Текст книги "Иоганн Себастьян Бах"

Автор книги: Алиса Курцман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Трудно сказать, откуда возникло название «Французские сюиты». Может быть, их так называл сам Иоганн Себастьян или его ученики из-за близости музыки цикла к тем сюитам, которые создавали современные Баху французские музыканты.

Как и его предшественники, Бах в своих сюитах обращался к танцам разных народов, старинным и современным, но их ритм и характер служили для него лишь толчком к созданию тех или иных образов и настроений. Эта задача поэтизации бытовых жанров встала затем перед многими композиторами следующих поколений.

Основу цикла Французских сюит составляют четыре танца: аллеманда, куранта, сарабанда и жига. Так, начиная произведение медленной пьесой, Бах по традиции завершает его быстрой, стремительной.

Старинный немецкий танец аллеманда играет обычно у Баха роль прелюдии ко всему циклу. Когда слушаешь ее, часто начинает казаться, что пианист, сидя за инструментом, в задумчивости перебирает клавиши, и будто из случайного перелива пассажей возникает музыка светлого покоя или элегической созерцательности.

За аллемандой следует более быстрая куранта. Само слово «куранта» происходит то ли от французского «courir» – «бегать», то ли от итальянского «corrente» – «течение, текучий», и исполнялась куранта парой танцоров, которые должны были обежать весь зал. Соединяя танцы сюиты в одну цепочку, Бах в куранте, как и в аллеманде, создавал впечатление непрерывного течения музыки. Только теперь она получала оттенок большей стремительности.

Третий танец цикла, сарабанда, стал в XVII веке медленным и торжественным бальным танцем. Однако в сюите у Баха сарабанда служит для выражения чувства скорби. Ее страстные патетические мелодии, напоминающие по характеру баховские арии из его вокально-инструментальных произведений, трогают глубиной и открытостью чувства. Поэтому сарабанда часто становится своеобразным лирическим центром сюиты.

Чтобы подготовить переход к быстрой заключительной пьесе, Бах вводит после сарабанды более подвижные танцы: один или два менуэта – очень модных в то время французских танца, или французские же гавот, бурре. Затем следуют ария и другие танцевальные пьесы.

Кётен. Вид на княжеский замок

Музыка менуэта всегда отмечена величавостью, особенной, благородной простотой. И вместе с тем Бах возвращается в нем к непрерывному текучему движению, которое становится уже неудержимо захватывающим в заключительной жиге.

Жига была танцем английских моряков. Она дышит задором, отличается особой размашистостью и, может быть, больше, чем другие пьесы цикла, носит откровенно танцевальный характер.

Позже Бах дважды обращался к жанру сюиты, и им были созданы циклы «Английские сюиты» и «Партиты». Первой частью Английских сюит стала виртуозная прелюдия, а в Партитах нередко – токката. И если Французские сюиты по скромности и простоте своего языка предназначались, видимо, для домашнего музицирования, то Английские сюиты и особенно Партиты, в которых Бах использовал прием чередования тех же танцев, что составляли и цикл Французских сюит, являются уже произведениями более сложными, развернутыми, им свойствен яркий концертный характер.

Прошло еще четыре года жизни Себастьяна в Кётене. Это были годы спокойные и радостные, и композитор, как он признавался в одном из писем, предполагал пробыть в Кётене до конца своих дней.

Однако все сложилось иначе. Через неделю после женитьбы Баха женился и князь Леопольд. Жена его была совершенно равнодушна к музыке. И тут обнаружилось, что привязанность к музыке Леопольда тоже была не столь уж глубокой, как это казалось Баху. Новые увлечения оттеснили ее на второй план. Это заставило композитора задуматься о неизбежности перемен в его жизни. Волновала его и судьба подрастающих сыновей. Он мечтал дать им университетское образование, и взор Баха обратился к Лейпцигу.

