Текст книги "Две правды (СИ)"
Автор книги: Алина Козаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Кёнинг осторожно вытер слёзы девушки ладонью. Затем он вынес её из ванной:
– Где тут аптечка лежит? – Не теряя времени спросил он:
– На кухне. – Чуть слышно ответила Лизель, опустив голову.
Шварц быстро пошёл на кухню, которая оказалась на первом этаже. Нашёл он аптечку достаточно быстро, так как она лежала на виду.
Кёнинг быстро достал бинты и начал торопливо забинтовывать запястья Мареш:
– Дура, ну зачем ты это решила сделать? – Спросил он, завязав бинт на второй руке девушки. – Тебе ещё жить и жить надо. Ты хоть знаешь, как людям нравится то, как ты рисуешь?
– Я не могу больше жить с этими воспоминаниями. – Лизель шмыгнула носом, замерев. – По ночам я не могу заснуть. А в последнее время я вообще перестала выходить на улицу. – Девушка чуть слышно вздохнула, прикрыв глаза:
– Не отключайся. – Шварц потряс девушку за плечи, внимательно глядя на неё. – Я тоже не могу заснуть иногда, вспоминая о войне, но руки на себя не наложил.
– Лучше бы наложил. – Мареш всхлипнула:
– Но как ты умудрилась выжить, когда упала в реку? – Кёнинг положил руку на лоб Лизель:
– Сама не знаю. Но я где-то около недели плутала по лесу, питаясь ягодами. Через неделю случился выкидыш, и я потеряла много крови, чуть не умерев. Меня спасла старушка-акушерка, проходившая неподалёку. – Мареш шмыгнула носом. – Она заботилась обо мне, а я помогала ей как могла. – Девушка чуть слышно чихнула, обхватив себя руками. – Когда война закончилась, она посоветовала мне уехать, чтобы не мучиться воспоминаниями. Помогло это лишь в первые месяцы. А дальше… дальше, я столкнулась с каким-то парнем. Он хотел о чём-то поговорить… я убежала. – Лизель всхлипнула. – После этого я перестала выходить из дома. При виде мужчин у меня начиналась сильная паника. Когда я перестала выходить из дома, мне начали сниться кошмары; о гибели родителей, о том, как вы издевались надо мной и о погибших товарищах. Из-за этих кошмаров я не могла заснуть, а вскоре вообще перестала спать. Иногда у меня не было сил даже встать и пройтись. Из-за этого даже поесть не получалось нормально, что уж говорить о рисовании. – Девушка потёрла глаза, вздохнув. – У меня не было сил даже нормально ухаживать за собой. В это время у меня всё валилось из рук, а сама я шарахалась и вздрагивала от каждого шороха, скрипа или стука в дверь. Эти мучения мне так надоели, что я решила покончить с этим. И тут появились вы. – Лизель вновь расплакалась, опустив голову:
– А ещё ты заболеть умудрилась. – Кёнинг вздохнул, убрав руку со лба девушки и крепко обняв её.
Мареш мелко трясло от рыданий. Девушка чуть слышно всхлипывала, шмыгая носом и чихая:
– Я скоро вернусь. Не засыпай, хорошо? – Шварц отстранился от Лизель и вышел из кухни.
Немец зашёл в ванную и спустил воду. Затем он набрал побольше тёплой воды, вышел из ванной и подошёл к Мареш, осторожно взяв её на руки:
– Пошли. – Кёнинг мягко погладил Лизель по голове.
Мареш чуть слышно вздохнула, покорно свернувшись комочком.
Шварц осторожно опустил девушку в тёплую воду и сел на бортик ванны. Затем он начал осторожно и аккуратно мыть волосы Лизель, перебирая пряди и заботливо приглаживая их, словно кошка взлохмаченную шёрстку котёнка.
После этого мытья Кёнинг осторожно завернул девушку в полотенце и понёс её на кухню:
– Ты хочешь есть?
– Не знаю. – Мареш чихнула:
– Тебе нужно поесть. Хотя бы чуть-чуть. – Шварц посадил девушку за стол и начал рыться в холодильнике. – Какое твоё любимо блюдо?
– Не знаю. – Лизель чуть слышно вздохнула:
– Бутерброды с помидорами пойдут?
– Наверное.
