Текст книги "Джордано Бруно"

Автор книги: Альфред Штекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава третья Сутана не делает монаха

Неаполитанские монастыри меньше всего походили на обители анахоретов. Держать в узде буйную братию, привыкшую к разгульной жизни, было очень трудно. За мелкие прегрешения виновника несколько дней кряду сажали в трапезной на пол. Когда остальные поглощали разные яства, он должен был довольствоваться водой и черствым хлебом. Подобные наказания помогали мало. Приходилось прибегать к более действенным средствам. За тяжкие злодейства изгоняли из ордена, судили, ссылали гребцами на галеры. Но тщетно. С каждым годом количество преступлений росло, а дисциплина в орденах становилась все плачевней.

Скандал следовал за скандалом. Монахи в буйстве не уступали студентам. Несмотря на запреты, носили под сутанами оружие и кольчуги, затевали поножовщину, участвовали в грабежах. Убийства и ранения мало кого удивляли: в ход шли палки, камни, кинжалы. Монахи, словно ландскнехты, пристрастились к аркебузам. Охотников до стрельбы не страшили никакие кары. За серьезное увечье давали до двадцати лет галер, а если раненый умирал, то виновника могли на всю жизнь приковать к веслу. Но выстрелы из-за угла не прекращались.

Начальствующих лиц монахи почитали по принуждению, подчинялись приказам из необходимости. Напакостить власть предержащим считалось за доблесть. В героях ходил тот, кто изрезал епископу шелковые подушки паланкина, отбил девчонку у аббата или налил какой-нибудь дряни в суп отцу эконому. Не обходилось и без насилий: здесь съездили настоятелю по физиономии, там лектора-богослова проткнули шпагой.

В духовных орденах шла незатихающая борьба. Монахи из народа ненавидели своих привилегированных «братьев», что сжирали львиную долю необъятных монастырских богатств, – всех этих (вельможных сынков, епископских ублюдков и папских «племянничков», которые делили меж собой власть и деньги, доходные должности, жирные аббатства, епископские посохи и кардинальские шапки. Сами они живут, как князья, а то и как султаны, остальной же братии твердят о грехах, тычут в рожу уставом и норовят за пустяк посадить на воду и хлеб, сослать в строгий монастырь или отправить на каторгу!

Вражда простых монахов к начальству питалась не только завистью, обидами и неохотой блюсти дисциплину. Аббаты и епископы – это тоже угнетатели, они заодно с сеньорами и поддерживают чужую, ненавистную испанскую власть! Многие уходили из монастырей в отряды фуорушити или помогали им.

Мошенничества и кражи были на каждом шагу. Однажды, подделав подпись аббата, опустошили винный погреб и, упившись до беспамятства, чуть не спалили монастырь. Воровали прямо в церкви. Слуги господни не останавливались перед святотатством. С алтаря тащили драгоценные покровы. А некие клирики и в праздник нашли себе подходящее занятие: пользуясь теснотой, очищали карманы богомольцев. Попавшегося монаха едва не растерзала толпа – у женщины, застывшей в молитвенном экстазе, он ловко снял с шеи золотое ожерелье.

От наказаний было мало проку. Послушник, срезав кошелек, будет ли терзаться угрызениями совести, если владыка, его наказавший, прибрал к рукам почти целое княжество?

А сколько беглых монахов шаталось по дорогам! Многие из них называли себя священниками и справляли недозволенные им требы. Неграмотный неуч перед темными крестьянами выдавал свою тарабарщину за латинскую мессу. Любопытный монашек, слишком еще юный, чтобы принимать исповеди, самочинно исповедовал молоденьких женщин и вгонял их в слезы, дотошно расспрашивая о плотских прегрешениях.

Неисправимые смутьяны, оставаясь в рясах, бродили в компании сомнительных спутниц, толкались на рынках, надрывали животы в балаганах, плясали в харчевнях, учиняли скандалы в веселых домах. Не пристало и разбойникам вести такую жизнь!

