Текст книги "Сувенир, или Кукла на цепочке"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Итак, вернемся к Астрид Лемэй, – сказал я. – Она здесь работает.

– Работает.

– Где она сейчас?

– Не знаю… Клянусь Богом, не знаю! – Последнее слово он почти прокричал, так как я снова поднял пистолет.

– Вы не могли бы это выяснить?

– Каким образом?

– Ваше неведение и сдержанность делают вам честь, – сказал я. – Но они просто последствия страха. Страха перед чем-то или кем-то. Но вы сразу проявите и осведомленность и общительность, как только узнаете, что есть кое-что и пострашнее. Откройте-ка сейф!

Он открыл. Марсель все еще не пришел в себя.

– Полезайте внутрь!

– Нет! – прохрипел Даррелл. – Я же говорю, он закрывается герметически! Если мы вдвоем… Если я туда… мы же задохнемся через несколько минут…

– А если не полезете, то умрете через несколько секунд!

Он втиснулся туда. Его всего трясло. Кто бы он ни был, он явно не из вожаков. Наркобизнесом должен руководить человек несгибаемый и беспощадный. Даррелл не обладал ни тем, ни другим.

Последующие пять минут я провел в бесплодном, хотя и тщательном осмотре каждого ящика стола и шкафа с документами. Все, на что я натыкался, касалось н той или иной степени легальной стороны делопроизводства. И вполне понятно, вряд ли Даррелл стал бы держать при себе компрометирующие документы. Через пять минут я открыл сейф.

Даррелл ошибался – воздуха в сейфе было меньше, чем он предполагал. Он лежал почти без сознания, придавив Марселя своей тяжестью, тот тоже был без сознания, по крайней мере, так показалось. Проверять я не стал. Я схватил Даррелла за плечо и попытался извлечь его из сейфа. Это напоминало вытаскивание из болота лося, но, в конце концов, он вывалился на пол. Полежав немного, Даррелл с трудом поднялся на колени. Я терпеливо ждал, пока его прерывистое и громкое дыхание не перешло в тихое и хриплое. А лицо, повторив все оттенки спектра, превратилось из фиолетово-синего в розовое. Я бы сказал, нормальное розовое, если бы не знал, что нормальный цвет его лица напоминал цвет старой газеты.

Тогда я подтолкнул Даррелла, давая понять, что он должен встать на ноги, что он и сделал после нескольких неудачных попыток.

– Итак, вернемся к Астрид Лемэй!'—продолжил я.

– Была здесь сегодня утром. – Хоть он говорил хриплым шепотом, я отлично его слышал. – Она сказала, что у нее срочные дела и что ей нужно уехать.

– Одной?

– Нет, с братом.

– Он тоже был здесь?

– Нет.

И куда она собиралась отправиться?

– В Афины, на родину.

– И она приходила, чтобы специально сказать вам об этом?

– Она хотела получить деньги за два месяца. Ей были нужны деньги на билеты.

Я приказал ему вернуться в сейф. Пришлось немного с ним повозиться, но, в конце концов, он решил, что это лучше, чем пуля, и подчинился. Не хотелось его больше мучить, просто я не мог допустить, чтобы он слышал, о чем я буду говорить по телефону.

1Я позвонил в аэропорт Скипхол по прямому номеру и вскоре меня соединили с нужным мне лицом.

– Говорит инспектор Ван Гельдер из полицейского управления, – сказал я. – Меня интересует утренний рейс Амстердам – Афины. Нужно проверить, были ли среди пассажиров двое – Астрид Лемэй и Джордж Лемэй. – После этого я кратко сообщил их приметы.

Голос на другом конце провода ответил, что такие на борту самолета были. По поводу Джорджа возникли некоторые трудности, поскольку полицейские и медицинские власти высказали сомнения относительно допуска его в самолет, но потом просьбы и уговоры девушки одержали верх.