Спустя десять минут Шварц и Лизель сидели и ели бутерброды. Ели они в полной тишине.
Только было слышно с улицы как поют птицы и тихо стрекочут кузнечики.
После еды Шварц вызвался мыть посуду, чему Мареш была крайне удивлена.
После этого Кёнинг отнёс Лизель в спальню, укрыл одеялом и сел рядом:
– Постарайся хоть немного поспать. Если приснится кошмар, то я постараюсь тебя утешить и успокоить. Хорошо? – Немец внимательно посмотрел на девушку, мягко погладив её по щеке:
– Но ведь они страшные.
– Но это всего лишь сны. Ты всегда можешь проснуться и успокоиться.
– Ладно. Я посплю. – Мареш прикрыла глаза, медленно погружаясь в полудрёму. Вскоре Лизель заснула крепким и здоровым сном, не омрачённым кошмарами. Впервые за долгое время.
Шварц не уходил. Он сидел рядом и мягко поглаживал девушку по голове, наблюдая за ней.
========== Глава 25 ==========
Прошла неделя.
После этой встречи Шварц переселился к Лизель чтобы присматривать за ней. Он часто уезжал в город за покупками, в то время как Мареш спокойно рисовала.
Сама девушка была не очень рада переезду Кёнинга к ней. Но всё же она привыкала к его присутствию в доме. Лизель иногда невольно радовалась тому, что Шварц к ней переехал. Теперь было больше времени на рисование и на возню в саду.
Картины девушки постепенно становились более светлыми и лёгкими. От них так и веяло теплом, надеждой и добротой.
Состояние Лизель постепенно улучшалось: девушка стала чаще выходить на улицу, чаще смеяться и улыбаться, больше рисовать. Кроме этого Мареш начала самостоятельно ходить по лесу, зарисовывая то, что ей казалось наиболее интересным. Из леса девушка никогда не возвращалась без шишек и желудей в карманах. Однако Лизель по-прежнему не хотела появляться в городе.
Как-то раз на улице разыгралась жуткая гроза; дождь лил как из ведра, гром гремел так, как будто на небе началось землетрясение, а молнии ярко вспыхивали среди плотной серой пелены туч.
Именно в этот день Мареш вытащила Шварца на улицу, едва успев накинуть дождевик и прихватить с собой необходимые для рисования вещи.
Девушка устроилась на небольшой полянке и тут же принялась за рисование неба, изредка задирая голову вверх.
Кёнинг сидел рядом с девушкой, искренне недоумевая тому энтузиазму, с которым Лизель принялась рисовать в таких условиях. Где это видано, чтобы нормальный человек рисовал под сильным дождём в разгар грозы? Нигде. Но Мареш так рисовала.
В глазах девушки плясали озорные весёлые искорки, а сама она работала почти как в трансе.
Через некоторое время Лизель закончила работать, взяла законченную картину и отнесла домой. Затем она занесла краски, кисти и треногу. Шварц, вздохнув с облегчением, зашёл следом:
– Обязательно было рисовать именно в таких условиях? – Спросил он, торопливо закрывая дверь за собой:
– Да. – Мареш улыбнулась, отнеся кисти в ванну чтобы помыть их. – Так оттенки лучше видно.
– Серьёзно? – Кёнинг недовольно фыркнул, кутаясь в пиджак и мысленно надеясь на то, что простуда обойдёт его стороной:
– Да. Я так со многими своими пейзажами работала. – Лизель улыбнулась, включив воду и начав мыть кисти. – Такая работа на свежем воздухе знаешь, как называется?
– Как? – Шварц с искренним интересом посмотрел на девушку:
– Пленер. С французского это переводится, как рисование на свежем воздухе. – Мареш выключила воду, вытерев кисти.
Затем Лизель вышла из ванной, сложила кисти на письменный стол и пошла на кухню:
– Чай будешь? – Спросила Мареш, открыв один из шкафов и начав рыться в баночках:
– Не отказался бы. Помочь тебе чем-нибудь? – Кёнинг зашёл на кухню и остановился у шкафа, где рылась девушка, оцепенев.
