать?

– В комнату, пожалуй, – просит Серж. – И вот что… Понимаю, сын мой, что хлопотно, однако не найдешь ли чего сухого нам переодеть? Веришь ли, насквозь…

Через час, сухие и сытые, мы валимся на пахнущие свежим сеном матрасы. И я, прежде чем заснуть, снимаю с шеи шнурок с амулетом…

Серж ахает.

– Анже, ты с ума сошел! Свет Господень, да ты соображаешь, что наделал?!

– Представь себе, – огрызаюсь я. Пальцы привычно гладят серебряного волка… Я уже наполовину там. Там, где делает выбор Серега… где решается судьба короны Андрия. – Я сбежал от заговорщиков, которым нужен для успеха их плана. Все остальное по сравнению с этим – ерунда. Серж, не мешай. Я занят.

– Занят он, – бурчит Серж. – Дубина. Лопух. Теперь тебя объявят вором, и кричи о заговоре хоть на каждом перекрестке – кто поверит?!

А то б иначе поверили, мог бы возразить я. Много стоит слово послушника – против отца предстоятеля? Но я уже проваливаюсь… Вьется бурая лента Закатного тракта, срывается с неба редкий снег, играет тонконогий конь под спесивым всадником…

О ПРАВЕ ВЫБОРА

1. «Кто с войной к нам придет…»

Бурая лента Закатного тракта – и сверкающая змея войска. Юрий во главе: король! Горячит золотого коня, будто на параде.

– А защиты-то на себя навешал, – ухмыляется стоящий рядом со мной гномий колдун. – От чар, от стрел, от пламени… ото льда…

– Лишь бы не от удара шпагой! – Я хлопаю ладонью по ножнам.

– Есть предел, – поясняет колдун. – Он, верно, совсем дурак… Куда с эдакой-то ношей!

Между тем войско Двенадцати Земель втягивается на землю Таргалы до последней телеги обоза.

– Пора, – выдыхает Карел. И мы выезжаем навстречу: король Таргалы, два гнома и я. Десяток гвардейцев и Васюра с отцом Лаврентием держатся пока позади: Карел упросил их не портить сцену.

Юрий взмахом руки останавливает войско, эффектно подбоченивается и ждет. Ишь ты… будто уже победил – и готов диктовать условия.

– Я слыхал, – посланник Подземелья насмешливо щурится, – что вы собрались за пару месяцев очистить Таргалу от нелюди?

– И начнем прямо сейчас, – выплевывает Юрий.

– Не торопись! – Карел криво улыбается. – Это наша страна. Тебя сюда не звали.

Юрий скалится… но ответить не успевает, хотя явно просится на язык нечто дерзко-ехидное.

– Оглянись, – предлагает гном. – Там есть на что полюбоваться.

Юрий чует неладное. Оборачивается, ругается… Вот только голос подводит, дрожит так явственно, что и гадать нечего – проняло, как следует проняло. Отборные воины, цвет отцовской гвардии, застыли статуями. Замерли в каменной неподвижности горячие кони. И только – темнее ночи, страшнее страха – мелкая черная пыль клубится, завивается змейками по тракту, оседает на побелевшие лица, на сверкающие богатые доспехи, на золотые и рыжие – в масть! – шкуры коней.

– Они живы… пока, – сообщает гном. – Все видят, все слышат. Думают. Боятся… о да, сильно боятся!

Юрий сглатывает. Сипит:

– Мы… уйдем. Сейчас же. Клянусь.

– Они – может быть, – зло ухмыляется Карел. – Но не ты. К тебе у меня счет. Моих родичей убили по твоему приказу. Такое не прощается. Даже меж королей… Хотя какой из тебя король!

Я посылаю коня вперед:

– У меня больше прав на него!

– Признаю, – кивает Карел.

– Ты будешь драться? – спрашиваю я.

Юрий мотает головой. Выдавливает:

– Я требую переговоров. Я готов… выкуп…

– Угу… – Я спрыгиваю с коня. – Рылом ты не вышел для переговоров. А выкуп… выкуп заплатишь, да. Достойный.

Я скидываю куртку. Стягиваю рубашку. И говорю, с удовольствием замечая, что Юркин взгляд застыл на моей груди, на Лекином амулете:

– Дерись, шакалье отродье. Или я просто убью тебя.

– Т-ты… – сипит Юрка.


2. Анже, беглец

– Они, голубчики…

Я не сразу понимаю, что вырывает меня из видения. Моргаю, прищуриваясь, приноравливаясь к собственным глазам… Стража. Обычная городская стража.

– Ого, какая цацка! – Из моих рук вырывают амулет.

– Дай сюда! Тебе за эту цацку репу снимут, понял? А ты, – это мне, – сдай добром, что у тебя еще есть.