Я поблагодарил за информацию и повесил трубку. Затем снова открыл сейф. Я продержал их взаперти не более двух минут и поэтому не удивился, найдя их обоих в весьма приличном состоянии. Даррелл был лишь чуточку бледен, а Марсель не только пришел в себя, но и попытался вытащить пистолет из-под левой подмышки, который я по забывчивости не изъял у него вовремя. Я отнял у него пистолет, чтобы он нечаянно не покалечил себя или меня, и при этом подумал, что у него повышенная живучесть. День или два спустя и при весьма неблагоприятных обстоятельствах мне придется вспоминать об этом с горечью и досадой.

Я оставил их сидеть на полу, и, поскольку темы для разговоров были исчерпаны, никто ничего не сказал.

Я отпер дверь, вышел, закрыл ее за собой и, любезно улыбнувшись увядшей блондинке, бросил ключ в зарешеченный люк на улице перед клубом «Балинова». Даже если отсутствовал запасной ключ, в их распоряжении имелись и телефон, и сигнализация, а для того, чтобы открыть дверь автогеном, потребовалось бы не более двух-трех часов. В комнате хватало воздуха, чтобы не задохнуться за это время.

Так или иначе, но теперь я думал уже о другом.

Я вернулся к дому Астрид и сделал то, что следовало сделать в первую очередь, – опросил некоторых соседей. Видели ли они ее сегодня утром? Двое ответили утвердительно, и их показания совпадали: два или три часа тому назад Астрид и Джордж сели в такси и уехали.

Итак, Астрид ускользнула, и я почувствовал какую-то грусть и пустоту – не потому, что она не согласилась мне помочь, а потому, что своим бегством она сама открыла перед собой последний путь к спасению.

Хозяева не убили ее по двум причинам: они знали, что ее смерть навела бы меня на значительно более важный след. И, кроме того, им не надо было ее убивать – уехав отсюда, она уже не представляла для них опасности. Страх, если он достаточно глубок, может заставить держать язык за зубами так же надежно, как и смерть.

Я симпатизировал Астрид и желал бы видеть ее счастливой. Я не мог ее винить. Иного выхода у нее не было.

Глава 9

Вид с крыши Хавенгебау, небоскреба, который возвышается над гаванью, несомненно, самый живописный в Амстердаме. Но этим утром меня интересовал не вид на морс, а возможности, которые предоставляла смотровая площадка. Утро выдалось солнечное и яркое, но наверху гулял сильный свежий ветер. Даже внизу ветер будоражил серо-голубые волны в белых барашках.

На смотровой площадке толпились туристы с взъерошенными ветром прическами, с биноклями и фотоаппаратами и, хотя у меня не было фотоаппарата, думаю, что я ничем не выделялся среди них. Ничем, кроме цели, приведшей меня сюда.

Облокотившись на парапет, я созерцал морской простор. Де Грааф удружил мне своим биноклем – лучшим из всех, которые мне приходилось держать в руках, и при отличной погоде, стоявшей сейчас, возможность нести наблюдение превзошла все ожидания.

Мой бинокль был направлен на каботажное судно водоизмещением около тысячи тонн, которое как раз входило ц гавань. Даже с первого раза я смог различить ржаные пятна на его корпусе и развевающийся бельгийский флаг. Время прибытия– незадолго до полудня, тоже соответствовало моим данным. Я следил за его движением и мне казалось, что судно забирает шире, чем пара кораблей, идущих впереди, и проходит совсем близко от буев, обозначающих фарватер. Но, возможно, там было глубже.

Я продолжал следить за судном, пока оно не вошло в гавань, и тогда отчетливо увидел название, написанное большими буквами – «Марианна». Бесспорно, капитан отличался пунктуальностью но времени прибытия, но насколько он был пунктуален в отношении соблюдения закона? Вот в чем вопрос?

Я спустился вниз в портовый ресторан и перекусил. Я не особенно хотел есть, но в Амстердаме, как показал опыт пребывания, лучше придерживаться установленного для трапез времени. Здешний ресторан славится своей кухней, и вполне заслуженно, но я не помню, чем меня там кормили в этот день.

В час тридцать я был в отеле «Туринг». Как я и думал, мои девушки еще не вернулись. Я сказал портье, что подожду их в холле. Однако мне совсем не хотелось сидеть в холле, тем более, что нужно было просмотреть документы, которые мы взяли на складе Моргенстерна и Моггенталера. Поэтому, улучив момент, когда за столом регистрации никого не было, я поднялся на лифте на четвертый этаж и проник в номер девушек.

