Текст книги "Имани (СИ)"

Автор книги: Алина Политова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Ты чего... – растерялся я.

– Я... боюсь взрывов.

– Это же далеко. Не бойся.

Она снова хитрила. Ее испуганные глаза и эта растерянность. Во мне поднялась волна нежности к ней. Неуместная сейчас. Она крутила мною, как хотела...

– Океан, – вырвалось у меня, и я усмехнулся.

– Что?

– Ничего.

Я быстро доел и стал пить остывший кофе. Имани не пожалела коньяка. Но зато без того страшного привкуса полыни. Мы долго молчали. Она гладила собаку и смотрела в пол.

– Не понимаю, почему ты не хочешь говорить. Сейчас важно решить, что делать дальше. Ведь за тобой все равно кто-то придёт. И за мной теперь, видимо, тоже. Нужно прикинуть, как лучше поступить. Давай все друг другу расскажем, что знаем.

– Ты знаешь, из-за чего меня хотят убить? – Тихо спросила она.

– Нет. Если бы я знал, наверное, и меня бы пришлось кому-то убить. Я просто исполнитель. Я никогда не знаю причин, мне это не нужно. – Я помолчал. А потом неожиданно для себя самого спросил: – А ты знаешь?

– Да. Я... догадалась. Сказать тебе?

– Нет, – вырвалось у меня, но я тут же осёкся. Она подняла глаза:

– Значит ты оставляешь для себя возможность вернуться обратно? Боишься узнать, чтобы не сжечь мосты, да? Ведь ты ещё можешь все переиграть. Ты ещё можешь, понимаешь?

– Нет, не могу. И да, я... почему-то боюсь. Знать. Как ты догадалась? Я устал уже спрашивать. Как ты догадалась, зачем я пришёл?

– После того первого человека я поняла, что пришлют кого-то ещё.

Только сейчас я услышал, как из крана мерно капает вода. Прям-таки оглушительный стук. Почему я не замечал этого раньше? Очень интересный звук. Он полностью захватил меня. На секунды, а может на часы.

– Первый человек... – наконец смог повторить я.

– Он убил Блейд.

– Блейд?

– Мою собаку.

– Как его звали?!

– Я не знаю. Он не сказал мне.

– И... и что?!

– Он убил мою собаку!

– Но ты же жива... как это?

– Я его убила, – чуть слышно прошептала она, и опустила глаза. – Разбила ему голову. Такой штукой... ну знаешь, ее всовывают в землю, чтобы вытирать обувь от грязи. Глубокие такие металлические штыри, а сверху остаётся планка, чтобы вытирать ботинки. Она не была засунута в землю, просто стояла у стены. И я ударила ею по голове. Очень тяжёлая. Металлическая. Если бы она была всунута в землю, я бы конечно не смогла. Я бы не смогла ее вытащить. Но она стояла у стены...

– Может это просто был какой-то наркоман!

Она посмотрела на меня. Растерялась.

– Ты же здесь одна, заходи кто хочет! Просто бродяга влез чем-нибудь поживиться!

– Нет, это был киллер.

– Откуда ты знаешь?!

Глаза ее метнулись куда-то в сторону, будто там был написан ответ.

– Ну... я знаю. Просто знаю. Ведь потом пришёл ты. Видишь, я не ошиблась.

– Как он выглядел ты хотя бы помнишь?

– Обычно. Немного ниже тебя, крепкий. Очень сильный. Он убил мою собаку... руками. Он был как зверь.

– Но откуда ты знаешь, что это был киллер? Ты нашла у него нейтрализатор?

– Нет. Только нож. Я его выбросила в пруд. Такой... с рыбой на рукоятке. Необычный. Но я боюсь ножей. Вдруг он кого-то убивал им...Он хотел меня убить им!

Во мне все опустилось. Минаев. Его чёртовы ножи с рыбами!

– Он бы перерезал тебе горло. – Я произнёс это раньше, чем подумал.

– Ты его знаешь... да? Знаешь?

– Да... он исчез. Пропал. Я думал... не думал, что он мёртв.

– Тебе жаль его?

Я помедлил. А потом ответил:

– Нет.

– Не обижаешься на меня, что я убила его?

– Ты идиотка?! Ты... иногда какой-то бред несёшь.

– Но ты нервничаешь. Ты так распсиховался, я вижу.

– Просто я не ожидал. Черт... просто не ожидал.

– Он убил мою собаку.

