Текст книги "Сувенир, или Кукла на цепочке"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава 14

Вечерняя темнота нависла над улицами Амстердама. Дождь был колким и редким, но из-за пронизывающего ветра казалось еще холодней, чем на самом деле. Среди рваных туч поблескивали первые звезды. Луна еще не взошла. Я сидел за рулем «опеля», стоявшего возле телефонной будки, и ждал де Граафа. Вскоре тот вышел из будки, прикладывая платок ко лбу, из которого все еще сочилась кровь, и сел в машину. Я вопросительно взглянул на него.

– Через десять минут район будет оцеплен. А когда я говорю оцеплен, это значит, что никому не удастся выбраться. Полная гарантия. – Он снова приложил платок ко лбу. – Но почему вы так уверены, что…

– Он обязательно будет там! – Я включил мотор, и машина тронулась. – Во-первых, он решит, что это – последнее в Амстердаме место, где нам взбредет в голову его искать. Во-вторых, сегодня Гудбоди переправил туда героин с Хайлера. Наверное, в одной из больших кукол. В его машине возле замка куклы не оказалось. Значит, он наверняка оставил ее в церкви. У него просто не было времени везти ее куда-либо еще. Кроме всего прочего, в церкви наверняка хранятся немалые запасы – целое состояние. Ван Гельдер – это не Гудбоди и не Труди. Он играет в опасную игру не ради удовольствия, а ради наживы и не собирается ее упускать, эту груду леденцов…

– Леденцов?

– Прошу прощения, денег. Возможно, там зелья на миллионы долларов.

– Ван Гельдер… – Де Грааф медленно покачал головой. – Просто не верится. Такой человек! С великолепным послужным списком!

– Приберегите ваше сочувствие для его жертв! – сказал я грубо. Я не собирался говорить таким тоном с раненым человеком, но я и сам был ранен. Я даже не мог сказать с уверенностью, чья голова была в более плачевном состоянии – де Граафа или моя. – Ваш Ван Гельдер хуже любого из них. По крайней мере, стоит сознаться, что разум Гудбоди и Труди находился в таком извращенном и болезненном состоянии, что они уже не отвечали за свои поступки. Но Ван Гельдер – совершенно другое дело. Зло он творит хладнокровно и ради денег. Он знал всю механику дела, как вел себя его дружок Гудбоди, но он на все смотрел сквозь пальцы. И если бы его не раскрыли, он никогда не помешал бы Гудбоди развлекаться со смертью. – Я взглянул на де Граафа, и в голове у меня мелькнула одна мысль. – Вы знали, что его жена и брат погибли в автомобильной катастрофе?

Де Грааф ответил не сразу.

– Вы думаете, это не был несчастный случай?

– Да. Правда, мы никогда не докажем, но готов поспорить на свою пенсию, что все это дело было подстроено. Брат его жены – опытный офицер службы безопасности – видимо, узнал про него слишком многое, а его жена стояла между ним и Труди. В то время Труди, видимо, еще не проявилась во всей своей прелести. Я убежден, что Ван Гельдер – расчетливый и хладнокровный делец, совершенно беспощадный и абсолютно лишенный того, что называется нормальными человеческими чувствами.

– Вы не доживете до пенсии, – мрачно пошутил де Грааф.

– Возможно.

Мы свернули на улицу, ведущую к церкви Гудбоди, и там увидели синюю полицейскую машину. Проехав мимо нее, мы остановились перед входом в церковь и вошли. По ступеням, навстречу нам, спускался сержант полиции. Если на него и произвел впечатление вид двух раненых мужчин, то он отлично это скрыл.

– Ничего и никого, сэр! – доложил он. – Мы даже поднимались на колокольню.

Де Грааф повернулся я посмотрел на синюю машину.