Попались, значит… Я вытягиваю из-под ворота подаренную пресветлым реликвию. Нахожу взглядом Сержа. Далеко, лица не разобрать…

– Двинули, – командует стражник. – Да глядите, чтоб без штучек!

Нас ждет глухая, без окон, черная карета – в таких не обычных арестантов возят, а коронных злодеев да отступников на Святой Суд. Странно… точно знали – или на каждую дорогу, с каждым отрядом такую отрядили?

Закрывается дверь. Теперь открыть – только снаружи.

– Поспи, – советует Серж. – Ты устал, а силы понадобятся.

И то верно, думаю я. И, диво, впрямь засыпаю…


3. Пресветлый отец предстоятель из монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

– Что ж, Анже… о многом надобно нам поговорить.

Свет из высоких окон бьет в глаза, и приходится щуриться, чтобы рассмотреть сидящих на возвышении, за глухим темным столом судей. Они облиты светом, они – символ, не люди… Впрочем, пресветлого я узнаю по голосу. Наш отец предстоятель в центре, по бокам – двое в ослепительно белых рясах; лиц их мне не разглядеть, и они кажутся настолько похожими, что я – про себя – нарекаю их Левым и Правым. Святой Суд. На столе пред судьями – Серегин серебряный волк и подаренная мне пресветлым реликвия.

– Воровство святынь, – брезгливо перечисляет Левый. – Бунт против Святой Церкви. Побег.

– Я догадываюсь почему, – роняет пресветлый. – Любопытство, Анже… тебя погубило любопытство. Так ведь? Однако почему ты не пришел ко мне со своими сомнениями?

Я молчу. Отец предстоятель все еще кажется мне… ну, если не светлым и мудрым, то все же выше меня, гораздо выше. Вот только не было у меня сомнений. А значит, и говорить не о чем.

– Хочешь знать, что будет с тобой? – спрашивает Правый. – Позорный столб и дисциплинное битие. А после – месяц заключения.

– А спустя месяц встретимся снова, – кивает Левый. – Нам нужно твое раскаяние.

– Знаю я, что вам нужно…

– Анже, Анже. – Пресветлый укоризненно, по-отечески вздыхает. – Кто говорит с тобой, подумай? Предстоящий пред Господом! Я имею право требовать, Анже! Но я прошу… пока – прошу. Покайся. Тебе ли судить о путях Святой Церкви?

– Не в чем мне каяться, – мрачно отвечаю я.

– Разве не чувствуешь ты стыда и сожалений, тайно, в ночи, по-воровски покинув приютившую тебя обитель?

Сожаления? Что ж, есть сожаления. Уж себе-то я могу в этом признаться. Но…

– Так велела мне совесть.

– Уж не хочешь ли ты сказать, Анже, что Святая Церковь заставляла тебя поступать вопреки совести?

– Я не готов взять на свою совесть еще одни Смутные времена. Даже ради Святой Церкви.

– Что ты знаешь о Смутных временах, – фыркает Правый. Я ошалело хлопаю глазами. Вот уж сказал так сказал! Что тыо них знаешь?!

– Мы дадим тебе время, Анже. Помолись… Быть может, Господь вразумит заблудшую твою душу. Но знай, Анже, – если завтра утром ты не склонишься пред волей Светлейшего Капитула… Ты ведь понимаешь, о чем я, верно?

– Да…

– Мне не хотелось бы выносить тебе приговор, Анже. Но выбора у тебя нет.

Выбор, думаю я… есть он, выбор. Всегда есть. Мне ли не знать… Столько раз за это дознание стоял я перед чужим выбором. С Ожье. С Карелом. С Лекой. С Серегой. Или вы скажете, что и у них не было выбора?…

– Уведите, – кивает отец предстоятель стражникам. – Пусть его покормят и отведут в часовню.

– Подумай, выдержишь ли позорный столб и плети, – выплевывает вслед Правый. Ей-богу, я чуть не смеюсь.


4. Анже, беглец

Серж пинает ногой кучу прелой соломы, кривится:

– Старый король, молодой король… Правосудие все то же.

– Прости… втянул я тебя…

– Хочешь сказать, у меня своей головы на плечах нет? Пока есть! Лучше вот что скажи, Анже, – тебе тоже пригрозили плетьми и тюрьмой?

– И тебе? – Я невольно вздрагиваю. Одно дело за себя выбирать, и совсем другое – когда по твоей вине…

– Не обо мне речь, – отмахивается Серж. – Меня волнует, что ты ответил.

– Ничего.

Скрежещет засов, скрипит дверь. Стражник размещает на полу две накрытые горбушками черного хлеба кружки.

– Обед.

– Ну-ну, – хмыкает Серж. – На твоем месте, Анже, я бы не рисковал.

– Я решил, Серж. Если и настанут снова Смутные времена, то не по моей вине.

– Да я разве о том! Есть я бы не рисковал. Тем более – пить. Если ты не согласился с ними… Уверен, что никакого наговора не подсунут?