Обет безбрачия для большей части духовенства был пустой фикцией. Если кто и страдал от запретов, налагаемых саном, то лишь рядовые монахи. Воздух был пропитан лицемерием. Карали не столько за грех, сколько за неумение грешить без огласки.

За дух непокорности наказывали куда строже, чем за нарушение устава. Скорее сходило с рук любое распутство, чем искренняя привязанность. Один монах, невзирая на суровые увещания, никак не хотел расстаться с любимой женщиной. Его посадили под замок. Долгое заключение его не укротило. Оказавшись на свободе, он продолжал посещать возлюбленную, родившую ему ребенка. Тогда упрямца сослали на каторжные работы.

Обет безбрачия? Грех? Джордано не принадлежал к тем клирикам, кто после веселой ночи ползал под образами и молил господа о прощении. То, что служит природе, не должно считаться грехом. Он видел, что творилось вокруг, и на всю жизнь проникся ненавистью к лицемерию церковников. Елейные речи и низкие дела! Джордано презирал всех этих блудливых духовников, грешащих в исповедальнях, монахинь, что в страхе перед чумой стремились урвать побольше удовольствий, важных прелатов, согревающих себя мальчиками, и лысых растлителей отроковиц.

Джордано вовсе не походил на нудного, иссушенного книгами моралиста. Разве он откажется От самых сладких плодов, произрастающих в земном раю? Или, жизнерадостный и пылкий, уступит кому-либо хоть на волос в упоительном служении природе?

Бьющая через край энергия находила выход не только в ученых занятиях. Джордано не строил из себя аскета: богу воздавал божье, кесарю – кесарево.

С нечестивым любопытством вглядывался он в небо. Загадочно мерцали далекие звезды. Что они собой представляют? Души праведников? Божества? Или прикрепленные к небосводу фонарики, единственное назначение которых – светить людям в темные ночи? Или звезды – это другие миры?

Мысль о существовании иных миров казалась Аристотелю нелепой, и он не жалел слов, чтобы доказать это. Однако его аргументы давали пищу сомнениям. Ему не удалось совершенно опровергнуть учение о бесконечности вселенной и множественности миров.

Демокрит учил: миры бесчисленны, они различной величины и отстоят друг от друга на неодинаковые расстояния, одни из них находятся в расцвете, другие разрушаются. Демокриту вторили Эпикур и Лукреций. Вселенная, писал Лукреций, не имеет границ, миров существует множество.

Бруно внимательно изучал книги, где так или иначе говорилось о бесконечности вселенной. Но мало кто из философов оказал на Бруно столь значительное влияние, как Николай Кузанский. Сын рыбака, кардинал, превосходный математик и диалектик, изощреннейший теолог, «божественный Кузанец» за сто лет до Коперника высказывал мысли, которые позже ученым, стремившимся по-новому объяснить вселенную, помогли нанести сокрушительные удары религиозному мировоззрению. Николай Кузанский высказал убеждение, что Земля не находится в центре вселенной. Такого центра вообще не существует, ибо вселенная бесконечна. Земля не пребывает в покое, она вращается вокруг оси и, возможно, совершает путь вокруг Солнца. Противопоставление неба Земле, характерное для Аристотеля и христианских богословов, было чуждо Кузанцу. Он считал, что Земля и другие небесные тела состоят из одной и той же субстанции. В основе их движения лежат одинаковые законы: «Любая часть неба находится в движении». Небесные тела взаимно влияют друг на друга. Земля – одна из множества звезд, на которых есть обитатели.

Бесчисленные миры? Миры обитаемые? Джордано подолгу не расставался с удивительными книгами «божественного Кузанца».

За монастырской стеной шумит Неаполь. Бруно может сутками сидеть над каким-нибудь трактатом, но его отшельничество не поставишь в пример другим братьям. Фра Джордано снедаем чрезмерной страстью к книгам. Он не довольствуется церковной литературой и ищет каких-то своих путей. Куда только они его заведут!

Он все чаще в сердцах называет монахов ослами и не удивляется, когда слышит невразумительные речи учителей. Среди них много докторов и магистров, которыми гордится доминиканский орден, но ведь все они выросли на глупейших богословских трактатах! Почти всегда они отделываются сентенциями, почерпнутыми из библии. А когда им нечего сказать, они делают особенно глубокомысленный вид и намекают на какую-то мистическую тайну. Любое самое несуразное богословское положение они объясняют волей божьей, проявляющей себя «непостижимым образом».

Прежде ученые монахи казались Бруно сынами всевышнего. Но как при всей своей важности смешны и ничтожны эти равные богам мудрецы! Вот отец провинциал [6]6
  Провинциал – глава всех монастырей, принадлежащих одному ордену и находящихся в данной провинции.


[Закрыть], удалившись от грубой черни, прохаживается по залу. Выпятив грудь, шествует с комментированным текстом под мышкой. Поглаживая край рясы, время от времени делает жест, будто бросает на пол блоху, зажатую между большим и указательным пальцами. Наморщенный лоб и поднятые брови свидетельствуют о серьезности его дум.

Лекции он любит заканчивать выразительным вздохом и многозначительной фразой: «Другим философам этого не постичь!» У него круглые удивленные глаза и вид человека, пораженного чем-то необыкновенным. Преподобный отец никогда не сознается, что не в силах чего-либо объяснить. Он всегда понимает самую суть, скрытую от остальных. По поводу любой бредовой книги, написанной каким угодно бесноватым или одержимым, он готов изречь: «О, это великая мистерия!»

Джордано носит сутану, но жизнь Неаполя знает лучше многих мирян. В ушах его звучит сочная речь улицы. Перед ним вереница незабываемо колоритных типов. Иногда, отложив в сторону философские сочинения, он берется за перо, чтобы набросать несколько сценок.

Бруно не стесняется в выражениях. Монах, затворившись в келье, пишет нечестивую комедию.

Когда Бруно, еще мальчиком, впервые услышал, что существует мнение, будто Земля не стоит на месте, это показалось ему совершенно невероятным. Защищать такую мысль может только безумец! Да и придумали ее, конечно, праздные софисты, которые от нечего делать находят развлечение в спорах и с помощью хитрых уловок доказывают, что белое есть черное. Потом, читая Аристотеля, недоумевал: почему Стагирит не только снисходит до разбора этой ложной идеи, но и в сочинении «О небе» уделяет столько места, чтобы ее опровергнуть. Раз Аристотель так настойчиво высказывает свои соображения, значит его предшественники серьезно верили в возможность движения Земли?

Удивительная мысль! Кажется, что все чувства человека ей противятся. Бруно тщательно взвешивает доводы Аристотеля. Он видит, как тот иногда пристрастно излагает учения пифагорейцев, противоречит себе и основывается на неубедительных аргументах. Но Джордано еще в плену у Стагирита и его последователей, целой когорты греческих, арабских, еврейских и итальянских ученых. Однако он убежден, что мысль о вращении Земли заслуживает самого внимательного изучения. Он читает многочисленные сочинения по философии и астрономии и начинает сомневаться в непоколебимости общепринятого мнения. Теперь мысль о вращении Земли он признает правдоподобной, но признать ее единственно правильной еще не решается. Книга Коперника производит в душе его переворот.

Он родился на берегах Вислы, в Торуни, в купеческой семье. Отец его рано умер, и мальчика взял на воспитание дядя. Николая Коперника с юности готовили к духовной карьере. Однако в Краковском университете его больше всего интересовала астрономия. Он обстоятельно изучил Птолемееву систему. Продолжать образование Коперника послали в Италию. Здесь ему пришлось штудировать право и медицину, но занятий математикой и астрономией он не прекратил. Коперник получил степень доктора канонического права.