Кантор школы Св. Фомы

В июле 1722 года в Лейпциге освободилось место кантора в школе Св. Фомы, и в начале следующего года Бах должен был предстать перед комиссией, которой поручили выбрать наиболее достойного из претендентов.

Должность эта считалась очень почетной, так как в крупных городах кантор являлся одновременно и музыкальным директором города. Для Себастьяна открывалось огромное и очень интересное поле деятельности.

И все же как, наверное, тяжело было тридцативосьмилетнему композитору вновь выступать в роли просителя и вести переговоры с чиновниками! Как хорошо он уже знал этих самоуверенных бюргеров, для которых важна была не сущность дела, а лишь неукоснительное выполнение их предписаний!

И действительно, вступление в новую должность вылилось для него в целую цепь испытаний.

7 февраля Бах продирижировал в Лейпциге своей кантатой «Иисус призвал двенадцать апостолов», и хотя музыка ее всем понравилась, назначение на должность последовало не сразу. Члены Совета еще вели переговоры с композитором Телеманом и капельмейстером Граупнером, и только после того, как оба музыканта отказались занять предлагаемое место, лейпцигский Городской совет собрался для того, чтобы принять окончательное решение. Имя Баха было хорошо известно, так как многие еще помнили его приезд в город в 1717 году для испытания нового большого органа, а слава Себастьяна как непревзойденного исполнителя на органе и клавесине давно уже распространилась по всей стране. Составив подробный протокол заседания, члены Совета приступили к голосованию, и Бах был избран единогласно.

Однако ритуал введения в должность кантора еще только начинался.

Вначале Себастьяну пришлось подписать Устав – обязательство в том, что он будет подчиняться всем требованиям начальства.

«Уважаемый муниципалитет города Лейпцига назначил меня кантором школы церкви Святого Фомы, – читал Бах предъявленный ему документ, – и просит моего согласия относительно нижеследующих пунктов...»

От него требовалось служить честно и добросовестно; старательно выполнять все служебные обязанности; уважать школу и магистрат; не писать слишком длинные в духе оперы церковные произведения; обучать мальчиков не только пению, но и инструментальной музыке; гуманно обращаться с учениками; не брать в церковный хор неподходящих певцов; не уезжать без разрешения бургомистра и согласия магистрата; не работать в университете.

Некоторые из этих пунктов были тягостными, и Бах, подписывая обязательство, видимо, пожалел о вольной жизни кётенского придворного. Он дал себе клятву не зависеть от чиновников.

Для композитора наступила новая пора борьбы за независимость, за право сочинять музыку так, как этого требовал его гений.

После подписания Устава Себастьяну нужно было еще пройти проверку религиозных взглядов в консистории. И наконец 31 мая состоялось его торжественное введение в должность в помещении самой школы.

Представим себе этот день.

В девять часов утра ректор школы Иоганн Генрих Эрнести вводит в зал членов магистрата, где уже присутствуют все учителя, а также проповедник церкви Св. Фомы. В нарядном облачении, исполненные сознания важности происходящего, собравшиеся в соответствии со своим рангом занимают места. С одной стороны зала – пастор и оба представителя Совета, с другой – преподаватели. У дверей располагается хор, и после того как он исполняет традиционное музыкальное приветствие, входят все ученики.

Начинаются поздравительные речи. После их окончания Бах, поблагодарив всех за оказанную ему честь, обещает честно выполнять свои обязанности.

Хор мальчиков повторяет приветственную песню, и преподаватели школы подходят к композитору с поздравлениями.

...Через неделю из Кётена прибыли четыре повозки с вещами, а затем и две коляски, в которых расположился новый кантор со своей семьей. Бах занял служебную квартиру в левом крыле здания школы. Она находилась на втором этаже, и окна ее выходили на «Свободную площадь». Посредине площади был большой каменный колодец, у которого женщины могли перекинуться словами и узнать последние новости.