– И то верно…

– Хотя о чем я, – машет рукой Серж. – Месяц голодом не просидишь…

– Я вот думаю, – медленно говорю я, – не в ту ли часовню молиться отведут, в которую сэр Оливер приводил как-то Серегу… И разве сказано, что я должен молиться один?

Серж замирает. Потом резко выдыхает сквозь зубы и выплескивает воду из своей кружки на солому. Хлеб летит туда же.

– А знаешь, друг Анже, что-то мне тоже приспичило… испросить у Господа вразумления.

И мы хохочем. Как помешанные… Напряжение ли выходит, внезапная ли надежда… «Он сказал, что я ничего не знаю о Смутных временах, представляешь?!» – выдавливаю я сквозь смех. «А мне, – вторит Серж, – что за пять лет жизни в монастыре можно было бы запомнить устав!»

Веселье прерывает скрежет засова.

– Кто тут в часовню? – лениво спрашивает стражник.

Мы вместе идем к двери.

– Оба, что ль? – Стражник хмурится и кричит в глубину коридора: – Эй, капитан, которого тут в часовню, разве обоих?

– Одного, – слышим мы зычный ответ, – Анже.

– Ну? – Стражник сует большие пальцы под ремень и щурится. – Кто Анже?

– Он, – кивает в мою сторону Серж.

– А ты тогда куда собрался?

– А я знаю законы, – широко, во весь рот улыбается Серж. – Заключенные имеют право на общение с Господом в любое время.

– Шибко умный? – ухмыляется стражник.

– Сомневаешься? – с дерзкой любезностью парирует Серж.

Я забываю дышать. Так нарываться… Ох, Серж! Но стражник только ухмыляется в ответ на Сержеву дерзость. И говорит:

– Сомневаюсь. Был бы умный, знал бы – я не стану вести двоих сразу.

– Отведешь его и вернешься за мной, – миролюбиво предлагает Серж.

Стражник кивает. Серж отступает на шаг назад, я выхожу в коридор, дверь закрывается, скрежещет засов.

– Идем, – бурчит стражник.

Узкая лестница, стиснутая неровно вырубленным серым камнем, несомненно, мне знакома. И часовня… маленькая, тесная даже, однако потолок ее теряется высоко над головой – и там, под потолком, льется в забранные фигурной решеткой окна дневной свет. Снизу он кажется ослепительным. Свет Господень… Это сделано с умыслом, понимаю я, этот свет сгущается над головой, манит, остается недостижимым… На него смотришь, словно из темной ямы… мучительно, больно… но перестать смотреть, опустить глаза – еще больнее. Да, эта часовня потрясает.

– Ты все-таки не хочешь покаяться, Анже?

Я опускаю глаза. Передо мной стоит отец предстоятель.

– Я хочу помолиться, – отвечаю я. – Мне дали время.

– Тревожусь я за тебя, Анже, – качает головой пресветлый. – Ты изменился. Гордыню зрю в тебе…

Я поднимаю глаза. Свет Господень сияет над моей головой… недостижимый, чистый… Смогу ли я с твердостью взглянуть в глаза человеку, коего почитал столь долго? Должен…

– Я многое понял, – отвечаю я. – Чужая жизнь… она тоже учит. Вы мешаете мне здесь, пресветлый. Я пришел сюда молиться.

– Вот как! – Глаза отца предстоятеля суживаются, обжигают меня мгновенной вспышкой ярости и опускаются долу. – Хорошо, Анже. Молись. И я помолюсь за тебя.

Он разворачивается и выходит – не в ту дверь, через которую ввели меня, в другую… Я слышу щелчок ключа и спрашиваю себя, действительно ли в последних словах его была угроза.

Я стою и жду Сержа, и Свет Господень над моей головой клубится сверкающим облаком. Серж прав, думаю я, одна власть стоит другой. Но не тогда, когда ради власти лгут, предают и начинают войну. Свет Господень един для всех…

Вводят Сержа. Он тоже, как и я, долго стоит, глядя вверх. Наконец приходит в себя, глубоко вздыхает. Говорит:

– Веди, друг Анже.

Я подхожу к стене, прислоняюсь лбом к белому мрамору и вспоминаю сэра Оливера. Дар не подводит. Руки сами давят на нужные камни. Стена сдвигается, я делаю шаг во тьму и оборачиваюсь к Сержу:

– Скорее!

Но Сержа не нужно подгонять. Миг – и он стоит рядом со мной, и мы вместе смотрим, как сужается щель, отсекающая тьму от света. И когда вокруг нас остается только тьма, он выдыхает:

– Все, Анже. Возвращаться нам теперь некуда.

– Мир велик, – бормочу я. Под ногами проявляется светящаяся тусклой зеленью дорожка. – Пошли, Серж. Мне есть что сказать подземельным.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю