Текст книги "Один против всех"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

В итоге Эггерт и его ассистент оставили его в покое, посоветовав лишь день-другой не покидать помещение. Гросвенор заверил их, что непременно воспользуется их предписанием, ибо это вполне отвечало и его намерениям. Отныне кабинеты его отдела должны будут превратиться в неприступную крепость.

Он понятия не имел, каким образом будет организовано нападение на него, но стремился организовать все таким образом, чтобы быть готовым к любым вариантам.

Примерно через час после ухода медиков в приемнике почты раздался характерный щелчок. Это поступило извещение о созываемом Кентом совещании "по просьбе Эллиотта Гросвенора". В нем приводились выдержки из его первого письма, но ни словом не упоминалось о последовавших затем событиях. Уведомление заканчивалось следующими словами: "Учитывая предыдущие заслуги господина Гросвенора, руководитель экспедиции полагает, что тот имеет право быть выслушанным".

На приглашении присланном Гросвенору, исполняющий обязанности директора приписал своей рукой: "Уважаемый господин Гросвенор, в связи с вашей болезнью я попросил господина Гаурли организовать специальную линию связи между залом и вашей кроватью с тем, чтобы вы смогли принять участие в совещании. Оно, кстати, будет носить закрытый характер".

В назначенный час Гросвенор был подключен к аудитории контрольного поста. Когда появилось изображение, Гросвенор убедился, что его, должно быть, вывели на главный коммуникатор, расположенный над приборной панелью. Его многократно увеличенное лицо возвышалось над залом. Он не без иронии усмехнулся про себя – ему впервые пришлось участвовать в дискуссии, находясь в таком виде.

Большинство руководителей отделов уже заняли свои места. Прямо под экраном, как отметил Гросвенор, Кент о чем-то переговаривался с капитаном Литом. По всей видимости, их беседа подходила к концу, ибо Кент поднял глаза к изображению нексиалиста на экране, ухмыльнулся и сразу же обратился лицом к собравшимся. Гросвенор не мог не видеть, что его левая рука забинтована.

– Господа, – открыл заседание Кент, – позвольте безотлагательно перейти к делу. – Он повернулся к нексиалисту, сохраняя свою мефистофельскую улыбочку, и произнес: – Слово предоставляется Гросвенору.

Тот начал:

– Господа, примерно с неделю я располагаю информацией, достаточной по своему объему, чтобы оправдать проведение акции против встреченного в этой галактике противника. Наверное, это звучит слишком сильно, и я сожалею, что могу предоставить вашему вниманию лишь собственную интерпретацию имеющихся у нас данных. Я не в состоянии доказать каждому из присутствующих здесь, что то существо, которое я обозначаю как нашего врага, существует на самом деле. Некоторые из вас убедятся, что мои рассуждения правильны. Другие в силу того, что их знания не касаются некоторых отраслей науки, посчитают мои выкладки спорными. Я долго ломал голову над тем, как мне наилучшим образом убедить вас, что только тот путь, который я предлагаю, может реально вызволить нас из беды. В результате я пришел к заключению, что лучше всего поделиться с вами итогами моих экспериментов.

Он не стал рассказывать о тех уловках, на которые был вынужден пойти, дабы его выслушали. Несмотря на все происшедшие в связи с этим события, он вовсе не желал отчуждать Кента более, чем было необходимо.

Нексиалист продолжал.

– А сейчас я обращаюсь к господину Гаурли. Убежден, что вы не слишком удивитесь, узнав, что все началось с происшествия с автоматической системой С-9. Не могли ли бы вы, господин Гаурли, дать необходимые пояснения уважаемым коллегам:

Шеф подразделения связи вопросительно взглянул на Кента. Тот явно не возражал, пожав плечами. Тогда Гаурли заговорил:

– Указать точно, когда включился С-9, невозможно. Для тех, кому неизвестно о его существовании, скажу, что С-9 является вторичным экраном, который начинает действовать автоматически в том случае, когда плотность находящейся в космосе пыли достигает некоей критической величины и может стать помехой нормальному продвижению корабля. Давление космической пыли в данном объеме пространства, разумеется, относительно выше при более высоких скоростях, чем при низких. Включение С-9 первым заметил один из моих помощников незадолго до того, как эти пресловутые ящеры заявились к нам, на контрольный пост. Вот и все. – И он, закончив сообщение, сел на свое место.

