Текст книги "Собрание сочинений-1.Точка "Омега""
Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)
Все это началось с бешеного мелькания в чудовищном калейдоскопе образов тел и – если верхнюю часть пирамиды позволительно так назвать – лиц ниджэнов. Некоторые из этих существ слали отчаянные мысленные сигналы.
Сам Семп, казалось, парил во вневременном вакууме, поскольку каждый пучок мыслей ниджэнов доходил до него отдельно и очень отчетливо.
“Кто это сделал?
“Что происходит?”
“Почему бы сначала его не прикончить, а затем решать нашу проблему?”
“Все произошло из-за нашей неосведомленности о том, что для нападения использована часть мозга ниджэнов. К тому же у нас нет доказательств, что мы в состоянии расправиться с ним. У этого силки логика уровней, видимо, является феноменом, связанным со Временем. А у нас, как это очевидно, – с Пространством”.
Вся система ниджэнов начала беспорядочно корчиться в немыслимом количестве вариантов реакции на случившееся. Она в этот момент напоминала муравейник, по которому кто-то крепко наподдал. Все ниджэны особенно боялись одного: два тела не могут занимать одно и то же Пространство, а два пространства не могут совмещаться в одним теле, а опасность подобного развития событий, на их взгляд, реально существовала. Это заинтересовало и поразило Семпа.
Откуда-то до него домчалась мысль: “Пространственно-временной континуум, хотя и является самодостаточным механизмом исключительной, но конечной сложности, нуждается в том, чтобы ниджэны выжили. Потому что если какой-нибудь из ниджэнов сверхвозбудится, то пространство может на это отреагировать очень резко”.
Ясно, значит, именно поэтому погиб Лэн Джедд: один из ниджэнов сознательно сверхстимулировал себя и в очень малом, но точно рассчитанном пространстве, занимаемом телом Лэна, вызвал возмущение.
Итак, воздействуя на пространство, можно было нанести ущерб ниджэну. Сверхраздражая кого-нибудь из ниджэнов, можно было ожидать какого-то ответного фундаментального всплеска со стороны пространства или его подстройки к этим действиям.
“Что они хотят этим сказать? – недоумевал ошеломленный Семп. – Что вообще значат эти мысли?”
Вероятно, речь шла об отношениях симбиоза между Вселенной и ниджэнами. Если один из членов этого сообщества становился нестабильным, то выходил из равновесия и другой. А в этот момент ниджэны как раз и входили в состояние неустойчивости.
Когда это наконец дошло до сознания Семпа, то со стороны всех ниджэнов, втянутых в разверзшийся катаклизм, последовала вспышка подтверждения правильности его догадки и жуткой тревоги. Именно тогда-то Н’Ята телепатически обратилась к силки:
“Выслушайте меня на нидже! Мы втянуты цепной реакцией от одного к другому в процесс уничтожения. Можно ли что-либо предпринять ради нашего спасения, например заключить какое-нибудь соглашение?
В нас, – продолжала в полном отчаянии Н’Ята, – не погасло осознание связи Жизни со всеми атомами Вселенной. В те давние дни начала всего сущего мы автоматически выработали метод сохранения этой связи в безопасном для нас виде. Другие формы Жизни ослабили или оторвались от прямого контакта с Пространством и его содержанием. Мы, ниджэны, можем быть уничтожены, если будем вынуждены войти в состояние упорядочения в необходимом для Жизни хаосе. Сейчас это и происходит”.
То, что ментально услышал Семп, показалось ему самым невероятным бредом, когда-либо слышанным в жизни.
“Вы шайка лгунов! – гневно воскликнул он мысленно. – И доказательством тому служит тот факт, что Г’Тоно удалось вывести из строя, насытив его мозг избытком противоположных понятий. А уж если говорить начистоту, – продолжал он, – то я не могу верить ни единому из ваших обещаний”.
Чувствовалось, что Н’Ята была предельно напряжена.
“Удивительно, – откликнулась она, – что именно тот вид, которого мы больше всего опасались, – силки, сумел столь успешно дать нам генеральное сражение. Из-за безудержной спеси бесчисленных ниджэнов мы оказались крайне уязвимыми. Каждый ниджэн, когда вступает в контакт с нами, немедленно заряжается этой логикой уровней, а у нас нет никакой возможности предупредить его вовремя не делать этого”.