– Если сержант Гроппиус говорит, что там никого нет, значит там действительно никого нет. – Помолчав, он добавил: – Ван Гельдер – умнейший человек. Теперь я в этом уверен. Его нет в церкви, нет в доме Гудбоди. Мои люди держат под наблюдением оба берега канала и улицу. Значит, его вообще нет в этом районе. Он где-то в другом месте…

– Он где-то в другом месте, но рядом, – возразил я. – Если мы не найдем его в ближайшее время, сколько времени вы сможете держать оцепление?

Пока не обыщем и не перевернем все дома на этой улице. Часа два, может, три…

– А потом он смог бы уйти?

– Смог бы, если бы действительно скрывался здесь.

– Он здесь! – заявил я уверенно. – Сегодня суббота и уже вечер. В воскресенье рабочие придут на стройку?

– Нет.

– Значит в его распоряжении тридцать шесть часов. Сегодня вечером или даже завтра вечером он сможет сойти вниз и уйти.

– О, Боже, как болит голова] – Де Грааф снова приложил платок ко лбу. – Ну и тверда же рукоятка пистолета! Боюсь, что…

– Он здесь, но не внизу, – продолжал я терпеливо. – А обыскивать дома – только терять время. И я уверен, что он не нырнул в канал и не отсиживается под водой – он давно бы там захлебнулся.

– Так где же он, черт возьми!?

Я задумчиво посмотрел наверх, на темное небо, по которому стремительно неслись тучи. Де Грааф тоже поднял голову. Призрачный силуэт уходящего ввысь крана, казалось, достигал туч. Конец его массивной стрелы терялся в темноте. Мне всегда казалось, что в огромном кране есть что-то угрожающее и жуткое, а нынче вечером он выглядел еще более мрачным и зловещим.

– Ах, вот оно что! – прошептал де Грааф. – Ну, конечно, конечно!

Я сказал:

– В таком случае, мне лучше подняться.

– Но ведь это же безумие! Настоящее безумие! Посмотрите на себя, взгляните на свое лицо! Вы ранены, плохо себя чувствуете.

– Я совершенно здоров!

– Тогда я иду с вами, – решительно заявил де Грааф.

– Нет.

– У меня есть молодые здоровые полицейские, которые…

– Вы не имеете морального права посылать на подобное дело ни одного из ваших. И не спорьте со мной. Я отказываюсь от такой помощи. К тому же, нельзя действовать прямолинейно и открыто… Здесь нужно аккуратно, тайком или вообще никак.

– Но он все равно вас увидит… – Хотел того де Грааф или нет, но он начинал склоняться к моей точке зрения.

– Не обязательно. Оттуда ему должно казаться, что внизу совершенно темно.

– Но мы можем и подождать. Рано или поздно, он обязательно спустится. Может, даже ночью, но непременно спустится.

– Ван Гельдер не питает особой любви к смерти, как, например, Гудбоди. Мы это знаем. Но, с другой стороны, он не боится смерти – это нам тоже известно. И жизнь других для него мало что значит.

– Следовательно?

– Ван Гельдера внизу нет. Но и Белинды тоже нет. Следовательно, она там, наверху, вместе с ним. И когда он, наконец, сойдет вниз, он захватит с собой и ее, свой живой щит… Ждите меня, я скоро вернусь!

Он больше не порывался удерживать меня. Я оставил его у входа в церковь, вошел на стройку, приблизился к крану и, недолго раздумывая, полез по бесконечным диагональным лестницам, нашпигованным внутри его остова. Это был долгий путь наверх, не очень-то соответствующий моему физическому состоянию, но и не особенно утомляющий или опасный. Просто длинное и нелегкое восхождение. Опасность поджидала наверху. Поэтому, проделав три четверти подъема, я приостановился, чтобы перевести дух и взглянуть вниз.

