Текст книги "Рухнувшая с небес"

Автор книги: Алина Кускова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Достаточно, – постаралась улыбнуться Вероника.

– Вот и прекрасно, – сразу посерьезнела Лилит, садясь за руль. – Теперь я отвезу тебя домой.

Вероника отметила, что Лилит вела себя настолько независимо, что ни с кем не соизволила попрощаться. И Замятин с Вероникой не попрощался, впрочем, видимо, у них так принято. Они настолько занятые, что едва успевают везде бывать. Вот Лилит снова куда-то спешит, только на этот раз без нее. Что ж, у Вероники будет свободное время, чтобы примерить новый гардероб и покрутится перед зеркалом. Лилит права, нужно думать о хорошем и радоваться жизни. Радяновой в чем-то повезло, в чем-то не повезло. Ветровой тоже не всегда судьба преподносила одни подарки.

Зато ей так повезло с Лилит!

Вероника выпрыгнула из машины возле своего подъезда, подхватила пакеты и помахала рукой удаляющемуся автомобилю, самому умному автомобилю на дороге с самой восхитительной Первой-женщиной-на-земле.

Глава 3

С точки зрения биологии, если что-нибудь вас кусает,

оно, скорее всего, женского пола.

Круз Скотт

Большая гримерка больше походила на косметический салон с одной единственной клиенткой, маниакально страдающей идеей скрыть свой истинный возраст. Всевозможные тюбики и пузырьки, коробочки и баночки заставляли туалетный столик, стол рядом с ним, полки в этажерке напротив. Косметические принадлежности на горизонтальных поверхностях разбавляли многочисленные фотографические портреты хозяйки комнаты, ими были увешаны и все стены. Вот она в роли Джульетты, здесь она играет Гамлета, а на центральном фото – Президент страны, вручающий ей звание народной артистки. Фон портретам составляли цветы, они стояли в огромных вазах и заполняли все свободное пространство пола. В их натуральном аромате тонули парфюмерные запахи известных фирм, но аромат этот временами отдавал увяданием.

В мягком крутящемся стуле на колесиках, – возраст уже не тот, чтобы как девочка перебегать с места на место, – по своей гримерке передвигалась прославленная, непревзойденная дива театральных подмостков Инга Стеблова. Она старательно накладывала мэйкап, чтобы никто не усомнился, что ей всего лишь сорок пять, и Инга ягодка опять.

Поправляя роскошные пряди блестящих темных волос, завитые в крупные локоны, она придирчиво оглядывала свое отражение в зеркале и искала новые морщинки, найдя, немедленно заполняла их омолаживающим кремом и накладывала сверху него тональный грим. Инга сама делала себе макияж на протяжении всей театральной жизни, не позволяя чужим, беспристрастным рукам прикоснуться к ее нежному лицу.

Впрочем, хирург уже прикасался один раз. Теперь осталось сделать только две круговые подтяжки лица, больше он не советовал, чтобы Инга не походила на куклу с вечно закрытыми глазами и растянутым ртом. Две подтяжки не ранее чем через три года каждая, итого у нее в запасе шесть лет плюс еще три года, пока действие последней сойдет на «нет». Девять лет! Ей будет всего шестьдесят пять, а ничего уже нельзя будет сделать!

Ей начнут предлагать роли мамаш и старух, сейчас же она играет молодых любовниц.

Придется уйти, уступить место молодым и рьяным, какой она была когда-то, но молодость души у нее осталась по сей день.

Она как девочка трепещет от прикосновения мальчиков, ее тянет к юным, крепким, мускулистым телам молодых партнеров. Жадно глотая каждый миг бурной встречи, Инга позволяет себе все. Через девять лет это все потонет в блестящем прошлом. Мальчики поймут, что ей далеко не сорок. Поймут и остальные! Инга поморщилась. Прочь, прочь, грустные мысли, от них появляются лишние морщинки! Нужно жить настоящим. Но как часто она теперь вспоминает прошлое, готовая прожить каждый день вновь с того самого замечательного момента, когда перед ней оказалась та, что подарила будущее. Не скромное прозябание нищей театральной актрисульки, а настоящее будущее: с волнующим успехом, несмолкающими овациями, всеобщей любовью и морем цветов.