Как и в Кётене, Анна Магдалена стремилась украсить их квартиру и сделать ее более уютной. Она разводила цветы, а канарейка, которую прислал Анне в подарок двоюродный брат Себастьяна, целыми днями заливалась веселыми трелями.

Руководил домом Себастьян, а жена помогала ему всем, чем могла. Анна Магдалена не только шила, готовила, убирала. Она переписывала рукописи Себастьяна и постепенно так прониклась его мыслями и настроениями, так была духовно близка своему мужу, что ее почерк стало трудно отличать от почерка Себастьяна. Много часов они проводили вместе у клавира.

Церковь и школа Св. Фомы в Лейпциге

Портал церкви Св. Фомы

Семья Себастьяна продолжала расти, и главной заботой музыканта были, конечно, дети.

22 декабря 1723 года, через полгода после переезда в Лейпциг, Бах отправился в университет и занес в список студентов имя Вильгельма Фридемана – в то время существовал обычай записывать детей в университет заранее. В Рождественскую ночь он преподнес ему книжечку студента университета – матрикулу. И хотя Вильгельм Фридеман тогда еще был мал и смог начать занятия в университете только через шесть лет, в ту ночь и отец и сын были одинаково счастливы. Заветная матрикула служила залогом осуществления мечты, в которую оба они безгранично верили.

Школа Св. Фомы была самым старинным учебным заведением Лейпцига, основанным еще в XIII веке. В нем обучались мальчики, которые становились певчими в церковном хоре. Однако школа, существовавшая на скудные пожертвования, была очень бедной. Она предназначалась для детей малосостоятельных родителей, и плата за учебу была небольшой. Правда, участие в уличных музыкальных процессиях давало возможность ученикам немного подработать, но даже в холодное осеннее время они ходили босиком, часто простуживались и болели.

Табель о рангах школы отводил Баху среди учителей почетное третье место. Он должен был проводить в день три урока – утром с семи до десяти или днем с двенадцати до трех. В понедельник, вторник и среду кантор один час посвящал латинскому языку и два часа уроку пения. В пятницу, в семь часов утра Бах вел детей в церковь, где они пели в хоре, помогая проводить богослужение. В субботу он изучал с учениками третьего класса латинский катехизис. Четверг и воскресенье были свободны от занятий.

По принятым правилам Бах по очереди с другими учителями должен был время от времени жить в школе, подчиняясь распорядку дня своих учеников. Вместе с ними он вставал в пять утра летом и в шесть – зимой, в десять часов обедал, в пять ужинал и в восемь часов ложился спать.

Должность кантора являлась столь же важной, как и должность ректора: основной целью обучения учеников являлась подготовка их для участия в церковном богослужении. И Бах, как и всегда, принялся за работу с энтузиазмом.

Прежде всего он стремился воспитать из учеников школы широко образованных музыкантов. Поэтому он обучал их не только пению, но и игре на разных инструментах – органе, клавире и скрипке, а также знакомил с произведениями других композиторов. Это было необходимо, так как в церковном оркестре не хватало исполнителей.

Кроме преподавания в школе Бах подолгу занимался распределением хористов для четырех церквей города. Так, в церковь Св. Павла, где исполнялись только хоралы, он направлял начинающих и наиболее слабых учеников, которые выступали под управлением самых старших, талантливых, называвшихся префектами хора.

В Новую церковь посылались более продвинутые ученики, которые могли петь не только хоралы, но и кантаты.

Музыкальной частью богослужений в церквях Св. Фомы и Св. Николая Бах руководил сам. Здесь пели наиболее подготовленные ученики и ученики старших классов. Каждое воскресенье в какой-либо из этих церквей исполнялась кантата, а в праздничные дни программа, прозвучавшая утром в церкви Св. Фомы, повторялась вечером в церкви Св. Николая или наоборот.

