Текст книги "Сухотин"

Автор книги: Алики Пирамида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

14. Паладдя.

Наш пароход, шедший по реке Каме, загудел, подавая сигнал другому судну. Вечер был тихий, остатки желтого зарева еще не погасли на небе, и было светло настолько, что я свободно мог прочитать надпись на барже, которую тащил на длиннейшем канате пароход, шедший нам навстречу, и разглядеть печальные лица ее пассажиров.

На палубе этой баржи стояли солдаты в черных мундирах, а посредине, в громадной общей каюте, похожей на гигантскую клетку, сидели и лежали арестанты. Они молча глядели на нас, свободных людей – как мы гуляли, курили и болтали друг с другом. Мы быстро прошли мимо них, а они, прислонясь лбами к крепкой сквозной стене, сосредоточенно и молча провожали нас взорами. Вероятно, наш вид и вообще наша встреча подействовала на них не в веселую сторону, вид свободных людей, быстро проносящихся мимо, вряд ли мог пройти для них совершенно бесследно.

Я повернулся к Двинских, желая обсудить с ним свои впечатления, но тот смотрел мимо меня на темную воду, волнами расходившуюся от корпуса судна, и выражение его лица к беседам не располагало. Он, вероятно, все еще переживал прощальную сцену – на пристань проводить нас пришла Анна, и ее сообщение, что вскоре она должна отправиться с Вульфом в Париж радости никому не добавило.

– Зачем ей этот Вульф? Что ее держит? – спросил меня Двинских, когда все отдалявшийся от нас силуэт Анны окончательно слился с пристанью.

– Много может быть причин, – я не спешил ее критиковать, –  может, она не привыкла жить самостоятельно, может, не хочет слишком уж огорчать отца. В любом случае мы старались не зря. Мы помогли ей выторговать более приемлемые условия – она теперь не привязана к Вульфу на всю жизнь, она может спокойно с ним разъехаться, получив при этом неплохие деньги. Это на самом деле обычная практика. Так часто делают.

Что в таких сделках принято еще и рожать законного наследника, я умолчал – все-таки, вполне возможно, что на такое Анна согласия не давала. Да и без этого настроение у Григория Андреевича было испорчено безнадежно.

– А в Невьянске она говорила, что готова бежать со мной, – произнес Двинских сдавленным голосом.

Я лишь пожал плечами – ничего слишком уж плохого я в действиях Анны не видел, да и Двинских поверил не до конца. Увлеченный Анной, он мог чересчур серьезно воспринять ее какое-нибудь вполне невинное высказывание.

Сошли мы в Сарапуле, и началось наше долгое странствие по окрестным вотякским и русским деревням в поисках хоть кого-то из семьи покойного Федора Вахрушева. И хотя эти уральские деревни были и чище и благополучнее многих – местные вотячки щеголяли тяжеленными серебряными монистами и русские от них не отставали, – грязи мы намесили порядочно. Погода, как назло, стояла дождливая, и дороги все превратились в болото. При этом ни в русских, ни в вотякских селах о Вахрушевых говорить никто не хотел, ни за плату, ни даром.  Если бы не газетные статьи и не копии, которые нам позволили снять с судебных документов, я бы вообще усомнился, что люди с такой фамилией когда-то проживали в этих местах.

Но вода камень точит – и, в конце концов, наше обещание щедрой выплаты сделало свое дело. После полутора недель бесплодных расспросов, одна баба созналась-таки, что знала эту семью, и даже дала адрес одной из оставшихся в живых сестер, Пелагеи Вахрушевой, или Паладди – так звучала местная форма этого имени. Она уехала на заработки в Сарапул, работала там на кожевенной фабрике. И мы отправились обратно в Сарапул.

Промышленные предприятия в России, так же как и крестьянские дома, поражают разнообразием. В Сибири крестьяне отстраивают двух– и трёхъярусные терема, и зимой по длинным сходням заезжают санями сразу на теплый второй этаж, но бывают и совсем иные крестьянские жилища – так же дело обстоит и с фабриками. Не знаю, каковы были условия труда на предприятии Вульфов, но сам завод с его зданиями, разбросанными по громадной площади, и прилегающим к заводу селом представлял собою почти что отдельный город.  Кожевенная же фабрика, на которой, как мы надеялись, работала Вахрушева, являла собой весьма мрачное зрелище.