Стеблова презрительно усмехнулась и тронула губы яркой помадой. Ее молодым соперницам придется подождать, она отлично выглядит, она на многое способна. Сегодня она вновь выйдет на сцену и покажет им восхитительную Ингу Стеблову, равной которой нет.

– Ты готова, дорогая?

В гримерку, постучавшись, вошел ее нынешний мальчик Иван Молохов.

Инга поглядела на юного красавца оценивающим взглядом умудренной любовными связями женщины, придраться было не к чему, Молохов выглядел волнующе сексуально, как всегда. Высокий, стройный, загорелый, в меру оголяющий грудь и руки, чтобы она могла любоваться его поджарым телом. Холодные голубые глаза, загорающиеся дьявольским огнем в минуты секса, не потеряли прежней привлекательности. Длинные светлые, мягкие как шелк, она это хорошо знала, волосы, небрежно зачесанные назад, хотелось гладить и гладить.

Бросить бы стервеца! Да не хватает сил. Хорош и внешне и в постели.

Вот только любит ли? Пользует. Но и она не овечкой падает в его объятиях. Раз сказала, чтобы кроме нее никаких девок не имел, сразу послушал.

Каждый раз, выходя на сцену, Стеблова волнуется как девочка перед первой брачной ночью. Каждый раз на протяжении стольких лет! Когда придет насыщение театром и полная безмятежность? Придет ли? Порою ей кажется, что надоело, все надоело: сцена, бездарности на ней, глупые поклонники и этот холодный мальчик надоел. Наступило пресыщение. Не поменять ли его? В труппе появился еще один, свежий, нежный, стеснительный. И влюбленный в нее до одури. Это Инга на расстоянии чувствует, как хорошая ищейка.

Отчего она сегодня так волнуется?

Прочь, волнение, прочь, оно не добавляет молодости.

– Готова, милый, – улыбнулась Инга и бросила последний взгляд в зеркало.

Неотразима!

Последний взгляд в гримерке должен остановиться на зеркале, эту примету Стеблова неукоснительно соблюдала. Она должна запомнить себя могущественной, искушенной красавицей, чтобы ни на миг не усомниться: Инга Стеблова – Лучшая-актриса-на-земле.

Кровать была недостаточно широкой, чтобы на ней без помехи друг другу разместились все новые вещи Вероники Ветровой. Лилит не поскупилась, брала то, что было модным, на цены не обращала внимания, даже не поглядела, насколько хорошо покупки сидят на Веронике. Вдруг, это чудесное маленькое черное платьице из парчи, подбитое тафтой и газом, в стиле «винтаж» ей не подойдет? Будет очень-очень жаль.

Вероника скинула с себя майку и надела платье. Изумительно! Словно специально сшито на нее, каждая выточка на месте, платье точно повторяет изгибы ее тела, а ведь это не надоевший стрейч, в котором летом жарко. Теперь жаль, что нельзя будет надеть этот наряд в гости к Замятину. Он приглашал на яхту, Вероника толком не знает, что в таком случае следует надевать, но, скорее всего, нужно что-то в морском стиле. Ого! Лилит купила ей белую короткую плиссировку и тельняшку! В этой юбчонке она будет смотреться неразумной девчонкой. Не-е-ет, Вероника приложила к себе тельняшку, с таким-то беззастенчивым вырезом она будет похожа на юную соблазнительницу. Ей-то и показывать особо нечего. Но она покажет, раз уже согласилась становиться звездой!

Она переоделась в морской костюм.

А черное платье можно взять с собой, наверняка они задержатся до вечера.

От мыслей о предстоящей поездке ее отвлек звонок в дверь.

На пороге стояла Людмила Токарева, ее вторая добрая подруга. Веронику кольнула совесть, ведь она собиралась к Милке забежать, да так и не забежала, закрутилась с Лилит. Но с другой стороны, у Токаревой тоже свободного времени в обрез, она журналистка, карьеристка по сути, хватается сразу за все, что предложат, а потом разрывается на части.

– Спасибо, что нашла свободную минутку, – искренне поблагодарила Ветрова подругу.