После девятилетнего пребывания в Италии он вернулся на родину. Внешне жизнь текла спокойно. Он жил у своего дяди епископа и исполнял обязанности лейб-медика. Но голова его была занята мыслями о мироздании. Громоздкая Птолемеева система спотыкалась о новые, добытые наблюдениями факты. Вносимые исправления еще больше ее усложняли. Среди астрономов царили разногласия. Старания примирить их были тщетными – целостной картины мира не получалось, симметрии между ее частями не было. Как соотносятся движения различных небесных тел? Коперник убедился в шаткости многих математических догм. Вызывало досаду, что философы, не жалеющие труда для выяснения самых пустячных вещей, до сих пор еще не объяснили с должным правдоподобием ход мировой машины. Он углубился в философские книги. Были ли ученые, которые представляли себе движение небесных тел иначе, чем нынешние корифеи школьной науки?

Читая Цицерона, Коперник наткнулся на поразительную мысль: Никетас допускал движение Земли! И, самое удивительное, что он, оказывается, был не одинок. У Плутарха Коперник нашел примечательное место: «Обыкновенно принято, что Земля находится в покое; но пифагореец Филолай допускает, что Земля, как и Солнце и Луна, движется вокруг огня по косому кругу. Гераклит Понтийский, а равно и пифагореец Экфант также придают Земле движение, но не поступательное, а вращательное, вследствие которого она, подобно колесу, по направлению от заката к восходу вращается вокруг своего центра».

Коперник задумался. При всем своем увлечении древней словесностью, он не искал в пифагорейцах авторитетов, чтобы противопоставить их общепринятым взглядам. Их доктрины сохранились плохо. Они говорили о движении Земли? Что это? Смутная догадка, произвольное предположение, твердая уверенность? Мысль пифагорейцев, лишенная доказательств, не имела, казалось, никаких преимуществ перед разработанным учением Птолемея. Но она дала Копернику толчок: нельзя ли, отказавшись от постулата о неподвижности Земли, с большим успехом объяснить видимое мировое движение?

Если Земля не пребывает в покое, то тогда наблюдаемые движения небесных светил – это не их настоящие движения, а только кажущиеся, только отраженные в сознании наблюдателя, который движется вместе с Землей. Раз это так, то замечаемые нами перемещения небесных тел во вселенной объясняются в значительной степени движением самой Земли вокруг Солнца!

Шли годы, и чем больше Коперник углубляла в расчеты, тем ему становилась очевиднее правильность его основной посылки. Определяя орбиты планет, Коперник проявлял, необыкновенную изобретательность и остроумие. Но трудности росли. Движения отдельных планет надо было связать в единое целое с движением Земли. Исследование, предпринятое Коперником, требовало от него не только редких математических способностей, но и многих лет труда. Он понимал, что как бы ни усложнялась задача, явления должны быть осмыслены в их взаимосвязи.

Он жил в городке Фромборке, на берегу Балтийского моря, куда переехал после смерти дяди. Исправно выполняя обязанности каноника, Коперник немало занимался вещами, весьма далекими от астрономии: как правовед выступал от имени капитула в постоянных распрях с Тевтонским орденом, писал жалобы на незаконные притязания рыцарей, управлял церковными имениями, обследовал плачевное состояние монетного двора и составлял проект денежной реформы. Ему приходилось постоянно принимать участие в разнообразных и хлопотных делах. Он слыл благожелательным и справедливым. Люди, знавшие о его ученых занятиях, удивлялись, как терпеливо разбирал он крестьянские тяжбы, следил за сбором податей, проверял сельских старост. Обычно Коперник не практиковал как врач, но не отказывал в консультациях и лечил бедняков. Его звали «вторым Эскулапом». Когда вспыхнула, война, Коперник руководил защитой Ольштына.

Среди жителей Фромборка он пользовался особым уважением за свои таланты механика. По его планам и под его наблюдением было построено сооружение, по тем временам невиданное. Река была перегорожена плотиной, к городу прорыт канал, на нем возведены мельницы и башня с черпачным устройством: вода подавалась на соборный холм, а оттуда по свинцовым трубам бежала в дома. Таких водоподъемных машин не знали тогда ни Лондон, ни Париж.