Столько разных баночек он никогда не видел. В одной были сушёные листики мяты, в другой лавровые листья, в третьей находился розмарин, в четвёртой какой-то жёлтый порошок, в пятой какие-то длинные сушёные рыльца какого-то цветка, в шестой какие-то звёздочки. В седьмой находились палочки корицы, в восьмой лежали сушёные ягоды шиповника. Содержимое остальных баночек Кёнинг определить не мог, хотя все баночки в шкафу были подписаны:
– Даже не знаю. – Лизель повернулась к Шварцу, взяв баночку с мятой и баночку с сушёными ягодами шиповника. – Что-то не так?
– Так много всего. И как ты отличаешь всё это? – Кёнинг с искренним удивлением посмотрел на Мареш:
– Ты про специи? – С лёгким равнодушием в голосе спросила она, приподняв бровь. – Это ещё не самые редкие. Самые редкие растут на специально отведённом участке в саду. Например, кервель. – Лизель поставила мяту и шиповник на стол.
Затем она достала с полки чайник, налила в него воду и поставила на плиту:
– Смотри за водой, а я пока за крапивой и брусникой схожу. – С этими словами Лизель открыла небольшую дверь и вышла на улицу.
Шварц сел на табуретку и огляделся.
Кухня Мареш была обставлена крайне скромно: плита с духовкой, небольшой холодильник, раковина, сушка для посуды и много шкафов. На подоконнике стояли горшочки, в которых росли мята, лук, кресс-салат, петрушка, листовый салат, базилик, розмарин. Всё это стояло на подоконнике и радовало взор. Очевидно, это была только малая часть того, что Лизель выращивала.
В шкафы Кёнинг предпочёл не заглядывать, боясь, что не разберётся и запутается в этих приправах ещё больше.
Мареш вернулась обратно очень быстро; взлохмаченная, промокшая под дождём, но довольная:
– Ну что, налюбовался? – Девушка искренне улыбнулась, положив на стол листья брусники и крапивы.
========== Глава 26 ==========
Дни совместного проживания Шварца и Лизель протекали однообразно спокойно, но интересно.
Мареш по своей старой деревенской привычке всегда вставала раньше Кёнинга. Девушка быстро одевалась и шла на кухню готовить.
Шварц просыпался позже. Просыпался либо от того, что чувствовал пустоту на том месте, где должна была спать девушка, либо от звона посуды, шума воды и аппетитного аромата кофе и еды. Как правило из-за последнего Кёнинг просыпался чаще.
После завтрака, который всегда сопровождался разговорами, они оба мыли посуду.
Затем Мареш принималась за рисование. Иногда Лизель выходила на улицу, иногда выкладывала на стол фрукты и посуду в разном порядке, иногда выкладывая книги. Порой девушка, после нескольких секунд раздумья, принималась за портреты, а иногда она рисовала нечто странное и неописуемое. Порой от этих неописуемых картин возникало ощущение животного ужаса.
Шварц прекрасно понимал это чувство. Подобные странные картины Лизель рисовала, когда у неё начинался приступ, сопровождаемый рыданиями и мелкой дрожью. В такие моменты картины Мареш немного походили на знаменитую «Гернику» Пикассо, вызывая сходные чувства и мысли.
В такие моменты Шварц старался не трогать девушку. Лишь после того, как она дорисовывала подобные картины, он подходил к ней и крепко обнимал, убеждая Лизель, что всё хорошо и что ей никто и ничто не угрожает. Мареш по-детски покорно прижималась к Кёнингу, уткнувшись носом в его грудь и прикрыв глаза. Сидели они так до тех пор, пока девушка не успокаивалась. После этого они шли в сад работать.
А работы было много.
В саду Лизель было очень много растений и деревьев. Их было так много, что девушка едва смогла выделить место для выращивания необходимых приправ.
У дома небольшими кустиками росла астра альпийская. Шварц не понимал, почему именно астра, когда это растение больше походило на фиолетовую ромашку. Но всё же это была астра.
У калитки росла раскидистая яблоня, покрытая белыми маленькими цветами. По словам Мареш, она должна была начать плодоносить через год.
На против яблони росла вишня, на которой уже краснели крупные тёмно-красные ягоды.