– Господин фон Гроссен, – снова заговорил Гросвенор, – что ваше подразделение обнаружило в пыли, типичное для этой Галактики?

Тучный фон Гроссен поерзал в своем кресле, но так и не встал и отвечал сидя.

– Ничего, что можно было бы расценивать как нечто особенное или отличное от обычных характеристик. Но она несколько плотнее, чем в нашей Галактике. Мы собрали несколько образцов с помощью ионизированных пластин с высоким потенциалом и соскребли её потом. В большинстве случаев то были твердые частицы и содержали наряду с некоторыми простыми элементами следы многих компонентов – они могли образоваться во время конденсации – плюс немного газа в свободном состоянии, особенно водорода. Огорчительно то, что полученное нами вещество мало походит на ту пыль, что реально существует в свободном пространстве: до сих пор так и не удалось разработать метод добычи её в изначальной форме. Она изменяется в ходе даже самого процесса сбора. Таким образом, можно лишь строить гипотезы относительно того, что реально происходит в самом космосе. – Физик поднял руки вверх в знак беспомощности: – Вот и все, что я могу пока доложить по этому вопросу.

Гросвенор настойчиво развивал свои мысли:

– Я бы мог продолжать в том же духе и задать ещё ряд вопросов начальникам некоторых подразделений сделанных ими открытий. Но мне думается, что я и сам, ничего не искажая, смогу их резюмировать. Специалисты отделов господина Смита и господина Кента встретились с теми же трудностями, что и физики. Мне известно, что господин Смит насыщал этой пылью клетку. Помещал туда животных, но в их поведении каких-либо отклонений от нормы не отмечалось. Поэтому он решился на проведение эксперимента на себе самом. Господин Смит, не будете ли вы так любезны рассказать нам о своих впечатлениях?

Смит кивнул.

– Если вы стремитесь доказать, что мы имеем дело с какой-то особой формой жизни, то, увы, ничем вам в этом помочь не могу. Мы провели операцию, благодаря которой, как считаем, получили образец космической пыли в состоянии, максимально приближенном к естественному. Выйдя в открытый космос на разведывательном шлюпе, мы полностью открыли все входные люки, заполнили его веществом окружающей среды, а затем снова восстановили прежний режим. Анализ показал, что химический состав воздуха при этом изменился, но очень незначительно.

– Таковы факты, – подхватил Гросвенор. – Я лично провел точно такой же опыт, что и господин Смит. Предпринимая его, я ставил перед собой вопрос: если это – живое существо, то чем же оно питается? Итак, набрав в свой шлюп пыли, я вернулся на корабль. Сделал необходимые анализы взятой пробы. Затем, умертвил пару мелких животных, вновь проанализировал состав атмосферы. Оба образца – взятый до и после этого – я направил в лабораторию господ Кента, фон Гроссена и Смита. Там выявили ряд химических изменений, хотя и очень слабых. Их вполне можно было объяснить допущенными во время этой процедуры погрешностями. Но я попросил бы господина фон Гроссена поделиться с нами информацией, полученной им в тот момент.

Фон Гроссен поднялся с места, прищурив глаза:

– Но разве это может служить доказательством? – удивленно воскликнул он, недоуменно обращаясь к коллегам. – Я не знаю, как это можно объяснить, но молекулы образца с пометкой "после" несли несколько более повышенный электрический заряд.

Наступил решающий момент. Гросвенор окинул взглядом – одна за другим лица собравшихся в надежде, что хоть у кого-то одного из них блеснет искорка понимания ситуации.