– Он бы и тебя убил. Он очень жестокий. Не расклеился бы как я.

Я взял со стола коньяк, вылил остатки в чашку и выпил. Значит Минаева больше нет. Значит он не вольный ветер и не путеводный луч свободы.

– Когда это было?

– Больше месяца.

– Ты... его... ну что ты с ним сделала? Потом? Похоронила?

– Нет. Я попробовала вырыть яму, но здесь такая жёсткая земля.

– И где он?

– Собаки съели его.

Меня повело. Как девочку. Я схватился за стол.

– Что...

– Собаки. Не за один раз, конечно. Я подумала, что тело быстро испортится. Поэтому разожгла костёр, подождала пока прогорит, а потом положила его на угли. Собаки бы не стали есть просто сырого человека. Но от жареного мяса они бы не отказались. Переворачивала его. Несколько раз разжигала огонь, чтобы он хотя бы немного прожарился. И тогда собаки стали его есть. Долго, неделю, наверное. Пришлось повозиться... я потом на мясо смотреть не могла. Наверное, никогда не буду есть шашлыки. И этот запах брр... ко мне зашла бабка-почтальонша, взять оплату за интернет. И такая с порога – у-у, как у вас шашлычком вкусно пахнет! Представляешь? Спрашивает, в чем маринуете? Хотела, наверное, чтобы я угостила. Посмотрела бы она на этот шашлычок... а потом, что осталось после собак, там осталось немного, я положила в мешок, отнесла на пруд. Туда наложила ещё камней и выбросила. Думаю, рыбы доедят. Мешок такой, тряпочный, не полиэтиленовый. Кости, конечно, останутся... но я думаю, в нашем пруду никому в голову не придёт нырять, там сплошная тина и ил. Главное, чтобы какой-нибудь рыбак удочкой не зацепил... вот будет сюрприз, да?

Я рванулся к дверям, выскочил на порог и меня вырвало прямо перед дверью. Потом ещё и ещё... такие спазмы, что из глаз брызнули слезы. Когда я стер их рукой, увидел собаку, которая попыталась подожрать, что из меня вышло, но коньяк, видимо, ей не понравился. Я завыл и беспомощно сполз на ступеньки.

Ключи от машины были где-то в доме.

Имани вышла ко мне.

– Пойдём погуляем в лес, хочешь?

– Принеси мне воды.

– Вот, держи. – Она протянула чашку. Я выпил. Потом поднялся. Она поставила чашку у двери, взяла меня за руку.

– Идём же! Тебе нужно развеяться.

Она пошла вперёд, я побрёл следом. Собаки... они бежали рядом с ней.

– Ты могла бы оставить собак? – Попросил я.

– Нет, им тоже хочется погулять.

Мы молча шли до самого сосняка. Я не мог думать. Ни о чем. Только эта тошнота внутри. И картинки, сменяющие одна другу. О которых я не хотел думать. Но они преследовали меня.

Внезапно она остановилась. Развернулась ко мне.

– Теперь я тебе противна? Скажи.

Я не мог на неё смотреть и отвёл взгляд.

– Не знаю... лучше бы мне все это не знать.

– Поэтому я не хотела говорить. Но ты же настаивал. Что надо быть честными.

– Да... я же не знал...

– Если хочешь всегда правду, надо быть готовым и к такому. Люди придумали ложь, чтобы спрятать свои кошмары. Ведь у тебя тоже есть какая-нибудь правда, от которой мне станет тошно.

– Ну... да, наверное.

– Ведь ты убийца. Ты убивал людей, которые ничего тебе не сделали. А меня презираешь за то, что я просто спасала себя. Я же никому не хотела зла. И мне просто надо было как-то избавиться от трупа...

– Нет, ну хватит, я прошу тебя! Я... просто дай мне время. Это же какой-то трэш, черт! Дай мне время! И нахрен убери своих собак!

– Они тебя не тронут...

– При чем тут это! Ты облизывалась с ними сейчас на диване! Я... да жить не хочу после этого всего! Что ты рассказала! Мне все время хочется блевать! Ты можешь это понять?! Это не зависит от меня! Лучше бы он тебя убил... убил, и я бы никогда тебя не встретил... это как будто какой-то ад!

Она молчала. Я поднял голову и посмотрел на неё. Руки прижаты к лицу. О нет, нет, ну девочка... волна отвращения между нами, но я ныряю сквозь неё.

– Прости... Има...