Вдоль дороги от калитки к дому возвышались голубовато-фиолетовые дельфиниумы, слегка покачиваясь на ветру. Самым странным Кёнингу показалось то, что эти красивые цветы с таким красивым названием были ядовиты, а если верить словам Лизель, то яд дельфиниума вызывает угнетение центральной нервной системы с одновременным действием на желудочно-кишечный тракт и сердечно-сосудистую систему. Кроме того, выяснилось, что пыльца дельфиниума в некоторых случаях может вызывать интоксикацию у пчёл.
С правого края дорожки за дельфиниумами росли анютины глазки, вокруг которых, тихонечко и басовито жужжа, роились пчёлы и шмели.
С левого края тропинки рос флокс метельчатый разных расцветок; белые, розовые, лиловые, голубые. Шварц невольно залюбовался ими.
Позади флоксов росли кустики белого и голубого колокольчика карпатского, вкруг цветков которого вились толстые мохнатые шмели.
После работы в саду Шварц и Лизель отправлялись в лес. Мареш брала с собой немного еды, спички, нож и верёвку, а также блокнот и карту.
По дороге девушка останавливалась, для того, чтобы сделать нужные зарисовки. Лизель зарисовывала насекомых, птиц, растения и, иногда, животных.
Гуляли они долго, но прогулки были крайне интересными. Лизель рассказывала о растениях, насекомых и птицах, а Кёнинг шёл рядом, слушая Мареш и искренне удивляясь её познаниям.
Такими богатыми познаниями в области биологии Шварц похвастаться не мог, но зато он знал, как правильно идти по следу, как управлять танком, как стрелять и как чертить необходимые чертежи. Кроме того, немец прекрасно ориентировался по картам.
После прогулки и перекуса в лесу, Кёнинг и Мареш возвращались домой.
Шварц отправлялся в город по делам, а Лизель читала. Иногда девушка могла задремать с книгой в руках. В таком состоянии Кёнинг иногда находил её, но не удивлялся этому. Наоборот, его это крайне сильно умиляло.
После этого Лизель снова рисовала, если она закончила те творения, которые рисовала в первой половине дня. Если они не были завершены, то девушка заканчивала их и принималась за новые картины.
После этой долгой работы Мареш и Кёнинг вместе готовили ужин. Потом они ужинали, мыли посуду и пили чай, обсуждая увиденное и услышанное за этот день.
Затем они мылись, а после играли в шахматы. Иногда выигрывала Лизель, а иногда Шварц.
После этого они ложились спать.
========== Глава 27 ==========
Была ночь. Лизель снился кошмар.
Девушка стояла одна посреди леса. Единственное, что она помнила, это то, что она сбилась с тропинки. Мареш оглядывалась в тщетной попытке найти хоть какой-нибудь ориентир.
В этот момент за её спиной послышался шорох.
Лизель обернулась. Но было слишком поздно.
На неё набросился совершенно безлицый немецкий офицер. Несмотря на активное сопротивление Мареш и её громкие крики, он всё равно повалил её и потащил вглубь леса.
Лизель проснулась от собственного крика.
Девушка села, глядя на стену и сжав в кулаке край одеяла как последнюю надежду на спасение. Мареш мелко трясло от страха.
Шварц мирно спал рядом, не шевелясь.
Лизель, чтобы не разбудить Кёнинга, тихо выскользнула из-под одеяла и в полной тишине прошла на кухню.
Там девушка налила себе немного воды и села у окна, глядя на сад и прислушиваясь.
Было темно и тихо. На безоблачном небе ровным серебристым светом горели звёзды. Где-то в саду тихо стрекотали сверчки. Тихий лёгкий ветер едва качал головки цветов, растущих в саду. Листья яблони у калитки едва шелестели:
– Снова кошмары? – Голос Шварца заставил Мареш вздрогнуть:
– Н-нет. – Лизель повернулась к Кёнингу. – Просто мне не спится.
– Просто я слышал, как ты кричала во сне. – Он подошёл к девушке и мягко приобнял её за плечи. – Ты всегда можешь сказать об этом. Я помогу тебе, чем только смогу. – Шварц мягко поцеловал её в макушку. – Я и так совершил слишком много плохого по отношению к тебе, а бездействие на данный момент будет слишком губительным для тебя.