Перед нами был ряд строений деревянных и каменных, закоптелых, грязных снаружи и обнесенных кругом высоким забором – он напоминал крепость или даже тюрьму. Внутри было ничуть не лучше – темные, тесные помещения все словно пропитаные душной вонью, анализировать которую и не хотелось даже, впрочем, нас из этих казематов быстро выпроводили, так что Вахрушеву мы дожидались на улице. К счастью, час был уже вечерний.

– Это вы меня искали?

Худая, бледная работница, с грязным, неразличимо серым лицом, сощурив глаза, изучающе смотрела на нас.

– Ты Пелагея Вахрушева? Сестра Федора Вахрушева, убитого… – начал было я.

– Да, я его сестра, – быстро оборвала меня девушка. – Что вы хотите?

– Давай отойдем, – предложил я.

В любой момент здесь могли появиться люди, что было бы некстати.

– Нет, я с вами никуда не пойду, мне надо в барак. Говорите здесь, – твердо сказала девушка.

– Ладно, – и я вытащил деньги, немного, по моим меркам, но у фабричной работницы мера, конечно, была совсем иной. – Расскажи мне о своем брате, – сказал я.

– Что рассказать? – Вахрушева так сощурила глаза, что они превратились в щелки.

– Правду, – ответил я ей.

Она еще какое-то время раздумывала, наверняка над вопросом, – «какая же правда более надобна этим господам?» – но, похоже, крайнее утомление ее, и пачка купюр сделали свое дело. Выдохнув и отведя усталый взгляд, она сказала:

– Его убили. Я знаю, кто убивал, кто покрывал, кто брал на себя вину. Вам нужны их имена?

– Нет, – я покачал головой. – За что убили твоего брата?

– Он… он сам… Он сам виноват. Он виноват. Его просто хотели остановить, и остановили.

Эти слова ее косвенно подтверждали версию с оборотнем, и не без усилия над собой – все-таки вопрос мой звучал дико, я спросил.

– Твой брат был оборотень?

– Да, – ответ девушки прозвучал просто, вопросом моим она не смутилась ничуть.

– Я могу предложить в три раза больше денег тому, кто сумеет при мне оборотиться, – сказал я. – В твоей деревне мне сказали, что оборотничество передается внутри семьи.

Вахрушева подняла на меня взгляд, глаза у нее были странные: в белесых, как это бывает у рыжих людей, ресницах, очень светлого серо-зеленого цвета, что особенно выделялось на ее грязном изможденном лице.

– Хорошо. Пойдемте, – сказала она.

Девушка повернулась и решительно зашагала за угол. Там, слегка оглядевшись, она отошла от нас шага на три, сдернула с головы замызганную косынку и перешагнула через нее.

И передо мной был волк. Или очень большая собака – не знаю, я не знаток анатомии волчьих. Превращение при этом произошло так быстро, чтобы не сказать мгновенно, что я невольно заподозрил какой-то фокус, подлог, или даже гипноз.

– Хватит… Давай обратно, – сиплым голосом произнес Двинских.

Я обернулся на него  – он был бледен, как мел.

– Теперь деньги, – сказала Вахрушева.

Я так резко дернул головой, что у меня хрустнули позвонки – но девушка передо мной уже снова была человеком, и она протягивала к нам свою расплющенную тяжелой работой руку.

– Вы обещали, – сказала она, а в голосе ее при этом уже сквозили нотки безнадежности.

– Будут тебе деньги. Даже больше, – ответил я ей, хотя на самом деле в «больше» был не уверен. – Если ты нам поможешь.

– Нет! – топнула ногой девушка, и на глаза ей навернулись слезы. – Вы обещали деньги, если я расскажу про брата и смогу обернуться, я все сделала!

– Вот твои деньги, – торопливо произнес Двинских, вытаскивая из моих пальцев купюры, и протягивая их Вахрушевой. – Но нам нужна твоя помощь. Ты слышала о пожаре в Невьянске?

– Нет, – коротко ответила она.

– Там погибло почти три сотни человек,– сообщил ей Григорий. – Потом горел еще один город. Это не простой пожар, там были поджигатели. И, может быть, ты сможешь их остановить.

– Почему я? – Паладдя Вахрушева перевела взгляд с Двинских на меня.

– Потому что ты оборотень, – ответил я ей.

Девушка молча смотрела на нас – взгляда ее я понять не мог, и ответ ее прозвучал для меня полной неожиданностью.

– Хорошо. Я пойду  с вами, – и в голосе ее прозвучала железная уверенность.

15. Компания.