Семп считал исключенной возможность сотрудничества между силки и ниджэнами. Даже ценой судьбы Вселенной. Слишком безжалостно ниджэны уничтожали силки. Да и в любом случае он был уже бессилен что-либо предпринять. Начавшую развертываться логику уровней остановить невозможно. Ее цикл непременно завершится в них и в нем, причем по тому руслу, которого требовала сама ЛОГИКА.
Его размышления внезапно были прерваны двумя событиями, произошедшими почти одновременно.
Первое: эмоцией отчаяния и тоски всплеснулся мозг Н’Яты.
“Началось”, – вырвалось у нее.
“Что началось?” – всполошился разум Семпа.
Но если с ее стороны и последовал какой-то ответ, то получить его Семп уже не успел. Потому что в тот же миг в нем возникло странное и в высшей степени острое ощущение.
Это и было вторым изменением в ситуации. Он вдруг оказался на Земле вместе с Джоанн. Они только что поженились, а за окном веселилось родное Солнце.
Затем все внезапно покрылось пеленой.
“Это произошло, видимо, еще раньше, – сообразил он. – За сто лет до моего рождения. Во мне происходят преобразования, связанные со Временем”, – подумал Семп. Логика уровней настигла его, унося в обратном направлении по стреле Времени.
Ночь. Черное небо. С неба бесшумно спускается силки… Семп понял, что это был первый силки, попавший на Землю. Тот самый, в отношении которого потом сочинят небылицу, что он был создан в лаборатории.
Эту сцену тут же сменил вид города силки в недрах планетоида Глиса. Далее последовала картинка открытого Космоса. Вдали сияло бело-голубое светило. Вокруг него во мраке – другие силки. У всех радостный и счастливый вид.
У Семпа создалось впечатление, что теперь он наблюдал жизнь силки в очень давние времена, за двадцать – тридцать тысяч земных лет тому назад, еще до контакта с ниджэнами.
Новая, еще более примитивная панорама. С тех пор прошли миллионы лет. Нечто – несомненно, это был он, но такой на себя непохожий: меньше размерами, глупее, ближе к животному состоянию, – вцепилось в некрупную космическую глыбу. Вокруг полная темень.
Еще один кадр. Миллиарды лет в прошлом. Никакого мрака, наоборот – яркий свет. Где это? Определить было невозможно. Внутри солнца? Вполне вероятно.
Невыносимо пекло. И вдруг – титанический выброс материи выкинул его в далекую черноту.
Еще один скачок во времени. Теперь Семп чувствовал что-то связанное с Г’Тоно и другими ниджэнами, нечто такое, что он, за отсутствием лучшего определения, расценил как ментальный контакт.
По этой тончайшей связующей ниточке между разумами он мог наблюдать за крахом ниджэнов с безопасного для себя расстояния.
И оказался единственным живым существом, свидетелем распада Вселенной, где Галактика, в которую входит Земля, была всего лишь ничтожнейшей космической пылинкой.
Глава тридцать третьяНачало очень походило на то, что случилось с Г’Тоно, когда Семп столкнулся с ним во второй раз и запустил в нем победный для него цикл предательства.
Очень скоро наступил момент, когда все взаимосвязанные тела ниджэнов достигли разделительной черты между Сверхмалым и Сверхбольшим. Но на этот раз жертвы не имели выбора. Речь не шла о победе. Это был цикл логики уровней в ее максимальном выражении, действующей на бесчисленное множество индивидуумов и через них, причем каждый имел потенциал, необходимый для максимальной фазы.
Это был конец для миллионов ниджэнов. В какой-то момент каждый из них был самостоятельной единицей, живым существом, со своей массой и местоположением. Но уже в следующее мгновение тот мозговой центр ниджэнов, который обладал способностью мгновенно перемещать их в пространстве, попытался это сделать одновременно во все пространства сразу. И в этот миг все ниджэны распались на составлявшие их атомы.
Став просто материальными объектами, они рассеялись – один атом сюда, другой – туда, квадриллионы – в третье положение…..
В то самое время, когда все ниджэны стали равновеликими Вселенной, та инверсировалась в свою очередь по отношению к ним, перейдя в естественное для себя состояние идеального упорядочения, изначально присущего точке величиной с одиночный атом.
Это не было феноменом сжатия. Просто мгновенный переход противоположностей друг в друга.