Высоты я практически не ощущал из-за густой тьмы. Тусклые фонари вдоль набережной казались светящимися точками, а сам канал – слабой мерцающей лентой. Все выглядело слишком далеким и нереальным. Я не мог выхватить ни единой детали. Все, что мне удалось разглядеть – флюгер на верхушке церковного шпиля, да и тот находился на сто футов ниже того места, где я передыхал.

Я посмотрел наверх. До кабины управления оставалось футов пятьдесят. Она неясно чернела передо мной – темный прямоугольник на фоне такого же темного неба. Я снова полез вверх.

Меня отделяли от двери кабины всего футов десять, когда тучи внезапно разошлись и выглянула луна, вернее, полумесяц, и после темноты мне показалось, что все вокруг осветилось.

Я снова взглянул наверх. Я различал каждую заклепку на дне люка и понял, что если я отчетливо вижу все, что находится наверху, то и из кабины видно все, что под ней. Значит, чем больше я буду медлить, тем скорее меня обнаружат. Поэтому я вынул пистолет из кобуры и, стараясь двигаться совершенно бесшумно, преодолел последние несколько ступенек. Оставалось всего четыре фута, как вдруг дверца люка слегка приподнялась и в щель высунулся длинный, отвратительного вида ствол пистолета.

Конечно, следовало бы почувствовать слабость и тошноту, приходящие вместе с отчаянием от полного фиаско, по я уже столько перенес за этот день, что, видимо, потерял способность чувствовать и принял неизбежное с фатализмом, удивившим меня самого. Я не отказывался от борьбы – имей я хоть полшанса, я бы схватился с противником, но у меня не было никаких надежд, и я принял это как факт.

– Он делает 24 выстрела, – пояснил голос Ван Гельдера. В голосе слышался какой-то металлический звук с отголосками, напоминавшими эхо, как будто он звучал из пещеры или из могилы, что не показалось мне странным. – Вы знаете, что это значит?

– Разумеется, знаю.

– В таком случае отдайте мне ваш пистолет рукояткой вверх!

Я протянул пистолет.

– А теперь тот, что в носке.

Я отдал ему «лилипута» вместе с носком. Люк распахнулся и я увидел Ван Гельдера.

– Входите! – кивнул он. – Места здесь хватит.

Я влез в кабину. Как и сказал Ван Гельдер, места в ней было действительно много. Там могли бы поместиться человек двенадцать.

Ван Гельдер, как всегда, спокойный и невозмутимый, держал наготове автоматический пистолет весьма неприятного вида. На полу, в углу сидела Белинда, бледная и изможденная. Рядом с ней лежала большая кукла в наряде с острова Хайлер.

Белинда попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вялой и безжизненной. В ней чувствовалась растерянность, беззащитность, и, видя это, мне тут же захотелось броситься на Ван Гельдера и вцепиться ему в глотку, хотя он был вооружен. Но, с другой стороны, здравый смысл и оценка ситуации заставили меня осторожно опустить дверцу люка и столь же осторожно выпрямиться. Потом я посмотрел на его пистолет-автомат.

– Полагаю, вы нашли его в той полицейской машине – «такси»? – спросил я.

– Вы угадали.

– Мне следовало это предусмотреть.

– Несомненно! – Ван Гельдер вздохнул. – Я знал, что вы сюда явитесь. Но вы напрасно трудились. Повернитесь спиной!

Я повернулся. Удар но затылку не отличался ни той силой, ни той ловкостью, какими мог бы похвастать при подобном исполнении Марсель, но и его оказалось достаточно, чтобы оглушить меня и сбить с ног. Стоя на коленях, я смутно почувствовал, как что-то холодное охватило мое левое запястье, а когда я вновь обрел способность интересоваться окружающим, обнаружил, что сижу плечом к плечу с Белиндой, прикованный к ее правой руке, и что наши наручники соединены с металлической скобой на дверце люка.

Я осторожно потрогал затылок. Сегодня моей голове здорово досталось, и она очень давала о себе знать.