Но никто никак не прореагировал на сообщение физика, и у всех был удивленный вид. Кто-то даже насмешливо проронил:

– Как мне представляется, от нас ожидают, чтобы мы ни с того ни с сего пришли к заключению, что столкнулись с разумом, порожденным пылью туманности. Ну уж нет, для меня это – просто перебор.

Гросвенор смолчал. В нем уже зрело серьезное разочарование... И он собрал все силы, чтобы достойно встретить то, что сейчас должно было произойти.

Вмешался Кент:

– Ну так что же, господин Гросвенор, объясните ли вы в конце концов, что за проблема возникла перед нами, чтобы мы смогли вынести о ней суждение?

Гросвенор нехотя начал:

– Господа, я чрезвычайно встревожен тем обстоятельством, что никто из вас все ещё не догадывается, куда я клоню. Предвижу в этой связи немалые затруднения. Вдумайтесь в то, о чем здесь говорили. Я перечислил все находящиеся в нашем распоряжении элементы, доложил о всех экспериментах, которые позволили мне установить противника. Теперь уже очевидно, что мои выводы вызовут большую полемику. И тем не менее, если я не ошибаюсь, – а я уверен, что это так – ваш отказ принять разработанные мною меры обернулся бы полнейшей катастрофой как для человечества, так и для любой разумной расы, обитающей в космосе. Сложившаяся ситуация выглядит следующим образом: как только я изложу свои выводы, решение будет зависеть уже не от меня. Все окажется в руках большинства, и у меня не останется никаких законных путей оспорить его.

Он сделал небольшую паузу, давая коллегам возможность проникнуться тем, что он сказал. Некоторые из сидящих в зале с озадаченным видом переглянулись. Кент же съехидничал:

– Подождите, то ли ещё будет. Я уже наталкивался на непробиваемую стену эгоизма и самовлюбленности этого человека.

Это была первая враждебная реплика, которую он себе позволил с начала заседания. Гросвенор метнул в его сторону быстрый взгляд и продолжил:

– На мою долю выпала тяжкая участь проинформировать вас, господа, что в создавшихся условиях проблема перестала носить научный характер, превратившись в политическую. И я просто обязан настаивать на том, чтобы мой план был одобрен. Необходимо приступить к развертыванию отвечающей обстоятельствам пропаганды, направленной на то, чтобы довести до всеобщего сведения, что господин Кент и все главы подразделений пришли к мысли о необходимости задержаться в космосе ещё на пять земных лет; впрочем, действовать следует так, как если бы речь шла о звездных годах. Я сейчас изложу вам свою интерпретацию фактов, но хочу подчеркнуть необходимость осознания каждым руководителем того, что ему придется безоглядно поставить на кон в этом деле всю свою репутацию и доброе имя. Грозящая нам опасность настолько велика, что даже наималейшая ссора в наших рядах будет означать серьезную потерю времени.

Затем он коротко рассказал, что за дамоклов меч навис над всеми космическими расами. С ходу, не дожидаясь ответной реакции аудитории, он перечислил меры, на которые считал нужным пойти, дабы ликвидировать угрозу.

– Следует найти планеты с большими залежами железа и задействовать производственные мощности "Бигля" для налаживания массового производства нестабильных в атомном отношении торпед. По моим расчетам, нам придется после этого с год колесить по этой Галактике, разбрасывая их наугад и в большом количестве. Сделав тем самым для нашего противника практически невыносимым дальнейшее пребывание в этом пространственном секторе, мы удалимся отсюда, предоставив возможность нашему врагу следовать за нами. И сделать это целесообразно тогда, когда у него буквально не останется иного выхода, и он будет надеяться, плетясь за нами, выйти на новые и лучшие источники питания, чем те, что мы ему оставим к тому времени здесь. И к этому моменту основную часть нашего времени придется посвятить тому, чтобы не вывести его в нашу собственную Галактику.

Чуть помолчав, он уверенно продолжил:

– Вот и все, господа, что я обязан был довести до вашего сведения. Судя по вашим лицам, реакция будет неоднозначной, и мы вот-вот схлестнемся в одной из столь привычных нам словесных перепалок.