И все же условия работы в школе были очень тяжелыми. Ректор школы Иоганн Генрих Эрнести занимал также должность профессора в университете. Видимо, именно университетские обязанности привлекали его больше, поэтому на школу у ректора оставалось совсем мало времени, да и характер у него был слишком мягким. Члены магистрата никак не откликались на его просьбы. Учителя школы ссорились между собой из-за распределения доходов. Ученики были недисциплинированными, и Бах с трудом добивался выполнения своих распоряжений.

Да и что он мог требовать от больных и голодных детей! Жизнь их была малорадостной, а обязанности обширны. Кроме участия в различных церковных богослужениях в особо торжественные праздники они обходили город с песнопениями, а также участвовали во всех похоронных обрядах. Возглавляемые своим кантором, ученики и в дождь и в снег шли к кладбищу впереди похоронной процессии и пели хоралы.

Внутренний вид церкви Св. Фомы

Выступление хора учеников школы Св. Фомы

Здание школы Св. Фомы было слишком маленьким. Поэтому, например, пятые, шестые и седьмые классы, каждый под руководством своего педагога, обучались в одном помещении. К тому же для занятий музыкой отводилось очень мало времени, а ведь далеко не все ученики школы обладали хорошими способностями.

Заметив одаренного мальчика, Себастьян приглашал его к себе домой и занимался с ним отдельно.

Как благоговели перед композитором его ученики! Как ловили они каждое его слово, как мечтали о том моменте, когда он сядет за инструмент и сыграет какое-нибудь свое произведение.

Тогда, как вспоминали потом некоторые из них, часы превращались в минуты.

А как ценили ученики Себастьяна его бескорыстие, умение внушить им веру в собственные силы! «Нет ничего невозможного, – не уставал повторять он. – Нужны лишь труд и терпение». И если у ученика, который приезжал к нему из другого города, не всегда хватало денег, чтобы оплатить уроки, Бах всегда утешал его: «Мне ничего от вас не нужно, – кроме одного: в свое время вы должны будете передать то немногое, что получили от меня, другим хорошим людям».

Помимо всего прочего, Бах знал особый секрет такого перехода ко все более сложному материалу, что ученики порой даже не замечали, какие они делали большие успехи.

Из учеников школы Св. Фомы композитор особенно выделял Иоганна Тобиаса Кребса. Когда Тобиас поступил в школу, ему было тринадцать лет. «Он обладает хорошим сильным голосом и прекрасными данными», – записал Бах, прослушав мальчика на вступительном экзамене.

Правда, в дальнейшем Тобиас отказался от карьеры музыканта, но он прислал к Баху двух своих сыновей, и Иоганн Себастьян особенно полюбил Людвига.

– Это единственный рак в моем ручье, – говорил он смеясь, так как фамилия Кребс означала слово «рак», а фамилия Бах – слово «ручей».

Когда Людвиг окончил школу, Бах дал ему очень хорошую характеристику, в которой высоко оценил успехи юноши: «Считаю его учеником, который добился особенных успехов в музыке, овладев искусством игры на клавире, скрипке, лютне, и поднаторевшим в композиции».

Высоко оценили игру Людвига Кребса и прихожане города Цвиккау, где он служил органистом.

Музыкальный директор Лейпцига

Обязанности Баха как музыкального директора города были многообразны. Однако, несмотря на все трудности, первое время композитор чувствовал себя окрыленным благодаря открывшемуся для него новому широкому полю деятельности. Ведь одним из главных пунктов его обязательства было усовершенствование музыкального исполнения в главных церквях Лейпцига.

А силы для этого у него еще были!

Прежде всего, он должен был проверять всех церковных органистов и городских музыкантов, входивших в состав оркестра, сопровождавшего богослужение.

По условиям контракта Бах был обязан также каждую неделю создавать к воскресному богослужению новую кантату. И он делал это, хотя времени на сочинение музыки у него оставалось не более трех-четырех дней. Ведь нужно было еще выучить произведение с учениками! Но лишь отзвучала в воскресенье одна кантата, как Бах в понедельник принимался за следующую, и так – много лет подряд.