Их теперешнее помещение выглядело чуть лучше прежнего, диван, который я тут же ощупал, был чуть помягче, но не настолько, чтобы Мэгги и Белинда захотели покувыркаться на нем от радости – не говоря уже о том, что первая же подобная попытка привела бы к столкновению со стеной.

Я прилег на диван и около часа изучал накладные. Ну и скучные же бумаги! Ничего интересного. Однако среди имен одно попадалось особенно часто. И так как связанные с ним поставки отвечали крепнувшим во мне подозрениям, я записал имя и местонахождение поставщика.

Наконец в замке повернулся ключ, и вошли девушки. При виде меня они сначала обрадовались, по тут же обиженно надулись.

– Что-нибудь случилось? – кротко спросил я.

– Вы заставили нас беспокоиться! – холодно ответила Мэгги. – Дежурный сказал, что вы ждете нас в холле, но вас там не оказалось.

– Мы прождали с полчаса! – голос Белинды звучал почти сурово. – Мы решили, что вы ушли.

– Я устал, и мне нужно было полежать. Теперь, когда я принес свои извинения, может, вы расскажете, как прошло утро?

– Можем сразу сказать, – таким же холодным тоном отозвалась Мэгги, – что с Астрид нам не повезло!

– Знаю. Дежурный передал ваше сообщение. О ней можно не беспокоиться – она уехала.

– Уехала? – переспросили они хором.

– Бежала из страны.

– Бежала?

– В Афины.

– В Афины?

– Послушайте, – сказал я, – отложим этот водевиль на потом. Сегодня утром они с Джорджем улетели на самолете.

– Но почему? – спросила Белинда.

– От страха… С одной стороны на нее нажимали нехорошие дяди, а с другой стороны – пай-мальчик, то бишь я. Вот она и смылась.

– Почему вы уверены, что она улетела? – поинтересовалась Мэгги.

– Об этом мне сказал один человек из клуба «Балинова». – Я не стал вдаваться в подробности: если они все еще считают, что их шеф – неплохой малый, то не стоит давать повод для разочарований. – Кроме того, я справился в аэропорту.

– Так, так, – видимо, на Мэгги моя утренняя деятельность не произвела особого впечатления. Или она чувствовала, что я виноват в отъезде Астрид. – Ну ладно, а дальше?

– Начнем вот с этого! – Я дал ей листок, на котором были написаны цифры 910020.– Что может сие означать?

Мэгги посмотрела на листок, перевернула вверх ногами, взглянула в обратную сторону.

– Ничего, – сказала она.

– Дай-ка мне, – с живостью попросила Белинда. – Я неплохо справляюсь с кроссвордами и анаграммами. – И действительно, почти сразу же она сказала: – Их надо читать в обратном порядке – 020019. То есть два часа ночи, девятнадцатого. Завтра утром.

– Совсем неплохо, – заметил я снисходительно. – Мне на расшифровку понадобилось полчаса.

– А что дальше? – с подозрением спросила Мэгги.

– Написавший эти цифры, кто бы он ни был, забыл это объяснить, – уклончиво ответил я, ибо уже начинал уставать говорить неправду. – Ну, Мэгги, очередь за вами, рассказывайте!

– Ну… – Она села и разгладила серо-зеленое платьице, у которого был такой вид, будто оно сильно село после многочисленных стирок. – Когда я пошла в парк и надела новое платье, потому что Труди не видела меня в нем, а из-за ветра я захватила шарф и…

– И темные очки.

– Угадали! – Мэгги не так-то просто было вывести из равновесия. – Я походила там с полчаса, лавируя между пенсионерами и детскими колясками. А потом увидела ее, вернее, я увидела огромную, толстую, старую, старую…

– Даму?

– Да, одетую, как вы рассказывали. А потом я увидела и Труди. В белом ситцевом платьице с длинными рукавами – какая-то она была беспокойная, прыгала, как ягненок. – Мэгги помолчала, а потом задумчиво добавила: – Все-таки Труди довольно красивая девушка.

– Добрая у вас душа, Мэгги!