Нексиалист закончил свое выступление. В наступившей гнетущей тишине кто-то выкрикнул:

– Вот это да: пять лет!

Это было похоже на стон. Он словно послужил сигналом, и зал обеспокоенно загудел.

Гросвенор живо отреагировал:

– Пять земных лет.

Он должен был проявить настойчивость.

Он сознательно выбрал именно эту цифру, поскольку в переводе на звездное время срок покажется несколько меньшим. Последнее предложили психологи – час в сто минут, день в двадцать часов, год в триста шестьдесят дней. Привыкнув к этим более продолжительным, чем на Земле, дням, люди проявляли склонность не замечать, что в действительности проходило больше времени, чем они привыкли считать.

Поэтому Гросвенор и надеялся, что просчитав, люди почувствуют облегчение, поскольку убедятся, что им придется задержаться на три звездных года.

– Будут ли другие комментарии к докладу? – обратился к собранию Кент.

Фон Гроссен раздосадованно фыркнул:

– К сожалению, я не могу согласиться с аргументацией и выкладками господина Гросвенора. Его предыдущие заслуги вызвали у меня глубокое к нему уважение. Но он предлагает нам поверить ему на слово в том, с чем мы, вероятно, согласились бы, представь он нам стоящие доказательства. Я не желаю признавать, что нексиализм является до такой степени интегрирующей наукой, что только его представители могут понять некоторые явления.

Гросвенор тут же откликнулся:

– Не слишком ли вы спешите отвергнуть нечто, в чем даже не соизволили толком разобраться?

Фон Гроссен пожал плечами.

– Может, и так.

– Насколько я понял, – заметил Зеллер, – нам предстоит затратить массу усилий и времени на проведение в жизнь предложенного плана и в то же время об успехе или неудаче нашей деятельности мы никогда не сможем судить за отсутствием прямых тому доказательств, верно?

Гросвенор помедлил с ответом, но быстро сообразил, что ему остается лишь одно – упорно отстаивать свою точку зрения. Ставки в этой игре были слишком высоки. Он просто не мог в сложившейся ситуации принимать в расчет сентименты этих людей. Поэтому он безапелляционно заявил:

– Я буду знать об этом, а если кто-либо из вас соизволит посетить мой отдел, чтобы несколько подковаться на этот счет, то он будут в нужный момент располагать тем же объемом сведений, что и я.

Смит угрюмо пробурчал:

– Господину Гросвенору нельзя отказать в одном качестве: он всегда предлагает нам подтянуться до его уровня.

– Есть ли ещё желающие высказаться?

Голос Кента звучал теперь пронзительно и резко – в нем сквозило плохо скрываемое торжество.

Несколько человек собрались было что-то сказать, но передумали. Кент продолжил:

– Дабы не терять больше времени, предлагаю тут же и проголосовать по поставленному господином Гросвенором вопросу.

Он неторопливо вышел на авансцену. Гросвенору с экрана не было видно его лица, но он не сомневался, что оно в эти минуты выражает надменность и высокомерие.

– Итак, – проговорил химик, – пусть те, кто выступает в поддержку метода господина Гросвенора, говоря другими словами, высказываются за продолжение нашей экспедиции ещё на пять лет, поднимут руки.

Никто даже не шелохнулся.

Один из присутствующих все же предложил:

– Не мешало бы как следует обмозговать все это.

– Наша цель, – мгновенно возразил Кент, – выявить нынешнее мнение собравшихся здесь руководителей. Для всех чрезвычайно важно знать, что думают по этому поводу самые видные ученые экспедиции. А теперь пусть голосуют те, кто категорически "против".

Взметнулся лес рук – фактически неприятие выразили все, за исключением трех человек. Гросвенор быстро нашел их взглядом: Корита, Мак Кенн и фон Гроссен.