– И теперь вы хотите таким образом загладить свою вину? – Мареш отпила немного воды. – Вы ни в чём не виноваты. Вас просто научили, что с остальными людьми надо так обходиться. Упрямится – убить, а если слушается, то на каторгу или в публичный дом. То, что вы осознали ошибочность подобного бесчеловечного потребительского отношения к другим нациям говорит о том, что на самом деле вы хороший человек, у которого просто сбили жизненные ориентиры. И это одно из величайших зол войны. Каждый человек считает, что война ужасна по одной причине, но этих причин много. – Лизель отпила ещё немного воды. – К тому же людям действительно сложно остановиться, когда они почуяли запах человеческой крови во время мести окружающему миру. Или, когда их низменные желания и потребности, вырываясь наружу, сразу же удовлетворяются. В такие моменты всегда больше шансов, что в человеке проснётся злое голодное животное, которое больше похоже на бешеную собаку. – Девушка отпила ещё воды. – Мстить миру таким образом за свои неудачи достаточно глупо. Много людей гибнет, много денег бросается на ветер, много ресурсов пропадает зря. Месть не обязательно должна быть кровной как в Средневековье. Сейчас достаточно просто подняться со дна и снести своих недоброжелателей, чтобы отомстить и заодно потешить своё эго. – Мареш вздохнула. – Обычные французские и британские рабочие не были виноваты в том, что какая-то кучка ехидных капиталистов решила загрести себе побольше денег. Советские граждане не виноваты в том, что они социалисты, к тому же не они и не их правительство навязало вам Версальский мирный договор. Румыны не виноваты, что им хотелось избежать или хотя бы минимизировать последствия войны для себя. Мы не швейцары, чтобы пострелять разок для того, чтобы припугнуть и пойти домой. Понимаешь?
– Ты действительно так считаешь? – Шварц с искренним удивлением посмотрел на девушку. – Если бы я был хорошим человеком, то остановился бы сразу и не стал бы издеваться над тобой.
– Но ведь когда вы сломали мне ногу и когда я заболела, вы не издевались надо мной. Даже после того, когда перелом зажил. Вам это ни о чём не говорит?
Кёнинг чуть слышно вздохнул, сев рядом с Лизель и приобняв её:
– Тебе нужно поспать. – Тихо и мягко сказал он, пригладив волосы Мареш. – Уверен, что эти кошмары тебе больше не приснятся. А если и приснятся, то всегда можно проснуться.
Девушка доверчиво и благодарно посмотрела на него. Затем она допила воду, поставила кружку на подоконник, встала и пошла в комнату. Шварц пошёл рядом.
========== Глава 28 ==========
Рано утром Шварц уехал в город, предварительно оставив Лизель записку с просьбой прочитать «Фауста» Гёте.
Когда Мареш проснулась, Кёнинга уже не было. Девушка нашла записку и, немного удивившись подобной просьбе, принялась за чтение.
Первое, что привлекло внимание Лизель, были подчёркнутые слова. Мареш торопливо взяла блокнот и карандаш и принялась выписывать эти слова.
Выписав из «Фауста» всё необходимое и добравшись до последнего форзаца, девушка заметила записку с просьбой прочитать «Евгения Онегина».
Естественно девушка принялась за чтение. Единственное, что в «Онегине» было подчёркнуто, так это небольшой отрывок из письма Онегина.
В конце книги также обнаружилась записка с просьбой прочитать «Ночь перед Рождеством». В этой повести из слов были было подчёркнуто только слово «черевички».
Мареш долго ломала голову над этой загадкой, пока до неё не дошёл её смысл. Лизель быстро встала и побежала в прихожую, где нашла свои выходные туфли прямо посреди прихожей. Заинтригованная до крайности девушка перевернула туфли и потрясла их.
Из левой туфли выпала небольшая записка.
Поставив туфли на место, Лизель взяла записку и торопливо развернула. Там была просьба прочитать «Гордость и предубеждение».
Мареш быстро побежала в кабинет, взяв эту книгу с полки.
Девушка не стала её читать, так как она заметила небольшое уплотнение в конце. Лизель торопливо открыла конец книги и заметила небольшой запечатанный конверт. Мареш торопливо открыла его, затаив дыхание и вытряхнув содержимое на ладонь.
Из конверта выпало небольшое простое золотистое кольцо и сложенная записка.
Лизель сложила книгу и аккуратно развернула записку.
«Tu afara da mine?*» – Говорилось в записке.