Мэгги поняла намек.

– В конце концов, они сели на скамейку. Я села на другую, ярдах в тридцати, раскрыла журнал и стала за ними наблюдать. Голландский журнал…

– Неплохой штрих! – одобрил я.

– Потом Труди стала заплетать косы своей кукле…

– Какой кукле?

– Той, которую держала в руках, – терпеливо объясняла Мэгги. – И если вы все время будете меня прерывать, я могу забыть детали… Пока она этим занималась, к ним подошел какой-то человек и сел рядом на скамейку. Такой крупный, в темном костюме, с воротником, как у священника, с седыми усами и великолепными серебристыми волосами. Вид у него был весьма приличный.

– Еще бы! – машинально сказал я, представив себе преподобного Таддеуса Гудбоди, как человека огромного обаяния… только, пожалуй, не в три часа утра.

– По-моему, Труди его очень любит. Через несколько минут она обняла его за шею и что-то зашептала ему на ухо. Он сделал вид, будто шокирован ее поведением, но на самом деле это была игра, потому что он что-то вынул из кармана и вложил ей в руку. Деньги, наверное.

Я едва не спросил, а не шприц ли, но Мэгги – слишком приличная девушка, чтобы говорить с ней о подобных вещах.

А Мэгги продолжала:

– Потом она поднялась, не выпуская из рук куклу, и побежала к машине с мороженым, купила порцию и пошла прямо в мою сторону.

– И вы ушли?

– Я подняла журнал повыше, – с достоинством ответила Мэгги. – Но я зря взволновалась, она просто прошла мимо к другой открытой машине, стоявшей футах в двадцати.

– Полюбоваться куклами?

– Откуда вы узнали? – Мэгги была разочарована.

– Кажется, в Амстердаме каждая вторая машина торгует куклами.

– Именно за этим она и побежала. Трогала их, гладила. Старик-продавец сначала как будто рассердился, но как можно сердиться на такую девушку? Она обошла машину кругом и вернулась к своей скамейке. И стала угощать куклу мороженым.

– И ничуть не расстроилась, когда кукла отказалась есть? А чем в это время занималась старая дама и пастор?

– Разговаривали. И весьма оживленно. Когда Труди вернулась, они еще немного поболтали, а потом пастор похлопал Труди по спине, они встали, он попрощался со старой дамой, как вы ее называете, и все ушли.

– Экая идиллия! Ушли вместе?

– Нет, пастор ушел один.

– Вы не пытались пойти за кем-нибудь из них?

– Нет.

– Молодец! За вами никто не увязался?

– Не думаю.

– Не думаете?

– Там было очень многолюдно, и многие шли в ту же сторону, что и я. Человек пятьдесят, шестьдесят. Конечно, утверждать, что на меня никто не посмотрел, глупо, но сюда за мной никто не шел.

– Ну, а как у вас, Белинда?

– Напротив женского общежития есть кафе. Из общежития выходило и входило много девушек, но только когда я пила уже четвертую чашку кофе, узнала одну из них, заходившую вчера в церковь. Высокая девушка с каштановыми волосами. Вы бы назвали ее…

– Откуда вам известно, как бы я ее назвал? Вчера вечером она была в монашеском одеянии?

– Да.

– Значит, вы не могли видеть, что у нее каштановые волосы.

– У нее на левой щеке родинка.

– И черные брови? – спросила Мэгги.

– Да, да! Это она! – оживилась Белинда. А я сдался.

Я им поверил. Ведь когда одна красивая девушка рассматривает другую красивую девушку, ее глаза не уступят телескопу.

– Я долго шла за ней. Она вошла в большой магазин. Сначала показалось, что она бродит как-то бесцельно, но я ошибалась, вскоре девушка устремилась к отделу «Сувениры – только на экспорт». Она стала рассматривать сувениры, вроде бы все подряд, но я заметила, что всерьез ее интересуют только куклы.

– Так, так, так! – сказал я. – Снова куклы! Но почему вы решили, что именно они ее интересовали?