– Прошу прощения, что пришлось вас ударить, – сказал Ван Гельдер. – Но мне легче было бы надеть наручники на тигра, чем на вас. Ну что ж, луна опять почти скрылась. Еще минута, и я исчезну, а минуты через три буду на земле.

Я уставился на него, не веря своим ушам.

– Вы собираетесь спуститься?

– А как же! Только не совсем так, как вы думаете. Я видел, как размещен полицейский кордон, но, очевидно, никому не пришло в голову, что стрела крана тянется далеко за канал, по меньшей мере, футов на 60. Я уже опустил строповку почти до земли.

Сильная головная боль помешала мне должным образом прокомментировать это сообщение. Впрочем, ситуация не требовала комментариев.

Ван Гельдер перекинул автомат через плечо, а к другому плечу прикрепил шпагатом куклу. Потом тихо сказал:

– Ага, луна уже скрылась!

Так оно и было. Смутной, едва различимой тенью Ван Гельдер скользнул к двери, находившейся в передней стене кабины рядом с пультом управления, открыл ее и шагнул наружу.

– Прощайте, Ван Гельдер, – сказал я.

Он не ответил. Дверь закрылась, и мы остались одни. Белинда схватила меня за связанную руку.

– Я знала, что вы придете! – прошептала она и потом, с огоньком прежней Белинды, добавила – Однако вы не очень-то спешили!

– Я же неоднократно говорил вам: у руководящих работников масса неотложных дел.

– И вы… им сочли нужным попрощаться с подобным человеком?

– Я подумал, почему бы и нет. Во всяком случае, больше мы с ним не увидимся. Кто бы мог подумать: Ван Гельдер собственный палач!

– Не понимаю…

– Ведь это его идея одолжись мне полицейское такси. Так им легче было следить за мной, куда бы я ни направлялся. Там же я нашел наручники, которые надел на Гудбоди, а вот и ключи от них!

Я разомкнул наручники, поднялся и подошел к двери кабины. Луна пряталась в тучах, однако Ван Гельдер переоценил их плотность – хотя небо излучало лишь бледное мерцание, я отчетливо увидел фигуру Ван Гельдера. Он уже стоял футах в сорока от кабины. Ветер хватал его за полы и трепал пышное платье куклы. Но он, как гигантский краб, передвигался вперед по стреле крана.

Мой фонарик, кажется, был единственным предметом, который в этот день у меня не отнимали. С его помощью я нашел над головой выключатель и потянул рубильник вниз. На пульте управления вспыхнули огоньки, и я быстро рассмотрел, что к чему. Подошла Белинда и встала рядом.

– Что вы собираетесь делать? – шепотом спросила она.

– Неужели еще нужно объяснять…

– Нет, нет! Вы же не можете…

Не уверен, что она точно поняла мои намерения, но по непреклонной решимости, прозвучавшей в моем голосе, она явно угадала – каковы бы не были мои действия, результат будет окончательным и бесповоротным.

Я снова посмотрел на Ван Гельдера, преодолевшего уже две трети пути, потом оглянулся на Белинду и положил руку ей на плечо.

– Послушайте, Белинда, вы, наверное, не знаете, что у нас против Ван Гельдера нет никаких улик? Но вы должны знать, что на его счету – тысячи загубленных жизней! И у него достаточно героина, чтобы загубить еще тысячу!

– Вам стоит лишь повернуть стрелу, и он окажется в руках полиции.

– Они никогда не возьмут его живым. Вы, я, все мы это знаем. А у него в руках автомат. Вы что, хотите, чтобы он уложил еще десяток ни в чем не повинных людей, Белинда?

Она снова отвернулась. Я выглянул наружу. Ван Гельдер находился уже у конца стрелы. Не теряя времени, он оторвался от нее, ухватился руками и ногами за трос и заскользил вниз, двигаясь с почти головокружительной быстротой. И неудивительно: тучи быстро рассеивались, и небо светлело с каждой минутой.