Судя по всему, эту записку писал Кёнинг. Это можно было понять не только по почерку, но и по тому, как было составлено это предложение**.
Мареш вздрогнула, выронив записку и густо-густо покраснев. На её глазах появились слёзы. Лизель вздохнула, явно не веря этому. Подозрительность, которую не смогли искоренить даже мирные годы, не дремала.
Между тем Шварц, уже приехавший обратно, стоял в прихожей и прислушивался. Судя по вздоху, девушка нашла эту записку. Но чёрт его знает, как она отреагирует на это. Кёнингу оставалось только надеяться на то, что Лизель не разревётся и не отправит его куда подальше.
С этими мыслями мужчина осторожно вышел из прихожей и тихо прошёл в кабинет.
Мареш стояла у шкафа с книгами, держа в руках записку и улыбаясь. По её алым от смущения щекам катились слёзы, а в глазах читалось что-то похожее на радость и искреннюю благодарность.
Заметив вошедшего Шварца, девушка подняла на него взгляд, торопливо вытерев слёзы тыльной стороной ладони, и кивнула.
Кёнинг оцепенел, густо покраснев от радости и смущения.
Лизель торопливо подошла к нему и доверчиво обняла, уткнувшись носом в плечо и сдавленно зарыдав:
– Te iubesc***. – Сдавленно пролепетала она, прикрыв глаза:
– Ich liebe dich. Nicht Weinen.**** – Тихо сказал ей Шварц, обняв девушку в ответ и мягко поглаживая её по спине.
Мареш сдавлено всхлипнула, подняв доверчивый и благодарный взгляд на Кёнинга:
– Тише, не плачь. Теперь всё будет хорошо. – Он осторожно прижал Лизель к себе чуть крепче. – Тебя больше никто не обидит и не обманет. Тебе больше не придётся бояться и замирать в испуге. – Шварц положил вторую руку на макушку девушки и осторожно пригладил её волосы. Делал он это настолько аккуратно, будто перед ним был не просто живой человек, а фигурка, выполненная из тончайшего стекла, которое могло треснуть от самого минимального нажатия.
Лизель по-детски доверчиво взирала на Кёнинга, прислушиваясь к его обещаниям и невольно начиная им верить.
Шварц невольно заметил это и осторожно положил руки на щёки Мареш:
– Не против? – Спросил он, внимательно глядя в глаза девушки.
Лизель неуверенно кивнула, густо покраснев.
Кёнинг вздохнул и аккуратно, как бы спрашивая разрешения, поцеловал её, прикрыв глаза.
Лизель покраснела ещё гуще, прикрыв глаза и покорно ответив на поцелуй, чуть приподняв голову и чуть расслабившись в объятьях Шварца.
Мужчина мягко отстранился, погладив девушку по щеке:
“Доверяет. Всё-таки я не такой мудак, каким был.” – Подумал он, вздохнув.
Комментарий к Глава 28
*Ты выйти за меня? (рум.)
**В записке Шварц написал неправильно.
Te căsătorești cu mine? – Правильный вариант
*** Я тебя люблю. (рум.)
**** Я люблю тебя. Не плачь. (нем.)
========== Глава 29 ==========
Был тихий и немного прохладный вечер.
Лизель сидела у окна и читала, пребывая в отличном расположении духа.
Во-первых, девушка радовалась тому, что всё было тихо и мирно. Во-вторых, её душу грело осознание того, что после стольких лет у неё наконец-то появится семья и возможность нормально жить.
Лизель тихо вздохнула, заложила книгу закладкой и положила её на тумбочку.
Шварц зашёл в комнату, подошёл к Лизель и мягко приобнял её со спины:
– Как ты себя чувствуешь? – Спросил он, осторожно прижав девушку к себе чуть плотнее:
– Нормально. А вы? – Лизель повернулась к Кёнингу, густо покраснев:
– Вполне неплохо. – Он мягко улыбнулся, потрепав девушку по голове. – Знаешь, а тебе всё-таки идёт моя фамилия.
– Правда?
– Конечно, Лизель Кёнинг. – Шварц аккуратно взял девушку на руки.
Лизель покраснела ещё гуще, аккуратно положив ладонь на голову Кёнинга и начав задумчиво перебирать пальцами его короткие и немного жёстковатые на ощупь волосы.