– Это же очевидно! – ответила Белинда тоном человека, пытающегося объяснить слепому от рождения разницу между цветовыми оттенками. – Потом девушка сосредоточила внимание на определенной группе кукол. Поколебавшись немного, так, для отвода глаз, она выбрала одну. – Я благоразумно промолчал. – Она поговорила с продавцом, и тот что-то записал на листке бумаги.

– Ему понадобилось времени столько…

– Сколько нужно для записи обычного адреса. – Белинда говорила, словно не слыша меня. – Потом она уплатила и ушла.

– Вы пошли за ней?

– Нет… Я тоже молодец?

– Да.

– И за мной никто не шел.

– И не наблюдал? Например, в магазине. Какой-нибудь высокий и грузный толстяк?

Белинда прыснула.

– Поглядывал, и не один…

– Ладно, ладно! Итак, масса больших и толстых мужчин потратила массу времени, чтобы поглядывать на вас. И масса молодых и тощих, я уверен. – Я помолчал. – Милые, нежные, я люблю вас обеих!

Они переглянулись.

– Ну что ж, – протянула Белинда, – это очень мило!

– Чисто профессионально, дорогие мои, чисто профессионально! Должен заметить, оба сообщения превосходны. Белинда, вы видели ту куклу, которую выбрала девушка?

– Мне за то и платят, чтоб я видела, – ответила она. Я внимательно посмотрел па нее, но тему не развил.

– Так вот: кукла была в костюме с острова Хайлер. Как те, что мы видели на складе, – сказал я.

– Откуда вы узнали?

– Я мог бы ответить, что я – медиум. Или гений.

Но на самом деле все гораздо проще: я имею доступ к определенному источнику информации, а вы не имеете.

– Ну так поделитесь с нами! – Это, конечно, сказала Белинда.

– Нет.

– Почему – нет?

– Потому что в Амстердаме есть люди, которые могли бы захватить вас, запереть в такой вот комнатке и заставить говорить.

Наступило долгое молчание. Затем Белинда спросила:

– А вы… вы не стали бы говорить?

– Может быть, и стал бы, если уж на то пошло, – сказал я. – Но нужно начать с того, что им было бы не просто запереть меня в такой комнате. – Я потряс пачкой накладных. – Кто-нибудь из вас слышал о Кастель Линден? Нет? Я тоже. Однако, похоже, они поставляют нашим друзьям Моргенстерну и Моггенталеру огромные партии часов с маятниками.

– Почему именно с маятниками? – спросила Мэгги.

– Не знаю, – солгал я искренним тоном. – Возможно, с какой-то целью. Я просил Астрид установить место изготовления часов определенного типа. У нее есть связи в преступном мире. Но она уехала. Придется самому заняться этим завтра.

– А мы сегодня, – сказала Белинда. – Пойдем в этот Кастель и…

– Только попробуйте – и вы отправитесь обратно в Англию первым же самолетом. Не желаю тратить время на то, чтобы выуживать вас из глубин рва, окружающего этот замок. Ясно?

– Да, сэр! – ответили они кротко и в унисон.

К моему огорчению, они явно склонялись к мысли, что я из тех, которые страшнее лают, чем кусают. Я собрал бумаги и поднялся.

– На сегодня вы свободны. Понадобитесь завтра утром.

Как ни странно, они почему-то не обрадовались свободному вечеру. Мэгги спросила:

– А вы?

– Поеду на машине в город. Нужно немного проветриться. Потом посплю, а ночью, возможно, покатаюсь на лодке.

– Романтическая ночная прогулка по каналам? – Белинда попыталась говорить легкомысленным тоном, но ей это не очень удалось. Казалось, они с Мэгги знали о чем-то, о чем я не догадывался. – Но ведь вам нужен кто-то для охраны тыла. Я поеду с вами.

– Как-нибудь в другой раз. И ни в коем случае не подходите близко к каналам! Ни в коем случае не появляйтесь поблизости ночных баров. А главное: ни в коем случае не приближайтесь к докам и тому складу.

– И вы тоже ни в коем случае не выходите из отеля сегодня вечером! – Я удивленно посмотрел на Мэгги. За все пять лет нашей совместной работы она еще никогда не говорила так взволнованно и сурово. И уж, конечно, никогда не указывала мне, что я должен делать. Она даже схватила меня за руку. Небывалая выходка с ее стороны. – Прошу вас!