– Не за что, – заявила та, отталкивая ее в сторону и проходя в комнату. – Ну, и где твой глюк? Элька сказала, что у тебя из-за Владика готова съехать крыша.

– Она ошиблась, – возмутилась Вероника. – Я о нем уже совершенно забыла!

Мила не собиралась верить в то, что любимого мужчину можно забыть едва ли не на следующий день после того, как он предательски тебя бросил.

По ее мнению, страдать следовало не менее трех недель. Только по истечении этого срока девичья память начинает стирать воспоминание о предателе. Впрочем, это преступление Ветрова все равно не забудет до конца своих дней и придет еще время, когда Владик обо всем пожалеет.

Вероника заметила подруге, что если та пришла поговорить о ее бывшем френде, то только зря конечности напрягала. Владик Ковалев ее больше не интересует ни в каком ракурсе: ни как бывший френд, ни как будущее напоминание о предательстве. Веронику интересует совсем другой мужчина, и на следующий день она поедет к нему на яхту.

Известие застало врасплох Людмилу. Она застыла посреди комнаты, не сводя глаз с разложенных не постели вещей, и слабо простонала.

– О! О-о-о-о, – взяла черное платьице и прижала его к груди. – С ума сойти можно! Это же из последней коллекции Донателлы! Я поняла, Ветрова, ты ограбила банк, чтобы его купить! Как я тебя понимаю, подруга. С тобой точно все в порядке? Мужик с яхтой не привиделся?

– Он живее всех живых, – усмехнулась Вероника.

– А та фурия, что тебе является? – Милка, перебирая тряпки, честно пыталась выполнить свою миссию – проведать больную на голову подругу и попытаться окрылить ее и успокоить.

– Лилит не фурия, она мой продюсер, – отчеканила Вероника.

– Что ты говоришь? – обомлела Токарева и осела на кровать. – Твой продюсер?! Она собирается тебя раскручивать? – Вероника кивнула. – Ну, ты, мать, даешь! А чего молчишь? Познакомь меня с ней. Может быть, у нее найдутся знакомые среди магнатов-газетчиков, душу бы продала за раскрутку и собственный журнал!

– Всему свое время, – повторила Вероника фразу Лилит.

– Ветрова, не пугай меня, – предупредила Мила, – что стала такой умной и начитанной. Говори человеческим языком.

– Я тебе и говорю, потом познакомлю. Лилит очень занятая женщина, деловая, понимаешь?

– А то, я не понимаю, – обиделась подруга. – Я вот тоже вся в делах. Чего я к тебе пришла? Так, про сволочь Владика мы поговорили, про нового яхтсмена тоже… Нет. Ты мне ничего толком не сказала! Давай, – она села удобнее, – признавайся, Ветрова, какой он умопомрачительный блондин!

Вероника разочаровала подругу лишь тем, что Замятин роковой брюнет. Есть такая категория мужчин-искусителей, парализующих свои жертвы одним лишь бездонным взглядом. С ними страшно, без них еще страшнее, одиночество штука ужасная. Но, по наблюдениям Вероники, брюнет интересуется не ею, а Лилит, а Веронику пригласил как ее подругу. Но Лилит ей не подруга, больше приятельница, она своих подруг Милу и Элю ни на кого на свете не променяет. Да и дружить с Лилит все равно не получится, она держит всех на расстоянии. Такое ощущение складывается, что между ними незримая перегородка, чуть преступишь черту, и перегородка бьет током.

– И не поняла, чего я так разоткровенничалась, – вздохнула Вероника. – Сама увидишь, когда она придет. Только вот я не знаю, когда это случится, Лилит появляется всегда так неожиданно.

Вероника умолчала о своем новом видении мира сквозь фиолетовые линзы черных «кисок». Если она об этом расскажет, то тогда точно добрые верные подружки насильно повезут Ветрову в психушку. Хотя сегодня доказательства существования Лилит у нее на лицо, вернее, на постели.

– Бешенные деньги потратила, – согласилась с ней Мила, разглядывая вещи. – Значит, ждет от тебя неслабую отдачу. Деловые леди ничего просто так не делают, просчитывают все сто раз наперед.