В одной из башен крепостной стены прожил Коперник без малого тридцать лет. Здесь, годами сидя за расчетами, он и совершил свой подвиг. Представлениям, которые господствовали чуть ли не испокон веков и считались незыблемыми, Коперник нанес сокрушительный удар. Он доказал, что мысль о вращении Земли вокруг Солнца, положенная в основу расчетов, позволяет создать куда более убедительную и достоверную картину вселенной, чем это делает Птолемеево учение.

Коперник настаивал на принципе относительности: «Всякое видимое изменение положения происходит вследствие движения наблюдаемого предмета или наблюдателя или же вследствие перемещения, разумеется неодинакового, их обоих. Ибо при равном движении того и другого, то есть наблюдаемого и наблюдателя, в одном и том же направлении движение незаметно.

…Когда корабль идет по спокойной воде, все, что находится вне его, представляется морякам движущимся в соответствии с движением корабля; сами же они, со всем с ними находящимся, будто бы стоят на месте. Это же, без сомнения, может происходить и при движении Земли, так что можно прийти к мнению, будто вращается вся вселенная».

Человеку, наблюдающему за небом, представляется, что оно движется с востока на запад. Это кажущееся суточное движение небесной сферы Коперник объяснил вращением Земли на собственной оси, а мнимое годичное движение Солнца вокруг Земли – истинным годичным движением Земли вокруг Солнца.

Коперник опроверг доводы ученых, доказывавших, что Земля – неподвижный центр мира. Он в противоположность Аристотелю считал, что в природе существует «самодвижение». Земля вращается под влиянием внутренней причины. Ее движение естественное, а не насильственное. Поэтому не прав Птолемей, высказавший опасение, что если бы Земля вращалась, то она разлетелась бы на куски. Странно, что Птолемей не страшится за небо, необъятно великую махину, которую заставляет вращаться вокруг Земли!

Если бы Земля двигалась, то облака всегда бы летели только с востока на запад? Коперник разбивает и это сомнение: ближайший к Земле воздух вместе со всем в нем парящим участвует в движении Земли.

Коперник расширил представление о размерах вселенной. Еще Аристотель высказал очень серьезное соображение против мысли о вращении Земли: если оно действительно происходит, то почему тогда люди не видят, как смещается на небосводе положение фиксированных звезд? Почему они кажутся неподвижными? И этому Коперник нашел объяснение. Именно из-за огромных расстояний до звезд и сравнительно ничтожного радиуса орбиты Земли мы и не замечаем такого смещения [7]7
  Астрономы смогли обнаружить это смещение звезд, так называемый параллакс, только в XIX веке, когда были созданы хорошие телескопы и найдены совершеннейшие методы наблюдений.


[Закрыть].

К рукописи своего сочинения Коперник возвращался постоянно. И хотя отдельные ее части были давно готовы, Коперник не торопился с опубликованием. Он все вносил дополнения, уточнял, проверял, придирчиво перечитывал написанное. Инструменты Коперника были далеки от совершенства, небо над Фромборком часто бывало сумрачным, ветер гнал с моря облака, ясные ночи выпадали редко. Но, несмотря на трудности, Коперник продолжал работу. Там, где не хватало зоркости глаз, выручала зоркость ума.

Честолюбие его не подстегивало, и, занимаясь своими исследованиями, он меньше всего думал о славе. Он видел, что его теория противоречит не только мнениям, устоявшимся за века, но и букве священного писания.

Коперник понимал, какой удар наносит церкви его теория, и знал, чем это грозит. Аристарх Самосский учил, что Земля, вращаясь вокруг собственного центра, совершает и движение вокруг Солнца. Его обвинили в безбожии и вынудили покинуть Афины. В черновиках Коперник упоминал Аристарха. Потом, поразмыслив, зачеркнул страницы, где говорил о Филолае и Аристархе. Хотя со смерти Аристарха и прошло почти две тысячи лет, нехватки праведников, жаждущих обвинять ученых в безбожии, не ощущалось!