Лишь мгновение спустя он заметил, что и стоящий радом с Кентом капитан Лит тоже воздержался. Нексиалист поспешно выпалил:

– Капитан Лит, можно с уверенностью утверждать, что именно сейчас мы переживаем тот момент, когда должно вступить в силу ваше конституционное право взять на себя контроль за всеми операциями на борту корабля. Опасность очевидна.

– Господин Гросвенор, – задумчиво протянул тот, – это было бы так, если бы мы столкнулись с видимым противником. А в данном случае я не могу не прислушаться к мнению научных авторитетов.

– На "Бигле" есть только один настоящий научный эксперт, – холодно парировал Гросвенор. – Остальные – всего лишь любители, барахтающиеся на поверхности фактов.

Весь зал, похоже, онемел от его неслыханной дерзости. Некоторые порывались тут же дать отпор наглецу, но затем погрузились в гневное молчание.

Капитан Лит попытался сгладить тяжкое впечатление от слов нексиалиста:

– Господин Гросвенор, я не могу разделить ваше утверждение, не видя к тому достаточных оснований.

Кент произнес с ледяной иронией:

– Ну, что же, господа, теперь для нас не секрет, что думает о нас господин Гросвенор.

Химика, судя по всему, совсем не задело оскорбление само по себе, наоборот, он был явно склонен к шутливому настроению. Он, похоже, забыл, что ранг обязывал его поддерживать на совещании атмосферу достоинства и корректности.

Медер, заместитель руководителя отдела ботаники, с возмущением в голосе призвал его к порядку:

– Господин Кент, не понимаю, как вы можете сносить подобного рода оскорбительные реплики.

– Вот именно, – загремел Гросвенор, – защищайтесь! Тут целая Вселенная подвергается смертельной угрозе, а вас перво-наперво заботит вопрос о сохранении своего достоинства.

Вмешался Мак Кенн:

– Корита, – обратился он к археологу. – Если там и впрямь существует нечто такое, что нам описал Гросвенор, как это согласуется с теорией циклического хода истории?

Тот с сомнением покачал головой.

– Должен заметить, что почти никак. Мы могли бы выдвинуть постулат о примитивной форме жизни, – он посмотрел вокруг. – Но меня гораздо больше заботит то обстоятельство, до какой степени подтвердились положения этой теории на примере поведения моих друзей. Я встревожен, видя с каким удовольствием воспринято поражение человека, от масштабности достижений которого всем нам было несколько не по себе. И в то же время печалит внезапное проявление самонадеянности со стороны того, о ком идет речь.

Он с сожалением взглянул на экран, на котором маячило лицо нексиалиста.

– Господин Гросвенор, я очень разочаровался в вас после такого заявления.

– Господин Корита, – серьезно ответствовал Гросвенор, – если бы я избрал иную линию поведения, то вы были бы лишены возможности даже выслушать мое сообщение, сделанное здесь перед господами учеными. Многие из них вызывают у меня подлинное восхищение, о чем я им уже говорил и в чем вновь признаюсь.

– Я лично убежден, – закончил Корита, – что члены экспедиции, если потребуется, сделают все необходимое и даже пойдут на самопожертвование.

– В это трудно поверить, – возразил Гросвенор. – Я прекрасно вижу, что на голосование многих повлиял тот факт, что мой план предусматривает продление экспедиции ещё на пять лет. Я отдаю себе отчет в том, что это горькая реальность, но заверяю вас, что иного не дано.

Он сделал паузу, затем коротко заметил:

– Впрочем, я ожидал подобной реакции и соответствующим образом к ней подготовился.

А затем промолвил, обращаясь уже ко всей аудитории:

– Господа, вы вынудили меня пойти на шаг, о котором, не скрою, я сожалею больше, чем могу выразить словами. Вот мой ультиматум.

– Что ещё за ультиматум? – воскликнул побледневший Кент.

Гросвенор сделал вид, что не расслышал его.