И вот она уже судорожно всхлипывает у меня на плече. И где-то частично я понимаю, что она снова мною играет. Но она же плачет... так искренне. И на меня обрушивается все, что она пережила. В одиночку. Ее страх. Я вижу лицо Пана, ухмылку, слышу его голос, когда он с каким-то мерзким сладострастием рассказывает про журналистку из "Нового знамени"... "от уха до уха"... "как будто жирную свинью..."

Моя рука ложится сзади на шею Имы, тонкую, хрупкую, горячую... живую.

– Я чушь сказал. Такой бред... прости.

– Он был твой друг?

– Нет... нет. Я знал его. Просто вместе работали. Он конченый садист.

– Почему он хотел убить меня ножом? Почему у него не было такой штуки как у тебя?

– Ему... наверное так нравилось. Но это иногда полезно. Будто просто случайное нападение какого-то отморозка. Фу, не хочу об этом говорить... я не хочу вообще об этом помнить.

– Ладно, давай просто походим.

Она взяла меня за руку, и мы побрели по лесной тропинке.

– У него осталась семья?

– Има, ну давай эту тему оставим.

– Я хочу знать.

– Нет. С ним бы никто не стал жить, я думаю. Он жестокий. Был. Злой ко всем, и к женщинам.

– Почему?

– Не знаю. Такая натура. Звериная. Не понимаю, как его взяли к нам.

– Каким ещё должен быть убийца?

– Это просто работа. Как и любая другая. Садистам там не место.

– Но... может он таким не был? Сначала.

– Думаю, он таким и родился.

– Почему же ты с ним общался? Мне показалось, ты хорошо его знаешь.

– Мне он не сделал ничего плохого. Мы были просто в одной упряжке, вот и все. Ну хватит о нем, а? Давай просто помолчим. Пусть это само собой рассосётся и больше не будем вспоминать.

Наверное, она согласилась с моим предложением. И мы пошли в тишине. Только хруст сосновых иголок и веточек под ногами.

И все-таки он не был мне посторонним. Во всяком случае, он сам так думал. Ведь только мне он признался тогда, что устал. Может, это было предчувствие такого страшного конца. Звериный нюх нашёптывал ему остановиться. Пан... откуда к нему прилепилась эта кличка? Все так называли его. Паша – звучало слишком мягко, совсем не его имя. А Пан – какой-то греческий бог с козлиными копытами. Уже ближе.

Я бы никогда не узнал Иму, если бы Пан добрался до неё. Он не рассказывал о таком, но я догадывался, что он не всегда убивал женщин сразу. Про одну из его жертв я прочитал в газете, что ее зарезал насильник, который пробрался ночью в ее дом. У Пана были свои способы "стилизации", не очень изящные. На этом задании он решил начать с Имы... с девушки, одиноко живущей в лесу. Интересно, как же он разыскал ее? Сейчас было бы важно это знать. Так же ее могут найти и другие. Пан решил размяться перед большой битвой, немного поиграться на лоне природы. И сгинул. Има досталась мне. А он достался собакам Имы...

Мы вышли из соснового леса к полю. Вдали виднелись горы. И посёлок у подножья. Всего несколько домов. Я не сразу понял, в чем там странность, занятый только тем, что творилось в моей голове. Но потом невольно протёр глаза, решив, что мне показалось.

– Это что?..– я повернулся к Име.

– Новый посёлок. Красиво, правда? Его недавно построили. Двухэтажные коттеджи. Если бы у меня были деньги, я бы там поселилась. Там красиво! Прям под горой! Но очень дорогие... туда все коммуникации тянули от нас, еле выбили разрешения. Но зато получилась прям маленькая Швейцария, да?

Я снова посмотрел на посёлок. Что за... то, что я видел, было похоже на какую-то психоделию. Будто... гора наступила на дома. И часть из них покорёжено торчали из-под этой чудовищной каменной ступни.

– Там скала обвалилась, ты что, не видишь?!

– Ты чего? Какая скала?

– Да вон же, смотри! Прям на дома! Половина дома срезана, половина обвалена на скалу... что это? Может это... может, там нужна помощь?!

– Это обман зрения.

– Давай подойдём ближе!

– Нет, мы туда не пойдём. – Она посмотрела на меня с недоумением. – Почему ты не веришь мне?! Там не было никакого обвала, ну посмотри же! Часть горы срезали, ещё когда тут был карьер. На этом месте построили посёлок.

Я стал присматриваться пристальней. Нет, все было так, как сказал! Какую часть горы срезали?! Почему она не видела этот обвал, прямо на дома! Или даже не обвал... слишком далеко, я не мог толком разглядеть.