Однако взглядов своих Коперник не держал в тайне и высказывался против Птолемеева учения. Молва об его поразительных идеях разнеслась широко. Досужливые насмешники нашли обильную пищу для шуток. Земля, оказывается, вертится! Животы надрывали и в Польше и в Германии. Коперника высмеяли с театральных подмостков. В Виттенберге о новой доктрине прослышал и Лютер. Библия совершенно ясно говорит, что движется Солнце, а не Земля. Когда Иисусу Навину надо было отсрочить наступление сумерек, чтобы засветло одолеть филистимлян, он обратился к богу, и тот на время остановил Солнце. А какой-то Коперник твердит, что движется Земля! Лютер назвал его глупцом. Меланхтон присоединился к мнению учителя и не преминул указать на вред подобной глупости.

Хула и насмешки не могли остановить Коперника. Для друзей он составил краткое изложение своей теории. Вскоре многие астрономы Европы знали суть его взглядов.

Ретик, молодой виттенбергский профессор, загорелся желанием познакомиться с Коперником и поехал к нему. Коперник радушно его принял, а главное, допустил к рукописям. Собираясь во Фромборк, Ретик думал пробыть там недолго, а прожил целых два года. Он стал одним из самых пылких приверженцев нового учения.

Когда после долгих колебаний Коперник решил опубликовать свой труд целиком, то не ограничился астрономическими теориями, а осмелился во всеуслышание заявить, что пренебрегает голосами пустых болтунов, которые, ссылаясь на священное писание, попытаются его опровергнуть. Людей науки не должны останавливать насмешки благочестивых невежд.

Среди учтивых фраз обращения к папе Коперник высказал уверенность, что то или иное место библии не может служить опровержением научных взглядов. Он приводил в пример назидательный конфуз, происшедший с одним из отцов церкви: «Не безызвестно, что знаменитый Лактанций, не особенно, впрочем, сведущий в математике, довольно ребячески рассуждал о фигуре Земли, насмехаясь над теми, которые считали ее шаровидною».

В этих словах еретическая мысль, которая вскоре станет знаменем в борьбе науки против засилья церкви: библия и церковные авторитеты не должны быть критерием в познании природы!

Рукопись Коперника переслали Ретику, пожелавшему следить за печатанием. Но тот не смог выполнить своего намерения и вынужден был поручить надзор за изданием Осиандеру, лютеранскому богослову и любителю астрономии. Осиандер самовольно выбросил введение и заменил его анонимным предисловием, где выдавал Коперникову систему за отвлеченную гипотезу, придуманную будто бы лишь для удобства исчислений. Глупцом, мол, окажется тот, кто воспримет это учение за истину. Название Осиандер перекроил тоже на собственный лад. Изданное в Нюрнберге сочинение называлось «Об обращении небесных кругов».

24 мая 1543 года Копернику доставили экземпляр книги, которая была делом его жизни, его бессмертным подвигом. Но он уже не мог ни радоваться ее выходу, ни возмущаться низким поступком Осиандера. Силы его были исчерпаны. В тот же день он умер.

Знакомство с сочинением Коперника было одним из важнейших событий в духовной жизни Бруно. Он восхищался создателем замечательного учения. Коперник по своей природной рассудительности далеко превосходил Птолемея и других великих астрономов. Он не побоялся в одиночку противостоять потоку ложных верований и предвозвестил новый восход истинной античной философии. Плоды его редкостного гения подтвердили правоту столь чтимых Бруно древних философов. Земля движется! Радость Джордано не знала границ.