– Если к 10 часам завтрашнего утра мой план не будет одобрен, я возлагаю на себя руководство всеми операциями на борту звездолета. Все будут обязаны делать то, что я прикажу, независимо от их желания. Вероятно, ученые объединят все свои знания, чтобы воспрепятствовать этому. Спешу, однако, предупредить, что все их усилия в этом направлении будут тщетными.

Еще не стих гвалт, поднявшийся в зале после этих слов, как Гросвенор отключил связь между своим отделом и контрольным постом.

* * *

Примерно через час после совещания Гросвенора по коммуникатору вызвал Мак Кенн.

– Я хотел бы увидеться с вами, – попросил он.

Гросвенор, будучи в отличном настроении, воскликнул:

– Так в чем же дело? Заходите!

– Но, – запинаясь, выдавил из себя геолог, – насколько я понимаю, вы в коридоре понаставили ловушек.

– Честно говоря... да, – согласился нексиалист. – Но вас пусть это не беспокоит.

– А вы не боитесь, что я заявлюсь в ваши апартаменты с тайным намерением прикончить вас?

– Ну уж здесь-то, – уверенно (он надеялся, что это произведет на подслушивающих их разговор должное впечатление) ответил Гросвенор, – вы не сумеете это сделать даже с помощью большой дубинки.

Мак Кенн какое-то время ещё сомневался, но в итоге все же решился.

– Ладно, иду. – И он отключил коммуникатор.

Должно быть, он находился неподалеку, поскольку уже через минуту скрытые в коридоре датчики отметили его приближение. Вскоре на экране коммуникатора проступили его голова и плечи – тут же сработал, войдя в нужный режим, переключатель. Поскольку вся техника защиты работала автоматически, Гросвенору пришлось отключать его вручную.

Через несколько секунд Мак Кенн появился. Потоптавшись мгновение на пороге, он затем храбро ринулся вперед с протянутой для приветствия рукой.

– Признаюсь, что мне все время было как-то не по себе. Несмотря на все ваши заверения, было такое ощущение, что иду под жерлами направленных на меня орудий, хотя нигде их и не заметил. – Он внимательно посмотрел на Гросвенора: – Неужели вы блефуете?

Гросвенор испытующе протянул:

– Что скрывать – я и сам был обеспокоен, Дон. Вы поколебали мою веру в вас. Вот уж не думал, что вы приволочете с собой бомбу.

Мак Кенн остолбенел.

– Поверьте, я даже и не помышлял об этом! Если сработали ваши поисковые приборы....

Он не закончил фразу, быстро снял куртку и начал лихорадочно сам себя обыскивать. Внезапно кровь отхлынула от его лица, и он вытянул откуда-то сероватого цвета предмет не толще вафли длиной сантиметров пять.

– Это что ещё за штука такая? – искренне изумился он.

– Стабилизированный плутониевый сплав.

– То есть радиоактивный?

– Нет, это не так, во всяком случае в настоящем виде. Но под воздействием луча высокочастотного передатчика его легко можно распылить в радиоактивный газ. А в результате мы оба получим радиоактивные ожоги.

– Гров, клянусь, я понятия не имел, что принес с собой эту мерзость.

– Вы кому-нибудь говорили, что хотите придти сюда?

– Разумеется. Ведь вся эта часть корабля блокирована.

– Иными словами, вам пришлось испрашивать разрешения на проход?

– Ясное дело – у Кента.

Гросвенор задумался на минуту, потом сказал:

– Попытайтесь вспомнить, как все это происходило. Не показалось ли вам, что в какой-то момент разговора с Кентом в кабинете вдруг стало жарко?

– Ах... да, так и было на самом деле, теперь отчетливо припоминаю. Мне даже показалось, что я вот-вот задохнусь.

– И как долго это длилось?

– Примерно с секунду.

– Гм... сие означает, что вы отключились минут этак на десять.

– Что?! Потерял сознание? – Мак Кенн разъярился. – Ну и дела! Значит, этот подлый негодяй подсунул мне какую-то гадость?!