– Мэгги…

– Вам обязательно нужно совершить эту ночную лодочную прогулку?

– Ну, хватит, Мэгги…

– В два часа ночи?

– В чем дело, Мэгги? На вас это совсем не похоже…

– Сама не знаю… Нет, знаю… Кажется, кто-то ходит по моей могиле в подбитых гвоздями сапогах.

– Скажите ему: пусть лучше поостережется…

Белинда подошла ко мне.

– Мэгги права. Вы не должны выходить сегодня вечером. – Лицо ее было полно тревоги.

– Белинда, и вы тоже?

– Прошу вас!

Атмосфера накалялась, я же не понимал причины. Девушки смотрели на меня с мольбой и отчаянием, словно я объявил им, что собираюсь спрыгнуть с утеса.

Белинда сказала:

– Мэгги хочет сказать, чтобы вы не уходили от нас. Мэгги кивнула.

– Не выходите никуда вечером. Оставайтесь с нами.

– Черт возьми! – воскликнул я. – В следующий раз, когда мне понадобятся помощники за границей, я возьму с собой кого-нибудь повзрослее. – Я было двинулся к двери, но Мэгги загородила мне дорогу, поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Белинда поступила так же.

– Полный развал дисциплины… Никуда не годится… – Я растерялся. – Просто никуда не годится!

Я открыл дверь и оглянулся, чтобы посмотреть, согласны ли они со мной. Но они молча стояли с каким-то потерянным и подавленным видом. Я раздраженно покачал головой и вышел.

По пути в отель я купил оберточную бумагу и веревку. В номере я упаковал полный комплект одежды, которая более-менее просохла после вчерашнего дождя, написал вымышленное имя и адрес печатными буквами и спустился с пакетом в холл. Управляющий стоял на своем посту.

– Где тут ближайшая почта? – спросил я.

– Дорогой мистер Шерман! – нарочито вежливо произнес он и даже улыбнулся. – Мы. и сами можем это сделать.

– Спасибо, но я хочу отправить лично.

– А, понимаю, понимаю.

На самом деле он ничего не понимал. А я просто хотел, чтобы вид Шермана, выходившего из отеля с большим пакетом в руках, заставил кое-кого удивленно поднять брови или нахмурить лоб.

Управляющий дал адрес почты, в котором я не нуждался.

Я положил пакет в багажник полицейской машины и, проехав через весь город, выбрался на дорогу, ведущую в северном направлении. Вскоре я понял, что еду вдоль залива Зейдер-Зее, но не вижу его из-за дамбы, расположенной с правой стороны. Вид слева не представлял ничего особенного: сельская местность Голландии не рассчитана на то, чтобы приводить туристов в восторг.

Вскоре я достиг указателя с надписью: «Хайлер – 5 км» и, проехав несколько сот ярдов, свернул с дороги налево и остановил машину на площади маленькой деревеньки, похожей на картинку с почтовой открытки. На площади размещалась почта, а рядом – телефонная будка. Я запер машину и оставил ее на площади.

Вернувшись на шоссе, я перешел на другую сторону и взобрался на пологую, поросшую травой дамбу. Передо мной открылся вид па Зейдер-Зее. Свежий бриз поднимал маленькие полны, а находящее почернее солнце зажигало и них разноцветные огоньки. В остальном же залив ничем не примечателен, ею низкий берег либо сливался с водой, либо лежал ровной темной полоской. Единственное, что нарушало монотонность, – остров, лежащий в северо-восточном направлении примерно в миле от побережья.

Остров Хайлер. Собственно, островом он был раньше после постройки дамбы, соединившей его с материком, и прокладки асфальтированного шоссе жители Хайлера приобщились к благам цивилизации и туризма.

Ничем особенным остров не отличался. Он лежал настолько низко, что казалось, его накроет любая приличная волна. Плоскую поверхность оживляли фермы, разбросанные тут и там, и несколько больших голландских амбаров. На западном берегу, обращенном в сторону материка, возле крохотной гавани приютилась деревушка. И, конечно, на острове были свои каналы.