Я посмотрел вниз и впервые увидел улицы Амстердама, но это был уже не Амстердам, а просто игрушечный город с крошечными улицами, каналами и домиками.

Я оглянулся. Белинда снова сидела на полу, закрыв лицо руками. Она явно демонстрировала, что не станет смотреть на то, чему суждено случиться. Я вновь посмотрел на Ван Гельдера и на сей раз рассмотрел его совершенно отчетливо, так как луна полностью вышла из-за туч.

Он спустился уже наполовину, но ветер подхватил его и начал раскачивать, как гигантский маятник. Трос качался все сильнее и сильнее. Я повернул колесо управления влево.

Трос пошел вниз вместе с Ван Гельдером, который в растерянности словно прирос к нему. В следующую секунду он понял, что происходит, и заскользил вниз с утроенной быстротой, словно стараясь обогнать трос.

Теперь я уже видел гигантский крюк на конце троса. Ван Гельдеру оставалось до него всего 40 футов. Я стал поворачивать колесо то в одну, то в другую сторону. Он вцепился в трос и замер. Я знал, что должен довести задуманное до конца, но хотел завершить дело по возможности более быстрым и гуманным способом. Я крутанул колесо направо и трос пошел вниз с полной скоростью. Тогда я еще раз резко повернул колесо и почувствовал, как трос задрожал и дернулся при внезапной остановке. В тот же момент руки Ван Гельдера разжались, и он полетел вниз.

Я закрыл глаза. Открывая их, я ожидал увидеть пустой трос, но оказалось, что Ван Гельдер не слетел с него. Только он уже висел не на тросе, а распластался ниже, словно насекомое, наколотое на гигантский крюк. При этом он качался на тросе футах в пятидесяти над крышами Амстердама.

Я подошел к Белинде и, опустившись перед ней на колени, отвел руки от лица.

Она взглянула на меня. Я ожидал увидеть на ее лице презрение, но разглядел только печаль и усталость, да еще растерянность, словно она была беспомощным ребенком.

– Все кончено? – спросила она едва слышно.

– Да.

– И Мэгги погибла… – И поскольку я промолчал, добавила: – Почему Мэгги? Почему Мэгги, а не я?.. Почему, скажите мне?

– Не знаю, Белинда.

– Мэгги прекрасно работала, правда?

– Да, Мэгги прекрасно работала.

– А я? – Я промолчал. – Можете не говорить, я и сама знаю, – сказала она. – Я должна была столкнуть Ван Гельдера с лестницы еще на складе, или разбить его машину, или сбросить со ступенек крана, или… или… – Она замолчала, а потом сказала с удивлением. – А ведь он ни разу не пригрозил мне пистолетом.

– В этом не было необходимости, Белинда.

– И вы это знали?

– Да.

– Так вот, значит, какова будет моя характеристика, – сказала она с горечью. – Первое задание по наркотикам…

– Последнее задание по наркотикам.

– Понятно, – сказала она. – Значит, я уволена. – Она слабо улыбнулась.

– Понятливая девушка! – сказал я. – Это мне нравится. И к тому же отлично знает устав. – Я помог ей подняться. – Вы же знаете устав, по крайней мере, тот пункт, который относится к женщинам… – Она взглянула на меня, а потом ее лицо засветилось улыбкой, первой за эту ночь. – А устав гласит, – продолжал я, – что замужние женщины к оперативной работе не допускаются.

Белинда спрятала лицо у меня на груди, а я стоял и смотрел на окружающий мир. Большой крюк раскачивался на ветру все сильнее и сильнее. И при одном, особенно резком, движении автомат и кукла Ван Гельдера выскользнули и полетели вниз. Они упали на мостовую одной из пустынных улиц, а над ними, под ночным небом, раскачивался на ветру трос подъемного крана, неся на своем крюке то, что совсем недавно было человеком.