– Пожалуй, я мог бы точно установить, какой именно дозой вас угостили, – растягивая слова, заметил Гросвенор. – Достаточно будет сделать анализ крови.

– Так в чем дело? Приступайте. Тем самым будет доказано...

Гросвенор отрицательно помотал головой.

– Все, чего мы добьемся в этом случае, это подтверждения факта принятия вами какого-то снадобья. Но это ещё не будет означать, что вы не сделали это абсолютно добровольно. Для меня гораздо более убедительным представляется другое соображение: ни один человек в здравом уме не согласится на то, чтобы в его присутствии распылили плутоний-72. Мои автоматические нейтрализаторы уже не менее минуты пытаются его растворить.

Лицо Мак Кенна покрылось смертельной бледностью.

– Знаете, Гров, на сей раз я сыт по горло проделками этого стервятника. Признаюсь, я обещал этому подонку передать содержание нашей беседы... хотя и собирался предупредить вас об этом.

Гросвенор усмехнулся:

– Да ладно, не волнуйтесь, Дон. Я верю вам. Присаживайтесь.

– А что будем делать с этим?

И он протянул нексиалисту бомбу.

Гросвенор взял её и отнес в контейнер, в котором хранились имевшиеся у него расщепляющие материалы. Вернувшись, он преспокойно уселся в кресло рядом с геологом.

– Я полагаю, – невозмутимо произнес он, – что мы с минуты на минуту можем подвергнуться нападению. Это единственное, чем Кент сможет оправдаться перед остальными за свой поступок. Он попытается "спасти" нас, ведь врачи должны успеть оказать нам помощь: мы "получим радиоактивные ожоги"! – Он развернулся к экрану. – Так что давайте посмотрим, как они будут развертывать свою операцию.

Действительно, почти тут же детекторы типа "электронный глаз" засекли начало боевых действий. По настенному пульту проскочили искры, звякнул звуковой сигнализатор.

А вскоре и вся штурмовая группа высветилась на панели. Она состояла из двенадцати человек. Они были облачены в скафандры и осторожно продвигались по коридору. Гросвенор различил среди них фон Гроссена с двумя сотрудниками отдела физики, четверных химиков, в том числе двоих из секции биохимии, трех человек от Гаурли и двух офицеров-артиллеристов. Замыкали шествие три солдата, тянувшие передвижной вибратор, техническую пушку и мощный метатель газовых снарядов.

Мак Кенн оторопел. Вжавшись в кресло, он пролепетал:

– А другого входа сюда нет?

– Ну как же, конечно, есть, но он тоже охраняется.

– Сверху и снизу?

Геолог ткнул пальцем в пол и потолок.

– Прямо над нами склад, а внизу кинозал. Оба защищены.

Они замолчали. Неожиданно группа атакующих остановилась.

– Я удивлен участием в акции фон Гроссена, – проговорил Мак Кенн. Я-то полагал, что он – в восхищении от вас.

– Я крепко задел его за живое, обозвав в числе других "любителем". Вот он и явился сюда самолично выяснить, на что я реально способен.

Нападавшие, похоже, совещались. Гросвенор продолжил:

– Но что, собственно говоря, привело ко мне вас?

Мак Кенн, не отрывая взгляда от экрана, ответил:

– Просто хотелось вам сказать, что вы не так уж одиноки. Многие ответственные лица просили передать, что они на вашей стороне. Но не будем об этом: то, что происходит сейчас, намного интереснее.

– Ну, почему же, давайте поговорим на эту тему.

Мак Кенн, казалось, не слышал его предложения.

– Ума не приложу, как вам удастся их остановить, – обеспокоенно произнес он. – С такой мощной техникой они в состоянии прожечь стены ваших помещений.

Поскольку Гросвенор никак не отреагировал на его слова, геолог повернулся в его сторону и произнес:

– Со всей искренностью заверяю вас: я согласен с вами. Но мне не по нраву применяемые вами методы – они представляются мне аморальными.