Шварц замер, с удивлением взглянув на девушку. Она ещё никогда не проявляла подобного выражения симпатии самостоятельно. Кёнинг прекрасно помнил, что каждый раз, когда он целовал или обнимал Лизель, то она в испуге замирала, покоряясь.
Кёнинг прошёл к кровати и сел, также держа девушку на руках.
Лизель доверчиво смотрела на него, явно понимая к чему всё идёт, но не сопротивлялась:
– Я постараюсь быть как можно аккуратней. Договорились? – Шварц положил её на кровать и навис сверху, внимательно глядя в глаза Лизель.
Девушка коротко кивнула, начав робко и аккуратно расстёгивать пуговицы на рубашке Кёнинга.
Шварц, не теряя времени, начал быстро и аккуратно расстёгивать пуговицы на рубашке Лизель, попутно целуя её в шею.
Девушка покорно приподняла голову, чуть выгнувшись и едва прикрыв глаза. Страха практически не было, что радовало и немного удивляло.
Шварц, мягко улыбнувшись, стянул рубашку с хрупкого девичьего тела и, легко справившись с застёжкой, поднял взгляд на Лизель, изучая её реакцию:
«Время идёт, а привычка носить серое нижнее бельё осталась.» – Подумал он.
Девушка густо покраснела, еле сдерживая себя от того, чтобы прикрыть грудь рукой:
– Что-то не так? – Кёнинг обеспокоенно посмотрел на Лизель:
– Всё в порядке. Просто непривычно. – Тихо пролепетала она, положив ладони на щёки Шварц и робко поцеловала его, закрыв глаза.
Мужчина притянул девушку ближе к себе, углубляя поцелуй. Одной рукой он придерживал её голову за затылок, а второй избавлял Лизель от одежды окончательно, попутно высвобождаясь из своей одежды.
Девушка чуть отстранилась, тяжело дыша, и приоткрыла глаза, по-детски доверчиво и влюблённо взирая на Шварца. Этот взгляд дурманил и невольно заставлял забыть обо всём, что было за пределами этой комнаты, притягивая к себе словно трясина.
Кёнингу не оставалось ничего, кроме как нырнуть в эту трясину, что он и сделал.
Через два часа Лизель, обессиленная, но довольная, лежала под одеялом, свернувшись комочком. Тягучая ноющая боль в районе бёдер, перекликающаяся с тёплой сладостной истомой, не проходила, не давая девушке окончательно заснуть.
Шварц лежал рядом, приобняв Лизель и зарывшись носом в её волосы:
– Как ты себя чувствуешь? – Спросил он, подтянув одеяло ближе к подбородку девушки и заботливо закутав её:
– Тепло. – Тихо прошептала Лизель, прильнув к Кёнингу и прикрыв глаза. – Будто бабочки в животе. – Девушка чуть слышно вздохнула, склонив голову на его грудь:
– Правда? – Шварц, удивлённый и обрадованный этим высказыванием, осторожно погладил её по спине. – Тебе не больно?
– Немного, но скоро пройдёт. Вы хоть поспите. – Лизель подняла взгляд на Кёнинга, густо покраснев:
– Посплю. Не переживай. – Мужчина усмехнулся, пригладив растрепавшиеся рыжие волосы девушки. – Но тебе также нужно поспать. – Шварц внимательно посмотрел на неё, мягко погладив Лизель по животу.
Девушка чуть вздрогнула, густо покраснев. Лизель кивнула, приобняв Кёнинга и прикрыв глаза. Румынка начала постепенно погружаться в полудрёму.
========== Глава 30 ==========
С тех пор прошло две недели.
Дни были солнечными и тёплыми. Если иногда и шёл дождь, то он тоже был тёплым и мягким.
Состояние Лизель начало постепенно меняться: девушка стала чаще засыпать, чуть сильнее уставать и вообще она стала чуть более рассеянной. Кроме того, у неё чуть округлился живот. Но тошноты не было, что радовало.
Кроме того девушка стала более мягкой и уступчивой и менее подозрительной. Казалось, будто кто-то сменил бывшую румынскую партизанку, готовую лбом прошибать стены за свою идею, на мягкое невесомое белоснежное облако, которое мирно плыло в своей безмятежности по небу.