Семп со своей стороны вдруг почувствовал, что его разум, наоборот, начал стремительно рассеиваться по аналогии с тем, как это происходило с ниджэнами, обреченными достичь размеров Вселенной. Столь сугубо ментальным образом он вышел за рамки и Пространства и Времени и, чудовищным усилием преодолев подступавшее безумие, огляделся. В глубоком мраке что-то виднелось… Но он отвлекся и тут же забыл о точке, которая когда-то была Вселенной.
Точка исчезла. Вселенная схлопнулась.
Все это Семп отметил только малой долей своего сознания, поскольку его основная часть целиком сосредоточилась на другом.
Он увидел “ДРЕВО”!
Семп находился где-то далеко-далеко от него, но это великолепное, похожее на игрушку, золоченое “ДРЕВО” различал превосходно.
Но затем он отвлекся и от него.
Ему снова вспомнилось, что Вселенная исчезла. Семп подумал: “А как давно это произошло? Тысяча, миллион, миллиарды лет назад? Или в никакое время? Может быть, когда-нибудь в будущем я смогу установить это?”
Семп все еще продолжал размышлять, когда внезапно появилось ощущение нестабильности. “Сейчас состоится инверсия”, – пришло ему на ум.
Первым признаком того, что он потерял устойчивость, было исчезновение великолепного “ДРЕВА”. Он понял, что в его распоряжении всего несколько мгновений, чтобы встретиться с нужной ему Вселенной. Но как это сделать?
Оказалось, что такой проблемы по существу и не было. Полномасштабный смысл логики уровней опирался на постулат о том, что все формы Жизни в любом своем предшествующем корне знают первопричину всего сущего и самим характером своей структуры уравновешиваются против всех негативных воздействий.
И всегда самое мелкое насекомое, растение, скала или песчинка взаимодействуют между собой. В этом всеобщем процессе участвуют и атомы в центрах далеких звезд.
Проблема не в том, существует ли подобное взаимодействие в принципе, а в том, не следует ли его уменьшить, чтобы объект начал функционировать. Обычно подобное ослабление происходит неосознанно. Поэтому чувствительность ко многим объектам в этой Вселенной в нормальном состоянии сведена к нулю. Представлялось, что только ниджэны через все фазы своей эволюции пронесли на клеточном уровне метод осознания всеобщей связи и покорили тем самым пространство.
Когда Семп вспомнил об этой Вселенной, моментально началось его с ней взаимодействие, при котором он наделял ее всеми известными ему сущностными свойствами. И тогда вдруг вновь появилась золотистая блестящая точка.
В силу происходящего с ней взаимодействия Семп чувствовал, что эта Вселенная начинает сейчас формироваться изнутри в соответствии с его универсальной памятью о том, чем она была прежде. В этой ситуации Семпу пришла в голову замечательная мысль: “Пока она не сформируется точно такой же, как раньше, почему бы ее не усовершенствовать?”
Думать о деталях времени уже не было. Осталось довольствоваться импровизацией по ходу и отдельными яркими озарениями. Вопрос стоял ребром: сейчас или никогда. При этом навсегда.
Ниджэны?
В определенной степени он понимал их стремление обезопасить себя и свой пространственно-временной континуум, истребляя тех, кто был способен бросить вызов их гегемонии. Следовательно, они не были настолько уж виноваты, как он считал прежде. Но, с другой стороны, новая Вселенная не нуждалась в такой форме жизни, которая могла бы ее уничтожить.
И Семп решил вычеркнуть из памяти сам факт их существования, чтобы они не попали в новый мир.
А что делать с человечеством, Посредниками, космическими силки?
Решение созрело мгновенно… В его Вселенной ВСЕ будут земными силки, наделенными способностями принимать любые формы и безграничным желанием осуществлять благотворные функции полиции во всех областях космоса.
И все они овладеют методом ниджэнов господствовать над пространством, но их способность к взаимодействию будет сведена к возможности молниеносного перемещения. Кроме того, никто из силки не будет подвластен логике уровней, а все последствия развернувшегося в нем цикла будут обращены вспять. В конечном счете и чтобы не было на этот счет сомнений, все силки обретут бессмертие, решил он.
Нельзя допускать в образующуюся Вселенную кибмадинов. К столь извращенным существам Семп не чувствовал никакого снисхождения.
И уж конечно, Земля вернется к своему родному Солнцу.