– Единственный остававшийся выход, – задумчиво ответил Гросвенор, выставить свою кандидатуру на выборах против Кента. Учитывая, что он всего лишь временно исполняющий обязанности директора, мне, вероятно, удалось бы организовать их через месяц.

– Так за чем дело стало?

– А за тем, – отозвался Гросвенор, при этом его всего передернуло, что мне страшно. Это нечто... ну та тварь, что снаружи, буквально подыхает с голоду. Ей в любой момент может вздуматься что-то предпринять против другой галактики, и – кто знает? – не на нашу ли падет её выбор? Это в настоящее время слишком большая роскошь – потерять целый месяц.

– Но вы же сами заявили, – возразил Мак Кенн, – что планируете выкурить противника из этой части космоса, где мы находимся. И вы посчитали, что на это уйдет год.

– Вам никогда не приходилось вырывать кусок мяса из пасти хищника? Вы согласны, что он будет изо всех сил пытаться удержать его? И даже пойдет на схватку ради него? Так вот: моя идея заключается в том, что как только монстр сообразит, что мы стремимся выгнать его отсюда, он будет цепляться за то, что уже имеет, так долго, насколько у него хватит сил.

– Понятно, – протянул Мак Кенн. – Скажу больше, вы допускаете, что в случае выборов при такой вашей программе шансы на победу у вас минимальны.

Гросвенор резко мотнул головой.

– Нет, я все равно бы одержал верх. Допускаю, что вы мне не верите. Тем не менее, остается в силе тезис о том, что людей, захлестнутых эмоциями и опьяненных амбициями, чрезвычайно легко убедить в своей правоте. Не я выдумал метод манипулирования массами – его практикуют уже веками. Но все попытки проанализировать этот феномен в историческом ракурсе никогда не затрагивали его корней. Еще совсем недавно отношения между физиологией и психологией рассматривались в сугубо теоретическом ключе. И только нексиализм изменил это.

Мак Кенн размышлял над услышанным.

– А каким вам видится будущее человечества? – наконец вымолвил вон. Хочется ли вам, чтобы мы все стали нексиалистами?

– На борту этого космического корабля – несомненно. На уровне всего человечества, взятого в целом, решить такую задачу, как мне представляется, будет довольно трудно. Но постепенно, однако, ни у кого не останется предлога, чтобы не познать то, что ему было бы вполне по силам. Да и что, спрашивается, будет за нужда человеку по-прежнему прозябать в невежестве? Почему он все время должен будет поднимать придурковатый взгляд в небо родной планеты, оставаясь суеверным незнайкой, и полагать, что его судьбу решает кто-то, а не он сам?

Он пожал плечами.

– А сейчас мы можем поставить перед собой более реальную и достижимую цель – привить людям скептицизм. Тот самый крестьянин, которому ничего не докажешь, пока не дашь пощупать собственными руками, он-то и является духовным отцом ученого. Скептик отчасти компенсирует недостаточность своих знаний требованием: "А ну покажи! Я готов воспринять все, что угодно, но только словами меня не убедить".

– С этим вашим нексиализмом, – заметил Мак Кенн, – вы покончите с циклическим характером человеческой истории. Не в этом ли и состоит ваш замысел?

Гросвенор, помедлив, отозвался:

– Должен признать, что до встречи с Коритой я не очень-то осознавал важность этой теории. Но он своими рассуждениями заинтересовал меня. Впрочем, я думаю, что многие её аспекты нуждаются в пересмотре. Такие понятия, как "раса" и "кровь" совершенно лишены смысла. Но в целом она соответствует действительности.

Мак Кенн спохватился и вновь обратил внимание на экран. Увиденное удивило его.

– Вы только взгляните: они, судя по всему, не очень-то торопятся начинать атаку. Неужели прежде, чем нагрянуть сюда, они не продумали план своих действий?

Гросвенор не ответил. Мак Кенн с любопытством взглянул на него.

– Эй, а не означает ли это, что они просто-напросто уже столкнулись с вашими заградительными мерами?