Кёнинг внимательно следил за состоянием девушки. Шварц следил за тем, чтобы она побольше спала и хорошо ела. Ради этого он возился в саду вместо неё, помогал с уборкой дома и даже научился готовить. Готовить у Кёнинга получалось на удивление хорошо. Особенно хорошо у него выходили блины. Кроме этого выяснилось, что Шварцу хорошо удаётся выращивать овощи.
Иногда он выбирался в город за покупками. Старался он это делать как можно быстрее, чтобы Лизель не переживала во время его отсутствия. Но девушку он с собой не брал, чтобы она не переживала и не боялась.
Утром Шварц всегда просыпался раньше девушки, но не уходил. Кёнинг смотрел на Лизель, ожидая её пробуждения, и невольно умилялся, глядя на это прелестное спящее посапывающее создание.
Девушка просыпалась позже. Сначала она открывала один глаз, щурясь из-за солнца, которое попадало в комнату сквозь занавески. После этого Лизель открывала второй глаз и смотрела на Шварца. Затем она тёрла глаза, садилась и потягивалась, предварительно успевая пожелать Кёнингу доброго утра.
Кроме того, Лизель стала реже рисовать красками, объяснив это тем, что в красках содержатся тяжёлые металлы*. Девушка стала чаще рисовать карандашами и мелками, однако такие работы выглядели ничуть ни хуже выполненных красками и давались ей куда легче.
Но она рисовала меньше. Девушка часто уходила чтобы поспать или походить по саду, чтобы не заснуть на рабочем месте.
Лизель стала уделять больше времени чтению. Видимо, подобный род деятельности был для неё легче, чем рисование, что было неудивительно. Однако иногда девушка засыпала в кресле с книгой в руках. В таких случаях Шварцу не оставалось ничего, кроме как перенести её на кровать, укрыть одеялом и, положив книгу на тумбочку, уйти поработать или в очередной раз съездить в город.
Эта тихая размеренная жизнь нравилась Кёнингу гораздо больше, чем вечная беготня с маузером за партизанами. Кроме того, на душе стало гораздо спокойней. Появилась уверенность в завтрашнем дне.
Лизель испытывала такое же спокойствие. Конечно, иногда она переживала и беспокоилась, но не сильно. А в целом девушка была счастлива и спокойна, ведь она точно знала, что если завтра наступит, то оно будет счастливым, полным работы на благо обществу и полным солнца и счастья.
Комментарий к Глава 30
*Это действительно так. Например в некоторых белилах содержится свинец.
========== Эпилог ==========
Была зима. Снег тихо падал крупными белыми хлопьями, кружась в воздухе. Солнце колко светило, не грея. Небо голубело так, как будто его кто-то ночью очень тщательно вымыл. Воздух был свеж и холоден.
В доме Кёнингов было тепло и по-домашнему уютно. Вся семья с нетерпением ожидала Рождества.
Лизель сидела у мольберта, делая набросок нового натюрморта.
На небольшой детской кровати, стоявшей у кресла, спал русый мальчик около девяти месяцев.
Шварц сидел в кресле рядом с кроватью и читал газету. Вскоре он отложил её, переведя взгляд на спящего ребёнка, а затем на Лизель. В новостях как всегда не было ничего интересного.
Вдруг девушка, оцепенев, выронила карандаш. На её глазах появились слёзы:
«Снова приступ.» – Кёнинг встал и тихо подошёл к Лизель, мягко приобняв её:
– Что случилось? Как ты себя чувствуешь? – Тихо и обеспокоенно спросил он, заботливо поглаживая румынку по голове.
Девушка вздрогнула, доверчиво прижавшись к Шварцу:
– П-просто приступ. – Тихо пролепетала она, подняв взгляд на Шварца и аккуратно вытерев слёзы рукавом. – Не беспокойтесь пожалуйста.
«Опять она на «вы». Сколько лет живём вместе, а привычки не меняются. Но если бы я над ней не издевался то, возможно, всё было бы иначе.» – Подумал Кёнинг, осторожно погладив девушку по щеке и чуть слышно вздохнув.
Лизель доверчиво приобняла Шварца, склонив голову на его грудь и прикрыв глаза. Девушка чуть слышно вздохнула, постепенно успокаиваясь.