Правильно ли он поступил? Никто и ничего не мог ему посоветовать. Он едва успел подумать об этом. Искать варианты и размышлять у него уже не было времени.
Внезапно бесподобное совершенство единственного лучика во мраке… утратилось и он начал разгораться. Охряного цвета точка подошла к моменту инверсии.
Для Семпа это означало возвращение к Сверхмалому. Какая-то чудовищная сила неодолимо скрутила его, сжала, навалилась…
Когда у Семпа восстановилось нормальное восприятие мира, то первое, что он увидел, – это усеянное звездами небо, раскинувшееся во все стороны вокруг него.
Он понял, что завис где-то в космосе в облике ниджэна. Он знал также, что для этой сверхчувствительной натуры ориентация в пространстве была инстинктивной. Итак, он внутри континуума и где-то здесь была Земля. Семп сманеврировал пространством по методу ниджэнов и вступил во взаимодействие с тем далеким, на расстоянии многих световых лет, участком, бытие которого он так отчетливо ощущал. Он провел инверсию только в малом масштабе. Обратился в точку, затем вернулся в прежнее состояние, опять в точку… во что-то… в ничто… в нечто…
И вот восемьдесят тысяч световых лет позади.
Как и прежде, он находился в помещении Властей силки и говорил Бэкстеру:
– Знаете что, пожалуй, не стоит посылать за звездолетом. Он мне не нужен.
Посредник смотрел на него блестевшими от волнения глазами.
– Нэт! – с облегчением выдохнул он. – Вам удалось добиться своего. Вы победили!
Семп помедлил с ответом. Его мозг терзала одна неотступная мысль: мог ли он участвовать в создании второй модели континуума, если в тот момент, когда Вселенная схлопнулась и возродилась, сам он пережил трансформацию во времени?
А МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО БЫЛА ТА ЖЕ САМАЯ ВСЕЛЕННАЯ?
Он понял, что так никогда и не получит ответа на свой вопрос.
А потом… не было ли все это фантазией, необузданной игрой отражавшего его желания разума все то время, пока он находился в бессознательном состоянии? Не было ли это самым причудливым сном, когда-либо привидившимся землянину?
Справа от него находилось громадное окно, выходившее на террасу, с которой могли взлетать силки. Семп направился туда.
Стояла ночь. В мутном небе проплывала старушка Луна. Небосвод был усеян столь знакомыми ему созвездиями.
Семп встрепенулся, осознав, что его победа была полной и окончательной.
– Пойду повидаюсь с Джоанн, – устало бросил он Чарли Бэкстеру, неотступно следовавшему за ним.
Взлетая в эти милые ему земные просторы, он подумал: “Милая женушка, как много мне надо тебе рассказать”.
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «АЛЬФА»
1Это произошло у автомата с прохладительными напитками. Распрямляясь, Барбара Эллингтон внезапно почувствовала, как что-то мимолетно коснулось ее правого плеча. Это было похоже на легкий щелчок, но необычно холодивший кожу.
Она живо, несколько неловко, обернулась и в замешательстве взглянула на стоявшего сзади в нескольких шагах от нее элегантного, без единого волоска на голове, мужчину. Судя по всему, он ожидал своей очереди.
– Ах, это вы, Барбара! Добрый день! – сердечно приветствовал он ее.
Барбара, стушевавшись, довольно бессвязно пролепетала:
– Я… я не знала, что за мной кто-то есть. Но я уже кончила, доктор Глоудж!
Прихватив прислоненный к стене кейс, она двинулась вдоль ярко освещенного коридора. Шатенка, высокая, может быть даже слишком, тонкая в талии, с серьезным, атласной кожи лицом, она была не лишена очарования. Но сейчас, пунцовая от смущения, она двигалась скованно, какой-то деревянной и не свойственной ей походкой. Барбара вполне сознавала это и мучилась вопросом, не смотрит ли ей вслед удивленный ее поведением доктор. “И тем не менее что-то меня действительно кольнуло!” – подумала она.
Дойдя до поворота, она искоса, через плечо, посмотрела назад. Доктор Глоудж, утолив жажду, не спеша двигался в противоположном направлении. Никого больше в коридоре не было.