– Она считает меня талантливой, – призналась Вероника.

– А! – обрадовалась Мила, – я же тебе всегда это говорила! И твоим родителям говорила. Знаешь, Вера, я верю, что когда-нибудь мы вместе с тобой пройдем по красной ковровой дорожке за Никой! Так же у вас главный приз называется? Ты ведь меня возьмешь? Или пойдешь со своим страстным брюнетом?

– Он не мой, – засмеялась Вероника, – и я возьму не его, а тебя с Элькой!

– Честно? – захлопала в ладоши Мила.

– Чтоб я сдохла! – заверила подругу Вероника и испуганно замолчала, прервав смешок. – Какое-то нехорошее предчувствие.

– А, о предчувствии, – спохватилась Мила. – Я-то к тебе не просто так пришла. Козел этот Ковалев и нечего про него говорить, добренькая твоя Лилит, о ней тоже поговорим позже. Можно еще поболтать о брюнете, люблю я такие разговоры, только сейчас некогда. Собирайся, Ветрова, тебе сказочно повезло! Я еду на интервью к Стебловой, могу взять тебя собой в качестве стажирующегося репортера.

– Едешь на интервью к Стебловой?! – восторженно повторила Вероника. – К той самой Инге Стебловой?! Нет, у меня кумиров нет, но ею я восхищаюсь и с удовольствием пообщаюсь.

– Пообщаться не получится, – предупредила Мила, – вопросы задавать буду только я. Стеблова, как большинство звезд, требует их заранее, чтобы обдумать каждый ответ для печати. Все оговорено и подписано, ничего лишнего. Разве только она раздобрится, но это с ней бывает редко, особенно в последнее время. Стареет, старушка, ей ведь, не приведи Господь, уже за пятьдесят.

– За пятьдесят?! – Вероника предполагала, что Инге не больше тридцати пяти.

В любом случае, та выглядела достойно великой актрисы, вот с нее нужно было брать пример, а не заморачиваться предателями Владиками. Кстати, Вероника не слышала, чтобы Инга мучительно страдала хотя бы из-за одного мужчины. Ее непрекращающимися романами была наводнена вся пресса. Интересно посмотреть на очередного звездного мальчика, Стеблова предпочитает юные создания. Может быть, ей пока не встретился Максим Замятин?

– Ну, так едешь? – нетерпеливо поинтересовалась Мила, поднимаясь.

– Ты еще спрашиваешь!

И Вероника кинулась переодеваться.

Людмила Токарева работала корреспондентом в газете «Свой день», которая не брезговала желтизной. Расторопную рыжую бестию, как прозвали Милку в редакции, можно было послать куда угодно: делать репортаж с уборки картофеля или провести интервью со звездой. Везде Токареву ждал несомненный успех, ради которого она могла пробить рыжей упертой головой самую непрошибаемую стену. Такой стеной стала для газеты Инга Стеблова, близился к завершению ее очередной роман, намечался новый, а у редактора не было ни одного намека на ее личную жизнь. Можно было бы писать о картошке, можно, но расхватывать газету как горячие пирожки в голодное время стали бы только с откровениями звезды на весь разворот.

Непостижимым образом через директора актрисы Токаревой удалось уговорить ее ответить на несколько вопросов, среди которых был и почти интимный «Есть ли у вас любимый мужчина?». Глупый вопрос, Милка нисколько в этом не сомневалась, зато с чистой совестью именно его можно было сделать подзаголовком на первую полосу газеты.

– Только бы все получилось, только бы она не передумала, не лишилась памяти, не умерла, – шептала журналистка как заклинание, пока они с Ветровой тряслись в метро.

От такой звезды как Инга Стеблова всего можно было ожидать.

На театральном крыльце топтался фотограф Сеня, увешанный фотокамерами разной величины. Заметив Ветрову, он очень обрадовался. Вероника зря приняла это на свой личный счет.