Как и обычные воскресные службы, торжественные церковные праздники также сопровождались новыми музыкальными произведениями. И Себастьян с огромным внутренним горением сочинял беспрерывно. Только в первые полтора года он написал более двадцати кантат, а также исполнил написанные еще в Кётене «Страсти по Иоанну». Всего же Бах создал в Лейпциге около трехсот вокально-хоровых произведений.

Первые сочинения, предназначенные Бахом для Лейпцига, дышали радостью. Это была кантата «Небеса возносят хвалу Господу», хор «Санктус» и величальная оратория «Магнификат». Эта оратория, которая должна была исполняться в церкви на Рождество Христово, кажется созданной для праздничного концерта на большой площади при огромном скоплении народа.

Ее трубные возгласы, блеск оркестрового звучания, ликующие переливы голосов, разнообразные танцевальные мелодии создают ощущение такой захватывающей радости, такой веры в торжество человеческого разума, что невольно заставляют вспомнить о произведении другого немецкого композитора – Девятой симфонии Бетховена и ее знаменитом финале «Ода к радости», – отделенном от «Магнификата» промежутком в сто лет.

Поразительно мастерство Баха в передаче различных оттенков радости жизни. Здесь и возгласы ликования, и светлые лирические раздумья, и душевная умиротворенность, и бушевание могучих неисчерпаемых сил.

Необычайно трогательны те страницы оратории, что пронизаны лирическими мелодиями, исполненными широкого дыхания: ария сопрано с солирующим гобоем д’амур, дуэт альта и тенора в сопровождении флейты, терцет для двух сопрано и альта в сопровождении гобоя.

А как замечательна стройность произведения, связанного, будто невидимыми арками, постоянно возникающими близкими образами, которые получают все новое и новое воплощение и развитие. Проникновенные лирические эпизоды сменяются танцевальными в ритмах менуэта, гавота и сицилианы. А весь цикл скреплен повторением в конце «Магнификата» темы первой части.

Искусно пользуется Бах и приемами противопоставления светотеней, чередуя, например, сверкающую первую часть с несколько затененными второй и третьей, подготавливая подъем от мрака к свету погружением одиннадцатой части в глубокие низкие регистры. И поэтому финальный номер воспринимается как вспышка света, как вознесение к небесам.

Беспрерывно работая над созданием богослужебных произведений, Бах еще успевал найти время для сочинения музыки, предназначенной для различных знаменательных городских событий.

Так, 9 августа 1723 года Иоганн Себастьян принял участие в торжествах, посвященных дню рождения герцога Фридриха II. Описывая это «великолепное празднование», состоявшееся в университете, и блестящую латинскую речь, произнесенную на память одним из бакалавров философии в присутствии профессоров, магистров, высоких чиновников, а также многочисленных господ студентов, газета рассказывала: «Сей акт сопровождался превосходной музыкой, каковую сочинил... Иоганн Себастьян Бах... так что торжество, доставившее всем удовольствие, нашло удачное завершение».

Новая ратуша в Лейпциге. Современный вид

А вот еще один день из жизни лейпцигского музикдиректора и кантора школы Св. Фомы.

В мае 1727 года снова празднуется день рождения короля Августа II, и Бах руководит серенадой, исполненной под окнами ратуши, где тот остановился. Это событие, подробно описанное газетой, мы можем ясно представить себе.

На площади перед ратушей собираются студенты, которые должны исполнять написанную Бахом кантату «Удалитесь, звезды ясные». Под руководством двух церемониймейстеров они подходят к окнам переднего покоя, и главный оратор передает через депутатов свою красиво переписанную речь, после чего король выражает готовность выслушать музыкальное приветствие, «каковое и было засим совершено, ко всемилостивейшему удовлетворению, при большом стечении людей, с успехом ограждаемых заслоном из солдат-стражников их королевского величества».