Вот и все, что я увидел. Вернувшись на главную дорогу, я дошел до автобусной остановки и сел на первый же автобус до Амстердама.

Я решил сразу пообедать, поскольку, по моим расчетам, позднее у меня не будет такой возможности, и вообще я считал, какие бы испытания пи уготовила мне судьба на эту ночь, лучше их встречать на полный желудок. После обеда я лег спать, так как предвидел, что и поспать позднее мне не удастся.

Дорожный будильник разбудил меня в половине первого. Нельзя сказать, что выспался на славу. Я неторопливо оделся – темный костюм, свитер с высоким воротом, темные парусиновые туфли на резине, темная парусиновая куртка. Пистолет я сперва вложил в клеенчатый футляр на молнии, а потом в потайную кобуру. В такой же футляр сунул две запасные обоймы, которые спрятал в карман парусиновой куртки и задернул молнию. С тоской взглянув на бутылку шотландского виски, я решил все-таки воздержаться и вышел из номера.

Отель я покинул привычным способом – по пожарной лестнице. На улице мне никто не встретился, ибо те, кто желал мне зла, знали, куда я направляюсь и где меня найти. Я знал, что они знали. Но надеялся, что они не знают, что я знаю это.

Я предпочел идти пешком, потому что больше не имел машины и потому что в Амстердаме у меня развилась аллергия к такси. На улицах не было ни души. Город казался спокойным и мирным.

Я добрался до района доков, осмотрелся и пошел дальше, пока не очутился в глубокой тени сарая для хранения грузов. Светящиеся стрелки моих наручных часов показывали без двадцати два. Ветер усилился и стало еще холоднее. Но дождь не начинался, хотя воздух был перенасыщен влагой. Я чувствовал запах моря, дегтя, канатов и разных других вещей, которыми одинаково пахнут все доки мира. По темному небу неслись такие же темные тучи, временами приоткрывая далекий бледный полумесяц, но чаще заволакивая его. Но даже когда луна скрывалась за тучами, тьма не становилась абсолютной, ибо далеко вверху, сквозь неровные, постоянно меняющие очертания просветы, мерцало звездное небо.

Когда становилось немного светлее, я вглядывался в темноту, окутывающую гавань. В гавани находились буквально сотни барж – ведь это одна из самых крупных гаваней для их приема. Все баржи теснились в хаотическом беспорядке. Но я понимал, что беспорядок только кажущийся. Как ни плотно стояли баржи и как ни велико искусство, необходимое для вывода судна в море, каждая баржа имела узкую полоску воды, по которой она могла выйти в открытое море. От причалов, у которых швартовались баржи, перпендикулярно к берегу тянулись узкие сходни, связывающие баржи с сушей.

Лупа спряталась за тучей. Я вышел из тени и ступил на одну из центральных сходней, неслышно двигаясь по мокрому дереву на резиновых подошвах. Будь я даже в сапогах, подбитых гвоздями, и тогда вряд ли привлек бы чье-нибудь внимание – кроме тех, желавших мне зла. Хотя на всех баржах размещались команды, а в ряде случаев и с семьями, лишь на двух или трех светились одинокие огоньки, и, если не считать тихой симфонии ветра и слабого поскрипывания троса, все вокруг было погружено в безмолвие. Гавань со своими сотнями барж сама по себе являлась целым городом, и этот город спал глубоким сном.

Я прошел треть расстояния по главной сходне, когда пуна снова выглянула из-за туч. Я остановился и оглянулся.

Ярдах в пятидесяти за мной шли двое – молча и целеустремленно. Они казались лишь тенями, силуэтами, но я заметил, что правая рука каждого выглядела длиннее, чем левая. Что-то держали в правой руке. Я не удивился, заметив это что-то, как не удивился, заметив их самих.

Я посмотрел направо. Параллельно сходне, от берега двигались еще двое. Они шли на одном уровне с теми, что следовали непосредственно за мной.

Я взглянул налево – еще двое, еще два силуэта. Меня восхитила синхронность, с которой они действовали.

Я повернулся и снова пошел вперед. На ходу я вынул из кобуры пистолет, снял с него непромокаемый чехол и спрятал в карман на молнии.