– Молодец, – сказал Сеня, снимая с длиной худой шеи один фотоаппарат, – что привела помощницу. Держи, крошка, будешь щелкать вместе со мной, то есть, сама по себе щелкай все, что увидишь и не увидишь! Опасаюсь, – он кивнул на свою аппаратуру, – вдруг подведет! Мне ребята говорили, у них такое было: чертовщина какая-то, не захотела Стеблова, чтобы ее снимали, цифровики все одновременно сели без подзарядки, а батареи были полные! Я тебе…

– Вероника, – сказала Ветрова.

– Я тебе, Вероника, пленочный даю. Он надежнее.

– Пасибки, – хмыкнула Вероника, но точно уж не пожалела, что ее руки будут заняты делом.

Служебный вход охраняла дебелая, ретивая и злобная как собака Цербер, дама, вставшая грудью перед журналистами. Пришлось потратить еще некоторое время, пока выясняли, что к чему, к кому, и, собственно, ждут ли их там. Вскоре пришел директор актрисы и проводил гостей к гримерной комнате Стебловой. Приказав ждать возле дверей, директор, наглый молодой мужчина, не привыкший церемониться с кем бы то ни было, кроме самой звезды, скрылся в недрах помещения. Вероника при закрывающейся двери едва успела услышать томный, страдальческий голос, и сразу догадалась, что звезда не в духе: она устала, измоталась и перед спектаклем ей нужно отдохнуть.

– Не дрейфь, – подмигнула подруге Милка. – Она не посмеет нас не принять. Побоится, что мы напишем, насколько зазвездилась, своих не признает. Мы же им свои: где надо – пропиарим лишний раз, где потребуется – промолчим. За все приплачено, получите и распишитесь.

Длинный Сеня подбирал стенку с флегматичным видом, по всей видимости, отстранился от суеты и молился, чтобы его цифровик не сел в самый ответственный момент.

– Заходите, – директор распахнул дверь, и сердце Вероники гулко забилось.

Она зашла после всех и остановилась в стороне, видя, что стульев в гримерке всего два, не считая огромного, удобного стула на колесиках, на котором восседала сама Стеблова. Фотограф Сеня подтолкнул ее ближе к звезде и кивком показал, чтобы Ветрова принималась за дело.

– Сорри, Инга Юрьевна, – прощебетала Милка после обмена приветствиями, – вы не против, Сенечка немного вас поснимает, наши читатели обожают вами любоваться.

Вероника поглядела на подругу, да Милка далеко пойдет, только вошла и сразу льстить. Вот Ветрова так не умеет! И сидит у разбитого корыта. Впрочем, сейчас ей не на что обижаться, у нее есть Лилит. Кто знает, пройдет время, и на этом удобном крутящемся стульчике будет сидеть она! Сердце перестало грохотать и сладенько заныло.

Звезда царственно кивнула головой и приняла соответствующую позу: выпрямила плечи, вытянула шею, втянула живот, после этих несложных манипуляций ее бюст выдвинулся вперед и стал казаться невероятно соблазнительным. Фотограф Сеня уставил на него фотокамеру и принялся щелкать.

Вероника тоже начала снимать, думая, что потом хорошенько рассмотрит фотографии, изучит повадки, позу, выражение глаз, ей все это в будущем пригодится. Выражение глаз…

Она навела объектив на глаза и поразилась. Они ничего не выражали! Ни скуку, ни лень, ни радость, ни ожидание грядущих и таких неизменных из года в год оваций. Вот разве только пресыщение и гордость. Нет, не гордость, а гордыню. Ветрова приблизила изображение, да, красивые глаза с сеточкой мелких морщинок временами пренебрежительно прищуривались, но Инга не позволяла себе расслабляться. Она тут же брала себя в руки, картинно, заученно улыбалась и милостиво позволяла себя снимать дальше.

– Думаю, достаточно, – махнула Стеблова рукой, и к ней, как по команде, подскочил директор.

– Все, все, мы прекратили, – Мила толкнула увлекшегося Сеню локтем в бок, тот, отскакивая от нападающего объекта, все-таки успел сделать пару снимков хмурой Стебловой.

– Спрашивайте, – разрешила Инга.

– У вас есть любимый мужчина?! – ляпнула Токарева.

Этот вопрос был вычеркнут из списка одобренных, но Мила не собиралась сдаваться, она так на него рассчитывала, а на нее так рассчитывал главред!