Анонимное предисловие к Коперниковой книге вызывало досаду и возмущение. Нередко считали, что написано оно самим Коперником. Бруно не дал себя провести. Какой-то самонадеянный осел взялся уверять, будто теория Коперника придумана только для облегчения расчетов! Это дурацкое предисловие противоречит всей книге. Коперник не только убежден в движении Земли, но и всеми силами это доказывает!

Джордано больше не сомневался. Мысль о движении Земли теперь не казалась ему просто правдоподобной. Он находил ее единственно правильной и воздавал Копернику дань восхищения. Однако на многие вопросы, волновавшие Бруно, новая теория тоже не давала ответа. Коперник принимал, что все звезды находятся на одинаковом расстоянии от Земли. Он не отказался от сферы фиксированных звезд. Земля, утратив свое срединное положение, оставалась одним из маленьких шаров внутри огромного шара, включающего в себя все мироздание? Сфера неподвижных звезд ограничивала вселенную. Мир был конечным.

Идут года, и фра Джордано, как и другие монахи, поднимается по лестнице церковной иерархии. В положенное время становится субдьяконом, потом дьяконом. А через шесть с половиной лет после принятия в послушники получает сан священника.

Ему дают назначение в Кампанью, что лежит в горной местности, в сорока милях от Неаполя. Это далеко не захолустье. Оживленный и богатый город имеет юридическое училище и два монастыря.

Свою первую обедню Бруно отслужил в приходской церкви монастыря святого Бартоломео. Монастырь был из строгих, сюда под надзор неумолимого настоятеля частенько ссылали монахов, повинных в плотских прегрешениях. Долго ли Ноланец будет свершать мессы и читать душеспасительные проповеди?

В конце мая 1572 года ему передали предписание провинциала. Отец Джордано должен препоручить свои обязанности викарию и немедленно выезжать в Неаполь.

Ему здорово повезло! Амброджио Паскуа, нынешний провинциал, оказал Бруно добрую услугу. Его приняли в студенты высшей богословской школы при Сан-Доменико Маджоре. Попасть в число десяти человек, которыми ограничивается набор, сложно. Теперь целых три года он будет избавлен от свершения ненавистных треб, рядом опять будет богатейшая библиотека, и он сможет много времени уделять своим собственным занятиям.

Европа разделена на неприятельские станы. Граница проходит в душах. Часто под одним кровом живут непримиримые враги, за одним столом сидят люди, считающие друг друга еретиками. Католик ненавидит протестанта, гугенот жаждет погибели католика. Фанатизм застилает глаза. Не лучшее ли средство доказать истинность своей веры – перебить с помощью божьей всех инакомыслящих? Руки тянутся к оружию. Сын поднимает кинжал на отца. Истинная вера только одна, и ее враги – враги господа! Нетерпимость разрушает семьи, отравляет своим ядом народы, толкает государства в пучину войны.

Для ловких политиков крики о защите религии – надежнейший способ прикрыть низкую корысть. В Нидерландах, подавляя восстание против испанского ига, свирепствует кровавый герцог Альба. В католических странах жгут на кострах отступников – лютеран и кальвинистов. В Англии пытают католиков. Во Франции давняя религиозная распря выливается в кошмары Варфоломеевской ночи.

Ее готовят исподволь. Екатерина Медичи убеждает своего сынка, слабовольного Карла IX, что необходимо воспользоваться удобным моментом и покончить с гугенотской заразой. В Париж по случаю бракосочетания Генриха Наваррского с сестрою короля съехалось много гугенотов. Карл клятвенно обещал им безопасность. В ушах еще звучит веселая музыка празднеств, а он уже дает себя уговорить. Герцог Гиз берется все тщательно подготовить. Горожанам, ярым католикам, раздают оружие, собирают их в отряды и каждому назначают свой квартал. Городские власти предупреждены: все гугеноты переписаны, дома их должны быть отмечены крестами. Ворота все заперты, на Гревскую площадь привезены пушки, лодки замкнуты на цепи, вдоль берегов Сены, чтобы никто не спасся вплавь, расставлены меткие стрелки.