– Гора стоит на домах. Будто она упала на них. Смотри! Везде обломки! Ты может не туда смотришь! Вот, справа да, дома целые, нормальные. А слева! Смотри же!

Имани вздохнула и развернулась к лесу.

– Пойдём уже. Чай на тебя, смотрю, действует, убойно.

– Да нет же, это не глюки. Постой!

Я попытался схватить ее за руку, но она уже ушла. Я побрёл за ней.

– Има! Вспомни, был взрыв! Ты сказала, что это на карьере! Может это был звук обвала?

– Я такого не помню.

– Да подожди же! Вчера! Или сегодня... Я думал, это гром!

– Карьер сто лет не работает.

– Но ты же сказала...

– Артём, прекрати, ты меня пугаешь, – напряжённо бросила она. Впервые назвала по имени. Я растерялся.

– Има, но... может все-таки дойдём, посмотрим? Вдруг там...

– Почему ты называешь меня кличкой моей собаки? Когда ты так называешь меня, она всегда удивляется. Смотри, давай ещё раз попробуй...

– Има. – Послушно сказал я. Собака повернула ко мне голову.

– Ты нашёл меня через интернет? Да? У меня там ник такой.

– Да...

– Надо все удалить. Сегодня же.

Ей не удалось отвлечь меня от того странного посёлка, но, с другой стороны, какое мне дело до него. Она издали не разглядела обвал, я разглядел. Не это наши насущные проблемы.

– Знаешь, как понять любишь человека или нет? – Внезапно переключилась она.

– Как?

– Когда любишь – абсолютно ему доверяешь. Веришь. Всему что он скажет. Как только ты начинаешь сомневаться в его словах, подозревать ложь – ты уже не любишь. Это уже... что-то другое. Привязанность, жажда обладать человеком как вещью. Но не любовь. Вот так все просто.

– А если ты явно знаешь, что человек врёт тебе?

– Все равно веришь. Заставляешь себя верить.

– Это... какая-то хрень. Ты меня извини, конечно.

– Поверь, так все и есть. На этом все держится. Ты представить себе не можешь, сколько на этом держится. Это та самая черепаха, на которой стоят три слона, которые держат землю. Вера.

– Какие-то дебри эзотерики. Но красиво. – Я взял ее за руку. – К чему ты вообще про это заговорила? Это как-то связано с нами?

– А что, ты думаешь, что любишь меня?

– А ты?

Она улыбнулась.

– Но ведь я не верю тебе. Не поверила, что там был обвал.

– При чем тут...

– А ты – не поверил мне, что обвала не было. Мы сами по себе. Видишь?

Мы вернулись домой. Вместе приготовили ужин. Я предложил посмотреть какой-нибудь фильм. Она почему-то была не довольна, но согласилась. Поставили ноутбук на стол, а сами завалились на кровать. Има сказала, что ей все равно что смотреть, я нашёл какую-то новинку, и мы уставились в экран. Для меня это была просто передышка. Мне требовалось оторваться от контакта с ней, от общения, где она постоянно мною вертела и запутывала. Поэтому я просто смотрел на взрывы и перестрелки, а сам думал о своём. У меня было чувство, что она тоже не особенно следит за фильмом. Но о чем думает океан – это задачка без решения.

Она нервничала. Я не понимал почему, и не понимал, откуда это знаю. Будто волны какие-то от неё исходили. Стемнело. Я почувствовал, что устал. Ещё вчера я бы полжизни отдал, чтобы провести с Имой ночь, снова заняться с ней любовью, но сегодня... между нами стоял тот дым костра. Я понимал, что она защищала себя, головой понимал, но... каким должен быть человек, чтобы сделать то, что сделала она? Я бы не смог. Отчаяние и безнадёжность толкают людей на крайние поступки, но есть какая-то грань. За которой уже безумие. Меня по-прежнему тянуло к ней. На ней сейчас замкнулся белый свет. Но... я не хотел близости с ней. Она лежит на моей руке, этого достаточно. И ничего дальше. Может, это пройдёт... не бывает же так, что любишь человека и одновременно испытываешь к нему отвращение. Мне казалось, я люблю ее. А другое – возможно это не отвращение. Возможно, это страх.

Вдруг она поднялась на локте и посмотрела на меня.

– Ты... мог бы выпить тот чай? Я совсем чуть-чуть сделаю, не крепкий, не так как вчера.