Стеблова откинулась на спинку стула и усмехнулась.

– А вы как думаете, голубушка? – презрительно глядя на журналистку, процедила она.

Вероника затаила дыхание, Сеня обиженно засопел, видимо, готовился к тому, что их выкинут за несанкционированное вторжение в личную жизнь звезды. Но Милка все исправила:

– Я думаю, – восторженно воскликнула она с таким придурочно-фанатичным видом, наблюдать который близкой подруге еще не приходилось, – есть! Они падают к вашим ногам, целуют песок, по которому вы ходите, и лишаются силы воли от вашей красоты!

Глаза Стебловой блеснули интересом.

– Да, так и есть, – сказала она.

Милка была готова вскочить и кинуться ее обнимать. Завтра же газета выйдет с убойным анонсом на первой полосе: у Стебловой есть любовник! Кто он – читайте нашу газету!

Даже если звезда не признается, кто он, то слова из первых уст Мила процитирует. Было бы что цитировать, еще немного, еще чуть-чуть. Про молодого блондина она и так знает…

– Хотите, секрет? – продолжила Инга, беря с туалетного столика глиняный флакон кувшиноподобной формы с непонятным цветочным орнаментом и красной ленточкой на горлышке.

Кадык на Сениной шее нервно дернулся, а руки сами полезли к фотоаппарату.

– Это духи единственной женщины-фараона Хатшепсуп, жившей на земле в пятом веке. Благодаря набору изысканных трав у духов одурманивающий эффект, способный лишить любого человека воли. Как раз то, что нужно для соблазнения мужчин.

– Можно, – пробормотала незаметная до этого Ветрова, – понюхать?!

– Дышите воздухом вокруг меня, деточка, – пожала плечами Стеблова и вернула флакон на место.

Вероника среди терпкого цветочного запаха гримерки поймала едва уловимый жаркий, обжигающий аромат африканского солнца и голубых лотосов. Похожие духи из путешествий по Египту обычно привозила мама. Похожие, эти же будоражили воображение, не смотря на то, что розы и лилии в гримерке благоухали сильнее всего на свете. Веронике захотелось выставить отсюда цветы, проветрить комнату, и вдохнуть этот божественный, едва уловимый аромат.

– Очуметь, – прошептала журналистка, провожая флакон обратно жадными глазами.

– Это все, что вы хотели узнать? – поинтересовалась Стеблова.

– Да, то есть, нет! – спохватилась Милка. Она уже представляла убийственный анонс на первой полосе: Стеблова и секрет ее одурманивающих духов, лишающих мужчин воли. Главред в улете!

Пусть только не поставит ее на освобождающуюся должность начальника отдела новостей.

Людмила Токарева собралась и настроилась на рабочий лад. И присутствующие в гримерке услышали рассказ о творческих планах звезды.

Вероника слушала и поражалась. Съемки, спектакли, гастроли, банкеты, участие в шоу, выступления по радио – разве на все это хватит двадцати четырех часов дня? Каким темпераментом нужно обладать, чтобы успевать крутиться как настоящая звезда? Сможет ли Ветрова жить такой же насыщенной жизнью, не разочарует ли своего продюсера Лилит? Быть звездой такой великий труд!

Если верить Стебловой, то нужен талант. Вероника Ветрова не сомневается в том, что он у нее есть. В этом не сомневается и Лилит. И все же…

Вероника слушала великую актрису, но ее слова пролетали мимо любопытных ушей.

Ветрова думала про свою розовую мечту.

– А? Что? – она очнулась после того, как Сеня подтолкнул ее к выходу.

– Пошли, – прошипела Мила, – аудиенция закончена.

Директор выпроводил троицу за дверь, но Милка с Сеней не спешили уходить. Они объяснили Веронике, что хотят немного постоять в коридоре, чтобы поймать еще кого-нибудь из прославленных артистов и перекинуться с ним хоть парой слов. Вероника согласилась подпирать стенку неподалеку от гримерки Стебловой. Отходить дальше не стали из-за фотографа, Сеня собирался запечатлеть выход Инги на сцену.

– Смотри, Ветрова, – зашептала Мила, глазами показывая на красавца нордического типа, постучавшего в дверь к Стебловой, – это ее мальчик. Сеня, Сеня!