За углом Барбара потрогала то место на плече, куда, как ей показалось, вонзилось тончайшее ледяное жало. Не с доктором ли Глоуджем связано… ну, все то, что произошло? Она раздумывала, насупив брови. Сразу же по поступлении на работу Барбара на две недели попала в его службу. И все это время Генри Глоудж, глава биологической секции Исследовательского центра Альфа, держался неизменно вежливо и даже галантно. Но в то же время он производил впечатление человека холодного, спокойного, замкнутого, целиком ушедшего в науку.
Нет, он решительно был не из тех, кто не прочь позабавиться с какой-то там машинисткой.
И в самом деле, ни о каком розыгрыше речь и не шла.
Еще несколько недель тому назад доктор Генри Глоудж наметил Барбару в качестве одного из двух “подопытных кроликов” для проведения над ними, в тайне от обоих, эксперимента под названием “Стимуляция. Точка Омега”. Доктор тщательно и заранее подготовился к осуществлению своего замысла. Ему удалось, в частности, в отсутствие Барбары установить в ее комнате микрофон, который, по его расчетам, должен был оказаться весьма полезным в ходе эксперимента. Только после этого он приступил к поискам контакта с самой девушкой. Заглянув в этих целях в машбюро, он с огорчением узнал, что к тому времени Барбару перевели в другую службу.
Глоудж не рискнул задавать каких-либо вопросов. Он исходил из того, что в случае неудачи никто не должен был даже догадываться о каких бы то ни было его отношениях с ничем не примечательной машинисткой. Биолог считал, что даже при успешном исходе эксперимента его результаты, видимо, разглашать не стоило.
Накладка с переводом Барбары раздражала Глоуджа. И когда после четырех дней бесплодных попыток он неожиданно встретил ее в пустынном холле пятого этажа, то расценил это как счастливый для него случай, подарок судьбы.
Он видел, как девушка остановилась перед автоматом с прохладительными напитками. Глоудж зашел ей за спину. Быстро осмотревшись, нет ли в коридоре посторонних, он выхватил своеобразный шприц-пистолет, “стрелявший” под большим давлением сывороткой “Омега” в газообразном состоянии. Прицелившись в правое плечо Барбары, доктор нажал на спуск. Не успела еще растаять в воздухе тоненькая дымчатая ниточка от выстрела, как Глоудж уже спрятал свое оружие в специально изготовленный для него кармашек под мышкой и застегнул пиджак.
Тем временем Барбара с кейсом в руках приблизилась к кабинету Джона Хэммонда, специального ассистента директора Исследовательского центра Альфа, расположенного на пятом этаже комплекса лабораторий, который считался самым крупным в мире. Офис Алекса Слоуна, директора Центра, находился на шестом.
Барбара остановилась перед тяжеловесной дверью черного цвета, на которой красовалось имя Джона Хэммонда. Взглядом собственника она посмотрела на табличку с надписью “Служба по связям и научным исследованиям” и, вставив в замочную скважину вытащенный из кейса ключ, повернула его вправо.
Дверь бесшумно открылась, и Барбара вошла в приемную. С легким щелчком язычок замка встал на место.
В помещении никого не было. На столе Хелен Венделл, секретарши Хэммонда, лежало множество бумаг. Из-за приоткрытой двери в тамбур перед личным кабинетом Хэммонда слышался спокойный голос Хелен.
Прошло всего десять дней, как Барбара поступила в распоряжение Хэммонда, а по существу его секретарши. Помимо повышения в зарплате Барбару прельщали в этом изменении ее служебного положения еще два момента. Во-первых, ее заинтриговала загадочная и в чем-то вызывающая беспокойство личность самого Джона Хэммонда. Во-вторых, ей льстило приобщение к секретам Службы, чего – увы! – пока не произошло.
Барбара подошла к столу Хелен Венделл и положила в отдельную корзинку несколько документов из своего кейса. В этот момент ей бросилась в глаза фамилия доктора Глоуджа в сопроводительной записке, приколотой к одной из докладных. Повинуясь порыву – ведь она только что встретила доктора, – Барбара подалась вперед и вчиталась.
Хэммонду напоминалось о том, что у него назначена на сегодня на 15 часов 30 минут встреча с доктором Глоуджем для обсуждения проекта “Омега”. Машинально посмотрев на часы, она отметила, что до нее оставалось тридцать пять минут.