– Зачем?

– Ну... я... мне хочется точно знать, что ты не проснёшься ночью. И не пойдёшь искать свой нейтрализатор.

– Ты дурочка?

– Попробуй меня понять...

Я долго смотрел на неё. Так вот почему она нервничает. Обнял ее, прикоснулся ладонью к ее щеке, поцеловал. Без страсти, нежно, как ребёнка.

– Я ничего тебе не сделаю плохого. Никогда.

Она молчала. Замерший испуганный зверёк.

– Хорошо, я выпью этот твой чай. – Я со вздохом ее отпустил.

Она убежала на кухню. Сразу стала успокоенной и даже весёлой.

В эту ночь мы просто спали. Чай и правда был не таким горьким как вчера. И даже не сладким. Может она добавляла туда какое-то снотворное, а не траву, я не знаю. Я не успел допить, как меня потянуло в сон.

Бух! Бух!

Я распахнул глаза и уставился в темноту. Тот же звук! Карьер, говорила она! Но это что-то другое... будто земля вздрогнула. Сердце забилось, подгоняемое адреналином. Бить или бежать. Я вскочил на постели. Тишина. И темнота. Приснилось что ли... Глаза стали постепенно привыкать, окно немного светилось, но не рассвет. И луны не видно. Имы рядом не было. Сколько сейчас? По моим внутренним часам – глубокая ночь. Время, когда нормальным людям нельзя просыпаться.

Где Има?! Я вышел на кухню. Пусто. Даже собак нет. Ушла гулять ночью?! Или сбежала?! Вернулся, надел джинсы. Подошёл к входной двери – закрыта изнутри. Что за бред? Я проснулся вообще?! Сбоку от дивана была ещё одна дверь. Только сейчас я заметил ее. Может и раньше замечал, но не придавал значения, мало ли, какая-то кладовка. Сейчас она была приоткрыта. Вот я идиот, какая кладовка?! Она же туда выходила, в первый вечер, когда приносила мотор! Это дверь на задний двор! Я осторожно приоткрыл ее и выглянул. В темноте видно большое пустое пространство, какие-то баки, бочки, кажется грядки чуть в стороне. В другом конце небольшое строение, может сарай. Сбоку забранное решёткой оконце, из которого на землю падает квадрат тусклого света. Может от свечи или фонаря. Что она там делает? Пошла кормить каких-нибудь кроликов? И в голове услужливо – пошла кормить собак останками Пана. Меня передёрнуло. Вернуться бы в постель, закрыть глаза и сделать вид, что я не просыпался. Не хочу больше ничего знать.

Но я уже был у окошка. С внутренним содроганием прилип к стене и загляну в сарай.

Сначала я увидел кемпинговый фонарь на полу. Потом спины собак. Они ничего не жрали, а просто лежали в странных позах, как кошки, опустившись на лапы. Собаки так ложатся перед игрой или прыжком. Ноги Имани. Она сидела за какой-то коробкой или комодом. Я видел только ее согнутые ноги в босоножках и натянутое на колени платье. Почему она там сидит? Фонарь светил очень тускло. Присмотревшись, я заметил, что половина сарая отгорожена решёткой с толстыми прутьями. Что это? Вольер для собак? Но там, внутри, не было собак. Стояла большая белая миска на полу. Дальше не видно. Какие-то вещи свалены в углу... или это животное... черт! Я отпрянул. Нога! Человеческая босая нога! О нет-нет-нет, Има сказала, что выбросила останки в пруд! Неужели она оставила это все... нет, стоп. Месяц назад? Какая нога, он бы уже сгнил. Пересилив тошноту, я опять вернулся к окну. Стал пристальней всматриваться в тёмное в углу клетки. Нога пошевелилась. Я чуть не наделал в штаны! Но мозг вовремя подкинул ответ – да это же просто человек, живой, Артём, не ссы! Кубики встали на свои места. Живой человек в вольере для собак. Има кого-то там держит. Но зачем? Это... Пан?! Нет, как такое возможно? Но если это Пан...

Быть может, мне следовало просто вернуться в дом и лечь спать, подумать обо всем, разобраться. Но вместо этого я прямиком направился к входной двери сарая, уже совершенно не скрываясь. Открыл дверь и вошёл.

Немая сцена. Приоткрытый от удивления рот Имы. Утробный рык собак. Впервые они зарычали на меня.

– Артём?! Ты?!

Я бросился к вольеру.

– Пан!