Затем студенты, все также возглавляемые церемониймейстерами и своим кантором, возвращаются по торжественно иллюминированным улицам города в университет.

В ноябре того же года в Лейпциге отмечается еще одно, на этот раз печальное событие – умирает королева, и Бах сочиняет одно из лучших произведений – Траурную оду. Торжественная церемония отпевания проходила в церкви Св. Паулины, где был установлен катафалк, украшенный различными надписями и эмблемами. Высокие своды собора заполнялись скорбными звуками органной прелюдии. И в то время как княжеские особы, высокие духовные лица, кавалеры и иноземцы с многочисленными знатными дамами занимают свои места, им раздается текст Оды. Исполнением ее первой части панихида началась, а затем, после произнесения траурной речи, прозвучала вторая часть. Бах, сидя за клавесином, руководил оркестром и хором.

В тридцатые годы Бах создавал кантаты ко дню коронования и именин нового курфюрста Саксонского и короля Польского Августа III, ко дню рождения его сына и его жены.

Прибытие в Лейпциг в 1734 году короля Августа III отмечалось пушечными залпами и фейерверком. В девять часов вечера шестьсот студентов, неся перед собой горящие факелы, под звуки труб и литавр подошли к резиденции, отведенной для короля с супругой и наследным принцем. Здесь под руководством Баха они исполнили его новую кантату «Славь свою участь, благая Саксония». Их королевские величества, как рассказывает газета, «не отходили от окна, пока продолжалась музыка, милостивейше оную выслушали, и их величеству весьма таковая понравилась».

Ноты кантаты были преподнесены обоим королевским величествам.

Кроме того, почти каждый год Бах создавал произведения, посвященные избранию нового магистрата города. Вот, например, его собственное стихотворение, предназначенное для очередной кантаты и посвященное этому событию:

 
Сердце мое полно музыки и песни.
О Лейпциг, славу твою я пою уже давно!
Потому что я нашел здесь дом, и клянусь небом,
Что и покой в конце моей жизни
Небо уготовит мне здесь.
 

«Сердце мое полно музыки». Быть может, в этих простых словах кроется разгадка неиссякаемого творческого порыва композитора, выражено его ощущение радости жизни.

Особенно значительным для Баха был 1729 год. В этом году прозвучало одно из величайших его произведений – «Страсти по Матфею». Однако, как мы знаем, успеха оно не имело. Можно только представить себе, как расстроен был композитор, который, конечно, надеялся найти у слушателей отклик и понимание.

Но он не отчаивается. В том же году Иоганн Себастьян берется за еще одно важное дело – начинает руководить студенческим музыкальным обществом Collegium musicum, и его влияние на студенческую молодежь становится еще сильнее. Летом, каждую среду, с четырех до шести часов вечера он дирижировал концертами в саду Циммермана, а зимой, по пятницам, с восьми до десяти часов – в закрытом помещении его кафе. Благодаря этим концертам общество приобрело большую популярность. Студенты выступали даже по различным торжественным случаям, например, это могло быть бракосочетание короля или день рождения королевы. Они принимали участие и в исполнении баховских церковных произведений.

Роль Collegium musicum оказалась очень важной – общество стало неотъемлемой частью культурной жизни Лейпцига, и газеты уделяли ему большое внимание. Они называли его «баховским». «17 июня сего года в 4 часа пополудни в Циммермановском саду, – было напечатано в одной из заметок, – будет положено прекрасное начало возобновлению концертов, каковые будут продолжены еженедельно, причем будет новый клавесин, подобного коему здесь никогда еще не слышали, и да будет угодно любителям музыки, равно как и виртуозам, на оные концерты являться». «Баховский Collegium musicum всеподданнейше исполнит сегодня пополудни в 4 часа в Циммермановском саду... – читаем мы в другой газете, – торжественную музыку с трубами и литаврами».