– Вы, вроде, сначала удивились, а сейчас так спокойно расспрашиваете, – Пелагея Вахрушева, Паладдя, искоса посмотрела на Григория Двинских.

Я улыбнулся, вспомнив, что Двинских в свое время меня попрекал примерно тем же, говоря, что я не похож на человека, столкнувшегося со сверхъестественным.

– Меня недавно чуть не съели, а девушку…  Девушку, которую я охранял, схватили и увезли. И я даже не знал куда, – эти воспоминания явно давались ему нелегко. – Вот тогда я испытал и потрясение, и страх. А потом, когда увидел своими глазами, что люди эти, вампиры, действительно не горят в огне, да еще и летают… было жутко, конечно. Но, не поверишь, я при этом испытал даже какое-то облегчение. Как-то легче делается, когда понимаешь, что они не люди. Потому что если люди едят друг друга – то куда катится мир?

Мы вновь были на корабле, только теперь путешествовали в обратном направлении. Паладдя ехала с нами, одетая уже не в фабричные лохмотья, а, видимо, в свою праздничную одежду – в новенький, цвета вырви-глаз городской костюм, на голове у нее была дешевая шляпка, руки затянуты в перчатки, в ушах красовались серебряные серьги с камешками. Лицо Паладди тоже переменилось – вместо прежнего изможденного выражения на нем сияла довольная улыбка.

– А я, по-вашему, тоже не человек? – с какой-то хитрецой спросила Паладдя Григория Андреевича, но тот был абсолютно спокоен.

Он вообще вел себя с ней просто, ни в покровительственность, ни в насмешку не впадал, что, конечно, можно было истолковать и в не лестную для Паладди сторону – женщины в ней Григорий не замечал, и поэтому ни страха, ни смущения она у него не вызывала.

– Почему же не человек? Конечно человек,  – серьезно ответил ей он.

Еще из Сарапула я отправил телеграмму начальнику Невьянской полиции с сообщением, что мы нашли оборотня. Я звал его в Пермь, чтобы он занялся вместе с Паладдей поимкой банды Якова. Конечно, я не рассчитывал, что он лично явится на пристань, но все-таки надеялся увидеть там хоть кого-то из его людей, пусть даже простых полицейских, но – вот разочарование! – там стоял Антон Вульф.

– Это кто? – спросила Паладдя, не сводившая глаз с моего лица.

– Вампир. Вульф, – ответил я ей.

Новой встречи с ним я не предполагал, и поэтому, вводя Паладдю в курс дела, рассказал ей о нем все, и в подробностях.

– Значит, это он,– сказала Паладдя, и в голосе ее прозвучала угроза.

– Приветствую, – произнес Вульф кисло, когда мы сошли на пристань.

– Чем обязан радости видеть вас? – спросил я у него.

– Я собираюсь изловить этого мерзавца, Якова. Вы, насколько мне известно, должны были привезти с собой особого человека, – Антон Вульф как мог изображал вельможную надменность.

– Меня, что ль? – выступила вперед Паладдя, нахально оглядывая Вульфа. – Если вы оборотня ждали, то это я.

Говорила Паладдя громко и не таясь – ее абсолютно не смутило то, что какой-то мужик-носильщик испуганно шарахнулся, услышав ее экстравагантное признание.

– А это точно она? – с недоверием в голосе спросил Вульф. – Вы не вводите меня в заблуждение?

– По какому праву вы вообще спрашиваете? – неожиданно для себя я разозлился и на Вульфа, и на всю ситуацию в целом, мне вовсе не хотелось с ним сотрудничать. – Я не собираюсь вам отчитываться. Идем, – я взял Паладдю под руку, но тут из стоявшего позади Вульфа экипажа появилась Анна.

– Василий Силантьевич, постойте, не уходите, – она робко улыбнулась мне и моментально зардевшемуся Двинских. – Мы… мы же на вашей стороне. Мы тоже хотим остановить… вы знаете кого. Нас просили помогать вам.

Безусловно, Анна старалась ради благого дела, но как меня резануло это «мы» и «нас»!

– Давайте поедем в гостиницу, и там в спокойной обстановке все обсудим, – предложила она.

Вульф, оказывается, снял уже для всех нас номера – отдельный для меня и Двинских, отдельный для себя, и еще один для оборотня. Анна при этом жила совсем в другом месте, что меня, признаюсь, все же несколько утешило. Все мы собрались в самом большом номере – номере самого Вульфа, где он, скинув цилиндр и перчатки, по-барски развалился в кресле и уставился на Паладдю, явно намереваясь перещеголять ее в нахальстве.