Он кинулся мне навстречу. Как два влюблённых голубка мы приникли к прутьям. В первые секунды я не узнал его. Лицо осунулось, заросло щетиной. Взъерошенные волосы, бешеные глаза. Впрочем, по глазам и узнал. Он сильно похудел. Грязные камуфляжные брюки висели на нем как мешок. Это вся одежда, что на нем была. Грудь и руки расцарапаны, будто по нему прошлись наждачкой. Весь в каких-то мелких ранах...

Мы уставились друг на друга, тяжело дыша. В его глазах непонимание. Радость, потом снова растерянность.

– Ты... как здесь? – Наконец выдавил он. – Откуда?!

Глаза его метнулись мне за спину, на Иму, потом снова на меня. Он боялся что-то сболтнуть, догадываясь, что я приехал подчищать за ним. Может поначалу он решил, что я явился сюда именно сейчас. Но то, как Има спокойно отнеслась к этому, приводило его в недоумение.

– Я здесь два дня. – Тихо бросил я. Он понимающе кивнул. Но в глазах все равно вопрос. Тысяча вопросов. Он решил на всякий случай молчать. Я увидел, как его губы дрогнули, удерживая слова.

Я повернулся к Имани.

– Что это значит?

Она уже взяла себя в руки. На лице та же маска, с которой она недавно убеждала меня, что я умираю.

– Ты сказала, что он мёртв. Почему он здесь?

– Я боялась. Боялась, что ты его друг. И побежишь его спасать. – Голос дрогнул. – И вы меня убьёте...

– Выпусти его.

– Нет! – Воскликнула она. – Ты же знаешь, что нет!

– Нужно его выпустить, он же не собака! Он не может сидеть тут! Сколько ты его здесь держишь?!

– Он меня сразу убьёт! Ни за что не выпущу его!

Я видел, что она действительно боится. И где-то она была права. Я не понимал, что делать дальше. Может, как-то смогу договориться с ним. С ней. О чем с ними договориться?!

– Оставь нас, Има. – Попросил я. – Дай я с ним переговорю с глазу на глаз.

– Ни за что.

– Има...

– Нет!

Тут подал голос молчавший все это время Пан:

– У неё мой нейтральник, будь осторожен!

Я и так видел, что она держит что-то в руке, возле пола, но в тени не видел, что это. Нажмёт на кнопку, и мы с Паном оба свалимся. Впрочем, я все равно не собирался на неё нападать.

– Ключи сейчас тоже у неё! – Добавил Пан. – Но она тебя вырубит, если дёрнешься.

– Я не дёрнусь, я ее не трону! – Я крикнул это ему, а потом ей: – я не трону тебя, не сходи с ума! Не нажимай на кнопку, я не приближаюсь к тебе, видишь?

Лицо Имы стало злым и напряжённым. Чужим. Но мы – два ее убийцы. Как ещё ей смотреть на нас?

– Успокойся. – Ласково попросил я. – Давай выйдем.

Има оторвала от меня тяжёлый взгляд и посмотрела на Пана.

– Он убьёт тебя, ясно? Ты думаешь, он пришёл тебя спасти, но он тебя убьёт!

– Сука... – прорычал Пан. – В следующий раз я сдеру с тебя скальп, когда привинчу космами к решётке.

Има как-то странно дёрнулась от этих слов. И тут же вскочила. Собаки принялись лаять на Пана.

– Пойдём отсюда, поговорим в доме! – Дрожащим голосом сказала она.

Мы вышли.

– Артём, почему ты с ней, черт! Артём! – Орал мне вслед Пан. – Что за хрень?! Убей суку! Сверни ей башку!

Мы быстро ушли в дом.

– Есть ещё выпивка? – Спросил я, раскрывая шкафчик.

– Внизу, под столом. Видишь бутылка пластиковая? Но я не знаю, может, прокисло... это домашнее вино из посёлка.

Я достал двухлитровую бутылку, наполненную темно-малиновой жидкостью. Налил в стакан и залпом выпил. Сладкое, как сироп. Скривился.

– Сейчас бы водки.

– Что ты думаешь делать?

– Надо выпустить его. Сколько он там? Месяц?!

– Ну может меньше... я не помню. Может неделю.

– Так неделю или месяц?!

– Я не помню!

– А что было до этого?! Он полтора месяца назад должен был у тебя появиться. Что вы делали до этого?!

– На что ты намекаешь?! Он появился недавно! Не было его здесь!