Работа в студенческом музыкальном обществе очень увлекала Баха и заставляла его мириться со многими неприятными сторонами лейпцигской жизни. И неудивительно: ведь это были не нерадивые ученики школы Св. Фомы, а взрослые образованные юноши, увлеченные искусством. Некоторые из них потом становились учениками Баха и на всю жизнь посвящали себя музыке.

Композитор часто обрабатывал для исполнения на этих концертах свои произведения, а иногда сочинял новые.

...Попробуем представить себе Циммермановское кафе. Вот за столиками сидят нарядно одетые мужчины. Они пьют вино или кофе. Некоторые из них курят трубки.

Начинается концерт. Сначала звучит оркестровая сюита, потом инструментальный концерт, потом ария, а завершается вечер исполнением кантаты.

Так, зимой 1732 года была исполнена «Кофейная кантата» Баха. Ее действующие лица – отец и дочь. Приверженец старины, отец, которого зовут Рутинёр, пытается заставить свою дочку Лизхен отказаться от удовольствия пить новый любимый напиток – кофе. Рутинёр обрисован смешными ворчливыми ариями и речитативами, а Лизхен – танцевальными изящными мелодиями, поэтому музыка кантаты напомнила всем сценку из оперы, в которой дочке удается перехитрить старого отца. В ответ на его угрозу никогда не выдать ее замуж, если она не согласится отказаться от кофе, Лизхен уступает отцу, но ставит ему условие, что выйдет замуж только за того, кто разрешить ей пить кофе.

А летом 1731 года под открытым небом исполнялась кантата «Состязание Феба и Пана», действие которой тоже разворачивалось на лоне природы. Ее тема – спор о том, какое искусство важнее, народное или профессиональное – была близка композитору.

Народное искусство в кантате олицетворяет бог лесов Пан. Он играет на свирели так, что «горы и звери пускаются в пляс». Пан вызывает на состязание бога Феба, который, аккомпанируя себе на лире, поет лирическую арию. Между судьями этого состязания разгорается спор. Но так как бог Олимпа сильнее Пана, он побеждает. Мнение же самого композитора выражается в заключительном хоре, который прославляет всякое искусство, доставляющее людям радость: «Тешьте сердце вы, милые струны».

А быть может, однажды Иоганн Себастьян объявил слушателям, что сыграет сейчас Итальянский концерт для клавесина.

До Баха композиторы писали только концерты для скрипки, и все хорошо знали эти произведения итальянских мастеров – Корелли и Вивальди. Бах же явился родоначальником нового жанра – концерта для клавесина.

Как и произведения итальянских композиторов, это сочинение Баха состояло из трех частей, и его автор как бы подчеркивал в названии, что стремится следовать именно этой традиции.

Правда, концерт был написан для клавесина соло, но уже его первая часть сразу же приковывала внимание торжественностью и мощью начальных аккордов, которые напоминали звучание целого оркестра. Разные образы возникали перед слушателями первой части. Они слышали страстные призывные фразы, как бы обращенные к большой аудитории, и простодушные мелодии, покоряющие изящными украшениями. Вторая часть концерта звучала как скорбный монолог. Его мелодия покоряла приподнятостью, открытостью тона. И в то же время бурный разлив ее сдерживался неуклонно повторяющимся басовым голосом, что придавало музыке этой части характер особенной значительности и глубины. Затем захватывающим потоком виртуозных пассажей врывалась третья часть. Она будоражила искренней радостью, заражала бодростью и энергией.

«Вполне естественно, что именно такой большой мастер музыки, как Бах, почти безраздельно царствующий на поприще клавирного искусства, создал в данном роде композиции столь выдающееся сочинение, заслуживающее того, чтобы примеру сему следовали все наши крупные композиторы; иноземцы же напрасно будут пытаться подражать ему». Таково было заключение одного из современников композитора, слышавшего этот концерт.