Ночью раздается набат. В миг загораются факелы и фонари. На улицах светло. Не скроешься ни в подворотне, ни в углу. «Слава Иисусу! Бей еретиков!» И начинается невиданная резня. Под ударами убийц гибнут невежды и ученые, фанатики и атеисты, вольнодумцы и верующие. Никого не щадят. Стреляют в упор. Разбивают головы старикам, режут женщин, топчут младенцев. «Слава Иисусу!»

Даже в Лувре идет бойня. Гугенотов сбрасывают с лестниц и приканчивают во дворе. Вдовствующая королева со своим семейством выходит на балкон полюбоваться зрелищем. Мостовые залиты кровью. Чем больше повсюду растерзанных тел, тем сильнее ожесточение. Париж бьется в кровавом безумии. Карл не может удержаться. Через окно он видит чьи-то спасающиеся бегством фигуры – бей! – он хватает ружье, стреляет.

На площади какой-то мясник деловито повторяет одно и то же: перед ним ставят на колени очередную жертву, он взмахивает длинным мечом и рубит голову. Мальчишки волокут куда-то убитого ребенка. У реки толпа: гугенотов по нескольку человек связывают веревками и топят. Тех, кто не сразу идет ко дну, бьют с лодок веслами по голове.

Резня не ограничивается столицей. В провинции тоже велено не щадить врагов господа и короля. Избиение продолжается несколько дней. Благодатное время, чтобы сводить личные счеты, избавиться от конкурентов, погубить соперника, захватить чужое добро, спорное имение, богатое наследство, выгодную должность. Так ли важно, какому богу поклоняется ваш недруг, если в кровавой суматохе можно безнаказанно раскроить ему череп?

Разъяренной толпой нередко предводительствуют священники: «Бей еретиков! Слава Иисусу!» Его имя славят убийцы, и с его же именем на устах умирают их жертвы. Захваченных гугенотов заставляют убивать друг друга. Издеваясь, злорадствуют: «Где же ваш бог, раз он терпит такое?»

Тысячи убитых в Париже, десятки тысяч по всей Франции. Рьяные католики торжествуют победу. Голову адмирала Колиньи, вождя гугенотов, решают послать в Рим. Благодарственные молебны следуют один за другим. В городах устраивают пышные процессии. На рынках бойко торгуют брошюрками с восторженным описанием учиненной резни. В честь Карла IX, «укротителя мятежников», выбивают медаль. Филипп II шлет французскому королю наиискреннейшие поздравления. В Риме ликует папа. Католическая церковь одержала беспримерный триумф над своими врагами!

Бруно страстно ненавидит религиозные распри. Европа залита кровью. Люди, называющие себя христианами, режут друг друга. Религия всепрощения и любви на деле оказывается религией ненависти и междоусобиц. В ней источник нетерпимости и насилий. Человек становится человеку злейшим врагом, чем лютый зверь. И все это во имя Христа!

Когда-то, еще будучи послушником, Джордано выбросил из кельи иконы, но оставил распятие. Годы, проведенные в монастыре, запретные книги и вести о кровавых событиях навсегда избавили его от всякой веры в Спасителя. Под сутаной бьется сердце, полное ненависти к христианству.

Занятия в богословской школе идут своим чередом. Джордано исправно сдает экзамены, удивляя наставников своими познаниями. Студенты-теологи пользуются рядом преимуществ. Приор может иногда освобождать их от церковных служб. Им по ночам разрешается жечь в кельях свет и читать. Да и доступ к книгам свободней, чем для остальных монахов. Сокровища богатейшей библиотеки в какой-то степени примиряют Джордано с бессмысленностью монастырской жизни.

Он все глубже уходит в философию. Дни открытий сменяются днями сомнений. Одно время ему кажется, что в учении Гераклита он нашел ключ ко всему. Он чувствует себя прозревшим. Прозревшим? Но разве не слепец тот, кто видит только изменение вещей и не замечает их постоянства?