– Так что же? Она будет обращаться в волка? Или в кого там она обращается? – произнес он, старательно глядя мимо всех присутствующих.

Паладдя мрачно усмехнулась, и вытащила из маленькой, вышитой гладью сумочки все ту же старую косынку.

– Лучше отойдите, – сказала она нам, и мы все покорно отошли к стене, поближе к выходу. Все, кроме Вульфа, который не тронулся с места.

 Правда, просидел он там недолго – через секунду после того, как Паладдя стала волком, он самым бесславным образом покинул кресло и весьма спешно присоединился ко всей остальной нашей разношерстной компании.

– Достаточно! – первым крикнул он, хотя Паладдя и так уже была человеком. – Это вранье! –  продолжил он кричать, и голос у него при этом дрожал. – Она… на ней даже одежда превратилась! Как такое может быть? Она не настоящий оборотень, она аферистка!

– А как ты летаешь? – спросила Паладдя,  по-бычьи наклоняя голову вперед. – Что, крылья отрастают? Как ты летаешь, так я и оборачиваюсь!

– Давайте оставим в стороне технические тонкости, – сказал я,  вставая между враждующими сторонами. – Антон Карлович, присядьте. И вы, Пелагея…

– Михайловна, – сказала Паладдя.

– Пелагея Михайловна, тоже сядьте. Анна Константиновна, не попросите ли принести нам всем чаю?

– А теперь, Антон Карлович, – сказал я, когда у всех нас в руках были расписные чашки, а на столе стояло печенье в вазочке и высилась горка бутербродов. – Теперь, Антон Карлович, расскажите нам о банде Якова. Вам сообщили, где они?

Но Вульф не стал отвечать на мой вопрос.

– Я ей не верю, – процедил он сквозь зубы, кивая на Паладдю.

– С ее стороны весьма опасно вводить нас в заблуждение, вам не кажется? Что она будет делать, если она не настоящий оборотень? Ее ведь сразу убьют.

– Но она… она…

– Антон Карлович, мы все ждем ваших указаний, – устало произнес Двинских.

И, – слава всем психиатрам! – он опять попал в точку. Антон Вульф сразу подобрел: в кои-то веки кто-то ждал от него указаний.

– Тот мужик, Яков и его банда, они здесь. В Перми, – произнес он важно. – Где их логово, мне неизвестно, но зато я знаю, где они бывают каждый день. В ресторане «Крым».

Мне захотелось узнать, где логово самого Вульфа, не в гостиничном же номере он держит запасы человеческой крови, но я сдержался.

– Они пока просаживают награбленные деньги, – продолжил Вульф. – Но как только средства у них закончатся, они вновь возьмутся за грабеж. Скорее всего, здесь же.

– Значит, Пермь бдит не зря, – сказал я. – Ты сможешь справиться с восемью вампирами? – повернулся я к Паладде.

Паладдя неопределенно повела плечами, но в раздумьях сидела недолго.

– Может, этого упыря прибить? Так, для проверки? – спросила она, усмехаясь в лицо Вульфу.

И Вульф снова принялся ругаться дрожащим голосом.

16. Ресторан.

Ресторан «Крым» занимал два этажа. Верхний отделан был ярко и грубо, с претензией на шик. В залах были эстрады для оркестра и для цыганского и русского хоров, а громогласный орган заводил вперемешку между хорами по требованию публики кому что нравится – оперные арии мешались с Камаринским, и гимн сменялся излюбленной «Лучинушкой». Здесь утешались загулявшие купчики и разные приезжие. Первый этаж здания ресторану не принадлежал, и был занят торговыми помещениями, а под ним, глубоко в земле, подо всем домом, находился огромный подвальный этаж, весь отданный под трактир. И если верхний ресторан только в темное время суток считался местом разгульным и опасным, то нижний был таким всегда, и именно там целыми днями пропадал Яков со своими людьми.

Но было у этого злачного места и преимущество: его размеры и плохое освещение, подкрепленное густым табачным дымом, что позволяло мне и Двинских совершенно спокойно наблюдать за бандой, не опасаясь, что они как-то выделят нас из общей массы. А еще там было очень грязно – липкие, засиженные мухами столы, мутная посуда, пол, мягкий от грязи и насыпанных на него опилок. Стоявшая прямо в общем зале плита, на которой все жарилось и варилось, свежести этому месту тоже не добавляла, а напиток, который принесли нам из подобия буфета, пах клопами. Но в этой толпе, где все было пьяным-пьяно, где все гудело, пело и ругалось, надо было пить, и мы делали вид, что пили.