– Что Сеня?! – возмутился тот, – предупреждать надо.

Вероника успела разглядеть необычную, притягательно-мужественную красоту парня, скрывшегося за дверью.

– Мамочка дорогая, – зашептала Милка, – Сеня, снимай! Это же Светлана Надеждина!

По коридору в сторону гримерки Стебловой шествовала роскошная рыжеволосая молодая женщина.

– Светлана! – кинулась к ней журналистка, – не могли бы вы…

– К сожалению, не могу, – та привычно растянула губы в дежурную улыбку. – Как-нибудь позже.

Надеждина стукнула пару раз и, не дожидаясь позволения, вошла к подруге.

Впрочем, Мила Токарева знала, что подругами эти две звезды не были, старались казаться ими на публике, но не больше. Хотя, как оказалось, отношения поддерживали. Многие считали их соперницами, но дивы утверждали, что у каждой из них своя аудитория поклонников, и им делить нечего.

– Какой краской она красит волосы, – простонала Мила, трогая свои рыжие пряди. Несомненно, волосы Надеждиной выглядели гораздо эффектнее. – Успел снять?

– Раз щелкнул, – ухмыльнулся Сеня. – Ого! Лозовой!

Мимо них походкой спешащего по неотложным делам человека прошагал известный актер. Он не обратил на троицу никакого внимания, но Веронике внезапно захотелось спрятать глаза за фиолетовыми линзами. Если настанет день ее Славы, то неприятно будет, когда кто-то из коллег-звезд вспомнит, как она подпирала стенку гримерки. Глупости, конечно, но так ей захотелось.

В очках стало гораздо легче воспринимать действительность.

Из гримерки Стебловой вышел ее директор под руку с нордическим красавцем, чуть задерживаясь, за ними вышла Светлана Надеждина. Сеня кивнул на фотоаппарат в руках Вероники, о котором она уже забыла, и приготовился делать снимок идущей на сцену великой актрисы.

Но она не спешила.

У Вероники затекла рука, и она со вздохом опустила фотоаппарат.

– Что у нее там, – недовольно пробурчала Милка, – умерла что ли?

Сеня вздохнул и сладко потянулся, выставив к потолку руки, вооруженные камерами.

Они подождали еще немного.

– Стеблова выходила?!

К ним подбежал ее директор.

Мила отрицательно покачала головой. Директор нахмурился и кинулся к двери. На его стук никто не ответил, и Сеня, почувствовав сенсацию, как натасканная такса лисицу, выпрямился струной.

Директор распахнул дверь…

Инга Стеблова как-то неестественно лежала на полу в обрамлении своих длинных, безукоризненно черных волос с распахнутыми изумленными глазами, остановившимися на том месте, где стоял флакон изысканных духов. Вероника с ужасом оглядела стройную фигуру мертвой дивы, ее белую фарфоровую руку, сжимающую красную ленточку и проследила за потухшим взором. Флакона на месте не было. Она перевела испуганный взгляд на Ингу, и ей показалось, что та усмехнулась. Но это была не Инга! Вероника явственно увидела безжалостные морщины вокруг глаз, дряблый двойной подбородок, пожелтевшую кожу, сморщенную шею… Кто это?!

– Инга! Инга! – закричал директор и выбежал вон, закрывая перекошенное страхом лицо неприятно волосатыми руками.

От сквозняка легкое светлое платье мертвой дивы колыхнулось так, словно она собиралась подняться и указать пальцем на убийцу. На директора?

Отчего Вероника раньше не заметила его отталкивающей внешности? Поняла, что тип неприятный, но внешне он казался вполне обычным. Ах, да, очки. Они помогают видеть другие сущности людей, их параллельный, а для многих настоящий, мир.

Потом возле прославленного тела толпились люди, беспрестанно щелкал Сеня, пока ему не врезали по морде и не вытолкали взашей, всхлипывала Мила. Потом выгнали всех и вызвали милицию. Догадались закрыть гримерную комнату и пригрозить фотографу, что если тот использует снимки, его привлекут к ответственности. Милка заступилась за коллегу, заявив, что Инга Стеблова сама разрешила ее снимать и разрешение ее до сих пор остается в силе. Заговорили об этике, совести, вспомнили, что у журналистов ее попросту нет…

На этом месте троица поспешила ретироваться.