– Окей. Ладно. Как ты смогла его туда посадить?

– Я же рассказывала. Ударила железякой. Но он не умер, а потерял сознание...

– Зачем ты всю эту хрень мне рассказывала?! Про костёр! Как ты жарила его!

– Я хотела это с ним сделать! Я бы это сделала! Я не знаю... Разорвала своими руками на куски и скормила псам!

– Но ты его посадила в клетку.

– Я просто не знаю, как убить его. Тебе придётся это сделать. Его нужно убить.

– Боже, ну что ты такое несёшь... ты держишь человека в собачьем вольере! Он же человек!

– Он не человек! Не человек... ты сам говорил! Говорил, что... как будто он заслуживает. Говорил же?!

Она начала всхлипывать. А потом упала головой в подушку и рыдать. Ох, опять эти слезы...

– Ну пожалуйста, Има! Давай без этого, а? – Умолял я. – Только не реви!

Она покорно замолчала. Только плечи вздрагивали.

– Има... – ласково позвал я. Налил вина, подошёл к ней. Погладил по волосам. – Девочка... давай выпей. Быстренько.

Она подняла голову. Взяла стакан и стала пить, как ребёнок сок, держа стакан двумя руками.

– Успокойся, и мы поговорим. Что-нибудь придумаем.

– Ты не все знаешь. – Она все ещё не очень справлялась с голосом. – Он... приехал раньше. Немного раньше. Убил мою собаку. И потом...

– Что?

– Три дня он...

– Что?!

Она молчала.

– Ты не сразу его вырубила? – догадался я. Внутри все похолодело. – Что три дня, Има?!

– Не сразу. – Низким голосом сказала она. – Три дня... он...

– Нет, не говори.

– Почему? Ты же хотел знать правду! – В голосе вызов. – Если не хотел, зачем проснулся и пошёл в сарай? Я дала тебе правду – о том, что убила его и сожгла. Тебе не понравилось. Но может настоящая правда ещё хуже? А? Может... я берегла тебя?!

– Стой... хватит.

– Ты знаешь, как он управляется с женщинами? Знаешь, что он делает?! Что он делал со мной! Три дня! Я стала тебе противна после того, как рассказала, как я скормила его собакам. А если бы ты знал правду? Что со мной было на самом деле!

– Нет! Я же сказал, Има! Я тебя понял! Понял...

– Так что же, обойдёмся без правды?

– Обойдёмся...

Она сникла.

– Я не плохая. И не сумасшедшая. Не жестокая. Просто все это... Он... плохой. Очень.

– Знаю.

Я обнял ее. Почему-то мелькнуло ощущение, что она – сбитая кошка на дороге, умирающая, и мне ее уже не спасти. Взял ее на руки и отнёс в комнату. Уложил в кровать, снял платье, накрыл одеялом.

– Ты не хочешь меня больше? – Прошептала она.

– Не сейчас. Я просто тебя обниму, и мы будем спать, хорошо?

Она кивнула. Как ребёнок, поджала колени. Я лёг сзади, притянул ее к себе поближе. В моей голове осела пустота. Слишком много жутких картинок для одного дня.

– Я где-то читала... в какой-то книге... – пробормотала она.

– Что?

– Про любовь. Что-то типа – ты можешь говорить, что очень сильно любишь человека, но отступишь чтобы не запачкаться, если по полу будет растекаться кровь из его раны.

– Нет, все не так.

– Все так.

Утро. День сурка. Има снова на кухне, звон тарелок, звук воды из-под крана. И я все помню. Не было даже этих блаженных секунд, когда ты открываешь глаза и в голове лишь пустота. Пан все ещё в клетке. А это значит, я не на его стороне.

Я надеваю футболку и спортивные брюки из сумки. Скоро уже не останется чистой одежды, надо заняться стиркой. Какое-то странное чувство, будто каждый день как последний. И мне не понадобиться больше чистая одежда.

Има в хорошем настроении. Накрывает на стол.

– Надо покормить Пана. – Говорю я.

– Его зовут Пан?

– Павел. Ты не знала?

– Мы не знакомились.

– Я отнесу ему еду.

Она напряжённо замерла.

– Но ты же его кормишь?!

– Да, но... я не хочу, чтобы ты с ним говорил. Без меня.

– Има... мы это уже проходили. Если бы я хотел, я бы уже его выпустил, ну сама подумай.

– С ним надо что-то решать. Ты понимаешь? Как можно скорей.