– Яков Степанович… Яков Степанович… – сквозь крики и гвалт долетел до нас раболепный голос одного из бандитов.

Яков Степанович не стеснялся. Не довольствуясь поднесенными ему спиртными напитками, он прямо на стол выставил бутыль с темной густой жидкостью, в которой без труда можно было опознать кровь, и периодически наливал из нее и себе, и другим.

– Их больше, чем восемь, – задумчиво произнес Двинских. – Как думаете, они еще кого приняли в свои ряды?

– Возможно.

Я смотрел, как Яков, ласково и в то же время угрожающе улыбаясь, похлопывал по плечу какого-то хлипкого мальчонку, по виду загулявшегося мещанина, одновременно подливая ему еще спиртного в бокал.

– Наверное, это они просто так охотятся, – предположил я.

– Уж не знаю, что и хуже, – мрачно ответил Двинских.

Но сидели мы там не просто так. Нам нужна была вещь одного из членов банды – любая вещь, с любого из вампиров, для Паладди.

– Когда я обращаюсь, то уже не помню себя, – говорила она, – но если я возьму след, то буду выслеживать этого человека, пока не поймаю.

Задание это, конечно, было не особо сложным, ведь вся банда была уже пьяной в дым. Да и в целом ощущение собственного могущества и полной безнаказанности делало свое дело – не стереглись они совершенно.

– Главное, не смотрите никому из них в глаза. Вообще постарайтесь меньше на них смотреть. Ведите себя естественно, – напутствовал меня Григорий.

Цель свою я уже определил: под ногами одного из вампиров, высокого мужика с черной бородой, одетого в яркую кумачовую рубаху и щегольской шелковый жилет, валялся новенький картуз.

Стараясь чувствовать себя как можно естественней, я пошел мимо пировавших вампиров. У самого стола, когда до заветного картуза мне было всего какой-то шаг, я споткнулся и выронил на пол мелочь, которую зажимал в кулаке. Наклонившись и выискивая среди грязи, опилок, и постоянно снующих туда-сюда сапог медные и серебряные монетки, добрался до вожделенного картуза. Быстро сунув его себе под пиджак, я дошел до буфета, заказал там еще один стакан невыносимого пойла, выпил его, и только потом отправился к выходу.

– Поздравляю, – нервно усмехнулся Двинских, и вместе мы сели в принадлежавший Вульфу автомобиль.

– Ну как? – спросила сидевшая в автомобиле Паладдя.

– Все удалось, – сказал я, протягивая ей картуз.

 Она засунула его во всю ту же свою сумочку, и через несколько минут мы вместе вышли на улицу, где ночь уже стремительно сменяла душный летний вечер.

– Не боишься? – спросил я у девушки. Она была заметно ниже меня ростом, и мне виден был только край ее рыжих волос.

– Нет, – ответила она, не обернувшись. – Это что, они?

Из подвала как раз выходил Яков, один из его людей нес, перемахнув через плечо, того самого молоденького мещанина, очевидно, уже дошедшего до беспамятства.

– Их двенадцать, а не восемь, – сказала Паладдя.

– Остальные – это еда,– ответил я ей. – Заметила, что вампиры выше всех остальных людей? А те, что идут сейчас с ними, обычного роста.

– Эти люди что, все умрут? – спросила она обманчиво спокойным голосом.

– Возможно,– я положил руку ей на плечо. – Но мы остановим вампиров. Готовься.

Она вытащила свою косынку и картуз – и в этот момент тьму улицы прорезал свет фар. Автомобиль, которым управлял Двинских, с ревом пронесся по улице, разделив толпу заохавших вампиров надвое – инстинкты еще не до конца их покинули, подставляться под летящий автомобиль они не стали, и рассыпались в разные стороны. А Паладдя, уже бывшая зверем, в два прыжка достигла этой толпы и, вцепившись зубами в чернобородого, легко потащила его, пьяного и истошно орущего, вниз по улице, и тут же скрылась за углом.

Однако дело на этом не кончилось. Не теряя ни минуты, я бросился через двор на соседнюю улицу – там меня уже ждал автомобиль.

– Скорее! – крикнул я Григорию. – Едем!