Но на выходе, уже предупрежденная администрацией старушенция никого не выпускала.

Мила собралась с ней хорошенько поругаться, но ее опередила Лилит, возникшая внезапно из закутка театра.

– Они со мной, – бросила чопорная Лилит, одетая как на поминки в строгий темно-синий костюм с черной розой в петлице.

Тетка скукожилась и промолчала. Лилит – богиня в скопище зла и соблазнов, как подумала Вероника и отметила ее неизменные красные шпильки.

Лилит помогла им беспрепятственно выйти наружу.

Обстановка была напряженной, не каждый день на твоих глазах убивают звезду первой величины, но Вероника вспомнила о правилах приличия и познакомила Лилит со своей подругой. Как ей показалось, Лилит заинтересовалась Милой, они обменялись визитками и договорились втроем встретиться в более приятном месте. Вероника не ожидала от Лилит такой общительности с незнакомой девушкой, хоть и ее подругой. В глубине души даже почувствовала ревность.

Лилит предложила ребятам подвезти их в сторону центра, но Мила с Сеней отказались. Как и предположила Вероника, они собирались продолжать караулить сенсацию возле театра. Лилит с Вероникой уехали.

Они молчали в машине, разговаривать Веронике не хотелось.

Но в уютном сумраке кофейни, куда привезла ее Лилит, Вероника рассказала все, что видела. Лилит уже знала, что по какой-то причине скоропостижно скончалась великая актриса. И это очень ее печалило. При упоминании таланта Стебловой красивое лицо Лилит исказила гримаса страдания. Вероника подумала, что они могли бы быть близкими подругами. Лилит знала всех известных людей в артистической тусовке. Но та ее разочаровала. Нет, как сказала Лилит, продюсером Стебловой она никогда не была, по личным интересам они не пересекались, встречались на банкетах, завершающих шумные премьеры, были знакомы, и не больше.

– Просто когда женщина уходит в небытие, – мрачно заметила Лилит, – мне ее искренне жаль.

– Лилит, – вспомнила Вероника, – а что это за духи фараона-женщины Хатшепсуп? Ты слышала о них?

Разумеется, Лилит о них не просто слышала.

Это она подарила глиняный флакон Стебловой на юбилей ее сценического двадцатипятилетия.

Совсем недавно археологи при раскопках древней гробницы обнаружили хорошо закупоренные глиняные флаконы с духами великой правительницы. В те времена духам отводилась не роль ароматизаторов, им ставились более существенные задачи – соблазнить, обаять, подчинить. Женщины Древнего Египта знали толк в цветах и умели использовать их магические свойства. По найденным духам, запах которых за века не успел выветриться полностью, один французский парфюмер составил аналог. Лилит удалось перекупить партию духов, всего пять флаконов, предназначенную для гарема одного арабского шейха, один флакон она подарила Инге Стебловой.

– Зачем женам шейха власть? Их слишком много, а он один. Мне удалось его переубедить, не делать опасной ошибки. Это духи-признание, духи победительниц, владычиц мира и душ. – Лилит, улыбнувшись, посмотрела на Веронику. – Я тебе подарю их, позже, – пообещала она.

– Для меня они слишком дорогие, – спохватилась Вероника.

– Они дорогие для всех, Ника. Но я платила не деньгами, деньги за них не берут.

– Если их нельзя купить, – предположила Вероника, – тогда та, что захотела ими обладать, должна была украсть духи. И ведь их украли! Шерше ля фам, ищите женщину….

– Мы никого не станем искать, – уверила ее Лилит. – Это не наше дело. Если Ингу убили, то пусть о преступнике позаботятся те, кто должен это делать. Кстати, передай подруге, что вы можете не волноваться. Ваши имена в связи с этим делом не всплывут. Или я не права, и ради экзотических духов Ингу убила твоя подружка? – в темных глаза Лилит появились бегающие искорки. – Она на это способна. И этот фотограф ради сенсации…