– Я понимаю. Я просто хочу узнать у него, как он на тебя вышел.

– Думаю, что это уже не важно...

– Будут искать его, меня. Тебя. Времени не так уж и много. Пока не спохватятся. Если я смог тебя найти, если тем более он смог – значит это не сложно.

– Всем уже не до этого. – Буркнула она и добавила громче: – Я в инете все удалила про себя.

– Вряд ли он нашёл тебя через интернет, он дерево. Значит был какой-то путь попроще. Я поговорю с ним и выясню.

– Он убедит тебя, что все ещё можно вернуть. Убить меня. И все станет как прежде. Скажет, что я все тебе вру!

– Ты бредишь! Ничего уже нельзя вернуть. Для меня по крайней мере. Я другой!

– Но ты не любишь меня.

– Боже, опять.... Ну Има! Почему я здесь и разгребаю все это дерьмо, если не люблю тебя?!

– Ты любишь свободу, которую я показала тебе. Но не меня. Я не ценна.

– Ты бесценна! – Я обнял ее сзади. Поцеловал в шею. – Ты и есть свобода.

– Не подлизывайся! – Она толкнула меня локтем в живот. Голос игривый. Как быстро меняет она маски... настроения...

Она высвободилась от меня, открыла кастрюлю, которая дымилась на плите, и стала накладывать в миску какое-то варево. Каша с костями.

– Ладно, отнеси ему поесть. Сам. Я тебе доверяю, видишь?

– Это что?

– Собакам варю.

– Он же не собака!

Она замерла.

– Нет. – Сказала с расстановкой. – Конечно он не собака. Зачем их так обижать?

– Нормальной еды, Има.

– Ты забыл? Ничего нормального он не делал со мной, пока тебя не было рядом. Ничего похожего на что-то человеческое или хотя бы собачье.

– Все, я понял. Извини...

Она поставила тарелку на стол. Повернулась и угрюмо посмотрела на меня.

– Если бы ты выслушал меня, если бы не был трусом и услышал, что со мной было, ты бы не думал сейчас о еде для него. Ты пошёл бы и перерезал ему глотку, как свинье. Но ты не захотел знать...

– Я не хочу наделать глупостей. Все дело в этом. Мне нужно кое-что от него узнать. А потом... все будет нормально. Я тебе обещаю. Я сделаю все, что нужно. Хорошо?

Она какое-то время смотрела на меня тем же взглядом. Потом кивнула. А меня с опозданием неприятно зацепило это "как свинье". Быть может, она набралась от него подобных выражений. Ну это как – если долго смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя.

– Только не делай этого без меня! Я должна все увидеть. Чтобы... чтобы могла дальше жить.

Я взял тарелку и пошёл к сараю. Как мне говорить сейчас с ним?

– Пан! – Позвал я, входя в сумрак сарая. – Я принёс поесть.

Он уже стоял у решётки, будто ждал меня. Или ее. Нетерпеливый скучающий пёс.

– Ключи! Ты принёс?!

– Нет. Вот еда.

– Где девка?

– В доме, мы одни.

– Без ключа не открыть! Ее дед держал тут своих псов, а сварено как для тигров, смотри! – Он с силой дёрнул решётку. – Видишь, намертво! Что делать-то будем?

– Не знаю где у неё ключи, как я тебя выпущу?

– Да ты охренел! Почему она ещё жива?! Нам давно надо выбираться отсюда!.. Хотя нет, ничего не делай с ней без меня. Это моя работа. – Он понизил голос: – Артём?! Что происходит-то? Ты же пришёл за мной?

– Я не знал, что ты здесь. Она сказала, что убила тебя.

– Да уж конечно. Как бы она это сделала!

– Наверное так же, как посадила тебя в клетку.

– Да, я лопушара! Я не знал, что у неё псы! Тварь кинулась на меня, чуть не перегрызла шею! Вот, видишь?! – Он показал следы укусов. – Ну а ты-то чего?! Ты почему тормозишь?!

– Я ее не буду убивать. Хочу... помнишь, ты говорил, что надо сваливать. Собачья работа. И я подумал – что да, ты прав. В общем... Я хочу остаться здесь.

Пан недоверчиво нахмурился и отступил.

– Нет, брат... я не верю, нет... ты с ней спелся что ли? Брось! Вас же найдут! Она... да зачем она тебе?! У тебя семья! Дочка!

– Так я решил.

Он молчал. Потом с силой провёл по лицу ладонью. Отошёл и сел в угол.