Луна скрылась за тучами. Я бросил беглый взгляд через плечо и побежал. Три пары преследователей тоже побежали. Пробежав ярдов пять, я снова оглянулся. Двое на моей сходне остановились и прицелились в меня. А, может, мне просто померещилось в мерцающем свете звезд. Но мгновение спустя я убедился, что так оно и было: узкий язык пламени пронзил темноту. Выстрела я не услышал, вполне понятно: ни один здравомыслящий человек не решился бы потревожить сон сотни здоровых голландских, немецких и бельгийских моряков. Однако они ничуть не побоялись потревожить меня. Луна снова выглянула из-за туч, и я снова побежал.

Царапнувшая меня пуля нанесла больший урон одежде, чем мне самому, хотя я и ощутил жгучую боль в правом предплечье. Но и этого для меня было достаточно – я свернул с центральной сходни, перепрыгнув на нос баржи, пришвартованной у причала под прямым углом, и быстро перебрался на корму под прикрытие рулевой рубки. Спрятавшись там, я осторожно выглянул из-за угла.

Двое на центральной сходне остановились и энергичными жестами показывали своим приятелям справа, что им следует обойти с фланга, чтобы потом выстрелить мне в спину. На мой взгляд, они имели самые скудные представления о том, что такое честность и порядочность, но их компетентность не вызывала сомнения. Совершенно очевидно, если меня хотели прикончить, то, как я понимал, используя окружение, они получали неплохие шансы. И, с моей стороны, было необходимо, и как можно скорее, сорвать эти планы. Поэтому я на какое-то время перенес внимание с тех, что на центральной сходне, на тех, которые пошли в обход.

Появились они через несколько секунд. Они не спеша, но уверенно шли вперед, вглядываясь в темноту за рубкой – не совсем умно с их стороны, поскольку я сам стоял в глубокой тени, а они четко выделялись на фоне лунного неба. Я, разумеется, увидел их раньше, чем они меня… Даже сомневаюсь, что они вообще успели меня заметить. Один из них наверняка, ибо навсегда лишился способности видеть – он был мертв еще до того, как упал на причал и почти беззвучно соскользнул с него в темные воды гавани. Я прицелился во второго, но его реакция оказалась на редкость мгновенной, и он отпрянул в тень прежде, чем я успел нажать на курок. Неизвестно почему, но мне пришло в голову, что, по сравнению с ними, моя порядочность еще более низкого пошиба, однако в ту ночь я серьезно настроился на то, чтобы оставить их в дураках.

Я придвинулся к краю рубки и снова осторожно выглянул. Двое на центральной сходне стояли на месте. Возможно, они еще не знали, что произошло. С другой стороны, до них было совсем далеко и не приходилось рассчитывать, что я попаду с такого расстояния, да еще ночью, но, тем не менее, я тщательно прицелился и нажал на спуск. Однако птичка оказалась действительно далеко. Я заметил, как один вскрикнул и схватился за ногу, но, судя по быстроте, с которой он бросился за своим приятелем и спрятался под прикрытием баржи, рана не могла быть серьезной.

Луна вновь скрылась за тучу. Тучка маленькая и скроет луну минуты на две, не больше. И, к тому же, разрыв в тучах увеличивался, а они уже засекли мое местонахождение.

Я спустился с баржи на главную сходню и побежал в прежнем направлении. Я не пробежал и десяти ярдов, как луна опять дала о себе знать. Я сразу бросился ничком, лицом к берегу. Левая от меня сходня опустела, да и неудивительно, ибо уверенность оставшегося в живых явно поколебалась. Я взглянул направо – эти находились теперь немного ближе, чем те, которые секунду назад благоразумно ретировались с главной сходни, и по тому, как целенаправленно и уверенно шли они вперед, было видно, что им еще ничего не известно о печальной судьбе одного из приятелей. Однако они столь же быстро постигли важность осмотрительности, как и остальные, – мгновенно улетучившись, когда я сделал по ним два быстрых выстрела. Видимо, я промахнулся. Зато те двое, которые находились на главной сходне, ступили на нее снова. Но расстояние было еще слишком велико, и пока я мог о них не беспокоиться, так же как и они обо мне.