Сама же докладная в отличие от документов, с которыми ей до сих пор приходилось иметь дело, была ей понятна, во всяком случае частично. В ней упоминался какой-то биологический проект “Стимуляция. Точка Омега”, о котором Барбаре во время работы у Глоуджа слышать не приходилось. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, так как биологическая секция была одной из самых крупных в Центре Альфа. Оказалось, прочитала она, что этот проект касался “ускорения эволюционных процессов” у различных видов животных. Единственное, что привлекло ее внимание в документе, было упоминание о том, что большое число подопытных погибло.
Неужели великий Джон Хэммонд тратит время на подобную чепуху? Разочарованная Барбара положила докладную обратно в корзинку и прошла в свое собственное бюро.
Пока она отсутствовала, на ее столе выросла целая стопка материалов для печатания с приколотой к ним написанной рукой Хелен запиской: “Барбара, документы появились неожиданно, и их следует отпечатать уже сегодня. Очевидно, потребуется немало часов сверхурочной работы. Если по личным причинам сегодня вечером вы заняты, сообщите мне, чтобы я запросила кого-нибудь из машбюро”.
Барбара была уязвлена. В конце концов, это было ее бюро и ее работа! И она категорически возражала, чтобы кто-то другой выполнял за нее эти обязанности.
К сожалению, именно на сегодняшний вечер у нее было назначено свидание. Но сейчас имело значение лишь одно – не допустить другую машинистку в службу Хэммонда, даже на несколько часов! Решение было принято мгновенно и без колебаний. И все же какое-то время Барбара сидела неподвижно, покусывая губы. В этот момент она была всего лишь женщиной, обдумывающей, каким образом отказаться от встречи с мужчиной, обладающим вспыльчивым характером и полным нетерпения. В конце концов она сняла трубку телефона и набрала номер.
Уже несколько месяцев Барбара связывала свои мечты о будущем с именем Вэнса Стрезера. Он был одним из техников фотолаборатории. Когда тот подошел к телефону, она рассказала ему о сложившемся положении, сокрушенно заявив в конце: “Я думаю, Вэнс, что мой отказ произвел бы плохое впечатление, учитывая, что я совсем недавно работаю в этой службе”.
Она почти физически ощущала, как воспринимает все это Вэнс. Девушка уже давно подметила, что тот пытается установить с ней интимные отношения еще до свадьбы, но именно этого-то она решила ни в коем случае не допустить.
Когда все же Вэнс внял ее доводам, Барбара, с облегчением положив трубку, в порыве нежности к нему подумала: “Я действительно его люблю”.
Через мгновение у нее вдруг закружилась голова.
Ощущение было необычным. Оно ни в какое сравнение не шло с привычными ей мигренями. Сначала – ощущение легкого вихря в ней самой и вокруг нее. Затем – необыкновенная легкость и впечатление, что вот-вот она, совсем невесомая, кружась, воспарит ввысь. И почти одновременно с этим – неистовая эйфория и неведомая ей до сих пор глубина чувства комфортности и переполненности силой. Все это длилось не более двадцати секунд и исчезло так же внезапно, как и появилось.
Смущенная и несколько встревоженная, Барбара тем не менее быстро взяла себя в руки. Подумав, не принять ли таблетку аспирина, она тут же отказалась от этой мысли, так как никаких видимых причин для этого не было. Она прекрасно себя чувствовала: в голове – полная ясность, в теле – неуемная энергия.
Она уже приступила к печатанию, когда краем глаза уловила какое-то движение сбоку. Повернув голову, она увидела Джона Хэммонда, неподвижно стоявшего на пороге ее небольшого кабинета.
Барбара застыла, как это обычно случалось с ней в присутствии Хэммонда. Затем медленно развернулась к нему лицом.
Хэммонд рассматривал ее с задумчивым видом. Это был крупный – под метр восемьдесят, – атлетически сложенный темноволосый мужчина со стальным взглядом серых глаз. Ему было лет под сорок. Но с самого начала работы с ним Барбару поражало не исходившее от него ощущение физической мощи, а сила интеллекта, явственно проступавшая в чертах лица и в глубине глаз. “Вот так, наверное, выглядят настоящие супермены”, – уже не в первый раз подумала она.
– С вами все в порядке? – участливо спросил Хэммонд. – Мне показалось, что вы вот-вот упадете с кресла.
Барбаре стало досадно, что кто-то видел ее легкое недомогание. Она робко пробормотала:
– Извините, я, наверное, замечталась.
Его взгляд еще на некоторое время задержался на ней. Потом, покачав головой, Хэммонд повернулся и вышел.